Алая роза Тюдоров

      – Ну и что это за самолет такой?
      – Представления не имею, – пожала плечами Дини. – Общее впечатление, если хочешь. В свое время я пересмотрела чертову уйму старых военных фильмов. После концерта довольно трудно заснуть, ну и смотришь что попало. Поэтому сегодня ночью я закрыла глаза и постаралась вспомнить, как выглядят самолеты времен второй мировой войны. Помнится, в одном из этих фильмов играла Дана Эндрюс, так мне пришлось чуть ли не половину фильма ждать, когда на экране наконец появится женщина… – Тут Дини поняла, что слишком разболталась. Кит молчал. Поэтому она просто спросила: – Тебе нравится?
      – Да, – ответил он тихо. – Можно мне взять вышивку себе?
      – Ну конечно, ведь я сделала ее для тебя. Развязав шнуровку на груди камзола, Кит засунул клочок ткани под белоснежную полотняную рубашку. На его лице застыло странное, чрезвычайно сосредоточенное выражение.
      – Дини, это наш самолет или вражеский? Она в недоумении посмотрела на него:
      – Ну конечно, наш. А что?
      – Да так. Простое любопытство, – пробормотал Кит, взяв ее под руку.
      Около двери они остановились, и Кристофер Невилл поднес ее исколотые иголкой пальцы к губам.
      – Скажи, ты абсолютно точно знаешь, что победили именно мы?
      – Очень смешно… – прошептала Дини. Впрочем, в этот момент и она, и Кит меньше всего думали о прошедшей войне.
 
      Королева Анна призвала Дини к себе за час до начала ужина. Дождь все еще лил, струйки стекали по оконному стеклу, отчего покои королевы казались еще более сырыми и холодными, чем обычно.
      – Мистрис Дини, – произнесла она с улыбкой, когда закончился придворный ритуал. – Эти ваши «пончики» вчера вечером… Я есть хочу вас благодарить. Королю они есть очень – как это вы говорить – о'кей. Понравились.
      Дини подняла на королеву глаза и улыбнулась:
      – Да уж. Он слопал их все до единого.
      – Да, я есть думать, что он кушал пять или шесть штюк за один «слоп» – так? – Королева жестом предложила Дини присесть. – Вы есть садиться. Мне нужно пожевать ваше ухо.
      – Что пожевать, ваше величество?
      – Я хотеть пожевать ваше ухо, то есть поговорить, а вы – слушать.
      Не обращая внимания на легкое удивление своей придворной дамы, королева отошла к рабочему столику и вернулась с большим конвертом в руках. Некоторое время Дини с ужасом думала, что это те самые бумаги, которые Кромвель подготовил для расторжения брака. Но потом с облегчением отбросила эту мысль. Королеву явно занимали дела совсем другого рода.
      – Читайте это, пожалюста. Это, может быть, есть вам приятно, – сказала королева, протянув Дини бумагу.
      Письмо – а это было именно письмо – поражало аккуратностью и красотой каллиграфически выписанных букв. В 1540 году Дини, пожалуй, не приходилось видеть почерка лучше. Девушка присвистнула. И ляпнула:
      – Прекрасный почерк, ваше величество. Тот, кто это писал, мог бы заиметь целое состояние, работая гравером в магазинах подарков или выписывая дипломы.
      Королева ткнула указательным пальцем с плоским ногтем в текст:
      – Вы есть читать, пожалюста.
      Дини пожала плечами и принялась за чтение.
      «Позвольте мне означенным посланием выразить вашему величеству уважение как новой королеве и свое полнейшее послушание. Я еще слишком мала, матушка, и не имею другой возможности восславить ваше величество, кроме как этим письмом. В нем я со всей почтительностью поздравляю вас по случаю вашего бракосочетания. Я надеюсь, что ваше величество проявит ко мне столько же расположения, сколько я выказываю почтительности в данном послании».
      Дини, не скрывая удивления, во все глаза уставилась на королеву:
      – Позвольте, ваше величество, я не знала, что у вас есть дети. Кто бы ни писал это послание, в нем вас называют матушкой.
      Королева Анна кивнула:
      – Это есть моя падчерица, дочь короля, моего супруга.
      – Понятно, – сказала Дини и снова принялась изучать письмо. – Скажите, сколько ей лет?
      – Шесть.
      – Что? Неужели шестилетний ребенок самостоятельно сочинил такое послание?
      Королева улыбнулась:
      – Кажется, она есть весьма умная штучка, так? Дини согласно кивнула и вновь обратила взор на каллиграфически выписанные строчки.
      – Где она живет? – спросила девушка, не поднимая глаз. – При дворе я ее не видела. Я, признаться, даже не видела маленького принца. Его охраняют, как государственного изменника.
      – Он наследник короля, самый близкий к трону родственник. Король есть хорошо заботиться о свой единственный сын.
      – Принцесса тоже наследница короля, ваше величество. Почему ее нет при дворе?
      Королева выразила удовлетворение живым участием Дини в судьбе дочери ее венценосного супруга:
      – Я есть поэтому обращаться к вам, мистрис. Значит, вам тоже есть казаться правильным, что принцесса Елизавета должна быть здесь?
      Дини, продолжая рассматривать письмо, ответила:
      – Разумеется, но где она живет?
      – Ее содержат в другой дворец. Боюсь, что король ее есть не очень любить и не хочет ее видеть возле себя.
      – Но почему, скажите на милость, король ее не любит? Она ведь совсем ребенок? – прошептала Дини. Она живо представила себе милую, умненькую девочку, которую не хочет видеть отец. Это напомнило ей переживания собственного детства. – Я не слишком хорошо знаю придворную жизнь, поэтому не могли бы вы мне напомнить, кто ее мать?
      Удивлению королевы, казалось, не было предела.
      – Ее мать есть была Анна Болейн, которую король казнить три года назад.
      – Господи, девочке, оказывается, было всего три годика, когда это случилось!
      Королева бросила в сторону двери обеспокоенный взгляд, затем на цыпочках подкралась к ней, приоткрыла створку и оглядела холл и примыкающий к нему коридор. Потом она снова заговорила, но уже приглушенным голосом:
      – Я есть показать это письмо королю. Я есть надеяться, что он почувствует жалость к маленький девочка. Я даже приказать мой повар приготовить ему пончики, прежде чем с ним говорить.
      – И что же случилось? – Дини склонилась перед королевой. Но стоило ей приблизить свое лицо к лицу Анны Клевской, как она снова ощутила густой, непривычный запах, исходивший от нее. Впрочем, на этот раз он уже не казался девушке столь неприятным, как раньше.
      – Король есть очень разозлиться, мистрис Дини. Он говорить какие-то нехорошие слова, но я не знать точно какие. Он сказал, чтобы я убираться и еще – что мать принцессы Елизаветы была шлюха.
      Дини попыталась представить себе вспышку королевского гнева, и ей стало нехорошо.
      – Значит, ей не позволят находиться при дворе, – констатировала она мрачно.
      – Не так просто. Король давать мне приказ пойти к Кромвель, чтобы окончательный ответ написать он.
      – Великолепно. Представляю, какой опекун для малолетней девочки выйдет из первого министра Генриха! Как ей, должно быть, понравится с ним переписываться!..
      – Вы так думать? – выразила свое удивление королева.
      – Нет, ваше величество, – твердо заявила Дини. – Я думаю, что все это ужасно.
      Снова заглянув в письмо, она обнаружила крохотный цветочек, нарисованный детской рукой. Он был так мал, что его было трудно заметить. Но рисунок означал призыв одинокого сердечка к сочувствию со стороны взрослых.
      – А Кромвель уже видел послание? – задумчиво спросила Дини.
      – Нет. Мистрис Дини, у меня нет никакого влияний на король. У вас – есть. Вы можете придумать что-нибудь, чтобы помогать несчастный девочк?
      Дини стиснула в руке письмо и задумалась: отдает ли королева себе отчет, что, помогая принцессе, которую ни разу не видела, она сама подставляет себя под удар? Впрочем, в глазах Анны Клевской появилось нечто позволившее Дини утверждать, что ее величество вполне осознает опасности, грозящие ей при дворе Генриха.
      – Ваше величество разрешит мне немного подумать? – обратилась девушка к Анне. Она потерла лоб, стараясь представить себе, как в подобной ситуации поступил бы Кит.
      – Так, мистрис. – Королева поднялась на ноги и взяла письмо, по-прежнему лежавшее на коленях у Дини. – Может быть, мы будем говорить за ужин?
      Дини согласно кивнула. Оказавшись в коридоре, она задалась вопросом, где искать Кита. У него всегда есть в запасе отличная идея – а то и две…
 
      – Так что ты успела ей пообещать? – осведомился Кит. Он стоял рядом с ней, запыхавшись после тренировочного боя, и тыкал в землю у ног Дини концом шпаги. Здоровой рукой он массировал больное плечо.
      – Я просто сказала ей, что мы попробуем помочь, – еще раз повторила Дини.
      Звон шпаг эхом отдавался в огромном фехтовальном зале. В дальнем углу от Дини находился молодой Суррей, который посылал в ее сторону пламенные взгляды сквозь забрало специального тренировочного шлема. Его отец самым настоятельным образом требовал – к большому неудовольствию сына, – чтобы тот всегда надевал защитное снаряжение. Пока что никто из известных фехтовальщиков не торопился вступать с ним в бой, что еще больше распаляло его гнев.
      – Если дождь завтра прекратится, мы должны попробовать уйти, – закончил Кит примирительным тоном.
      – Нет, Кит. Я в самом деле хочу остаться и помочь – и теперь больше, чем когда-либо.
      – Разве ты не понимаешь? У нас нет выбора.
      Он с шумом втянул в себя воздух и оглядел помещение. В зал только что впустили дам – отличная возможность для молодых придворных продемонстрировать свое фехтовальное мастерство перед восхищенными женскими взорами. Большинство фехтовальщиков – тоже к удовольствию дам – были одеты лишь в батистовые или полотняные рубашки.
      Дини, озабоченная мыслями о принцессе, не могла тем не менее не признать, насколько Кит превосходил всех прочих мужчин. Некоторые из придворных были весьма привлекательны внешне, некоторые хорошо развиты физически, но герцог Гамильтон – разрумянившийся от упражнений, стройный и сильный – казался ей прекраснейшим во всем свете рыцарем.
      – Ну прошу тебя, Кит, прочти это письмо. Оно разрывает мне сердце.
      – Твоя забота о ближнем достойна восхищения, любовь моя. – Кит стряхнул капельки пота со лба. – Но советую тебе приберечь самую малость для нас двоих. Как ты не понимаешь, что даже простая беседа между нами привлекает пристальное внимание очень многих людей? Мы обязаны совершить еще одну попытку. Завтра мы уйдем отсюда, и тогда все эти интрижки покажутся нам дурным сном.
      Он развернулся на каблуках и двинулся к стене, где висело оружие, на ходу приветствуя Дам. Добравшись до оружейного стенда, Гамильтон повесил шпагу на крюк и направился к выходу. Дини двинулась за ним, сложив на груди руки и изо всех сил сдерживая гнев.
      – Что ж, можешь мне не помогать. Я отлично справлюсь сама, – зашипела она ему прямо в ухо. Кит на мгновение замедлил шаг – настолько он был поражен неприкрытой злобой, звучавшей в ее голосе. Между тем она продолжала: – Ты представления не имеешь, как чувствует себя человек, от которого отказался отец. Откуда тебе это знать? Ведь ты был богатеньким мальчиком из респектабельного семейства!
      – Моего отца убили на войне, когда я был ребенком.
      – Наверное, это в самом деле ужасно. Но он по крайней мере не бросил тебя, не заставил денно и нощно гадать, а нет ли в этом твоей вины? – На глазах Дини выступили слезы, но она не умолкала: – И вот что я тебе скажу еще: и у меня, и у тебя остались матери, а у тебя еще и сестра. А кто есть у Елизаветы? Она абсолютно одинока. Оттого и пишет незнакомой женщине и просит ее удочерить. Ох, Кит, до чего несчастна эта девочка!
      – А может быть, с несчастной девочкой из рода Тюдоров следует обращаться именно таким образом? Тогда она, возможно, не будет резвым и веселым ребенком, зато со временем превратится в великую королеву, ту самую, которая накопит достаточно сил, чтобы противостоять испанцам. Оставь ее в покое, Дини.
      – Итак, она будет великой королевой, – произнесла Дини с сарказмом в голосе. – Но может быть, она стала бы еще более великой, если бы на ее долю пришлось счастливое детство?
      – А может быть, ее величие – именно следствие тяжелого детства?
      Они так увлеклись беседой, что не заметили, как придворные затихли и стали вслушиваться в их разговор, тщетно пытаясь понять его смысл. Зато все очень хорошо поняли другое – между герцогом Гамильтоном и его кузиной происходит весьма страстное объяснение.
      – Все-таки я бы предпочла оказать ребенку помощь, – резко бросила Дини. Потом она глубоко вздохнула, стараясь успокоить разгулявшиеся нервы. – Давай поможем ей, Кит, пожалуйста.
      – Дини. – Голос Кита звучал строго, даже сурово. – Любовь моя, – прибавил он через секунду, уже мягче. – Помощь Елизавете не избавит тебя от кошмаров собственного детства.
      Дини смотрела перед собой, не замечая происходящего вокруг.
      – Не знаю, что сказать тебе, Кит. Уж больно меня тронуло письмецо Елизаветы. Возможно…
      – Возможно что, Дини?
      – Возможно, мне уже пора завести собственного ребенка, – закончила она шепотом. – Нашего с тобой ребенка, который не будет задавать себе вопрос: где его родители? Или гадать, любят они его или нет. У меня в жизни все было наоборот.
      Он молча отер ладонью слезы с ее щек. Ему хотелось прижать девушку к груди, но он знал, что и без того их темпераментная беседа уже сделалась достоянием дворцовых сплетников.
      – Если все пройдет удачно в лабиринте, то такая возможность нам представится. Но только в этом случае. Иначе наше время может не наступить никогда.
      – А что будет, Кит, если в лабиринте с нами что-нибудь случится? Если нам придется расстаться или кого-нибудь из нас убьют? Мы оба прекрасно понимаем, что такое возможно. Но если мы все преодолеем, что мы оставим после себя? Рецепт для приготовления пончиков? Длинный список побед в состязаниях на копьях? Не так уж много, согласись. Зато если мы дадим немного счастья будущей королеве – это уже будет серьезный вклад, не знаю только, в прошлое или в будущее. Кроме того, разве плохо помочь доброй и щедрой женщине, которая чувствует себя здесь не на месте – точно так же, как мы? Впрочем, не столь уж важно, что конкретно мы сделаем. Важно, чтобы в нашем деянии заключался смысл.
      Когда она завершила свой монолог, то на протяжении целой минуты они слышали только звяканье фехтовальных рапир да голоса шушукавшихся придворных. Наконец на губах Кита появилась не слишком веселая улыбка.
      – Хорошо, Дини, – с неохотой согласился он. – Давай подпишем договор. Если завтра будет идти дождь или небо покроют облака, мы вместе придумаем что-нибудь, чтобы помочь маленькой Елизавете и королеве. Но если будет светить солнце, мы приложим все усилия, чтобы отсюда выбраться.
      Она стерла слезы и с облегчением улыбнулась, не переставая молить Бога о ниспослании дождя.
      Ни Кит, ни Дини не заметили, как на лице Генри Говарда, графа Суррея, появилась и застыла, словно приклеенная, широкая самодовольная ухмылка.

Глава 14

      В Хемптон-Корте определенно заваривалась какая-то каша. Группки возбужденных придворных слонялись по залам и коридорам замка, переговариваясь вполголоса. Даже церемонные утренние приветствия потеряли былую актуальность – дамы и кавалеры здоровались небрежно и снова разбегались по коридорам и комнатам – шептаться. Понаблюдав за всем этим, Дини, естественно, решила, что Кромвель дал ход разводным бумагам.
      К десяти утра на безоблачном небе вовсю сияло солнце. В такую погоду люди обычно проводили время на природе – но только не сегодня. Никто из придворных не покидал дворца, боясь пропустить последнюю сплетню.
      Атмосфера надвигающегося скандала проникла даже в покои королевы, где Дини и другие придворные дамы вели бесконечные разговоры о новых модах. Казалось, одна лишь Кэтрин Говард отдавалась этому бесхитростному занятию всей душой – прочие же словно коротали время в ожидании того, как будут разворачиваться события.
      Кэтрин описывала новинку дамского гардероба, завезенную из Франции.
      – Высокий воротник, – с воодушевлением повествовала она, – чрезвычайно удобен. Он придает стройность любой фигуре, даже полноватой. – Потом она замолчала и обвела взглядом кружок слушательниц. – Тем не менее необходима осторожность.
      Все пять дамских головок, включая королевскую, вытянулись на белоснежных шейках и затрепетали, словно усики сложной антенны, опасаясь пропустить что-нибудь чрезвычайно важное. Иглы для вышивания, сжатые нежными пальцами, застыли в воздухе. Все ждали, когда заговорит Кэтрин.
      – Почему? – не без внутренней дрожи вопросила королева.
      – Потому, – начала Кэтрин – что…
      Дини замерла. Если кто и мог сообщить что-то интересное, так это, разумеется, Кэтрин Говард – она много времени проводила в компании короля и герцога Норфолка, своего близкого родственника.
      Кэтрин отлично понимала ценность своих слов и поэтому не спешила продолжать, предлагая дамам капельку помучиться.
      Наконец она решила, что молчать дальше слишком жестоко.
      – Необходима большая осторожность, поскольку высокий воротник может запутаться в вашей прическе! – Тут она отступила на шаг, дабы полюбоваться произведенным впечатлением.
      – Что-что? – спросила Дини, не обратив внимания на иголку, впившуюся ей в палец.
      – Необходимо надевать головной убор – вроде тех, которые сейчас в моде у мужчин. Помните, что любая нынешняя прическа противопоказана высокому воротнику.
      Дини встретилась глазами с королевой, молодые женщины подмигнули друг другу и почти одновременно захихикали. Скоро к ним присоединилась Сесилия Гаррисон, а затем и все прочие. Кэтрин Говард в недоумении воззрилась на них.
      – Я не шучу, – сказала она строго. – Я уже слышала о множестве случаев, когда волосы так запутывались в воротнике, что их можно было отделить друг от друга только с помощью ножниц.
      В это мгновение распахнулись двери и в комнату ворвался запыхавшийся Энгельберт. Кэтрин умолкла, а дворецкий приблизился к своей повелительнице, поклонился и протянул ей какую-то бумагу. Королева пробежала ее глазами и побледнела.
      – Майне дамен, – обратилась она к собравшимся. – Мы есть хотеть побыть в одиночестве.
      Леди поднялись как одна и принялись собирать рукоделие.
      – Мистрис Дини, вы есть пожалюста оставаться.
      Пока дамы, переговариваясь, выходили из королевских покоев, Дини продолжала стоять перед королевой, украдкой отряхивая платье от прилипших к нему ниток.
      Стоило двери захлопнуться, как Анна Клевская заговорила:
      – Сегодня утром Кромвеля есть отвозить по воде в Тауэр.
      От неожиданности Дини снова плюхнулась в кресло, позабыв спросить разрешения.
      – Это хорошо или плохо?
      – Не знаю, – ответила королева, продолжая сжимать в руках бумагу, принесенную Энгельбертом. – Кромвель устроить мою свадьбу. Он выдавать мне деньги на одежду и остальные вещи. Я есть далеко от дома, мистрис Дини. Думаю, вы хорошо знать, что это такой. Я нахожусь в полной зависимости от мой муж.
      – А может быть, вам уехать? – торопливо предложила Дини. – Взять да и вернуться в родной Клев. И побыстрее. Я, со своей стороны, буду рада помочь, и Кит сделает все, что сможет.
      – Нихт. – Королева подошла к своему рабочему столику и положила бумагу на его гладкую поверхность. – Я теперь замужняя дама. Что бы ни случилось, я не могу ехать в Клев. Это есть плохо для честь моего брата, герцога Клевского.
      – А если будет ясно, что здесь нечего ловить, что тогда?
      – Ловить? Что ловить? Я не есть понимать. Откашлявшись, Дини решила донести свою мысль в более приемлемых для слуха дамы XVI века выражениях:
      – Хотя в этом не ваша вина, король, быть может, решит найти себе новую супругу.
      – Вы, наверное, думайт, что я дура? – бросила королева. Дини в первый раз увидела, как сдержанная голландка показывает свои коготки. – Король есть непостоянный мужчина. Сегодня он хочет вас, завтра – Кэтрин Говард. Клянусь, мистрис Дини, он ни разу не хотеть меня. И по этому поводу я есть отшень рада.
      – Вы хотите сказать, что не возражаете, если король дарит своим… хм… вниманием… хм… другую?
      – Не возражаю ли я? Ха? – Королева отошла от стола и опустилась в кресло рядом с Дини. – Я хорошо знайт, что случается с женщинами, которым король дарит свой внимание. Одна состарилась раньше времени и умирайт в дальнем монастырь. Другой отрубили голова. Самый счастливый та, что умерла при родах. Нихт. Пусть королевой буду я, а король дарит свой внимание другим бедным штучкам.
      – Но ваше величество, король желает заполучить герцога Йоркского – младшего брата принца Уэльского.
      – И что? Я его не останавливайт. Пусть я получу герцог Йоркский, а король пусть идет к другой женщина. – Казалось, королеву вполне устраивало такое положение дел.
      Дини озадаченно покрутила головой:
      – Вы хотите сказать, что у вас с королем уже было… ну, вы знаете?
      – Что я должна знайт?
      – Одну минуту. Позвольте мне немного подумать, как вам лучше это объяснить. – Дини задумчиво посмотрела в окно и увидела за стеклом пичужку, присевшую на подоконник. Крошечный силуэт птички дошел до нее в чрезвычайно искаженном виде из-за толстого неровного стекла. – Скажите, ваше величество, есть ли вероятность того, что герцог Йоркский уже, так сказать, на подходе? Другими словами, если этот крохотный герцог живет у вас в животе, то ваше положение при дворе может стать более чем стабильным.
      – Если король мне скажет, я буду скоро иметь герцог Йоркский.
      – Извините, ваше величество, но мне кажется, что изготовление маленького герцога может потребовать от короля усилий совсем другого рода.
      Королева вопросительно изогнула свои выщипанные бровки:
      – Неужели?
      Дини снова смущенно кашлянула.
      – Я, видите ли, хочу спросить у вас, ваше величество, следующее: хм, что происходит у вас с королем ночью?
      – Ага! Я вас понимай. Это довольно приятно – то, что происходит. Король шлепайт меня по плечу и говорит – спокойный ночь!
      – А что потом?
      – Как что? Потом я ему говорить – спокойный ночь, ваше величество.
      – Ну а потом?
      – Потом я ложусь спать, потому что есть ночь. Дини молитвенно сложила на груди руки:
      – Но прежде чем вы ложитесь спать, король хоть иногда вас… хм… целует?
      Королева уставилась на Дини непонимающим взглядом:
      – Зачем он должен меня целовайт и будить, когда идет глюбокий ночь?
      – Ваше величество, – Дини наклонилась вперед, – неужели вам никто никогда не рассказывал о птичках и пчелках?
      – Конечно, рассказывали, глюпышка. – Королева посмотрела на Дини свысока. – И птички, и пчелки умейт летайт.
      Когда весьма разговорчивая по характеру Дини неожиданно запнулась, не зная, что еще придумать, в дверь постучали. Снова появился Энгельберт, на этот раз, правда, не столь взволнованный.
      – Ваше величество, герцоги Саффолк и Гамильтон есть просить вашей аудиенции.
      Дини вскочила на ноги:
      – Кит!
      Королева не смогла удержаться от улыбки, заметив, как разволновалась Дини. Она утвердительно кивнула, и Энгельберт широко распахнул створки дверей. Первым в королевский кабинет влетел Кит с раскрасневшимся от солнца лицом и блестящими глазами. Дини бросилась ему навстречу и обняла за талию. Герцог Саффолк вошел более величественно и отвесил королеве низкий поклон. Потом, правда, он посмотрел на счастливую парочку и добродушно им подмигнул, сняв тем самым излишний налет официальности с их с Гамильтоном совместного визита.
      Дини продолжала обнимать Кита, совершенно не стесняясь присутствующих. Она даже зарылась лицом в камзол у него на груди. Королева заметила, как при виде мистрис Дини у герцога Гамильтона засветилось лицо.
      Наконец Кит чуточку отодвинул от себя девушку и взял ее лицо в ладони:
      – Ты уже знаешь? Та кивнула:
      – Кромвель в Тауэре. Но что это будет означать для всех нас?
      – Если мне будет позволено говорить, – произнес Саффолк и выразительно посмотрел на Анну, – то я бы сказал, что именно это мы пытаемся сейчас установить. Ваше величество, вы уже встречались сегодня с королем или с герцогом Норфолком?
      – Нихт. Мы сидеть здесь взаперти с раннего утра. – Королева не спускала глаз с Гамильтона и Дини.
      – Сегодня солнечный день, – тихо сообщил Кит Дини.
      – Я в курсе, – ответила Дини. Их слова повисли в воздухе, потому что никто, кроме них, не понимал их смысла. – Скажи, Кит, теперь, когда Кромвеля засадили, наше положение разве не улучшилось?
      – Совсем не обязательно. Конечно, некоторое время король будет слишком занят собственными делами, чтобы обращать внимание на нас. С другой стороны, прочие интриганы получат возможность сконцентрировать внимание на ком-нибудь другом. Они займутся поисками врагов, реальных или вымышленных, все равно. И вполне возможно, этими врагами окажемся мы. – Хотя импровизированная речь получилась довольно мрачной, Кристофер смотрел на Дини улыбаясь.
      Дини вытянула руку и коснулась его щеки.
      – Я все видел собственными глазами, – заговорил Кит снова, но уже без улыбки. – Видел унижение еще вчера могущественного царедворца. Господь свидетель, я никогда не одобрял методы Кромвеля, но сегодня мне было его по-настоящему жаль. Норфолк толкнул его прямо в грязь и сорвал с груди золотую цепь с медальонами. Потом он назвал Кромвеля изменником – не знаю, правда, на каком основании. Кромвель поднялся, швырнул под ноги шляпу и спросил, есть ли еще люди, помимо Норфолка, которые так считают. – Кит оглядел комнату, пригладил волосы рукой и продолжал: – Норфолк не сказал на это ни слова, да и все остальные тоже молчали. Но затем Норфолк вдруг ударил Кромвеля, причем ударил изо всех сил – и было видно, что он получил от этого удовольствие.
      – Да, да, – вставил словечко Саффолк, – именно все так и было. Между прочим, Гамильтон, тебе бы больше чем кому бы то ни было стоило поучаствовать в этом спектакле. На твоем теле запечатлены следы его вероломства и гнева. Ты же никак себя не проявил. Никогда не думал, что у тебя так сильно развито чувство всепрощения.
      – А я никогда не видел подобной жестокости. Все эти пэры набросились на него, как голодные волки. Один сорвал с него золотую перевязь с мечом, другой – меховую накидку. А ведь все они в свое время называли себя его друзьями и уважали Кромвеля за ту власть, которую он сумел сосредоточить в своих руках. Я действительно никогда не думал, что благородные господа таким варварским образом расправятся со своим же собратом, которого они почитали в течение долгих восьми лет. Нет, никто от подобного не застрахован. Кстати, а где был король?
      – Король? – Саффолк покачался на мысках, раздумывая, в какую форму следует облечь ответ на этот щекотливый вопрос. – Король не переносит вида страданий. Когда он видит, как мучается человек, то начинает рыдать, как женщина, после чего отменяет любой приказ, обрекающий человеческое существо на страдание.
      – А за что, собственно, арестовали Кромвеля? – Голосок Дини звучал словно щебетание птички по сравнению с густым басом Саффолка.
      – Обвинений не предъявили, – ответил Кит. – Самое чудовищное, что Кромвель пал жертвой собственного же закона «акта о задержании», который позволяет держать человека в темнице сколь угодно долго без всяких обвинений. В соответствии с этим актом престарелая графиня Солсбери провела в заточении несколько лет.
      Кстати, Кромвеля лишили всего имущества – домов, земельных владений, даже тарелок и ковров. Все это пошло в доход государству. Теперь у него нет даже фартинга.
      – Будет ли суд? – спросила королева.
      Кит окинул ее удивленным взглядом. Он, признаться, считал королеву несколько туповатой особой и не верил, что Анна понимает по-английски.
      – Нет, ваше величество, – покачал головой Саффолк. – Я сильно в этом сомневаюсь. – Он бросил вопросительный взгляд на Кита, и тот ответил кивком. – Ваше величество, – продолжал Саффолк, – Мы полагаем, что Кромвель захватил с собой в Тауэр нечто более ценное, чем тюремное облачение. А именно – документы, которые он подготовил для бракоразводного процесса короля Генриха с вашим величеством. Простите меня, государыня, но боюсь, что король и в самом деле хочет, чтобы ваш с ним брак признали недействительным.
      Вместо того чтобы разразиться слезами, королева просто выпрямилась на стуле. Сначала Дини даже подумала, что Анна Клевская ничего не поняла.
      – Что же мне делайт? – спросила она, секунду помедлив.
      Энгельберт метнулся было к своей королеве, но та жестом отослала его:
      – Ты идти, Энгельберт. Я чувствую себя – о'кей. Но я хочу еще раз спрашивать всех вас: что мне делайт, чтобы не сложить мой голова на плаха?
      Дини разрывалась между желанием находиться поближе к Киту и прийти на помощь своей королеве. Тогда Кит слегка подтолкнул Дини по направлению к Анне. Королева же вместо того чтобы отослать Дини, как она только что отослала Энгельберта, схватила девушку за руку.
      – Каким образом король может объявить брак недействительным? – Дини сжала плоскую кисть королевы, ободряя ее. – Ведь союз заключен в соответствии с законом, и всем это известно.
      – Все верно, мистрис Дини. Вот отчего аннулировать брак непросто. – Саффолк сбил щелчком пылинку со своей бархатной шляпы. – Но не стоит загонять короля в угол. Тогда он решит, что имеет право воспользоваться для развода любыми средствами, и вспомнит о Кромвеле. Нужды нет, что Кромвель в Тауэре – ведь документы почти готовы. Ну а для Кромвеля это единственная возможность выйти сухим из воды: если он устроит королю развод, то тот, вероятно, сменит гнев на милость. Прошу извинить меня, ваше величество, за прямоту.
      – Не надо извиняться, мой добрый Саффолк, – тихо сказала Анна. – Вы мои истинные друзья и собрались, чтобы сказать мне правду. Поэтому вы говорить ее мне, пусть она и звучать горько.
      Дини бросила в сторону Кита взгляд, который означал: «Ну, что я говорила? Анна Клевская вовсе не такая дура, как ты думаешь!»
      – Итак, вы говорить мне, что я должна делать?
      – Мне кажется, что и королева Екатерина, и Анна Болейн пытались диктовать свою волю его величеству, совершенно не задумываясь о том, что король подвержен быстрой смене настроений, – деликатно высказался Кит.