Время меча

— Я могу обойтись и без записки, — сказала Элина, — позвать Зендергаста с помощью магии. Хотя у меня нет его вещей, на таком расстоянии он должен услышать прямой зов. А у вас, принц, разве нет мнения на сей счет?

— Магия — это не моя область, — равнодушно пожал плечами Артен.

— Я не берусь судить о том, в чем некомпетентен. А почему бы не спросить самого герцога?

— Потому что он ответит «нет» исключительно из гордости, — проницательно пояснила Элина. — Папа, мне бы не хотелось делать то, что ты не одобряешь…

— Поступай, как знаешь, — раздраженно ответил граф. — Хочешь звать старого интригана сюда — зови, только избавь меня от необходимости созерцать его довольную рожу.

— Я проведу его прямо к больному, — пообещала девушка. — Но, Артен, на всякий случай оставайтесь все-таки наверху.

Зендергаст явился спустя сорок минут — то ли счел недостаточно солидным для повелителя мира приходить по первому зову, то ли и впрямь был сильно занят. Выслушав Элину, он кивнул, проследовал в комнату Редриха и без особых церемоний выставил графиню за дверь, объявив, что, пока та считает магов своими врагами, он не может доверить ей тайну определенных заклинаний.

Редрих лежал с закрытыми глазами; тряпка скрывала верхнюю часть его лица. Возле низкой кровати стоял кувшин с водой.

— Здравствуйте, герцог, — сказал Зендергаст. Элину он знал с ее восьмилетнего возраста, а Редриха, напротив — до десятилетнего; однако с ним он переходить на «ты» не собирался.

Молодой человек не узнал голоса и сдвинул тряпку, осторожно поворачивая голову.

— Что вам от меня надо? — его голос звучал не настолько твердо, как ему бы хотелось, но все же трудно было не услышать в нем неприязни.

— По-моему, это вы нуждаетесь во мне, — ответил маг. — Я пришел, чтобы помочь вам.

Редрих молчал. Он был слишком измучен, чтобы протестовать.

Зендергаст подошел к кровати и положил ладонь на лоб больного.

— Только не сопротивляйтесь, — предупредил он. — Если вы будете внутренне противиться исцелению, оно может оказаться не столь успешным.

Редриху было не до сопротивления. Он уже готов был принять помощь от кого угодно. И действительно, от прикосновения этой теплой сухой ладони боль начала таять, плавиться, испаряться. Не прошло и пяти минут, как герцог уже почувствовал себя вполне здоровым. Остаточная тошнота еще сохранялась, но и она быстро уходила.

Зендергаст отнял руку, и Редрих испытал мгновенное сожаление: от этой руки исходило такое ощущение покоя и комфорта, какого он не испытывал с самого детства. Да даже и в детстве — мать его больше интересовалась своим положением герцогини и без пяти минут королевы, чем собственным сыном.

— Вам легче?

— Да, — ответил Редрих. — А теперь уходите. Я не собираюсь вас благодарить. В конце концов, это вы виноваты в моей болезни.

Сам того не подозревая, он попал в десятку; Зендергаст даже мысленно вздрогнул, однако понял, что герцог имеет в виду лишь вчерашний переход под конвоем по жаре с непокрытой головой.

— Вы ненавидите нас так же, как и ваши товарищи, — печально покачал головой маг. — Вчера вы пытались нас убить… («И даже малость преуспел в этом», — подумала герцог. Правда, первый маг пал все же не от его руки — его сосед-хардыгар успел ударить первым, так что Редрих отрубил голову уже у мертвого или умирающего. Но все же именно он вздернул эту голову за волосы над толпой, точьв-точь как на знамени второго ферлука). — А вы никогда не задумывались, почему? — закончил Зендергаст.

Редрих молчал. Он и в самом деле не задумывался об этом. Он отправился на Восток из-за Элины; он стал хардыгаром, потому что это было альтернативой рабству — и потому, что открывало перед ним впечатляющую карьеру бойца; эти же мотивы привели его в Зурбестан. По большому счету, ему было не так уж важно, как называются те, кто ему противостоит, и какие цели они преследуют; с тем же остервенением он сражался бы против цаньцев или хурданистанцев, если бы таков был приказ хана. Ему нужен был враг, на которого можно обрушить свою ненависть, отлившуюся в узкую стальную полосу меча.

— Да, мы хотим весьма значительно изменить мир, — продолжал Зендергаст, не дождавшись (к вящему своему удовлетворению) ответа. — Но какой вам смысл защищать нынешний мир? Что он дал вам, кроме боли?

— А что можете дать мне вы? — усмехнулся Редрих.

— Многое. Например, тарвилонский трон.

Молодой человек резко сел на кровати, зло глядя на мага:

— Я не собираюсь терпеть ваши насмешки!

— Я серьезно, герцог. Вы ведь не будете отрицать, что у вас имеются некоторые права на престол? Не настолько, конечно, серьезные, чтобы вы могли на что-то рассчитывать в теперешнем мире, но с нашей помощью…

— Разве вы не собираетесь ликвидировать нынешние королевства и править миром самостоятельно?

— По сути — да. Но по форме… Видите ли, герцог, как я уже не раз говорил вашим товарищам, мы хотим избежать лишних жертв. Сделать переход как можно менее болезненным. Кроме того, мы не можем лично управлять каждым городом и деревней. Нам нужны наместники. И желательно такие, которые обладают определенной легитимностью в глазах местного населения.

— Мне не показалось, что в Тарвилоне очень любят Урмарандов, — невесело усмехнулся Редрих.

— О, вы не представляете себе, насколько переменчивы народные симпатии. Нет такого тирана, о котором через несколько лет после его падения не начали бы вспоминать с тоской и умилением. Собственно, и тоска по эпохе магов существует у людей уже давно… — Зендергаст заметил, сколь невыгодную параллель провел, и поправился: — Притом для нее оснований гораздо больше. Так что вы явитесь как выразитель подспудных народных чаяний…

— Я ничего не смыслю в магии, — напомнил Редрих.

— И хорошо! — заверил его Зендергаст. — Иначе мы не обратились бы к вам с таким предложением. У нас нет уверенности, что, соединив в своих руках магию и власть, вы не поддадитесь искушению сделать неверный шаг. Как видите, мы откровенны с вами. Разумеется, среди наместников и прочих администраторов будет немало магов, но будут и обычные люди. Чтобы смягчить переход.

— Значит, вы хотите, чтобы я стал вашей марионеткой, — жестко констатировал Редрих.

— Ну, вы должны будете следовать мудрым советам из Нан-Цора, но в вопросах локального значения у вас будет достаточная самостоятельность. Об абсолютной монархии речи не идет, ее в новом мире просто не будет. Даже среди нас не будет одного абсолютного властителя — мы будем править коллегиально. Зато, опираясь на нашу поддержку, вы сможете не опасаться бунтов и заговоров.

— И в обмен на эти ваши обещания я должен сейчас доносить вам на своих друзей? — ядовито осведомился герцог.

— Вы упорно не понимаете, — ворчливо произнес маг. — Мы не торгуемся, мы теперь слишком сильны, чтобы торговаться. Если бы нам нужно было шпионить за людьми, целиком находящимися в нашей власти, мы бы устроили это и без вашей помощи. Но у нас имеется множество дел поважнее. Да, один раз мы недооценили магические способности Элины, но больше это не повторится. И все, что я вам сказал, я сказал не ради каких-то обещаний, а просто для того, чтобы вы более реалистично представляли себе будущее. Ну а если ваши товарищи — не думаю, что термин «друзья» здесь достаточно точен

— все же удумают какую-нибудь авантюру, я надеюсь, вы постараетесь их отговорить. В конце концов, через какое-то время мы и сами их отпустим, и им совершенно незачем подвергать себя бессмысленной опасности.

— Но, конечно же, я не должен рассказывать им об этом разговоре, — продолжал ехидничать Редрих.

— Как вам будет угодно, — пожал плечами маг. — Если вас не смущает, что по крайней мере двое из них считают делом чести хранить верность нынешнему королю Тарвилона, причем у графа с Урмарандами вообще свои счеты

— можете, конечно, и рассказать.

— Я не могу сейчас дать вам определенный ответ, — медленно произнес герцог.

— А вас никто и не торопит. Потребуется еще несколько месяцев, прежде чем власть полностью перейдет в наши руки. У вас достаточно времени на обдумывание. Ну а сейчас вам нужно отдохнуть…

— Ну как он? — спросила Элина, когда маг вышел из комнаты герцога.

— С ним все в порядке. Сейчас он спит, и когда проснется, будет полностью здоров, — Зендергаст демонстративно оглядел пустую комнату и коридор, понимая, что остальные предпочли не встречаться с ним, и саркастически изрек: — Вижу, больше здесь помощь никому не нужна, так что я, с вашего позволения, пойду.

В эту минуту в нем проступил прежний Ральтиван, старый ворчун, вечно жаловавшийся на всеобщее пренебрежение, но Элина не улыбнулась. Она даже не поблагодарила его за исцеление Редриха и лишь молча проводила мага взглядом.

Герцог проснулся ближе к вечеру; Элина застала его в обеденной зале, где он с аппетитом уплетал оставленную для него остывшую порцию.

— Зендергаст о чем-нибудь говорил с вами? — требовательно спросил вошедший следом граф.

— Я был не в том состоянии, какое располагает к светским беседам, — ответил он и отодвинул пустую тарелку. — Это все?

Неясно, относился ли вопрос к еде или любопытству графа, но Элина предпочла выбрать более миролюбивую трактовку:

— Скоро зомби принесет ужин. Кстати, надо сходить за Артеном.

— Проголодается — сам придет, — без особого дружелюбия заявил Редрих.

— Дело не в этом, просто мы уже давно решили, что, когда в дом входят представители врага, все должны быть наверху.

— Наверху? — удивился герцог. — Разве мы не на первом этаже?

Элина вспомнила, что он тоже не знает о подземелье, и объяснила ему, не обратив внимания на предупреждающий взгляд, который метнул ее отец. Граф, впрочем, и сам в следующий момент устыдился своей подозрительности. Пусть отец молодого герцога был негодяем, но разве сам Редрих не доказал во вчерашнем бою, на чьей он стороне? Разве не сияло лицо его искренним счастьем, когда он поднимал за волосы голову первого мага и во главе своих солдат рвался к третьему?

Следующий день ознаменовался событием скорее печальным, чем радостным: вернулся Йолленгел. По словам эльфа, барьер в туннеле оказался непреодолим для его скромных магических способностей — по всей видимости, преодолеть его мог бы лишь профессиональный маг высокого уровня. Вообще после боя сила магов заметно возросла; это была одна из самых основательных их тренировок за все время. Два дня Йолленгел отсиживался в горах, опасаясь в таких условиях возвращаться в Нан-Цор; но затем, понимая, что запасы провизии в хардыгарском лагере все равно не вечны, все же рискнул пробраться в город — и, похоже, вновь остался незамеченным. Невидимая стена вокруг дома по-прежнему оставалась для него проницаемой; поскольку магам нужно было, чтобы зомби могли проходить в дом, они сделали стену непроходимой лишь для обычных людей; ставить защиту еще и от эльфов им, разумеется, в голову не пришло. Барьер же в туннеле был непреодолим ни для кого.

Айзендорг был весьма заинтересован возможностью пообщаться с живым эльфом. Йолленгел поначалу чувствовал себя не очень комфортно в обществе незнакомого большого и сильного человека с достаточно суровым лицом, однако вскоре привык и как-то раз, обмолвившись, назвал его Эйрихом, отчего всем стало неловко.

В течение нескольких дней пленники, не считая, разумеется, не вылезавшего из библиотеки Артена (Редрих тоже не владел древним языком, да и не проявлял интереса к науке), большую часть времени проводили вместе. Граф как будто пытался быть душой компании, пустив для этого в ход рассказы о своих приключениях во времена скитаний за пределами Тарвилона (деликатно не акцентируя внимание на причине этих скитаний), хотя обычно он рассказывал об этом посторонним людям редко и неохотно, и даже Элина знала далеко не все. Делал ли он это лишь для поддержания общего духа, или не хотел, чтобы Элина общалась с Редрихом наедине? Герцог, во всяком случае, немедленно заподозрил второе и почувствовал прилив раздражения, хотя и говорил себе, что вовсе не жаждет с ней общаться.

А на четвертый день за обедом Артен буднично объявил, что ему известно, кем был последний хозяин дома и чем он занимался в лаборатории.

— Его интересовали источники энергии для машин, — пояснил принц. — Первые самоходные машины, созданные зурбестанцами, передвигались силой пара. Демоны, как подумаю, какими идиотами мы были все эти тысячелетия, так просто хочется лупить себя по голове! Из века в век наблюдаем, как пар подбрасывает крышку кастрюли — и никому не пришло в голову, что эту силу можно применить с пользой! Только зурбестанцы и додумались. Но оказалось, что такие машины весьма неэффективны, громоздки и медленны. К тому же в Зурбестане не было угля, да и деревьев не то чтобы очень много. Правда, в те времена страны не были так разобщены, как теперь, но конфронтация с магами внешнего мира уже начиналась, и зурбестанцы понимали необходимость опоры на собственные силы. Начались разные эксперименты с горючими веществами, попутно родилась принципиально новая концепция двигателя — где на поршень давит не пар нагретой воды, а непосредственно продукты сгорания топлива; само топливо при этом должно быть жидким. К сожалению, я пока не нашел чертеж этой конструкции — только упоминание общих принципов работы. Ну и вот. Хозяин дома экспериментировал с различными видами жидкого горючего, пытаясь получить оптимальное. Несколько образцов находятся внизу, в запечатанных жаропрочных емкостях. Как я понимаю, они в основном относятся к двух классам

— имеющие в основе нефть и имеющие в основе спирт, причем основные надежды возлагались на последний вариант, благо производить спирт умеем даже мы, а производить нефть не умели даже зурбестанцы. Все это очень интересно для будущего оснащения человечества самоходными машинами, но совершенно бесполезно для нас сейчас. С помощью веществ из лаборатории мы можем устроить грандиозный пожар и не более чем. Магия, насколько я понимаю, не горит.

— Да, и даже если бы маги сняли барьер, чтобы спасти нас от огня…

— То тут же упрятали бы в такое место, где мы и пальцем не могли бы шевельнуть без их разрешения, — закончил за нее Артен. — Кроме того, не думаете же вы, что я позволю сжечь библиотеку?!

После обеда Элина, стосковавшаяся по новым впечатлениям, выразила желание осмотреть поближе лабораторию; остальные тоже ее поддержали и спустились вслед за принцем. Артен важно, словно настоящий хозяин этого места, продемонстрировал им большой перегонный куб, закопченые горелки, стойки с реактивами, трубки из стекла и гибкого растягивающегося материала, неизвестного на Западе, наконец, большие емкости с экспериментальным топливом, упрятанные для безопасности каждая в свою нишу в стене…

— А это что? — спросила Элина, указывая на укрепленный на стене небольшой прямоугольный металлический кожух.

— Не трогайте! — воскликнул принц. Элина, и так уже предупрежденная, что в лаборатории ни к чему не следует прикасаться, испуганно отдернула руку. — Да что там такое? — спросила она с ноткой обиды в голосе.

— Это… — замялся принц, — вообще-то я не хотел говорить об этом прежде, чем сам разберусь… Ну ладно, смотрите, только не прикасайтесь.

Он легко открыл кожух, беззвучно повернувшийся вправо на петлях. То, что под ним оказалось, не выглядело особо внушительно. Это была панель из тускло блестевшего металла, высотою примерно шесть и шириной — четыре дюйма; из панели выступали плоские концы толстых круглых штырьков, сделанных из того же металла. Штырьки шли горизонтальными рядами по восемь, и рядов этих тоже было восемь. Сами штырьки — во всяком случае, видимые их части — ничем друг от друга не отличались, однако под каждым из них на панели был выгравирован небольшой символ; Артен пояснил, что это цифры древнего языка, и Элина, видевшая в лифте номера этажей, узнала некоторые из них. В каждом ряду цифры были одинаковые и шли слева направо с убыванием с 7 до 0; кроме того, вдоль самых правых штырьков выстроилась вертикальная колонка тех же цифр, возраставших сверху вниз.

о о о о о о о о 0 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 1 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 2 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 3 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 4 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 5 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 6 7 6 5 4 3 2 1 0 о о о о о о о о 7 7 6 5 4 3 2 1 0

— И что это может быть, по-вашему? — скептически осведомился Редрих.

— Я полагаю, это кодовое устройство, — ответил Артен. — Если нажать правильные штырьки, то придет в движение какой-то механизм и…

— И что? — нетерпеливо поторопила его Элина.

— Не знаю. Наивно, конечно, надеяться, что сразу сгинут маги, но, может, и произойдет нечто, что продвинет нас в этом направлении.

— Может, откроется проход в конце коридора?

— Не исключено. Но, в любом случае, надо знать, какие штырьки нажимать.

— Вы не пробовали искать записи на сей счет в библиотеке? — Элине не терпелось внести какое-нибудь полезное предположение.

— Вы же видели, какой там беспорядок, — качнул головой Артен. — Найти в этом нагромождении манускриптов клочок бумаги с цифрами, да еще понять, что это те самые цифры…

— Если они вообще где-то записаны, — поддержал его граф. — Единственное место, которому можно доверять хранение секретов — собственная голова.

— Так что от этой штуки на стене нам нет никакой пользы, — не столько спросил, сколько констатировал Редрих.

— Ну почему же? — уязвленно возразил Артен. — У меня появилась кое-какая идея, и я намерен попробовать ее сегодня же. Если мне не будут мешать, — добавил он с нажимом.

— Вы уверены, что вам не понадобится помощь? — осведомился Айзендорг.

— Совершенно уверен. Здесь требуется большая аккуратность, какая может быть лишь у человека, привычного к химическим опытам, — принц хотел добавить «это вам не мечом махать! «, но сдержался. Пусть с Редрихом у него с первой минуты сложились натянутые отношения, но граф-то тут был ни при чем.

— Что ж, господа, тогда вернемся наверх и будем ждать вердикта науки,

— с легкой усмешкой резюмировал Айзендорг.

Поднявшись наверх, они пытались скоротать время беседой, но, естественно, все мысли крутились вокруг таинственных опытов Артена. Элина уже дважды порывалась спуститься в лабораторию, но граф удерживал ее.

— Там, небось, вообще все давно заржавело и не работает, — добавил герцог.

— Такое впечатление, Редрих, что вы не хотите, чтобы у нас чтото получилось! — не выдержала Элина.

— Просто я реально смотрю на вещи, — брюзгливо ответил тот.

— Только потому, что этим занимается Артен, да? — продолжала графиня.

— Вы настолько не хотите его триумфа, что даже забываете о наших общих интересах! Что он вам сделал?

— Ничего, — насупился Редрих. — А вот что он сделал вам, что вы всегда так рьяно встаете на его защиту?

— Артен мой друг!

— Да его ничего не интересует, кроме его науки! Он и вас превратит в материал для опытов, если представится подходящая возможность!

— Молодые люди! — вмешался граф. — Вам не кажется, что наши враги — там (он указал в сторону пирамиды), а вовсе не здесь?

В этот момент дверь отворилась, и на пороге показался тот, кто послужил причиной закипавшей ссоры. Выражение лица его было не сказать чтоб убитым, но и не сияющим. В руке он держал клочок пергамента.

— У вас тут философский диспут? — осведомился он.

Все лица тут же обратились к нему.

— Ну? — требовательно воскликнула Элина.

— Метод сработал, — поведал принц. — Я знаю, какие штырьки входят в код. Но этого недостаточно.

— Вы нашли записи хозяина дома? — граф кивнул на пергамент.

— Нет, это моя собственная зарисовка результата опыта. Вот, смотрите,

— он кинул листок на середину стола, и четверо, склонившись над ним, едва не стукнулись головами. Рисунок изображал все те же кружочки пронумерованных штырьков, но на сей раз некоторые из них были закрашены:

o o o o o * o o 0 7 6 5 4 3 2 1 0 o o o o o o o * 1 7 6 5 4 3 2 1 0 o o o o * o o o 2 7 6 5 4 3 2 1 0 o o o o o o * o 3 7 6 5 4 3 2 1 0 o o o * o o o o 4 7 6 5 4 3 2 1 0 * o o o o o o o 5 7 6 5 4 3 2 1 0 o o * o o o o o 6 7 6 5 4 3 2 1 0 o * o o o o o o 7 7 6 5 4 3 2 1 0

— Как известно, кожа человека выделяет определенные вещества, — пояснял принц, усаживаясь во главе стола. — И следы этих веществ должны были остаться на торцах штырьков, на которые часто нажимали. Конечно, с тех пор прошло уже очень много времени, но мы ведь помним, что время в Зурбестане текло не так, как во внешнем мире. Я исходил из того, что кодовым устройством, находящимся в скрытом от посторонних подземелье, пользовался только сам хозяин — то есть он нажимал только на правильные штырьки и, кроме того, ему не нужно было часто менять код. Похоже, оба предположения подтвердились — в итоге у меня получилось по штырьку в каждом ряду, что представляется вполне правдоподобным. Чтобы обнаружить примеси на поверхности металла, я сначала обработал торцы штырьков слабой струей пара

— к счастью, они совершенно гладкие, и все это время были защищены кожухом от всякого воздействия извне. Некоторые из них потускнели чуть больше, чем остальные; я отметил их на рисунке. Выждав некоторое время, я использовал другой метод — нагревание пламенем спиртовой горелки через тонкую металлическую пластину, которую нашел тут же, в лаборатории, и, разумеется, предварительно тщательно очистил от возможных примесей. Как вы знаете, под действием высоких температур многие вещества животно-растительного происхождения обугливаются; примерно то же самое, хоть и в гораздо меньших масштабах, произошло и здесь — некоторые из торцов слегка потемнели. Как вы уже догадываетесь, это были те же самые. Но… когда я их нажал, ничего не произошло.

— Вам не следовало нажимать их без нас, — укорил его Айзендорг.

— Неизвестно, что произойдет, когда этот загадочный механизм сработает. Это может оказаться опасным.

— Я не мог устоять перед искушением, — признался Артен. — Но все равно ничего не вышло. Прошла где-то минута, после чего утопленные штырьки выщелкнулись обратно. Насколько я могу судить, ни в подземелье, ни наверху ничего не изменилось. По всей видимости, важно не только нажать правильные штырьки, но и сделать это в правильном порядке…

— Почему бы просто не подобрать его? — спросила Элина. — Штырьков всего восемь, вроде не так уж и много вариантов…

— Число вариантов, кузина, равно произведению всех целых от единицы до восьми, — назидательно изрек принц. — Я уже посчитал — это 40320. Если на установку каждой комбинации тратить минуту — а быстрее не получится, надо ведь дожидаться возвращения в исходное состояние при ошибке — то, даже занимаясь этим круглосуточно, мы потеряем четыре недели.

— Это лишь в худшем случае, — попыталась сохранить лицо графиня.

— В среднем — две. Напоминаю, при круглосуточной работе. И еще неизвестно, не блокируется ли система намертво после некоторого количества неверных кодов.

— Если бы я делал подобный механизм, то предусмотрел бы такую возможность, — кивнул граф.

— Так что же, у вас в запасе есть еще какой-нибудь опыт для определения еще и порядка? — Редрих попытался убрать из голоса всю язвительность, но ему это не удалось.

— У меня в запасе есть логика, — невозмутимо ответил Артен. — В принципе, код может быть любым. Но предположим, граф прав, и код нигде не записан в явном виде. Тогда естественно предположить, что хозяин дома, для легкости запоминания, выбрал код, в котором и расположение, и порядок подчинены неким правилам. И в расположении определенная логика просматривается: как видите, в каждом ряду — один и только один штырь, и та же ситуация — в вертикальных колонках. Однако таких комбинаций множество. Если мы поймем, чем замечательна именно эта, то, возможно, поймем и порядок ее ввода. Естественно, я уже попробовал тривиальные варианты — последовательно нажимать штыри слева направо, сверху вниз, справа налево и снизу вверх. Естественно, безрезультатно. Больше вслепую экспериментировать не будем. Будем думать.

За исключением Артена, Элина была единственной в компании, кто получил хорошее, по меркам своей эпохи, общее образование. У графа в юные годы были учителя, однако военное дело уже тогда интересовало Эльберта больше, чем книжная премудрость, и если он и зазубрил в те годы несколько математических теорем, то давно успел их позабыть за ненадобностью; впрочем, он все равно выгодно выделялся на фоне многих аристократов, в том числе и не худшей знатности, умевших в лучшем случая накарябать свое имя. Редрих слишком рано лишился придворных педагогов, и дальнейшее его образование тоже пошло по сугубо практической стезе. Йолленгел был и вовсе неграмотен; но лишь он один остался в стороне от попыток разгадать тайну кода. Остальные, перерисовав кружочки каждый на свой клочок пергамента, рьяно взялись за дело. Не составил исключения и Редрих, думавший, впрочем, не столько о кодовом устройстве, сколько о возможности утереть нос Артену как раз в той области, которая была для того предметом гордости и превосходства.

— А вы, Йолленгел, чем скучать без дела, прогулялись бы в город, — заметил граф. Эльф поначалу отнекивался, но Элина убедила его, что мощные стены дома столь же прозрачны для магии, как и воздух улицы, и, таким образом, здесь он подвергается не меньшей опасности обнаружения; Йолленгел тяжело вздохнул и вновь отправился на разведку.

Как это нередко бывает, энтузиазм первого часа мозгового штурма начал сменяться разочарованием. В картинке явно проглядывала некая симметрия, хотя и искаженная; казалось, что еще чуть-чуть — и удастся понять общий принцип, после чего искажения окажутся иллюзией, и станет очевидно, что последовательность штырьков строится так и только так. Однако время шло, а разгадка была все так же далека.

Наконец Артен заявил, что, весьма возможно, код строится на основе неких неизвестных им математических правил — в конце концов, не зря же рядом со штырьками стоят цифры — и он вновь отправляется в библиотеку искать что-нибудь о числовых теориях. Энтузиазма остальным это не прибавило, разве что Редрих плотнее обхватил руками голову, словно надеясь выдавить из нее решение.

Затем вернулся Йолленгел. Никаких особых новостей он не принес — разве что ему удалось увидеть учения мертвых хардыгар. Вообще же город жил той же жизнью — если термин «жизнь» здесь вообще уместен — что и прежде; если на темпах программы магов и отразилась гибель двоих из них, то, во всяком случае, со стороны это заметно не было.

После ужина Артен вновь устремился в подземелье и вышел оттуда уже в сумерках. Вид он имел возбужденный и раздосадованный; по его словам, он был уже в двух шагах от разгадки, когда проклятому солнцу вздумалось закатиться. Перелистывая одну из книг, он разглядел рисунок, где под восемью кружочками шла та же последовательность цифр от 7 до 0; однако более мелкий шрифт самой книги ему при меркнущем свете дня разглядеть уже не удалось.

Следует ли пояснять, что на следующее утро Артен вскочил с первыми лучами солнца? Впрочем, ему давно уже пришлось расстаться со своей привычкой ложиться глубокой ночью и вставать заполдень; манеры кабинетного ученого — непозволительная роскошь для путешественника. Но в этот день он даже не чувствовал обычной утренней сонливости: разгадка была рядом! Элина все же не утерпела и спустилась к нему пару часов спустя, чтобы выяснить, что же он такое вычитал.

Принц посмотрел на нее невидящим взглядом — как обычно, когда его отрывали от занимавшей его книги — однако, паче чаяния, не стал отмахиваться и обещать рассказать потом.

— Все наши вчерашние попытки — совершенная чепуха, — заявил он. — Если остальные еще пробуют, скажите им, что это бесполезно. Тут все основано на другом принципе. Это еще одно открытие зурбестанских математиков — двоичное исчисление.

Элина благоразумно промолчала, дав ему выдержать паузу.

— Мы пользуемся десятичной системой счета, — продолжал Артен.

— Она кажется нам естественной, но это лишь потому, что у нас десять пальцев. Для математики, сами понимаете, такие случайности значения не имеют. Кстати, в древности были и другие системы — скажем, двенадцатиричная или шестидесятиричная — оттуда дошли до нас понятия «дюжина» или число минут в часе. В принципе, основа системы счета может быть любой — в качестве «десятки» можно использовать любое целое число. При этом количество цифр в системе равно ее основе; так, в десятичной системе 10 цифр — с 0 до 9. В двенадцатиричной их 12, и нам потребовались бы 2 специальных значка для цифр, которые в десятичной системе являются числами 10 и 11. При записи чисел в любой такой системе в самой правой позиции записываются единицы; левее — «десятки»; еще левее — «сотни», или «десятки» в квадрате; еще левее — «тысячи», или «десятки» в кубе, и т. д. Для двенадцатиричной, например, системы, «десяткой» будет десятичное число 12, а «сотней» — 144. Улавливаете, к чему я клоню?

— Пока не совсем, — призналась Элина.

— Ну как же, вспомните, как идут цифры под штырьками! Справа налево, в отличие от привычного нам — и зурбестанцам, пользовавшимся древним единым

— порядка, причем нумерация начинается с нуля. Это потому, что зурбестанцы положили считать любое число в нулевой степени равным единице. Насколько я понимаю, просто приняли так для удобства. Таким образом, цифры — это показатели степеней, и они же — номера разрядов числа. Но в какой системе исчисления? В десятичной? Явно нет, ведь штырек не имеет десяти состояний, которым можно было бы сопоставить десять цифр. У него лишь два состояния — торчит и утоплен. Это — двоичная система, где в роли десятки выступает двойка, а цифр всего две — 0 и 1!

— Подождите, если десятка — двойка, то сотня — четыре, тысяча — восемь…

— Именно, кузина! Я всегда знал, что вы способны не только махать мечом.

— По-моему, это очень неудобная система, — заметила Элина. — Чтобы записать по-настоящему большое число — например, тысячу — в смысле, десятичную — понадобится ужасно много цифр.

— Ну не то чтобы ужасно, всего десять. Но вы правы, для человека такая форма записи не слишком удобна. Дело в том, что зурбестанцы специально придумали ее для едва ли не самого грандиозного своего проекта. Увы, они не успели довести его до конца… Они хотели создать считающую машину.