Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

О. М. Буранок

Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

©Издательство «ФЛИНТА», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Введение

Феофан Прокопович (1681–1736) – философ, политический деятель, писатель, сумевший в своём творчестве отразить одну из самых сложных и драматических эпох в истории духовного развития России – первую треть XVIII века.

Объективный идеалист, метафизик, деист, Феофан Прокопович шёл от схоластики к философии Просвещения.

Сложность и противоречивость его философских взглядов обусловливается переходным характером эпохи и уровнем развития отечественной философии. Он был сторонником просвещённого абсолютизма, рано понял и принял реформу Петра I. Недаром В. Г. Белинский назвал Феофана «одним из птенцов его орлиного гнезда»[1]. И «птенец гнезда Петрова» словом и делом (собственно, «слово» у него всегда было «делом») последовательно отстаивал деяния Петра в течение всей своей жизни.

Творчество Феофана Прокоповича – теолога, крупнейшего государственного и церковного деятеля, философа-просветителя, оратора, художника слова – выразило все сложнейшие перипетии бурного времени, названного Петровской эпохой, более того, и сам Феофан Прокопович, и всё содеянное им не только связаны неразрывными узами с эпохой, но и явились её порождением.

Идеология абсолютизма обусловила эстетические воззрения Феофана Прокоповича-предклассициста: блестяще усвоив теорию и практику западноевропейского барокко, Феофан – теоретик и художник слова – вплотную подошёл к классицизму.

* * *

В настоящем учебном пособии автор поставил цель: рассмотреть драматургическое и ораторское творчество Феофана Прокоповича («Владимир», «Разговоры», «слова» и «речи») в контексте драматургии и ораторского искусства первой трети XVIII в., решая вопрос о традициях и новаторстве Прокоповича – драматурга и оратора. В учебном пособии даются также контрольные вопросы после каждого раздела книги. Подробные методические рекомендации по изучению творчества Феофана Прокоповича в контексте литературы Петровской эпохи содержатся в учебном пособии: Буранок О. М. Методика изучения русской литературы XVIII века в вузе. – М., 1997.

Произведения Феофана Прокоповича цитируются в тексте учебного пособия по изданиям:

1. Феофан Прокопович. Сочинения / Под ред. И. П. Ерёмина. – М.; Л., 1961.

При цитировании этого издания в скобках указывается номер страницы, например: (215); при цитировании предисловия И. П. Ерёмина (с. 3—19), примечаний И. П. Ерёмина (с. 459–491) и Г. А. Стратановского (с. 491–500) номер страницы указывается курсивом, например: (5).

2. Феофан Прокопович. Слова и речи: В 4 ч. – СПб., 1760–1774. (Ч. I – 1760; ч. 2 – 1761; ч. III – 1765; ч. IV – 1774).

В тексте номер части указывается римской цифрой, далее после запятой номер страницы арабской цифрой, например: (II, 15).

В учебном пособии анализируются «слова» и «речи», опубликованные в трёх первых частях; четвёртая часть содержит сугубо богословские ораторские сочинения, которые нами не рассматриваются. В случае, когда произведение опубликовано и в издании XVIII в., и И. П. Ерёминым (1961), нами цитируется издание под редакцией И. П. Ерёмина.

Итоги и проблемы изучения драматургии и ораторской прозы Феодана Прокоповича

В современном отечественном и зарубежном литературоведении совершенно закономерен большой и вполне обоснованный интерес к литературе переходного периода (конец XVII – начало XVIII в.). «Изучение так называемой переходной или Петровской эпохи представляет собой одну из важнейших задач нашей науки»[2].

Важнейшей составной частью литературного процесса первой трети XVIII в. являются театр, драматургия и ораторское искусство, о чём неоднократно писали многие исследователи. И драматические, и ораторские произведения Феофана Прокоповича чрезвычайно значимы и значительны в литературе Петровской эпохи. Г. А. Гуковский назвал Феофана Прокоповича «пропагандистом Петра и его дела», «крупнейшим литератором петровского времени»[3]. Его «проповеди, – пишет учёный, – имеют в малой степени церковный характер. Это политические агитационные речи и статьи, написанные очень живо, ярко, просто»[4].

Ораторская проза Феофана Прокоповича, в отличие от его драматургии и стихотворства, и в XVIII, и в XIX вв. привлекала внимание церковных деятелей, историков церкви, исследователей-филологов.

В XVIII в. литературная критика ещё только начинает формироваться: в письмах писателей, мемуарах, литературных произведениях встречаются отдельные замечания литературного характера, которые можно рассматривать как критические. Есть такие замечания и об ораторской прозе Феофана Прокоповича.

О восприятии проповедей Феофана Прокоповича его современниками есть несколько свидетельств. Иностранца Моро-де-Бразе (участвовавшего в армии Петра в Прутском походе; его записки перевёл А. С. Пушкин) удивила способность «придворного священника» «целых полтора часа говорить проповедь»[5] (речь идёт о проповеди Феофана Прокоповича, произнесённой 27 июня 1711 г., во время Прутского похода, в память Полтавского сражения). Соотечественники же Прокоповича, его современники, как замечает И. И. Лажечников в своём письме А. С. Пушкину (от 22.XI.1835), умели «уже сочувствовать красноречивому витийству Феофана»[6]. Высоко оценил его ораторский талант и свежесть мысли Пётр I[7].

А. Д. Кантемир одну из своих сатир (№ 3) посвятил Феофану Прокоповичу, высоко оценившему его первую сатиру и ответившему на неё стихотворным посланием «Не знаю, кто ты, пророче рогатый» (216–217).

В сатире Кантемир обращается к Прокоповичу:

Мудрый первосвященник, ему же Минерва

Откры все сокровенна

Феофан, ему же все известно, что знати

Может человек и ум человечь поняти![8]

В примечаниях к сатире Кантемир даёт биографические сведения о Феофане и свою оценку его личности: «Между церковными не было его учейнейшего, и в народе таким почитан». Есть здесь замечание и об ораторской прозе проповедника: «великого числа поучений, которые он говорил в присутствии монархов и к общему наслаждению слушателей»[9]. Черновые рукописи М. В. Ломоносова донесли до нашего времени его отзыв об ораторском искусстве Феофана Прокоповича. В рукописи «Риторики» (1744–1747) есть не вошедшая в опубликованный текст («Краткое руководство к красноречию», 1748) фраза: «Но лучшие сего примеры (чем у Флешье – О.Б.) читать можно в словах надгробных покойного Феофана Прокоповича, архиепископа новгородского»[10]. Авторы примечаний «Полного собрания сочинений» Ломоносова, комментируя эту фразу, подчёркивают: «в глазах Ломоносова Феофан Прокопович был более крупным мастером слова, чем прославленный на Западе Флешье», «этот зачёркнутый Ломоносовым текст интересен как единственный дошедший до нас отзыв об ораторском даровании Феофана Прокоповича»[11].

Здесь же они приводят мнение А. П. Сумарокова об ораторском даре Прокоповича и указывают, что в черновике сумароковской «Эпистолы о стихотворстве» (1748) этот отзыв был более развёрнутым, нежели в опубликованном варианте. В черновой рукописи А. П. Сумароков говорит о Феофане:

Последователь сей пресладка Цицерона

И красноречия российского корона

Он ритор из числа во всей Европе главных

В окончательном тексте останутся лишь строки:

Разумный Феофан, которого природа

Произвела красой словенского народа,

Что в красноречии касалось до него[12].

Все комплименты относятся именно к ораторской прозе, ибо, по мнению Сумарокова, Феофан «достойного в стихах не создал ничего»[13].

Во второй половине XVIII в. высказывания об ораторской прозе Феофана Прокоповича связаны с публикацией первого достаточно полного и, главное, научного издания его «слов» и «речей», вышедшего в свет по инициативе С. Ф. Наковальнина (3 части в 1760–1765 гг., 4-я часть вышла позже – в 1774). Издатель напечатал 53 произведения; в четвертой части, вышедшей значительно позднее, были помещены исключительно богословские сочинения Феофана Прокоповича (см.: 4). Три киевских «слова» напечатаны в первой части (I, 1—73), т. к. все они были широко известны при жизни автора, печатались типографским способом, а остальные – в третьей части с пометой издателя: «Сие и следующия слова проповеданы в Киеве, а которых годов неизвестно» (III, 254). Остальные «речи» относятся к петербургскому периоду творчества Прокоповича-оратора.

С. Ф. Наковальнин и его сотрудники провели большую подготовительную работу, как бы мы сейчас сказали, текстологические изыскания, опубликовав на высоком для того времени уровне «слова» и «речи» Феофана Прокоповича в типографии Сухопутного Шляхетского кадетского корпуса.

В «Предисловии» к первой части воздаётся должное ораторскому искусству Феофана Прокоповича – «первого из наших писателей, который многоразличным учением столь себя прославил, что в ученой истории заслужил место между славнейшими Полиисторами, Феофана красноречием толь великого, что некоторые ученейшие люди почтили его именем российского златоустого, и, что всех большее есть, Феофана поборника и провозвестника великих трудов и преславных дел обновителя и просветителя России Петра Великого» (I, б./н.[14]).

Автор «Предисловия» убедительно доказывает, что слава великого оратора сопровождала Феофана Прокоповича долго и после его смерти. При этом отметается обвинение в адрес Феофана Прокоповича в нечистоте «штиля», столь обычное в 30—60-е гг. XVIII в. в связи с утверждением классицистами теории трёх стилей: Феофан Прокопович «мешает в словенский язык» «простонародные», «а иногда в великой России неупотребляемые речи» (I, б./н.), т. к. писал не на латыни – языке учёности тех лет, а хотел приблизить свои произведения к простому народу.

Высокую характеристику этому изданию даст, в своё время, И. П. Ерёмин, подчеркнув, что оно «пока единственное в нашей науке» (см.: 4–6). Нужно добавить, что первым и единственным полным изданием ораторской прозы Феофана Прокоповича на русском языке оно остаётся по сегодняшний день.

Именно это издание имеет в виду И. Ф. Богданович, советуя в письме к Я. Я. Штелину (не позднее 1772 г.): «Благоволите просмотреть собрание проповедей Феофана, где указаны все его труды»[15].

Н. И. Новиков в «Санктпетербургских ученых ведомостях» (1777, № 1) объявил интересный творческий конкурс на лучшую стихотворную надпись к изображениям выдающихся людей России (в предложенном им списке было имя и Феофана Прокоповича). В. И. Майков, откликнувшись на призыв знаменитого просветителя, сочинил четверостишие к портрету Феофана Прокоповича, образно раскрывающее главные стороны личности недюжинного государственного деятеля и талантливого человека:

Великого Петра дел славных проповедник,

Витийством Златоуст, муз чистый собеседник,

Историк, богослов, мудрец Российских стран —

Таков был пастырь стад словесных Феофан[16].

В первой половине XIX в. упоминания о Феофане-писателе ещё весьма эпизодичны, хотя литературная критика по-прежнему обращалась к его ораторскому наследию и обратила, наконец, внимание на его пьесу.

Н. М. Карамзин писал о Феофане Прокоповиче как о «муже просвещённом, благоразумном политике и любимце Петра»[17]. В центре внимания Карамзина оказалась именно ораторская проза «учёного богослова и природного оратора»[18]. Отмечая в его речах «множество цветов красноречия», Карамзин критикует его «слог», который «нечист и, можно сказать, неприятен»[19]. В целом оценка ораторского искусства Феофана Прокоповича у Н. М. Карамзина высока[20], критик замечательно тонко уловил характерные черты публицистики проповедника – страстность, темперамент, искренность. «Искреннее, жаркое чувство», «счастливые, живые черты, вдохновение истинного гения» – «вот прелесть Феофановых речей, которая всегда будет действовать на русские сердца»[21], – восклицает критик.

А. С. Пушкин называет Феофана Прокоповича «проповедником Парнаса»[22], говорит о роли Петра I в его судьбе: «Здесь он (в Киеве Пётр I. – О.Б.) узнал Феофана Прокоповича Речь его понравилась Петру, и он принял его в свою особую милость»[23]; «взял с собою (в Прутский поход. – О.Б.) Феофана Прокоповича, любя его разговор»[24]; «Петр Великий бросил на словесность взор рассеянный, но проницательный. Он возвысил Феофана»[25]. И в память потомков Феофан Прокопович войдёт именно как оратор, «один из птенцов его (Петра I. – О.Б.) орлиного гнезда», по выражению В. Г. Белинского[26].

Особенно примечательны критические суждения Н. И. Гнедича о «Владимире», высказанные им в письме к Н. П. Румянцеву[27]. В литературе о «Владимире» Н. И. Гнедич первым высоко оценил идейный замысел пьесы, отметив «смелость мыслей», «силу и резкость доводов» драматурга. Вместе с тем он, подчеркнув незаурядное дарование Феофана, уделил большое внимание художественным достоинствам «Владимира». Критик обнаружил связь с трагедиями Сенеки и произведениями античных комедиографов, увидел злободневность сатиры на жрецов, указал на искусное построение трагедокомедии, её язык. Лаконичная, но весьма ёмкая и проницательная оценка Н. И. Гнедичем пьесы Феофана привлекала внимание всех исследователей «Владимира».

Ю. Ф. Самарин, известный славянофил и общественный деятель второй половины XIX в., положил начало диссертационному, монографическому изучению личности и творчества Феофана Прокоповича. 3 июня 1844 г. он защитил диссертацию на степень магистра философии «Стефан Яворский и Феофан Прокопович».

Исследователь весьма обстоятельно характеризует богословское наследие двух известных публицистов Петровской эпохи, но историко-литературное значение ораторской прозы Феофана Прокоповича, её поэтика не интересовали Ю. Ф. Самарина. Полностью опубликована диссертация была в 1880 г. в пятом томе сочинений Ю. Ф. Самарина[28].

Характеризуя красноречие, ораторскую речь, Ю. Ф. Самарин считал, что «красноречию нет места в области искусства; ораторская речь не есть и не должна быть художественным произведением», т. к. деятельность оратора, т. е. «ораторская речь», «есть плод не свободного творчества, но результат расчёта», «свобода творчества заменяется служением практической цели, выходящей из области литературы вообще» (с. 297).

«Напрасно дают место красноречию в области изящной словесности и напрасно изучение красноречия возводят на степень науки. Так как оно есть не более как средство, служащее к достижению до бесконечности разнообразных, но для него постоянно внешних целей» (с. 298). При этом Самарин вовсе не умалял значения ораторской речи. На первое место он выдвигал красноречие духовное, которое «служит вечным, абсолютным истинам, догматам веры и нравственным законам, свыше открытым человечеству» (с. 298). Очень высоко учёный оценивал деятельность и личность проповедника: «Живой посредник между церковью и частными лицами есть проповедник; самое дело посредничества есть проповедь» (с. 300).

Стефана Яворского Самарин относил к прокатолическим сторонникам духовного красноречия, которые увлекались избытком образов, символизмом, искусственной правильностью речи, а Феофана Прокоповича к тем ораторам, которые ближе к протестантизму (с. 314). Хотя Ю. Ф. Самарин и не обратил внимания на проблему историко-литературного значения этого творчества, постановка её в формирующейся литературоведческой науке была уже не за горами.

Серьёзное внимание к творчеству Феофана Прокоповича русская историко-литературная наука начинает проявлять после выхода в свет работ П. Пекарского, Н. Петрова и И. Чистовича[29], ценных, главным образом, богатством фактического материала; особенно следует выделить книгу И. А. Чистовича «Феофан Прокопович и его время» (1868). В эту монографию включён раздел «Феофан-проповедник. Характер его проповеди» (§ 30)[30]. В нём весьма лапидарно учёный характеризует в целом Феофана как проповедника: «Как проповедник Феофан имеет огромную заслугу. Он преобразовал русскую церковную проповедь, выведши её из схоластической отвлечённости и сблизивши с жизнью, с нуждами народа, с потребностями времени и обстоятельств. Он произвёл эту реформу научно и практически: научно – посредством наставлений и правил; практически – своим примером и влиянием на современных проповедников»[31]. Сколько-нибудь подробного анализа «слов» и «речей» Феофана в книге И. А. Чистовича нет. Однако важным стало то обстоятельство, что в параграфе в обобщающем виде дана не только очень высокая оценка политической ценности ораторского искусства Феофана, но определена значимость влияния Феофана-оратора на его последователей в ораторском искусстве: «Феофан стоял во главе проповеднической школы петровского времени»[32]. Среди последователей названы Гавриил Бужинский, Феофил Кролик, Симон Кохановский и др. О «Владимире» И. А. Чистович писал мало, в основном цитируя и пересказывая пьесу Феофана Прокоповича.

Событием в истории изучения раннего русского театра стал выход двух томов «Драматических произведений 1672–1725 годов», собранных Н. С. Тихонравовым и изданных Д. Кожанчиковым (СПб., 1874). Это замечательное издание стало на многие годы, вплоть до появления пятитомника ИМЛИ им. А. М. Горького, главным сводом ранних русских пьес, послужившим стимулом для более пристального и глубокого изучения истоков русского театра и, в частности, Феофана-драматурга[33].

В 1879 году Н. С. Тихонравов публикует статью «Трагедокомедия Феофана Прокоповича “Владимир”»[34] положившую основу научного изучения пьесы. Глава культурно-исторической школы, академик Н. С. Тихонравов, предваряет анализ трагедокомедии историко-теоретическим экскурсом о школьном театре Запада, Украины, Москвы.

Развивая мысль Н. И. Гнедича, Н. С. Тихонравов отыскивает параллели «Владимиру» в античном и средневековом западном театре. Он называет имена Сенеки, Теренция, Плавта (правда, сопоставлений более тщательных в статье нет). Учёный указал возможные исторические источники, которыми мог воспользоваться Прокопович при изучении далёкой эпохи крещения Руси; развитие сюжета он тесно связал с теоретическими высказываниями о драме самого Феофана в его «Поэтике»; наметил связь проповеди Прокоповича на день святого Владимира с пьесой.

Однако идейно-художественный анализ, при многих частных глубоких и тонких наблюдениях, страдает описательностью: Н. С. Тихонравов пересказывает трагедокомедию действие за действием, делая обширные выписки из пьесы и других трудов Феофана. Важен вывод учёного о том, что «трагедокомедия во многом отошла от типа школьной драмы»[35], но отход Н. С. Тихонравов увидел более в форме, нежели в содержании произведения. Сатирические выпады, политическую остроту пьесы исследователь относит всего лишь к комической стороне «Владимира», для него это – осмеяние частных пороков, не более. Близка ему чисто религиозная сторона пьесы. Не проводит он и весьма важной для понимания «Владимира» связи между Петром I и героем трагедокомедии.

«Урожайным» в изучении творчества Прокоповича стал 1880 г.: появляются монография П. О. Морозова «Феофан Прокопович как писатель» и «Очерки из истории украинской литературы XVIII века» Н. И. Петрова. Впервые о Феофане заговорили как о выдающемся писателе своего времени. П. О. Морозов высоко оценивает творчество Прокоповича: «Литературная деятельность Феофана, столь обширная и разнообразная, представляет яркое воплощение идей и стремлений передовой части русского общества в эпоху преобразования; вопросы, им затронутые, нередко были для нашего общества вопросами первостепенной важности, влияние его на дальнейший ход нашей литературы едва ли подлежит сомнению»[36]. Характеристика художника слова даётся исследователем на весьма широком общественно-литературном фоне, в сопоставлении с украинской и польской литературой. Однако анализ трагедокомедии «Владимир» у П. О. Морозова поверхностный, описательный, со ссылками на разборы Н. И. Гнедича и особенно Н. С. Тихонравова[37].

Н. И. Петров, используя свои работы 1860-х гг., создаёт интересное, во многом полезное до сего времени исследование об украинском театре и драматургии XVII–XVIII вв. Правда, исходная позиция учёного страдает узостью, так как он не рассматривает эту литературу как один из этапов в общем развитии русского искусства, но склонен видеть в ней «специальную, самодовлеющую область литературы», существующую вне взаимосвязи с русской[38]. Анализ пьесы Феофана Прокоповича, проделанный Н. И. Петровым, стандартен, во многом повторяет Н. С. Тихонравова и П. О. Морозова. Лишь в одном исследователь расходится с ними: им отрицается одна из важнейших сторон пьесы – её сатирическая направленность против русского духовенства. Полемизируя с Н. С. Тихонравовым и П. О. Морозовым, Н. И. Петров считает, что намёки и сатира направлены Феофаном против католического духовенства[39], что нельзя признать справедливым. Однако именно Н. И. Петров впервые поставил вопрос о жанровом своеобразии «Владимира» и о влиянии пьесы Феофана на формирование трагедокомедии как нового жанрообразования в школьной драматургии[40].

В последнюю треть XIX – начале ХХ вв. появляется ряд искусствоведческих работ по истории русского театра, в которых даётся, как правило, со ссылкой на Н. С. Тихонравова, П. О. Морозова, Н. И. Петрова краткая характеристика Феофана-драматурга. Это исследования А. Липовского, В. Всеволодского-Гернгросса, В. Варнеке и ряда других. Ничего принципиально нового не сказали о Феофане-драматурге и авторы книг по истории русской литературы этого периода. И. Н. Жданов, например, даёт подробный пересказ пьесы и больше внимания уделяет Феофану-проповеднику[41].

В 1914 г. была защищена магистерская диссертация Алексея Тихомирова «Феофан Прокопович как церковный и политический деятель», отзыв на которую дал В. О. Ключевский.

Таким образом, русское дореволюционное литературоведение сделало достаточно много для освоения творческого наследия Феофана Прокоповича. Были обнаружены списки трагедокомедии и опубликован Н. С. Тихонравовым текст пьесы с разночтениями; созданы обобщающие труды о жизни и творчестве Феофана (И. А. Чистович, П. О. Морозов); сделан обстоятельный анализ непосредственно самой пьесы (Н. С. Тихонравов); уделено внимание, и порой пристальное, «Владимиру» в работах по ранней русской драматургии и театру (П. О. Морозов, Н. И. Петров и др.). Однако методологическая ограниченность старой филологической науки определила ряд серьёзных недостатков в работах по творчеству Прокоповича: анализ проводился без учёта исторического процесса и общественных отношений конца XVII – начала XVIII вв. Вопрос о месте Феофана в историко-литературном процессе как художника, поэта и публициста и особенно драматурга по-настоящему не был поставлен. Анализ трагедокомедии и ораторской прозы вёлся без учёта всей совокупности философских, общественных и идейно-художественных взглядов автора. Проблем поэтики касались лишь некоторые исследователи, например, Н. С. Тихонравов.

В 1920-е гг. к трагедокомедии Феофана Прокоповича «Владимир» обратились Я. Гординский и А. Белецкий.

В монографии Я. Гординского достаточно много интересных наблюдений частного плана. Так, исследователь обратил внимание на жанр трагедокомедии. Прокопович-драматург, считает исследователь, пошёл «за новейшими струями в светской драматургии. И примером ему была не столько классическая римская комедия, сколько ново-латинская драма XVI в.»[42]. Однако идейный анализ пьесы ведётся с националистических позиций: решительно отрицается очевидная идейная направленность трагедокомедии – защита петровских реформ и параллель Владимир I – Петр I; тенденциозно трактуется пролог и хор-монолог апостола Андрея. Я. Гординский утверждает, что пьеса посвящена не Петру I, а целиком прославлению Мазепы[43]. Западно-украинский исследователь игнорирует работы многочисленных русских учёных, сделавших в изучении как раз этих сторон пьесы весьма много.

С совершенно иных идейных позиций дана краткая, но яркая и интересная характеристика «Владимира» А. Белецким в книге «Старинный театр в России». «Борьба христианства с язычеством в легендарной Руси времён князя Владимира – это борьба новых идей со старыми, с застоем и невежеством; язычество – это синоним последнего, им только оно и держится»[44], – делает убедительный вывод учёный. Пьеса Феофана Прокоповича, считает А. Белецкий, носит общероссийский характер по своему идейному пафосу и направленности. Недостатком работы следует признать то, что «Владимир» генетически связывается лишь с польским театром; крайне мало внимания уделено поэтике; система образов почти не рассмотрена.

В 1930-е гг. ни одной книги или статьи, посвящённых Феофану Прокоповичу и его пьесе, не появилось. В третьем издании «Истории русского театра XVII – XIX веков» В. Варнеке была повторена лаконичная характеристика «Владимира», не добавлявшая ничего нового для понимания пьесы[45].

В 1920—1930-е гг. никто не занимался сколько-нибудь серьёзно изучением и ораторской прозы Феофана Прокоповича. Событием стало появление в 1939 г. первого учебника по русской литературе XVIII в., написанного Г. А. Гуковским. В этом пособии, не потерявшем своей ценности до сих пор (учебник переиздан в 1999 г.), несколько страниц, посвящённых творчеству Феофана Прокоповича, стали отправным моментом в дальнейшем изучении художника. Дав в небольшом введении характеристику общественно-политических взглядов Феофана, Г. А. Гуковский совершенно справедливо уделил наибольшее внимание трагедо-комедии «Владимир». Он впервые указал на принципиальную важность сатиры в пьесе, определил идейный конфликт произведения, сказал о незаурядности «Владимира» как художественного явления. Новаторство пьесы, по сравнению с традиционными школьными драмами, учёный увидел в попытке драматурга «изобразить душевный, психологический конфликт в сознании Владимира», в «бытовых сатирических мотивах иронических и забавных чёрточках, придающих “трагедокомедии” подлинную живость»[46]. Развёрнутой характеристики «Владимира» на фоне театра эпохи, в связях с западным театром Г. А. Гуковский не дал. Видимо, это и не входило в задачу автора вузовского пособия. Ораторской прозе посвящено несколько страниц с краткой характеристикой Феофана-оратора и с упоминанием четырёх его проповедей[47].

Статья Н. К. Гудзия[48] – этапное исследование для постижения Феофана – драматурга и оратора. Н. К. Гудзий назвал Феофана выразителем идей Ренессанса и реформации. Принципиально то обстоятельство, что творчество Прокоповича прослежено в эволюции, в связи с литературной эпохой.

Д. Д. Благой в известном учебнике «История русской литературы XVIII века» (1-е изд. 1945 г.) называет Феофана Прокоповича «одним из самых выдающихся государственных и культурных деятелей данной эпохи»[49]. Характеризуя его литературную деятельность, Д. Д. Благой пишет, что «его основными литературными жанрами являются жанры богословского трактата, церковной проповеди, законодательных постановлений»[50]. Учёный отмечает несомненное влияние публицистики Феофана на сатиры Кантемира, басни Сумарокова; подчёркивает стремление Феофана «говорить и писать как можно обыкновеннее и проще»[51].

В отдельном параграфе анализируется трагедокомедия «Владимир». Д. Д. Благой считает пьесу художественным явлением не только украинской, но и русской литературы. Национально-исторический сюжет, «жгучая современность», умелое соединение серьёзного с комическим, что явилось новаторским по сравнению со старой структурой школьной драмы, определили, по мысли автора учебника, популярность пьесы[52].

В самом конце 1940-х и в 1950-е гг. идёт дальнейший процесс фундаментального накопления исторических, философских, культурных знаний по Петровской эпохе, в связи с чем ни один из учёных, занимавшихся разработкой этих проблем, не может обойти такой колоритной фигуры эпохи, как Феофан Прокопович.

Вышли в свет работы по истории русского театра С. С. Данилова, В. Н. Всеволодского-Гернгросса, Б. Н. Асеева, в которых высоко оценивалась пьеса «Владимир», делались интересные частные наблюдения, но в связи с характером работ – театроведческих – исследователи не могли уделить пристального внимания трагедокомедии, поэтому «Владимир» не получил в этих трудах всестороннего анализа[53].