Переполох с чертополохом

      Пайн-Мэнор - наверняка один из самых крохотных домов для престарелых в обеих Каролинах, стены его обеспечивают приют какой-то дюжине постояльцев. И все равно я была удивлена, когда увидела на подъездной аллее всего два автомобиля. На одной из них был южно-каролинский номер, на плашке которого рядом с цифрами красовалось слово ДОЛЛИ. А вот владелец второго автомобиля - фургона с северно-каролинскими номерными знаками, горделиво вывел по соседству с цифрами слово НОС. Не иначе, как для того, чтобы все знали: он сует его в чужие дела.
      Я оставила свой автомобиль в лоскутке тени, которую отбрасывала груша, и поспешно засеменила к дому по короткой бетонной дорожке. К тому времени, как мне удалось прошмыгнуть в дверь, я взмокла, как только что разрезанный пополам арбуз. Нет, вы только не подумайте - я не вспотела. Мы, настоящие южные леди, воспитанные и взращенные в аристократических традициях, никогда не потеем. Просто на нашей нежной коже роса выступает. Как бы то ни было, внутри дома царила благословенная прохлада.
      Сразу при входе в этот просторный холодильник я очутилась в огромной зале, половина которой, судя по всему, служила гостиной, а вторая половина - столовой. Из-за двустворчатых дверей с местами облупившейся краской доносился веселый перезвон кастрюль и сковородок. Неведомый Долли, судя по всему, возился на кухне, наводя порядок после обеда.
      Поскольку ни консьержа, ни вахтера в Пайн-Мэноре, судя по всему, не водилось, я сразу прошествовала в гостиную, где на синей в цветочек софе примостились рядышком три крохотных старушки, укутав сухонькие лапки оранжево-черным шерстяным платком. Экран огромного настенного телевизора светился, и я с удивлением увидела, что старушки смотрят какой-то сериал, а не религиозный канал, на котором телевизионные проповедники просят вас жертвовать средства на богоугодные дела. Звук, правда, был выключен.
      Потом, правда, присмотревшись, я заподозрила, что кроткие милашки вовсе не на экран уставились, а в немом ужасе разглядывают развешанные на стенах картины. Прежде мне доводилось видеть столь ужасную и отталкивающую мазню разве что на выставках-продажах "голодающих художников". Настолько кошмарное зрелище, что любому человеку с нормальной психикой оставалось только размечтаться, чтобы несчастные голодающие поскорее откинули копыта и прекратили измываться над людьми. По сравнению с этим убожеством, "Ван Гог", доставшийся Грегу, показался бы настоящим шедевром.
      Я прокашлялась. - Извините, милые, не подскажете ли мне, где можно найти Адель Суини?
      Лишь одна из трех пар старческих глаз повернулась в мою сторону. Какой сегодня день? Вы знаете?
      - Да, мэм. Сегодня четверг.
      - Как вам мой шерстяной платок?
      - Он изумительный.
      - Его моя сестра связала, - похвасталась престарелая дама. - Бедняжка утонула вместе с "Титаником".
      - Ах, какая жалость! - воскликнула я. - Господи, но ведь это было страшно давно!
      Должно быть, в моем голосе слышалось недоверие. - Мне уже восемьдесят девять. Сестра была на четырнадцать лет старше. Вы не знаете, какой сегодня день?
      - Четверг, - терпеливо повторила я. По правде говоря, меня продолжали терзать сомнения. Нет, не из-за возраста моей собеседницы. Я была почти уверена, что "шерстяной" платок - чистейшая синтетика.
      - Сестру звали Сара. Росточком она была с канарейку. И пела ничуть не хуже. Моя Сара была профессиональной певицей. Она на инаугурации самого президента Кулиджа выступала.
      Я прикусила язык. Джона Калвина Кулиджа избрали президентом в 1923 году, через десять с лишним лет после трагедии "Титаника".
      - А какой овацией наградили Сару, - мечтательно продолжила одряхлевшая леди. - Говорят, ее даже в самом Джорджтауне* (*Престижный район Вашингтона) слышно было.
      - Знакомая актриса, - сказала я, пытаясь сменить тему. - Где-то я, по-моему, уже ее видела.
      - Я никогда не смотрю эти фильмы, - с достоинством промолвила старушка и отвернулась.
      - Но ведь телевизор включен.
      - Я не смотрю его.
      - Понимаю, вы просто за компанию со своими подружками сидите, догадалась я. До сих пор ни одна из "подружек" рта не раскрывала.
      - Они тоже его не смотрят.
      - Вот как?
      - Они спят.
      Я решила, что старая перечница водит меня за нос и, наклонившись вперед, уставилась на ее соседок. - Но ведь глаза у них открыты!
      - В таком возрасте, знаете ли, уже трудно глаза закрывать.
      - Вы это серьезно? - По моей спине пробежал холодок. А вдруг бабульки уже мертвы?
      - Да, в таком возрасте уже многое становится непосильным трудом, продолжила моя собеседница. - Доживите до наших лет, и тогда сами это поймете.
      Я уже хотела было попытаться прощупать пульс у ближайшего бездыханного тела, как вдруг оно пришло в движение. Старушка моргнула и дважды кашлянула, после чего снова погрузилась в привычное коматозное состояние.
      - Вот видите? Маргарет просто спит.
      Я поежилась. - Но ведь здесь жуткая холодрыга. Как вы можете спать?
      - Да, мой сын говорит то же самое. Ко всему потихоньку привыкаешь. Из-под платка вынырнули пять скрюченных пальцев и ощупали левый рукав синего махрового халата. - Это мне Гилберт подарил, - похвасталась она. Когда навещал меня в последний раз. Красивый, да? И к тапочкам моим подходит.
      - Да, мэм. Значит, Гилберт - ваш сын? - Голова моя пошла кругом. Возможно ли, чтобы в столь крохотном заведении сын по имени Гилберт был не у одной, а, допустим, у двух постоялиц? Но беседовавшая со мной женщина походила на Адель Суини, злобную и коварную мачеху, в такой же степени, как, допустим, на Монику Левински. При всем желании, я не могла представить, чтобы этот божий одуванчик избивал кого-нибудь проволочной распялкой.
      - Гилберт Суини, - с гордостью произнесла она. - Он, правда, доводится мне приемным сыном, но люблю я его, как свою плоть и кровь. Он живет в Рок-Хилле. Вы его знаете?
      - Я... Видите ли... Кстати, мэм, вас сегодня кто-нибудь навещал?
      - Гилберт приезжает ко мне по воскресеньям. Сегодня ведь не воскресенье?
      - Нет, мэм.
      - Конечно, он не в каждое воскресенье приезжает, Гилберт - человек очень занятый. - Она вздохнула, при этом в ее горле что-то забулькало. - У меня ведь еще и дочь есть. Хортенс Симмс. Занята она даже больше, чем Гилберт. Хортенс я не видела уже с... Какой сейчас месяц, не знаете?
      - Июль.
      - Ага. Да, кажется, Хортенс ко мне на Рождество приезжала. Хотя нет, возможно, я перепутала ее с бывшей женой Гилберта. Не помню даже, как эту стервозу зовут - я никогда ее на дух не выносила.
      Я опустилась рядом со старушкой на колени и легонько прикоснулась к ее предплечью. Даже, несмотря на толстый халат, впечатление было, будто я к кости притронулась.
      - Скажите, миссис Суини, а вам сегодня никто не звонил?
      - А какой сегодня день?
      - Четверг.
      - Нет, тогда никто.
      - Вы уверены?
      - Конечно. Гилберт звонит только в том случае, если не может приехать. А приезжает он по воскресеньям. Сегодня ведь не воскресенье?
      - Нет, мэм. - Я встала. Поразительно, неужели никто не удосужился известить ее о смерти сына? Хотя, с другой стороны, она могла и забыть об этом.
      Я, запинаясь, пробормотала слова прощания, и уже хотела было улизнуть, когда заметила в проеме двери, ведущей, по всей вероятности, в спальные комнаты, какого-то тощего мужчину в болотного цвета комбинезоне, который висел на нем мешком. В глаза мне бросились его уши, непомерно огромные и оттопыренные. В жизни не видела подобных у живых людей, исключая, разве что, принца Чарльза. Хотя, по правде говоря, воочию я принца никогда не лицезрела, но зато фотографий видела предостаточно. И четко уразумела, что стоит только ветру дунуть на Виндзор с нужного направления, и наследник британского престола взмоет в небеса.
      - Скажите, сэр, - обратилась я к лопоухому незнакомцу в мешковатом одеянии. - Вы не техник?
      Хотя нас с ним разделяли футов двадцать, он, судя по всему, меня не слышал. Возможно, то, что я приняла за уши, на самом деле были мини-кондиционеры.
      - Извините, сэр, - снова воззвала я. - Вы не смогли бы немного кондиционер подвернуть? Здесь просто ледник.
      Ушастый недоуменно пялился на меня, недвижный и немой. Возможно, иностранец, подумала я, без всякой задней мысли. Лично я ничего против иностранцев не имею, даже если они из Мичигана* (*штат на Северо-западе США). Широко улыбаясь, я направилась к нему.
      - Холодно здесь! - выкрикнула я, когда между нами осталось всего несколько шагов. - Жутко холодно. Вы не можете отключить кондиционер?
      - Извините, мэм, - промямлил он, обнажив длиннющие зубы, и бегом устремился к выходу. Проводив его недоуменным взглядом, я увидела, как он вскарабкался в фургон с табличкой "НОС". Тут же взревел мотор, заскрипели покрышки, и фургон, взметнув фонтан гравия, умчался прочь.
      Я повернулась к Адель Суини. - Кто этот мужчина?
      - Какой мужчина?
      - Ушастый. Или, вернее, Нос - если это его фамилия. Только что здесь был.
      - Кто, Гилберт? Здесь был мой приемный сын?
      - Нет, мэм, это был не Гилберт.
      Престарелая женщина понимающе кивнула и уставилась на экран телевизора. Потом спросила: - Какой сегодня день?
      - Четверг, мэм.
      - Бесполезно с ней разговаривать.
      Я круто развернулась и очутилась лицом к лицу с высокой молодой женщиной в белой униформе, которая состояла из рабочего халата, брюк и туфель на толстенной подошве. Плечам амазонки позавидовал бы молотобоец, а пузику - мексиканка, которая, если верить нашему телевидению, родила недавно сразу шестерых. Но самое поразительное впечатление производил необъятный зад незнакомки - небольшая семья вполне могла устроиться на нем с пикником.
      - Она не помнит ни одного вашего слова, - добавила женщина. Полнейший склероз.
      Я беспомощно взглянула на Адель, которая уставилась куда-то в сторону.
      - Можно вас на минутку? - Я кивком отозвала копьеметательницу в сторону. К моему удивлению, она послушалась. Мы уединились в отведенной под столовую части зала, откуда, как я надеялась, долгожительницы не могли нас услышать. Насмотревшись фильмов про природу, я четко усвоила, что некоторые птицы и рептилии, пытаясь казаться больше и страшнее, чем они есть, угрожающе раздуваются. Не имея ни перьев, ни воздушного пузыря, я расставила ноги шире и встала, подбоченившись и растопырив локти. Роста мне этот прием, понятно, не прибавил, но зато вширь я раздалась едва ли не вдвое. - Как вы смеете так при ней разговаривать?
      Тяжелоатлетка опешила. - Извините, мэм, я не хотела вас обидеть. Честно. Это ваша мать, да?
      - Ну, нет. Моя мать гораздо моложе. Но почему никто не удосужился известить старушку, что ее сын умер?
      - Да потому, что мне самой никто этого не сказал, вот почему.
      - А где тут главный?
      - Главная - я, мэм.
      - А кто вы?
      - Меня зовут Долли Бакстер. Я здесь работаю.
      - А я - Абигайль Тимберлейк. Вы - медсестра?
      Долли улыбнулась, продемонстрировав мне, что за свою короткую жизнь успела лишиться одного из глазных зубов. - Нет, я не медсестра, мэм. Медсестра только по утрам на часок заглядывает. Я же просто ухаживаю за этими клушами.
      Мои руки повисли по швам. - И кроме вас, здесь никого больше нет? Я имею в виду обслуживающий персонал.
      - Я дежурю до шести. Потом начинается ночная смена.
      - Понятно. А кто этот мужчина, который здесь только что был?
      - Понятия не имею. Посетители приходят и уходят. Хотя чаще всего из чужих здесь вообще ни души не бывает. Это ведь не обычный дом престарелых. Это то, что я называю НПКМ. Да, и в любом случае, я была на кухне и никого не видела.
      - Что такое НПКМ?
      - "Не приставайте ко мне". Богатые люди пристраивают сюда своих престарелых мамаш, когда те им окончательно осточертевают. Особых болячек у них, как правило, нет, просто старческий маразм одолевает. Вот взять, например, мисс Адель. Я даже не подозревала, что у нее сын есть. Насколько я помню, за исключением святого отца, ее никогда никто не навещал.
      - А дочь?
      - Никаких дочерей я тоже в глаза не видела. Кто-то, правда, говорил, что у Адель есть дочка. Вот почему я и решила, что это вы.
      - Нет, я с ней ни в каком родстве не состою.
      - Поймите меня правильно, мисс Тимберлейк, я хорошо забочусь об этих славных старушках. Они получают все, что им нужно.
      Я задушевно улыбнулась. - Не сомневаюсь.
      Я попыталась представить здесь свою маму. Потом попробовала вообразить, что мы с мамой живем вместе, а я должна за ней ухаживать. Да, верно в Пайн-Мэноре было прохладно, но зато полы поражали чистотой, да и пахло вполне пристойно.
      - Сколько у вас здесь постояльцев?
      - Сейчас всего шестеро. Причем все - женщины.
      - А где остальные?
      Долли перевела взгляд на софу. - Так, посмотрим... Мисс Герди всегда дремлет здесь после обеда. Мисс Лотти... Порой мне кажется, что она предпочитает жить в ванной. Так, теперь мисс Альма Лу - она может быть где угодно. Порой, вы уж меня извините, мэм, она даже по чужим вещам шарит. Долли повернулась и потрусила по короткому коридору, ее необъятные ягодицы колыхались, словно паруса каравелл Колумба на ветру.
      Дожидаясь, пока она вернется, я увидела на стене термостат и подошла взглянуть на температуру. Семьдесят пять градусов* (*По Фаренгейту. Около 24оС). Не так уж холодно. Должно быть, я замерзла из-за выступившей на моей коже росы. Ведь моя мама тоже устанавливала летом термостат на семьдесят пять градусов.
      - Мисс Тимберлейк?
      Я испуганно вздрогнула и повернулась. - Я ничего не трогала.
      - Дело не в том, мэм. Мисс Альма Лу. Она куда-то пропала.
      Глава 11
      - А черный ход здесь есть?
      - Да, мэм, но только мы держим его запертым. Я понимаю, что это нарушение правил противопожарной безопасности, но некоторые наши дамы - в особенности, как раз Альма Лу - вечно слоняются, где ни попадя. Так что он заперт.
      - Может, когда я вошла, она выскользнула через парадную дверь и...
      - На помощь! Помогите! - сдавленные крики доносились, казалось, из конца коридора.
      - Мисс Альма Лу! - Несмотря на свои внушительные габариты, Долли передвигалась с поразительным проворством, только вот поворот за угол дался ей с превеликим трудом. Две трети ее могучего тела благополучно свернули налево, в то время как зад продолжал двигаться вперед. В результате, ее занесло, и она едва не упала.
      - Вам антиблокировочная система нужна, - посоветовала я на бегу, с трудом поспевая за ней.
      - На помощь! - снова послышался жалобный голос.
      Долли пошатнулась, но на ногах удержалась. - Кричат из комнаты мисс Адель.
      Мы вихрем пронеслись по холлу, я висела на пятках у Долли. По счастью, спальня Адель находилась прямо по курсу, и по пути нас подстерегало лишь одно коварное препятствие: альков с левой стороны. Долли, способная ученица, лихо затормозила перед самой дверью, а вот я, хотя и прыткая, но не столь быстрая в выработке условных рефлексов, на полной скорости врезалась в нее и сшибла не ожидавшую такого подвоха беднягу с ног. Что ж, по крайней мере, я совершила мягкую посадку.
      - Долли, вы целы?
      - Да, мэм. - Она поднялась сама, отвергнув мою протянутую руку. - Но только я никак не возьму в толк, где мисс Альма Лу.
      - Это дверь в ванную?
      - Да, мэм. - Долли проковыляла в ней и заглянула внутрь. - Но и там никого нет.
      - Спасите!
      Я едва не выпрыгнула из собственной шкуры. Крик явно доносился из-за небольшой двери позади меня. За ней скрывалось что-то вроде встроенного шкафа.
      Долли рывком распахнула дверь. - Мисс Альма Лу!
      - Ну наконец-то!
      Я уставилась на эту фею. Я и сама вполне могла стать такой лет через сорок. Да, ее жиденькие волосы были белыми, как сахарная пудра, а на коже было больше морщин, чем на вчерашней пицце, но глаза Альмы Лу так и лучились жизнью. Вот только нос совсем не походил на мой. Нос старушки напоминал по форме картофелину с полей Айдахо, причем присобаченную совершенно случайным образом, без какой-либо логики. Впрочем, присмотревшись ближе, я решила, что столь необычная лицевая диспозиция объясняется попросту отсутствием зубов. Альма Лу, определенно, забыла свою вставную челюсть.
      - Куда вы смотрите, дитя мое? - прошамкало сие создание.
      Я поспешно отвернулась. - Никуда, мэм.
      - Не грубите мне, девочка. Как вас зовут?
      - Абигайль Тимберлейк.
      - Тимберлейк... Что-то не припомню вашу фамилию. А кто ваши родители?
      - Уиггинсы. Мозелла Уиггинс - это моя мама.
      - Ах, Уиггинсы. Да, очень приличные люди. Бывают и лучше, конечно, но эти вполне сносные.
      Я негодующе ахнула. - Как вас понимать, мэм?
      Долли хихикнула. - Я забыла вас предупредить, мисс Тимберлейк. Мисс Альма Лу привыкла резать правду-матку.
      - Наверняка какой-нибудь янки лазил под юбку к ее матери, - процедила я себе под нос. Поверьте, на самом деле я так вовсе не думала. Во всем виноваты стресс и дурная наследственность.
      - Янки? - От негодования впалые щеки мисс Альмы Лу зарделись нездоровым румянцем. - Да мой дед, если хотите знать, воевал под руководством самого генерала Брэкстона Брэгга в битве при Чаттануге! И он геройски погиб на Мишинери-Ридж!* (*битва 24-25 ноября 1863 г., в которой армия конфедератов потерпела крупное поражение).
      - А мой дед погиб во время Первой мировой войны, но я не прячусь в стенных шкафах, - отшила я.
      Альма Лу запыхтела, как примус под внезапно заморосившим дождем.
      Долли хлопнула в ладоши, привлекая наше внимание. - Мисс Альма, а что вы делали в шкафу?
      - Если вам это так уж любопытно, то я искала свою вставную челюсть.
      - А каким образом ваша вставная челюсть очутилась в шкафу мисс Адель? - не унималась Долли.
      - Я ела яблоко, которое нам дали к обеду. Как, по-вашему, можно жевать яблоко без зубов?
      Долли вздохнула. - А каким образом ваша вставная челюсть очутилась в шкафу мисс Адель?
      - Да я сама ее туда спрятала. В следующем месяце мне, между прочим, девяносто исполнится. Неужели я до сих пор должна все объяснять?
      - Поскольку речь идет о чужом шкафе, то - да.
      Я укоризненно покачала головой. - Девяносто лет, а все по шкафам шарите!
      Альма Лу горделиво дернула головой. - Что вы сказали, деточка? К вашему сведению, дверца захлопнулась, и я оказалась в плену.
      Долли недоверчиво покачала головой. - Да что вы, мисс Альма Лу? Здесь и защелки-то нет. И вообще, вылезайте, прошу вас.
      Альма Лу устремила на меня испепеляющий взгляд. - А что она здесь делает?
      - Не ваше дело, - прошипела я.
      Альма Лу растопырила свои паучьи ножки, и уперлась сухенькими ручками в стенки шкафа. - Я буду здесь сидеть столько, сколько мне заблагорассудится, - заявила она.
      Долли скрестила руки на груди. - Ну и прекрасно. Оставайтесь здесь. Я сейчас принесу вам подушки, одеяло и постельное белье. Думаю, мисс Адель обрадуется, что отныне вы будете жить здесь вдвоем.
      Альма Лу смерила меня задумчивым взглядом. - Вы с ним, да?
      - С кем? - недоуменно переспросила я.
      - С ушастым мужчиной.
      Я шагнула вперед. - А при чем тут он?
      - Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца, деточка, - сухо сказала старушка. - Я воробей стреляный. У вас такой же вороватый вид, как и у него. Вас ведь мой племянник ко мне подослал, не так ли?
      - Простите, не поняла.
      - Я ничего не подпишу, - отрезала Альма Лу. - Можете хоть на месте меня пристрелить. А племянничку моему передайте, что он не унаследует и ломаного гроша. Валяйте, вынимайте пистолет.
      - Но у меня нет пистолета, - миролюбиво промолвила я.
      - Зато у него есть. Зовите его, не стесняйтесь. Давайте с этим покончим. Смерти я не боюсь.
      Я шагнула еще ближе к ней. Дело принимало неожиданный оборот.
      - Вы хотите сказать, что лопоухий мужчина в спецовке угрожал вам пистолетом?
      В ответ Альма Лу, словно подрубленная, упала на колени. А точнее даже сложилась, как покореженный временем и непогодой складной деревянный стул. - Рубите мою старую седую головушку, стреляйте, режьте, но ничего я вам не подпишу.
      Я попятилась. - Головушка ваша седая, бабуля, спору нет, но ни стрелять, ни резать, ни даже печь вас на медленном огне я не намереваюсь, честное слово.
      Долли цепко ухватила меня за локоть и увлекла за собой в холл. - Вы уж извините, мисс Тимберлейк, на нее такое нередко накатывает.
      - Вы имеете в виду манию преследования?
      - Да, ей мерещится, что племянник собирается наложить лапу на ее сбережения. Хотя, по правде говоря, мисс Тимберлейк, мне не верится, что у нее племянник есть. За три года, что я присматриваю за этими сумасбродками, ее ни разу никто не навестил.
      - Но деньги-то хоть у нее есть?
      Долли пожала могучими плечами. - Счета свои она оплачивает. Но характер - не сахар, сами видите. Так и норовит в чужих вещах порыться. И всякий раз изобретает какие-то небылицы. Вдобавок вечно все теряет. Вставную челюсть, например, только на этой неделе уже трижды теряла.
      - Ясно, - сочувственно промолвила я. - Послушайте, Долли, я знаю, что вы были на кухне, но, быть может, раньше вам приходилось видеть здесь мужчину с невероятно огромными ушами? Помесь африканского слона с Мики Маусом.
      - Белого?
      - Да.
      Долли осклабилась. - Для меня все вы, белые, на одно лицо.
      - То есть, не видели?
      - Нет. - Долли огляделась по сторонам. - Пожалуй, я вернусь к мисс Альме Лу. В прошлый раз я ее челюсть в туалете нашла.
      Я распрощалась с Долли, а по пути к выходу заглянула в гостиную. Мисс Адель сладко почивала с открытыми глазами и с открытым ртом. Укутав напоследок спящую троицу платком, я мысленно попрощалась со старушками и, сделав глубокий вдох, распахнула дверь и шагнула в знойное пекло.
      Хотя в зеркальце заднего вида ни одной машины не было, меня упорно преследовало ощущение, будто за мной следят. Как говорит моя подруга, Магдалена Йодер, самая обычная догадка женщины в сто раз правдивее, чем любые факты в изложении мужчин. И, по-моему, она права. Многим из нас куда полезнее доверять собственному чутью, нежели полагаться на логику. Поскольку я всегда считала, что нюх меня не подводит (хотя до мамы мне в этом отношении далеко, как до Венеры), то и на сей раз решила проверить правоту своих ощущений.
      Примерно через полторы мили после Пайн-Мэнора дорога круто сворачивает вправо, а на самом повороте маячит небольшая, но довольно густая рощица. И вот, перед самым поворотом я сбросила газ, а сразу за поворотом совсем съехала с дороги, пристроившись в тени деревьев.
      Не прошло и нескольких минут, как мимо с ревом пронесся "Харлей-Дэвидсон". Отмахав примерно четверть мили, мотоциклист притормозил и оглянулся. Мне показалось, что он смотрит прямо на меня, хотя судить об этом мешали клубящиеся испарения от раскаленного асфальта.
      - Ага, - сказала я и, вспомнив о том, чему меня, лихую и азартную девчонку, учили давным-давно в школе водительского мастерства, круто развернулась и вдавила педаль акселератора до упора. В зеркальце заднего вида дорога и мотоциклист вибрировали и мерцали. Причем мне показалось, что они приближаются.
      - Береженого бог бережет, - сказала я и перешла к плану Б.
      По счастью, будучи подростком-сорвиголовой, я, осваивая искусство управления железным конем, каталась с инструктором не только по проселочным дорогам округа Йорк. Нет, я гоняла без удержу по всем закоулкам и буеракам, благодаря чему прекрасно ориентировалась в этом лабиринте. Так вот, помня, что ближайшая за Пайн-Мэнором дорога, ведущая в противоположном направлении это гравийный проселок, который петляет и извивается вдоль небольшой речушки, до самого пересечения с автострадой 901, я свернула именно туда, Мотоциклист, понятное дело, последовал за мной, хотя и запоздал. В итоге, мне посчастливилось избавиться от него после первого же поворота, если, конечно, он и вправду меня преследовал. К тому времени как я выбралась на шоссе, чутье подсказывало, что никакая опасность мне больше не грозит. Я даже почувствовала себя последней дурехой, однако - не простой, а сбереженной богом.
      В этом безмятежном состоянии духа я и совершила роковую ошибку.
      Глава 12
      Я покатила прямиком к дому Королевы. Как-никак, но именно она главная сплетница в Рок-Хилле. Если кто и знал подробности о самоубийстве Гилберта Суини, так это она. Не зря ведь говорят, что для сплетен у нее есть специально встроенное ухо, не уступающее по чуткости локатору нетопыря. Возможно, я слегка преувеличиваю, но вы наверняка понимаете, что я имею в виду. Да, от этой женщины ничего не укроется.
      А вот проживает Ее Величество вовсе ни в одном из новых, кичащихся показной роскошью кварталов, населенных толстосумами; ее величественный, но не слишком броский двухэтажный особняк в стиле греческого Возрождения разместился в старинной части города. Я оставила машину в тени развесистого иволистного дуба и направилась к дому по длинной дорожке, выложенной плиткой. Аккуратный газон из овсяницы и искусно подстриженные камелии вокруг дома подтверждали слух, что Сами-знаете-кто держит садовника.
      Представьте мое удивление, когда дверь мне открыла сама Великая женщина, а не какой-нибудь дворецкий в ливрее. Впрочем, и сама Королева, похоже, удивилась не меньше моего.
      - Ах!
      - Здравствуйте, миссис Хант. Меня зовут Абигайль Тимберлейк. Могу я с вами переговорить?
      - Э-ээ... видите ли... я сейчас довольно занята. Может быть, вы позвоните, и мы договоримся о встрече в более подходящее время. - Язычки прохладного воздуха, проникавшие изнутри в открытую дверь, приятно лизали мои икры.
      - Миссис Хант, я буквально на минутку, - взмолилась я. - Честное слово.
      Вдруг августейшие очи понимающе прищурились. - А, это ведь вы были вчера в церкви, да? И уплатили бешеные деньги за какую-то идиотскую картину.
      - Да, мэм.
      - Вы хоть поняли, что это грубая подделка?
      - Да, мэм. Но мне очень понравилась рамка.
      - Послушайте, милочка, мне, наверно, проще выкинуть на ветер такие деньги, чем вам. Пожалуй, я выкуплю у вас эту картину за ту же сумму. Может, даже уговорю отца Фосса повесить ее в своем кабинете.
      - Извините, мэм, но я приехала к вам вовсе не для того, чтобы продать картину. - Присцилла Хант была старше меня всего на пару лет, и тем не менее я обращалась к ней, словно ученица к наставнице. Я понимала, что веду себя как последняя дура, но поделать ничего не могла. Воспитанная матерью-южанкой, я привыкла соблюдать этикет уважения старших уже с шестилетнего возраста.
      - Тогда что вас ко мне привело?
      Прохладный воздух приласкал мои ляжки. - Я здесь по поводу Гилберта Суини.
      - Вот как? И что же вас интересует?
      - Дело в том, что моя мать - Мозелла Уиггинс - сказала, что он мертв.
      Присцилла Хант вперила в меня испепеляющий взгляд.
      Словно надеялась, что я исчезну. Вполне возможно, что так оно и случилось бы, не пригласи она меня войти. Мне приходилось слышать страшилки о людях, которые буквально испарялись в июле под жгучим каролинским солнцем.
      - Это правда, мэм?
      - Да, - сказала Присцилла и испустила душераздирающий вздох. Входите.
      Я проследовала за ней мимо строго обставленной гостиной (сюда, определенно, допускались лишь посетители рангом повыше, чем я), в кабинет. Там Королева милостиво разрешила мне расположиться в кресле-качалке, обтянутом розовато-лиловой тканью с вышитыми на ней золотыми коронами. Сама Присцилла Хант устроилась на складном стуле, обтянутом итальянской кожей кремового цвета. Кто бы мог представить, что некоронованная королева Рок-Хилла восседает на складном троне!
      - Чаю хотите? - предложила она. - С печеньем.
      - Это было бы крайне любезно с вашей стороны, - сказала я. Меня мучила лютая жажда, но я бы в любом случае сказала "да", даже если бы меня распирало от поглощенной жидкости. В тот миг я, кажется, все бы отдала, чтобы посмотреть, как Королева Рок-Хилла станет мне прислуживать.
      Как я и подозревала, чай оказался растворимым, а печенье - обычными крекерами, и тем не менее я насладилась сценой сполна. Разумеется, я помнила о своих манерах, и рассыпалась в благодарностях, расхваливая угощение на все лады, пока мне самой не стало неловко.
      - Ну а теперь, - промолвила Присцилла Хант, откидываясь на спинку кресла, - скажите мне, что именно вы слышали про смерть Гилберта.
      - Мне сказали, что он сам свел счеты с жизнью. Это правда?
      Королева кивнула. - Да, я только что разговаривала об этом с Альбертом Синглтоном, - сказала она, ссылаясь на нового шефа полиции Рок-Хилла. Официальный вердикт гласит "самоубийство".
      - Снотворное?
      Присцилла отхлебнула чаю, и я со злорадством отметила, что она чавкает. - Судя по всему, не только, но всех подробностей я не знаю. А почему вас это так интересует, милочка?
      Я в свою очередь отпила чаю. Разумеется, совершенно бесшумно. Разведка донесла, что в посмертной записке речь шла и обо мне.
      На лице Королевы отразилось непритворное изумление. - А это вам кто сказал?
      - Не могу раскрывать своих осведомителей, - отшутилась я.
      Она снова зачавкала, как подросток, поглощающий остатки ванильного коктейля. - Думаю, что ваши источники недостаточно надежны?
      Я смерила ее взглядом. - Вы заблуждаетесь, мэм. Судя по всему, первичная информация исходила из ваших уст.
      Королева нахохлилась, кремовое кресло скрипнуло. - Я хотела уберечь вас от неприятных подробностей, но, коль скоро вы настаиваете, готова поделиться ими с вами.
      - Будьте любезны.
      - Вчера вечером бедненький Гилберт Суини совершил роковую ошибку. Дело в том, что эта злополучная картина принадлежала его мачехе. И, хотя копия была просто омерзительная, старушка была очень к ней привязана. И сейчас она просто убита горем.
      Насколько показалось мне, Адель Суини было глубоко наплевать на эту картину. Судя по всему, ее интересовало одно: какой сегодня день. Но я не стала раскрывать карты.
      - Известие о смерти Гилберта, должно быть, вконец ее доконало, предположила я.