Геологов компания отяготила ксенобиологами, от которых я и узнала про разногласия насчет молока. Отдельную экспедицию для исследователей устраивать дорого, а исследовать планету надо. Ой, как же они грызлись! У нас просто колики делались от смеха. В конце концов, мы стали в экспедиции главными людьми. Когда биолог умолял влезть в болото, а геолог умолял влезть на гору, и ни туда, ни сюда не проходили вездеходы, именно мы решали, куда наши нукты потянут их и их драгоценную аппаратуру.
Все из-за тамошних лесов. «Крысы» на Терре-5 не могут идти у земли, там слишком тесно. А сверху ветви гигантских деревьев сплетаются в почти сплошную плотную крышу, и если подняться над ней, нельзя сказать точно, где сумеешь пробиться вниз сквозь кроны. Для кого-то это, может, и не важно, но ксенобиологи — понятная публика. Все-то им нужно обнюхать. Вот мы и шли практически пешком.
Это было замечательно.
Я лежала и грезила. По земному времени, Гринвичу, действующему на всех человеческих кораблях, минуло три часа ночи. Через пять часов корабль выходил из состояния мерцания. Через пять с половиной садился на Терру-без-номера.
На планетах, входящих в реестр освоенных человечеством, численность населения колеблется от десятков до десятков тысяч. И лишь на Терре-без-номера, она же Земля-2, колония превышает миллион человек.
Потому что она Земля-2.
Захватив огромное количество пригодного для жизни пространства, люди обнаружили, что совсем не хотят покидать колыбель. Жить вне Земли непрестижно. Престижно только путешествовать.
Это очень тяжело — знать, что твои дети могут никогда не увидеть синего неба.
На таможенную проверку ушло три часа. Нас с Эльсой только окинули взглядом и поприветствовали. Таможенники отлично знали, что на корабле кемайловые, и торопились их щипать. Но и с теми, видимо, все проходило по накатанной.
Местное время Терры-без-номера подарило нам рассвет. Земля-2 подарила нам клены, и липы, и тополя, и запах шиповника в теплом ветре. И высокое синее небо, медленно возносившее к зениту лучшую из драгоценностей, бело-золотую звезду, наше ласковое желтое солнышко. Ради этого, ради потрясающего чувства родины люди пожертвовали самым дорогим — имиджем.
Земля-2 стоила своей цены.
Сосны, и ясени, и земляника.
На Терру-без-номера никогда не завозили семян или саженцев. Это все — местные формы. На самом деле они довольно сильно отличаются от земных растений, на взгляд профессионала. Но я, к счастью, не ботаник.
Мы с Эльсой и Ирлихтом вышли из здания порта вместе. Посадочную территорию окружал большой парк, полный людей и не людей. Эльса стояла, в восторге озирая Вторую Землю. Ирлихту было все равно, он втихую тянул из эльсиной сумки шоколадный батончик. Уже почти добыл. И косился на подругу с опаской. Я с трудом удерживалась от смеха, но решила молчать себе в тряпочку. Ах, дети, лакомки…
— А нас вообще туда завезли? — выдала Эльса. — А куда вы… ты теперь?
— В питомник.
Эльса посмотрела на меня с пониманием. И при этом боковым зрением засекла хулиганство.
— Ирлихт! Ах ты, дрянь!
Ирлихт взвизгнул и выплюнул обслюнявленную шоколадку.
— Все! Не проси прощения!!
Меня одолели философские мысли о генетическом программировании. Существо, способное убить человека одним ударом, шарахается от девичьего кулачка и плачет, закрывая бронированную морду когтистыми лапами.
— Видеть тебя больше не желаю! — заявила Эльса, подхватив сумку. Нукта заметался в ужасе, упал на спину и подставил уязвимое горло.
— Не желаю! — упрямо сказала девочка. Я видела, как смеются ее глаза. — Уходи! Чтоб я тебя больше не видела!
— Он больше не будет, — примирительно сказала я.
Ирлихт не растерялся и шмыгнул ко мне за спину. Секунду спустя хвост щелкнул меня под коленками и я невольно села — прямо на нукту.
— Ах! — театрально сказала Эльса и схватилась за сердце. — Ты? Меня? Бросаешь?
Какие же все мы разные… Аджи не нравилось изображать кресло. И в такие игры, как Ирлихт, он не играл. И Кинг не играл, Кинг даже к Лимар ласкался только тогда, когда был уверен, что его никто не видит. А Файр играл. И величественный Рекс мог погоняться за собственным хвостом, когда возился с детьми.
— Счастливо! — сказала я, когда конфликт разрешился. Но, разумеется, общение с Эльсой на этом закончиться не могло. Мы прощались, идя по аллее, шли и прощались, и, в конце концов, обменялись телефонами. На всякий случай. Просто так.
Эльсин автобус подошел. Я провожала ее до остановки. Сама я еще не знала, каким транспортом поеду.
Счастливо, Эльса. Желаю тебе никогда не оказаться на моем месте. Даже близко к нему.
Счастливо.
2
Солнце светило. В этом полушарии было лето. Космодром оказался в средней полосе. Значит, ехать придется долго…
Эльса намеренно растянула свою дорогу, чтобы повидать разные места.
А я? Что я видела в жизни, кроме забросов?
Я была на Терре-3, но разве я видела Хрустальный Город? Тысячу водопадов, над которыми стоит вечная радуга? Алмазное море? Я была на Терре-5, и Аджи однажды втащил меня на самую макушку дерева в километр высотой, чтобы я посмотрела сверху на лес, по которому мы шли. Но знаменитые гейзеры Пятой Терры располагались в другом полушарии. Мне не довелось плавать в сгущенном воздухе горных ущелий на Маргарите. На Урале мы играли в догонялки, изнывая от тоски среди бескрайних степей. У нас не было времени, чтобы пойти в Белый Кремль или увидеть пещеры в горах, сложенных из совершенно прозрачной породы. Говорят, преломление света там такое, что полчаса спустя человек становится как пьяный…
Я видела кучу планет, у которых нет имен, а есть только номера. И что?
Я видела Ррит Кадару и едва не погибла на ней. Но кроме этого мне нечего вспомнить.
Два десятка лет я прожила на Древней Земле, и разве я видела хоть что-нибудь из того, чем она знаменита? Франкфурт-на-Майне, где я родилась, питомник в южноамериканских джунглях, Академия в Джеймсоне, Аризона. Все.
Если я когда-нибудь вернусь домой…
Я не могу вернуться. Я казнена.
Если мне выдадут настоящий сертификат, я поселюсь на Земле-2 и постараюсь забыть про цифру, прибавленную к этому имени. Я буду летать на Древнюю Землю туристкой. Посмотрю на руины мертвых цивилизаций. Закажу экскурсию по национальным паркам. Побываю в великих столицах. Вот что я сделаю.
Со мной прилетит маленькая девочка. Моя дочь. Она, наверное, будет уставать от долгой ходьбы. И я стану сажать ее на спину моего нукты. Ее будут звать Лили. А его?
Не знаю. Я пойму это, когда увижу… наверное.
Прощаясь с Эльсой и Ирлихтом, я очень далеко ушла от здания порта. А информационный центр находился как раз в нем. Мне пришлось идти обратно, но это даже доставило мне удовольствие. Парк, залитый солнцем, являл собой самую мирную картину на свете. Никто не ругался и не проявлял нетерпимости. Дети бегали с воздушными шариками. Собаки лаяли…
Собаки. И кошки. В этом не было ничего удивительного. Но какое-то странное чувство заставило меня пристальней оглядеть гуляющих. Пока я провожала юную операторшу, я смотрела только на Ирлихта, не могла отвести глаз. И ничего не замечала.
На Земле-2 своя фауна. Здесь достаточно приручаемых зверей. Теплых, смешных, пушистых. Их привозили на Древнюю Землю еще когда я была маленькой. У нас два года жил дома ушанчик по имени Юп. Потом он подхватил корь и умер. Мне его было так жалко.
Ни одного ушана. Ни одной радужной ласки.
Нет. Нет. Это просто совпадение. На соседней аллее, конечно, бузит целая толпа детей с радужными ласками на плечах. И какая-нибудь дама плывет среди розовых кустов, столь же изящна и грациозна, как ее домашний нукта.
Это Эльса меня перепугала. Здесь все-таки не Земля.
Даже в очертаниях материков обнаруживалось что-то общее… Одну из стен в зале ожидания целиком занимала электронная карта полушарий Земли-2. Говорят, что если сравнивать с картой земных полушарий эпохи мезозоя, то сходство будет невероятным. Есть «Америка», хотя это один вытянутый материк, напоминающий формой силуэт кобры с раздутым капюшоном. Есть «Африка» и «Азия», слитые воедино. Европы нет, зато вместо Австралии и Антарктиды разом имеется еще один материк, вблизи полюса. Многочисленные архипелаги, реки, горные цепи…
И океаны.
В пути мне лень было изучать планету, на которую я летела. Голову занимало другое. У меня вполне хватало денег для того, чтобы не высчитывать экономию в сотню-другую кредитов. И почему-то я была уверена, что питомник находится на том же континенте, что и космодром. Как-никак, всего миллион двести тысяч населения, ну куда уж расселяться по разным материкам?
А «крысы» над водой не ходят. Упора нет…
Экраноплан курсировал раз в трое суток. Мне повезло — я попала аккурат в нужный день. Ждать было всего девять часов.
Ха! «Всего». Пару дней прождать было бы легче. Я бы сняла номер в гостинице. А так я не знала, куда податься. Достопримечательностей на Терре-без-номера нет, кроме зоопарка. Даже мемориалов боевой славы нет. На многих колониях шли сражения с ррит, но Землю-2 отобрали у анкайи уже после Великой войны. Здесь все новенькое.
Я вспомнила эльсины слова. Многие возмущаются тем, что питомник для таких опасных существ, как нукты, завели аж на самой Древней Земле, а не на одной из планет-колоний. Странно. Странно, что люди не помнят — когда строили первый питомник, у человечества уже не оставалось колоний. И почти не оставалось космического флота. Сохранились разве что грузовозы и беззащитные исследовательские шхуны. Ррит нравилось охотиться за боевыми кораблями, скучную работу по уничтожению прочего они оставляли на потом.
Вот эти-то шхуны и грузовозы и выиграли войну.
Один исследователь случайно обнаружил планету нукт. Они успели передать добытую информацию прежде, чем их сожрали «комарики». У кого-то в близком к отчаянию командном центре случился инсайт. Вслед за шхуной отправился переоборудованный грузовоз.
Вскоре на оставшиеся корабли стали ставить устройства по выбросу «умных капсул». И поначалу искренне удивлялись тому, как это оказалось эффективно. Потом в строй встали генетики. Технически коррекция оказалась несложной. Потом в бассейне Амазонки появился питомник. На все ушло не более трех лет.
Для того чтобы прежнюю доминирующую расу сменила новая, потребовалось еще лет десять. По их истечении на экраны вышел ролик, который прославлял величайшую победу в истории человечества. Первую настоящую победу.
Ррит Кадара, распадающаяся на части под обстрелом обезумевших от ненависти землян.
Всякий, кто поинтересуется вопросом, найдет, что не существует оружия, способного расколоть планету. Но никто не интересуется. Есть и более важные проблемы.
Да, у меня опять философские мысли.
Я поела в недорогом ресторане. Прогулялась по главной улице единственного города Терры-без-номера — с восьмисоттысячным населением. Убедилась, что театры и кинематограф не предложат мне ничего интересного. Купила что-то из одежды и косметики — все совершенно ненужное, но хоть пару часов убила на шоппинг. Купила пару книжных новинок, которые мне совершенно не хотелось читать. Вернулась в зал ожидания и предалась раздумьям — пойти мне в зоопарк или на фильм про экстрим-операторов?
Придется в зоопарк. Фильм приведет меня в состояние буйного ехидства. Это точно. Им же неоткуда взять настоящих боевых. Разве что оператора пригласят на роль. Но это вряд ли. Поэтому нукт киношники рисуют цифровым образом. На светлых кадрах фальшивка заметна, но не в картинке дело. Не могут они убедительно смоделировать нуктовую пластику, хоть убейся. То кошки получаются, то гусеницы какие-то. Публике, конечно, все равно, а по мне так убожество.
И я пошла в зоопарк. Неожиданно вышла очень веселая и приятная прогулка. Солнце, цветы, дети, звери. Я вовсе не оказалась единственной одинокой взрослой среди мамаш, как боялась. Все улыбались… я так давно не видела столько улыбок сразу. Ушанчики оказались совершенно ручные, лазали повсюду без всяких клеток. Я их кормила попкорном, это делать можно. Обожаю ушанчиков!
Завтра я пойду искать себе друга, живое оружие. И я не должна думать об ужасах Ррит Кадары. И упиваться собственной тоской. Очень многое закончилось. Стало быть, многое и начнется.
Я уже знала — я назову его Лайт.
В здание порта я вошла, все еще внутренне смеясь. От души. Какой-то папа, отягощенный, видимо, не только своими детьми, но и соседскими, на выходе из зоопарка закупался мороженым. И случайно купил на одно больше. Карапузы чуть не передрались. Идея «лизать по очереди» им не понравилась. И тогда мудрый отец всучил вафельный стаканчик «вот этой тете». Я так растерялась, что даже ответить ничего не смогла, кроме «ой, спасибо». Стояла с глуповатой улыбкой, пока чадолюбивый джентльмен не шепнул мне, улыбаясь: «да вы ешьте, ешьте»…
Оставалось меньше часа до отбытия экраноплана. Можно и посидеть. Весь день провела на ногах. Я нашла место, достала новоприобретенный роман и подняла глаза на стенные часы.
И увидала ее.
По телу прошла такая дрожь, что я вновь ощутила на себе биопластиковый контур, о котором уже успела забыть. Пластик начал готовиться в драке. Из едва заметной пленки на коже он превращался в упругий экзоскелет.
«Аджи, кто? Кто плохой?»
Над экраном справочника стояла местра Арис.
Туристка.
Мало ли по какой причине она могла оказаться одновременно со мной на двух планетах. Уже четыре месяца прошло. Она не имеет никакого отношения к тому, что было со мной на Фронтире. Я просто встретила ее там впервые. Она ассоциируется у меня со всем этим. С Аджи, которому она не понравилась. С Аджи, который страшно беспокоился, но лез ко мне ласкаться, надеясь, что я поверну машину и не пойду в ангар. Он, может быть, слишком нервный для боевого, Аджи, но удивительно чуткий. И обаятельный. Втирается в доверие к кому угодно, хотя под настроение и попугать может. Хитрюга.
Наверно, дети будут похожи на него…
Арис обернулась и встретила мой взгляд. На ее лице появилась и пропала вежливая улыбка. Она снова уткнулась в справочник, нашла там что-то. Уголки накрашенных губ довольно приподнялись.
Местра Арис закрыла сеанс, сверила время и уверенным шагом направилась ко мне.
Надо же. А я думала, она меня не узнала.
— Местра Джанарна? — бархатно уточнила Арис. — Превосходно выглядите, милочка. Прошу прощения, я не стала звонить вам там, на Фронтире. Я нашла другого оператора.
И она уселась рядом со мной. С высокомерием, совершенно ребяческим в своей наивности. Ха! Я почти улыбнулась.
— Рада за вас. Я все равно не смогла бы оказать вам услугу. Вы ведь искали туроператора.
Какая у нее дорогая тушь. А ресницы подкачали. Странно, что такая шикарная дама, как Арис, не хочет разориться на импланты.
— Я не понимаю, — почти капризно сказала она.
— Я экстрим-оператор.
— И в чем разница? — она нервно щелкнула замком сумочки. — Экстремальный туризм, разве нет?
Тьфу ты. Сейчас как раз очередной боевичок про нашу сестру вышел. Ну, как она может не знать, кто мы такие? Неужели действительно интересуется только модой?
— Нет. Некоторым образом спецназ.
Ненавижу так говорить. Настоящие спецназовцы нас готовы с кашей съесть.
У Арис задрожали губы. Она немного отодвинулась от меня.
— Какой ужас!
— Что же в этом ужасного?
Нет человека, мнение которого интересовало бы меня меньше, чем мнение чудеснейшей местры Арис. Оно меня развлекало. Только и всего.
— Это ужасно, — безапелляционно объявила местра. — Кровь, вонь! И эти слюнявые звери! Фу!
Я изумленно моргнула.
— А где же ваш… нукта?
— Поми-илуйте! — пропела Арис; я уже видела этот нежный оскал. — Они сейчас не в моде. Пришлось отдать его на усыпление. Теперь у меня кошечка.
И эту кошечку ты тоже отдашь на усыпление, когда в моду войдут ушаны. Или гигантские стрекозы с Терры-3, смышленейшие, между прочим, существа. Или пушистые змеи с Локара. Или собаки. Кошечка, сумочка, туфельки, какая разница? Вышло из моды, и все…
Мне вдруг стало интересно.
— Местра Арис, позвольте полюбопытствовать.
— Да-а?
— Что вы хотели найти на Фронтире?
— О! — сказала она, и глаза ее загорелись. — Может показаться глупым, но я совсем недавно узнала, что это… это Ррит Кадара! Удивительно. Утонченно. Я сразу же поняла, что это моя мечта. В смысле, конечно, сафари.
Так я и думала.
— Вот! — радостно выдохнула Арис и полезла в сумочку. — Я долго не знала, что заказать, такой интересный оттенок, но ни один металл не подходит для оправы.
Брелок для ключей. В сечении он был не ромбовидный, а округлый. И длинный. Для местры Арис загнали женщину.
И почему из тебя не сделали полированный скелет?
Ррит — мощно вооруженный вид. Они хищники. У них на мордах написано, какие они хищники. Их предки были отнюдь не хорьками. Инстинктивная поза угрозы ррит — их оскаленные клыки бросают человека в дрожь и холодный пот. Никогда не видела нукту, угрожающего мне. Говорят, это сама смерть.
Когда воины ррит смотрели на меня в пустыне, мне было страшно. Они бы меня убили. И я хотела, чтобы Аджи разорвала их. Но все же…
Охота длится не меньше суток. Иногда до трех. Ррит невероятно выносливы. Но даже их силы кончаются. И тогда у полуживой добычи выламывают клык. Или выдирают когти. Иногда еще что-нибудь отрезают. Убивают редко, но случаются среди туристов и любители черепов.
Егеря порой охотятся для себя. У них своя доблесть. Не трогают женщин. Хвастаются случаями, когда воин был до того измучен, что не потребовалось его фиксировать.
— Это была женщина, — сказала я.
— Да? — удивилась Арис. — Никогда бы не подумала. Такая здоровенная! Фу! Ужасно уродливая. И как они только размножаются?
— Думаю, друг для друга они красивы…
Арис тряхнула волосами.
— Животные! — сказала она почти удивленно. — Знаете… там, когда ее… когда это существо загнали, я посмотрела и подумала — да ведь это животное! Как они могли строить корабли? Летать в космос?
Ррит были доминирующей цивилизацией Галактики задолго до того, как человек изобрел порох. И они считали людей животными. Как и всех остальных, впрочем. Раньше считали. Надо сказать, что в отношении бус и брелоков люди взяли пример с самих ррит. Во время войны те делали украшения из костей пленных.
Помню, я как-то в кафе сидела неподалеку от парочки нкхва. Те болтали и перешучивались. Я уже говорила, что юмор нкхва нам понятен. Проблема в том, что он бывает трех видов — черный, абсолютно черный и ультрафиолетовый.
— Ррит делали пояса из ребер х’манков, — сказал один. — Х‘манки теперь делают бусы из их клыков. Высокоцивилизованные расы, что ж ты хочешь!
— С ррит хоть зубы можно поиметь, — отвечал второй, поквакивая. — А с нас, бедных лягух? Только шкурку на абажур.
Это их очень развеселило. Хорошая шутка. Они и говорили-то на SE, всеобщем английском, чтобы люди понимали.
— Эй, х’манка! — хихикая, окликнул меня первый. — Не смотри на нас с таким ужасом! Мы всего лишь маленькие жабки!
Они совершенно не похожи на лягушек. За исключением некоторых черт амфибий. Если уж искать похожее земное животное, то это будет геккон. Но нкхва нравятся именно лягушки.
Местра Арис с удовлетворенным видом покрутила в пальцах свой брелок. Женщины ррит не ходят в пустыню. Среди них нет «неадаптированных» — тех, кого настолько терзает стыд и жажда мести, что они готовы погибнуть, лишь бы погибнуть в бою. Это привилегия исключительно мужчин. Я не верю, что Арис не знала, кого для нее загоняли. Она, скорее всего, специально за это доплачивала.
— Что привело вас на Землю-2?
Я сперва даже не поняла, кто говорит. Арис белозубо улыбалась, чуть склонив голову.
— Дела, — сказала я наконец.
Объявили посадку. Вот счастье-то.
— А я — к друзьям, — мило поведала она. — Ваш рейс? Увы, мой через полчаса. Приятно было пообщаться.
Я машинально пожелала ей удачи. Наверное, мужчины от Арис без ума. Холеная куколка опаснее огня. Любительница острых ощущений.
Я вот не люблю острые ощущения. То есть, конечно, они — моя работа. И я ничего не имею против. Но сверх рабочего времени — не хочу.
3
Пока экраноплан мчался над штормовым морем, успело стемнеть. Значит, уже не сегодня.
Завтра.
Лайт еще пока не знает, что ждет. Что ждет именно меня. Но мы обрадуемся друг другу, когда встретимся. Меня снова станут перекидывать через спинной гребень, втаскивать куда-нибудь с помощью хвоста и просить почесать шейку. Я буду ползать на коленках с бутылью растворителя, оттирая с пола липкие слюни. И ругаться. Он может оказаться легкомысленным, как Ирлихт или Файр, замкнутым и суровым, как Кинг, величественно-спокойным, как Рекс.
Но таким, как Аджи, он не будет.
Я не смогу.
Когда я засыпала в кресле, пришла идея — а не продать ли мне часть пластика? Одна из лент — и у меня будет нормальное лицо.
Разумеется, есть люди, жаждущие купить пластик в обход закона. Когда-то мы с Аджи даже охотились на них. Но я понятия не имею, как на них выйти. Если я попытаюсь сделать это наобум, то со стопроцентной вероятностью выйду на полицейских агентов. А с моим сертификатом это смерть. Настоящая, не фигуральная.
Пусть лучше остается так. Почти полный костюм.
У нижней оконечности «Азии» ярилась буря. Тропический север «Австралоантарктиды» встретил экраноплан нежнейшими цветами восхода и полным штилем. Я шла по короткой технической набережной, волоча сумку и рюкзак. Смотрела, как внизу море облизывает зеленые камни и колышет водоросли. Экватор Земли-2 подкачал. Пальм здесь не было. И вообще растительность довольно сильно отличалась от земной. Хотя… ладно, можно считать эти зеленые торчки за кактусы без иголок.
Рыбацкий поселок. Десять тысяч человек. Морские курорты остались на том берегу. Здесь только порт. Люди занимаются делом. И найти машину внаём — проблема.
В муниципалитет, что ли, отправиться? На чьем-то заборе я обнаружила выцветшую от солнца карту окрестностей. До питомника пятьдесят километров. Вот же глушь… впрочем, глушь все, что не Земля, большой разницы нет. Да и на Земле — тоже кое-где глушь.
Надо обладать исключительной психической устойчивостью, чтобы здесь жить. И очень, очень любить свое дело. Здесь ведь не только мастера — биологи, врачи, лесники, другой персонал. Человек двадцать наберется. Интересно, какие они? Я была в питомнике только однажды и почти ничего не помню. Да и маленькая была. Много раз хотела съездить посмотреть, меня бы приняли с радостью, но все не могла выкроить время.
А потом меня казнили, и мне стало нельзя туда, где меня бы приняли с радостью…
— Янина? — ласково сказали за спиной. — Это ты?
Обернувшись, я сначала увидела звездные глаза в лучах морщин. Только их. И потом уже — сухонькое тело, седой комелек над затылком, блузу с кружевами. Смуглая кожа ее стала почти черной от возраста. Старушка Кесси удивительно бодра. Она бы выглядела еще моложавей, но слишком много ее жизни съела война.
Ей семьдесят восемь лет.
Она прошла Великую войну с начала и до конца. Сначала пилотом шаттла, потом вторым пилотом на боевом корабле, потом — экстрим-оператором. Она была одной из первых. В те времена, когда доминирующей расой были ррит, а победа казалась чудом, которого может и не случиться. Это ее Джеки убил восьмерых во имя любви к ней. И хранил ее наручный компьютер.
После этого ее оружием был Гарм.
— Ванаккам, Кесума-дэви, — сказала я.
Так вот где она поселилась. Я знала, что прославленная Кесси Джай жива, но думала, что она где-нибудь на Земле. Ее военная пенсия с выплатами за все награды и ранения — неплохие деньги, она может позволить себе жить, где хочет. Кроме того, у нее внуки… Почему именно здесь?
— Здравствуй. Нам сообщили, что ты летишь, — она щурилась, улыбаясь. — Пойдем, моя машина за углом. Как раз время к завтраку будет, когда приедем…
Наверное, мастер Михаль сообщил. Он выписал мне направление. Я и не считала, что нужны еще какие-то действия. Приеду, предъявлю, меня проинструктируют и впустят… Не первая и не последняя. Но как они узнали, что я приеду именно сегодня?
«Крыса» мчалась над джунглями. На восток. Поднимающееся солнце било в глаза, и стекла-хамелеоны потемнели. Все-таки пилот — это навсегда. Дух захватывало от того, как гнала седовласая Кесума. Азартно посмеиваясь. Ух! Мы летели к мысу Копья. Один из немногих географических объектов Земли-2, получивший собственное имя. Там находился питомник.
Да, точно Михаль. Я, помню, к тому времени уже взяла билет и сказала ему, какого числа по земному времени корабль придет на Терру-без-номера. А расписание экранопланов всем известно.
Когда Кесума, миновав ворота питомника, уронила «крысу» в пике, мне едва дурно не стало. Как в ее возрасте можно устраивать себе такие встряски?
— Остается не так много удовольствий, — ответила она на мое невольное восклицание. — Это одно из них… Я укорочу себе жизнь, если стану отказываться от того, что радует.
К завтраку мы, несмотря на дикую гонку, все-таки опоздали. Персонал разошелся по своим делам. И Кесума потчевала меня вкуснейшей снедью из своих ларцов, рассказывая попутно бесконечные истории из жизни, как всякая старушка…
Однажды она, со сломанной ногой и тремя ребрами, валялась на полу базы ASD-17/1. И рритский солдат уже достал нож. Ррит добивали раненых только холодным оружием. Так требовали их кодексы. Он уже примеривался, когда Джеки сшиб его собственным весом в прыжке. И прирезал. Когтями. А потрепанные по самое не могу космопехи успели посчитать их погибшими и собирались улетать. Она кричала в голос, потому что Джеки уже не заботился о ее ранах, когда мчался по коридорам с ней на спине, надеясь успеть — и успел. И кто-то вслух пожалел о том, что они успели, потому что десантники очень сильно не любят экстрим-операторов, а раньше не любили еще больше. Она не поняла, кто, потому что ничего не соображала от болевого шока. Тогда Джеки положил ее на пол, расплющил сквернавца о стену и показал зубы. И тот обгадился. Еще мало кто верил, что генетически модифицированные псевдоящеры для людей не опасны. Командование почти силой впихнуло экстрим-оператора в отряд. Чутье Джеки два раза спасло солдат от неминуемой смерти, но в обратный путь они все равно хотели отправиться без него…
И после такого Кесума не может умереть в больнице или доме престарелых. Лучше однажды лечь и уснуть где-нибудь в джунглях. Потерять сознание в «крысе» и разбиться.
Я ей позавидовала. Я-то точно не умру старой. А хочется.
— Ну как? — спросила она наконец. — Готова? Давай направление, оставим здесь. Ну их, бумажки. Потом все подпишем, напишем, распечатаем в экземплярах и выкинем. А сейчас лучше пойдем искать мастера. Он один. Игорь, второй, на Урал к родне улетел… а Дитрих в орхидеях.
Мы действительно нашли его в орхидеях.
У побережья, подступая к самой соленой воде, тянулись к небу исполинские деревья с зеленоватой корой. Или не деревья. С тем же успехом они могли быть чем-то вроде гигантских хвощей. Подлеска почти не было, но по стволам вились в невероятном множестве и разнообразии цветущие лианы. Замысловатые, словно нарочно придуманные, яркие соцветия. Чудесное место.
За стволами шумел прибой.
Здесь нет купальщиков, поэтому нуктам разрешают плавать в море. Им это очень нравится. Оград нет — малыши все равно не уйдут от матерей, а самки существа разумные. Кесума дружески сжала мою ладонь, шепотом пожелала удачи и отправилась обратной дорогой.
Он вышел мне навстречу из-под ветвей, ниспадающих до земли. Я узнала сразу. Не узнать невозможно.
Мастер.
Всеобъемлющее спокойствие. Душевная гармония, глубокая и полная скрытой мощи. Нота флейты, полнозвучный органный аккорд, луч сквозь листву. Океан. Удивительная добрая безмятежность. Она не только наполняет самого мастера, но и передается другим. Это дар. Дар умиротворения.
На свете всего пять-семь человек мастеров.
Я улыбнулась ему. Он выглядел моим ровесником, а значит, был лет на десять старше. Крепкий мужчина выше среднего роста. Загорелый. Волосы и глаза у него были совершенно одинакового оттенка, темно-коричневые. Густая шевелюра до плеч и по нескольку браслетов на каждом запястье. У плеча браслет. Все — из стальных цепей, но в сочетании с драной солдатской майкой и штанами, замызганными до самого ремня, все равно выглядело забавно.
— Янина.
Он ответил на мою улыбку. Подошел ближе.
— Дитрих.
Крепкая мозолистая ладонь. Он курит. Зубы желтоватые, майка пропахла крепким табаком и мужским потом.
И вдруг за его спиной из кустов с писком вынесся лихой малыш. Не больше метра в длину, вместе с хвостом. Прыжок, другой, — он летел прямо в спину Дитриху, и я вздрогнула. Маленький нукта не сообразит полностью втянуть коготки. Сейчас он играючи вцепится мастеру в плечи, и тот получит удар десятка скальпелей…
Дитрих двигался так же неторопливо, как прежде. Он закинул руки через голову, чуть отклонился назад и поймал верещащее дитя за запястья.
— Ух ты! — сказали мы в один голос. Малыш восторженно взвизгнул и повис у Дитриха на плече, быстро-быстро дыша.
— Месяц назад вылупились, — сказал мастер счастливо. — Носятся как наскипидаренные, день и ночь. Спать невозможно. У нас тут врач-ксенолог, Анжела, так позавчера один пролез в форточку и уснул у нее на подушке. Она проснулась и решила, что ей кто-то клея в постель налил. Розыгрыш. Поворачивается, а там вот такое.
Я улыбнулась. Дитрих стащил нуктенка с плеча и сунул мне. Мурашки побежали по коже. Это, конечно, не человеческий младенец, его и уронить можно, но таких крох я никогда не видела вблизи. Я присела на корточки, держа дитё на коленях, и стала щекотать под щёчками и под грудкой. Он глубоко вздохнул, замер и вдруг начал урчать — громко, как моторчик.
