Проклятый город

Именно тогда, на четвертом году реализации проекта «Морской народ», ихтиандры вышли из-под опеки ученых и начали стремительно меняться не только внутренне, но и внешне. У них отвердел кожный покров, веки превратились в полупрозрачную мембрану, их не пугала кессонная болезнь, следовательно, им не нужно было делать при подъеме с глубины остановок для декомпрессии, и главное, они заявили во всеуслышание, что требуют суверенитета и невмешательства людей в деятельность Морского народа.

Ихтиандры эволюционировали с угрожающей быстротой. Но еще удивительнее и страшнее было то, что они решительно не хотели иметь дел ни с какими правительствами, частными компаниями, международными комитетами и комиссиями. Насколько было известно Радову, они поддерживали контакты только между своими колониями, и даже с близкими родственниками-людьми встречались редко и неохотно. Ничего о себе не рассказывали, не интересовались происходящими на суше событиями и весьма эффективно пресекали попытки сбора какой-либо информации о своем сообществе.

Их пытались вразумить и призвать к порядку, но в конце концов оставили в покое — связываться с ихтиандрами оказалось себе дороже. Прежде всего потому, что некоторые метазоологи, превратившись в ихтиандров, продолжали свои работы под водой и создали целый ряд существ, надежно охранявших их поселения от вторжения чужаков. Например, северную цианею, с помощью которой Радов избавился от преследования полицейских, поджидавших его в логове Оружейника. Скорее всего ихтиандры выводили новых тварей с какими-то иными, более прагматическими целями, однако жуткие рассказы о ядотравах, жгучках, клещеруках и випах — монстрах, прозванных каким-то шутником «VIP-акулами», — существенно поубавили ряды любителей лезть в дела Морского народа. Тем паче относились подводные жители к своему суверенитету крайне щепетильно и для охраны его использовали не только выведенных в своих лабораториях тварей, но и вполне прозаические игольники, шокеры и взрывпеналы, а если в том возникала необходимость, то и самонаводящиеся торпеды, плавучие мины и пластвзрывчатку.

Юрий Афанасьевич подозревал, что Рита поддерживает с ним отношения не столько из родственных чувств, сколько из желания пополнить арсенал своей колонии всякими полезными цацками, и потому не испытывал неловкости, обращаясь к ней время от времени с просьбами об ответных услугах. И соплеменники сестры — как странно это звучит! — не раз оказывали ему помощь в подводных операциях, снискавших Радову славу везунчика и едва ли не колдуна. Курсанты до сих пор любят рассказывать новичкам в курилке, как чутье вывело Четырехпалого на банду Водяного, как он вычислил группу Лобова, грозившего взорвать окружавшее Эрмитаж кессонное ограждение, и обнаружил аквабас с заложниками. Ну что же, беря пример со Степана Разина, он не опровергал подобные слухи, если они шли на пользу делу. И подумывал даже одно время перейти в ПСС — подводную службу спасения, но в последний момент решил, что она слишком тесно сотрудничает с питерской полицией. Принимать участие в совместных операциях — это одно, а подаваться в штатные держи-хватаи — нет уж, увольте.

Руководство Морского корпуса подозревало о причинах его везения, но вопросов про ихтиандров не задавало, догадываясь, что сказать ему нечего. Именно этим объяснялось, скорее всего, то, что в его «дюжину» направляли людей с «отклонениями от нормы», таких, как Травленый и Оторва, — раз он находит общий язык с ихтиандрами, то и с мутантами как-нибудь договорится.

Юрий Афанасьевич обращался к Рите за помощью только в безнадежных ситуациях. Нынешняя к таковым вроде бы не относилась и все же подстраховаться не мешало. Пока что, во всяком случае, переговоры с людьми, которые могли бы переправить их в Швецию или Финляндию, кончились неудачей, хотя он полдня просидел перед экранированным визором Сан Ваныча. Знакомцы его готовы были перевезти через границу беженцев с юга, людей без паспорта и виз, даже тех, у кого были незначительные трения с законом, но тащить группу «находящихся в розыске террористов», «боевиков, совершивших налет на МЦИМ», им было слабо. Чтобы найти настоящих «перевозчиков», следовало копать глубже, а при этом сильно возрастал риск столкнуться с людьми, имевшими на Радова зуб за совместные с полицией и ПСС рейды. Ну хотя бы по зачистке Нижнего порта.

Можно было, разумеется, махнуть в глубь России или, например, в Псковскую республику, где формировались «группы спасения Башкортастана» и «отряды помощи Ставрополью», вот уже полвека страдавшему от набегов оголодавших горцев. Но не хотелось Юрию Афанасьевичу тащить ребят туда, где дерутся за идею, — гибельный это путь. Да и лозунги у микронаполеончиков и карманных фюреров, дорвавшихся до власти в самостийных осколках Руси, были сомнительные. Нет уж, если ребятам предстоит драться — больше-то они ничему не обучены! — так пусть хоть за реальные деньги кровь проливают. А для этого надобно подаваться туда, где пахнет нефтью, кофе, алмазами... Подальше от нашей земли!

Надежду на возможность скорого и благополучного исхода из Питера вселил в него состоявшийся вчера вечером разговор с отцом Эвридики, оказавшимся человеком чадолюбивым и решительным. Нехудо было, однако, иметь и запасной вариант, на случай если Стивен Вайдегрен изменит свои намерения или будет вычислен мцимовцами, которые тоже, надо думать, не сидят сложа руки...

Радов пошевелился, скорее почувствовав, чем увидев, приближение Риты. Ему уже не раз приходила в голову мысль, что ихтиандры общаются между собой телепатически, но проверить это было невозможно — на подобные вопросы сестра не отвечала.

Из клубящегося сумрака появилась гибкая фигура, странно выглядевшая без гидрокостюма, за которой, словно уродливая, причудливо деформированная тень, возник то ли маленький вип, то ли псевдодельфин.

Ихтиандры не нуждались ни в «жабрах», ни в гидрокостюмах, но на встречу с братом Рита приплывала в шлеме, снабженном переговорным устройством. В принципе, они могли бы объясняться жестами, но это лишило бы их встречи даже отдаленного подобия сердечности и теплоты.

— Здравствуй, брат, — прозвучал в наушниках голое Риты.

— Здравствуй, сестра.

Огромные глаза ихтиандра, затянутые прозрачными мембранами, напоминали окуляры, а зеленовато-синее тело лишь отдаленно походило на человеческое. Все в нем было как будто бы так, но неуловимо нарушенные пропорции создавали впечатление бесконечной чуждости, и Радов подумал, что писатели, пугавшие в прошлом веке почтенную публику бунтом машин, проглядели реальную опасность. Компьютеры не могут взбунтоваться, ибо действуют в соответствии с разработанными для них алгоритмами, а появление, в связи с развитием генной инженерии, нечеловеческого интеллекта породило проблемы, которые в будущем могут принести человечеству много хлопот. Взять, к примеру, наделенных интеллектом акул. Юрий Афанасьевич не больно-то верил слухам о разумности випов или псевдодельфинов, но, как говорится, дыма без огня не бывает и он бы на месте ихтиандров постарался обзавестись неглупыми помощниками для освоения подводного мира.

— У тебя возникли разногласия с начальством? За тобой охотится полиция и ПСС? Тебе нужна помощь? — в голосе сестры Радов уловил металлические, скрежещущие нотки. Ему показалось, что говорит она с трудом, промежутки между словами создавали впечатление, что фразы строятся на чужом языке. Не на том, на котором думает.

— Временные неприятности. Я принес полторы дюжины шокеров и еще кое-какую мелочь, — ответил он, отстегивая сбрую, крепившую на нем «горб» и «брюхо» с презентами для ихтиандров. — Пока мне не нужна помощь. Но может понадобиться в ближайшее время.

— Ты получишь ее, — пообещала Рита, укрепляя на плечах эластичные ремни. — Если тебе некуда бежать или не захочется этого делать, ты можешь присоединиться к Морскому народу. Ты и твои товарищи.

— Благодарю за честь, — вежливо отозвался Юрий Афанасьевич, которому вовсе не хотелось становиться ихтиандром. — Вы, как я вижу, хорошо осведомлены о том, что делается на поверхности.

— Приходится быть в курсе. Шокеры заводские или доработанные?

— Заводские.

При соответствующей — не слишком сложной доводке — шокеры, выпускавшиеся как средство самозащиты и вырубавшие жертву на четыре-пять минут, превращались в смертельно опасное оружие. Радов не интересовался, нужны ли они ихтиандрам, чтобы бороться с подводными тварями или донимавшими их людьми, и, случалось, снабжал сестру еще более опасными игрушками, полагая, что, как бы сильно ихтиандры ни отличались от людей, они имеют право жить по своим законам и защищать их с оружием в руках. Если бы зайцы или камбалы обратились к нему с просьбой добыть им оружие, он, вероятно, не отказал бы им в этом. Ибо каждый обитатель Земли или любого другого уголка Вселенной должен был. по мнению Радова, защищать свою жизнь, честь и достоинство всеми доступными, дозволенными и недозволенными способами и средствами.

Вглядываясь в кружащую на границе видимости тень то ли маленького випа, то ли псевдодельфина, Радов размышлял о том, что ихтиандры не так уж оторваны от людей и не осведомлены об их жизни, как это принято думать у тех, кто еще помнит об их существовании. По-видимому, они внимательно следят за тем, что происходит на суше, и отнюдь не дегенерируют в направлении доисторических рептилий. А вот изменяются — несомненно. Частично в сторону каких-то древних пресмыкающихся, амфибий, земноводных, быть может ящеров. Вместе с тем у них за невообразимо короткий срок появились новые способности, превосходящие человеческие, и это пугало Юрия Афанасьевича неизмеримо больше...

— Не бойся. Если тебя это по-настоящему интересует, присоединяйся к Морскому народу, — сказала Рита. как будто и впрямь прочитав мысли Радова. — Ты не будешь разочарован. Поверь, я не пожелаю плохого любимому братику.

— Верю, — глухо отозвался Радов, испуганный ласковыми словами сестры неизмеримо сильнее, чем перспективой быть схваченным полицейскими или мцимовцами.

— Если надумаешь, звони по прежнему номеру.

«Может быть, это и правда наилучший способ решить все проблемы? — спросил себя Юрий Афанасьевич, провожая взглядом быстро уменьшавшуюся фигуру Риты, успевшей освободиться от сковывавшего ее движения шлема. — Может быть, будущее и впрямь за цивилизацией ихтиандров?»

2

Полдень — самое время нанести визит человеку, которого не желаешь застать дома. Или в гостинице, где в полдень постояльцы съезжают из номеров и, следовательно, больше шансов избежать расспросов администраторов, коридорных и горничных. На случай, если ее остановят, Оторва приготовилась показать ксиву курсанта Морского корпуса и потребовать содействия в выполнении секретной операции, хотя предпочтительней было проскользнуть в апартаменты Уилларда Аллана Пархеста, не тревожа служащих «Хилтона».

Пепельноволосая красотка в искрящемся светло-лиловом платье, купленном поутру специально ради этого похода, миновала стойку дежурного, у которой стояли две супружеские пары с сумками и непременными видеокамерами, шмыгнула в лифт и благополучно поднялась на тринадцатый этаж. Едва не столкнулась в кремово-бежевом коридоре со стайкой весело щебечущих японок и без труда отыскала 1329-й номер — Эвридика очень толково описала расположение нужной лифтовой шахты. Замерла перед дверью, нашаривая в сумочке супербалерину, профессионально работать которой научилась еще в банде «Веселых дьяволов». Вспомнила наставления Радова и нажала на кнопку звонка, прежде чем пустить в ход отмычку.

Подождала минуту-другую, в полной уверенности, что Пархеста нет в номере, и едва не до крови закусила губу. увидев, как начинает поворачиваться отполированная до солнечного блеска латунная ручка.

Слушая Эвридику, она радовалась, что номер, который занимали Пархесты, не оснащен переговорником, видеокамерой или хотя бы глазком, что находится он не под носом коридорного и, стало быть, попасть в него будет проще простого. Господин Пархест косил под туриста среднего достатка, и это было замечательно. Но, «абсолютно гладких дел, — как говаривал покойный Елда, — не бывает в принципе». И вот лучшее тому подтверждение. Хозяин №1329, которому полагалось сейчас быть где угодно, только не дома, распахнул дверь и уставился на Оторву недоумевающим взглядом. Потом в нем мелькнуло подозрение, восхищение, и наконец он сипло спросил:

— Чего тебе, крошка?

— Тебя, миленок! — обворожительно улыбнулась Оторва. Вскинула спрятанную за спиной руку с аэрозольным баллончиком «Спи, моя радость, усни!» и надавила на пластмассовую головку. Левой рукой толкнула начавшего оседать Пархеста в номер и поспешно захлопнула за собой дверь, от всей души надеясь, что никто не выглянул в этот момент в коридор.

— Эй! Ну где ты? Что за приколы? — донесся из спальни томный женский голос, и Оторва поняла, что заставило господина Пархеста провести это утро в номере.

Она бросилась на голос и, прежде чем нежившаяся в широченной постели сисястая белобрысая девица успела удивиться ее появлению, прыснула ей в лицо из баллончика. В номере сильно запахло лавандой и, дабы не уснуть самой, Оторва кинула в рот голубой леденец-антидот с пронзительно-мятным вкусом. Разумеется, их в корпусе пичкали всякими прививками и вакцинами, но, как говорится, береженого бог бережет.

Достав из сумочки два разовых инъектора со снотворным, Оторва впрыснула их содержимое мистеру Пархесту и его белокурой гостье, дабы те не вздумали ей мешать, и принялась осматривать номер.

Прежде всего она проверила содержимое полочки перед трюмо — Эвридика не сумела вспомнить, где оставила черепаховую пудреницу со спрятанным в ней масс-диском, и та могла оказаться среди флакончиков с духами, тубами с кремами и губной помадой, которыми была заставлена зеркальная полочка. Затем выдвинула по очереди ящики стола, заглянула в три шкафа-купе и плотоядно ухмыльнулась, обнаружив на одной из полок последнего шкафа женскую сумочку. Это был настоящий «хамелеон» — последний писк моды, принимавший цвет платья хозяйки — о котором Оторва могла только мечтать.

— Так-так, — пробормотала она, вываливая содержимое сумочки на пол. — Ага! Вот оно...

В глубине души Оторва не верила, что ей удастся найти Эвридикину пудреницу. До нее здесь побывала полиция, а еще прежде Уиллард Аллан Пархест перерыл, верно, женины шмотки, дабы увериться, что она не скопировала изобличающие его файлы. Из вопросов Эвридики он понял, что та заглядывала в его комп — девчонка не скрыла это от мужа и чуть не поплатилась за свою наивность жизнью.

И все же вот она, тяжелая, старинная пудреница — сувенир, безделушка, которыми уже давным-давно не пользуются. Оторва раскрыла пудреницу. Подняв с полу маникюрные ножницы, подцепила ими зеркальце и убедилась, что под ним действительно спрятан масс-диск.

Дело-то оказалось простеньким — мистер Пархест вел себя так беспечно, будто не ментопрепараты, а капусту за океан возил. «Привык, подлец, к безнаказанности», — думала Оторва, вытряхивая содержимое Пархестовых сумок и брезгливо разглядывая лежащие на ковре тряпки и сувениры, приобретенные супругами за время круиза.

Не найдя ничего ценного, она вывернула карманы висящих в шкафу и на спинке стула курток и пиджака. С мстительным чувством раздавила каблуком мобильный телефон, выгребла наличность, прихватив заодно идентификационную карту Уилларда — если даже с нее не удастся снять ни цента, пусть парень чуток покувыркается. Огляделась по сторонам и, решив, что больше здесь делать нечего, вернувшись к столу, сунула ноутбук в сумочку. Помедлила минуту-другую, борясь с искушением сменить свою сумку на Эвридикину, и одержала-таки над собой маленькую победу. На таких-то вот мелочах новички обычно и сыпятся, а кроме того, «хамелеона» придется вернуть Эвридике, и останется она в результате с носом...

— С носом, как с подносом... — повторила вслух Оторва и, отведя взгляд от «хамелеона», уставилась на своё отражение в огромном вертикальном зеркале. И тут только заметила, какой мягкий и пушистый ковер у нее под ногами. Как весело посверкивают кувшин с соком и высокие фужеры на журнальном столике. Какие чудесные, дивно изогнутые кресла стоят перед огромным плоским стереовизором.

Она не понимала, что изображено на картинах, украшавших светло-серые, словно обитые плюшем стены, на которых не было ни единого пятнышка. Форма напоминавшей причудливый цветок люстры казалась ей слишком вычурной и беспокойной, но белый, искрящийся словно первый снег потолок был так непохож на потрескавшиеся, протекающие потолки ее детства, на бугристую побелку потолка казармы, что Оторва зажмурилась. На мгновение ей показалось, что она стала героиней душещипательного сериала, в котором, бродя по роскошным апартаментам, красивые, сытые люди нудно и многословно обсуждают проблемы, не стоящие выеденного яйца, и на глазах ее закипели слезы...

А потом сердце забухало гулко и часто. Слезы испарились, и Оторва принялась крутить головой в поисках палки, лома, швабры — чего-нибудь увесистого, чем можно разбить к чертям собачьим зеркало и журнальный столик, стереовизор и стеклянную этажерку, трюмо в спальне и нежно-розовые бутоны прикроватных светильников. Она до боли стиснула кулаки, до хруста сжала зубы, борясь с обуявшим ее бешенством, чувствуя, что вот-вот задохнется от ненависти к этому подлому, злому, несправедливому миру, топтавшему, ломавшему, калечившему и насиловавшему ее изо дня в день, из года в год, позволяя другим в то же время работать, учиться и отдыхать в свое удовольствие.

Зачем она появилась на этом гнусном свете? За что обречена видеть только грязь, боль и ненависть — ту самую изнанку жизни, о которой такие, как Эвридика, могут не узнать до конца своих дней? Почему даже в корпусе паскуда-судьба не оставила ее в покое и натравила на нее мцимовцев? В чем состоит промысел Бога, по воле которого одни могут жрать в три горла, а другие вынуждены с малолетства охотиться на крыс, чтобы не сдохнуть с голоду? Чего ради она до сих пор не перерезала себе глотку и все ждет, ждет, ждет чего-то хорошего от этого подлейшего из миров?..

Она очнулась от звона бьющихся фужеров. Поглядела на сорванную с потолка люстру, опрокинутые кресла, перевернутый журнальный столик и тихо выругалась. Этого еще не хватало! Неужели прививка, сделанная ей в приемном покое МЦИМа, начинает действовать? До сих пор ей не удавалось натворить столько бед, не сходя с места...

Оторва тряхнула головой, поправила перед чудом не пострадавшим зеркалом прическу и решительным шагом направилась к двери номера, мысленно понося себя за то, что распсиховалась в самый неподходящий момент. Ребята, ожидавшие ее перед отелем, небось с ума сходят, черт знает что понапридумывали, а она тут мебель портит, посуду бьет.

Остановившись перед дверью, она бросила последний взгляд на распростертое тело Пархеста, подумав, что следовало бы его, вопреки наставлениям Радова, прирезать. Криво улыбнулась, представив, какой хай подымет блондинка, узнав, что у клиента нету ни цента, и вышла из номера.

3

Акватакси — обшарпанная лодка с корпусом, штампованным из стеклопластика и чихающим доходягой-мотором — доставило Снегина до Стрелки Васильевского острова, где он пересел на старенький трехместный катер, который должен был доставить его в район площади Тургенева. От безымянной бензозаправки, устроенной около здания бывшего Морского вокзала, до места, где Игорь Дмитриевич вынужден был оставить своего «Витязя», можно было добраться без пересадок, но опыт подсказывал ему, что лучше потерять полчаса-час, чем навести мцимовцев на место свидания с Радовым. Ибо первое, что сделал бы он сам на месте пасших оставленный им джип сыскарей, — это переговорил с таксистом и выспросил у него, откуда тот привез своего клиента. Радов, безусловно, позаботился о том, чтобы замести свои следы, но подстраховаться было не лишним. Ведь при желании даже факт встречи Снегина с объявленным в розыск инструктором Морского корпуса мог быть вменен ему в вину и, если бы нашлись свидетели, готовые подтвердить, что видели их вместе, его ждал бы арест и отдых в КПЗ «до выяснения обстоятельств дела». В камерах предварительного заключения с арестованными нередко случались странные и страшные вещи, не говоря о том, что «выяснять обстоятельства» любого дела при известном старании можно годами. Действующее «Уложение», направленное на пресечение любого рода террористической деятельности, позволяло содержать подозреваемых под стражей сроком до трех лет.

— Кроме того нельзя забывать, что существует «jus ас fas»[16], — пробормотал Игорь Дмитриевич, размышляя о том, стоит ли ему вообще пользоваться сегодня «Витязем»...

С утра его «пасли» от самого дома, и, дабы оторваться от «хвоста», ему пришлось воспользоваться проходной парадной. Оставив джип у подъезда старинного семиэтажного дома, он вынужден был совершить рейд по трем дворам, чтобы добраться до стоянки акватакси. Дело было привычное, и за «Витязя» он не беспокоился — страховка действовала еще три месяца. Вопрос в том, стоило ли сегодня возвращаться к машине? С одной стороны, он привык иметь ее под рукой, а с другой... Любое предсказуемое действие подставляло его под удар, и разговор с Радовым только подтвердил серьезность ситуации. Если Эвридике и впрямь удалось списать на масс-диск что-то важное, а Оторве посчастливится его заполучить, мцимовцы начнут делать резкие движения. А поскольку в их досягаемости находятся лишь он и мисс Вайдегрен, нетрудно догадаться, на ком они выместят свой гнев.

— Слушай, друг, — обратился Онегин к таксисту. — Давай-ка изменим маршрут. Высади меня у «Плавучего острова». Знаешь, где это?

— Знаю. Сделаем. — лаконично отозвался хмурый дядька с трехдневной щетиной на щеках.

— Алло, Колобок? — Игорь Дмитриевич поднес трубку к уху и, услышав недовольное: «Он самый!» — понизив голос, сказал: — Снегин говорит. Думаю, в моей тачке сюрприз. Пошли кого-нибудь из ребят проверить. Она стоит по адресу...

— Когда подогнать к дому? — поинтересовался Вениамин Ипатьевич Колобоков, оказывавший Снегину время от времени услуги, не значащиеся в списке работ, выполняемых его авторемонтной мастерской.

— Сегодня вечером. Можно завтра утром. Если возникнут проблемы.

— Если возникнут проблемы, тебе придется заводить новую тачку. А мне — нанимать нового работники. — мрачно пошутил Колобоков и дал отбой...

Бензозаправка с понтонным причалом и павильоном, где подавали пиво, горячие сосиски и жареных моллюсков на бумажных тарелочках, показалась Снегину не лучшим местом для переговоров, но сам Радов ему понравился. А рассказанная им история настолько соответствовала предположениям Игоря Дмитриевича, что тот ощутил себя достойным восприемником Шерлока Холмса. Что, впрочем, ничуть не помогло им принять решение относительно судьбы Эвридики.

Снегин не мог укрыть ее у себя или в каком-либо надежном убежище, не доступном для мцимовцев или полиции. Радов не мог отпустить Эвридику, не поставив в ее памяти временный блок. Да он и не рвался избавиться от нее, сознавая, что, объединив усилия, они скорее смогут выпутаться из скверной ситуации. Снегин полагал, что сумеет найти способ переправить за кордон полдюжины бывших курсантов и миссис Пархест, если они раздобудут достаточное количество денег. Радов считал, что проще договориться с МЦИМом, если сведения, скопированные Эвридикой на масс-диск, действительно представляют для Пархеста и его сообщников серьезный интерес. Инструктор МК, подобно Эвелине Вайдегрен, все еще питал иллюзии относительно своих противников, и Снегину не удалось разубедить его в том, что свинье не о чем договариваться с колбасником. Таким образом, единственным результатом их встречи были заверения друг друга в готовности сотрудничать и обмениваться информацией. Не так много, как рассчитывал Игорь Дмитриевич, но не так уж и мало.

Особенно если учесть, что они прекрасно поняли друг друга.

«Если переправите ребят за кордон, можете использовать сведения, которые мы добудем, как вам угодно. Но не раньше. Мне нет дела до ваших отношений с МЦИМом, но не пытайтесь урыть его прежде, чем мы унесем отсюда ноги», — предупредил Игоря Дмитриевича Радов.

«Не вздумайте вступать в переговоры с метазоологами, не заручившись самыми верными гарантиями безопасности. Имейте в виду, даже получив в заложники директора МЦИМа, вы рискуете быть обманутыми. Спонсирующие МЦИМ корпорации пойдут на все, чтобы уничтожить информацию и людей, способных помешать проводимым в нем работам. Мистер Пархест не злодей. Возможно, он неплохо относился к своей жене и пытался убить ее только потому, что знает правила игры и размер ставок».

Мысль эта, похоже, не приходила Радову в голову и заставила его призадуматься. И то слава богу...

— Здесь, что ли, высаживать? — обратился к Игорю Дмитриевичу таксист и, получив удовлетворительный ответ, подогнал катер к причалу «Плавучего острова».

На самом деле отель «Плавучий остров» не был, конечно же, плавучим. Но, будучи поставлен на пересечении Екатерингофки и Обводного, да еще и окружен каналом, казался действительно вырастающим из воды, хотя возведен был лет через десять после затопления города. Этакий псевдоготический псевдособор с бронзовыми химерами, изящными аркбутанами и шишкастыми шпилями а-ля «Нотр-Дам де Пари».

Выбравшись на причал, Игорь Дмитриевич несколько минут простоял, задрав голову, любуясь «Плавучим островом» — что бы кто ни говорил и как бы он сам ни ругал всевозможные подделки, отель был спроектирован мастером, — и двинулся к стоянке такси.

— Угол Лиговского проспекта и Обводного канала.

Сев рядом с водителем мышиного цвета «Форда», облупившиеся шашечки такси на бортах которого были почти не видны из-за рекламных наклеек, он ощутил смутное беспокойство. Оторва, наверное, уже побывала у Пархеста, а через пару часов в Питер должен прилететь приятель Евы — журналист Патрик Грэм. И мисс Эвелина, если он хоть что-то понимает в людях, непременно отправится его встречать, больше-то ей пока тут делать нечего...

— У меня в машине не курят, — предупредил его похожий на индейца шофер — длиннолицый горбоносый парень с конским хвостом на затылке.

— Да-да... — рассеянно отозвался Снегин, пряча сигарету и бездумно глядя на проносящиеся мимо автомобили.

Он предупредил мисс Вайдегрен, что ей не следует гулять по городу одной, но вряд ли она отнеслась к его совету достаточно серьезно. И вряд ли Патрик Грэм проявит необходимую осторожность. В аэропорту им скорее всего ничего не грозит, но когда они надумают пройтись по ночному или даже вечернему Питеру...

«О черт! — мысленно воскликнул Игорь Дмитриевич. — Да мне-то до этого что за дело! Если она плевать хотела на мои слова, то глупо звонить ей и надоедать своими советами! Моя опека либо взбесит ее, либо будет воспринята неправильно. Женщинам свойственно ставить все с ног на голову... »

— У меня не курят! — повторил шофер.

Мысленно обругав его патлатым козлом, Снегин спрятал сигарету, снова невесть как оказавшуюся в его руке, и буркнул:

— Сейчас через мост. Потом направо по Роменской улице. После церкви второй поворот.

Блеснули темные воды Обводного, «Форд» проскочил мимо колокольни Крестовоздвиженской церкви, и Снегин внутренне подобрался. Здесь его уже могли ждать. Особенно если Оторва наследила или Яшенко пришел к выводу, что он блефует и никакого компромата на МЦИМ у него нет.

— Сюда, что ли? — спросил шофер перед поворотом на Роменскую, и, прежде чем Снегин успел ответить, слева полыхнуло, грохнуло, посыпались выбитые стекла, и машину подбросило и швырнуло на тротуар. Игорь Дмитриевич рванул ручку двери, вывалился на асфальт, и тут за спиной еще раз полыхнуло и грохнуло так, что земля рванулась из-под ног.

Лицо обдало жаром, правую ногу обожгла боль, но это были мелочи, на которые не стоило обращать внимания. Мельком глянув на пылающий, искореженный вторым выстрелом из ручного спайдера «Форд», Снегин что есть сил рванулся назад, по Литовскому, в сторону церкви.

«Святые угодники, помогите! Да что же они делают!» — мысленно возопил он, услышав, как сзади грохнуло в третий раз, и взрывная волна швырнула его вперед. Он проехался руками по асфальту, сдирая кожу с ладоней, вскочил и припустил вперед с еще большей прытью. Влетел в толпу бегущих горожан, обогнал их и, сознавая, что в Павлоградском переулке его тоже могут ждать, свернул налево во двор и со спринтерской скоростью понесся между домами к спасительной ограде особняка Андрея Ефимовича Волокова. Где-то вдалеке завыли полицейские сирены, и Снегин поддал жару, мельком подумав, что так вот люди и горят на работе. Либо вместе со злосчастным «Фордом» и его патлатым шофером, либо от полыхающего в легких огня, который жег с каждым мгновением все больнее и нестерпимее...

4

Проснувшись от настойчивых трелей домофона, Игорь Дмитриевич несколько секунд не мог сообразить, сколько сейчас времени. Сначала он подумал, что уже утро, но часы показывали 19. 27, стало быть, день еще не кончился и спал он не так уж долго

Домофон пищал не переставая. Это не могла быть полиция. Нет у полиции к нему вопросов. Он успел юркнуть в особняк Волокова до того, как подъехали копы, к тому же вошел со двора, со стороны церкви и...

Домофон продолжал пищать, как голодный птенец, выводя Снегина из себя. Проще всего было отключить его, но пульта под рукой не оказалось, Игорю Дмитриевичу пришлось-таки встать с дивана.

— Кто бы это мог быть? — пробормотал он, включая видеосвязь. — Лариса? Вот так номер! Да что же это, господа хорошие, делается? Просто дурдом какой-то!

Стоящая на крыльце женщина не смотрела в видеокамеру. Уставясь прямо перед собой, она упорно нажимала кнопку вызова, но Игорь Дмитриевич узнал бы свою бывшую жену даже по пальцам ног, как в сказке, и почти бессознательно подал сигнал открыть дверь. В следующее мгновение он пожалел об этом — не о чем ему нынче говорить с Арой, но было уже поздно.

Поздно... А ведь мог бы сразу сообразить, что явилась она сюда именно сегодня не случайно...

Залитые пластформом руки почти не болели, смазанное кремом от ожогов лицо — тоже. В ушах, однако, стоял противный комариный писк, и мысли ворочались, как ржавые маховики старинных башенных часов, а перед глазами плыли клочья сизого тумана. Избавиться от всей этой пакости можно было одним способом, и к нему-то Игорь Дмитриевич прибегнул без малейших колебаний. Выудив из-за дивана бутылку «Спэйс флай», он с хрустом свернул пробку и щедро плеснул себе водки в стакан из-под чая. Выпил, поморщился, нащупал пачку с сигаретами и закурил, стараясь успеть максимум за то время, пока Лариса доберется до третьего этажа.