Мир Волкодава (№1) - Спутники Волкодава

Без сил опустившись на дно пироги, юноша принялся вычерпывать из нее воду, ожидая, что хоть один луч солнца сумеет прорваться сквозь тучи и поможет ему сориентироваться. Но солнце так и не появилось, а вместо него, к несказанной своей радости, Эврих увидел сквозь поредевшую пелену дождя вершины далеких скал. Они находились прямо перед ним, и, значит, с курса он каким-то чудом не сбился. Оставалось собрать силы и гнать пирогу вперед, пока она не уткнется в берег, но теперь, когда цель была видна, совершить этот переход представлялось Эвриху пустячным делом.

20

Выспавшись под прикрытием скалы, Узитави с первыми солнечными лучами была уже на ногах. Найденное вчера утром убежище уберегло их с Тагом от грозы, а вынужденное бездействие позволило обдумать результаты путешествия на север и прийти к выводу, что настал момент возвращаться в пещерный поселок. Наам не пожелал снизойти к ней в долине Каменных Богов и не посетил ее на берегу Ржавого моря. Надеждам девушки не суждено было сбыться, рыжие топи преградили ей путь, и оставаться здесь дольше не имело никакого смысла.

Навьючив Тага двумя мешками с провизией и снаряжением, Узитави вооружилась копьем и двинулась вдоль берега Ржавого моря, рассчитывая найти впадавший в него ручей, поднимаясь по течению которого она могла бы облегчить себе обратный путь и разжиться свежей рыбой. Однако, взобравшись на каменистую гряду, девушка обнаружила не ручей, а лежащего ничком человека, неподалеку от которого из рыжей воды выглядывали нос и корма затонувшей близ самого берега пироги. Вид переплывшего Ржавое море мужчины ошеломил Узитави и заставил серьезно призадуматься. Никогда еще к мибу не приходили люди с севера, и она не склонна была считать, что наткнулась на этого человека случайно. Вероятнее всего, он послан ей Наамом в ответ на ее страстные призывы. А может… Может, это древние боги здешних мест послали ей этого мужчину? Быть может, они расценили ее приход в долину Каменных Богов как паломничество к ним, и это знак того, что они услышали мольбы Супруги Наама? Как бы то ни было, мужчина этот очутился тут и попался ей на глаза конечно же неспроста, и, надо думать, все прояснится, как только он очнется ото сна…

Рассуждая подобным образом, Узитави свистом подозвала Тага и начала спускаться к распростертому на камнях человеку. Чем ближе она подходила, тем больше убеждалась, что тот и в самом деле выглядит странно, и странность эта подкрепила ее уверенность в том, что без того или иного божества здесь явно не обошлось. Даже под слоем покрывавшей юношу грязи было видно, что волосы у него изумительного, невиданного среди мибу, нундожу, рахисов и пепонго золотого цвета. Руки и ноги светлые и, если бы не загар, были бы вовсе белыми. Чудная матерчатая рубаха, доходящая до середины бедер, украшена у ворота и подола красно-коричневым орнаментом, в здешних местах неизвестным, а пристегнутый к поясу меч в ножнах говорит о том, что юноша этот прошел обряд посвящения в воины.

Впрочем, кем бы ни был этот человек, встреча с ним служит достойным завершением похода, решила Узитави и, опустившись на корточки неподалеку от спящего, начала вытаскивать из снятого с Тага мешка нехитрую снедь, которая должна была расположить к ней посланца богов. Если же это обычный бродяга, то, завидев татуировку Супруги Наама, он бросится в бега, и она позавтракает, как обычно, в гордом одиночестве. В любом случае торопиться ей некуда, поиски ручья можно продолжить и после завтрака, а рыбу она еще успеет поесть.

Девушка развязала полупустой мех с водой, разложила на плоском камне кусочки вяленого и жареного, изрядно засохшего уже мяса, пару диких круглых дынь, превосходно утоляющих жажду, пучок водяного лука, и пригоршню съедобных корешков. Ей очень хотелось, чтобы юноша этот был посланцем богов, все равно, Наама или тех, чей странный облик увековечили в камне жившие некогда в этих местах люди, и Узитави, подождав некоторое время, не в силах сдержать любопытство, требовательно постучала древком копья об уставленный снедью камень. Объедавший чуть поодаль колючки Таг поднял голову и укоризненно посмотрел на девушку, но той было в этот момент решительно не до него.

Юноша поднял голову, несколько мгновений смотрел на Узитави мутными ото сна глазами, потом с уст его сорвалось негромкое восклицание, и он вскочил на ноги. Ему достаточно было одного взгляда на девушку и разложенную на камне пищу, чтобы понять: она здесь одна и приглашает его разделить трапезу. Белый как молоко бык, стоящий чуть поодаль, не привлек его внимания, зато татуировка… Узитави едва не расплакалась от разочарования, ожидая, что вот сейчас до этого красавчика, уставившегося на нее, как на диво дивное, дойдет, с кем он имеет дело, и тогда… Но он почему-то не бросился бежать, а, издав восхищенный возглас, сделал шаг вперед, будто намеревался получше разглядеть оранжево-белые рисунки на черном теле девушки, или даже коснуться их пальцем.

– Стало быть, ты и правда посланец Наама? – Она положила копье к ногам и тоже шагнула навстречу золотоволосому, глаза у которого оказались такими же поразительными, как и все остальное, – зелеными и ласковыми. – Он послал тебя вместо себя? Или ты сам – земное воплощение Божественного Дракона?

– Себя место тебя?.. Дракон?.. – Юноша нахмурил брови и коснулся открытой ладонью левой стороны груди. – Эврих. Ты звать имя?

По тому, как он коверкает слова, неправильно повышает и понижает голос, Узитави догадалась, что если этот юноша и знает язык мибу, то не лучше двухлетнего ребенка, и говорить с ним будет ох как не легко.

– Меня зовут Узитави. Я Супруга Наама. Тебя послал Наам или другие, здешние боги? – спросила она, стараясь говорить медленно и как можно четче выговаривать слова.

– Узи-та-ви? Ты? Хорошо, друг! – Юноша протянул обе руки к Узитави и осторожно коснулся тыльных сторон ее ладоней.

– Тебя послал Наам? Наам или другие боги? – настаивала девушка, которой почему-то казалось, что это самый важный вопрос и решить его надо немедленно. – Наам? Или здешние боги?

– Боги, – покладисто согласился юноша. – Мои боги вести тут. Вести тут видеть тебя. Узи-та-ви. Да? Ты идти племя ловить еда? Он – друг? – Эврих указал на белого быка. – Ты ехать верхом на? Ты он ехать гора?

– Это Таг. Он мой друг. Иногда я езжу на нем, но чаще иду рядом. И ему, и мне так удобнее. – Она подумала, что, пожалуй, ведет себя глупо, с посланцем древних богов должно говорить как-то иначе. Но как? – Ты наверно хочешь есть? Садись и отведай этой пищи.

– Моя пища есть. Ты ждать, я смотреть… – Юноша направился к тому месту, где едва выглядывали из воды останки пироги, и, взявшись за изогнутый нос, попытался вытащить ее на берег.

Узитави знала, что из этого ничего не выйдет, но вмешиваться не стала. Устремив на Эвриха жадный взгляд, она любовалась его статной фигурой, крепкими мускулистыми руками, стройными ногами, на которых были сандалии с ремнями, завязывающимися под коленями. Тонкая талия, широкие плечи, узкие бедра – древние боги не поскупились наделить этого парня всем, что делает мужчину привлекательным в девичьих глазах. Но за что ей это? Чем она отплатит им за столь драгоценный дар и как отнесется к нему Наам? До сих пор он никак не проявлял себя, но, если Божественный Дракон хоть сколько-нибудь ревнив, все это может плохо кончиться. Хотя если уж он сам ни разу не заинтересовался своей Супругой, то отчего должно его волновать присутствие подле нее Эвриха?..

– Все пропасть. Еда нет, вещи нет. Я давать хотеть ты – совсем нет. – Эврих развел руками. – Гром, плыть скоро-скоро, сил нет, лежать спать. Она тонуть. – Он кивнул на пирогу и рассмеялся, обнажив ровные белые зубы.

– Ну, это не самая большая потеря, – хрипло бросила девушка, подумав, что такое же волнение, наверно, испытывает хищник, учуяв запах свежей крови, и перед глазами ее возникла оскалившаяся морда серебристой пантеры. – Угощайся и скажи мне, как ты попал в этот пустынный край.

Она многократно слышала рассказы о белокожих купцах, приплывавших на равнинные земли мибу по Мджинге, но этот юноша приплыл не по реке и не был похож на купца. Посланец богов, если он человек, как и все люди, должен где-то родиться и жить, прежде чем стать посланником. Но главное, ей хотелось бы знать, что потребуют древние боги за то, что привели его сюда и отдали Супруге Наама? За обладание этим юношей Узитави ничего не жаль было отдать, но ведь ничего ценного у нее и не было…

– Я плыть море. Корабли сражаться. Все гибнуть, я плыть. Берег стоять поселок. Там плыть тут. Болото, ты. Узи-та-ви.

– Нет, не так. Узитави, – певуче и протяжно поправила его девушка. – Ты плыл с товарами? Ты искал чего-то? Или боги сказали тебе, что я буду ждать тебя здесь?

– Ты ждать? Я знать нет. Боги сказать я: идти найти Глаз Дракона. Я идти. Найти ты. Хорошо.

– Погоди-ка! Так боги послали тебя за хуб-кубавой? – опешила от неожиданности девушка. – Однако твои боги высоко тебя ценят! Впрочем, Наам испепелит нас прежде, чем тебе удастся добраться до Глаза Дракона. А если нет, значит, ему не только Супруга, но и Глаз не больно-то нужен. Хорошо!

– Хорошо? Я? Глаз? Боги? Кто хорошо?

– Все хорошо, ешь, я помогу тебе достать Глаз Дракона. Почему бы и нет? – Она круговым движением старого бронзового ножа располовинила дыню, нарезала длинные тонкие ломти, рассекла их на дольки. Подцепила самый крупный ломоть на кончик ножа и передала Эвриху.

Он благодарно улыбнулся и вонзил зубы в ароматную мякоть.

– У-у-у!.. – придушенно застонала Узитави, глядя, как сок стекает по подбородку юноши. О, как он хорош! Но нет, она не будет торопиться. Раз уж боги послали его ей, спешить некуда. Пусть он как следует поест, отдохнет, наберется сил. Они отыщут ручей, искупаются, и уж тогда-а-а…

21

Ворочаясь с боку на бок, Вивилана чувствовала, что сна нет ни в одном глазу. Хрис был прав, советуя ей не есть на ночь ягод нживы – кисловатые и на редкость приятные, они действительно прогоняли усталость, но вместе с ней прогнали и сон. Тщетно девушка пыталась применять испытанное средство, считая пыльные тюки с товарами, – перед внутренним ее взором тут же вставало грустное лицо отца. Напрасно пыталась считать бегущие по морю корабли: ей виделась палуба горящего "Рудиши" и прыгающие за борт "стервятники Кешо", "Перст Божий", подбиравший утопающих и шумная гавань Аскула. В отчаянии Вивилана начинала считать серебряные кубки, выстроенные нескончаемой шеренгой на бесконечно длинном столе, застеленном белоснежной скатертью, – память услужливо подсказывала, что подобные кубки последний раз она видела в доме Эпиара Рабия Даора, щедро вознаградившего жрецов с "Перста Божьего" за спасение своих друзей из рук "стражей моря" и не только с радостью приютившего их с Хрисом, но и вызвавшегося помочь им нанять гребцов и закупить все необходимое для путешествия в глубь Мономатаны.

Увы, что бы ни бралась она считать, сон не шел, а мысли уносились то к пребыванию на борту "Рудиши", то к прогулкам по Аскулу, в котором у Хриса оказалось несколько удивительно милых приятелей, готовых в лепешку расшибиться, дабы помочь им отыскать хуб-кубаву, то к путешествию по многоводной Мджинге. Хрис напрасно не хотел брать ее с собой – плавание на десятивесельной лодке, где на каждом весле сидело по одному смешному карлику-пепонго, оказалось весьма приятным. Широкая плоскодонная лодка день за днем мирно ползла против течения, и, поскольку погода стояла чудесная и встречавшиеся им пепонго были милы и приветливы, даже Странник в конце концов должен был согласиться, что плавание это больше похоже на чинное свадебное путешествие, чем на полный опасностей и тягот поход. Когда же за очередным поворотом реки они нагнали лодку жрецов с "Перста Божьего", Вивилана окончательно уверилась, что боги сменили гнев на милость и решили воздать им за все предыдущие невзгоды.

Прислушавшись к ровному дыханию Хриса, девушка погладила пальцами багровый рубец, тянувшийся от ключицы через левую грудь, и, поцеловав своего возлюбленного в плечо, выскользнула из-под простыни. Накинула тунику, опоясалась ремнем, к которому был прицеплен зловещего вида кинжал, и тихо покинула парусиновый шатер. Вивилана сознавала, что ей не следует этого делать, Хрис предупреждал, чтобы она от него ни на шаг не отходила – джунгли есть джунгли, и случиться здесь может все что угодно, но девушка по собственному опыту знала, что лучшее лекарство от бессонницы – прогулка под звездным небом. Настороженно поглядывая по сторонам, она направилась к реке и некоторое время наблюдала за двумя большими лодками, мягко качавшимися на сонной воде. Пепонго предпочитали ночевать на дне лодок, и девушка не стала подходить близко, чтобы не тревожить их сон.

Постояв у реки, Вивилана полюбовалась усыпанным звездами небом, отыскивая знакомые созвездия: Краб, Арбалет, Дракон и Близнецы. Залитые лунным светом, близко подступавшие к воде джунгли уже не казались ей такими страшными, как в первые дни плавания. Теперь они представлялись ей чем-то сродни громадной оранжереи, каких немало было в богатых домах Аланиола. Прибрежные леса были хорошо обжиты пепонго, и, как поняла девушка из разговоров гребцов с Хрисом, опасаться здесь следовало не столько хищных зверей, сколько ядовитых гадов и не менее ядовитых насекомых. У пепонго с жителями Аскула давно установились самые добрососедские отношения, а ввиду грядущего вторжения на их земли войск Кешо они становились лучше день ото дня. Союзники прекрасно понимали, что только совместные усилия позволят им дать отпор захватчикам из Мавуно и остановить их продвижение на запад.

Вивилана уже решила вернуться в хижину, когда внимание ее привлек бледный свет, пробивавшийся из шатра жрецов, стоявшего на противоположном конце лесной поляны. Обычно они рано вставали и рано отходили ко сну, но сегодня, по-видимому, их тоже одолела бессонница. Ничего удивительного в этом не было – кроме Странника, никому из путешественников не доводилось прежде пробовать нживу, но поскольку об удивительных качествах ягод ее все были наслышаны, то каждый счел своим долгом попробовать их. А так как действие, оказываемое ими, дает о себе знать не сразу, жрецы, подобно Вивилане, успели заработать бессонницу прежде, чем уверились в справедливости легенд.

Ощущая непривычную легкость во всем теле и кристальную ясность в голове, девушка признала, что Хрис не зря так радовался находке пепонго, не зря тщательно собирал и рассаживал в приготовленные еще в Аскуле ящики крохотные побеги нживы, аккуратно выкопанные со всеми корешками у основания старых кустов. Цель, поставленная перед собой Странником, и прежде вызывала уважение девушки; за хуб-кубавой, если она обладает еще более чудесными свойствами, чем нжива, стоило отправляться в дальний путь, но вот зачем, хотелось бы знать, поднимаются вверх по реке жрецы Богов-Близнецов? Очутившись на "Персте Божьем", она уже пыталась узнать о том, куда они направляются, однако Тразий Пэт – самый молодой и симпатичный из них – вместо ответа отшутился и перевел разговор на другую тему. Между тем, слушая болтовню матросов, Вивилана выяснила, что в плавание они отправились из Тар-Айвана, и не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы понять: ради пустяков три жреца, двое из которых были к тому же магами, пускаться в столь дальнее и опасное путешествие не станут.

Девушку разбирало жгучее любопытство, причем особенно озадачивало ее полное отсутствие на борту нанятой жрецами лодки каких-либо товаров, в чем она имела возможность убедиться собственными глазами. Не раз и не два она пыталась поговорить об этом с Хрисом, но того, казалось, нисколько не интересовали причины, побудившие жрецов плыть сюда аж от самого острова Толми. "Держа язык на привязи, ты сохранишь голову на плечах", – заметил он как-то в ответ на расспросы Вивиланы, из чего она заключила, что вопрос о цели путешествия жрецов и ему приходил на ум. Вообще же, наблюдая за Хрисом, девушка поняла, что тот относится к жрецам весьма настороженно. Путешествуя вместе с ними, можно было не страшиться никаких напастей, и все же Странник, похоже, предпочел бы во второй раз с выручившими их из беды Учениками Близнецов не встречаться. И это делало их в глазах Вивиланы еще более таинственными, ибо смелость Хриса не подлежала сомнению и добро, подобно всякому уважающему себя купцу, помнить и ценить он умел, чему она сама была свидетельницей.

– Держать язык на привязи совершенно необходимо, но разве не стоит при этом и ушки держать на макушке? – пробормотала девушка, не в силах оторвать взгляд от шатра жрецов. Сочащийся из него свет манил ее, как мышку – сырный запах, и шаг за шагом, почти против воли, она, держась кромки леса, начала подбираться к шатру. Поступать так ни в коем случае не следовало. Хрис бы столь неуместное любопытство не одобрил, но, кто знает, не о нем ли говорят сейчас Ученики Близнецов? Ее возлюбленный слишком доверчив, и кто-то должен позаботиться о том, чтобы доверчивость эта не обернулась ему во вред. Кто-то должен бодрствовать, пока он спит! И кто, как не она, способен проявить необходимую бдительность и осторожность?

Последняя мысль показалась девушке настолько здравой, что она ощутила прилив несвойственных ей решительности и храбрости. Одно дело – праздное любопытство, и совсем иное – забота о Хрисе. Ради него она готова на все и уж конечно не остановится перед тем, чтобы послушать, о чем толкуют Ученики Близнецов, поведение которых не могло не вызвать подозрение у любого здравомыслящего человека.

Бесшумно приблизившись к шатру, Вивилана вся обратились в слух. Она боялась не того, что ее обнаружат, а того, что жрецы будут беседовать по-сегвански или, еще того хуже, на каком-нибудь храмовом жаргоне, но те, по счастью, предпочитали, как и большинство цивилизованных людей, изъясняться по-аррантски.

– … Поразительное место. Это воистину край чудес, и я удивляюсь, что Гистунгур до сих пор не распорядился основать здесь обитель Учеников, – восторженно произнес Тразий Пэт. – Мы привыкли исчислять богатства в золоте и драгоценных камнях, но вспомните, сколько всевозможных лекарственных растений успел собрать за время нашего плавания Странник. Я не знаю его побудительных мотивов, но согласитесь, что заручиться благоволением и поддержкой больного человека проще, облегчив его страдания соответствующими лекарственными снадобьями, чем засыпав золотом или самоцветами.

– Да, Храм мог бы существенно усилить свое влияние, оказывая помощь страждущим людям, – поддержал молодого мага Хономер. – Золото – не единственный рычаг, при помощи которого мы можем добиваться желаемых результатов. Когда мне выпала честь выкупать с каторги в Самоцветных горах последователей истинной веры, оказалось, что тамошних надзирателей не интересуют ни золото, ни драгоценные камни – при известной ловкости все это они могут получить без особого труда. Их не прельщали даже женщины – там нет недостатка в рабынях, а особой взыскательностью и разборчивостью эти зверолюди не отличаются.

– Вино? – предположил Тразий.

– Хоть залейся, – ответствовал Хономер. – Нет, у надсмотрщиков там есть решительно все, кроме свободы. По существу, тюремщики почти столь же несвободны, как и заключенные, и те, кто понимал это, выше всего ценили небезызвестный вам серый порошок. Они растворяли его в больших чашах вина и на сутки-другие погружались в блаженное состояние, обретая полную свободу…

– Выродки, – процедил Тразий.

– Безусловно, – подтвердил Хономер. – Но, потакая низменным устремления людей, от них можно добиться несравнимо большего, чем помогая им удовлетворить благородные порывы души. Впрочем, у кнутобойцев, палачей и надзирателей их, по-моему, вовсе нет, а пытаться поджечь море – труд заведомо напрасный. Упомянул я, однако, об этом только потому, что обходные пути порой в самом деле приносят более ощутимые результаты, чем даже золото. И если Храм еще больше изощрит свои методы, то противиться его влиянию не сможет никто. Некогда наши предшественники проявили завидную мудрость, отказавшись от использования грубой силы, предпочтя золото стали, и сейчас настал момент попытаться расширить наш арсенал за счет более специфических средств…

Опустившись на колени перед шатром, Вивилана напряженно прислушивалась к разговору жрецов, но, по-видимому, проблемы, занимавшие их, никоим образом не касались Хриса. Они говорили о вещах отвлеченных, не имевших к нынешнему путешествию никакого отношения, и все же девушке почему-то чудилось, что беседа их как-то связана с целью предпринятого ими похода.

– Вам, значит, представляется, что Храм действует однобоко и недостаточно гибко? – спросил Агеробарб, и Вивилана, не видя его, почувствовала, что он насмешливо улыбается. – Молодежи свойственно недооценивать деяния старших товарищей, а когда многое хранится от самолюбивых юнцов в тайне, они начинают думать, что Верховные жрецы уже совсем ни на что не годятся и способны лишь почивать на лаврах. Вы небось думаете, что, будь ваша воля, истинная вера давно бы уже укрепилась на всех четырех континентах, не говоря о Сегванских и прочих островах?

Агеробарб сухо рассмеялся и после непродолжительной паузы продолжал:

– Я неоднократно советовал Гистунгуру больше доверять тем, кто придет нам на смену, но он, к сожалению, предпочитает скрытничать даже там, где в этом нет особой необходимости. Однако, коль скоро вам доверена такая ответственная миссия, как поиски Глаза Дракона, мне думается, вы вправе знать некоторые вещи, которые рассеют ваши сомнения. Например, брат Хономер, тебе не приходило в голову, откуда взялся тот самый серый порошок или, лучше сказать, серые кристаллы, благодаря которым твое Служение в Самоцветных горах увенчалось столь полным успехом?

– Ну, насколько мне известно, его получают в лабораториях Храма из каких-то растений, вывезенных из Мономатаны.

– Правильно растения эти называются хуб-кубава, что в переводе значит Глаз Дракона. Не правда ли, странное совпадение? Произрастает эта трава только в Мавуно, и она-то и является одной из причин того, почему Кешо запретил чужим кораблям заплывать в воды Империи.

– Скверно. Отсутствие серого порошка изрядно подрежет крылья служителям Храма, – заметил Хономер.

– Совсем наоборот! Запрет этот введен в соответствии с тайными наказами Гистунгура, и едва ли не главная цель его – не допустить, чтобы хуб-кубава попадал из Мавуно куда-нибудь, кроме острова Толми. И поверь мне, так оно и будет. Я знаю это доподлинно, ибо провел при дворе Кешо немало времени и в меру своих слабых сил способствовал принятию указа о закрытии портов. Из хуб-кубавы можно приготовить столь много полезных во всех отношениях снадобий, что его стали вывозить в Аррантиаду, Саккарем, Халисун, Нарлак и этому пришла пора положить конец.

– Лихо! Мне бы такое и в голову не пришло, – честно признался Хономер.

– Мы тоже поняли это слишком поздно.

– Почему поздно? Хуб-кубаву стали выращивать еще где-нибудь?

– Нет, дело в другом… Ну да ладно, раз уж начал… Вы вот уверены, что основную ставку Храм делает на золото, но это далеко не так. До вас, верно, доходили слухи о моровом поветрии, свирепствовавшем года два назад в Саккареме?

– Да, говорят, это было что-то ужасное. Мор перекинулся в Халисун, Аррантиаду и достиг даже Западных островов, – подал голос Тразий. – Счастье еще, что лекари нашли средство борьбы с ним, но в Саккареме он унес едва ли не четверть населения.

– О, слухи, как всегда, несколько преувеличены! Но вам будет небезынтересно узнать, что мор этот был наслан на Саккарем нашими жрецами. И помог им в этом магический талисман, который вы видели на коленях Гистунгура. Да-да, они вызвали мор с помощью Глаза Дракона, и именно после этого тот окончательно утратил свою силу. Как уж им это удалось сделать, я не знаю, но превращать мусор в золото – это далеко не все, чего удалось добиться с его помощью.

– Святы Близнецы, чтимые в трех мирах! О чем ты говоришь, брат?! Ты клевещешь на Учеников Двуединых, они не могли совершить подобного злодеяния! Одумайся! – воскликнул Тразий Пэт так горячо, что Вивилана невольно отшатнулась от шатра.

– Мальчишка! И ты еще смел давать советы Посвященным и поучать самого Возлюбленного Ученика! Что понимаешь ты в истинной вере, если готов жалеть ничтожных язычников, души которых пребывают во мраке, а тела в скверне! Если бы задуманное Гистунгуром удалось, весь Саккарем уже осенял бы себя знаком Разделенного Круга! Самая богатая страна мира стала бы приютом и оплотом истинно верующих! О, если бы противоядие не было найдено так скоро, не только Саккарем, но и Аррантиада с Халисуном встречали бы наших братьев как избавителей! Ибо если мы и не знали, как излечивать пораженных мором, то умели уберечь от него здоровых, но, увы… Проклятые лекаришки получили из хуб-кубавы снадобье, сведшее все наши усилия на нет. Тогда-то мы и решили, что чудодейственное растение не должно попадать в недостойные руки, но было уже поздно, слишком поздно!

– Агеробарб, ты бредишь! Этого просто не может быть! Заразить целую страну… Это же подлость, какой свет не видывал! Это злодейство, равного которому еще не совершалось в нашем мире! – На этот раз Тразий говорил почти шепотом, но, поскольку он сидел ближе всех к Вивилане, девушка отлично разбирала каждое его слово.

– Чушь! Если люди чересчур глупы, чтобы по собственному почину обратиться к истинной вере, их должно привести к ней! Позволительно ли думать о гибели тел, когда пропадают души человечьи?! Пожалеешь ли ты розг для малого ребенка, дабы отвратить его от пагубного намерения прыгнуть в пропасть, сунуть руку в огонь или отрубить себе ногу топором? Ты слаб в вере, брат мой! Давно замечаю я, что не чтишь ты Близнецов и Отца их, Предвечного и Нерожденного как должно, хотя и удостоился принять Великое Служение! Вникни в мои слова, восчувствуй душой, что спасение мы несли заблудшим и ныне Азерги в Саккареме подобно факелу во мраке…

– Тс-с-с!.. – Вивилана дернулась, но пальцы Хриса стиснули ее плечо подобно стальному капкану. – Ты что же, совсем с ума сошла? А ну живо в шатер! И ни звука чтоб по дороге! – прошипел он, оттаскивая ее под прикрытие деревьев.

– Да ты послу… – Ладонь Хриса закрыла девушке рот, и по глазам его она поняла, что на этот раз расправы не избежать и мало ей не покажется Странник был обозлен не на шутку, а если бы он знал, что ей удалось подслушать, так верно выдрал бы ее, не сходя с места.

– Иду-иду… – Девушка торопливо скользнула по краю опушки к темному шатру, чувствуя, что ее прямо-таки распирает от желания поделиться с Хрисом услышанным. Пусть он потом хоть что говорит, хоть что делает, но об этом ему знать совершенно необходимо. И прежде всего он должен знать, что при жрецах ни в коем случае нельзя упоминать о Глазе Дракона, иначе не сносить ему головы, да и ей тоже. Хотя, вот ведь чудеса, в Аскуле своим приятелям он о хуб-кубаве не единожды говорил, а во время плавания по реке, да и на "Персте Божьем", несмотря на расспросы Агеробарба, ни разу не обмолвился, и ей не позволил. Неужели догадывался о чем-то? Или предчувствовал? Ай да Хрис!

22

Узитави взбиралась на самые неприступные кручи с такой легкостью, что Эврих порой впадал в отчаяние. Ему казалось, что он непременно должен свернуть себе шею, и если бы не спасительный хвост Тага, так бы оно, вероятно, и случилось. Молочно-белый горный бык словно чувствовал, когда юноше становилось особенно трудно, и тут же оказывался рядом. Временами Эвриху представлялось, что Таг значительно более человечен и заботлив, чем татуированная девица, и как-то раз юноша, едва не сорвавшись в пропасть, попытался заговорить с ней об этом, но Узитави вместо ответа пожала плечами и спросила: "Может ли посланец древних богов погибнуть, не исполнив своего предназначения?"

Эврих не был уверен, что правильно понял ее. Нумия пыталась обучать их с Хрисом языку мибу, но времени, чтобы усвоить его в совершенстве, было явно недостаточно. Юноша, впрочем, подозревал, что дело тут не только в плохом знании языка, но и в том, что Узитави оказалась настоящей дикаркой и представления ее о мире почти ни в чем не совпадали с его собственными. То, что дикарка была весьма миловидна и любвеобильна, ничего не меняло, и, если он желал уцелеть, ему следовало полагаться лишь на самого себя и Тага.

Придя к такому заключению, Эврих перестал обижаться на ловкую, как горная коза, девку и мало-помалу начал чувствовать себя на отвесных склонах скал достаточно уверенно. Особенно если рядом был молчаливый и надежный Таг, которого он полюбил всей душой и понимал несравнимо лучше своей чернокожей проводницы. Когда они не карабкались по горам и не занимались любовью, юноша пытался расспрашивать Узитави о ее жизни, и кое-что ему удалось разузнать, но обрывочные сведения эти никак не желали складываться в общую картину. О взаимонепонимании их лучше всего свидетельствовало то, что Эврих до сих пор не мог решить, за кого же принимает его эта странная девчонка, кем он является для нее: посланцем богов, волю которых она обязана исполнять, заблудившимся путником, взятым ею под свою опеку, супругом, дарованным ей небесами, или кем-то еще? Он не мог уяснить, что делала она у Ржавого болота, вдали от своего племени, и почему с такой готовностью согласилась отвести его к месту, где растет хуб-кубава, как будто не было у нее иных дел? Чего только не предпринимал юноша, чтобы получить ответы на эти и другие вопросы, но в конце концов, добившись более чем скромных результатов, вынужден был оставить попытки понять, что к чему, и, запасшись терпением, позволить событиям идти своим чередом. Рано или поздно все прояснится, так стоит ли из кожи вон лезть и приставать к очаровательной девушке со всякими глупостями?

Вероятно, повстречай Эврих Узитави в другом месте, он был бы более настойчив в стремлении удовлетворить вполне естественное любопытство, но край, по которому они шли, изобиловал такими чудесами, что вопросов всегда оказывалось больше, чем ответов, и юноша чувствовал, как постепенно утрачивает способность чему-либо удивляться. После каменных исполинов, по плечи утонувших в Ржавом болоте, ему казалось, что ничто уже не может поразить его воображение, но вышло иначе.

… Дождавшись, когда Эврих утолит голод, Узитави объяснила ему, что хочет отыскать ручей или речушку, впадающую в рыжие топи, с тем чтобы двигаться на юг по ее берегу.