Гость из бездны

Товарищи шутили, называя эти периодические исчезновения “периодами улитки”. Но Люций вскоре возвращался, каждый раз удивляя весь ученый мир новой проблемой, за которую следовало немедленно браться всем вместе, решать силами всей мировой биологии.

Шло время, и “периодов улитки” стали ожидать с нетерпением. Они приносили новое. Они ощутимо двигали науку вперед!

Люций был еще молод. По понятиям людей восемьсот пятидесятого года девяносто—сто тридцать лет были порой зрелости, а отнюдь не пожилым возрастом. А Люцию было только восемьдесят.

Никто еще не произнес в связи с его именем слова “бессмертие”, но Мунций, позабывший, когда сам был избран в члены Совета, видел и понимал, что имя его сына рано или поздно будет выбито на стене Пантеона — величайшая честь для человека новой эпохи.

Люди не ждали смерти ученого для того, чтобы увековечить его имя. Это часто делалось при его жизни.

Кто из ученых втайне не мечтал добиться столь великой чести. Благородное честолюбие — украшение человека!

Люций, незаметно для себя, становился во главе биологов всей Земли. Еще за глаза, но уже многие признанные ученые называли его “Учитель”. Было ясно, что очень скоро это слово будут произносить открыто.

В то время, когда произошло падение болида, вызвавшее вес последующие события, значения которых еще никто не мог даже заподозрить, Люций находился в очередном “периоде улитки”. Но, несмотря на то, что его мозг был занят очень серьезной проблемой, ученый не мог не заинтересоваться редчайшей находкой Владилена.

Памятники старины хранились очень тщательно. Человечество не забывало прошлого. Решение о снятии какого-либо монумента выносилось специальной комиссией исторической секции Совета. Правда, могильные памятники были сняты вес сразу много веков тому назад, когда были ликвидированы вес кладбища, а имена достойных занесены на золотые доски, установленные внутри, на стенах, и вокруг Пантеона. Но было странно, что памятник, установленный на могиле героя, мог развалиться от времени и погрузиться в землю. Это казалось необъяснимым.

Когда Мунций улетел, чтобы в стенах археологического института тщательно изучить куски мрамора и заняться розысками материалов о героях с фамилией “Вол…ы”, Люций вернулся к прерванной работе. Но забыть, выбросить из головы все, кроме изучаемого вопроса, на этот раз никак не удавалось. Он все время помнил о памятнике и ожидал известий от отца.

Наконец Мунций вызвал сына к телеофу.

Ничего интересного, однако, Люций не узнал во время этого первого свидания.

Мунций сообщил, что работа продвигается медленно, так как оказалась значительно труднее, чем предполагалось вначале. Бурная эпоха зарождения коммунистической эры оставила после себя необозримое море архивных материалов. Найти среди этого изобилия нужный документ было совсем не просто, несмотря на идеальный порядок, в котором эти документы содержались.

На золотых досках Пантеона удалось обнаружить тридцать две фамилии, схожие по длине и по первым трем буквам. Нужно было найти материалы обо всех тридцати двух, чтобы определить, кто из них был похоронен на том месте, где нашли обломки памятника.

— Мне помогают семь человек, — сказал Мунций. — Но работа движется буквально черепашьими темпами. Пока удалось только твердо установить, что героев-братьев с фамилией, начинающейся на “Вол…”, не было ни в первом, ни во втором веке коммунистической эры. А начиная с третьего века это звание вообще больше не присваивалось Здесь мы, похоже, ошиблись. Как дела у Владилена?

— Пока ничего не удалось найти, — ответил Люций. Поиски недостающих кусков мраморного памятника не увенчались успехом. Под поляной и в ближайших районах леса их не было. Надежда узнать имена и отчества героев, что значительно облегчило бы розыски, рухнула. Предстояло и дальше искать почти что вслепую.

— Я начинаю допускать, — сказал Мунций во время одного из последующих свиданий у телеофа, — что фамилия на памятнике была написана несимметрично. В этом случае буква “Ы” могла быть не последней. На одной из досок Пантеона я видел, например, фамилию Героя Советского Союза Ивана Архиповича Володных. А если буква “Ы” не последняя, то фамилия написана не во множественном числе, а в единственном. Наша задача, естественно, сильно усложнится. Еще хуже, если буква “В” не первая и перед ней были другие. Тогда придется искать не по фамилии, а по месту, где находилась могила. Представляешь себе трудности такого поиска?

— Так что же делать? — спросил Люций, всматриваясь в явно утомленное лицо отца. — Может быть, прекратить розыски?

— Искать! Еще и еще раз — искать! Я теперь не успокоюсь, пока не добьюсь успеха.

Прошел месяц.

И вот как-то утром Мунций вызвал сына к телеофу я сообщил, что прилетит в середине дня. И не один, а с врачом Ио.

Люций не обратил внимания на имя, названное отцом.

— Документы нашлись? — спросил он.

Не отвечая, Мунций задал встречный вопрос:

— Где Владилен?

— Он еще здесь.

— Попроси его прилететь к тебе. Его помощь может понадобится. Мы будем скоро, ждите нас!

И Мунций выключил телеоф, так и не удовлетворив любопытство сына.

Но Люций понял, что отец находится в отличном расположении духа Это говорило о том, что им достигнут какой-то результат.

Владилен прилетел сразу, как только узнал о предстоящем прилете Мунция.

— Меня интересует история этого памятника, — сказал он, здороваясь с Люцием. — Вы не знаете, зачем я могу понадобиться?

— Не имею ни малейшего представления. Мой отец иногда любит задавать загадки. Так и в этот раз. Он мне ничего толком не рассказал.

— А кто такой Ио?

— Какой-то врач. Вероятно, знакомый отца, который, как и вы интересуется находкой.

— Вы его знаете?

— По-видимому, нет. Я знаю, и знаю очень хорошо, другого Ио. Но тот так известен, что и вы не можете не знать его.

— Вы говорите об Ио — члене Совета?

— Да.

— Его все знают. Так же, как вас, Люций. А не он ли это?

— Конечно, нет. Ио не такой человек, чтобы поддаться обыкновенному пустому любопытству. Исторические памятники его не интересуют.

— А вот вас они интересуют, — заметил Владилен. — И это очень хорошо. Нельзя замыкаться в рамках одной какой-нибудь науки, не правда ли?

Люций промолчал.

Немного погодя на площадку перед домом Люция опустился арелет бледно-голубого цвета. Аппарат был двухместный, и из него вышел Мунций и за ним очень высокий худощавый человек с седыми волосами.

Люций вздрогнул, увидя его.

— Вы были правы, — сказал он. — Но что это значит? Зачем он здесь?

— Выходит, он более любопытен, чем вы думаете, — тихо сказал Владилен, направляясь вслед за хозяином дома навстречу прилетевшим.

Люций с сомнением покачал головой.

Ио ничем не выразил удовольствия от встречи. Он рассеянно пожал руки Люцию и Владилену и отрывисто бросил:

— Рад видеть!

“Все тот же, — подумал Люций. — Нисколько не изменился”

— Я никак не мог предположить, — сказал он вслух, — что отец говорил мне именно о вас. Тем более рад такому неожиданному и приятному сюрпризу.

— Кажется, — ответил Ио, не реагируя на слова Люция, — наши ты “грозят” осуществиться. Вот потому я и здесь.

— Какие мечты?

— Сейчас все узнаешь, — недовольным тоном сказал Нунций. — Никогда не надо забегать вперед.

Люций предложил устроиться на веранде или пройти в зал. гости предпочли веранду.

Когда все уселись у круглого стола, Люций приготовился терпеливо ждать рассказа и объяснений. Он хорошо знал, что Мунция торопить бесполезно. Владилен не осмеливался первым задать вопрос людям, которые были значительно старше его. Но Ио не имел намерения ждать.

— Говорите, Мунций! — сказал он. — Время идет. Надо приступать к поискам.

— Если дело идет о поисках недостающих кусков мрамора, то их нет в земле. Теперь я могу поручиться за это, — сказал Владилен.

— Жаль, конечно, — ответил ему Мунций. — Но сейчас нас интересует другое. Так вот, Люций, — продолжал он, обращаясь к сыну, — я ошибся. Но ошибка оказалась не столь уж значительной. Я думал, что под мраморным памятником были похоронены два брата-героя. Для такого заключения было достаточно оснований. Оказалось, что не два брата, а муж и жена. Муж и жена, — повторил он. — Дмитрий Волгин и Ирина Волгина.

— Ирина Волгина! — воскликнул Люций. — Как странно! Каждый раз, бывая в шестьдесят четвертой лаборатории, я вижу се бюст, установленный в вестибюле. Ведь Ирина Волгина была врачом. Не правда ли, это очень странно, что мы столкнулись с ее именем в связи с этой загадкой?

— Не вижу ничего странного, — сказал Ио.

— Значит, муж Ирины тоже был Героем Советского Союза?

— Да. Именно из-за него я и явился к вам, — ответил Ио. Люций и Владилен посмотрели на него с удивлением.

— Сейчас поймете, — сказал Мунций. — Я продолжаю. Под мраморным памятником были похоронены сперва Ирина, а затем Дмитрий Волгины. Они умерли в разное время. Могила находить в центре парка одного небольшого городка. Этот городок был снесен в середине третьего века коммунистической эры, и на его месте выращен лес, который растет здесь и поныне. Памятник остался в густом лесу. И постепенно о нем забыли. Вероятно, считали, что он снят. Сейчас уже невозможно восстановить истину, да это и не столь важно. Факт, что о нем забыли и он постепенно развалился от времени. Согласен, что это редкий случай, — сказал Мунций, точно отвечая на замечание, которого никто из присутствующих не произнес. — Даже очень редкий случай. Но это факт. Для нас сейчас интереснее другое. Ирина погибла во время войны, и ее похоронили в обычном для того времени деревянном гробу. Разумеется, от нес не осталось ровно ничего. Но не так получилось с Дмитрием. Он умер в Париже, который был столицей бывшей Франции. Его тело было запаяно в свинцовый гроб. То есть гроб запаян, — поправился Мунций. — И отправлен на родину, в бывший СССР. Мужа похоронили рядом с женой. Тогда и появилась на памятнике надпись, которая ввела нас в заблуждение. Любой мог ошибиться. Ничего удивительного здесь нет. Так вот! Под памятником было два гроба: один деревянный, другой свинцовый наглухо запаянный…

Люций вскочил.

— Понял! — вскричал он, перебивая Мунция. — Теперь я знаю о каких мечтах вы говорили, Ио. Надо попытаться найти этот свинцовый гроб.

— Вот именно! — Ио в первый раз улыбнулся. — Найти непременно, так как он никуда не мог исчезнуть. Свинец — не дерево И если гроб был хорошо запаян…

Сильно возбужденный Люций вторично перебил собеседника

— Ваше мнение, Владилен? — спросил он.

— Могу только сказать, что поблизости от поляны никакого гроба нет, — уверенно ответил молодой ученый. — Мы не могли не заметить столь объемистого предмета.

— Завтра прибудут два геолога, — сообщил Мунций. — Ведь ясно, что гроб перенесен на другое место силой подземных вод или, возможно, сдвигами почвы. Придется затратить много труда, но поискать стоит. Такого счастливого случая может никогда больше не представиться.

На этом закончился памятный для Люция (но не для Ио, который никогда не жалел о сделанном) разговор.

На следующий день начались поиски.

Это была не легкая задача — найти в земле, в совершенно неизвестном месте, свинцовый гроб, переместившийся почти за два тысячелетия под землей неизвестно куда и погрузившийся неизвестно на какую глубину.

Но упорство людей преодолевало и не такие трудности. На помощь прибыло несколько десятков человек, как только о намерении четырех ученых стало известно. Работы развернулись широким фронтом.

Геологическое исследование местности не дало никаких определенных результатов. Следов подземных источников не нашли. Ученые-геологи разошлись во мнениях относительно почвенных сдвигов, происшедших за две тысячи лет.

Пришлось приступить к поискам без всяких указаний, сие генсеки осматривая недра земли с помощью видеоскопов и извлекая на поверхность все, что вызывало хоть малейшее подозрение. Такой метод требовал много времени и сил.

Поиски велись по концентрическим кругам, радиус которых степенно увеличивался. Разведчики минувшего все дальше и дальше удалялись от поляны.

Проходили недели, но вес было тщетно. Гроба Дмитрия Волгина обнаружить не удавалось.

Многие теряли терпение и прекращали работу. На их место, по зову Ио и Люция, являлись другие.

И вот пришел успех как награда за настойчивый труд.

В полутора километрах от места, где были найдены обломки памятника, на глубине двадцати метров, обнаружили длинный, похожий на камень, предмет. Извлеченный на поверхность, “камень” казался свинцовым гробом, обросшим известковыми наслоениями. Казалось бы, бесспорная удача. Но ученые всегда осторожны в выводах.

К этому времени сотрудники исторического института поднята из архивов старые карты города У… и его окрестностей. И оказалось, что находка сделана как раз на том месте, где до третьего века коммунистической эры находилось городское кладбище.

Кто же лежал в найденном гробу?

Был ли это Дмитрий Волгин, или нашли другого неизвестного человека, похороненного тоже в свинцовом, а не в обычном деревянном гробу.

Как ответить на этот вопрос? Мало ли могло быть причин, по которым древние люди применили свинец для гроба…

Прекратить поиски или продолжать их? Люция и Ио не так уж интересовал вопрос о том, кто лежал в гробу. Самым главным было получить более или менее сохранившийся труп человека, умершего около двух тысяч лет тому назад.

Но не так смотрел на это моральный закон эпохи.

Извлеченное из могилы тело человека после обследования его учеными-биологами надо было похоронить вторично, по современному способу — сжечь его. Какое же имя назвать при погребальной церемонии? Какое имя записать в книгу?

— Надо продолжать поиски, — решил Мунций. — До тех пор, а мы или найдем второй свинцовый гроб, или убедимся, что такового нет, и, следовательно, найденный является гробом Дмитрия Волгина.

И поиски продолжались с прежним усердием. Ими остались руководить Мунций и Владилен.

А Люций и Ио улетели, увозя с собой найденный гроб, в котором находилось чье-то тело, могущее помочь им пролить свет знания на некоторые, еще не разгаданные наукой тайны жизни клетки.

А чье оно, это тело — не все ли равно!

Известковые наслоения, приобретшие за долгие века крепость камня, осторожно и тщательно удалили. В ярком свете лабораторного зала тускло блеснула свинцовая поверхность, и людям показалось, что гроб совсем новый, изготовленный на этих днях, а не две тысячи лет тому назад.

С помощью мощной оптики осмотрели шов. Он был сплошным и не имел ни одного изъяна.

— Странно! — сказал Ио. — Шов выглядит не запаянным, а сваренным, и довольно небрежно.

Всем казалось, что гроб слишком мал. Никто из современных взрослых людей не мог бы в нем поместиться. Но они знали, что люди первого века коммунистической эры были меньше и ниже ростом, чем люди девятого века Новой эры.

— Там труп взрослого человека, — уверенным тоном сказал Люций. — Вскрывайте!

И вот четыре человека подняли и поставили в стороне крышку гроба.

Перед учеными лежал прекрасно сохранившийся труп мужчины. Почти черного цвета, сморщенная и высохшая кожа лица и кистей рук плотно прилегала к костям, но была целой. Остальное скрывало полуистлевшее покрывало когда-то белого цвета.

— Закрыть! — приказал Люций.

Прозрачный куполообразный футляр опустился на гроб, плотно войдя в пазы подставки.

— Не знаю, почему, — сказал Люций, — но мне кажется, что это несомненно Дмитрий Волгин.

— Какая разница, — пожал плечами Ио, — он или его современник? Для нашей цели это не имеет значения. Когда вы думаете приступить к работе, Люций?

4

Вторая биохимическая лаборатория стояла среди обширного сада. Громадное здание из белого материала, увенчанное куполом из молочного стекла, как снежная вершина горы возвышалась над зеленым морем окружавших его растений.

Я глубине сада были разбросаны небольшие домики, такие же как и лаборатория. Некоторые из них были тоже увенчаны маленькими куполами. Эти домики как бы прятались от глаз в той зелени.

Сад был очень велик — несколько квадратных километров. В нем были представлены все виды плодовых культур: груши, яблони, вишни, лимоны, мандарины, кокосовые деревья и еще множество растений, неизвестных ботаникам двадцатого века.

Вдоль аккуратных дорожек тянулись длинные гряды всевозможных цветов, собранных, казалось, со всех концов света. Тут были хорошо известные во все времена розы, тюльпаны, георгины, маки. Рядом с ними росли новые, выращенные за последние века.

Огромные ели, высясь на перекрестках дорожек, касались своими тяжелыми ветвями легких и стройных стволов тропических пальм. В тени ветвей манговых деревьев, отягощенных плодами, поражало взор разнообразие форм причудливых орхидей.

Юг и север, восток и запад были представлены здесь вместе — самыми красивыми или полезными видами растительного мира.

Воздух, наполненный ароматом цветов и пряным запахом тропических фруктов, был так чист и прозрачен, что казался совершенно лишенным пыли.

Впрочем, это так и было на самом деле.

Ничем не возмутимая тишина царила в этом уголке роскошной природы. Разноцветные бабочки порхали с цветка на цветок, сверкая в лучах солнца, как драгоценные камни. Ни одного насекомого, кроме них, да еще золотисто-коричневых пчел, не было видно. На дорожках не ползали ни муравьи, ни жуки. В воздухе не мелькали комары и мошки — обычные спутники жаркого летнего дня.

Иногда с ветки на ветку перелетали маленькие красивые птичьи, напоминавшие своим ярким оперением колибри. Других птиц в саду, по-видимому, не было.

По одной из дорожек, покрытой мелкой, хорошо утрамбованной морской галькой, шли двое людей. Оба были высоки ростом и хорошо сложены. Их движения были гибки и точны, изящны и красивы, как движения гимнастов.

Мужчина в обычном для этого времени костюме — рубашке и коротких брюках, — сшитом из светло-серого материала, был Владилен. Со времени поисков метеорита, а затем гроба Дмитрия Волгина молодой астроном еще больше загорел, и его кожа отливала теперь чуть ли не черным блеском.

Этот загар, который на всяком другом показался бы чрезмерным, очень шел к худощавому лицу Владилена, к его характерным чертам, свидетельствующим, что в жилах его предков текла кровь арабов.

Его спутницей была молодая женщина, одетая в темно-красное короткое платье, сильно открытое сзади, а спереди закрывавшее всю грудь до самой шеи. Голые колени и голени отливали золотистым загаром. Ноги, обутые в туфельки вишневого цвета, казались очень маленькими в сравнении с ее ростом. По моде того времени ее волосы свободно падали на спину и плечи.

Женщина была светлой блондинкой и, несмотря на женственную тонкость черт, очень похожа лицом на Люция.

Она оживленно рассказывала, а Владилен, наклонившись слегка в ее сторону, внимательно слушал.

— В конце концов, — говорила она, — ему разрешили и этот опыт. Возражения были со многих сторон, высказывались самые разнообразные точки зрения, но отец с помощью своего единомышленника Ио сумел убедить противников. Ио считает, что, сказав “А” надо иметь смелость сказать и “Б”. Если произведен один опыт, нет оснований отказываться от следующего. Отец говорит, что нельзя упустить такого счастливого случая, не использовав его до конца что это подведет итог многим работам как его самого, так и целого ряда его предшественников. Вы знаете моего отца, Владилен. Он большой ученый и великий энтузиаст науки. Я люблю и уважаю его, но в данном случае не могу с ним согласиться.

— Вот как? Это почему же?

— Мне кажется некрасивым этот новый опыт. Первый не требовал вскрытия тела и потому имел характер простого наблюдения. Это одно. А теперь… Нельзя забывать, что отец имеет дело не с животным, а с человеком. Пусть мертвым, но тем не менее заслуживающим уважения. Какое право имеет отец, Ио или любой другой ученый производить над его телом свои опыты? Его согласия на это они не получали. И не я одна так думаю. Мой дед Мунций, вы его знаете, также был против.

Владилен на минуту задумался.

— Мне кажется, — сказал он, — что вы, Мунций и вес остальные, думающие, как вы, неправы. Ваш отец рассуждает вполне логично. В очень древние времена умерших людей зарывали в землю. Они как бы продолжали существовать, не исчезали бесследно. Люди привыкали к мысли, что хотя человек и умер, но он где есть. Отсюда и происходил этот непонятный культ мертвых, дошедший в сознании людей до нашего времени…

— В этом вопросе вы что-то путаете, — перебила молодая женщина. — История совсем иначе говорит о причинах…

— Возможно, что я действительно путаю, — перебил ее, в свою очередь, Владилен. — Но не в этом дело. Я хочу сказать, что хотя мы не сохраняем тел умерших, а уничтожаем их, из памяти людей не исчезают те, кто этого заслуживает. Мы чтим не тело человека, а его деятельность как разумного существа. Если правда, что это тело Героя Советского Союза Дмитрия Волгина, то его имя начертано рядом с именем его жены на золотой доске у стен Пантеона, а этого, по-моему, вполне достаточно. Я уверен, что если бы можно было спросить его самого, то он с радостью согласился бы и после смерти послужить науке на пользу человечества. Я был бы счастлив на его месте. Да и вы, Мэри, конечно…

Она засмеялась.

— Вы рассуждаете совершенно так же, как мой отец, точно сговорились. И с вами трудно спорить. Любой из нас согласился бы послужить науке не только после смерти, но и при жизни. Я согласилась бы стать объектом опыта моего отца даже в том случае, если бы этот опыт лишил меня жизни. Это естественно. Но тут совсем другое дело.

— Не вижу разницы.

— Его согласия не было… — начала Мэри, но Владилен опять перебил се.

— Это все формальные суждения, не имеющие практического смысла, — сказал он волнуясь. — Отвлеченные рассуждения о праве каждого человека самому распоряжаться собой при жизни и своим телом после смерти. Схоластика! — почти крикнул он. — Я согласен с Люцием, что это совершенно исключительный и неповторимый случай. Тело пролежало законсервированным в свинцовом гробу почти две тысячи лет и сохранилось лучше, чем знаменитые египетские мумии. Оно совершенно высохло, но все внутренние органы остались на своих местах. Установить — умерли ли клетки тела навсегда, или они способны снова ожить — это имеет колоссальное значение для науки. До сих пор все опыты доказывали исключительную способность клеток к восстановлению, но произвести опыт такого масштаба еще никому не приходилось.

— Откуда вы знаете все это? — спросила Мэри. — Вы же не биолог, а астроном.

— Если бы ваш отец, — продолжал Владилен, в своем возбуждении не обративший никакого внимания на ее реплику, — крупнейший биолог Земли, упустил этот случай, не использовал его до конца, то он совершил бы предательский поступок по отношению к науке. Но, к счастью, у него ясный и трезвый ум. И я просто не могу понять, как вы можете рассуждать иначе. По-вашему, надо сжечь это тело, как это делается всегда. Кто же с вами спорит? Это и будет сделано. Но предварительно тело должно послужить науке.

— Оно уже послужило. Вполне достаточно. Сам отец говори что результаты огромны. Но нельзя глумиться над мертвым. Они собираются отрезать голову, вынуть мозг. Потом возьмутся за сердце и так далее, — она содрогнулась. — Это уже слишком. Все должно иметь границы. Таково мое мнение.

— И тут вы неправы, — сказал Владилен. — Неправы формально и по существу. Отделять голову, насколько я знаю, никто не собирается. А вынуть мозг — что же здесь плохого или оскорбительного? Разве не производят вскрытия людей, умерших от неизвестной причины… или для учебных целей. Я знаю, вы скажете, что эти люди дали согласие еще при жизни, а Дмитрий Волгин, или кто бы это ни был, такого согласия не давал. Но это же чистейший формализм. И ради такого формализма отказываться от полезных и нужных опытов… Не понимаю! Выходит, что наша индивидуальная свобода может приносить вред. Абсурд!

Мэри посмотрела на него веселыми глазами.

— С вами трудно спорить, — сказала она еще раз. — Со своей точки зрения вы и мой отец правы. Недаром же все были вынуждены согласиться, и тело Дмитрия Волгина — я совершенно уверена, что это именно он — находится сейчас в этом здании, где над ним вот уже три года работают все или почти все выдающиеся наши ученые под руководством старого Ио и моего отца.

— Вы видели его? — спросил Владилен.

— Кого, отца?

— Нет, тело.

Мэри поморщилась.

— Не видела, — сказала она. — Я ни разу его не видела. И не увижу. Смотрите на это как на женский каприз, но мне неприятен “великий опыт”, как его называют. В нем есть что-то мрачное и невыразимо тягостное А я люблю цветы и солнце. Я люблю жизнь и никогда не войду в лабораторию отца, пока там находится мертвое тело. Так что идите туда один. Кстати, мы уже пришли, и дверь перед вами. Я думаю, что вы найдете отца во втором этаже, прямо напротив лестницы. Он знает о вашем прилете и будет рад увидеть такого же энтузиаста, как он сам.

Она кивнула головой. Светлые волосы рассыпались по ее лбу, и Мэри легким движением руки отбросила их назад.

— Скажите отцу, что я жду вас обоих к завтраку ровно через два часа. Он сам, конечно, забыл об этом. Не забудьте и вы. Через два часа. Надеюсь, этого времени достаточно для первого разговора.

Она повернулась и пошла обратно по дорожке сада. Владилен смотрел ей вслед, пока се красное платье не скрылось среди зелени. Он внезапно обратил внимание, что на ней не видно пояса.

“Странно! — подумал он. — Неужели она так молода? Или пояс спрятан под платьем. Тогда, значит, она кокетлива. Во всяком случае, она стала красивее, чем была три года тому назад. Интерес до все-таки, сколько ей может быть лет?”

Он ждал, что Мэри почувствует его пристальный взгляд и обернется. Но молодая женщина не обернулась.

Он вошел в здание.

Громадный вестибюль был украшен многочисленными бюстами великих биологов прошлого и настоящего. Владилен обратил внимание, что бюста Люция здесь не было.

“Он скромен, как и подобает большому ученому”, — подумал молодой астроном.

Он поднялся по голубой лестнице, на каждой ступеньке которой стояла каменная ваза с цветами, на второй этаж.

Мэри была права: Владилен сразу увидел здесь того, кого искал. Сквозь стеклянную дверь был виден Люций, который сидел за столом и писал. Он казался всецело поглощенным работой, и Владилену стало жаль прерывать его труд. Он решил подождать, пока Люций освободится, но тот, словно почувствовав присутствие гостя, поднял голову.

Через несколько секунд они крепко пожимали руки друг другу.

— Я рад, что вы, наконец, вспомнили о вашем обещании, — сказал Люций. — Почему вы так долго не показывались?

— Был очень занят, — ответил Владилен. — Пришлось еще раз слетать на Венеру. Я только что оттуда, прилетел рейсовым ракетопланом. Невыносимая планета! Там мозг буквально плавится от жары. Вспомнил, что обещал посетить вас. И вот я здесь. Кстати сказать, перед отлетом на Венеру я присутствовал на вашем докладе о первых результатах работы над телом, но вы были так заняты, что я не решился подойти к вам.

— Напрасно, — сказал Люций. — Ну а как метеорит? Нашли вы его?

— Нашел. Как только прекратились поиски второго свинцового гроба, которого, как вы знаете, так и не нашли, я вернулся к своей задаче. Камень погрузился на пятьдесят два метра. Он был совершенно цел и весил четыреста тридцать восемь килограммов. Но к сожалению, этот метеорит имеет солнечное происхождение.

— То есть как “солнечное”?

— Мы называем “солнечными” те метеориты, которые образовались внутри Солнечной системы, — пояснил Владилен, — в отличие от “космических”, залетающих к нам извне. Нас больше интересуют эти последние.

— Так что, вы трудились зря?

— Нет, почему зря? Солнечные метеориты также полезны, только в меньшей степени. Но это несвоевременная тема, и вряд ли она интересна для вас. Да и для меня тоже. Сейчас мне хочется говорить о вашей работе. Я прилетел сюда с единственной целью — повидаться с вами.

— И я вас скоро не отпущу, — сказал Люций. — Я совсем переселился сюда и за все три года ни разу никуда не вылетал. Со мной живет Мэри.

— Я видел ее. Мы с ней только что расстались. А где ваш отец?

— У себя. Он покинул нас два года тому назад. Мы с ним немного не поладили. И с тех пор не виделись в натуре.

— Ваша дочь мне кое-что рассказала. Кроме того, я внимательно следил за всей полемикой, которая поднялась в связи с вашими предложениями. Должен сказать, что я целиком согласен с вами, хотя, конечно, мое мнение ничего не может значить. Как идет дело?

— Очень хорошо, — ответил Люций, и его глаза блеснули. — Гораздо лучше, чем мы могли даже желать. Вы видели тело три года тому назад. Пойдемте, я покажу вам его теперь. Предупреждаю, вы будете поражены.

— Я почему-то уверен в этом, — улыбаясь ответил Владилен. — Ведь вы очень скупо сообщаете о своей работе.

— Так надо, — ответил Люций. — И то чрезмерный интерес к ней вредно отражается на се же перспективах.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказал Владилен. — Но думаю, что в конце концов вы добьетесь всего, что вам нужно.

— Спасибо, — сказал Люций.

Они поднялись в открытом лифте на самый верхний этаж гигантского здания и вошли в лабораторный зал, расположенный под куполом. Стеклянные своды доходили до самого пола, и зал был залит потоками солнечного света, свободно проходившими сквозь молочные стекла. Но снаружи ничего не было видно.

Обстановка лаборатории — шкафы с приборами и аппаратами, столы и даже скамьи и кресла — была сплошь из стекла, что придавало всему какой-то призрачный вид. Блестящий пол как в зеркале отражал все, что на нем находилось.

Несколько человек в белых халатах что-то делали у столов, а один из них при входе Люция пошел к нему навстречу, так четко отражаясь на поверхности пола, что казалось, его ноги ступают по стывшей прозрачной воде.

— Раствор меняли? — спросил Люций.

— Конечно, но Ио велел усилить концентрацию “владилина” на пять процентов.