Дестроер (№61) - Властители земли

— И вам не было приказано нас убить? — спросил Римо. — Разве Перривезер не сказал вам, что нас надо убить?

— Нет. Только доставить муху и все, — ответил Ансельмо.

— Парень, какой же ты дурак, — вмешался Мирон. — Раньше он мог только догадываться, что нас послал Перривезер, а теперь ты ему все выложил.

— А ты слишком смышлен для такого громилы, — обратился Римо к Мирону. — Подаешь надежды. А где теперь Перривезер?

— У меня рот на замке, — ответил Мирон.

— А у тебя как с этим дела обстоят? — обратился Римо к Ансельмо.

Но прежде, чем Ансельмо успел ответить, вмешался Чиун.

— Римо, мне бы хотелось, чтобы ты вел эти беседы где-то в другом месте. Однако должен тебя предупредить, что этот урод, повредивший мой свиток, принадлежит мне.

— Урод?! Он сказал «урод»? — заорал Ансельмо. — Это он обо мне?

Римо посмотрел на Мирона, потом глянул на собственное отражение в зеркале.

— "Урод" явно относится к тебе, — сказал он наконец.

— С тобой я разделаюсь потом, — провозгласил Ансельмо.

Он надвинулся на Чиуна, который поднялся с пола, словно тонкая струйка дыма от угасающего огня.

— Тебе, старик, следовало бы научиться не оскорблять людей.

— Твое лицо одним своим видом уже оскорбляет людей, — ответствовал Чиун.

Ансельмо зарычал от ярости и с угрозой занес, отведя назад, огромный свой кулак.

— Эй, Ансельмо! Оставь старикана в покое, — осадил его Мирон.

— Хорошо сказано, Мирон, — одобрил Римо.

— А пусть подавится, — отозвался Ансельмо.

Его кулак двинулся было по направлению к хрупкому, изящному лицу Чиуна. Цели он так и не достиг.

Сначала Ансельмо почувствовал, как некая сила подняла его в воздух. Не будь он уверен в обратном, Ансельмо мог бы подумать, что это старый хрен взметнул его вверх; впрочем, времени обдумать это чудо у него уже не было, потому что, опустившись снова на землю, Ансельмо ощутил, как что-то протаранило его почки, превращая их в желеобразную массу. Ансельмо было взвыл, но тут нечто вроде отбойного молотка одним ударом перебило ему дыхательное горло. Он попытался еще вздохнуть, когда понял, что все кости его каким-то образом расплющены. Глаза Ансельмо все еще были открыты, и он увидел собственные брючины, завязанные узлом, и с тупым изумлением осознал, что его ноги по-прежнему находятся внутри этих брючин. В груди разливалась дикая боль. Ансельмо решил, что у него инфаркт. Ощущение было такое, будто чья-то мощная рука стиснула перекачивающий кровь орган в его груди и выдавливает из него жизнь. Тут он наконец увидел, что все это творит узкая желтокожая ручка. Ансельмо медленно соскользнул в ничто, беззвучно визжа и жалуясь на сотворенную над ним жестокую несправедливость, ибо в момент своей гибели он вдруг осознал, что Валдрон Перривезер с самого начала не только знал о грозящей ему, Ансельмо, неминуемой смерти, но и запланировал ее.

— Пока, Ансельмо, — распрощался Римо, потом снова обратился к Мирону:

— Так где находится сейчас Перривезер? — спросил он.

Мирон, потрясенный, глянул на скорчившееся на полу тело Ансельмо, потом перевел взгляд на Римо.

— Он был в «Плазе», в Нью-Йорке, — произнес Мирон.

— И он хотел, чтобы вы только доставили сюда эту мушку? — снова спросил Римо.

— Совершенно верно.

— Римо, этот человек пытался быть со мной добрым, — предупредил Чиун. — Отплати ему за любезность.

— Хорошо, папочка. Прощай, Мирон, — сказал Римо.

Огромный громила ничего не успел почувствовать.

— Кажется, ты немного перестарался, а? — произнес Римо, созерцая свернутое бубликом тело, бывшее некогда Ансельмо Боссилони.

— Будь любезен, не разговаривай больше со мной, — заявил Чиун, поворачиваясь спиной к Римо. Он поднял расплющенный свиток пергамента и счистил с него следы каблука. — Я прошу только тишины и покоя, а мне вечно достаются какие-то неприятности и разговоры. Причем разговоры весьма нудные.

— Прости, Чиун. Я должен был задать несколько вопросов.

Чиун снова поднялся на ноги.

— Очевидно, пока ты жив, мне не видать покоя.

Он прошел к лабораторному столу.

— Хотелось бы мне знать, при чем тут муха, — сказал Римо. — Ее прислал Перривезер, она должна что-то означать.

Чиун, приподняв платок, рассматривал куб.

— Муха, — сказал Римо. — Вероятно, в ней кроется ключ к загадке.

— Поищи себе другой ключ, — посоветовал Чиун, выкидывая куб в мусорную корзину.

— Что ты имеешь в виду? И зачем ты это сделал?

— Потому что муха мертва, — ответил Чиун и пошел прочь из комнаты.

Глава девятнадцатая

Они находились в подвальном помещении санатория Фолкрофт, где Смит оборудовал для Берри Швайда небольшую лабораторию. Сквозь стены Римо слышал слабый гул охлаждающих систем гигантского компьютера Фолкрофта.

Чиун демонстративно поворачивался к Римо спиной, но Римо только вздохнул и, сложив руки на груди, изобразил живой интерес к работе Берри Швайда.

Маленький толстенький человечек находился на вершине своей славы. Он скакал вокруг черного лабораторного стола и даже повизгивал от восторга. Он возбужденно размахивал руками над иссеченным пятнышком, лежавшим под объективом его мощного микроскопа.

— Это невероятно, уверяю вас. Совершенно невероятно! — визжал Берри своим нестареющим подростковым сопрано. — И вы говорите, что кто-то просто дал вам это?

— Точно Санта-Клаус, — подтвердил Римо.

— Поразительно, — отозвался Берри. — Чтобы кто-то мог совершенному незнакомцу преподнести столь значительный подарок.

Чиун фыркнул.

— Только не совершенному, — заявил он. — Этот бледный обрывок свинячьего уха может быть чем угодно, но уж никогда не будет чем-то совершенным.

— Собственно говоря, — заметил Римо, — я думаю, что этим нас пытались убить.

— Эта мушка не может убивать непосредственно. Ее вывели в качестве катализатора, — сказал Швайд.

— Ах так. Ну, это все объясняет, — отозвался Римо. — Разумеется.

— Чего там этот идиот болтает о мушках? — пробормотал Чиун себе под нос по-корейски. — Мухи, жуки, устал я уже от этих букашек.

— Нет-нет, — обратился Швайд к Римо. — Эта муха сама по себе не обладает смертоносным могуществом. Но... понимаете, это все было в дневниках Декстера Морли. В отличие от обыкновенной домашней мухи, эта может кусаться. И ее укус каким-то образом изменяет тело укушенного.

— Один маленький укусик? — переспросил Римо.

— Совершенно верно. Этот укус делает тело созвучным космическим кривым, с которыми в обычном состоянии оно находится в разных плоскостях, — пояснил Швайд.

— То есть? — переспросил Римо.

— Это же очень просто. Вот возьмем муравья.

— Теперь еще и муравьи, — по-английски заворчал Чиун.

— А нельзя ли ограничился мухами? — спросил у Берри Римо.

— Муравей будет гораздо лучшим примером. Ведь он может переносить груз в сотни раз превышающий его собственный вес. Как вы думаете, почему он на это способен?

— Чиун делает это все время, — ответил Римо. — Он заставляет меня все таскать.

— Молчи, болван — рявкнул Чиун. — Дыхание, — небрежно ответил он Берри. — Это основополагающий принцип Синанджу. Дыхание есть суть бытия.

— Чиун, мы говорим о муравьях, — начал Римо. — А не о философии.

— Но ведь он прав, — вступился за Чиуна Берри.

— Разумеется, — произнес Чиун.

— Внутреннее системы их организма, способны так преломлять космические кривые энергии, что мощь их тела возрастает непропорционально их массе. Собственно говоря, любое живое существо может достигнуть такого могущества, если сумеет должным образом сконцентрироваться, — сказал Швайд. — А муравьям не надо концентрироваться. У них это происходит естественным путем.

— Вы говорите, это может сделать любое существо? — переспросил Римо. — А вы можете?

— Думаю, что да, если бы я сумел сконцентрироваться, — его круглые, как яблоки, щеки зарумянились. — Но для этого потребуется Оди.

Он взял обтрепанное голубое одеяльце и набросил его на плечи, точно воин — свои плащ, потом уставился в пустоту.

— Я собираюсь попытаться сконцентрироваться на космических кривых в этой комнате, — пояснил Берри, — и слиться с одной из них.

Он глубоко вздохнул, потом еще раз, и еще. Глаза у него остекленели. Несколько минут Берри стоял неподвижно, уставившись в никуда и дыша, точно раскочегаренный паровоз.

Римо зевал и барабанил пальцами одной руки по другой.

— Неужели все дело только в одеяле? — поинтересовался он наконец.

— Молчи, — прошипел Чиун.

— Ох, не можешь же ты принимать это всерьез, — начал было Римо, но Чиун заставил его замолчать таким взглядом, что от него и гранитная скала могла бы расколоться.

Еще через несколько минут Берри поднял голову, в глазах его светилось торжество. На пробу он протянул руку и схватил за ножку лабораторный стол.

— Да ладно тебе, — сказал Римо, — Он весит, должно быть, фунтов триста.

Стол поднялся на дюйм над землей.

Римо изумленно разинул рот, когда Берри поднял стол еще на один дюйм, и еще. На лице пухлого коротышки в детском одеяльце не отражалось ни малейшего напряжения или усилия, только невинный восторг был написан на нем. На вытянутой руке он поднял стол до уровня глаз, потом медленно опустил его на пол. Ни одна из вещей, лежавших на столе, даже не пошевелилась, в том числе и легчайшее красное крылышко от препарированной мухи. Берри беззвучно поставил стол на место.

— Великолепно, — одобрил Чиун.

— Не могу поверить своим глазам, — сказал Римо.

— А я могу, — ответил Чиун. Он повернулся к Берри. — Я как раз подыскивал себе ученика. Вы бы не оказались надеть кимоно? — И прежде, чем Берри успел ответить, Чиун продолжил: — Из вас получился бы прекрасный ученик. Мы могли бы начать уже сегодня с упражнений «тигровые лапы».

— Может, хватит? — заворчал Римо. — Что бы там ни раскопал этот тип, его открытие не имеет отношения к Синанджу.

— Тот, кто не желает приложить усилие, дабы чего-то достичь, не должен завидовать достижениям иных, — нараспев произнес Чиун.

— Это кто завидует? Я так нет. Это было впечатляюще. А я не собираюсь носить кимоно, — он повернулся к Берри. — Как же все это связано с мухой?

— Укус мухи наделяет такой мощью без всякой концентрации, — ответил Берри, потирая щеку своим одеяльцем.

— Значит, эти двое в доме...

— Точно, — подтвердил Швайд. — Вы говорили, что они напоминали животных. Они и были животными. Их ужалила одна из таких мушек.

Римо повернулся к Чиуну.

— Скорее всего, такая муха укусила и кота доктора Ревитса. Поэтому он оказался способен разорвать Ревитса на мелкие кусочки.

Чиун молчал. Он разглядывал Берри Швайда, подняв руки до уровня глаз, он точно измерял молодого человека, поместив его в рамку своих ладоней.

— У вас есть немного избыточного жира, — сказал наконец Чиун, обращаясь к Берри. — Но мы его сгоним. А кимоно — просто чудесное одеяние, скрывающее отвратительный белый жир, хотя некоторые отвратительные белые люди отказываются это понимать.

— Я не собираюсь носить никаких кимоно, — заявил Римо.

Харолд Смит в своем кабинете, находившемся прямо над лабораторией, разглядывал блок из телевизионных экранов размером с сигаретную коробку каждый, смонтированный прямо у него на столе. Они были включены все время, пока Смит находился в кабинете, и настроены на три крупнейших телевизионных канала и на канал, круглосуточно передающий новости.

Смит поднял глаза от бумаг, лежавших на столе, и увидел, как одно и то же лицо появилось на всех четырех экранах. Это показалось бы странным, если б Смит не узнал Валдрона Перривезера III. Смит включил звук и услышал монотонный голос Перривезера.

— Вот мои требования к вам, убийцы вселенной. Все убийства насекомых должны быть прекращены немедленно. Повторяю, немедленно. Кроме того, везде, где только возможно, должны быть созданы условия для размножения насекомых, дабы восполнить урон и искоренить стойкое предубеждение против этих благородных созданий, существование столь долго. Немедленно рядом со всеми жилищами человека должны быть выставлены мусор и отбросы. Отныне запрещено использовать крышки для мусорных баков. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно, — Перривезер холодно глянул в объектив камеры. — Если эти требования не начнут осуществляться в течение двадцати четырех часов, я выпускаю Musca perriweatheralis. Ее месть будет беспощадна. Я уже объяснил, что способно сделать это насекомое. Я не буду проводить демонстрацию исключительно для вашего назидания, но тем, кто мне не верит, достаточно только проигнорировать мое предупреждение, и вы очень скоро убедитесь в могуществе этого благородного насекомого. Если все население полностью не подчинится моим требованиям, одна из наций будет немедленно уничтожена. Уничтожена полностью и окончательно, без малейшей надежды на возрождение в течение человеческой жизни. А когда такое воздействие начнется, остановить его уже невозможно. И ни одно из ваших маломощных средств не способно его предотвратить. Ничто не может его остановить.

Перривезер откашлялся, и тут стало видно, что у него на глазах выступили слезы. Он продолжил:

— Мы не требуем ни уничтожения вашего вида, ни устранения его с лица земли. Мы хотим лишь мирно сосуществовать с вами, как это происходило в стародавние времена, когда человек считал себя всего лишь маленьким звеном в природной экологической цепи. Такой порядок был справедлив. И он будет восстановлен опять. Спокойной ночи, леди и джентльмены, враги сего мира.

На экранах телевизора лицо Перривезера сменилось изображениями четырех комментаторов. Они все сказали практически одно и то же: ученые заявили, что Перривезер, хотя и весьма богатый, но явно слабоумный человек, и его научные выкладки не заслуживают доверия.

Смит выключил телевизор и несколько минут просидел молча. Потом нажал кнопку, во временной лаборатории Берри Швайда зазвонил телефон.

— Поднимитесь ко мне все вместе, — велел Смит.

— Я совершенно не считаю его слабоумным, — сказал Смиту Берри Швайд после того, как директор КЮРЕ рассказал им об ультиматуме, переданном по телевидению.

— Почему ты так уверен? — спокойно спросил Смит.

— Ну ладно. Давайте по порядку. У нас есть бумаги Декстера Морли. Из них мы узнали, что, когда он только начал работать на Перривезера, у того уже имелась супермуха. Во-первых, она могла кусаться, во-вторых, животные, которых она кусала, приобретали необычную силу и становились агрессивны до безумия.

Кот Ревитса был укушен и вел себя подобным образом. Шимпанзе в Увенде разрывали людей на части. Вероятно, они тоже подверглись нападению мухи. Укус действует и на людей. Мистер Чиун и мистер Римо убедились в этом в особняке Перривезера, где на них напали два таких человека. Скорее всего, их тоже укусила муха. Следовательно, она существует и уже стала причиной нескольких смертей.

Непривычный к столь длительному и пристальному вниманию других людей, Берри оглядел трех своих слушателей.

— А теперь самое худшее, — продолжал он. — Морли как раз и работал с этой маленькой краснокрылой мушкой, и он так изменил ее природу, что теперь насекомое практически невозможно уничтожить. Тут бессилен и ДДТ и любой другой яд. Она невосприимчива к их воздействию.

— Ну уж прихлопнуть-то ее можно и теперь, — заметил Римо.

— Для этого потребовалось бы слишком много мухобоек, — возразил Берри. — Нет, я не думаю, что Перривезер сумасшедший иди обманщик. Я полагаю, он собирается осуществить именно то, что сказал.

— Подожди-ка. Если эту муху ничем нельзя пронять, то почему же она сдохла, не успев укусить нас с Чиуном? — спросил Римо.

Берри пожал плечами.

— Не знаю. Вероятно, это просто был экземпляр с изъяном.

— Тогда может быть они все с изъяном, — заметил Римо.

— Слишком велика доля сомнения в этом «может быть», чтобы на нем основать единственную надежду человечества на выживание, — сказал Берри Швайд.

Смит кивнул.

— Это очевидно. Мы должны остановить Перривезера. Если он выпустит где-то своих краснокрылых мух, он тем самым создаст маньяков, во много раз превосходящих силой нормального человека.

— Они будут сильнее человека примерно раз в пятнадцать, — сообщил Швайд. — Согласно моим подсчетам. И не следует забывать еще об одном. Судя по записям Морли, эти мушки могут размножаться. Они не стерильны. А это означает, что примерно каждые двадцать дней появляется на свет их новое поколение.

— Совсем как это водится у белых, — пробормотал себе под нос Чиун.

— Следовательно, встает вопрос: где может ударить Перривезер? — сказал Смит.

— Он скорее всего попытается в таком месте, где популяция насекомых сравнительно невелика, зато имеются большие скопления людей — предполагаемых жертв для мух. Это только вероятность, — сказал Берри. — Так может быть, — робко добавил он.

— А может, у него имеется один счетец, по которому он захочет расплатиться в первую очередь, — заметил Римо.

— Вы подумали о том же, о чем и я? — спросил Смит.

— Увенда. Перривезер просто осатанел, когда мы там уничтожили этих жуков. И если Берри прав, то именно там теперь имеется наименьшая популяция насекомых, — сказал Римо.

— Я думаю, вы правы, — подтвердил Смит. — Хотя попасть сейчас в Увенду будет затруднительно.

— Почему это?

— В связи с антиамериканскими настроениями, возникшими после скандала вокруг уничтожения жука, Увенда закрыла границы для всех представителей Запада.

— Если мы не сможем проникнуть туда, то и Перривезер не сможет, — сказал Римо.

— Берри, ты не будешь так любезен проверить компьютер? — попросил Смит.

— Конечно, Харолд, — кивнул Швайд.

Молодой человек снова появился в кабинете всего через три минуты.

— Это Увенда, — подтвердил он.

— Почему ты так уверен?

— Три дня назад Валдрон Перривезер купил билет на самолет до Ливии. Билет использован. Он улетел туда. А Ливия имеет воздушное сообщение с Увендой. В нашем компьютере имеются данные о том, что Перривезер имеет паспорт ливийского гражданина. Он направляется в Увенду.

— Мы тоже, — заявил Римо.

— Если только нам удастся отправить вас туда без особых неприятностей, — добавил Смит.

— А кто мог бы это сделать? — поинтересовался Римо.

— Ндо. Глава МОЗСХО. Он там большая шишка. Он мог бы это сделать. Но не сделает. Он имеет бешеное предубеждение и против американцев, и против науки.

— Его можно было бы убедить, — заметил Чиун.

— Как? — спросил Смит.

— Эти сведения можно получить путем взаимных уступок, — заявил Чиун, бросая выразительный взгляд на Римо.

— Ладно, Чиун, так и быть, — тяжело вздохнул тот. — Я согласен надеть эту чертову штуку. Я поношу твое дурацкое кимоно. Но только раз. Один-единственный.

— Я принимаю твое чистосердечное обещание на веру, — смилостивился Чиун и направился прочь из кабинета.

— Куда это он? — поинтересовался Смит.

— Лучше не спрашивать, — посоветовал Римо.

* * *

Генеральный директор Ндо находился в кабинете и натирал до блеска деревянную фигурку бога Га, используя жир с собственного носа. Вдруг за дверью в приемной раздался крик, сопровождаемый тяжелым ударом.

В кабинет вошел Чиун, и из-за его спины Ндо с упавшим сердцем увидел, что личный телохранитель генерального директора лежит на полу приемной бесформенной грудой.

Ндо произнес только одно слово:

— Опять?

Чиун кивнул.

С побежденным видом генеральный директор спрятал Га в жилетный карман, взял свой портфель и покорно вышел вслед за корейцем, направляясь в аэропорт.

Глава двадцатая

Это был обычный летний день в Увенде, источающий зной и вонь уже на рассвете, а с течением времени становившийся еще жарче.

На площади в родной деревне Ндо воздвигли эстраду. Сама площадь была не многим больше, чем клочок коричневой утоптанной земли, где находилось единственное из имевшихся в городке общественных удобств — колодец, когда-то вырытый группой американских студентов-добровольцев, впрочем, теперь сооружение представляло собой скорее музейную ценность. Ибо вскоре после отъезда американских студентов колодец загрязнил братец Ндо, который был главнокомандующим армии и ошибочно принял колодец за общественную уборную, эту ошибку многократно повторили солдаты его армии. Один из жителей деревни в свою очередь решил, что насос из колодца, когда-то пышно украшенный разноцветными травами и расписанный красными кружками, вполне сойдет за прелестное произведение африканского народного искусства, и продал его известному европейскому собирателю искусства примитива.

Теперь колодец был совершенно заброшен и вонял вовсю, но именно рядом с ним все навещавшие поселение сановные особы предпочитали произносить свои речи и призывать жителей восстать на борьбу против западного империализма.

Когда их автоколонна прибыла в деревню, Ндо вышел из машины и принялся беседовать с представителями своего племени.

Несколько минут спустя он вернулся в машину и спросил Смита:

— Вы ищете белого человека?

Смит коротко кивнул.

— Он тут, — сообщил Ндо. — Приехал прошлой ночью, люди видели, как он разъезжал тут повсюду.

Римо с отвращением посмотрел в окно автомобиля.

— Чудненько. Интересно, как мы собираемся разыскивать кого-то в этой пустыне. Он ведь может оказаться где угодно. Что за глупая мысль, лететь сюда сломя голову.

— Тогда мы все можем вернуться в Нью-Йорк? — с готовностью осведомился Ндо, уже приготовившись дать знак шоферу разворачивать машину.

— Не так быстро, — остановил его Смит. — Человеку, которого мы ищем, нужны люди. Я думаю, нам следует специально для него собрать в одном месте большую толпу.

— Не хотите ли начать раздавать деньги? — спросил Ндо. — Это всегда собирает толпы.

— Слишком явная ловушка, — ответил Смит.

— Ладно, тогда как мы собираемся привлекать людей?

— Выдумайте что-нибудь, — велел Римо. — Вы ведь политик.

— Понимаю, — кивнул Ндо, оглядываясь на Чиуна в поисках одобрения. Однако старый кореец, отвернувшись, разглядывал унылый пустынный пейзаж, раскинувшийся вокруг. — Я произнесу речь.

— Только покороче, — хмыкнул Римо.

Эстрада была спешно сооружена из камней и дерева, когда-то составлявших амбар для хранения зерна — еще одна империалистическая уловка, имевшая целью прельстить граждан Увенды союзом с милитаристским Западом. Сооружение украшал последний флаг Увенды, на фоне розовых и черных полос прыгали три полосатых льва. Тетушке Ндо, официальному изготовителю флагов для Вечного президента, едва хватило времени, чтобы вырезать львов из старого платья, предназначенного на флаги, и успеть прилепить их на полотнище до начала речей.

Жителей штыками согнали и собрали на площади.

Когда Амабаса Франсуа Ндо приблизился к трибуне, не было слышно ни звука, ни одного хлопка, пока солдаты, окружившие площадь, не щелкнули предохранителями своих винтовок. И толпа вдруг разразилась бешеными приветственными кликами в адрес прибывшего сановника.

Ндо помахал в воздухе руками и усмехнулся. Зубы его сверкнули в ярких солнечных лучах.

— Мой народ, — начал он.

И снова никаких аплодисментов. Ндо смолк, упер руки в бока и посмотрел на Генерала милостью самой Жизни, своего брата, который тут же выкрикнул команду своему войску. Войско дружно опустилось на колена, изготовившись вести огонь, винтовки солдат смотрели на толпу. Оглушительный рев одобрительных возгласов в адрес Ндо разом вырвался из всех глоток.

Ндо милостиво улыбнулся и дал знак прекратить приветствия.

— Друзья мои. Восемьдесят семь лет тому назад...

Стоявшие позади толпы Римо и Чиун переглянулись.

— Геттисбергское Обращение? — спросил Римо.

— Вы же предупредили его, чтобы не было никаких антиамериканских выступлений, — сказал. Смит. — Вероятно, это единственная тема, на которую он может говорить, помимо империализма.

— ...содержавшей предложение, чтобы все люди...

Глаза Римо без устали обшаривали пространство вокруг деревенской площади. И тут он увидел то, что искал — позади одной из маленьких хижин из толя и досок, представлявших собой фешенебельный квартал, остановился джип.

Римо двинулся было прочь от Смита, но директор КЮРЕ остановил его, схватив за руку.

— Смотрите, — сказал Смит, указывая на трибуну.

— ...в великой гражданской войне, которая определит, может ли этот народ или...

Ндо смолк и замахал руками на муху, кружившуюся у его лица. Благодаря внезапно наступившей тишине жители деревни решили, что речь окончена. Без всякого поощрения со стороны солдат они небрежно поприветствовали еще раз оратора и собрались было разойтись по домам.

— Проклятая муха! — заорал Ндо, хлопая своими маленькими толстыми ладошками.

Никто не заметил, как краснокрылая мушка укусила Ндо в его блестящий от пота затылок, но все замерли, когда он внезапно взревел от боли.

Люди обернулись и увидели, что Ндо сминает в кулаках листочки со своей речью. Он швырнул бумаги вверх, завертелся волчком и заметался по эстраде.

Ндо схватил за древко знамя Увенды и переломил его пополам. Потом сунул в рот само полотнище и принялся зубами раздирать его в клочки.

Потом Ндо спрыгнул на землю, ухватился за фундамент эстрады и тряс его до тех пор, пока не вытащил солидное бревно. Размолотив дерево в труху, он с треском и грохотом обрушил все сооружение.

Ошеломленная толпа на мгновение замерла, и тут из обломков эстрады поднялся Ндо, точно гигантское доисторическое чудовище, вылезающее из первичного ила, горло генерального директора раздувалось от жутких звуков, которые не мог бы воспроизвести ни один человек.

Деревенские жители, привыкшие к длинным и нудным словоизлияниям о марксизме, запрыгали от восторга и разразились аплодисментами.

— Musca perriweatheralis, — возбужденно произнес Берри Швайд. — Перривезер тут. Он выпустил муху. Слышите, Харолд? Он здесь.

— Он даже не дал нам полных сорок восемь часов, — ответил Смит.

Директор КЮРЕ оглядывался по сторонам. Римо и Чиун покинули его и медленно приближались к Ндо.

Брат могущественного чиновника МОЗСХО тоже направился к трибуне. Он протянул Ндо руку помощи.

Ндо, казалось, улыбался, пока брат не оказался в пределах досягаемости его кулаков, и тут он мощно размахнулся и врезал брату точно по шее.

Голова генерала, точно коричневый мячик, соскочила с его плеч и покатилась по пыльной земле к общественному колодцу.

Кто-то завопил. Потом еще один. Солдаты хотели было взять Ндо на мушку, но было уже слишком поздно. Выдающийся политик схватит одного из стрелков, проткнул того его же собственным штыком и, подняв над головой тело несчастного, раскрутил его, точно детскую игрушку.

Ндо зарычал, когда из трупа хлынула кровь, капли выбивали фонтанчики пыли из прокаленной солнцем земли.

— А-р-р-х, — рычал Ндо, глаза его дико вытаращились.

— Смотри-ка, папочка, он тоже говорит «А-р-р-х», — заметил Римо. — Вероятно, это поможет нам определить, кого укусила эта муха. Укушенный непременно скажет: «А-р-р-х»

— Неплохая мысль, — одобрил Чиун.

Деревенские жители разбегались. Они как раз неслись мимо Римо и Чиуна, когда Ндо поднял над головой труп солдата и швырнул его, точно легкую тростинку, в других солдат.

Армия Увенды побросала свои ружья и унеслась прочь, площадь вдруг опустела, точно по мановению волшебной палочки, остались только Римо, Чиун и Смит на одном ее конце, а на другом... У Смита сжалось сердце.

Рядом с Ндо стоял Берри Швайд, медленно помахивая своим одеяльцем. Глаза пухлого молодого человека остекленели. Ндо глянул на Берри, и губы его искривились в дикой пародии на улыбку. Развевающееся голубое одеялко в руках Берри привлекло внимание обезумевшего политика. И он кинулся на этот клочок материи, как разъяренный бык на арене.

Римо и Чиун двинулись было на помощь, но Берри остановил их.

— Ни шагу ближе! — крикнул он. — Я сам с ним справлюсь.

Тело Берри как будто отвердело, а взгляд стал рассеянным, устремившись в никому не ведомую даль.

— Римо, Чиун, помогите ему, — закричал Смит.

Но Римо пропустил его слова мимо ушей.

— Он опять собирается проделать эту штуку, — заметил он Чиуну. — Этот фокус с космическими силами.

Чиун спокойно созерцал разворачивающую перед ним битву.

Когда Ндо приблизился к Берри и собрался было обхватить его руками, Берри пригнулся, проскользнул под смертоносными объятиями и, дернув Ндо за ногу, свалил на землю величественного представителя МОЗСХО. Потом одним ударом своего пухлого кулачка чуть не оглушил Ндо.

— Черт бы меня подрал, этот парень прекрасно справляется, — сказал Римо. — Мгновенное овладение Синанджу.

— Мгновенное овладеть Синанджу невозможно, — отозвался Чиун и двинулся вперед, к Берри.

Ндо уже снова вскочил на ноги и кружил вокруг Берри. Поворачиваясь за ним следом, чтобы все время видеть врага, маленький толстенький человечек уронил свое голубое одеялко.

И тут, почти зримо, силы стали покидать его. Берри уставился на землю, Ндо, топчась вокруг Швайда, наступил на голубой клочок.

Молодой человек помедлил. Чиун позвал:

— Сюда, Ндо. Ко мне!

Но прежде, чем Ндо успел пошевелиться, Берри нырнул к земле, пытаясь схватить... что?

— Он ведь за этим чертовым одеялом тянется! — бросил Римо.

Чиун кинулся было вперед, чтобы остановить Берри, но опоздал. Хватило одного удара. Ндо опустил свой могучий сокрушительный кулак на спину юноши между лопатками и переломил ему позвоночник, треснувший, как сухая ветка. Берри рухнул на землю бесформенной грудой, точно все кости из его тела вдруг исчезли куда-то.

Он еще попробовал было проползти вперед пару дюймов. Рука его скребла по земле. А потом голова молодого ученого упала в пыль.

Чиун уже сидел верхом на Ндо, его руки и ноги скрывались в складках кимоно, колышущаяся, шевелящаяся материя придавала его движениям мягкость и видимую медлительность. Но оставались звуки. Глухой стук ударов, обрушившихся на Ндо, треск его переломанных костей, а потом африканец превратился в бесформенную груду плоти, распростертую на земле, его невидящие глаза уставились на солнце, а руки дергались в агонии.