Прямой эфир. В кадре и за кадром

Я пребывала в большом энтузиазме и даже пообещала руководителям школы, что после выхода сюжета в эфир они обязательно получат новое здание, которое им давно обещали.

Однако мой сюжет в эфир не вышел. Он был запрещен. Более того, мне была прочитана лекция о том, что в условиях холодной войны наше государство вынуждено достойно содержать армию и выделять дополнительные средства на производство оружия.

Мне объяснили, что денег на культуру не хватает не потому, что кто-то чего-то не понимает, а потому что никаких детей не будет и страны не будет, если не строить новые военные заводы и не создавать новые атомные бомбы.

Наверное, это был 1979–1980 год. Страна готовилась к Олимпиаде, и критические сюжеты не приветствовались. Помню, как я пошла к директору музыкальной школы объяснять ситуацию, но он только отвел глаза в сторону и сказал что-то вроде: «Я же вам говорил». Я физически ощущала бессилие и немоту. И от этого было реально больно.

За свой второй запрещенный сюжет я дралась как тигр. И даже потребовала встречи с нашим куратором из специальных органов. К этому времени у меня уже было трое детей, и я вплотную занималась темой многодетных семей и их положением в нашем обществе. Мне пришлось повидать разные семьи, в том числе и такие, где изначально рождались больные и несчастные дети. Благополучных и счастливых многодетных семей, где папа и мама не пьют, работают, занимаются воспитанием и развитием сыновей и дочерей, было очень мало. Но именно такой была семья Лесниковых. Они были на слуху, их награждали, о них писали в газетах. Этой благополучной семье власти выделили пятикомнатную квартиру в новом микрорайоне.

Туда мы и поехали с кинооператором. Тем более что у Ларисы Лесниковой родился одиннадцатый ребенок, и появился повод снять новый сюжет и поздравить семейство. Время было голодное, «талонное». Перед визитом я купила три килограмма пряников и несколько коробок кукурузных палочек (то, что тогда было доступно).

Как передать словами тот шурум-бурум, которых образовался уже в прихожей вокруг моих подарков! Угощение растворилось на глазах за считаные минуты. При этом старшие дети успевали следить за тем, чтобы всем досталось поровну.

Я стояла в прихожей, как прикованная. И не потому, что не угадала с количеством еды, а потому, что в доме пахло нищетой. Первыми меня встретили шестеро (!) детей дошкольного возраста. Они были погодками, и у всех были кривые от рахита ноги. Везде пахло мочой и сыростью.

Квартира располагалась на первом этаже, и через огромные щели в дверях и окнах сильно дуло, все стены были измазаны пластилином, красками. Среди всего этого ходила веселая и добрая Лариса в домашнем халате. На мои вопросы она с неизменной улыбкой отвечала:

– Ноги? Так это рахит. Это пройдет. У наших старших, знаете, какие фигуры роскошные? Все спортсмены. Просто маленьким солнца не хватает, витаминов и мяса. Мы писали в райисполком, но что-то нет ответа. Нам дают на детей продуктовый набор, но там, кроме супового набора из костей и двух килограммов колбасы на месяц нет ничего. А это нам на один день…

Мы засняли на камеру квартиру, детей, и я уехала с тяжелым чувством, что надо с этим что-то делать. Я понимала, что мне опять будут говорить про «холодную войну», но я видела жертв этой «войны» – детишек, которым плохо. Хотя родились они в хорошей семье, у хороших, заботливых родителей. Папа работал с утра до ночи. Я его ни разу не видела. Интересная деталь: он был кандидатом наук и световой день работал в институте, а по ночам разгружал вагоны или сортировал картошку в овощехранилищах.

Мама Лариса – это как раз редкий случай профессиональной мамы, которая имеет невероятный запас любви и терпения. Она была совсем молодой в то время, но у нее были проблемы с зубами, так как непрерывные роды при отсутствии нормальной еды истощили женский организм.

В общем, невеселый получился у меня сюжет. Я уже заранее знала, что вряд ли он выйдет в эфир без редакторской обработки. И точно. «Под нож» попала вся конкретика бытовой жизни семьи Лесниковых. Но больше всего моего цензора возмутило указание содержимого продовольственного пайка. Мне сказали: им дают колбасу и мясо. Другим и этого не дают. Они сами-то думали, когда рожали? А если все начнут рожать?

Я пошла к директору ТВ Рогнеде Шабаровой. Она только развела руками и сказала, что есть такие моменты в жизни, о которых не надо говорить вслух, потому что телевизор смотрят тысячи людей. И что надо всегда об этом помнить.

В общем, я еще раз поняла, что мы занимаемся не журналистикой, а пропагандой, и мне от этого стало невесело.

Но я все же придумала, как спасти собственную душу. Расшифрованный текст сюжета я сама отнесла председателю райисполкома того района, в котором жили Лесниковы. И приложила короткую записку, в которой написала, что сюжет показан в эфире в сильно усеченном виде, но «вы должны знать правду, чтобы оказать помощь семье».

Вы представляете?! У меня получилось! Уже через месяц мне позвонила Лариса Лесникова. Она смеялась и плакала в трубку, потому что их навестила комиссия, и было принято решение снабжать ее семью «особым образом». Теперь им каждую неделю привозили мясо, молоко, сметану, творог, рыбу. И мне уже было приятно позднее узнать, что Лариса родила двенадцатого ребенка, потом тринадцатого…

Они остановились, кажется, на четырнадцатом ребенке. И, кстати, все выросли замечательными людьми. До сих пор в нашем городе Лариса Лесникова – самая знаменитая мать-героиня (а теперь уже и бабушка-героиня). Дай Бог ей здоровья! И выглядит она прекрасно, и улыбку во весь рот она больше не прикрывает ладошкой.

Но самый знаменитый из моих запрещенных сюжетов – документальный фильм «Как пройти в райком?». Это был 1984 год. Уже умер Брежнев, затем скоропостижно возник и исчез Андропов. И главным человеком в стране стал старый и неказистый Черненко, который страдал астмой, говорил и двигался с трудом. Люди перестали бояться власти и в открытую обсуждали нелепость этой кадровой чехарды стариков-коммунистов.

Каждый год молодежная редакция Центрального телевидения проводила Всесоюзный фестиваль молодежных программ. В тот год фестиваль должен был пройти в Кишиневе. Так как я уже была неоднократным лауреатом, хотелось удивить всех новой острой программой. И я придумала тему. А скорее – картинку. И название – «Как пройти в райком?». Идея была в том, чтобы на центральной площади города задавать юношам и девушкам комсомольского возраста только два вопроса. Первый вопрос звучал так: «На учете в каком райкоме комсомола вы стоите?» А второй: «Знаете ли вы, как пройти в этот райком?»

Фишка сюжета была в том, что мы с оператором стояли так, что за спинами наших героев была явно видна табличка: «Нижегородский райком ВЛКСМ».

Мы опросили человек двадцать. Все они, как и ожидалось, состояли на учете в том самом Нижегородском райкоме комсомола. А вот второй вопрос всех ставил в тупик. Они махали руками в разные стороны, пожимали плечами, и ни один не повернул голову назад и не сказал: «Да вот же он!»

Далее мы отправились в гости к секретарю райкома ВЛКСМ и тоже задали два вопроса. Первый вопрос: «Как часто здесь бывают рядовые комсомольцы?» И второй: «Вспомните хоть один пример, когда к вам пришли люди с улицы и что-то предложили или сделали». На первый вопрос уверенный и модный секретарь райкома отвечал долго и напористо: «рост рядов наблюдается…», «комсомол вершит славные дела…», «рядовые комсомольцы приходят толпами в свой штаб и ведут активную деятельность…». Но второй вопрос поставил моего собеседника в затруднительное положение. Пленка в кинокамере крутилась с шумом. И это был единственный звук в комнате.

Секретарь молчал ровно полторы минуты. Представляете, какая пауза? Он теребил подбородок, открывал и закрывал рот, смотрел в потолок, а я спокойно выжидала. И была права! Бедный, он так никого и не вспомнил и не смог привести ни одного конкретного примера. Зато уже на следующее утро руководству телевидения позвонил первый секретарь обкома комсомола и потребовал изъять рабочий материал.

Но Рогнеда Александровна Шабарова возмутилась, решив отстаивать мою правду (сама она, как истинный коммунист, была возмущена процветавшей в то время казенщиной в комсомоле). В результате я смонтировала фильм «Как пройти в райком?», и он стал главным событием и сенсацией Кишиневского фестиваля. Самое смешное, что меня потом многие обвинили в конъюнктуре, потому что день открытия фестиваля совпал с выходом постановления ЦК КПСС «О формализме в комсомоле». В общем, я получила не только приз, но и суперприз в виде эфира моего фильма по Центральному телевидению в прайм-тайм. Интересно, что в Нижнем Новгороде (тогда Горьком) его так ни разу и не показали. То есть в родном городе этот сюжет оказался запрещенным!

Позднее я встречалась в неформальной обстановке с тем самым секретарем. Он признался, что не держит на меня никакого зла и, более того, благодарен за невольное вмешательство в его жизнь. Он ушел по собственному желанию, затем стал удачливым бизнесменом, переехал в Москву. Жизнь его сложилась вполне счастливым образом.

Запрещенные сюжеты… Много раз мне приходилось слышать от моих учеников разные истории на эту тему. И я прекрасно понимаю, как тяжело смотреть в глаза героям, если обещал им помочь. Как тяжело видеть работу своего коллеги с другого канала на ту же самую тему, если только ты один знаешь, что твоя работа была сделана раньше и сделана не хуже.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.