Дестроер (№101) - Война претендентов

— Собака, конечно, завиляет хвостом. Ну, может быть, лизнет руку...

— Как ты думаешь, сколько собак ответит благодарностью на твою ласку, прежде чем найдется такая, которая тебя укусит?

— Можешь меня обыскать, — нахмурился Римо.

Чиун бережно уложил очередное кимоно в сундук, разрисованный золотыми и зелеными драконами.

— Иногда кусается уже четвертая собака, — задумчиво произнес он. — Иногда шестьдесят четвертая, но может тяпнуть и самая первая. Именно это я и имел в виду когда вешал табличку «Осторожно! Злая собака!». Злой может оказаться любая собака, не говоря уже о некоторых неблагодарных. Так что не стоит доверять собаке, какой бы безобидной она ни казалась. То же самое относится и к некоторым людям. Особенно к несчастным болванам сомнительного происхождения. — Последнюю фразу Чиун произнес нарочито громко.

— Послушай, я пришел не за тем, чтобы забрать свои вещи.

— В любом случае тебе придется это сделать, или же вещи просто вышвырнут на улицу те, кто примется за разборку моего замка.

— Я вернулся, потому что мне тебя не хватает. Чиун молча складывал очередное кимоно.

— Смит велел тебе так сказать? — спросил он после минутной паузы.

— При чем тут Смит?

— Но ведь ты с ним разговаривал, так?

— Я уже был на полпути к дому, когда за мной увязалась полиция. Пришлось позвонить Смиту.

Мастер Синанджу задумчиво смотрел сквозь Римо. Помолчав несколько минут, он спросил:

— Слушай, я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как впервые отправился в путешествие за пределы моей благословенной деревни?

— Нет, — ответил ученик, касаясь ногой татами перед Чиуном, дабы усесться на него в удобной позе лотоса.

— Жаль. История очень поучительная.

— Интересно послушать, учитель.

— Пару дней назад ты не захотел слушать предание о каменотесе.

— И предание мне тоже интересно.

— Это ты сейчас так говоришь! Откуда мне знать, не заставит ли тебя твоя переменчивая натура изменить желание, после того как я начну рассказ, и не прервешь ли ты меня самым невежливым образом на полуслове?

Римо торжественно поднял правую руку.

— Клянусь честью скаута! Я выслушаю тебя до конца!

— Ты поссорился со своим кровным отцом?

— Нет.

— Лжешь! — вспылил Чиун.

— Ну, так, ерунда всякая. Мы быстро помирились. Но я все же решил вернуться. Мне нет места среди племени Сан Он Джо.

— Значит, ты снова осиротел и теперь хочешь, чтобы я принял тебя только потому, что ты на коленях приполз ко мне обратно?

Лицо Римо вмиг стало каменным.

— Я не приполз на коленях!

Кореец всплеснул руками и примирительно произнес:

— Ничего страшного! При необходимости Синанджу разрешает ползать на коленях.

— Я не собираюсь пресмыкаться перед тобой!

— Жаль, я уже собирался принять к рассмотрению твою нижайшую просьбу, о покинутый всеми...

— Я не буду ползать на коленях! — решительно заявил Римо.

Чиун по-птичьи наклонил голову и сказал:

— Даю тебе последний шанс коленопреклоненно молить о прощении.

— Ни за что!

— Ладно, я согласен на то, чтобы ты меня слезно умолял...

Гордо расправив плечи, Римо заявил:

— Мастер Синанджу никогда не ползает ни перед кем на коленях и никогда никого не умоляет!

— Достойный ответ! — радостно воскликнул Чиун. — Теперь, пожалуй, ты можешь сесть рядом!

Ученик опустился на свой татами, стараясь перехватить взгляд старика, но тот всячески прятал глаза.

— Мне было одиннадцать, когда мой отец, Чиун-старший, взял меня за руку и сказал: «Мы отправляемся в путь». Я спросил: «Куда, отец?» И Чиун-старший ответил: «У меня есть одно дело в соседнем ханстве, и поскольку после меня ты станешь мастером Синанджу я возьму тебя в это небольшое путешествие». И вот мы отправились пешком по Шелковому Пути. Этой дорогой наши предки много веков уходили из Жемчужины Востока, чтобы служить императорам, халифам и королям.

— Так вы пешком пошли по Шелковому Пути?! Чиун небрежно пожал плечами.

— Да это же совсем рядом! Каких-нибудь семь, восемь сотен ваших английских миль, — снисходительно произнес он.

Римо изо всех сил старался сдержать скептическую ухмылку.

Тем временем мастер Синанджу продолжал:

— Это было самое начало двадцатого века, а может, самый конец девятнадцатого. Не могу сказать точно, потому что мы, корейцы, ведем летосчисление не так, как вы в Европе. Немало чудес повидал я на Шелковом Пути. В те дни по пустыне еще ходили многочисленные торговые караваны, и моим изумленным глазам представали арабские жеребцы, одногорбые верблюды дромадеры, монголы, турки, китайцы... По дороге отец рассказывал мне, как дед в свое время брал его в путешествие по Шелковому Пути. В те дни кратчайшей и безопаснейшей дорогой к тронам правителей, жаждавших воспользоваться услугами мастеров Синанджу, был именно Шелковый Путь, потому-то мне как будущему мастеру важно было познакомиться с каждым городом, каждым базаром, чтобы в будущем ради благополучия своей деревни я смог бы преодолевать большие расстояния, не став при этом жертвой разбойников, грабителей или диких зверей. Однажды вечером мы остановились неподалеку от Бухары в караван-сарае, который держал хитрый узбек по имени Хоя-хан, славившийся вином собственного изготовления.

Там мы с отцом плотно поужинали. И тут я впервые увидел настоящего монгольского наездника, а также человека белой расы — круглолицего, белокожего, с огромными глазами, большим носом да к тому же косолапого! Один его вид поверг меня в ужас, и я бросился к отцу, который рассказал мне про варваров из малоразвитых западных земель, простиравшихся за Галлией, где люди не знали риса, кимчи и не почитали своих предков. Варвары в тех далеких землях вели себя подобно диким псам, кусавшим тех, кто пытался их накормить...

— Ладно, я все уже понял, — буркнул Римо.

Чиун с сомнением покачал головой и, недоверчиво фыркнув, продолжил:

— Тот узбек по имени Хоя-хан с гордостью показал мне дрессированного бурого медведя. Животное вселило в мое юное сердце дикий ужас. Прежде мне никогда не доводилось видеть медведей, и теперь в его красных маленьких глазках я отчетливо читал желание отведать моей плоти. Пришлось рассказать обо всем отцу, но он только посмеялся, сказав, что я, должно быть, объелся гранатами.

Ночью, когда отец заснул, я тихонько выбрался из палатки и наткнулся на Хоя-хана. Тот с головой ушел в приготовление вина из сорго и сушеных яблок с абрикосами и потому не заметил моего присутствия.

Меня же разбирало любопытство.

И вот Хоя-хан снял с полки плетеный короб, в котором сидели неизвестные мне живые существа величиной с широкую монгольскую ладонь с восемью волосатыми лапками и восемью блестящими глазками, выражение которых было ужасающим.

— Это были тарантулы? — спросил Римо.

Чиун жестом велел ему замолчать и продолжил:

— Потом Хоя-хан положил в короб с отвратительными тварями абрикосы и сушеные яблоки. Они моментально набросились на фрукты, вонзив в мякоть свои страшные зубы.

— Ну и ну, догадываюсь, что было потом...

— Утром я вернулся в палатку к отцу, но так и не сомкнул глаз. Чуть позже мы уже спешили на завтрак. На большом столе, за которым сидели другие путешественники, стояли кувшины с красным вином из сорго. Хоя-хан любезно придвинул один из них моему отцу, утверждая, что вино сдобрено сладкими абрикосами и яблоками. Я тут же вскочил и обрисовал Чиуну-старшему картину прошлой ночи. Внимательно выслушав меня, отец встал и, схватив Хоя-хана за шиворот, поднес к губам этого негодяя кувшин с его собственным вином. Мерзавец пить отказался, тогда Чиун-старший ткнул его носом прямо в ядовитое пойло. Когда он наконец выпустил коварного узбека, тот стал яростно отплевываться и жадно набросился на воду, причем пил в огромных количествах.

— Дальше можешь не рассказывать, — не утерпел Римо. — Твой отец тут же покончил с негодяем.

— Ничего подобного.

— Нет?

— Нет. Он преподал хороший урок мне, своему сыну и наследнику. Именно поэтому коварному узбеку была дарована жизнь, хотя он свалился в горячке после того, как отведал своего же яда. Засим рассказ окончен.

— А что потом было с этим подлым отравителем Хоя-ханом?

— Какая разница! — махнул рукой Чиун. — Меня поражает твое желание услышать счастливый конец, когда справедливость торжествует. Это так по-американски! Надеюсь, мой урок пошел тебе на пользу.

— Можешь не сомневаться, я все понял.

— Ой ли? Ты еще не знаешь морали. Я как раз собирался ее высказать, но ты грубо оборвал меня.

Римо мгновенно закрыл рот.

Чиун, опустив глаза, сказал:

— Уже много лет не ходил я по Шелковому Пути, а мне так хочется там очутиться! Поселиться в деревне своих предков, ходить по пыльным караванным тропам, видеть правителей, издревле поддерживавших мою деревню, мою семью...

— Так ты возвращаешься в Корею?

— Там я провел лучшие годы своей жизни. Мне хочется снова вдохнуть прохладный воздух моей родины, испить ее сладкой воды, увидеть цветущие сливовые деревья, полет серой цапли...

Римо с трудом сглотнул ком, подступивший к горлу.

— Лучше бы ты остался в Америке.

Чиун печально покачал головой.

— Увы, не могу.

— Почему?

— Здесь меня мучают горестные воспоминания. Жизнь моя подошла к концу, а я все никак не обрету заслуженный покой, потому что я, последний Верховный мастер Синанджу, лишился того, кто мог бы впоследствии надеть мои кимоно и сандалии.

— Я много думал об этом, — проговорил Римо. — И готов взять на себя бремя ответственности Верховного мастера Синанджу. Ты не раз говорил, что хочешь удалиться на покой. Отныне пусть сердце твое не болит по этому поводу.

В ответ Чиун не сказал ни слова. Он поник головой и почему-то крепко зажмурился, словно от боли. Наконец он заговорил:

— Раньше твои слова несказанно обрадовали бы мое измученное сердце. Но ты предал меня, бросил, словно престарелую бабушку! А теперь явился сюда просить прощения, ползать на коленях и умолять принять тебя обратно под свое покровительство.

— Я вовсе не ползаю перед тобой на коленях! — взорвался Римо.

— Ты умоляешь меня принять тебя обратно в лоно Синанджу, — продолжал Чиун. — Но как же теперь тебе верить?!

— Назови свою цену, — мрачно произнес Римо.

— Синанджу купить нельзя! Его можно только нанять на временную службу. Я не торгую положением Верховного мастера Синанджу!

— Мое место здесь, рядом с тобой.

— Два дня назад ты клялся мне, что ни за что на свете не станешь больше ассасином!

— За это время кое-что произошло, мне стало ясно, кто я на самом деле.

Тут Чиун в первый раз поднял на Римо глаза.

— Готов ли ты принести жертву?

— Все, что потребуешь, — клятвенно пообещал Римо.

— Перестань есть кукурузу! Поклянись, что твои губы больше никогда не коснутся этого мерзкого желтого зерна!

— Клянусь! — не без труда выдавил ученик.

Выражение лица и голос Чиуна заметно смягчились.

— Ладно, даю тебе испытательный срок. Докажи, что достоин стать моим преемником.

— Ты не пожалеешь, учитель.

— Ну, это мы еще посмотрим. Я объявил всему миру, что Дом Синанджу готов рассмотреть предложения от новых потенциальных клиентов.

— Знаю.

— Сказал Смиту, что не стану возобновлять контракт, — добавил Чиун.

— Значит, со Смитом покончено.

— Нет, не покончено. Ситуация изменилась, но не могу же я брать свои слова обратно! Мастеру Синанджу не пристало каждый день менять свои решения. Чего не скажешь о его подмастерье.

— Подмастерье? Что-то не припомню, чтобы ты когда-нибудь рассказывал о подмастерьях.

— Ты станешь первым подмастерьем в истории Дома Синанджу. У тебя белая кожа, к тому же нездоровая страсть к мерзкой кукурузе. Вполне естественно, что тебе нельзя доверить высокий пост без достаточно длительного испытательного срока.

— И сколько он продлится, этот самый срок?

— Лет десять, ну, может, пятнадцать.

— Я думал, ты хочешь отойти от дел и удалиться на покой.

— Да, со временем. Прежде тебе придется убедительно доказать, что ты достоин меня заменить. Для начала надо вступить в переговоры со Смитом. Пойди к нему и скажи, что Дом Синанджу можно убедить пересмотреть его нынешнюю позицию насчет дальнейшего сотрудничества с Америкой. Только не переусердствуй и ничего не обещай. Пусть твои речи будут несколько туманными, и помни, ничто не действует на собеседника так сильно, как внезапное молчание, сопровождаемое пристальным взглядом прищуренных глаз. Ну-ка, Римо, покажи, как ты умеешь это делать!

Ученик нахмурился и грозно сощурил глаза.

— Похоже, ты просто не способен сощуриться так, как надо. Я дам тебе зеркало, потренируйся хорошенько и только потом отправляйся к Смиту. Да постарайся так заговорить ему зубы, чтобы он согласился на любые уступки.

— Понятно, — кивнул Римо, вскакивая на ноги. Потом глубоко вздохнул и сказал: — Спасибо, что дал мне еще один шанс.

— Шанс — это шанс, а мне нужно дело!

Римо повернулся к двери, но тут Чиун вновь окликнул его:

— Ты кое-что забыл!

Подумав, ученик повернулся лицом к учителю и отвесил ему низкий поклон. Настоящий поклон в сорок пять градусов.

— Ну как? — спросил он, выпрямляясь.

— Великолепно, но я не это имел в виду.

Римо недоуменно пожал плечами.

— Разве не ты просил меня рассказать тебе предание о каменотесе?

— Ах да!

Римо уже хотел было снова сесть на татами, но Чиун махнул рукой.

— Слишком поздно! Если бы ты искренне хотел выслушать предание, то никогда бы не забыл об этом.

— Но я правда хочу послушать!

— Все, хватит. Потом когда-нибудь, если ты меня хорошенько попросишь.

— Понятно, учитель.

У самой двери Римо остановился и сказал:

— Еще раз спасибо. Ты никогда не пожалеешь, учитель!

Мастер Синанджу тихо буркнул себе под нос:

— Будем надеяться, ты тоже.

Глава 13

Президент Соединенных Штатов Америки ушам своим не поверил, когда начальник штаба доложил ему о результатах разговора с мексиканским президентом.

— Что?!

— Он отказывается говорить с вами по телефону.

— С каких это пор Президент Мексиканских Соединенных Штатов не хочет разговаривать с Президентом США?

Начальник штаба хотел было ответить: «С тех самых, как этот пост заняли вы», — но вовремя прикусил язык.

Президент США, казалось, не на шутку встревожился. Год назад республиканец, спикер нижней палаты, тоже отказывался говорить с ним по телефону. Но то был чисто политический конфликт, теперь же у наиболее уязвимой южной границы США возникла угрожающая национальной безопасности ситуация.

— Каково расположение наших войск?

— К Браунсвиллю движется восемьдесят шестая воздушно-десантная дивизия. Если мексиканское правительство решится на военные действия, то, пожалуй, начнет с Техаса. Ведь когда-то эти земли принадлежали Мексике.

— Если они вздумали отвоевать Техас обратно, то получат его только через мой труп!

Глядя на не успевшее еще запылиться пулевое отверстие в окне Овального кабинета, начальник штаба трижды постучал по столу.

— В чем дело?

— Стучу по дереву.

— А-а, — протянул Президент и тоже трижды постучал по столу.

— Кроме того, — продолжал начальник штаба, — вдоль всей границы с Мексикой, в наиболее уязвимых ее местах, будут размещены части двадцать четвертой пехотной и десятой горно-стрелковой дивизий, а также другие военные подразделения.

— Звучит не слишком внушительно, — озабоченно произнес Президент.

— Немало наших сил заняты в миротворческих операциях ООН, поэтому мы действительно несколько оголены в Калифорнии и Аризоне, но позвольте напомнить, что авианосец «Рональд Рейган» уже на всех парах идет в Мексиканский залив. В случае вражеской атаки мы не заставим себя ждать с ответным ударом.

— Мексика не станет нападать первой, не осмелится. Да и с какой стати ей на нас нападать?

— Как правило, внутренние проблемы решаются при помощи внешних конфликтов. Таково второе правило искусства управления государством. Или третье, не помню точно.

— А первое как звучит?

— Не позволяй вторгаться на территорию твоего государства, — немедленно отозвался начальник штаба.

Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет, возмущаясь, ворвалась Первая леди.

— Я занят, — нахмурился Президент, глядя на жену.

— Ты в своем уме? — взорвалась она. — Мы не можем себе позволить все эти передислокации! Такие действия напрочь подорвут бюджет, и что тогда будет с нашим переизбранием на второй срок?!

— Моим переизбранием, — холодно поправил жену Президент.

— Если переизберут тебя, то и меня тоже, а если избиратели дадут тебе пинка под зад, я все равно буду заниматься благотворительной деятельностью!

На стол Президента лег лист бумаги.

— Что это? — Он мельком взглянул на листок.

— Список бюджетных статей расхода, подлежащих немедленному сокращению ради сохранения всего бюджета.

Припухшие глаза Президента нехотя скользнули по бумаге. В самом конце списка он нашел строчку «Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям».

— Но ведь в прошлом году мы уже урезали им бюджетные ассигнования, не так ли?

— И что с того? Урежем еще раз. «Холодная война» закончилась, и агентство нам больше не нужно.

— А как же быть со стихийными бедствиями — ураганами, землетрясениями и прочими ужасами?

— Вот и оставь им только на эти стихийные бедствия, а статьи расходов, связанные с «холодной войной», ликвидируй!

— Если Мексика нападет на Штаты, нам, возможно, потребуется укрепленный бункер, построенный ФАЧС в горах штата Мэриленд.

— Но бункер-то уже выстроен! И никуда теперь не денется, пусть ты и заморозишь бюджетное финансирование. Кроме того, если уж мы не сможем воспользоваться специальным бункером, то Конгресс и подавно! Может, хоть это заставит спикера Гринча дважды подумать, прежде чем в очередной раз выносить на обсуждение вопрос о регрессивном законодательстве.

— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не смела так отзываться об этом политическом деятеле! Представляешь, какой разразится скандал, если твои слова попадут на страницы средств массовой информации?!

— Ладно, подпиши бумагу, и дело с концом. Я бы и сама все подписала, но моей подписи здесь недостаточно.

— Ну хорошо, — пробормотал Президент, расписываясь. — Вот! Бюджетное финансирование агентства приостанавливается на время кризисной ситуации.

Первая леди схватила бумагу и, холодно бросив: «Спасибо», вылетела из кабинета, громко застучав каблучками.

Президент США раздраженно фыркнул:

— И почему этой женщине всегда удается поставить на своем?..

Начальник штаба открыл было рот, чтобы произнести очевидное: «Потому что вы ей это позволяете!», — но потом решил, что у Президента и без того проблем хватает.

Глава 14

Когда Анвару Анвару-Садату доложили о том, что Мексика стягивает войска на границе с США, он решил, что ослышался.

Это невероятное сообщение оторвало его от воспоминаний о своем тезке, Анваре аль-Садате.

Когда-то нынешний Генеральный секретарь ООН служил президенту Египта Анвару аль-Садату. В те времена Анвара Анвара-Садата звали просто Анвар Садат, что было очень неудобно, ибо двух Анваров Садатов путали друг с другом даже в христианских кругах египетского правительства, где было довольно много людей с идентичными именами.

Президент Анвар аль-Садат однажды вызвал к себе тогдашнего министра иностранных дел Анвара Садата и предложил изменить сложившуюся ситуацию.

— Один из нас должен сменить имя, — заявил президент Египта своему министру.

В те дни из-за своей непомерной гордыни министр иностранных дел Анвар Садах ни минуты не колеблясь, решил, что сменить имя придется президенту. В конце концов ведь идея-то принадлежала ему!

К счастью, многолетняя дипломатическая выучка Анвара Садата удержала его от прямых высказываний на сей счет. Поэтому, когда после затянувшейся паузы президент приказал министру иностранных дел подумать над новым именем, для него это стало ударом. Анвар Садат весьма гордился своим именем и в свое время приложил немало усилий, чтобы укоренить его в дипломатических кругах. И вот теперь этот низкорослый деспот с усами, похожими на волосатую гусеницу, решил лишить его имени!

Будучи опытным дипломатом, он не стал возмущаться, а лишь почтительно произнес:

— Как пожелаете, мой президент.

— Значит, договорились, — довольно пробурчал президент Египта.

— Договорились, — эхом отозвался министр.

Прошла неделя, а Анвар Садат так и оставался Анваром Садатом. Еще две недели минуло, потом три.

Президент Египта весьма раздражался при виде своего министра иностранных дел, ибо понял, что тот тянет время. Но ничего не говорил. В конце концов в Египте любые изменения происходили очень и очень медленно.

В тот день, когда взбунтовавшиеся военные во время парада убили президента Египта, Анвар Садат стоял на трибуне с ним рядом, но отделался очень легко: его крахмальная манишка оказалась запачкана чужой кровью.

В другой стране подобное происшествие перечеркнуло бы его обещание изменить имя, но только не в Египте. На следующий же день Анвар Садат со слезами на глазах объявил скорбящему народу что незадолго до гибели президента он клятвенно обещал ему изменить свое имя, чтобы избавить тем самым от известных неудобств. Теперь, после мученической смерти президента, он намерен выполнить обещанное.

— В качестве фамилии я взял полное имя любимого вождя, — торжественно произнес он.

И когда народное собрание зашлось в бурной овации, он гордо уселся в кресло с табличкой «Анвар Анвар-Садат». Так на дипломатическом небосклоне Египта взошла новая звезда.

Весь мир был восхищен этим величественным поступком, но у всякой медали есть оборотная сторона. Недруги всячески высмеивали его новое имя, изощренно издевались над ним: то неправильно писали, то ставили дефис между двумя «Анварами» вместо того, чтобы поставить между вторым «Анваром» и первым «Садатом». Особенно беспокоился Анвар Анвар-Садат, когда занял высокий пост Генерального секретаря ООН. Впрочем, на этом посту не раз встречались люди с необычными именами — У Тан, Даг Хаммаршельд. Теперь Садату часто снились кошмары: покойный президент Анвар аль-Садат гнался за ним по красным пескам пустыни с криками и воплями, что не может обрести покой в загробном мире среди фараонов и хедивов, поскольку какой-то несчастный дипломат-выскочка присвоил себе его гордое имя!

Вот и сейчас, задремав в своем кабинете Генерального секретаря ООН, Анвар Анвар-Садат вновь увидел тот же самый сон. К счастью, его пробудил резкий телефонный звонок.

— Я не нарушил ваш сон, мой генерал? — раздался в трубке подобострастный голос заместителя по миротворческим операциям.

— Ничего страшного. Хорошо, что разбудили, ибо покойник схватил меня за ноги, а вокруг уже завыли голодные шакалы.

— Шакалы — это символ смерти у фараонов.

— Уверяю вас, я еще вполне жив.

— Мексика стягивает на границе войска.

— На какой границе?

— Ну конечно, с Америкой! Какая еще граница их может интересовать?

— Ну и ну! — воскликнул Генеральный секретарь, и ему на миг показалось, что кошмарный сон продолжается.

— Вот именно, — пробормотал заместитель.

— Необходимо срочно созвать Совет Безопасности и ввести миротворческие войска на границу между воинственно настроенными государствами.

— Само собой разумеется.

Анвар Анвар-Садат в нетерпении прищелкнул пальцами и добавил:

— Название. Надо срочно придумать название этой операции.

— Наблюдательный пост ООН между Соединенными Штатами Америки и Мексиканскими Соединенными Штатами.

— Нет, не пойдет. Совет Безопасности не одобрит, — возразил Анвар Анвар-Садат.

— Почему? — удивился заместитель. — Очень просто и легко запоминается.

— Да, но дважды упоминаются «соединенные штаты». Так недолго и запутаться.

— Совершенно верно, мой генерал! А я и не сообразил! Тогда предлагаю назвать операцию «Наблюдательный пост ООН между Мексикой и Америкой». Пойдет?

— Отлично! Но я бы предпочел несколько иное название. Конкретно — «Американо-мексиканский наблюдательный пост ООН».

— Звучит одинаково. Я не вижу особой разницы.

— Все очень просто, — отозвался Анвар Анвар-Садат. — Соединенные Штаты не станут участвовать в операции, если название их страны не поставить на первое место.

— Да-да, теперь понимаю.

— Прошу немедленно прислать служебную машину. Пора действовать!

— Да, но есть еще одна проблема, мой генерал...

— Какая?

— Весьма непросто созвать Совет Безопасности теперь, когда почти все дипломаты разъехались для проведения консультаций.

— Ах да, конечно! И как я запамятовал... Удалось что-нибудь разузнать о таинственном инциденте?

— Пока ничего.

— Ну что же, в ожидании возвращения представителей ООН мы могли бы написать проект резолюции. Машину! Немедленно!

— Сию секунду, мой генерал!

Глава 15

Харолд В. Смит с нарастающей тревогой следил за развитием событий.

Мексиканские войска теперь вплотную подошли к границе, и чаши весов между двумя странами уравновешивались тем, что войска США были разбросаны по всему миру.

Стрелка часов неуклонно приближалась к двенадцати пополудни. Именно в полдень Смит обычно связывался с Президентом по прямой телефонной связи.

Приняв таблетку антацида и аспирина, глава КЮРЕ глубоко вздохнул и протянул руку к красному телефонному аппарату.

Он уже совсем было собрался поднять трубку, когда на столе у него зажужжал аппарат внутренней связи.

Нахмурившись, он нажал кнопку селектора и спросил звонившую ему секретаршу:

— Что там, миссис Микулка?

— Доктор Смит, вас хочет видеть господин Римо Дюрок.

— Впустите, — велел Смит.

В кабинет вошел Римо. Харолд В. Смит едва его узнал: Римо сильно загорел, в глазах сверкали озорные искорки, а на жестких губах играла улыбка.

— Привет, Смит! Соскучились?

— Римо, я же просил вас убедить Чиуна изменить свое решение.

— Я уже был у него, все сделал, потом купил новую тенниску...

— Так он передумал? — с надеждой в голосе произнес шеф КЮРЕ.

— Пока еще нет, но обязательно передумает.

Смит в недоумении заморгал. Как это не похоже на Римо и Чиуна!

— Что вы имееште в виду? — наконец проговорил он.

— Чиун поручил мне обговорить условия продления контракта. — Римо весело плюхнулся в кресло.

— Неужели?

— От вас требуется только одно — выполнить все наши требования, и Мексика снова уберется восвояси.

— Я уже предлагал мастеру Чиуну возобновить контракт на тех же условиях, что и в прошлом году.

— И он напрочь отверг твое предложение! Извините, Смит, но теперь рулю я. И хочу в тройном размере.

— Золото?!

— Все в тройном размере! И еще собственный реактивный самолет.

— О реактивном самолете не может быть и речи! Ведь потребуется постоянный экипаж плюс обслуживающий персонал. Кроме того, заметив его, вас сразу вычислят!

— Ладно, согласен. Черт с ним, с самолетом. Давайте поговорим о тройном количестве золота и прочих мелочах. Мне нужна машина.

— Какую ты хочешь?

— "Такер-торпедо"!

— Смех да и только! Этих машин так мало, что можно по пальцам пересчитать! «Торпедо» сразу привлечет внимание к своему владельцу!

— А почему же тогда Чиуну не запрещается появляться в его невероятных кимоно?

— Не могу же я следить за выбором одежды мастера Синанджу!

— А я хочу машину, непохожую на другие! — чуть капризно заявил Римо.

— Лучше я подарю вам что-нибудь менее выделяющееся.

— Тогда непременно цвета красный металлик!

— Почему красный?

— А почему нет?

Смит устало прикрыл глаза и сказал:

— О тройном количестве золота нечего и говорить. Вы же знаете, что мы перекачиваем бюджетные средства из другого федерального агентства, покупаем на них золото и отправляем на подводной лодке в деревню Синанджу. Боюсь, тройное количество золота просто утопит атомную подлодку.

— Неужели? — недоверчиво покачал головой Римо.

— Именно.

— Тогда сделайте два рейса.

— Опасно до крайности. В прошлый раз подлодку чуть не перехватили погранвойска Северной Кореи. Теперь они чрезвычайно бдительно следят за морскими границами.

— Только мне об этом и рассказывать! По всему Пхеньяну развешаны мои портреты с надписью «Разыскивается опасный преступник!».

Глаза шефа КЮРЕ расширились от ужаса.

— Не волнуйтесь, Смит. Все в полном порядке.

Повернувшись к столу и взяв графин с водой, директор «Фолкрофта» налил себе стакан и проглотил три розовые таблетки антацида.

— А я думал, ваш желудок пришел в норму после того, как Американская медицинская ассоциация открыла, что язву можно лечить антибиотиками.

— Это рефлюкс, а не язва, — пробормотал Смит.

— Тогда скорее соглашайтесь, пока не стало еще хуже. — Римо хитро улыбнулся.

— Может, сойдемся на том, что вы получите в полтора раза больше, чем раньше? — Хозяин кабинета так и сморщился от боли.

— В два!

— Но двойное количество золота вовсе не в ваших интересах.

— Как это? — У Римо глаза округлились от удивления. — Чем больше золота я выторгую, тем сильнее изумится Чиун, а мне нужно произвести на него неизгладимое впечатление.

— Если сейчас я заплачу двойную цену — а этого я не гарантирую, — то в дальнейшем уже не смогу подымать плату.

— И что?

— А то, что если сейчас мы договоримся на полуторной таксе, то в дальнейшем я смогу еще не раз повысить плату.

— А почему нельзя сделать это прямо сейчас? — спросил Римо.

— Мне нужно время, чтобы как следует подготовить Президента к столь гигантским затратам. Сразу такие дела не делаются, а вы произведете на Чиуна впечатление тем, что вам год от года удается поднимать расценки.