Знакомый космос (№1) - Мир Птаввов

— Сердце остановилось, — просипел Гарнер. — Это со мной впервые. Что ты использовал?

— Адреналин в сердце. С вами все в порядке?

— Уверен, что да, с учётом происшедшего.

Молодой пилот был по-прежнему бледен.

— Вы знаете, что он приказал мне сделать? Я был бы вынужден отключить термоядерный щит! Это увидели бы даже на Земле. — Он содрогнулся. — Это увидели бы даже при дневном свете! Очень удачно, что вы остановили меня. Но как вы узнали?

— Я узнал, чего он хочет, по твоим действиям. Без всякого ума. Но как ты догадался, что это сердце?

— Я почувствовал, что это оно. Ладно, не будем беспокоиться об этом, пока не долетим до Нептуна. Он стал вне закона после того, как остановил ваше сердце.

— Нам бы первыми выстрелить по этой птичке!

— Это доставит мне удовольствие! — с яростью ответил Андерсон.

Кзанол напрягся, посылая приказ в умы врагов, но Сила не действовала. И не только расстояние было против него; различие в скорости было ещё большим барьером. Лёгкое релятивистское отклонение в темпах времени делало невозможным общение даже между двумя тринтанинами.

Он перевёл своё внимание на карты. Пилот-англичанин назвал эту игру пасьянсом или Терпением. Хорошее название. Кзанол упорно учился терпению” Пол каюты был устелен клочьями разорванного пластика, но эта колода выдержала десять предыдущих раскладов. Она была последней колодой на корабле.

В глубине горла клокотал рёв плотоядного животного. Кзанол собрал карты в кучу и перетасовал их. Он уже научился координировать движения. И он кое-что узнал о себе. Нельзя позволять рабу смотреть на теб-1, когда шельмуешь в карты. Он словчил однажды, и пилот как-то догадался об этом. Не стоит ловчить в такой игре.

Кзанол подпрыгнул. Ещё один! Этот был ещё слишком далеко, чтобы управлять им, но достаточно близко, чтобы почувствовать. И все же… образ имел неясность. Однако не из-за расстояния. Словно этот раб спал. Но… как-то иначе.

Через полчаса он окажется в пределах досягаемости. На этот раз, убеждал себя Кзанол, других рабов на корабле нет. Он и не думал о другом тринтанине. Раб должен познать вкус команды тринтанина.

В шесть ноль-ноль следующего утра корабль Гринберга пошёл на разворот. Тремя минутами позже “Золотое Кольцо” сделало то же самое. Проснувшись, Андерсон нашёл снимки в камере видеоскопа: два пятна света, которые медленно вытягивались в яркие линии, а затем с той же неторопливостью сжимались в немного более яркие точки.

Время текло медленно. Гарнер и Андерсон углубились в партию, которую разыгрывали на видовом экране: прямоугольные порядки точек связывались линиями, и победа доставалась игроку, который завершал большее число квадратов. Почти каждый день они поднимали ставки.

Утром прошлого дня Гарнеру удалось отыграться. В один момент он был должен почти одиннадцать тысяч долларов.

— Видишь? — сказал он. — Ты не отказываешься от наслаждений, когда приходит старость.

— Кроме одного, — легкомысленно отозвался Андерсон.

— Да нет, поболее, — признался Гарнер. — Знаешь, мои вкусовые пупырышки состарились за долгие годы. Но я думаю как-нибудь заменить их. Так же как свой спинной мозг. Он тоже износился.

— Износился? Вы хотите сказать, что это не из-за аварии? Неужели нервы просто отмирают?

— Просто впадают в кому — на это больше похоже.

Быстрая перемена темы была обычным делом.

— У вас есть какая-нибудь идея, что мы будем делать, когда прилетим на Нептун? Спрячемся на одном из спутников и будем наблюдать?

— Все правильно, — ответил Гарнер.

Но через полчаса он спросил:

— Мы можем выйти на связь с Землёй отсюда?

— Только мазером, — с сомнением отозвался Андерсон. — Но на Земле каждый сможет получить сообщение. Луч растягивается слишком сильно. У вас нет секретов от посторонних?

— Не беспокойся об этом. Нацеливай мазер на Землю.

Потребовалось полчаса, чтобы Андерсон отцентрировал луч и отследил его путь.

— Если окажется, что это письмо “с любовью к маме”, считайте себя мертвецом, — устало пошутил Андерсон.

— Моя мать умерла давным-давно. Фактически, около столетия назад. Она считала себя старой женщиной!.. Алло, штаб-квартира Сил. Это Лукас Гарнер из Технологической полиции ООН.

Андерсон подтолкнул его локтем.

— Вы что? Ответа ждёте, старая башка?

— Конечно нет! Это Гарнер, вызываю штаб-квартиру Сил, Земля. Прошу передать ответ на Нептун. Нам срочно необходима следующая информация от Доркаса Янски. Может ли его замедляющее поле полностью отразить радарный луч. Повторяю: полностью. Делает ли то же самое костюм чужака? — Он вновь предался безделию. — Ладно, сынок, прокрути это несколько раз.

— Уже сделано, стоит на повторе. Но что всё это значит?

— Не знаю, почему я так долго этого не понимал, — самодовольно ответил Гарнер. — Инопланетянин был заморожен около двух миллиардов лет назад — так утверждал Гринберг. И я думаю, он говорил правду. Он бы не знал об этой штуке, что находится на Нептуне, если бы не положил её туда два миллиарда лет назад. Но почему он считает, что вещь не исчезла, не проржавела или как-то иначе не истрепалась в течение всего этого времени?

— Она в замедляющем поле?

— Да.

Андерсон взглянул на хронограф.

— Вы получите ответ минимум через восемь часов, не считая времени на вопросы типа “а ты кто такой?” Добавим час — значит они позвонят около девятнадцати тридцати. Поэтому давайте немного поспим. Мы получим ответ около трех утра.

— Ладно. Где мои снотворные таблетки?

— О-хо-хо! — Андерсон нажал на кнопки медицинского ящика. — Люк, а я все думаю, что вы все время ждали ответа с Земли.

— Тебе этого не доказать, сынок.

21.45. В это время Гарнер посмотрел на экран и прочертил короткую линию между двумя точками света. Поисковое устройство, отследив движение кончика его иглы, воспроизвело линию на экране.

Внезапно пробудилось радио.

— Штаб-квартира Сил вызывает космический корабль “Хайнлайн”. Штаб-квартира вызывает Лукаса Гарнера, космический корабль “Хайнлайн”. Гарнер, это Чак. Я связался с Я чеки этим утром, и он три часа экспериментировал в нашей лаборатории. Он говорит, что замедляющее поле отражает, повторяю, отражает сто процентов энергии любой частоты, включая радар, включая все, о чём он только ни думал. Видимые, ультрафиолетовые, инфракрасные, радио— и рентгеновские лучи. Если вам интересно, он полагает, что существует математическая зависимость между замедляющим полем и термоядерным щитом. Если он её определив нужна ли она вам? Чем ещё можем вам помочь?

— Мог бы помочь мне с этой игрой, — пробормотал Люк. Но Андерсон уже стёр шестидюймовую кривую, которую подрисовал Люк, пока пилот подстраивал громкость радиоприёмника.

Мужчина в ведущем судне пробежал пальцами по своим пушистым волосам, как человек поставленный в тупик. Его крошечную рубку управления едва ли можно было назвать кабиной.

— Всем судам, — сказал оно — Какого черта он хотел этим сказать?

Через несколько секунд кто-то предположил:

— Кодированное сообщение.

Другие хором сыпали догадками. Потом Тартов спросил:

— Лев, значит на Земле есть то, что они называют замедляющим полем?

— Не знаю. И мы теперь не можем послать мазерный луч, иначе его перехватит один из земных кораблей. — Он вздохнул с сожалением; мазеры всегда использовались дома для переговоров. — Эй, кто-нибудь, запросите отдел политики о замедляющих полях.

— Замедляющие поля?

— Замедляющие поля. И они направили нам полный текст сообщения для Гарнера.

Лит улыбнулся уголками рта:

— Замедляющие поля — это часть басни Гарнера, Я знал, что он досконален, но это уже нелепо, — Он подумал о тысячах кораблях Пояса, которые были выдвинуты им в резерв на случай, если флотилия Гарнера попытается отвлечь внимание от событий, более близких к их дому; он подумал о пяти геолого-разведочных судах и бесценном радарном щите, уходящем, возможно, во внешнее пространство. Гарнер добился больше, чем его добросовестного участия. — Все верно, я подыгрываю его глупой игре. Свяжись со штаб-квартирой Сил и спроси, что им известно о замедляющих полях.

Каттер был шокирован.

— Спросить у Сил?

Потом шутка дошла до него, и его лицо застыло в улыбке. Улыбка у Каттера всегда выглядела фальшиво.

Штаб-квартира Сил больше не скрывала тему замедляющих полей, и у Лита Шеффера начали появляться сомнения.

С первым дребезгом тревожного звонка Гарнер проснулся. Он увидел9 как Андерсон застонал и открыл глаза, но эти глаза ничего не замечали.

— Попадание метеорита! — заорал Люк.

Взгляд Андерсона стал осознанным.

— Не смешно, — сказал он.

— Неужели?

— Нет. Вы что? Из тех типов, которые кричат “Пожар!” на переполненных тротуарах? Сколько времени?

— Три или четыре. — Гарнер взглянул на звезды. — Почему нет Нептуна?

— Сейчас будет. — Андерсон повозился с положением сопел. Корабль развернулся. Нептун был сине-зелёным шаром, матовым в слабом солнечном свете. Обычно при приближении планета как-то вдохновляет, если не ослепляет. Но этот мир выглядел ужасно холодным. — Вот он. Что будем делать?

— Выведи нас на поисковую орбиту и начинай сканирование радаром. Ты должен найти что-то такое же плотное, как вещество карликовой звезды.

— Вы хотите сказать, искать надо под коркой? Будет сделано, мой капитан.

— Андерсон?

— Ну что там? — Парень работал с инструментальной панелью.

— Ты помнишь, что мы ограничены временем?

Андерсон улыбнулся ему:

— Я могу вывести эту штуку на форсированную орбиту и закончить поиск за пять часов. Годится?

— Великолепно! — Люк начал уплетать завтрак.

— Есть ещё одна вещь. Мы будем некоторое время в невесомости. Вы выдержите?

— Выдержу.

Андерсон засуетился. Когда он закончил регулировку, корабль рухнул носом вниз в тысяче миль над поверхностью, двигаясь к планете и более-менее придерживаясь одной единицы ускорения. “Более-менее” зависело от постоянных подстроек Андерсона.

— Теперь не беспокойтесь, — говорил Андерсон. — Я попытаюсь не входить в атмосферу, но если это произойдёт, нам придётся погрузиться в суп, и тогда останется только одно — выключить двигатель. Только двигатель может удержать нас на такой напряжённой орбите. Потом мы вылетим прямо во внешнее пространство.

— Значит, вот что такое форсированная орбита! А как ты думаешь вести поиск?

— На карте это выглядело бы так, словно я следую по линиям долготы. Я буду поворачивать судно в сторону через несколько минут при каждом пересечении полюса, и тогда мы можем сохранять изменение нашей траектории поиска. Нельзя позволять планете просто крутиться под нами. Это потребовало бы почти шестнадцати часов.

Планета вращалась в тысяче миль под ними. Проносились тусклые полосы атмосферы, но доминирующим цветом был голубовато-белый. Андерсон сканировал радаром горизонт, который на экране выглядел, как тонкий, слоистый воздух. Но то были твёрдые скалы.

— Понимаете, если он здесь, мы найдём его, — сказал Андерсон часом позже, — Если мы увидим маленький шарик, надо помнить, что он находится на глубине пятисот миль. Вот и все.

— Да, всё, что нам нужно.

В девять часов Андерсон, наблюдая за поверхностью, повернул корабль. Его прошила боль от плеч до кончиков пальцев.

— Его здесь нет, — сказал он утомлённо. — Что дальше?

— А дальше нам надо готовиться к драке. Мы отправимся на Нереиду и выключим двигатель.

Яркие звёздочки двух термоядерных двигателей космического корабля были настолько близки к крошечному солнцу, что их нельзя было разглядеть. Андерсону не удалось найти “Золотое Кольцо”. Но судно Гринберга неуклонно приближалось, голубое и сияющее на краю золотой короны Солнца. Гарнер и Андерсон отправились в десятичасовой путь на Нереиду — дальний спутник Нептуна. Они наблюдали, как сияние судна Гринберга становится все ярче и ярче.

В 09.30 огонёк стал покачиваться. Гринберг маневрировал.

— Начнём стрелять? — с нетерпением спросил Андерсон.

— Пока нет. Посмотрим, куда он двинется дальше.

Они находились на ночной стороне планеты. Гринберг нырнул к Нептуну вблизи линии сумерек. Его было ясно видно.

— Он не пошёл на Нереиду, — заметил Андерсон. По какой-то причине оба говорили шёпотом.

— Хорошо. Значит он или сядет на Тритон, или выйдет на его орбиту. Но долго ли он будет на орбите?

— Снаряды догонят, — прошептал Андерсон. Гринберг прошёл Тритон и начал замедлять скорость.

— Значит на орбите? — удивился Гарнер. — Да, он крепкий орешек.

Через двадцать минут судно Гринберга превратилось в качающийся огонёк между рогами холодного, синего полумесяца Нептуна. Они следили за его медленным перемещением к одному из рогов. Он шёл по форсированной орбите и совершал поисковый облёт поверхности.

— Что теперь? — спросил Андерсон.

— Подождём и увидим. Я запутался, Андерсон. Я не могу этого понять.

— Но клянусь, усилителя на Нептуне нет.

— Смотри, смотри, — показал Гарнер. — Ну, привет — теперь здесь вся компания.

Крошечное пламя, в виде копья света, прошло мимо светлого конца планеты.

Сине-зелёный шар был больше, чем они ожидали. В первый раз Кзанол пожалел о своей беспечности, когда около двух миллиардов лет назад не воспользовался шансом и не узнал побольше о восьмой планете. Он опросил пилота и штурмана, и те вспомнили, что на поверхности Нептуна 1,23 единицы притяжения. Земной единицы, конечно. Для Кзанола это означало около двух с половиной.

Кзанол встал к одному из небольших окон, его челюсть едва возвышалась над нижним краем, губы втянулись назад в тревожном ворчании. Теперь недолго! Так или иначе. Пилот вывел судно на орбиту поиска.

Кто-то здесь уже был.

Это был полуспящий раб, с которым они разошлись на полпути. Он был на другой стороне орбиты планеты, но должен был вернуться примерно через восемнадцать дилтанов. Кзанол приказал пилоту вывести “Золотое Кольцо” на орбиту и выключить двигатель. Пусть раб завершит поиск.

Судно проходило снизу, выплёвывая огонь на звезды. Раб действовал планомерно и действительно вёл поиск. Кзанол позволил ему продолжать.

Но он был удивлён. Как рабу удалось снизиться на двигателе, у которого не хватало для этого мощности?

Оп заставил пилота подумать над этим, и тот дал ему ответ. На ракетах, крыльях и силовых цилиндрах — на всем сразу. Но даже пилот не мог догадаться о способе возвращения “раба” назад.

Кзанол—Гринберг, конечно, вообще не был предупрежден. С его нынешней позиции корабль Кзанола был в луче радара более прозрачным, чем атмосфера. Даже сама планета просвечивалась насквозь. Кзанол-Гринберг продолжал наблюдать за экраном радара в надежде, что если Месней пропустит костюм, то начеку будет он.

— Почему другое судно тоже не приступает к поискам? — поинтересовался Андерсон. — Они просто дрейфуют.

— Все в порядке, — ответил Гарнер, размышляя вслух.

— Мне кажется, они объединились. Поэтому нет нужды искать обоим. Но тогда…? О боже! Я понял. Инопланетянин управляет Меснеем и Гринбергом. Так или иначе он позволил им делать за себя его работу, а они об этом и не догадываются.

— Но, наверное, работа была бы сделана быстрее, если бы они искали на кару?

— Мне начинает казаться, что этот чужак — аристократ из аристократов. Может быть, он думает, что тот, кто работает, раб. А так как он владыка… Но всё равно вопрос остаётся прежним — что они ищут, и где это находится?

— Взгляни, сынок, они почему-то не интересуются радаром и до сих пор не нащупали мазером нашу флотилию с Пояса. Придётся этим заняться мне.

И ещё одна деталь о кораблях с Пояса: воздушной установкой можно было управлять даже с помощью табачной трубки. Мужчина в третьем корабле был единственным в группе, кто пользовался этим, один из шести во всем Поясе. Его звали, правда, не слишком нежно, Старина Смоки.

Когда-то он был сухопутной крысой, то есть жил на Земле. Около тридцати лет пилотировал звено туристических кораблей на орбите Луны. Ночи проводил в небольшой дешёвой комнате, на несколько этажей выше уровня грузового транспорта в Лос-Анджелесе. По выходным дням он выходил на пляж и был несказанно рад, когда отыскивал достаточно чистый клочок песка, чтобы можно было сесть; отпуск проводил в незнакомых городах, чужих и новых, неоспоримо очаровательных, но обычно таких же перенаселённых, как Лос-Анджелес. Однажды он остановился на две недели в джунглях Амазонки. Он контрабандно провёз несколько сигарет, рискуя сесть на два года в тюрьму, и выкурил их через пять дней. И когда Смоки наконец заметил, что при разговоре с любым товарищем или незнакомцем ему хочется закурить, он вернулся в города.

Потом была встреча с Лукасом Гарнером по долгу службы. Шла массовая сидячая забастовка в знак протеста в связи с разоблачённой коррупцией в Комиссии по рождаемости. И когда закон взял Смоки за воротник, он встретил Гарнера в униформе шефа полиции, Каким-то образом они подружились. Их взгляды на жизнь были достаточно близки, чтобы создавать страстные, убедительные и забавные аргументы. Затем Люк перешёл в Силы. Смоки никогда не простит ему этого.

Однажды Смоки огибал Луну — вёз туристов — и вдруг почувствовал внезапное, странное желание развернуть ракету и лететь, лететь до тех пор, пока все звезды не останутся позади. В тот вечер он подавил порыв и приземлился в Долине Смерти, так же как приземлялся семь тысяч раз до этого. Той ночью, пробравшись в свою квартиру через обычный водоворот толпы, Смоки понял, что ненавидит любой город этого мира.

Он достаточно прослужил, чтобы купить собственный геолого-разведочный корабль. По некоторым обстоятельствам Пояс с радостью принял его. Он научился быть осторожным, прежде чем Пояс убил бы его, и хорошо зарабатывал, чтобы поддерживать корабль, чинить его, обеспечивать себя едой и табаком.

Теперь он был единственным в группе, кто мог узнать голос Лукаса Гарнера. Когда радио вернулось к жизни, он внимательно выслушал сообщение, а затем вызвал Льва и передал, что это действительно был Гарнер.

Радиограмма сняла все сомнения Смоки. То был сам Гарнер. Старик не стоял выше обдуманней лжи, но он бы не стал рисковать своей жизнью. Если он вблизи Нептуна в этом жалком боевом земном корыте, значит у него есть огромная причина быть здесь.

Старина Смоки глубокомысленно осмотрел свой арсенал из двух радарных ракет, снаряда с теплонаведением и лазерной пушки короткого диапазона. Наконец-то начнётся война миров!

Кзанол был расстроен. За шесть часов поисков раб Месней обшарил всю планету. Костюма на ней не было!

Для основательности он позволил рабу начать вторичное обследование. Он перевёл собственное судно на Тритон. Мозг не мог рассчитать траекторию спутников; один из них мог оказаться на пути его корабля, когда тот мчался к Нептуну, то есть он мог врезаться в Тритон. Этот спутник был не ближе Нереиды, но гораздо больше.

Через выматывающий нервы час, — час полёта вверх ногами над слегка изрытой плоской поверхностью Тритона, с пылающим соплом, направленным вовне, — Кзанол дал волю своему гневу. Ни одной белой вспышки не появилось на экране радара, хотя сам Нептун пылал сквозь прозрачный диск большого спутника. Он перевёл своё внимание на небольшую луну.

— Так вот оно что! — Лицо Андерсона просияло. — Они думали, что эта штука на поверхности, а её там нет. Теперь они не знают, где она! — Он нахмурил брови, размышляя. — А не удрать ли нам отсюда? Похоже, новобрачник нацелился на Нереиду, и мы можем оказаться слишком близко, чтобы оставаться спокойными.

— Пожалуй, — согласился Гарнер. — Но сначала мы выпустим снаряд. И нацелим его в чужака. А о Гринберге позаботимся позже.

— Мне это не по душе. На “Золотом Кольце” два других человека. — Прошла минута. Долгая минута. — Не могу шевельнуться, — прохрипел Андерсон. — Попробуйте вы. Вон та третья кнопка под голубым огоньком.

Но Люк тоже был обездвижен.

— Кто бы мог подумать, что ему удастся достать нас так далеко? — горько удивился он.

Андерсон ничем не мог помочь. Судно продолжало падать на Нептун,

Для Силы расстояние не столь важно. Имеет значение количество людей.

Нереида не оправдала надежд. Глубинный радар проник в неё, как через искривлённое оконное стекла, но ничего не обнаружил. Кзанол махнул рукой и стал следить за полуспящим рабом. Его крошечное пламя смело пылало в ночи Нептуна.

Кзанол был в плохом расположении духа. По-видимому его судно проскочило не только Нептун, но и два этих спутника. Может, что-то произошло с Мозгом? Возможно он не был рассчитан на эксплуатацию свыше трехсот лет. Но какой-то глубинной частью ума он знал причину промаха. Мозг проскочил мимо цели намеренно. Кзанол приказал ему совершить самоубийство, не понимая того, чего требовал. Мозг — будучи машиной, а не рабом, то есть не подчиняясь Силе, — ослушался его. Корабль пронёсся через солнечную систему и ушёл в межзвёздное пространство на 0,97 световой скорости. И теперь он далеко за пределами изгиба вселенной.

Он чувствовал, что мускулы натянулись у его рта, распрямив вкусовые щупальца вдоль щёк, словно защищая их. Он раскрыл челюсти так широко, как мог, и ещё шире, сворачивая губы назад, пока они едва не разорвались. Это была непроизвольная реакция, реакция страха и ярости, автоматически готовившая тринтанина к битве со смертью. Но здесь некого было бояться. Вскоре челюсти Кзанола захлопнулись, и его голова вжалась в массивные плечи.

Единственным удовольствием было теперь следить, как последнее судно обшаривает Нептун в третий раз. Он увидел, как его яркое пламя внезапно удлинилось и тут же стало короче. Спящий раб сдался.

Кзанол знал, что он тоже летит на Тритон. Чувство великодушной жалости вкралось в него, и он вспомнил о традиции, по которой семейство Рейкарлива никогда не вздевалось над рабами. Кзанол решил встретить спящего раба на Тритоне.

— Один… два… Я не могу найти корабля Гарнера. Должно быть, он куда-то сел или отключил двигатель. Другие вращаются на орбите.

— Забавно, почему он нам не доложил. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

— Мы бы увидели вспышку, Смоки. Так или иначе, он пошёл на Нереиду, а затем отключил двигатель. Если это так, мы обнаружим его позже.

Когда Кзанол оказался поближе, он ПРИКАЗАЛ спящему рабу повернуть корабль и присоединиться к нему. Через час военный корабль и “Золотое Кольцо” были рядом.

Пилот и штурман Кзанола беспокоились о горючем, поэтому, как только судно спящего раба приблизилось, Кзанол ПРИКАЗАЛ ему перелить своё топливо в “Золотое Кольцо”. Он ждал каких-то звонких звуков, хлопков, производимых кораблями, К счастью, карты отвлекли его и кольцом привязали к креслу. Он следил за движениями своих трех рабов лишь частью ума: спящий был в хвостовой части судна, нилот и штурман неподвижно сидели в рубке управления. Он не хотел рисковать их жизнью, позволив помогать спящему.

И конечно он подпрыгнул, как испуганная газель, когда дверь воздушного тамбура, покачнувшись, раскрылась и вошёл раб.

У раба был умственный щит.

— Эй! — непонятно заговорил он на английском. — Я хочу спросить, нам нужен переводчик?

Он невозмутимо прошёл в рубку управления. У двери остановился и махнул рукой — в руке был дезинтегратор Кзанола.

Человек с талантом и образованием Лимана мог бы никогда не оказаться на такой скучной работе. Лиман знал: этого ни за что не случилось бы на Поясе. Когда-нибудь он переселится туда, где его оценят по достоинству.

Итак, Джеффрей Лиман был старшим обслуживающей команды корабля ЛЕНИВАЯ ВОСЬМЁРКА 3.

Лиман завидовал команде другого подразделения по планированию полёта, которая размещалась в Гамбурге. Проныры с добрыми намерениями постоянно вносили какие-то незначительные изменения в траекторию звездолёта, ожидая, что политики позволят наконец запустить корабль. Но систему жизнеобеспечения ЛЕНИВОЙ ВОСЬМЁРКИ 3 нельзя было переделать и за два года.

По крайней мере на сегодняшний день.

Теперь Лиман и трое его подчинённых следили за шайкой техников, которые превращали три каюты во что-то странное. Целый рулон тонкой проволочной сетки был натянут на стены, пол и потолок. Сложное оборудование приварили к тому, что прежде было полом судна, а теперь вдруг стало внешней переборкой. От силовой установки провели отводы. Лиман и его люди стали мальчиками на побегушках, они гоняли по кольцеобразным коридорам, принося кофе, бутерброды, схемы узлов, инструменты, проверочную аппаратуру и сигареты. У них и понятия не было, что происходит. Вновь прибывших заставляли отвечать на вопросы, но ответы были какой-то тарабарщиной. Например:

— Мы сможем утроить количество пассажиров! — говорил мужчина, голова которого была похожа на коричневое пятнистое яйцо. Он тряс амперметром, подчёркивая слова. — Утроить!

— Как?

Мужчина, размахивая амперметром, указал на комнату.

— Мы поставим их здесь как на эскалаторе метро в час пик, — сообщил он по секрету.

Когда Лиман обвинил его в легкомыслии, тот смертельно обиделся и вообще отказался разговаривать.

Под конец дня Лиман чувствовал себя плоским червём в четырехмерном лабиринте.

Ему как-то удалось отправить сразу всю группу на обед, сыграв на общем складе ума. Во время обеда вещи стали проясняться. Лиман навострил уши. когда услышал фразу “замедляющее поле”.

Обед превратился в приём гостей. Было почти 14.00, когда Лиману удалось позвонить по видеофону. Другой человек едва не повесил трубку, но Лиман знал слова, которыми можно было остановить его.

Первый медовый месяц Линг провёл в Рено, штат Невада, тридцать лет назад. Затем Линг Ву разбогател на оптовой торговле фармацевтикой. Недавно Комиссия по рождаемости подарила одной супружеской паре привилегию иметь более двух детей. Это была его семья.

Здесь, перед кристаллической стеной Большого танцевального пузыря, раскрывалась панорама окольцованной, полосатой планеты. Они не слышали музыки позади себя. Здесь была космическая музыка, звук воображения, вызванный к жизни диким пустынным очарованием, раскрывавшимся перед ними. Мягкие извивы льда тянулись от горизонта до выступа ближайшего обрыва, а выше него висела игрушка, декорация — эстетическое чудо, которого не знал ни один обитаемый мир.

Спросите астронома-любителя о Сатурне. Он не просто расскажет вам о нем, он вытащит свой телескоп и покажет вам его. Он выкрутит вам руки, но покажет.

Линг Дороти, из четвёртого поколения обитателей Сан-Франциско, прижала ладони к кристаллической стене, словно хотела, чтобы они прошли сквозь неё.

— Ах, я надеюсь, — говорила она, — я надеюсь, что он никогда не вернётся за нами!

— О чем ты, Дот? — Линг Ву улыбнулся, приподняв голову. Она была на дюйм выше его.

— О ЗОЛОТОМ КОЛЬЦЕ.

— Прошло уже пять дней. Мне тоже нравится здесь, но мне неловко думать, что люди погибли только ради того, чтобы позволить нам остаться здесь немного подольше.

— Разве ты не слышал, Ву? Миссис Вилинг только что рассказала мне, что кто-то похитил “Золотое Кольцо” прямо с космодрома!

— Миссис Вилинг очень романтична.

— Дайттт мне эттт, дайттт мне эттт, — пародировал Чарли. — Сначала Лэрри, потом Гаррнерр, Время, вот что мы получили. Неужели они хотят все звезды только для себя?

— Мне кажется, ты недооцениваешь их, — сказал старый дельфин.

— Наверное хватило бы места и для нас и для них в каком-то мире. — Чарли не слушал его. — Они практически не знают, что мы появились здесь совсем недавно. Мы могли бы быть полезными, я знаю, могли бы.

— Почему у нас нет времени? Ты знаешь, сколько времени понадобилось им самим?

— Что ты хочешь сказать?

— Первой истории ходоков о полёте на луну несколько тысяч лет. А они оказались там только сто пятьдесят лет назад. Имей немного терпения, — проговорил тип с изношенными зубами и покрытой шрамами челюстью.

— У меня нет тысячи лет. Неужели я должен провести всю жизнь, рассматривая небо, пока мои глаза не высохнут?

— Ты в этом не будешь первым. Не будешь первым даже среди пловцов.

Дейл Снидер прошёл в холл, как завоеватель, планирующий новые победы. Когда он проходил мимо пациентов, то улыбался и кивал, но его проворная походка отбивала охоту к беседе. Он достиг двери комнаты отдыха дежурного персонала и открыл её.

Ему потребовалось секунд пятнадцать, чтобы подойти к кофейному стенду. К этому времени Дейл Снидер постарел лет на сорок; его тело обвисло, плечи опали, щеки сползли на дюйм книзу, оставив маску уныния, с усталыми, припухшими глазами. Он налил чёрный кофе в чашку из пенопластика, коснулся её оттопыренной губой и выпил до дна. После момента нерешительности он вновь налил чашку из другого крана. Тоже дрянь порядочная! Но, по крайней мере, вкус был другим.

Ну вот. Он мягко опустился в кресло и уставился в окно; чашка согревала его руки. Снаружи виднелись деревья, трава и то, что выглядело кирпичными дорожками. Меннинджер был лабиринтом строений, каждое из которых имело не больше четырех этажей. Небоскрёб в милю высотой для нужд миллионов жителей был окружён жизненно необходимым ландшафтом; и большинство женщин-пациенток бежали сюда, визжа от сексуальных проблем, которые находили разрешение в этой одинокой вытянутой башне.

Дейл встряхнул и отхлебнул варева. На десять минут он может забыть о пациентах.

Пациенты. Пациенты с “шоком пришельца”. Они одурачили его скачала, его и других, своим сходным поведением. Лишь теперь стало ясно, что их проблемы отличаются так же, как отличаются кончики пальцев. Когда чужак дал себе волю, каждый получил какой-то шок. Дейл и его коллеги пытались вылечить их как группу. И это оказалось абсолютно невозможным.

Каждый получил из вспышки раздражительности пришельца только то, чего хотел: ярость, потрясение, горе или страх. Каждый нашёл то, чего хотел или боялся. Одиночество, синдром кастрации, страх изнасилования, ксенофобию, клаустрофобию — и даже то, что не входило в каталог заболеваний.

Докторов не хватало. Не хватало комнат для того количества докторов, которое удалось собрать. Дейл был измучен — как и остальные его коллеги. Но они не показывали этого.