Время меча

Торговцев ждал их бизнес, присоединившиеся путешественники отправились по своим делам, охранники, получив свой гонорар, разошлись по питейным и увеселительным заведениям, а Элина и ее спутники поехали прямиком в порт. Проделать последнюю часть пути до Дулпура морем было идеей Эйриха; графиня сперва воспротивилась, но после насмешливой фразы Эйриха «вы что же, отныне дали обет избегать любых водоемов шире пруда? « пошла на попятный. Действительно, расстояние от Фаррака до Дулпура по прямой составляло, как уже упоминал Эйрих, без малого четыреста миль — не так уж мало для суши (тем паче что дорога была бы не прямой), однако быстроходный корабль при хорошем ветре покрывал этот путь за неполные двое суток.

Наиболее популярными судами, курсировавшими между двумя городами, были скоростные галеры под двумя или тремя косыми треугольными парусами, позволявшими уверенно идти круто к ветру, даже не применяя весел. Благодаря своим ходовым качествам такие корабли часто использовались пиратами; соответственно и честные мореплаватели, совершавшие не слишком длинные рейсы, руководствовались принципом «лечить подобное подобным» и выбирали этот тип судна. Пираты обычно просто не могли угнаться за такой добычей. Оборотной стороной была относительно малая вместимость и сомнительная надежность в шторм.

Эйрих практически сразу отыскал в порту галеру, этим же вечером уходившую в Дулпур. Здесь не было особого везения — морское сообщение между Дулпуром и Фарраком было весьма оживленным, в отличие от редких кораблей между Фарраком и портами Срединного моря. Эйрих некоторое время торговался с капитаном и в конце концов назвал своим спутникам сумму. Сумма была немаленькой, и Элина выразила свое неудовольствие.

— Он говорит, что это доплата за скорость, — перевел Эйрих. — Послезавтра еще до полудня мы будем на месте.

— Это, конечно, здорово, но мы теперь не так богаты, как в ЭльХасаре,

— напомнила Элина.

— А у меня вообще уже ничего нет, — виновато добавил эльф.

— Ничего, я расплачусь, — щедро предложил Редрих. Элина взглянула на него с удивлением, но ничего не сказала. Йолленгел выразил свою благодарность и пообещал отдать при первой возможности. Эйрих собрался было хмыкнуть на это, но вспомнил Эль-Хасар и воздержался.

Они в очередной раз отправились продавать лошадей, а когда вернулись, на галеру как раз загружали новый груз. Человек, руководивший процессом, покрикивал на рабочих на их родном языке и одет был на восточный манер, однако черты его лица, хоть и смуглого, выдавали принадлежность к западной расе. Ему было лет 35, он был худощав, остронос, носил тонкие усики и щегольскую узкую бородку. Элина, конечно, помнила Фандертольда, но упустить шанс перемолвиться с возможным соотечественником не могла.

— Вы говорите по-тарвилонски, сударь? — спросила она, подходя к нему.

— Отчасти, — ответил тот, оборачиваясь. — Рад встрече, сударь. Бертало Ингрильо, негоциант из Варсалии, к вашим услугам.

— Взаимно. Эрвард Эльбертин из Тарвилона. Вы давно с Запада?

— Я-то здесь больше года, а вот новый товар прибыл с караваном только сегодня. Но, однако, никаких интересных вестей из наших краев я с ним не получил, если вас это интересует. Может быть, вам известны какие-то новости? Хотя, конечно, трудно назвать новостями то, что происходило несколько месяцев назад…

— Нет, тоже ничего особенного, — осторожно ответила Элина. — Должно быть, это был тот самый караван, с которым мы ехали.

— Вы здесь тоже по торговым делам? — осведомился Ингрильо явно из вежливости, учитывая юный возраст собеседника.

— Нет, я просто путешествую.

— А ваши друзья? (Элина отметила про себя наблюдательность купца — ее спутники стояли поотдаль, а когда они все вчетвером подходили к причалу, Ингрильо, казалось, был поглощен исключительно погрузкой. )

— Они тоже путешествуют, — она подозвала остальных, чувствуя, что иное будет просто неучтивым. Однако ей-таки пришлось ощутить неловкость, когда она подумала, как их представить. Просто «Эйрих, Редрих и Йолленгел», без фамилий и стран, звучало странно, если не подозрительно; однако фамилии Эйриха она и сама не знала, у Йолленгела, как уже было известно новоиспеченной специалистке по эльфам, ее вовсе не было, а фамилия «Урмаранд» была слишком громкой и вполне могла быть известна варсалийцу. Поэтому, прежде чем ее спутники успели открыть рот, она объявила Эйриха своим отцом, а Редриха — братом. Эйрих взглянул на нее одобрительно. Эльф был назван просто «наш друг Йолленгел».

— Вы ведь не тарвилонец? — сразу уточнил у последнего наблюдательный Ингрильо.

— Йолленгел — наполовину лусит, — поспешно сказал Эйрих. Западному купцу не имело смысла повторять сказку про Столенхейм, а вот луситы оставались народом, о котором большинство жителей Запада, даже и торговцы, знали очень мало.

— Ах вот что, — кивнул Ингрильо. — Да, я слышал, что у этого народа необычные имена. (Варсалийца подмывало спросить, верно ли, что луситы приносят человеческие жертвы, но он, разумеется, счел такой вопрос бестактным. ) Соотечественники — или хотя бы люди одной расы — встретившись где-нибудь на чужбине, вдали от себе подобных, обычно быстро сходятся, и вскоре Элина и ее спутники уже многое знали о купце. Кстати, по-тарвилонски он говорил не отчасти, а весьма неплохо — торговцы, ведущие бизнес с разными странами, часто полиглоты. Он прибыл в эти края осваивать рынок, практически не тронутый его западными коллегами, и за год с лишним довольно неплохо развернулся в Фарраке, благоразумно войдя в долю с несколькими местными купцами; теперь же он решил расширять свое предприятие, продвигаясь дальше на восток, и рассчитывал заручиться поддержкой раджи Дулпура, лично представив ему свои товары. Трудно сказать, поверил ли Ингрильо, в свою очередь, словам своих новых знакомых о том, что они просто путешествуют, ибо «жизнь всего одна, и надо же когда-то посмотреть мир» — но если и не поверил, то, во всяком случае, не подал вида.

Разговор этот происходил сначала на причале, потом на палубе галеры, а потом уставшие за день путешественники разошлись по каютам. Элина видела в иллюминатор, как галера отчаливает от пирса, но уже не стала подниматься на палубу и вскоре уснула.

Проснувшись рано утром, графиня, разумеется, захотела подышать свежим морским воздухом. Ее иллюминатор выходил на север, и солнца не было видно, но оно, похоже, еще только поднималось из-за горизонта. Застегнув поплотнее куртку — по утрам по-прежнему было холодно — Элина вышла в коридор, а оттуда по приятно поскрипывавшей лестнице поднялась на ют. Зрелище, открывшееся ей здесь, заставило ее сразу забыть о красотах утренней зари.

Сначала до ее слуха донеслись какие-то ритмичные удары; она, впрочем, еще успела взглянуть на пылающее оранжевым солнце, до пояса высунувшееся из воды, но потом все же оглянулась в сторону источника звука и увидела палубу.

Вдоль обоих бортов сидели люди, по три на каждом весле. Они синхронно сгибались и разгибались в такт размеренным ударам колотушек барабанщика, который стоял у самого основания кормовой надстройки. Было видно, как напрягаются и перекатываются под кожей их мускулы — ибо, несмотря на холод, многие из них были обнажены по пояс, или, в лучшем случае, в рваных рубахах. Однако не похоже, чтобы они страдали от холода — на спинах тех, что сидели ближе к корме, Элина различила блестящие ручейки пота. Куда заметнее, впрочем, были старые и свежие рубцы, покрывавшие эти спины. Правое запястье каждого было приковано короткой цепью к веслу; тяжелые кандалы сковывали также их ноги, проходя через вмурованные в палубу кольца. По проходу между гребцами лениво прогуливался надсмотрщик; это не был здоровый амбал с бычьей шеей, какими обычно изображают людей его профессии — напротив, он был невысокого роста, однако жилист и коренаст; за ним волочился длинный, почти десятифутовый кнут. Время от времени надсмотрщик замедлял шаг и обрушивал внезапный хлесткий удар на спину одного из гребцов — при этом, как правило, доставалось и соседям несчастного. При этом надсмотрщик всегда подгадывал удар так, чтобы тот совпадал с ударом барабана и не сбивал с ритма.

Элина смотрела на это, вцепившись в деревянные перила резной балюстрады, отделявшей кормовую надстройку от палубы. Она насчитала 40 весел

— 20 с каждого борта — стало быть, всего гребцов было 120 человек.

Кто-то подошел к ней. Элина обернулась и увидела Эйриха.

— Похоже, день будет погожий, — сказал он.

— Эти люди — преступники? — требовательно спросила Элина.

— Какие? Ах, эти… Нет, просто рабы.

— Вы что же, хотите сказать, что всякий человек, кому выпало несчастье попасть в рабство, может оказаться в таком вот положении?

— Не всякий. Только физически сильный. Впрочем, даже и сильные редко выживают на галерах больше четырех-пяти лет.

— Но… это же чудовищно, так обращаться с людьми!

— Эрвард, большинство гребных судов, курсирующих вдоль южного побережья Великого континента, приводится в движение именно таким образом. Вы разве этого не знали?

Элина не знала. Даже на «Иль-бадияр» такого не было — бОльшую часть времени галера Саберро шла под парусами, а в критические моменты, когда все же нужно было грести, пираты сами садились на весла. Впрочем, отнюдь не все пиратские капитаны исповедовали тот же принцип; однако Саберро полагал, что в те минуты, когда скорость решает все, нельзя доверять столь ответственное дело врагам, пусть даже и закованным в цепи. К тому же он помнил начало собственной морской карьеры и понимал, что порой и цепи не спасают от бунта.

Однако то, чего — пусть и не по моральным, а по практическим соображениям — избегал свирепый пират, охотно практиковалось законопослушными восточными капитанами.

В этот момент еще один пассажир показался на юте, а потом спустился на палубу. Это был молодой человек в богатой восточной одежде; на пальцах его левой руки сверкало аж три золотых перстня, и надо лбом, среди белых лент чалмы, зеленел крупный изумруд в золотой оправе. Его лицо было красиво — насколько вообще западный глаз способен оценить красоту представителя восточной расы; на какой-то момент Элина невольно залюбовалась им. Он подошел к барабанщику и что-то сказал ему. Барабанщик ответил — почтительно, но, как поняла графиня, отказом. Тогда молодой человек, презрительно скривив губы, сунул руку в карман, извлек несколько монет и небрежно ссыпал их в широкий карман холщовых штанов барабанщика. На сей раз тот угодливо кивнул и громко и протяжно что-то выкрикнул. Элина явственно услышала, как некоторые гребцы застонали. У них были для этого все основания, ибо темп барабана сразу возрос раза в полтора. Не все смогли сразу включиться в новый ритм, и кнут активно загулял по спинам.

Элина почувствовала, как ее рука тискает рукоять меча.

— Эрвард, держите себя в руках, — тихо посоветовал Эйрих.

— Я не собираюсь драться, — ответила графиня. — Я понимаю, что ничего не могу изменить. Но какой мерзавец этот тип!

— Почему мерзавец? Он в своем праве. В конце концов, вы ведь тоже заплатили за скорость этой галеры.

Элина почувствовала, как краска заливает ей лицо.

— Я не знал, — пробормотала она.

— Вы не знали, что галера — это гребное судно? А на какие деньги вы живете, вы знаете? Не здесь и сейчас, а дома, в Тарвилоне? На какие деньги существует аристократия?

— На доходы с имений…

— А откуда они берутся? Падают с неба? Или все-таки создаются трудом крестьян? Да, их не заковывают в цепи и не бьют кнутом — по крайней мере, на Западе. Но их участь не намного легче. Тяжелый физический труд на протяжении всей жизни, чтобы прокормить не только себя, но и дворянина, вся заслуга которого в том, что кто-то из его предков объявил эти земли своей собственностью.

— Во всяком случае, мой отец 12 лет обходился без всяких доходов с имений. Да и сейчас получает деньги от государства…

— Куда они поступают в виде налогов с податных сословий — тех самых крестьян и горожан. А что до того времени, когда он был наемником, то вряд ли этим сословиям шло на пользу, когда он приходил на их земли с мечом. Не думаете же вы, в самом деле, что наемники воюют ради добра и справедливости, а не ради алчных амбиций какого-нибудь короля, который желает во что бы то ни стало округлить свои владения?

Элина лихорадочно искала ответ — и не находила.

— А вы-то кто такой? — перешла она в наступление. — Вы чем зарабатываете на жизнь? Вы явно не хлебопашец. Я видел, как вы обращаетесь с оружием. Какие у вас основания читать мне мораль?

— Эрвард, у меня и в мыслях не было читать мораль вам или комуто еще. Я всего лишь объясняю вам, как устроен мир. Здесь все в своем праве — вы, ваш отец, капитан этой галеры или этот юноша, желающий поскорее попасть в Дулпур. И рабы будут правы, если взбунтуются и нападут на нас. И мы будем правы, если не позволим им этого сделать. Нет никакого добра и зла, это всего лишь красивые ярлыки, которыми люди прикрывают собственные интересы.

Элина ничего не ответила. Она молча вернулась в свою каюту и больше не выходила на палубу до самого конца путешествия.

Как и обещал капитан, в полдень следующего дня галера уже стояла в дулпурском порту. Элина сошла на берег вместе с другими пассажирами, все еще находясь в подавленном настроении, но ее любознательность взяла верх, и вскоре она уже с жадным интересом осматривалась по сторонам и распрашивала Эйриха о Дулпуре.

Ингрильо остался в порту, ибо он должен был проследить за разгрузкой и доставкой товара, однако прежде, чем путешественники расстались, он порекомендовал Эйриху одну из гостиниц и описал дорогу. Прежде купец уже бывал в городе, проводя, так сказать, предварительную разведку.

Город Дулпур, столица одноименного княжества, лежал на северозападе Кундийского полуострова. Несмотря на определенное сходство в архитектуре — местные зодчие тоже любили купола, арки и затейливую каменную резьбу — в остальном Дулпур совершенно не походил на города Среднего Востока. Прежде всего — благодаря своей природе: в противоположность уныло-пустынным ландшафтам Агабеи и Таграта, Дулпур, как и практически весь полуостров, утопал в зелени. Здесь никогда не знали проблем с водой: город стоял в устье великой реки Кунд, и даже в морском его порту вода была почти пресной и желтомутной от речного ила. Жители города, несмотря на смуглость кожи, черные волосы и не вполне привычные западному глазу мягкие овалы лиц, совершенно очевидно принадлежали не к восточной, а к западной расе.

— Удивительно, как этот народ занесло так далеко от наших краев, — сказала Элина.

— Это еще кого занесло, — усмехнулся Эйрих. — Вообще-то считается, что западная культура зародилась именно в этих местах. Много тысячелетий назад значительная часть кундийцев покинула свою родину и мигрировала чуть ли не через весь континент. Часть их осела на южном побережье, а остальные добрались до диких западных лесов, где, конечно, еще не было никаких королевств. Говорят, они предприняли это переселение на край мира, чтобы уйти из-под власти магов, в ту пору лишь набиравших силу. Но через несколько столетий маги добрались и до самых удаленных уголков земли.

Поскольку для Элины уже не было новостью существование домагического периода истории, она не слишком удивилась, но все же уточнила:

— И что же, в тех лесах тогда совсем не было людей?

— Были светловолосые дикари. Кундийцы принесли им культуру. Постепенно пришельцы смешались с аборигенами, и их языки и обычаи тоже смешались… но до сих пор в языках Запада можно отыскать кундийские черты.

Элина продолжала рассматривать местных жителей. Одежда мужчин напоминала средневосточную, разве что дулпурцы не носили длиннополых халатов, а на головы, напротив, накручивали чалмы большего объема. Но женщины выглядели совсем иначе, чем в эмиратах и султанатах. Здесь закон не предписывал им скрывать лицо и голову; они нередко украшали густые черные волосы цветами или блестящими безделушками. Их яркие просторные одежды выкраивались, по всей видимости, из большого одноцветного куска ткани. На запястьях и лодыжках многие из них носили браслеты, порою сразу несколько штук — кто золотые, кто — простые медные. На западный взгляд, многие дулпурки были полноваты, однако двигались с достоинством и плавной грацией.

На улицах можно было увидеть и ослов, и лошадей, однако вскоре глазам путешественников предстало куда более экзотичное транспортное средство. С соседней улицы, величественно ступая ногами-тумбами, вышел огромный серый зверь с ушами размером с одеяло, длинным хвостом вместо носа и торчащими изо рта желтоватыми рогами, загнутыми вверх. Бронзовокожий погонщик, сидевший на шее зверя, управлял им с помощью палки с шипом на конце; на спине исполина был укреплен целый балдахин, под которым восседали друг напротив друга, скрестив ноги, двое важных дулпурцев, о чем-то беседовавшие между собой.

Элине приходилось видеть изображения слонов в старинных книгах, но она полагала, что, подобно многим диковинным созданиям эпохи магов, эти животные давно вымерли, если вообще когда-либо существовали — и теперь во все глаза рассматривала шествовавшего мимо великана. Впрочем, зверь был все же менее внушительным, чем ящер, на котором въехал в Роллендаль тургунайский посол. Эльф же, совершенно не подготовленный к подобному зрелищу, едва удержал вскрик ужаса и непроизвольно вцепился в локоть Элины.

— Йолленгел, вы оставите мне синяки, — со смехом вырывалась графиня,

— неужели вы не видите, что это животное совсем ручное?

— И к тому же травоядное, — не упустил случая блеснуть эрудицией Редрих.

— Слоны не так уж безобидны, — охладил их веселость Эйрих. — Бывает, что слон взбесится от укуса ядовитого насекомого или просто из-за дурного обращения, и тогда, прежде чем его удастся убить, число погибших и покалеченных может составить десятки.

Словно соглашаясь со сказанным, слон вдруг приподнял хобот и коротко протрубил. На лице эльфа было крупными буквами написано, что он уж точно не останется жить в городе, где по улицам запросто расхаживает подобное.

Путешественники вышли на берег Кунда. Ширина реки в этих местах составляла не меньше мили — и притом это была даже не вся река, а лишь самый широкий из рукавов дельты. По маслянисто поблескивавщей бурой поверхности скользили многочисленные джонки. Вдали виднелись обломки могучих каменных столбов, редкой цепью поднимавшихся из воды; то были остатки моста, соединявшего северную и южную часть города в эпоху чародеев. С тех пор, как магия больше не приходила на помощь строителям, гигантский мост так и не был восстановлен, и постепенно южные районы Дулпура, несмотря на лодочное сообщение, обрели статус небогатого пригорода, часть бывших городских кварталов даже распахали под поля, а вся административная и коммерческая жизнь переместилась на северный берег, где некогда находился дворец наместника, а теперь — раджи, верховного правителя суверенного княжества.

— Кундийский полуостров, по сути, можно считать островом, — сообщил Эйрих. — Если бы мы все время двигались вдоль берега, то в конце концов вышли бы к океану с другой стороны, так и не встретив сухопутного участка для переправы на юг. Две великих реки — Кунд и Занг — отсекают полуостров от континента, беря начало из одного и того же горного озера Вишваримар, которое в эпоху магов считалось священным. Кундийцы до сих пор верят, что погружение в воды этого озера дарует очищение… хотя вряд ли оно способно даровать что-либо, кроме простуды.

Давая эти пояснения, Эйрих уверенно шествовал во главе маленького отряда — как видно, город был ему знаком. Свернув от гранитной набережной вверх, он поднялся по неширокой улице между резными каменными оградами, пересек небольшую площадь, в центре которой располагался бассейн с рыбками и выложенным мозаикой дном, и остановился возле трехэтажного здания с портиком тонких колонн. Это и была гостиница, хозяин которой стремился удовлетворить почти любым вкусам, точнее, кошелькам: на первом этаже располагались роскошные номера для знати и богатых купцов, а на третьем — скромные и недорогие комнаты, где, в конечном счете, и расположились путешественники.

Когда с дежурными хлопотами было покончено, и путешественники расселись на диванах и плетеных креслах — пока что в одной комнате — Элина задала вопрос, который не раз омрачал ей настроение в последние дни, и который она до поры отгоняла:

— Итак, Эйрих, здесь мы с вами расстанемся?

— Посмотрим, — ответил тот, чуть улыбнувшись, — мне нужно уладить кое-какие дела, прежде чем строить дальнейшие планы.

— Вообще-то освобождение принца Вангейского не останется без награды,

— заметила Элина, — и если вы будете в этом участвовать…

— Я сказал — посмотрим. Впрочем, если вы согласитесь подождать, пока я не решу интересующие меня вопросы… то почему бы и нет.

— Когда вы надеетесь их решить? — Элина почувствовала, что ее сердце забилось быстрее от радости.

— Если повезет, то уже сегодня. Немного отдохну и пойду. Компания мне не нужна, — предупредил он и поглядел со значением на Редриха.

«Не очень-то и хотелось», — подумал герцог. На самом деле ему очень даже хотелось узнать, что Эйрих будет делать в Дулпуре, но тот, похоже, прочитал его мысли. Пытаться следить за ним в этих условиях было неблагоразумно. Хотя самолюбие и подзуживало юношу, он уже успел понять, что Эйрих — не тот человек, за которым можно безнаказанно следить против его воли.

Эйрих действительно вскоре покинул гостиницу и вернулся лишь вечером, когда уже стемнело. Элина все это время вновь провела с эльфом, делая очередные записи; раздосадованный Редрих отправился гулять по городу, но на закате уже вновь был в гостинице.

— Все намного хуже, чем я предполагал, — сказал Эйрих в ответ на немой вопрос графини. — Не знаю, что здесь произошло за последние… впрочем, неважно. Важно, что я рассчитывал получить свои деньги, но не могу даже выйти на след нужных людей. Завтра продолжу поиски.

— Ингрильо заходил, — сообщила Элина. — Завтра он идет представляться радже, я попросил, чтобы он и нас взял с собой.

— Ну, мне это не слишком интересно, а вы, конечно, сходите.

— Можно подумать, вы каждый день бываете при дворе! — возмутилась графиня.

— Можно подумать, вы никогда не бывали при дворе, — хмыкнул Эйрих.

— Тарвилон — не Дулпур. И вообще, Эйрих… — Элина посмотрела на него просительно. — Из нас четверых только вы знаете местный язык.

— С этого надо было начинать. Ну ладно, будем считать, что вы меня уговорили. Мои поиски могут несколько обождать.

Утром они отправились во дворец в компании Ингрильо, троих его подручных (двое фарракцев и один местный уроженец, некоторое время живший в Фарраке) и десятка воинов, присланных раджой в качестве эскорта. Мера была не лишней, ибо варсалиец вез дорогие подарки владыке. Разумеется, Ингрильо взял с собой лишь подарки, а не все доставленные на галере товары, поэтому для перевозки хватало одной, хотя и серьезно нагруженной, лошади. На второй купец ехал сам. Поскольку Элина и ее товарищи не успели обзавестись конями, им пришлось идти пешком, как и прочим спутникам негоцианта — что создало некоторое ощущение неловкости, однако Ингрильо решил, что ему все же не следует ронять свое достоинство перед иноземцами и спешиваться.

Элина с интересом разглядывала дулпурских воинов. Они не оченьто походили на готовых к битве солдат: у них были мечи на поясе и небольшие круглые щиты на левой руке, но в остальном они были одеты как обычные горожане, разве что чуть более пышно и разноцветно — никаких кольчуг и панцирей, вместо шлема — голубая чалма. Необычнее всего, пожалуй, были их мечи. Прямой клинок в форме вытянутого равнобедренного треугольника у основания переходил в раструб конусообразной гарды. Как объяснил Элине Эйрих, рукоятка внутри этого раструба размещалась перпендикулярно клинку, то есть была поперечной — что означало технику боя, заметно отличную и от западной, и от средневосточной, с их традиционной манерой держать меч. При этом конус гарды защищал руку почти до середины предплечья.

Ингрильо спросил у своих новых товарищей, могут ли они чем-нибудь «заинтересовать» раджу. Взяв своих почти-соотечественников во дворец, негоциант, что вполне естественно, был не вполне бескорыстен — он надеялся, что они помогут ему предстать перед правителем в еще более выгодном свете.

— Ну, например, показательный бой с его стражниками, — предложила Элина, которой не терпелось узнать, каковы странные кундийские мечи в деле.

— Нет! — испуганно воскликнул варсалиец, — во дворце нельзя обнажать оружие — никому, кроме телохранителей. Да и вообще, нынешний раджа не любит насилия, даже ненастоящего.

— Тогда, возможно, он любит музыку? — предположила графиня. Эльф кинул на нее испуганный взгляд.

— О да, раджа Бхаваганан — ценитель и покровитель искусства! А кто из вас музыкант? Во дворце, наверное, найдется подходящий инструмент…

— Эрвард! — умоляюще прошептал Йолленгел.

— Надеюсь, — продолжила Элина, успокаивающе пожимая эльфу руку, — его любовь и покровительство не простираются настолько далеко, что он оставляет музыкантов при дворе против их воли?

— Что вы, как можно. Бхаваганан — гуманный и просвещенный правитель. Он даже отменил в Дулпуре смертную казнь, хотя, — купец понизил голос, — лично я сильно сомневаюсь в мудрости такого решения.

Резиденция раджи находилась всего в двух кварталах от гостиницы, и вскоре путешественники уже вступили под своды величественного здания с большими полукруглыми куполами и яркими изразцовыми узорами на стенах. При входе им пришлось отдать стражникам мечи, однако тем дело и ограничилось — их, незнакомых чужестранцев, пропустили внутрь без личного обыска, и, таким образом, Элина — как наверняка и Редрих с Эйрихом — прошла внутрь с ножом под курткой. Графиня подумала, что раджа излишне беспечен.

Владыка Дулпура принял их, можно сказать, по-домашнему — в помещении хотя и просторном, но все же не настолько обширном, как тронный зал роллендальского дворца, где во время больших и особо торжественных церемоний присутствовало более трех сотен человек, и притом отнюдь не чувствуя себя в тесноте. Впрочем, и прием иностранных купцов был мероприятием куда менее торжественным, чем прием послов — хотя в мирное время благосостояние государства больше зависело от первых, чем от вторых.

Помещение, куда провели гостей с Запада, одной своей стеной (левой, если смотреть от входа) полностью выходило на открытый балкон, и с улицы доносился аромат свежей листвы. Остальные стены на высоте чуть больше человеческого роста украшал затейливый барельеф, где чередовались фигуры танцующих женщин, сплетающихся змей, порхающих птиц и цветущих лотосов. Элина обратила внимание, что ни одна из фигур не повторяется. Черные каменные плиты пола окаймлял вдоль стен сложный золотистый орнамент. Высокий куполообразный потолок изображал небесный свод: темно-синий фон был расписан крупными золотыми звездами. Взглянув на них повнимательнее, Элина поняла, что над ней — не декоративный узор, а настоящая карта звездного неба.

В противоположной входу части зала располагался невысокий помост, а на нем под голубым балдахином стоял трон раджи. К трону не вели дополнительные ступени — это было просто кресло, и даже не очень высокое. Слева и справа от трона стояло по гвардейцу с копьями чуть выше их роста, а сзади и справа пристроился слуга с большим опахалом — хотя и в этих теплых широтах до жары было еще далеко.

Радже Бхаваганану было лет шестьдесят. При нем не было какихто специальных атрибутов монаршей власти, вроде мантии или скипетра; по одежде его можно было бы принять просто за богатого горожанина. Вот разве что изумительной чистоты сапфир на голубой чалме для «просто горожанина» был великоват. По комплекции раджа был не то чтобы толстым, но рыхлым; глаза, однако, не прятались в сонные щелочки, а смотрели живо и с интересом. Элине показалось забавным увидеть монарха, смуглого, словно землекоп — на Западе загар считался вульгарным и простонародным, и лишь для рыцарей, вернувшихся из похода с его простым и грубым стилем жизни, надменная мода делала исключение. Элина понимала, что здесь не Запад и такой цвет кожи естественен для кундийцев — но все же не удержалась от улыбки, тем паче что с темной кожей контрастировали седые волосы правителя.

Раджа тоже улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего от восточного лицемерия — напротив, она была искренней и располагающей. Варсалиец выступил вперед и, поклонившись, обратился к правителю с церемонным приветствием. Переводил дулпурский подручный купца. Раджа ответил, что рад видеть у себя гостей с далекого Запада и мечтает о временах, когда узы дружбы и взаимовыгодной торговли вновь свяжут людей разных стран, разобщенных после крушения эпохи магов. После обмена любезностями наступил черед даров; по знаку Ингрильо слуги, сгибаясь под тяжестью, внесли три больших ларца — черного дерева, красного дерева и серебряный. Там были украшения, парадные наряды, дорогие кубки, изящные чеканки и статуэтки. Особое внимание раджи, как и рассчитывал купец, привлекло чудо западной механики — золотая птица с изумрудными глазами, серебряным клювом и осыпанным мелкими бриллиантами хохолком; заведенная ключом, она расправляла крылья, поворачивала голову и разевала клюв, а внутри у нее в это время играла мелодия, правда, довольно незамысловатая. Бхаваганан отблагодарил купца ответными подарками, в число коих входили тонкие, почти прозрачные ткани, восточные благовония и специи, изделия из золота и слоновой кости. Среди этих последних были 32 статуэтки, предназначенные, вместе с квадратной доской, поделенной на 64 клетки, для замысловатой игры, которую раджа назвал «царем игр и игрой царей»; он также сообщил, что к доске и фигурам приложен манускрипт с описанием правил и основных комбинаций, разработанных кундийскими мудрецами. Элина подумала, что если этот дар и достигнет варсалийского монарха, то, скорее всего, будет пылиться в его сокровищнице вместе с другими дорогими безделушками — король не захочет вникать в тонкости восточной мудрости, предпочтя более простые и доходчивые развлечения вроде охоты и рыцарских турниров. «Артен во многом прав, — с сожалением подумала графиня, — и Ральтиван тоже. „ Меж тем варсалиец, со значением посмотрев на эльфа и получив в ответ неуверенный кивок, испросил разрешения «после механической мелодии усладить слух его высочества живой музыкой“. Раджа охотно согласился и велел слугам принести подушки, дабы слушатели могли наслаждаться музыкой сидя. После того как все, кроме слуг, расселись, Йолленгел извлек из-под куртки флейту и начал играть.