Дестроер (№51) - Шок

Венар пролетел сквозь толпу. Его пиджак был разорван, часы разбиты. Он встал перед делегатами, его глаза были наполнены ненавистью.

— Болтовня, папаша. Я не верю, что ты такой сильный.

— Не угрожай попусту, — сказал Чиун. — Ты уже получил свой урок.

— Тебе повезло, — сказал Венар.

Из кармана он достал маленький пистолет. Толпа затаила дыхание.

— А теперь тебе не повезет.

Он сделал быстрый шаг вперед.

— Простите меня, император, но это необходимо, — сказал Чиун.

Он подпрыгнул, повернувшись в воздухе, и одним точным движением ударил Венара в позвоночник, а затем в череп. Тело сильно прогнулось и упало. Пальцы Венара все еще сжимали пистолет.

Смит стоял у пульта, его глаза были прикованы к безжизненному телу на полу.

— Работайте, — скомандовал Чиун человеку, которого называл императором.

— У тебя четыре минуты, — напомнил Абрахас, как будто Римо был соперником в игре и не мог найти верный ответ.

Римо не обратил на его голос никакого внимания. Он ковырял цемент, пальцы были в крови. Он уже отломил достаточное количество кусочков, чтобы достать до ручки. Однако он понял, что крышка люка такой же толщины, что и пол, то есть, по крайней мере, один фут.

— Побереги силы, — ровно сказал голос. — Даже если ты пролезешь через люк, что исключено, ты не сможешь достать меня. Ты знаешь, что я инвалид и не владею своими конечностями. Поэтому я изобрел определенный архитектурный дизайн, чтобы помочь себе. Ты находишься в комнате с люком. Но комната, в которой сижу я, намного изощреннее. Она отгорожена от коридора специальной дверью, от которой идет разряд в миллион вольт. Никто не может выдержать такой шок, Римо, даже ты. О, ты удивил меня своей выносливостью. Электрический разряд, высокочастотный звук не сломили тебя. Похвально. Но я уверяю, вход в эту комнату совсем не то, что салонные фокусы, которые я демонстрировал тебе до сих пор. Я ясно выражаюсь?

— Ты просто задница, — прошипел Римо.

Резким ударом он всунул левую руку в проделанную щель. Она была очень узкой. Цемент ободрал его пальцы.

— Достойный противник, — с раздражением сказал Абрахас. — Увы, я должен оставить тебя. Я был бы рад увидеть твои успехи, так же как и твою безвременную кончину. К сожалению, пора начинать мою передачу. Мир стоит на пороге больших перемен, такого не случалось со времен, когда люди впервые добыли огонь. Я поведу человечество в новую эру. Ну, до свидания, мой обреченный противник. Наслаждайся вечностью.

Он повернулся в профиль. Это не лицо Бога, подумал Римо, а скорей личина гаргульи[3]. Отвратительное создание, собирающееся покрыть своей слизью весь мир.

Монитор погас. Римо был один.

Глава 18

Хронометр на стене показывал 11:58:56. Оставалось три минуты.

Римо всунул руку глубже в бетон. Ему показалось, что мясо содралось до костей. Он подавил крик, готовый у него вырваться от сильной боли.

11:58:59.

Цирцея. Абрахас назвал ее своей чародейкой. Но женщина, лежащая мертвой в соседней комнате, была только пешкой, выброшенная без сожаления, убитая с небрежной жестокостью мухобойки.

— Я больше не хочу принадлежать ему, — сказала она.

Она сохранила имя, которое Абрахас ей дал. Римо даже не знал, как ее зовут по-настоящему. Вот как все кончается, подумал он. Извилистый путь, ведущий от смерти другой пешки, Орвилла Пибоди, закончился здесь смертью Цирцеи от рук монстра, которого она так боялась. Абрахас находился сейчас в безопасности за своими электрическими стенами.

— Ты не будешь принадлежать ему, — сказал Римо. — Я обещаю тебе, Цирцея.

Он дал ей обещание раньше, но не смог сдержать его. Со стыдом и яростью Римо рванул руку вверх. Он почувствовал, что две кости в руке сломались, но плита шевельнулась. Подняв облако пыли, он откинул ее. Упав, плита раскололась. Под ней был столб, уходящий вниз так глубоко, что его основания не было видно. Гидравлический лифт.

11:59:01.

Времени, чтобы найти, как им управлять, не было. Римо подумал, что в любом случае орган управления находится в кресле у Абрахаса. Осторожно, оберегая свою раненую руку, он обхватил столб и скользнул в темноту.

Воздух был сырой и удушливый, в шахте лифта стоял тот же затхлый запах, как в той пещере, где Римо был с Цирцеей. Воспоминания были такими свежими и мучительными, что он ощутил их физически, у него укололо в груди. Но он не будет думать о ней. Слишком большая роскошь сейчас жалеть себя.

Посмотрев наверх, Римо решил, что находится где-то на глубине ста футов под землей. Он всмотрелся в темноту в поисках прохода, пытаясь расширить зрачки, чтобы уловить слабый свет. Но ничего не увидел. Ни прохода, ни электрической двери, никакой дороги к Абрахасу. Вокруг царила чернота этой тюрьмы.

Его охватила паника. Что, если Абрахас лгал? Правда, в полу была бетонная плита, как он и говорил, но извращенный ум этого монстра был способен придумать и более сложные препятствия. Возможно, что Абрахас не там, где Римо ищет его, и драгоценная минута будет потрачена зря. Может быть, стоило поискать на другом конце дома или где-нибудь на острове.

«Я все предусмотрел».

Прошло не более минуты с тех пор, как Римо начал свой спуск вниз по столбу. Абрахаса нужно найти сейчас, потом будет поздно. Если Абрахас его обманул, как подсказывало ему неприятное ощущение в животе, то время уже истекло. Мир будет принадлежать этому монстру, и Цирцея, красивая, напуганная чародейка, погибла напрасно.

— Ты идиот, — зашипел Римо на себя, ударяя ногой в бетонную стену. Нога провалилась в пустоту.

Пустота.

Он нагнулся. Внизу был проход. Абрахас в своем тщеславии сказал правду. Это был коридор, ведущий из шахты, всего лишь три фута высотой, как раз для человека в вертящемся кресле. Охваченный возбуждением, Римо побежал по нему, согнувшись. Там не было совершенно никакого света.

Несясь слепо, как летучая мышь, он отсчитывал в уме секунды. 58, 57, 56.

Он с трудом поднимал ноги. Боль в руке остро отзывалась при каждом движении. Это для Цирцеи, сказал себе Римо. Не для несчастных глупцов, смотрящих свои телевизоры в ожидании Бога, который придет к ним, подобно какому-нибудь славному евангелисту начала времен. Для одной Цирцеи. Мертвой, побежденной Цирцеи, которая молила о помощи и не получила ее.

Его дыхание стало частым и прерывистым. Коридор был длинным, как он и представлял себе, длиннее, чем дом. Он прошел около мили, но впереди все еще ничего не было. Тьма вокруг сгущалась, у Римо теснило дыхание.

Чем это объясняется? — думал он. Ему никогда не было так тяжело. Он не задыхался даже в то время, когда бегал под присмотром Чиуна. Римо заставлял себя бегать на полной, предельной скорости по холмам, таким высоким, что на их вершинах исчезла растительность. Но сейчас, в этом коридоре, он еле дышал, как старый курильщик на Бостонском марафоне. Согнувшись, он упрямо пробирался вперед, Римо настроил свои чувства на давление воздуха. Он чувствовал его в ушах. Медленно, через каждые пятнадцать футов, давление возрастало.

Римо бежал вниз.

Вокруг пахло влажным цементом, покрывавшим стены коридора, и чем-то еще резким, напоминавшим рыбу.

Он бежал на юг и находился уже далеко за рифами островов. А тот запах был запахом моря. Римо был под водой.

И погружался все глубже. Центр вещания Абрахаса был где-то в недрах океана, защищенный от нежеланных посетителей миллионами электрических вольт.

26, 25, 24.

И вот Римо увидел их, двери, поднимающиеся из темноты. Он никогда не смог бы пробиться сквозь них, не погибнув от электричества. Даже методы, которые он изучил для работы с электрическими ограждениями, бесполезны при таком напряжении, о котором говорил Абрахас. Римо был безоружен. Он беспомощно посмотрел вокруг. Возможно, если изо всей силы бросить кусок бетона в стальные двери, то их можно пробить, но сколько это займет времени? В доме, пытаясь открыть люк, он содрал почти всю кожу с руки. Еще труднее отколоть большой кусок бетона от гладкой стены. Тем более что рука разбита. Нет, через дверь пройти невозможно.

Хотя есть один способ.

Римо глотнул. Броситься на двери, как камикадзе. Если он коснется дверей чем-нибудь, кроме подошвы ботинок, он мгновенно поджарится. Он прикинул, что с его размером потребуется удар в три тысячи фунтов, чтобы пробить металл. А если учесть его вес, ему придется нестись со скоростью в половину скорости звука, чтобы обрести силу, способную пробить дверь.

Ни Римо, ни даже Чиун никогда не решались на подобные эксперименты. Согнувшись вдвое, он должен будет бежать, как краб. Это невозможно, решил он. Риск был слишком большой. Он не выживет.

Римо вернулся назад, пытаясь придумать что-нибудь еще. Он очистил сознание, но почему-то не вспомнил никаких легенд, никаких таинственных историй, подсказывающих решение. Было только лицо Цирцеи, плачущей в темноте.

Абрахас победил.

«Помоги мне», — сказала Цирцея, ее лицо мерцало при свете свечи. Он обещал помочь. Теперь она была мертва.

«Помоги мне...»

12, 11, 10 секунд.

Что за черт, может быть, он прожил уже достаточно долго. Римо быстро повернулся, боясь передумать, и бросился к дверям.

Руки его свисали по бокам, как у обезьяны, отлетая вверх и назад, когда он набрал скорость. Его ноги буквально горели. Каблуки ботинок задымились. От скорости лицо даже слегка перекосилось.

8, 7, 6...

Перед глазами вместо лица Цирцеи возник другой образ. То, что Римо однажды видел по телевизору, когда в программе новостей показывали материал об аварии самолета на реке Потомак. Герой фильма, человек из толпы, увидел с берега реки, как падает самолет. Казалось, это был обычный обыватель: футбол по выходным, может быть, карты с друзьями вечерами по четвергам. Никто бы не принял его за героя.

Вместе с другими прохожими он видел, как самолет упал и загорелся. Как и другие, он слышал предсмертные крики пассажиров. Может, он почувствовал жалость или при виде этой трагедии стал в тот момент немного сумасшедшим. Никто не мог сказать. Но то, что он сделал, было так странно, так вызывающе, так безрассудно, что вся страна в изумлении застыла. Этот человек сделал то, что любой счел бы неблагоразумным: он прыгнул.

Он прыгнул в ледяную, покрытую обломками воду, не думая о том, что случится в следующий момент.

Прыгнул, чтобы спасти женщину, которая должна была бы погибнуть, если бы не он.

Он остался жив.

Римо был почти уверен, что он не выживет. Он был лучше натренирован, чем тот человек, стоявший на берегу реки. Но шанс, что он разовьет требуемую скорость, что удар будет точный, что разбитая рука и чрезмерное давление воздуха и эта крабья поза не помешает ему, был один к миллиону.

Но это было почему-то не важно.

Внезапно Римо понял, как чувствовал себя тот человек, бросившись в ледяную реку, понял так же отчетливо, как знал свое собственное имя. Это было вызвано не героизмом, не славой, не жаждой победы, не страхом. Были только воздух и энергия, пульсирующая в мускулах, и момент, когда он оттолкнулся в чистое и свободное, не связанное ни с будущим, ни с прошлым, движение, парение, остановившееся во времени.

Впереди показались двери. Римо ухмыльнулся. Похоже, это один из лучших путей в преисподнюю. Он несся как пуля. Колени инстинктивно согнулись. Волосы на голове затрещали, освещая темный коридор яркими искрами. Он всего себя вложил в удар.

Момент настал.

Три. Два. Один.

Двери вспыхнули с таким грохотом, как при мощном взрыве. Абрахас, сидевший в своем кресле лицом к камере, в ужасе посмотрел назад.

Комната была круглая, с куполом. Огромное искривленное окно выходило на океанское дно, где ядовитые скаты плавали рядом с губками и ярко-красными кораллами. Римо, не прекращая двигаться, вкатился в круглую комнату и за долю секунды добрался до окна. На камере светился красный огонек. Абрахас с усилием повернулся к ней.

— Мой... мой народ, — прошептал он слабо, взгляд его остановился на Римо.

Римо бросился к окну и стал выбивать стекло ногой со всей силой, на которую был способен. Все, что он видел сейчас перед собой, было лицо Цирцеи, улыбающееся ему из прошлого. Снова есть прошлое, подумал он. И будущее. Значит, он выжил.

Стекло дрогнуло под ударом и разбилось. Море с яростью ворвалось под купол. Римо метнулся в этот поток, его дыхание прервалось. На этой глубине было почти так же темно, как в коридоре, но, достигнув электрических дверей, вода ярко осветилась, превратив их в шипевший в безумном фейерверке экран. В этом неожиданном сверкании Римо увидел Абрахаса, который закричал в ужасе, когда океан хлынул в комнату, и был захвачен силой воды. Он сжал подлокотники своего кресла, шипевшие и искрившиеся. Его единственный глаз закатился, веко судорожно задергалось. Металлические пластины на лице и шее вздулись и оторвались, нос смыло водой. Последнее, что видел Римо, это отвалившаяся черная голосовая коробочка. Сверкание прекратилось. В комнату лениво вплывали скаты.

Глава 19

Смит все еще неистово работал за компьютером, когда Римо вернулся на южный берег. Чиун стоял в углу и стучал по висящему над головой телевизору.

— Никчемные машины, — ворчал он. — Ни драм, ни новостей. Нет даже какого-нибудь шоу с дрессированными собачками. Показывают только одного отвратительного типа.

— Ну что? — спросил Римо.

— Я не смогу вовремя получить коды, — безнадежно сказал Смит. — Весь мир целых десять секунд наблюдал за тем, как гибнет под водой Абрахас. Не знаю, как президент это переживет.

— Президент? — удивился Римо. — А я?

— Вас невозможно было узнать, — сказал Смит. — Все, что кто-нибудь мог разглядеть, это какие-то неясные очертания. Но все же как вы туда попали?

— Ну, это было... — начал Римо.

Но то мгновение прошло, закончилось. Оно никогда не повторится, и никто не узнает, на что оно было похоже.

— ...сплошное удовольствие.

Появилась распечатка.

— Я сообщил президенту обо всей этой кутерьме, подключившись к компьютерам Белого дома. Должно быть, это ответ, — объяснил Смит.

Он молча прочитал распечатку, его лицо вытянулось.

— Посланы вертолеты, чтобы забрать делегатов. А я должен объяснить этот инцидент. — Смит взял в руки карандаш. — Назовем это несчастным случаем. Думаю, тогда можно будет доказать, что душевное здоровье делегатов не в порядке.

— Несчастным случаем? Слу...

— А вам двоим лучше побыстрей покинуть остров, — сказал Смит. — Никто не поверит тому, что делегаты говорят про Чиуна, но я не хочу, чтобы кто-то узнал о нем.

— Кое-кому и не нужно видеть Мастера Синанджу, чтобы узнать его технику.

— Ммм, — Смит, казалось, был чем-то поражен.

— Плохие новости? — спросил Римо.

— Да, нет, не то чтобы... — тихо ответил Смит. — Пресс-секретарь Белого дома отправил средствам массовой информации сведения, что выступление Абрахаса было шуткой. Кто-то будто бы даже сознался в этом. Какой-то независимый режиссер или что-то в этом роде.

— Может быть, теперь его имя появится в газетах, — сказал Римо. — А как насчет той скверной сенсации — Пибоди и других убийц? Вы говорили, объединенные нации в полной боевой готовности.

Смит глубоко вздохнул.

— Кажется, этот вопрос тоже решен. На смену убитым лидерам пришли новые террористы. Страны, которые занимались взаимными обвинениями, снова стали сообща работать над проблемой терроризма.

— Все приходит в норму, да?

— Приходит, — пробормотал Смит себе под нос.

— Конечно, это нормально, — сказал Чиун, — Хаос надо поддерживать, чтобы уравновесить порядок. Это нерушимый принцип озен. Добро и зло, инь и янь. Это существовало задолго до мошенника, называющего себя Абрахасом.

— А Цирцея, что с ней? — внезапно спросил Римо.

— Я позабочусь, чтобы ее похоронили. Мы на похоронах присутствовать не сможем.

— А кто сможет? — спросил Римо. — Никто даже не узнал ее настоящего имени.

В комнате повисло тягостное молчание. Наконец Смит сказал:

— Я думаю, похороны будут гражданские.

— Вы хотите сказать, нищенские похороны. Что-то для тех, о ком некому позаботиться.

Со стороны моря послышалось далекое приглушенное жужжание вертолетов.

— За мной прилетит специальный самолет, чтобы доставить меня в Вашингтон, — твердо сказал Смит, закрывая тему похорон.

Его молчание было выразительнее слов. В конце концов, для Цирцеи уже никто ничего сделать не может.

— Думаю, вам двоим нужно как можно быстрее отправиться в Фолкрофт. Яхта, на которую вы меня забрали, сможет довезти вас до Майами?

— Она и до Тринидада может довезти, — сказал Римо, — и на Гаити, и в Пуэрто-Рико, и на Барбадос.

— Не может быть и речи, — огрызнулся Смит.

— У меня рука разбита.

— Об этом мы позаботимся в Фолкрофте, — Смит выключил компьютер.

— Кстати, у меня ваши распечатки насчет ТСС, — сказал Римо.

Смит изумленно посмотрел на него:

— Что вы говорите?

— То, что вы слышите. Это было счастливое время, проведенное с диктатором Абрахасом, помните? Либо я и Чиун попутешествуем по морям, пока моя рука не заживет, либо парни из Государственной службы получат небольшой презент от Харолда Смита.

— Это шантаж! — выкрикнул Смит. — Вы ходите по лезвию, Римо.

— Скажите это в суде, — ответил Римо.

Выйдя из комнаты, Римо дотронулся до руки Чиуна:

— Иди на яхту, папочка, у меня есть еще кое-какое дело.

Старик наморщил лоб.

— Не терзай себя. Некоторые вещи уже не исправишь.

— Знаю, — ответил Римо.

Он прошел в комнату, где лежала Цирцея. Ее тело окоченело. На белоснежном лице выделялся длинный темный шрам.

— Чародейка, — сказал он, нежно поднимая ее.

Через стеклянные двери он вынес ее в сад.

Облака ушли, и ночное небо снова зажглось миллионами звезд.

Римо принес Цирцею в пещеру, туда, где они любили друг друга. Там, под землей, вдыхая запах мха и моря, он вырыл ей могилу.

— Прощай, Цирцея, — он поцеловал ее в холодные губы.

На мгновение показалось, что они снова оживут, теплые и любящие. Но это чувство исчезло, и Римо похоронил ее тело. Он украсил могильный холмик цветными камнями и морскими звездами, найденными на берегу океана. Гордый своей работой, он встал. Эта маленькая могила была памятником женщине без имени, но она была памятником и ему. Однажды, Римо это знал, он тоже станет таким же неопознанным телом. Как и Цирцея, он не владел своей жизнью. Его смерть неизбежно будет так же безымянна, как и ее.

И эти похороны были для них двоих.

Римо медленно вышел из пещеры. У выхода ему что-то послышалось, он обернулся, но вокруг было тихо. Как и надлежало быть у могилы.

Он шел по мягким волнам прибоя, вдоль темного берега, когда этот звук возник снова, тихий, но ясный. Это была музыка ветра и моря, камни отражали ее, и она разносилась далеко, далеко.

Пещера пела, и эта музыка была пением сирены.

Примечания

1

Одинокий Ковбой — в одноименных американских радио— (с 1933) и телесериалах (1949 — 1965) наездник, стрелок и борец за справедливость.

2

Напротив (франц.).

3

Гаргулья — украшение водосточной трубы в виде фантастической фигуры (в готической архитектуре).