Письма Уильяма Берроуза

Соседи нам попались зажиточные, респектабельные, не лезут в наши дела, и мы не суемся к ним. Кайфово. Любопытство не в чести, окружающие забивают на тебя, даже домохозяйке плевать, чем ты занимаешься. Вилли и Жюли вовсю играют с соседскими ребятишками – эти воспитаны хорошо, на европейский манер. В трущобы местные я не вселюсь никогда, ты что! Они сродни азиатским: те же грязь и нищета; тротуаров нет, люди срут прямо на улице и в дерьме же дрыхнут, мухи ползают по ним, как по говну. Торговцы (почти все – прокаженные) сидят на углах, разводят костры и куховарят; хрючило то еще, но его покупают.

Так когда тебя ждать? Чего тянуть вообще? Айда, приезжай прямо сейчас! Что тебя в Нью – Йорке держит?

Еще новости есть? Сколько лет схлопотал Герберт [Ханке]?

Я почти гражданин Мексики. Осталось уладить парочку формальностей.

Кстати, вот тебе забавная цитата из воскресного приложения одной газетенки, об отвратительном состоянии парка Аламеда (местный аналог Центрального парка в Нью – Йорке): «На газонах лежат, развалившись, злобные люди, пьют текилу и курят марихуану. Они выкрикивают ругательства в адрес проходящих мимо стражей порядка». В Нью – Йорке такого не встретишь, согласен?

Хочу купить себе ранчеро[108]. Может, на пару с Келлсом Элвинсом, моим техасским партнером и совладельцем бизнеса. Нужно местечко за городом, где получится спокойно охотиться и рыбачить. Надо, правда, держаться ближе к городу или к соседним ранчо (они объединяются в целях безопасности) – почти везде валандаются шайки бандитов, человек по тридцать – сорок. Позже планирую купить ранчо и дом в Мехико.

Хотелось бы прочесть новую книгу Селина[109]. Говорят, он очень достоверно описывает жизнь в Дании. Особенно в пассаже, где боится, будто легавые, завидев людей, спорящих из-за денег, умотают со станции.

Ну, пиши.

Всегда твой,

Билл

[…]

* * *

Джеку Керуаку

[Мехико]

10 марта 1950 г.

Дорогой Джек!

Получил наконец твою книгу. Мне очень понравилось, вышло намного лучше, чем я ожидал. Гениальный ход назвать Гарвера «невзрачной личностью», а Дэйва лишить руки[110]. В Дэйве действительно было что-то от калеки.

Как соберешься ко мне – сразу напиши, потому что я могу дней на десять уехать в Масатлан. Мой адрес: Мехико, Лерма, 26. Только живу я на Реформа 210, дом 8 (Paseo de [la] Reforma, вот как). Или отправь письмо Бернабе Хурадо[111], он живет в Мехико на Мадеро, 17. Это мой адвокат.

Я почти уже гражданин Мексики. Наконец-то! Избавился от США и живу в прекрасной свободной стране! У меня есть лицензия на ношение оружия – с пистолетом мне никто не страшен. Впрочем, на меня здесь тоже всем чхать. В Мехико в баре нет быков – вышибал. С тех пор, как я сюда переехал, ни с кем не поссорился, не поругался. И чего я раньше в Мексику не слинял?

Собственность в Техасе продаю и покупаю дом в Мехико. За шесть косых можно приобрести кирпичный дом с четырьмя спальнями, в центре города. А за восемь – настоящий дворец.

Я начал писать роман о джанке[112]. Вместе, пожалуй, состряпаем нечто стоящее. Я знаю, в Мексике тебе понравится, здесь можно оттянуться, и недорого. Жду ответа, пиши.

Всегда твой,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Штат Техас, Фарр,

1–я магистраль,

Келлсу Элвинсу

1 мая 1950 г.

Дорогой Аллен!

Я прочел два твоих последних письма и, по долгу дружбы, обязан кое-что высказать.

Ты верно подумал, в Техасе есть движуха. Сам вижу. Всего нескольких техасских и мексиканских богатеев «обработали» нужных людей в парламенте и теперь жиреют еще больше. Но в выгоде только они.

Перечисляю факты: (1) в Мексике работники – мексиканцы за полевые работы получают по два песо (двадцать пять центов) в день. (2) Они пехом преодолевают сотни миль по суше, затем вплавь перебираются через пограничную реку, потому что в Техасе можно заработать от трех до семи американских долларов. (3) Нелегалов обманывать стали реже. Обращаются с ними намного лучше: фермеры обеспечивают им бесплатное жилье и медицинское обслуживание для всей семьи и берут на себя юридические издержки. Я сам лично отвозил мексиканских детишек к врачу, выплачивал из своего кармана залог за работников и заботился о семьях тех работников, которых государство всеобщего благосостояния депортировало.

Говоришь, государство всеобщего благосостояния всем выплачивает прожиточный минимум? Ну да, только фермеры – не государство. Если разорятся – новых денег не напечатают. Только нанимая работников за определенную плату, можно сделать деньги. Если денег нет, то ни за какую плату работников не наймешь.

Потом землю у фермера отнимает банк. А какой в Рио – Гранде банк? «Бенсон бразерс». Это – новый вид развода. У них ни энергии, ни ума. Они сидят и спокойно ждут, пока вся долина Рио – Гранде не окажется у них в руках. Пройдет несколько лет, и банк свое захапает. Из всех, кто в Америке получает выгоду от труда нелегалов, банки жиреют больше остальных.

Что твое государство всеобщего благосостояния делает для нелегалов? Пограничники их отлавливают, а тех мексиканцев, которых не успели «обработать», посылают в окружную тюрьму. Оттуда их депортируют назад в Мексику, где им разрешается вкалывать за два песо в день и умирать с голоду. Семьи таких работников никак не обеспечиваются. (На всякий случай поясню: приезжая в Штаты, нелегал обычно привозит с собой всю семью.) Когда же дело доходит до разборок с низшим сословием, государство всеобщего благосостояния использовать оружие не стесняется.

Кто выживет в подобных условиях? Жирный богач. Мелкие фермы загибаются только так.

Довольны американской политикой крупные мексиканские землевладельцы – им-то на руку, если рабочая сила не утекает из Мексики.

Вы, либералы – наивные дурачки, не просекаете истинной сути того, как гнобят нелегалов. Коммунист или фашист сделает хитрый ход под ковром, и либерал ни фига не заметит.

Вы не знаете правды и метафизически неустойчивы. Каждая система этики имеет две базы: (1) аристократический кодекс и (2) религию. Либералы и то, и другое отвергли, оставшись ни с чем. Получается эгоизм, в котором «узлов» нет. Противопоставь этому кодекс поведения, если хочешь, или свою веру в некий космический порядок. Человек, не исповедующий кодекс религии, поставит чужие интересы над своими разве что из пустого предпочтения. Зачем ему мыслить «шире во времени», выходя за пределы собственной жизни? Какое дело ему до «сложных проблем» или «падения человечества»? Отчего не пользовать других?

Не мое это. Я только рад буду поделиться плодами трудов со всеми, кто вложил в них силы – каждому достанется по заслугам. (Наши работники участвуют в прибыли.) Теперь же нам перекрыли кислород, и делиться попросту нечем – остались одни акры запаханных овощей. Приходится землю распродавать.

Государство всеобщего благосостояния готовится стать коммунистическим. Значит, скоро оно превратится в полицейское – под ярмом бюрократов.

В последнем письме ты пишешь, будто «к Райху относишься настороженно, потому как многие отзываются о нем отрицательно». Ты сам понял, что написал?! Подумаешь, кому-то Райх не понравился! Прислушайся к собственным чувствам и мыслям. Значит, если б ты жил в Германии, стал бы нацистом только потому, что за Гитлера проголосовало большинство?

Надо тебе прочистить мозги. Сходи на курс лекций по общей семантике, а то рассуждаешь о зле, будто бесполая матка, готовая родить плоды несогласия. (О как завернул!) Однако к сути: что, по – твоему, значит зло? Что оно по твоим стандартам? А что есть гармония и почему она предпочтительна? Что, кстати говоря, есть несогласие в политическом и экономическом смысле? Откуда возьмется «необходимость»? Что такое, прости, Господи, «мир без идей»? Это, наверное, когда кто-то отождествляет себя с устрицей, да?

Ты вещаешь мне, аки пророк, о «зле» и «необходимости», но на чем тогда в мире без идей ты хочешь построить свой моральный дискурс, если никому не приходится смотреть за пределы своей «не – сверхчувствительной реальности»? Я не глумлюсь, просто никак не пойму, о чем ты толкуешь.

И кто такие представители «низшего сословия»? Работники физического труда? Сантехники, плотники, маляры, каменщики и проч., проч.? Они, к твоему сведению, зарабатывают втрое больше среднего белого воротничка. Поконкретней, пожалуйста.

Вот ты говоришь, будто осознал себя смертным, как и все остальные. Смертный, Аллен, это определение; прискорбно, когда его используют в качестве существительного. К тому же подобное утверждение слишком пространно и потому бессмысленно: все смертные имеют общие черты, поскольку относятся к одному биологическому виду. Самая важная черта смертных, которую социальные планировщики часто игнорируют, это безграничное умение быть разными.

Моей собственной картине мира термин «не – сверхчувствительная реальность» претит. Я провел достаточно экспериментов и убедился: телепатия и предсказание будущего – вполне доказуемые явления, факты, которые может подтвердить любой, кто потрудиться поставить соответствующие опыты. И сии факты подтверждают возможность существования сознания вне тела, загробной жизни и жизни еще до рождения здесь. Телепатия – независима от времени и пространства. Я не согласен, будто данные факты бесполезны и не имеют «жизненно важного значения». Почему смотреть в будущее «бесполезно и ненадежно»? Чего ты боишься, Аллен? Откуда такая ограниченность «не – сверхчувствительной реальностью» и «осязаемыми предметами»? Откуда страх опыта, лежащего за пределами условных (и к тому же навязанных другими) границ?! Мистицизм – лишь слово. Мне же интересны факты, факты, получаемые из всякого опыта.

Сомневаюсь, будто преодолеть гомосексуальность поможет программа «тщательной, навроде профессионального обучения, работы». Не так все просто, поверь. Факт в том, что никто из ныне живущих не понимает сути нашего состояния. Понимают одни психиатры, да и то если им верить. Для понимания необходим некий архиважный факт, который отсутствует[113].

Надеюсь, ты поймешь, что это письмо – не шутка, и что я пишу на полном серьезе. Не говори мне больше подобных глупостей – ты для такого слишком умен. Чем дальше простирается диктат государства, тем ближе тоталитарный строй. Хуже бюрократии придумать ничего нельзя – она самый негибкий, а значит, самый мертвый из политических инструментов. Единственное решение проблемы – кооперативная система, но любая попытка ее установить пресекается производителями и профсоюзами. Сегодняшние профсоюзы – отростки государственной бюрократии, так же как и сами производители.

От Джека – ни слова, значит, в гости он не приедет.

Я все никак не получу мексиканское гражданство, местную иммиграционную службу будто Кафка сочинил. К счастью, мне помогает опытный адвокат, который к тому же разбирается в хитросплетениях иммиграционной бюрократии.

Как только продам собственность в Техасе, сразу куплю дом в Мехико – прелестный двуспальный домишко в центре города, из кирпича. Стоит четыре косых. Собираюсь поступить в колледж по программе для дембелей: мне оплатят учебу, дадут денег на книги и назначат стипендию – семьдесят пять баксов в месяц. Начал изучать язык майя и их кодексы. Да, Мексика – мой второй дом. Хочу жить здесь и детей вырастить. В США не вернусь ни за что.

Местная культура – восточного типа (восемьдесят процентов населения – индейцы). Здешние люди развили искусство не лезть не в свое дело. Хочешь носить монокль и ходить с тростью – пожалуйста, никто на тебя косо не взглянет. Мальчики и юноши ходят по улицам чуть ли не в обнимку. Нет, никому не плевать на мнение окружающих, просто мексиканцу в голову не придет, что кто-то осудит его. Сам он тоже никого судить не станет.

Пишу роман о джанке. Почти закончил и надеюсь выручить за него денежку. Хотя вряд ли кто-то опубликует его – в нем я обхаиваю Департамент по борьбе с наркотиками.

И само собой, аккумуляторы по схемам Райха я собрал. Три штуки. Поэкспериментировал и убедился: оргоны существуют. А так называемые ученые крутят носом и талдычат, мол, Райх сумасшедший, и не думают рассматривать его открытия.

Кто-то обязан знать, куда делся Ханке. Джек – мелодия еще пожалеет, что попал не в тюрьму, а в психушку[114]. Где Гарвер? Встретишь его – передай: на его пособие тут можно жить припеваючи.

Почему я встретил только один отзыв на книгу Джека в «Нью – Йорк таймс»? Роман же вроде имеет успех. Какие еще были отзывы? […]

Как дела у Гилмора? Давно не слышал о нем. И что там за книгу ты пишешь?

Джоан передает тебе большой привет. Она все так же заморочена по поводу атомных испытаний. Даже меня убедила, будто в ее дурости есть здоровенная доля истины[115]. Еще Джоан просит сказать: ко всему сказанному выше она присоединяется.

Всегда твой,

Билл

* * *

Джеку Керуаку

Мехико,

Керрада-де – Меделин, 37

18 сентября [1950 г.]

Дорогой Джек!

Ты молод, здоров и не имеешь вредных привычек. Почему не проявляешь больше активности? Вот что я имел в виду, когда писал о тебе Аллену[116]. Вмазавшись, я сижу дома, и жизни мне не хватает. В Мехико ее больше, чем в Штатах, потому как здесь никто тебе ни в чем не препятствует. Мне прекрасно известно, сколько жизни крадет джанк, и поэтому я стремлюсь завязать. Но ты-то – ты не сидишь на игле, так что живи, действуй! Сидеть на жопе и твердить, мол, «весь мир во мне» – такое себе могут позволить только тибетские буддисты, которые замуровывают себя в тесных кельях, куда еду им просовывают через щелочку в двери – пока не помрут. Так вот, знай: это не есть хорошо, не мой стиль.

Приезжал Люсьен[117]. Как ни крути, а он в хорошей форме. Было приятно повидаться с ним, жаль только, что гостил он недолго. По – моему, Люсьен познал суть прихода, на всех его уровнях. Люсьен знает куда больше того же Аллена, который намеренно от всего закрывается.

Мне совесть не позволила настоять, чтобы Люсьен взял с собой товар в дорогу. Я только предупредил его, что, мол, в дороге всего не предвидишь – вдруг машина сломается и проч., и проч. – а может, и ничего не случится. Решай, дескать, сам. Он сказал: нет. Ну да и денег у него было мало.

То, как Эл разделяет «обычную жизнь» и видения, не просто излишне, но и неточно. В смысле, деления вообще нет. «Либо… либо» – формула неточная. Есть бесконечное число уровней, на которых существуют факты, и ни один факт другого не исключает. Безумие – это смешение уровней. Видения безумцев не стоят того, чтобы выслушивать рассказы о них, потому как сами безумцы боятся жить. Они буквально помешаны на «обычной жизни», на процессах вроде: пожрать, поспать, поебаться, переварить съеденное, не заболеть да произвести на окружающих хорошее впечатление. Эти «жизненные факты» пугают безумцев, а человек не в состоянии отойти от своих страхов. Получается, видения сумасшедших невыразимо скучны и банальны.

Райх, кстати, установил, что оргоновая энергия прибывает и убывает волнообразно и что в последнее время наблюдается ее отлив[118].

Ты поступишь в высшей степени благоразумно, если поселишься в Мексике. Сам я в Штаты ни ногой. Ну, если только закончатся в США «грязные делишки», как ты говоришь. А пока пусть кого-то другого пропустят через «железные кольца».

Джоан и дети передают тебе большой привет.

Всегда твой,

Билл

1951

Аллену Гинзбергу

Мехико,

Керрада – [де] – Меделин, 37

1 января 195[1 г.]

Дорогой Аллен!

Давно уже надо было ответить на твои письма, но я много работаю. Почтой заняться не получалось.

Я готов ехать на юг – в Панаму или Эквадор. Есть много стран, где только и ждут американцев, желающих заняться фермерством. Зачем сидеть в стране, которой американские иммигранты не нужны на хрен? Вернусь ненадолго в Соединенные Штаты за туристической карточкой, потом приеду снова в Мексику – подлечусь и тогда рвану, куда решу ехать.

Думаю, фермерство в тех странах – идеальное занятие: миллионы акров бесхозной земли, а еду ввозят из-за границы. Можно начать с нуля и подняться за парочку лет. Охота и рыбалка там замечательные: живя на ранчо, о еде беспокоиться не придется. Одна беда – с наличными туго. Собственность в Техасе я продал, вот только покупатель выплачивает причитающуюся сумму не разом, а частями. Похоже, мне, как истинному первопроходцу, дело предстоит начинать копеечное, без размаха.

Отправил Люсьену рукопись своего романа, попросил пристроить ее куда-нибудь, желательно за хорошие деньги. Было бы круто задвинуть книжку за штуку баксов, хотя, боюсь, продать ее не получиться вовсе. Кто знает…

Люсьен пишет, будто ты превратился в натурального сатира – полукозла из греческих мифов, которому постоянно хотца и хотца, а не в того, который Жан – Поль Сартр, экзистенциалист. Молодца, так держать и ни шагу назад.

Говорят, Ханке придется еще год сидеть, хорошего впечатления на комиссию по досрочке ему вряд ли произвести. Малыш Джек [Мелоди] – продума#н, извернулся и уже на свободе.

С ответом, пожалуйста, не затягивай. В Мексике я пробуду еще месяц или около того.

Всегда твой,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Мехико,

Керрада – [де] – Меделин, 37

11 января 1951 г.

Дорогой Аллен!

Спасибо за письмо. Делать дело с Petit Jaque[119] буду только рад. Смело давай ему мой адрес, если он того пожелает. В бизнес я возвращаюсь, но торговать стану оптом. Розничная торговля в Мексике? Увольте. Здесь либо работаешь на высшем уровне – с адвокатами, бизнесменами, шефами полиции и губернаторами штатов, – либо с пропойцами и бомжами без галстуков, пиджаков и носков. Последние сдадут тебя врагу за пятерочку баксов. Сейчас у меня на руках энное количество черного[120] – взял по сорок баксов за фунт; планирую сбыть в ближайшие дни.

В Нью – Йорк возвращаться не стану – куплю туристическую карточку на границе и вернусь сюда тем же днем. Если Джеку приспичит поговорить со мной – пусть в Мехико заезжает или хотя бы на границу. Лучше, конечно, в Мехико, там попрохладней, к тому же паровозом от границы до города съездить стоит всего пятнадцать баксов. Запросто могу наладить экспорт товара в Штаты, в любом количестве.

Устал я мотаться по инстанциям и выбивать себе гражданство, так что останусь в Мексике как турист. Вдобавок тут есть законы, ограничивающие иммигрантов в правах на владение землей. Правило, конечно, можно обойти, но я лучше осяду, где американцев ждут и готовы отдать им сколько угодно земли, лишь бы работали. (Я ранчо хочу, ранчо!) Буду работать в стране, чье правительство меня не станет ограничивать и не заберет на законных основаниях ферму, когда развернусь хорошенько. Правда, из Мексики уехать я не готов. Нужны бабки, лечение, и дела тут закончить неплохо бы. Если подвернется денежная работенка – само собой, я уцеплюсь за нее.

Люсьена в долю возьму – на десять процентов[121]. Не хочу задаром грузить на него проблемы, тем более знаю, каковы они в таком деле.

Передай, пожалуйста, ему эти слова от меня.

Да, Бозо[122] я помню. Он, вроде, газом траванулся, или как? Тут у нас в колледже, ну, где мне стипендию выдают (семьдесят пять баксов в месяц), окочурился один профессор – гомосек из Миссури[123], декан факультета антропологии. Наглотался каликов. Утром его нашли в спальне, заблеванного. Сказали, самоубийство. Ага, как же. Передоз, самый натуральный передозняк барбитуратами.

Про фирму Вассермана[124] ничего не знаю, но за работу, если предложишь, возьмусь. Надеюсь, будет интересно, к тому же деньги к деньгам идут. Старый империализм уже ничего не решает. Сомневаюсь я, что твои работодатели заставят тебя делать нечто такое, что вызовет угрызения твоей либеральной совести. Если хочешь по – настоящему разбогатеть и жить так, как американцы не жили с 1914–го, поезжай на юг Рио – Гранде, юноша! Тут такие возможности, такая свобода! Эти страны (Мексика целиком и государства дальше на юге) напоминают Америку 1880–х. Сколько угодно назову тебе занятий, могущих сделать богатым любого, кто в Мексике усердно поработает лет эдак десять.

Лично я выбираю фермерство. Почти все страны Центральной Америки еду импортируют, а ведь у самих миллионы акров чудесной земли. Бесхозной! Просят два бакса за акр – такой земли в Штатах и по пять сотен за акр не купишь. Можно зарабатывать бабки и жить на ранчо, катаясь как сыр в масле. Охотиться, рыбачить, содержать фазенду, полную слуг, и расходы притом – нулевые […] Занимайся чем угодно, живи как угодно. Нет, если и покину я Мексику, то поеду только на юг. В Штаты вернуться? Хрен вам! Недолго пожил здесь и уже привыкаешь ко многим благам. Например, если ты прилично одет, то коп видит в тебе человека выше себя и уже не посмеет останавливать и спрашивать о чем-либо. Ничего не стоит купить разрешение на оружие, на наркотики… да на все! И за скромную плату. Как подумаю, с какой херней мирятся американцы, так поражаюсь: чего я раньше сюда не уехал?!

Всегда твой,

Билл

P. S. Напишу Люсьену, чтобы выжал из страховой фирмы все до капли. Со страховыми компаниями иначе нельзя, они при любой возможности пытаются отмазаться от выплаты компенсаций. Компания – безликое существо, ведомое единственным принципом прибыли, а потому не имеет права рассуждать о морали. Любые действующие нормы поведения основаны на взаимоотношениях между людьми. Доверьте мне деньги, и я не украду их, даже если мне за это ничего не будет. Компания же всеми силами старается задушить в себе человека, не доверяя никому и ничему. Поэтому обманывать компании – дело честное, и я бы взялся за него без сомнений. На месте Люсьена я бы тряс страховщиков как грушу.

На мне ответственность не только за себя, но и за Джоан с детьми. Интересы семьи я ставлю превыше всего. С таким иском, как у Люсьена, я б страховщиков ободрал как липку – в противном случае считал бы себя виновным в преступной халатности.

У меня есть не только полное право, но и святая обязанность вооружиться и защищать себя и семью, дабы никто не лишил их полагающейся им поддержки.

* * *

Джеку Керуаку

Мехико,

Керрада – [де] – Меделин, 37

28 января 1951 г.

Дорогой Джек!

Рад, что «Джанк» тебе понравился. Я уже писал Лю[сьену]: там все на месте, и последняя строка действительно звучит так: «Хочешь заторчать?», и последняя глава действительно состоит из одной страницы. Поэтому ты прав.

Да, на две с половиной штуки здесь протянешь долго, а работу и правда трудно найти. Лучше искать сразу в Штатах. Большая часть американцев, работающих в Мексике, нанимались в Америке.

Венесуэла – единственная страна в Южной Америке, куда я ни за что не поеду. Дорого и людей слишком много. Лучше присмотреться к Панаме, куда и отправлюсь в ближайшее время. Если мне там понравится и если сумею раздобыть денег, то переберусь туда насовсем, ранчо куплю. Панама не особенно далеко от Мексики – временами смогу наведываться сюда.

Келлс тут, со мной. Может, войдет в долю и поедет в Панаму. Ну, а с рукописью, думаю, вы справитесь. Пристройте ее куда-нибудь; ты ж опытный, и я тебе во всем доверяю.

Да, о Бобе Б[ранденберге] и Малыше Джеке Мелоди узнать буду рад. У меня завязалось несколько знакомств, и если в Штатах все выйдет на мази, то сумею неплохо подняться. Например, куплю черного по полторы сотни за фунт. Мне просто любопытно, что у них на уме. И как Джек сумел выбраться из дурдома? Так быстро! Пробкой вылетел!

Джоан и дети передают тебе всего наилучшего. Напиши поскорей.

Всегда твой,

Билл

P. S. Просто не понимаю страсти Нила к путешествиям. При таких обстоятельствах-то, какие сейчас в Америке! На что он живет? Ему бы здесь пришлось неплохо. Многие американцы в Мексике работают гидами или бомбят, неплохо при этом зарабатывая. Нил бы с такой работенкой справился. Сто песо в день, верное дело.

* * *

Люсьену Карру

Мехико,

Керрада-де – Меделин

15 марта 1951 г.

Дорогой Люсьен!

Я вылечился по китайскому методу[125] и завязал. С письмом отправляю тебе главу, которую надо вставить в роман, а вместе с ней – главы, которые идут до и после нее, чтобы ты сориентировался. Ну, и кое – какие правки по мелочи, с точным указанием, куда их внести.

Я подумал, капелька секса не помешает, к тому же Лафлину[126] голубизна вполне может прийтись по вкусу. […]

Ответь поскорее. Джоан передает тебе большой привет.

Всегда твой,

Билл

P. S. То, что я тебе посылаю – это лишь пример. В голове у меня дополнений еще больше. Секс и наркотики связаны неразрывно и к книге имеют самое непосредственное отношение. Оригинальная рукопись писалась, когда я употреблял. Можно даже было написать две книги: одну в период зависимости, а вторую – после соскока. Или так: половину книги – пока я сидел на игле, и вторую половину – когда завязал. Короче, высылаю этот отрывок в качестве образца, чтобы потенциальный издатель заценил, какого рода исправления и дополнения я готов сделать, если ему захочется исправленной версии. С дополнениями книга Лафлину может глянуться больше, ему отправь обязательно! Хотя, если издатель – сам трубочист, я могу перед ним и облажаться.

* * *

Джеку Керуаку

Мехико,

Керрада-де – Меделин, 37

24 апреля 1951 г.

Дорогой Джек!

Спасибо за письмо. Люсьен куда-то пропал. Я отправил ему новую главу к роману, а он не ответил. Не знаю, дошло ли мое послание. Удачи тебе с новой книгой[127].

Я соскочил и, думаю, соскочил навсегда, потому как бросил ширяться, живя на улице, где наркотой можно затариться когда угодно и в любом количестве. Месяц пил, не просыхая, потерял два пистолета (конфисковали) и чуть не помер от уремического отравления. Вернулся к диете «по три коктейля в день».

Если говорить об отъезде из Мексики, то здесь все зависит от бабок. Никакой бизнес наладить не получается, так что сваливаю на юг. В Штаты хрен вернусь. От Малыша Джека ни слуху ни духу, а вот Боб Б[ранденберг] письмецо чиркнул – насчет одного дельца, в котором все расходы и риски на мне. Письмо я убрал к прочим бумагам с пометкой «Забыть». Нью – Йорк в списке моих клиентов не значится. Американскую сторону границы я no sabe.

Спроси, пожалуйста, у Люсьена, получил он ту главу или нет. Я сам дописываю мексиканскую часть[128] для своего романа. В планах есть еще изменения: например, убрать всякую теорию, не имеющую прямого отношения к сюжету. Вырежу и все упоминания о Райхе. […] Хэл Чейз в Салина – Круз якобы строит лодку с золотистыми парусами, в тон своим волосам. Тошнотина, фу. Но чем скорей он отчалит в закат, тем лучше. Ты сам догадался, наверное: Хэл мне разонравился.

Джоан передает тебе привет. Напиши поскорее.

Всегда твой,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Мехико,

Керрада-де – Меделин, 37

5 мая 1951 г.

Дорогой Аллен!

Спасибо за то, что помогаешь с книгой. Собираюсь дописать новую версию романа, из которой Райха исключу полностью. Мексиканская часть «Джанка» еще не готова. Ох, и намучаюсь с ней – там есть секс, его описывать труднее всего.

С джанком я завязал, причем завязал, живя на улице, где вмазываться можно когда и сколько угодно: доктора соблазняли бесплатными рецептами, а барыги совали ширево в окна и щель под дверью.

В общем, завязал я железно и снова сесть на иглу не получится. Даже если захочу. Когда бросаешь ширяться по собственной воле, к наркотику не возвращаешься. (Раз в неделю покуриваю О. От ширева он отличается: пользы больше. Риск привыкания почти никакой.)

Скажи на милость, с чего ты взял, будто в романе я «оправдываю себя и свою пагубную привычку»? Никого и ничего я не оправдываю. Моя книга – самый точный отчет о переживании кошмара наркозависимости из всех, что я видел. Ни оправданий, ни запугиваний, ничего в таком духе, только голая исповедь наркомана. Вроде доклада о путешествии. Начинается роман с моего первого знакомства с джанком и заканчивается моментом, когда наркотики я больше принимать не могу. Всю теорию, без которой можно обойтись, вычеркну, ограничусь прямым повествованием. Говорю тебе, нет в романе никаких оправданий. Где ты их откопал? В Мексике понятие «оправдания» бессмысленно! Хотя куда тебе знать, ты в Штатах живешь.

Какого хрена было напоминать, что когда-то мне в голову взбрело пострелять копов! Удивляюсь тебе. Припомнил ты это так, словно руки у меня до сих пор чешутся. Кто вообще додумается стрелять мексиканских легавых?! С тем же успехом можно отстреливать лифтеров в гостиницах. В Мексике копы – не символ власти. Но не для тех, кто безнадежно туп и закован в броню. Живя в Мексике, полностью расслабляешься, в смысле перестаешь отгораживаться от других.