– Да что с тобой?
– Просто заткнись.
– Почему бы вам не пристрелить меня, леди? Тогда бы я и заткнулся.
Она передернула плечами и продолжила путь быстрее. Она была права, подумал Клэй. Он говорил чересчур много. Но потом его осенило: безумие меняет человека, вытаскивает на поверхность то, чего раньше не было. Как забавно быть другим.
– Эй, подожди меня, – крикнул он. Она услышала его шаги. Поскольку он торопился, были они неуклюжи. – Мне плевать, нравится ли тебе то, что я говорю, противно ли тебе или ты этого не понимаешь. Ты… Ты… Кто тебя вообще просил слушать? От того, что я говорю, мне становится гораздо лучше. Я никогда в жизни столько не говорил. Все то дерьмо, в котором я оказался, выходит из меня с этими словами, понимаешь? Мардж говорила, что мне стоит сходить к психоаналитику – им платят, чтобы они слушали. А здесь все – бесплатно. Единственное, что мне нужно – выплеснуть все это, и тогда станет полегче. Так или иначе, мы фактически разведены. Ну, знаешь, как бывает: женаты, но вместе не живем. Она придумала, как распорядиться своим временем. Дочка – в школе, а Мардж слишком щепетильна, чтобы тратить мои деньги, поэтому она снова обзавелась учеником. История искусств или что-то вроде этого. Черт, а мне здесь нравится! Я говорю, и никто со мной не спорит. Вот бы она сейчас меня увидела и услышала, что я несу. Ни за что бы не поверила. Послушать ее, так я вообще не разговариваю. Мне наплевать, может, ты глухая или ничего не соображаешь в этих делах. Здесь у вас не очень-то заботятся об этом, так ведь? Вы просто забираетесь в кусты и трахаетесь. Вот почему вас так много, правильно? Я вижу, как перед моими глазами пляшет лицо – как раз там, где находится твоя задница. Это лицо принадлежит мне. Клэйтон Уэйн-Тернер собственной персоной изображен на твоей заднице. Мардж собиралась стать журналистом, но для начала поселилась на Марне. Она была хорошей матерью, надо отдать ей должное. Лучше, чем пьяная сука, которая нянчила меня, доложу я тебе.
Я могу так говорить о своей матери потому, что она вовсе и не была мне матерью, и, что бы я ни делал, все было не так. И все было бы в порядке, если бы шло так и дальше. Так нет же. На протяжении многих лет я был принцем. Я не мог неправильно поставить ногу, я даже гадил золотыми слитками. А потом она пала жертвой своего образа жизни, и все изменилось. Дело в том, что она пила всю свою жизнь и в результате стала толстой, скучной и уродливой и могла только плакать. Она уже никого не могла найти для развлечений. Ей, как и мне, приходилось покупать секс, но ей это не нравилось. Видишь ли, моя матушка принадлежала к американской аристократии – к тем людям, которых вы, ребята, ненавидите…
В общем, пару месяцев назад она умерла. Я был занят на этой войне, но потом я вернулся. Мне этого не хотелось, но я вернулся. И Мардж приехала. Ты, наверное, видела фотографии в газетах. С ней приехала проститься добрая половина всех шишек из бизнеса, церкви и сената. По-моему, они положили к ней в гроб целый ящик выпивки. Но Мардж не такая. Она – тоже голубых кровей, как и моя мамаша. У них там, как и у нас, не выходят замуж просто так. И им нисколько не полегчало, когда помер хлопковый король. Мардж была высокорожденной, но когда нет денег, благородное происхождение это – тюрьма. И я стал ее билетом на волю, понятно?
Черт, у нас ведь не было ничего общего! Ей не нравится плавать, а мне плевать на эти линии и цветные пятна, которые она называет современным искусством. Она терпеть не может военную форму и ненавидит заниматься со мной любовью. Возможно, моя матушка сумела в этом разобраться. Может быть, она пыталась помочь мне, защитить меня? Однако она ни от чего меня не защитила. Жена выносила меня потому, что у меня были деньги. Мой отец и ее отец и весь их клан понимали в этом толк, и будь уверена, так будет всегда. Когда ваши ребята шлепнут меня, Мардж позаботится, чтобы моя дочь родила ребенка с благородной кровью в жилах. Мардж сохранит все это, поскольку она щепетильна. Что ж, она не тратит моих денег, да и мое имя на самом деле мне уже не принадлежит. Так почему же она не избавилась от меня? Вот почему мне нравится иметь дело со шлюхами: использовал, заплатил и бросил. Верно?
Господи, как же она ненавидела его в этот момент! Его больное сознание и его извилистый монолог вторгались в ее мир. Она вслушивалась в каждое слово, и ее тошнило. Какой же он высокомерный, бесчувственный и жадный подонок. Его худое лицо пряталось в уродливой поросли грязных светлых волос. Она ненавидела его походку, то, как он рассказывал о сословии, из которого вышли его мать и жена, о своих деньгах. Все в нем было ей отвратительно. Впрочем, какое ей до него дело? Ну конечно же, он был свиньей – бомбил ее народ, но что ей-то было за дело? Ей было приказано выслушать, запомнить и доложить. Никто не приказывал ей злиться.
Она остановилась, чтобы взглянуть на него, но он этого не увидел. Он продолжал идти, пока не наткнулся на нее.
– Извини, – произнес он, – я не заметил.
– Можешь не извиняться.
От него плохо пахло. С этим зловонием нужно было что-то делать. На его одежде расплылись большие влажные пятна.
– Я не извиняюсь. Просто я грязный. Я не мылся уже два дня. Даже мухи шарахаются от меня как от чумы.
Тень улыбки пробежала по ее губам.
– Ты не могла бы для меня кое-что сделать?
– Пошевеливайся.
Второй мужчина уселся на камень позади Клэя с оружием наготове. На его лице не отражалось ничего. Он был похож на автомат.
– Если ты хочешь доставить меня туда, куда мы направляемся, ты бы лучше поскорее нашла место, где я мог бы помыться. В этой вашей заросшей стране я могу подхватить черт знает что. Я предпочел бы умереть чистым, леди.
– У меня есть имя.
– Да неужели? У меня тоже. Я – Клэй, – он улыбнулся. – И от меня не всегда так воняет. А как люди зовут тебя?
– Бернадетт, – просто сказала она. – Меня зовут Бернадетт.
– Это ведь французское имя, верно?
– Да.
– А как тебе удалось обзавестись французским именем?
– Мой отец был французом.
Он шагнул к ней и посмотрел прямо в глаза. Его взгляд напугал Бернадетт, она выхватила пистолет и взвела курок.
– В чем дело, Бернадетт? Я просто хочу получше рассмотреть тебя. – Она улыбнулась, или, может, ему это только почудилось? Она и впрямь была слишком хороша для гука. И вдруг он почувствовал, что она нужна ему, возможно, потому что она умела слушать.
– Я найду место, где ты сможешь помыться, – сказала она. – А теперь пошли.
6
Он услышал рев двигателей над головой и повалил ее на землю. Ошеломленная, она даже не успела наставить на него пистолет. Мужчина позади них укрылся под кустом. Клэй взглянул вверх. Самолетов было два – они сделали вираж, спикировали, выпустили новую порцию ракет и исчезли.
– Бомбардировщики, – промолвил Клэй. – Сейчас где-то там на землю посыплется черт знает что.
Из-за линии горизонта, за холмом, где исчезли самолеты, раздавался рев. Столбы дыма взметнулись к небу, и Клэй поднялся на ноги. Бернадетт снова направила на него пистолет. В тот момент ему почти хотелось, чтобы она спустила курок – он слишком открылся перед ней, и то, что он увидел в себе, ему не понравилось.
– Все кончилось, Бернадетт, – сказал Клэй. – Они отбомбились. Вообще-то им здесь было нечего делать, я полагаю, что они ошиблись местом. Пойдем взглянем.
Он бросился к вершине холма, она едва поспевала. Скоро он достиг вершины, стал бежать помедленнее, а затем лег на землю и пополз. Знаками он велел Бернадетт сделать то же самое и выждал, чтобы убедиться, поняла ли она. Теперь они лежали бок о бок в зарослях чайных кустов, разглядывая происходящее как двое любопытных ребятишек. Лица их почти касались друг друга. Она слышала дыхание молодого охранника, подползшего поближе. Долина у подножия холма была объята огнем. Между вздымавшимися столбами черного, серого и белого дыма они видели, как копошатся люди в деревне. Новые взрывы потрясли землю, и запылала крыша хижины возле деревенского пруда. Оранжевые языки пламени отражались в воде, пальмы, вырванные из земли, валялись повсюду. Огонь пожирал какую-то машину – то ли грузовик, то ли трактор, из кузова валил черный дым.
– Ненавижу огонь, – сказала Бернадетт. Голос ее дрожал.
– Пошли вниз, – ответил Клэй.
– Нет, не пойдем. Мы не можем, не должны.
– Но почему?
– Ваши люди только что бомбили их, тебя просто растерзают.
– Ну и хорошо, – сказал он и поднялся на ноги. – Вот и прекрасно. – Она и рта не успела открыть, как Клэй уже бежал вниз по склону холма. Бернадетт бросилась за ним, но догнать его было невозможно. Она крикнула, чтобы он остановился. Молодой солдат вскочил и тоже пустился вслед за ними. Она должна остановить американца, иначе – все пропало. Ведь ей было приказано избегать деревень. Пока женщина бежала за Клэем, ей подумалось, что он, похоже, ищет смерти. Какое-то отчаяние сквозило в его словах, когда он рассказывал о себе и своей женитьбе. Словно что-то долгие годы насильно удерживало эту правду и теперь она вырвалась наружу.
И сейчас он как одержимый несся вниз по склону заросшего чаем холма. Она попыталась разглядеть силуэты людей, что копошились внизу. Они заливали пламя и разгребали руины. Мимо проскочил молодой охранник, размахивая оружием. Ему удалось догнать пилота. Два человека, стоявшие около пруда, посмотрели в их сторону и стали показывать на них остальным. Один поднял винтовку, и из нее вырвался сноп огня. Пуля попала в шею молодому вьетнамцу, и тот свалился, словно тряпичная кукла.
– Товарищи, – услышала она собственный голос. – Товарищи, не стреляйте!
Те двое продолжали смотреть вверх, и через несколько секунд к ним присоединились все остальные. Американец добежал наконец до них, и людское кольцо словно поглотило его.
– Не стреляйте, – задыхаясь прокричала она. Люди повернулись в ее сторону. У одних глаза сверкали гневом, другие застыли в испуге. К ней подошел невысокий, крепко скроенный человек. Он смотрел на Бернадетт набычившись, исподлобья.
– Не причините ему вреда, – выпалила она. Он сделал какой-то знак рукой, но женщина не поняла. Мужчина подошел ближе, сурово глядя на нее и держа наготове винтовку. Она заметила, как двое крестьян тащили по склону холма ее погибшего товарища; американца нигде не было видно. Подошел еще один мужчина, и тут что-то ударило ее по лицу. На мгновение она ослепла, а когда зрение вернулось к ней, ясно увидела, что коротышка ухмыляется. Второй удар пришелся ей по затылку, и она упала.
– Красная сука, – пробормотал мужчина и плюнул на нее. – Если бы не ваша банда, американцы не разбомбили бы нашу деревню. Если вы так любите Хо Ши Мина, езжайте на север и блядуйте там на панелях Ханоя. Ваш сифилис пришелся бы в самый раз к их яйцам.
Она не верила свои ушам и медленно погружалась в безразличие, похожее на сон. Кто-то забрал у нее пистолет и рюкзак. Совсем рядом, чуть выше себя, она заметила силуэт Клэя и краем глаза увидела, как крестьяне пинают ногами безжизненное тело охранника. До того, как ее снова ударили, она успела заметить, что коротышка улыбается Клэю, а затем ее пронзила боль и она провалилась в небытие.
Клэй взглянул на нее, затем – на коротышку. На нем были армейские штаны, но мощный торс оставался обнаженным. Клэй перестал что-либо понимать. Он ждал, что его тотчас пристрелят. Гуки убили не того. Что тут происходит? Мужчина положил руку ему на плечо, в то время, как другой ножом перерезал веревки. Он был свободен, но все еще сомневался в реальности происходящего.
– Пойдемте, вам надо поесть, – сказал коротышка по-английски. – Я – капитан Нгуен Нанг Динг, армия Республики Вьетнам. Мы – на вашей стороне. Я навещаю свою деревню каждый месяц, вот и сегодня приехал. Можете звать меня Нью, сэр. Так меня прозвали американцы. Легко произносится – капитан Нью, верно?
Клэй не ответил. Во рту капитана Нью противно поблескивали два золотых зуба.
– В этой деревне целую неделю были вьетконговцы. Когда я приехал, они разбежались. Они ничего не взяли – пожрали, поговорили с деревенскими, да только им никто не поверил. Между нами, из деревни по рации сообщили об этом в войска, вот бомбардировщики и прилетели, правда, на день позже. Ну, это уже наша ошибка. Зато мы схватили бабу, которая держала вас в плену. Хороший враг – это мертвый враг, точно? Желаете искупаться и побриться, сэр? Или сперва поесть? Мы займемся женщиной после еды.
– Где она, капитан Нью? – спросил Клэй уверенным голосом.
– Мы заперли ее в хижине там, позади. Стены там толстые и прочные. Не бойтесь, еды она не получит.
– Покажите мне, где она.
Капитан ткнул пальцем в хижину чуть дальше по дороге, за деревенским прудом. Она стояла поодаль от других, рядом с холмом, откуда они спустились. Дверь ее была выкрашена в красный цвет, над крышей висел флаг.
– Стены крепкие, уверяю вас, сэр. Ей ни за что не выбраться оттуда.
– Что вы собираетесь с ней делать?
– Не волнуйтесь. Для начала мы ее хорошенько допросим. А потом убьем.
Они шли между развалин, оставшихся от деревни. Обугленные верхушки пальм указывали в небо, словно мачты. Посреди небольшой площади готовилось настоящее пиршество: горы вареного риса, молочные поросята, овощи, речные креветки, американские пирожные и шоколадный напиток «Херши».
– Деревня празднует мой приезд, сэр. Все было готово еще до того, как прилетели самолеты, и ничего не пострадало. Это хороший знак: Богу угоден мой приезд. Хотите бурбон?
– Не сейчас, спасибо.
– У нас здесь есть все, сэр. Без вьетконга мы живем отлично. Моя деревня никогда не голодала. Это богатая провинция, и люди научились прятать запасы от вьетконга, когда он объявился. Хо Ши Мин говорит, что он всех нас спасет, но здесь не верят словам. Хотите закурить?
– Нет, спасибо, капитан. Вы жили в Штатах?
– А что, я неплохо говорю по-английски, правда?
– Великолепно.
Глазки капитана Нью засветились от гордости.
– Я был в Калифорнии всего полгода. Лучшее место. Самое лучшее место. Благослови, Господи, Америку. Завтра мне вернут мой джип. Если бы я знал, что вы появитесь, я бы ни за что его не отдал. А так я одолжил его сержанту, чтобы он смог съездить в свою деревню. Это недалеко, но он женился месяц назад и теперь поехал навестить жену. Он ее хочет, она его хочет… Мы ведь никуда не торопимся, точно?
Они присели, и капитан Нью продолжал говорить. Он пробовал задавать вопросы, но, кроме своего имени, Клэй не сказал ему ровным счетом ничего. Коротышка пристально разглядывал его. Не прекращая своей бесконечной болтовни, он запоминал голос Клэя, его лицо, походку и даже то, как он сидел. Его летную форму, его часы. Пристально разглядывая Клэя, Нью примеривался, сможет ли он стать таким же, как этот человек, принадлежащий к расе гигантов, которые пришли сюда, чтобы спасти его деревню от красных с севера.
Капитан Нью удостоверился, что Клэю достался лучший кусок мяса и отборные, без червоточинки, фрукты.
– Я защищу вас, сэр, не бойтесь, – восхищенно произнес капитан Нью.
Пища, ледяная вода, все остальное сделали свое дело. Клэй, хоть и был настороже, но чувствовал, как его одолевает усталость. Ему ни о чем не хотелось думать. Сейчас все равно ничего не решить, а обратной дороги уже не было – пришлось бы слишком многое объяснять. Он расслабился и положился на судьбу. В этот момент он находился от своей цели дальше, чем когда бы то ни было. Его не поймет никто, ни одна живая душа в целом мире. Он так тщательно все спланировал, и вот теперь все шло наперекосяк. Ему никогда не получить ответов на отчаянные вопросы, которые мучили его. Эта обезьяна, капитан Нью, продолжал трещать. Он, наверное, выпил уже целых две бутылки бурбона под такую закуску. Весь мир состоял из таких капитанов Нью. Их миллионы – повсюду, и никого, с кем можно было бы поговорить. Никого, кто бы выслушал и понял его так, как она. Когда наступил вечер, перешедший в звездную ночь, он заскучал о своей бывшей тюремщице.
На другой стороне деревни в хижине, где в темноте лежала Бернадетт, потянуло холодом. Она поежилась и очнулась. Она была голодна и ощущала на губах корку засохшей грязи. Она не подчинилась приказу. Она заблудилась и стала причиной гибели товарища по оружию, которого не знала даже по имени. И ради чего все это? Даже не во имя долга, потому что свой долг она не выполнила. Никто не поверит ей, что американец сам побежал в деревню. Она могла выстрелить ему в ногу. Она снова провалилась. Подвела Минь Хо. Ей уже никогда не поверят. Она заслуживала смерти.
Бернадетт не питала иллюзий относительно того, что ее ждет. Угроза, одетая в военную форму южан, нависла над ней, запертой в четырех стенах. Перед ней возникло лицо офицера-коротышки. То, как он смотрел на нее, не оставляло сомнений: единственное, на что она могла надеяться, это быстрая смерть. Ей не нужен был священник, но она хотела умереть чистой.
7
Ее всегда встречали здесь с таким почетом, что временами ей даже становилось неудобно. Каждый раз, приезжая в Париж, она останавливалась в этом отеле, и ее здесь уже знали по имени. Когда швейцар в ливрее распахивал перед ней дверцу такси, его суровое лицо расплывалось в почтительной улыбке. Она знала, что от нее ждут щедрых чаевых, но, в конце концов, именно на это они жили. Так или иначе, чаевых они заслуживали, поскольку были с ней изысканно вежливы.
– Добро пожаловать, мадам Уэйн-Тернер, – произнес швейцар и взглянул на небо – не понадобится ли зонтик. Она вышла из такси. Швейцар повел бровью, и тут же два мальчика в красных ливреях наперегонки бросились к чемоданам. Он проводил ее к парадному подъезду, и двери, словно по волшебству, открылись при ее приближении.
В вестибюле отеля «Интерконтиненталь» и в прилегающих к нему зданиях было несколько дорогих лавок, но Мардж и так целый день провела в магазинах. Париж ошеломлял. Она собиралась повезти дочь в Фобур Сент-Оноре, когда та вернется после экскурсии на Эйфелеву башню. Из-за стойки вышел главный портье с ключом от комнаты Мардж, в руке он держал конверт.
– Целый день вам пытался дозвониться какой-то джентльмен, – сообщил он. – Полковник Картер из американского посольства. Надеюсь, у него для вас хорошие новости.
– Я иду к себе, – сказала Мардж. – Не попросите ли вы оператора соединить меня с ним?
– С удовольствием, – ответил портье.
Когда она вошла в комнату, телефон уже звонил. Со вздохом облегчения она сбросила туфли и села на постель. Голос на другом конце провода звучал довольно дружелюбно, хотя в нем и слышалась некоторая тревога. Полковника Майка Картера не было на месте, но его секретарша сообщила, что полковник хотел бы встретиться с Мардж как можно скорее – если возможно, сразу после полудня. Нет, к сожалению, она не знает, в чем дело. Устроит ли Мардж в три часа? Мардж не возражала. Куда она должна приехать? Никуда, ответила девушка, полковнику Картеру доставит удовольствие навестить ее в отеле. Он находился на месте целый день и только что вышел перекусить.
Мардж сняла блузку и легла на широкую постель. Облака на улице, судя по всему, разошлись, и теперь в комнату врывалось солнце, освещая большую картину, висевшую над кованым камином. Она огляделась. Комната казалась розовой, чего прежде Мардж не замечала. Старинные деревянные часы показывали два. Вздремнуть уже не удастся. Что им от нее нужно? Откуда они узнали, что она здесь? Может быть, Клэй пытался разыскать ее, но это было бы странно, учитывая обстоятельства. Теперь, когда между ними все было кончено, зачем она могла ему понадобиться? А если бы захотел, то сам позвонил бы ей. Он и раньше так поступал, невзирая на время суток и где бы она ни была. Звонок через посольство – что-то новенькое, непохожее на него. Он не любил дипломатов.
Странное чувство овладело ею, когда она лежала на этой постели и в ее сознании блуждал образ Клэя. Они были женаты четырнадцать лет, но никогда он не был так далек. Даже тогда, когда полгода назад она окончательно поняла, что он для нее потерян. Он попросил ее не утруждать себя приездом в Бангкок на короткие каникулы, которые они еще раньше задумали провести вместе, не забирать девочку из школы и никому ничего не говорить. Пусть она живет как хочет, изучает что хочет и где хочет. А там видно будет.
Поначалу Мардж подумала, что муж сошел с ума, но по мере того, как от него не было никаких вестей, отчуждение нарастало, и больше она о нем не слышала. Знала, правда, что он писал дочери: одна открытка пришла из Гонконга, а вторая из Бангкока.
В последнюю их встречу все было чрезвычайно странно. Клэй приехал на похороны своей матери, и они взяли несколько выходных, чтобы поплыть на яхте во Флориду. Поначалу она обрадовалась. Муж попытался сблизиться с ней. Он был возбужден, и если бы так шло и дальше, это могло бы стать вторым медовым месяцем. Но уже на следующий день он переменился. Он говорил больше обычного – говорил, по сути, ни о чем, но не давал ей возможности ответить, словно бомбардировал ее какими-то безумными теориями. В общем, он вел себя странно. Может, это было запоздалой реакцией на смерть матери? Часто он передавал штурвал Мардж и уходил на нос судна. Он вытаскивал из кармана клочок бумаги и принимался читать. Она не спрашивала его ни о чем, но замечала, что каждый раз, когда он перечитывал эту бумажку, он менялся на глазах.
О сексе не было и речи, да она и не ждала этого. Эта составляющая их жизни началась скверно: сначала была неуклюжая возня – точь-в-точь, как предупреждала ее мать, иногда это было больно, а случалось, что, когда она уже находилась в высшей точке возбуждения, он скатывался с нее и невнятно бормотал извинения. Впоследствии это вообще прекратилось. Однако во время того последнего плавания Клэй был внимателен. Он ни разу не осадил ее и иногда даже пытался сказать что-нибудь смешное. Застаревшая злость прошла. Она и впрямь решила, что наконец-то между ними воцарился мир, о котором она так долго мечтала.
И вдруг он вновь резко изменился. Это произошло, когда они отчаливали от Форт-Лодердейла. Он заявил, что утром уезжает во Вьетнам.
– Что это значит? – спросила она.
– Все, что тебе угодно, – ответил Клэй.
– Мы же собирались провести неделю в Атланте?
– Собирались. А теперь не собираемся.
Потом он переменил тему и, направив судно в сторону порта, предложил пообедать, заодно поведав о том, как он представляет себе ситуацию. Каждый будет жить своей жизнью. Развод необязателен. Она может продолжать жить так, как жила до сих пор: жить в пляжном домике в Лодердейле или в лыжном – в Аспене. Он надеется, что она все же будет тратить деньги. Вернись в школу, делай что-нибудь, ведь тебе нравится, когда ты занята, сказал он. Все время что-то делать – это твой образ жизни, и ты всегда чем-то занималась, только без меня. Их брак, по его мнению, исчерпал себя уже давно. Внезапно он стал высокомерен и не позволял ей ответить. Если она будет настаивать, он уйдет немедленно, заявил Клэй. Больше эту тему он обсуждать не намерен.
Он много чего наговорил в тот раз. Больше, чем когда бы то ни было. В тот вечер Мардж напилась, и он уехал еще до того, как она проснулась. С тех пор он ей ни разу не позвонил и не прислал ни одной весточки.
Она лежала и вспоминала былое, как вдруг зазвонил телефон. Мужской голос представился полковником Майком Картером из ВВС США.
– Спасибо, что подождали, – произнес голос. – Сейчас ровно три часа, у нас с вами назначена встреча.
Мардж ответила, что сейчас спустится вниз, и повесила трубку. Внезапно она обрадовалась, что ей нужно выйти из этой комнаты, которая показалась ей сейчас маленькой и темной.
Майк Картер ждал ее возле лифта. Он был невысокого роста – вот и все, что она заметила.
– Может быть, зайдем в кафе, полковник Картер?
– А может, вы предпочитаете проехаться?
– Я уже ходила по городу целый день. Почему бы нам просто…
– Было бы лучше, если бы мы нашли что-то… э, более уединенное.
– Ну что ж…
Они направились к дверям. Возле них собрался, похоже, весь персонал гостиницы. У тротуара стоял черный лимузин. Портье открыл дверцу, и они забрались внутрь. Картер нажал на кнопку, подняв стеклянную перегородку, отделившую их от водителя.
– Что за секреты, полковник Картер?
– Это касается вашего мужа…
– Я так и подумала. Ну и что же с ним?
– Он пропал в бою.
– Пропал?
– Да, его самолет был сбит ракетой и взорвался, врезавшись в землю.
– Он…
– Прыжок с парашютом зафиксирован не был.
– Я хочу знать правду. Вы можете говорить откровенно.
– Он пропал без вести, миссис Уэйн-Тернер.
– Но вы должны знать что-то еще.
– Другой информацией мы не располагаем.
– Вы сказали, что никто не видел, как он прыгал с парашютом, не так ли?
– Так точно.
– Ну так скажите, что же, по-вашему, произошло – это останется между нами. Да не тяните же!
– Трудно вообразить, чтобы после этого он остался в живых.
– Значит, он мертв? Наверняка мертв. А как же иначе?
Мардж не знала, что еще сказать. Короткие вопросы, которыми она забросала полковника, истощили ее силы. Она сама не ожидала такого. Чего угодно, но только не этого.
Сказала ли она, что это ужасно? Может быть, и сказала. Ведь в подобных случаях, кажется, именно так и говорят. Что, пришла телеграмма от президента? Она не ослышалась? Нет. Он не сказал этого, но она поняла его именно так. Этот человек сообщил, что Клэя считают мертвым. Нет, только не Клэй. Ну почему он умер именно сейчас? Она всегда думала о нем так, как будто ему суждено жить вечно, как, например, Луне – и о таком же далеком.
Движение на улице было напряженным, и машина едва двигалась. Стеклоочистители кое-как справлялись с тяжелыми струями дождя. Они доползли до площади Согласия. Полковник рассказывал о том, как, где и когда происходил последний бой Клэя, но Мардж ничего не слышала.
– А он…
Картер выжидающе смотрел на нее. Глаза его словно пытались угадать вторую половину вопроса, но на лице ничего не отражалось. Он решил, что Мардж просто забыла, о чем хотела спросить. Полковнику и раньше приходилось выполнять подобные поручения, и каждый раз люди реагировали по-разному: одни начинали плакать, другие тихо всхлипывали или пытались сохранить присутствие духа. Но так или иначе, какая-то реакция была всегда. А женщина, сидевшая рядом с ним, не реагировала никак. Выражение мадонны на ее открытом привлекательном лице оставалось неизменным. Она смотрела сквозь него, словно его тут не было, и как будто минуту назад он не сообщил ей о смерти мужа.
Какой странный, этот маленький офицер, подумалось ей, на его лице написана тревога, а глаза – равнодушные. И вид у него не очень бравый. Наверное, прошел через все звания, а может, перепрыгнул через несколько, чтобы получить ранг военного атташе. Но явно – не лидер. Этот человек был просто голосом, который сообщил ей о судьбе Клэя.
– Могу ли я что-то сделать для вас? – спросил он.
– Не думаю… – Ей не хотелось обижать его. – Не знаю, полковник Картер…
– Зовите меня Майк, – сказал он и тут же пожалел об этом.
– Спасибо, – ответила она, не задумываясь над своими словами. – А я – Мардж.
Момент для фамильярности был не очень подходящим, подумалось Майку. Нужно было придерживаться официального тона, но она, кажется, ни на что не обращала внимание. В зеленых глаза женщины не было слез, и ее высокие скулы были сухими. С ним творилось что-то странное: он не испытывал к ней никакого сочувствия, только – греховное влечение. Похоже, он сходит с ума. Ее тело, обтянутое элегантным платьем, вытворяло с ним нечто непонятное. Какой-то суеверный страх охватывал полковника по мере того, как он разглядывал ее: длинные ноги Мардж были непринужденно вытянуты, она отнюдь не выглядела одинокой или потерянной, и ему захотелось обнять ее. Нет, он решительно свихнулся! Он был эгоистичным бесчувственным подонком. Как он мог? Но единственное, о чем мог думать Картер, – это как он возьмет эту женщину в охапку и унесет куда-нибудь, словно пещерный человек. С ним творился какой-то кошмар. На лбу выступили капли пота, Майк отвернулся и стал смотреть в окно, но все равно ее запах продолжал возбуждать его. Полковник изо всех сил пытался унять свое неровное дыхание. Снаружи по машине продолжал колотить ливень – глухо и прерывисто.
8
– Почему вы не пьете? – слюняво промычал капитан Нью. – Вы ничего не выпили за ночь, а ведь выпивка потрясающая – никакой подделки. Настоящий бурбон, лучший напиток в мире. После поездки в Америку я люблю бурбон.
– Нет, спасибо, капитан.
– А против того, что я пью, вы не возражаете?
– Валяйте. Вы здесь отлично устроились.
– Еще бы! У нас тут столько виски и сигарет – сколько угодно. Когда приходит вьетконг, деревенские все прячут, прикидываются бедными. Вот, ешьте еще. Хотите фруктов? – Голос капитана дрожал не меньше, чем его руки.
– Спасибо, я уже съел все, что хотел.
– Я лично отвезу вас обратно на базу – послезавтра, а может, перед выходными. К тому времени мне уж точно вернут мой джип. А пока отдохните. Для нас – огромная честь принимать вас. Господи, благослови Америку. Америка спасает нас, и мы ей за это благодарны. Я и подумать не мог, что когда-нибудь в своей деревне смогу спасти большого американского брата. И крестьяне вас запомнят. Еще долго после вашего ухода они будут слагать о вас песни.
– А вы сами здешний?
– Конечно. И родился здесь. Был лучшим парнем в деревне – сами спросите. Я единственный стал офицером. У меня есть все, что нужно здешним крестьянам: кладу в банк бумажные деньги, а потом привожу им солонину и сигареты из военной лавки. Ну и, конечно, беру золотишко у китайских торговцев в Сайгоне.
– Вашим односельчанам повезло с вами.
– Еще бы. И вам – тоже. Если бы вы пришли не в ту деревню, вас бы тут же забили палками. А я вас скоро доставлю на базу, верно?
– Нам следует поспать.
– А как насчет глотка бурбона на сон грядущий?
– Нет, спасибо.
Капитан поднялся и отвел Клэя в ближайшую хижину. Он показал циновку, на которой можно устроиться, и почти сразу ушел. Возле двери стояло ведро с водой, а пол был заставлен грудами консервных банок, коробок и корзин с фруктами. Хижина больше напоминала магазин.
