Квартет Корнелиуса - Финальная программа

      Голос комментатора несколько искажался усилителем:
      — А теперь, леди и джентльмены, главная схватка вечера. На специально подготовленный ринг выйдут шесть наших самых ярких звезд, и они сойдутся в матче за абсолютное первенство. Чтобы добавить схватке волнений и дополнительного напряжения, мы, как вы можете видеть, наполняем ринг толстым слоем побелки.
      Доставив на ринг специальный поддон, занявший все внутреннее пространство площадки, помощники накачивали в него толстый слой побелки.
      — Лишь одна из этих лучших может стать победительницей в этом матче, леди и джентльмены. Кто станет первой среди шести лучших? Разрешите зачитать имена, — диктор развернул перед микрофоном шуршащий лист бумаги.
      — Док Горилла! Возгласы поддержки.
      — Лолита дель Старр!
      Крики, исполненные энтузиазма.
      — Тони Валентайн! Шум усилился…
      — Чита Гербер!.. еще возрос…
      — Дробильная Мащина в маске!.. и еще.
      — Элла Спид!
      …и еще чуть-чуть.
      Раздались и возгласы, и крики «Фу!», слившиеся в единый неистовый рев.
      Услышав странный визжащий звук над собой, Джерри взглянул вверх. На одном из троссов, идущих от потолка к рингу, было укреплено сиденье от горнолыжного подъемника, которое по мере движения вниз набирало скорость. В нем сидела женщина мощной комплекции, лет около тридцати, одетая в бикини из леопардовых шкур, открывавшее прелестные ноги. Когда сиденье достигло ринга, она легко спрыгнула с него, подняв фонтан побелки, удержала равновесие в скользкой массе и, улыбнувшись, помахала рукой публике. Сиденье вернулось, и Джерри увидел далеко вверху, у самой крыши, галерею, где на стул взбиралась небольшая фигура. Со свистом рассекая воздух, сиденье понеслось к рингу, неся крупного человека в маске, одетого в длинный черный камзол и ботинки с загнутыми носами. Оказавшись на ринге, он тоже спрыгнул со стула и коротко махнул зрителям, прежде чем пройти под канатами. Спустился и следующий участник соревнований — хрупкая девушка с длинными белыми волосами и в белом комбинезоне. Джерри с интересом представил, как она будет выковыривать побелку из волос, когда по ним пройдется ботинок. Пока она сдувала поцелуи в публику, старшая вдруг подскочила к ней и одним ударом бросила ее плашмя в побелку. Толпа застонала и засвистела. Рефери — тот, что на полу, — что-то прокричал, старшая грубо помогла молодой подняться. Огромный мужчина с черной бородой и волосатой грудью — очевидно, Док Горилла — оказался следующим прибывшим. Затем появилась высокая, стройная женщина с хорошо развитой мускулатурой. У нее было приятное, несколько тяжеловатое лицо, черные волосы спускались почти до талии. Последним появился широкоплечий, узкобедрый подросток с очень короткой стрижкой белых волос, в белых шортах и ботинках. Он улыбнулся публике.
      Верхний судья был поднят на свое место над рингом. Четверо других рефери заняли места за пределами ринга, по одному с каждой стороны.
      Матч начался.
      Он не вызвал у Джерри возбуждения; но он с некоторым удовольствием наблюдал за покрытой побелкой мешаниной внизу, за доведенной до экстаза толпой. Когда Дженни ухватилась за его руку, он почувствовал удовольствие, пока не увидел, что мисс Бруннер схватила вторую ее руку.
      Руку юной блондинки в белом комбинезоне выкручивала ее старшая противница. Наверно, это Лолита дель Старр или Чита Гербер, решил Джерри. Док Горилла, волосатый с покрытой побелкой бородой, выглядевший, как Нептун, схватился с другой девушкой, Эллой Спид, и красавчиком Тони Валентайном. Где-то за пределами видимости, в самом низу под ними, находился Дробильная Машина в маске, не производивший, правда, впечатления большой дробильной работы.
      Хотя он и не мог вызвать в себе тот же энтузиазм, что охватил остальную публику, Джерри уселся поудобнее и расслабился. Очень скоро все борцы были настолько покрыты побелкой, что с его места стало невозможно распознать, кто есть кто.
      Он прокричал в ухо Дженни:
      — Ты как, тоже не можешь различить, где мужчина, где женщина?
      Та, по-видимому, услышала и прокричала что-то в ответ, который Джерри поначалу пропустил. Тогда она прокричала еще раз:
      — Не в эти дни, нет!
      Матч продолжался; борцы пританцовывали один вокруг другого, отскакивали от канатов, вылетали за ринг, снова взбирались туда, демонстрировали акробатические способности и возможности тел изгибаться, принимая самые причудливые позы.
      В финале Тони Валентайн и Элла Спид подпрыгнули в пируэте и, обхватив ноги рефери над рингом, стащили его на площадку. Тогда рефери понесся по рингу, вышвыривая всех борцов через канаты. Публика развеселилась. Объявили победителей, и ринг был освобожден от поддона.
      — А теперь, леди и джентльмены, знаменитая группа парней, чьи песни согревали сердца всех угнетенных во всем мире, развлечет вас в перерыве. Леди и джентльмены: «Реформаторы»!
      Аплодисменты сопровождали выход на ринг «Реформаторов»: двоих мужчин и приятной девушки с себялюбивым, заостренным лицом и белокурыми вьющимися волосами. У мужчин были испанские гитары. Они принялись исполнять медленную песню об оставшихся без работы шахтерах. Публика, казалось, наслаждалась ею и раскупала освежительные напитки у девушек, бегавших повсюду.
      — Боже, они просто невыносимы, — заявила Дженни. — Они же уничтожают песню. Эта песенка, знаете ли- одна из песен Вуди Гутри, — очень подвижна. Они же просто до ужаса засахарили ее!
      — О, не знаю, — сказал Джерри. — Разве эта группа изначально не называлась «Раскаты грома», не принадлежала к направлению «Ритм и блюзы» и не выпустила лучшую пластинку пару лет назад? Общественное сознание — интересная штука, Дженни.
      — И все это не так.
      — Ты права, любимая. Когда звезды поп-музыки начали превращаться в общественное сознание, был заложен конец ее эры.
      Она взглянула на него озадаченно.
      — А вы не придираетесь, Джерри? — мисс Бруннер наклонилась через девушку.
      — Ну, знаете… — протянул он.
      — Ты не будешь против, Дженни, если мы сейчас уйдем? — спросила мисс Бруннер.
      — Остается еще только два матча, мисс Бруннер, — стала возражать девушка. — Мы не могли бы остаться и посмотреть их?
      — По мне бы лучше пойти сейчас домой.
      — Мне так хотелось посмотреть матч между Доком Гориллой и Тони Валентайном!..
      — Думаю, нам пора, Дженни. Девушка вздохнула.
      — Пошли, — скомандовала мисс Бруннер твердо, но с нежностью.
      Дженни покорно поднялась. Они гуськом покинули зал и вышли из стадиона. Джерри оставлял свою машину на соседней стоянке. Мисс Бруннер и Дженни сели на заднее сиденье. Джерри тронул машину и задним ходом приехал на улицу.
      — Куда теперь?
      — Голланд Парк. Довольно близко от вас, я думаю, — сказала мисс Бруннер, откинувшись на сиденье. — Если вы выедете на Голланд Парк-авеню, я вас оттуда сориентирую.
      — О'кей.
      — Если мы выезжаем с утра пораньше, неплохо было бы вам провести ночь у меня, — немного погодя предложила мисс Брукнер.
      — Или вам — у меня.
      — Извините, не может быть и речи.
      — Почему? Опасаетесь сплетен?
      — У меня еще есть дела. Все, что надо сделать вам, — собрать сумку и выехать ко мне. У нас есть еще одна спальня. Вам будет довольно удобно; она запирается изнутри.
      — Звучит успокаивающе.
      — Вы ведь не шутите, да? — в голосе Джерри слышалось легкое удивление.
      — Нет, дорогой.
      Они доехали до Ноттинг-Хилла и двинулись по Голланд Парк-авеню. Мисс Бруннер скомандовала ему свернуть налево, и он послушался. Еще поворот — и они оказались у прелестного, сельского образца дома.
      — Приехали, — объявила мисс Бруннер. — Так что вы думаете о моем предложении? Если бы вы быстренько доехали до своего дома и упаковали сумку, вы могли бы обернуться за четверть часа, а я тем временем приготовила бы вам кофе.
      — Вы могли бы предложить приманку и получше. О'кей, — четко выдерживал курс Джерри.
      Выезжая назад к Голланд Парк-авеню и возвращаясь к своему дому, он вдруг понял, что мисс Бруннер навела немало справок: он твердо помнил, что не говорил ей, где живет.
      Он оставил машину на улице и поднялся к стальной калитке в высокой стене. Очень спокойным голосом он произнес:
      — Это — рейд.
      Откликаясь на звуковой код, дверь распахнулась и вновь закрылась, когда Джерри пошел по заросшей дорожке к дому. Следующий сказанный скороговоркой код открыл парадную дверь.
      Менее чем через четверть часа с большим чемоданом в руке он вышел из дома, сел в машину, сунув чемодан на заднее сиденье, и вернулся к дому мисс Бруннер.
      У входа он нажал кнопку звонка, и Дженни впустила его. По ее виду можно было подумать, что за время его отсутствия она вынесла сильный душевный бой, но, возможно, виной всему было просто другое освещение. Она слабо, нервно улыбнулась ему, и он ободряюще похлопал ее по руке. Мисс Бруннер явно не планировала брать Дженни с собой в Лапландию, но, когда они вернутся, он предпримет мощную попытку оторвать Дженни от мисс Бруннер. Дженни еще не осознавала этого, но ее рыцарь уже строил планы ее спасения. Он надеялся, что она тоже хотела быть спасенной — ей же было бы лучше.
      Мисс Бруннер наливала кофе из «Данхилл Филтер» с красной окантовкой. То же самое касалось и всего остального в комнате, которая была выдержана в красных и серых тонах, но почти без мебели, — за исключением длинной кушетки и кофейного столика.
      — Как вам нравится кофе, мистер Корнелиус?
      — Какой есть. Я всегда люблю, как есть.
      — Вы так только говорите.
      — Мой вертолет стоит довольно удобно, недалеко от Харвича. И если мы отправляемся действительно рано, то нам удастся доехать без особых хлопот.
      — Меня устраивает. Когда — в семь?
      — В семь, — он взял чашечку кофе, выпил ее до дна и поставил на место.
      Она бесстрастно налила и подала ему другую. Он прислонился к стене, — стройный, элегантный, невозмутимый.
      Мисс Бруннер оглядела его. У него естественный стиль, подумала она. Возможно, стиль этот когда-то и был заучен, но сейчас он выглядел естественно. Губы ее увлажнились.
      — Где эта тихая кровать? — спросил он.
      — Наверх по лестнице, первая на вашем пути.
      — Отлично. Хотите, я постучу около шести?
      — Не думаю, что это потребуется. Не уверена, что я буду спать.
      — По-видимому, виной тому будут шахматы, а не бридж, и я вижу, во мне нет необходимости.
      Она посмотрела на него:
      — Ну, я бы этого не сказала.
      Войдя в свою комнату, Джерри закрыл за собой дверь, замкнул ее и задвинул щеколду. Он все еще не чувствовал себя здоровым. Комната имела душ, и он воспользовался им, лег в постель и уснул.
      Проснулся он в шесть, опять принял душ и оделся; потом решил спуститься и приготовить себе немного кофе, если мисс Бруннер и Дженни еще не поднялись.
      Спустившись, он услышал шум в гостиной и пошел туда. Мисс Бруннер, одетая, как и вчера вечером, лежала на кушетке, заложив руки за голову, вытянув ноги. Джерри улыбнулся: шум, который он услышал, был ее дыханием — глубоким и экстатичным. Сначала он предположил, что она находится под воздействием наркотиков, однако никаких свидетельств тому не обнаружил. И тогда он увидел аккуратно сложенное темно-розовое платье, кожаный жакет с красной окантовкой и черные колготки с туфлями-лодочками. Одежда Дженни. Где же она сама?
      Он взглянул на лицо мисс Бруннер, и ему стало смешно.
      Еще смешнее стало ему, когда глаза ее распахнулись, и она уставилась на него с мимолетной, но мечтательной улыбкой.
      — Который час?
      — Самое время вам переодеться, пока я приготовлю кофе. А что с Дженни?
      — Она не поедет с нами, или, может быть… — она поднялась и села, расправляя юбку. — Впрочем, это неважно. О'кей, готовьте кофе, и отправляемся.
      Джерри взглянул на одежду Дженни и нахмурился, потом перевел взгляд на мисс Бруннер и нахмурился еще больше.
      — Не беспокойтесь, мистер Корнелиус.
      — У меня возникло ощущение долга.
      — Только ощущение? Забудьте о нем.
      — У меня ощущение, что я и это должен был сделать, — Джерри вышел из комнаты и отыскал кухню. Там он наполнил чайник, поставил его кипятиться, насыпал кофе в фильтр, добавил воды и поставил кофейник на плиту. До него донеслись шаги мисс Бруннер, поднимавшейся по лестнице. Он присел на табурет, не столько, честно говоря, озадаченный исчезновением Дженни, сколько пытался отвлечь себя от этих мыслей. Он вздохнул, чувствуя неприятный холодок.
 
      7
      — Знаете, что подумал Янг, а? — Джерри повел вертолет по косой вверх, в ясное зимнее небо. — Он ручается, что история развивалась циклами, по две тысячи лет, и что нынешний цикл начался с Христа.
      — А он не ввел в эту теорию обнаружение летающих тарелок?
      — Думаю, он сделал это.
      — Все это так неопределенно, весь этот материал, написанный десять и более лет назад.
      — Там так много намеков.
      — Сейчас их еще больше.
      — А какие-то действия с зодиакальными знаками — это шутка Янга!
      — Ну, да. Согласно ему, мы вошли в цикл крупных физических и психологических поворотов.
      — Это не так трудно доказать.
      — Только не с помощью бомбы, которая уже разработана.
      Вертолет приближался к побережью, направляясь в Голландию для первой посадки.
      — Вы думаете, это было бы так уж и просто — бомба как причина? — мисс Бруннер посмотрела вниз, на побережье, и вперед, на море.
      — В конце концов, так может быть, — сказал он. — Почему бомба должна быть симптомом?
      — Я полагала, что мы пришли к согласию в том, что она им была.
      — Да, пришли. Боюсь, моя память не настолько хороша, как ваша, мисс Бруннер.
      — Не уверена. За последние несколько недель у меня была сотня случаев ложных воспоминаний. Что касается ваших идей относительно цикличности времени…
      — Вы занимались чтением моих книг? — Он был раздосадован.
      — Нет. Только о них. Я не сумела приобрести ни одной копии хоть чего-нибудь; Они ведь изданы частным образом?
      — Более или менее.
      — Почему они не в ходу?
      — Они разрознены.
      — Тогда дело дрянь.
      — Нет, Заложено старение.
      — Не согласна.
      — Это я с вами не согласен. — Он все еще раздумывал о Дженни и чувствовал себя сейчас довольно бесполезным рыцарем.
      — Вы говорите таким образом, потому что не понимаете.
      — Вам следовало пойти в постель этой ночью; вы становитесь очень упрямой.
      — О'кей, — она замолчала.
      Ему вдруг захотелось грохнуть вертолет в море, но он не мог этого сделать. Он боялся моря. Именно идея Матери-Моря оттолкнула его от кельтской мифологии еще мальчиком. Если б только брат Луис не воспитал в нем этого представления, он и сейчас все еще мог бы оставаться в Ордене.
      Так, значит, мисс Брукнер тоже имела галлюцинации с ложной памятью. И это был все тот же тип старого мира, да?
      Он почувствовал, что ему становится хуже, дотянулся до радио, включил его и сунул в ухо наушник-бусинку; музыка подействовала на него взбадривающе.
      В тридцати милях к северу от Амстердама они сели в поле, поблизости от строений какой-то фермы. Фермер ничуть не был удивлен; он поспешно выбежал с канистрами, в которых плескалось топливо, Джерри и мисс Бруннер спустились на землю, чтобы размять ноги, и Джерри помог фермеру наполнить баки и хорошо заплатил ему.
      В пяти милях на восток от Уппсалы им пришлось опять сесть, и на этот раз самим таскать топливо от гаража к вертолету. Снег — глубокий, хрустящий, гладкий — попал им в обувь, и мисс Бруннер вздрогнула:
      — Вы могли бы предупредить меня, мистер Корнелиус.
      — Я забыл. Видите ли, мне никогда не доводилось попадать в такую зиму.
      — Элементарные географические…
      — …которыми, видимо, ни один из нас не обладает. Через сотню миль они вошли в буран, и Джерри уже с трудом управлял вертолетом. Когда пурга осталась позади, он сказал мисс Бруннер:
      — Мы могли разбиться на такой скорости. Я собираюсь посадить машину. Нам придется найти автомобиль или что-то еще и продолжить путь по земле.
      — Это глупо. Он займет по меньшей мере три дня,
      — Ладно, — согласился он. — Но еще один шторм вроде этого — и мы пойдем пешком по необходимости.
      Другого сильного шторма не встретилось, и вертолет действовал лучше, чем ожидал от него Джерри. Мисс Бруннер читала карту, а он следовал ее четким указаниям.
      Внизу черными шрамами, извивавшимися между снегами, показались основные дороги. Большие скованные морозом реки и заснеженные леса простирались во все стороны. Впереди они видели гряду старых-престарых гор. Шла долгая полярная ночь, и чем дальше на север они улетали, там темнее становилось. Белые пространства казались необитаемыми. Джерри имел хорошую возможность убедиться, почему легенды о троллях, Йотенхайме и печальных богах — темные, холодные, суровые сказки Севера — рождались в Скандинавии. Мысль об этом вызвала странные впечатления, почти анахронизм, будто он попал из своего времени далеко назад, в ледниковый период.
      Постепенно становилось все сложнее определять, что располагалось под ними, но мисс Бруннер упорно продолжала рассматривать землю в ночной бинокль и давать указания. Хотя вертолет хорошо отапливался, они оба дрожали.
      — Там, сзади, пара бутылок «скотча», — сказал Джерри. — Хорошо бы принять немного.
      Она отыскала бутылку «белла», отвинтила пробку и подала бутылку ему. Он сделал несколько глотков и вернул ее мисс Бруннер; она сделала то же самое.
      — Это меня взбодрило, — сказал он.
      — Мы на подходе. Спускайтесь. Вон — саамская деревня, помеченная на карте, думаю, мы только что пролетели над ней. Станция не очень далеко.
      Станция, по-видимому, была построена из покрытых ржавчияой стальных листов. Джерри заинтересовало, каким образом сюда доставляли материалы. Снег вокруг станции был расчищен, из металлической трубы шел черный дым.
      В этих неясных сумерках Джерри посадил вертолет на снег и выключил двигатель. Открылась дверь, и на пороге появился человек с небольшой электрической лампой в руке. Это был не Фрэнк.
      — Добрый вечер, — приветствовал Джерри на шведском. — Вы одни?
      — Абсолютно. Вы, судя по акценту, — англичане. У вас вынужденная посадка?
      — Нет. Я подозреваю, что здесь мой брат.
      — Здесь был человек, до того, как я прибыл. Судя по приметам, он уехал в горы на снегоходе. Входите.
      Он ввел их в каюту, закрыв за собой тройную дверь. В комнате, в которую они вошли, ярко горела печка. Двери вели в следующую комнату.
      Слегка азиатским складом лица этот невысокий мужчина напоминал Джерри индейца-апача. Но он, вероятно, был саами. Одет он был в большое тяжелое пальто, закрывавшее его с головы до пят, из рыжевато-коричневых волчьих шкур. Он поставил лампу на рабочий стол и жестом руки указал на стулья с прямыми спинками.
      — Садитесь. У меня на плите есть немного супа, — он прошел к кухонной плите, взял с нее средних размеров кастрюлю и поставил ее на стол со словами: — Меня зовут Марек — местный пастор у лапландцев. У меня была упряжка оленей, но росомахи задрали вчера одного, а возможности охранять другого у меня не было, ну, так я его и отпустил. Я жду, что кто-то из местных найдет его и придет искать меня. А пока мне здесь тепло, есть провизия. К счастью, мне доверен ключ от этого местечка. Время от времени я пополняю припасы, и мне разрешают пользоваться ключом в такие вот моменты.
      — Мое имя — Корнелиус, — представился Джерри, — а это — мисс Бруннер.
      — Имена не английские.
      — Не английские, — улыбнулся Джерри. — Но ведь и Марек имя не шведское.
      Мисс Бруннер выглядела раздраженной, ибо была не в состоянии понять разговор.
      — Вы правы, не шведское. Вы знаете Швецию?
      — Только до Умео. Я никогда не был так далеко на севере и вообще не видел зиму.
      — Мы должны представляться странными тем, кто видит нас только летом, — Марек потянулся к шкафчику над плитой и вынул оттуда три чаши и каравай ржаного хлеба. — Мы — люди не летние; зима — наше обычное время года, хотя мы и ненавидим ее!
      — Никогда бы не подумал! — Джерри повернулся к мисс Бруннер и передал ей основные детали своей беседы, пока Марек разливал суп.
      — Спросите его, куда мог пойти Фрэнк, — посоветовала мисс Бруннер.
      — Он — метеоролог? — спросил Марек, когда Джерри передал вопрос.
      — Нет, хотя, полагаю, он приобрел определенные знания в этой области.
      — Он мог пойти на Кортафьяллет — это одна из самых высоких гор в округе. На вершине есть еще одна станция.
      — Не могу представить себе, чтобы он мог пойти туда; куда еще?
      — Ну, если он не собирался предпринять попытку пройти через Кунгсладен в Норвегию — перевал проходит как раз в этих горах, — но не думаю. На выбранном им направлении нет ни одной деревни.
      Джерри передал мисс Бруннер слова Марека.
      — С чего бы это ему захотелось идти в Норвегию? — возразила она.
      — А с чего он оказался здесь?
      — Просто это далеко. Он, возможно, знал, что я охочусь за ним, хотя и полагал, что вы мертвы. Возможно, ему кто-нибудь сообщил совсем другое.
      — Фрэнк не пошел бы в такое вот холодное место, если бы не имел серьезной причины.
      — Не работал ли он над чем-нибудь, что потребовало его пребывания здесь?
      — Я так не думаю. — Джерри опять повернулся к пастору.
      — Как долго, вы говорите, этот человек был здесь?
      — Неделю или около этого, судя по бедственному состоянию припасов.
      — Думаю, он ничего после себя не оставил?
      — Была бумага. Я использовал немного, чтобы разжечь плиту, а остальное должно быть в его ящике, — и пастор нагнулся под стол. — Вы собираетесь есть ваш суп?
      — Да, спасибо.
      Пока они усаживались есть, Джерри расправил четвертушки листа бумаги. На первом были какие-то геометрические фигуры.
      — Фрэнк в плохом состоянии, — сказал Джерри, передавая листок мисс Бруннер.
      — Листочек-то интересный, — мисс Бруннер указала на фигуры, снабженные письменами. — Он указывает на наше местонахождение и, мне кажется, на цель его похода. Только что все это значит?
      Джерри исследовал остальные три листочка; на них были изображены несколько рисунков, смысла в которых он найти не мог, и невротические символы. Были там и другие рисунки, но он не мог похвастаться, что проник достаточно глубоко в их смысл. Зная Фрэнка, он от этих фигур чувствовал себя в большем неудобстве, чем обычно.
      — Лучший способ выяснить — пойти за ним следом и найти эту пещеру. Запутанные символы, символы лона. Это, без сомнения, подпись Фрэнка. Он разработал довольно мощную манию преследования.
      — Я не уверена, — заявила мисс Бруннер, — Вы действительно не можете его обвинять. В конце концов, мы же преследуем его.
      — Я бы сказал, вечереет. У меня нет ни малейшего намерения идти куда-либо дальше сейчас, на ночь глядя. Останемся здесь?
      — Да.
      — Вы не будете против, если мы останемся здесь? — спросил у Марека Джерри.
      — Конечно, нет. Без сомнения, вы нашли странное место для того, чтобы открывать сезон.
      — Сезон? А которое число сегодня?
      — Двадцать четвертое декабря.
      — Рождество, — проговорил Джерри по-английски.
      — Рождество, — по-английски повторил Марек и добавил по-шведски: — Вы должны рассказать мне, как обстоят дела в остальной части Европы.
      — Довольно неплохо.
      — Я читал, что инфляция распространилась почти повсюду. У вас преступления с насилием резко выросли, так же как и беспорядок в мышлении, и наоборот.
      — Ай-Би-Эм только что улучшила новый компьютер-предсказатель, использовав английских, шведских и итальянских ученых; публикуются все виды книг и газет, переполненных новыми рассуждениями ученых, а искусство — даже теологией. Никогда так много не было. Транспорт и связь стали куда лучше, чем когда-либо ранее. — Джерри покачал головой. — Очень неплохо.
      — А как обстоят дела с духовным состоянием Европы? Мы, знаете ли, разделяем большинство ваших проблем, только совсем другого рода — не экономические или политические…
      — Они появятся; потерпите.
      — Вы довольно циничны, герр Корнелиус. Я даже чувствую искушение поверить, что Рагнарек почти здесь, с нами.
 
      — Довольно странно слышать такие вещи от христианского священника.
      — Я несколько больше, чем христианский священник: я — скандинавский лютеранин. И у меня нет ни малейшего сомнения в истинах, унаследованных нашей древней языческой мифологией.
      — Я — британский атеист и разделяю ваши убеждения.
      — Герр Корнелиус, я бы очень хотел знать действительные причины вашего появления здесь.
      — Я же говорил вам: мы ищем моего брата.
      — На самом деле причина гораздо глубже. Я не интеллектуал, но мой инстинкт достаточно проницателен. Как в вас, так и в вашем компаньоне одновременно есть что-то большее и что-то меньшее. Что-то — я чувствую себя необычно виноватым из-за того, что пришел к столь жестокому предположению, — что-то враждебное.
      — В каждом из нас, герр Марек, есть нечто хорошее и нечто плохое.
      — Вижу ваше лицо и ваши глаза. Ваши глаза смотрят настолько дерзко, что я опасаюсь смотреть в них, однако они, похоже, в то же время боятся прямо взглянуть на вещи, которые меня лично ничуть не пугают.
      — А не может быть так, герр Марек, что мы впереди вас?
      — Впереди? В каком отношении?
      — Во времени, — Джерри чувствовал необычную ярость по отношению к пастору. — Эти старомодные правила больше не имеют хождения. Ваш тип нравственности, ваш тип мышления, ваш тип поведения — все имело вес в свое время. Как динозавр. Как динозавр, который не может выжить в этом мире. Вы придаете значение всему, значение…
      — Мне кажется, я немного догадываюсь, о чем вы говорите. — Марек разволновался, потер лицо. — Я хочу знать… что, наступила очередь Сатаны править?
      — Осторожно, герр Марек, это уже богохульство. А кроме того, то, что вы говорите, в наши дни бессмысленно. — Волосы Джерри пришли в беспорядок, пока он говорил. Он зачесал их назад по обе стороны лица.
      — Это не потому ли, что вы этого хотите? — Марек повернулся и пошел к плите.
      — Это потому, что так уже есть. И я едва ли отличаюсь самоуверенностью, герр Марек, во всяком случае, не в понятиях сегодняшних.
      — Значит, у вас есть собственный код, — Марек говорил почти с издевкой.
      — Совсем напротив. Новой нравственности не существует, герр Марек, нравственности нет. Это понятие так же бесплодно, как старая сморщенная матка вашей бабушки. Нет ценностей!
      — Есть лишь один факт, на котором мы можем сойтись: смерть.
      — Смерть? Смерть?! Смерть?!! — В его глазах появились слезы. — Почему?
      — Вы решили начать царапаться? — Марек начинал принимать вызов Джерри. Джерри смутился и выглядел жалко.
      — Д… — Джерри вдруг остановился.
      — Что происходит? — встала мисс Бруннер. — Из-за чего вы ссоритесь-то?
      — Он свихнулся, — вполголоса произнес Джерри.
      — Вот как? Спросите его, где мы спим и есть ли запасные одеяла.
      Джерри передал вопрос.
      — Пойдемте, — и Марек повел их в соседнюю комнату.
      В комнате оказалось четыре койки — две пары. Марек поднял матрас с одной из нижних коек, отодвинул панель и начал поднимать одеяла. — Достаточно?
      — Прекрасно, — сказал Джерри.
      Джерри занял верхнюю койку, мисс Брукнер расположилась на нижней, а Марек уснул на нижней койке напротив них. Все трое уснули одетыми, закутавшись в одеяла.
      Джерри спалось отвратительно, он проснулся затемно. Взглянул на часы: было восемь утра. Койка пастора была пуста. Джерри перегнулся и посмотрел на нижнюю койку; мисс Бруннер еще спала. Он спрыгнул на пол.
      В соседнем помещении Марек готовил что-то на плите. На столе стояла открытая консервная банка с селедкой, три тарелки и вилки.
      — Боюсь, ваш брат забрал большую часть нашей провизии, — бросил на ходу Марек, неся к столу кастрюлю. — Особых деликатесов на завтрак не ждите. Я прошу прощения за свое вечернее поведение, мистер Корнелиус. Мое изумление было вызвано лучшими намерениями.
      — И мое тоже.
      — Я, как мог, обдумал то, что вы мне сказали. И склонен теперь… — Марек достал из шкафчика три эмалированные кружки и налил в две кофе. — Как мисс Бруннер, готова к кофе?
      — Она еще спит.
      — …и теперь склонен думать, что в ваших словах есть некая истина. Я верю в Бога, мистер Корнелиус, и Библия… в Библии есть ссылки, которые можно интерпретировать как указания на новую фазу, на которую намекаете и вы.
      — Вам не следует позволять убеждать себя, герр Марек.
      — На этот счет не волнуйтесь. Позвольте спросить: не будет ли выглядеть как вмешательство, если я составлю вам компанию в ваших поисках? Думаю, я знаком с теми горами, в которые направился ваш брат, — там есть одна гора с пещерой. Лапландцы не очень суеверны, герр Корнелиус, но стремятся избегать пещер. Интересно, почему это вашего брата она заинтересовала?
      — А что вы знаете об этом деле? Я-то ведь даже не упоминал о нем.
      — Я немного знаю английский и прочел карту, которую набросал ваш брат.
      — А не могли бы вы прояснить остальное?
      — Это дало некоторую нить для моих… ну, скажем, моих инстинктов. Даже не знаю, почему.
      — И вы можете провести нас туда?
      — Я полагаю. Правда, трудно сказать, как погода…
      — А это будет очень опасно?
      — Нет, если мы отнесемся к делу с должной осторожностью.
      — Я бужу мисс Бруннер.

* * *

      В белой пелене сумерек арктической зимы двигались три человеческие фигуры. На возвышенностях стояли редкие группки серебристых березок, слева широким ровным снежным пространством раскинулось замерзшее озеро. Редкие снежинки кружились в воздухе, и облака вверху плотной серой пеленой закрывали все небо.
      Мир бесконечного вечера, который — как было известно Джерри — ежегодно на шесть недель кряду становится вихревым и всепобеждающим миром бесконечного вечера, когда солнце не поднимается над горизонтом, где светятся озера и бегут реки, бродят звери, разрастаются деревья, тростники, поросль на утесах. Однако сейчас перед ними лежал своенравный, негостеприимный ландшафт. К этому времени станция позади них уже скрылась из виду. С трудом верилось, что они вообще на земле, ибо серый день простирался во всех направлениях.