Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гаррик (№1) - Цыганский барон

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Мартин Кэт / Цыганский барон - Чтение (стр. 1)
Автор: Мартин Кэт
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Гаррик

 

 


Кэт Мартин

Цыганский барон

Моим друзьям, людям, которые оставались со мной и в печали, и в радости, посвящается.

Моим лучшим друзьям: Диане, Марте, Дебби, Роннет и, конечно же, моему мужу Ларри.

Моим друзьям — писателям и читателям: Ольге, Бренде, Сью, Ванде, Руфи, Дебби и многим другим, кому я искренне благодарна за поддержку и участие.

Моим друзьям в Тулэри, штат Калифорния, где я родилась и пошла в школу.

Друзьям в Санта-Барбаре: Сильвио, Рено, Сэлли, Паму, тем, с кем я вместе взрослела, превращаясь из девочки в женщину.

Друзьям в Нью-Джерси: Донне, Джейн, Биву, Марджи, Дорис, тем, кто научил меня любить жизнь и ценить в ней главное.

Друзьям в Бэйкерсфилде, тем, кто помог мне поверить в себя и всегда приходил на помощь.

Я посвящаю эту книгу Русс, Майку и Рону, Гарри, Ричарду, Крису, Ларри, Трейси, Лесли, Джеффу, Денни, Джону, Шерри, Томми и Джуди, Эду и Марте, Рону и Джейфет, Сэму и Киму, Лоутону и Аломе, Мэри и Карлу, Кении, Батч и Марианне и еще по крайней мере дюжине добрых друзей.

Это — для вас. Я люблю вас и буду любить всегда.

Глава 1

Лондон, Англия

18 сентября 1805 года

— Я слышала, он цыган.

— Ах, об этом говорят уже целый месяц! Все были потрясены слухами о его сомнительном происхождении! Но если для кого-то подобные сплетни навсегда закрыли бы доступ в общество, Доминику, кажется, это только на пользу. Лондонские дамы готовы на все, лишь бы узнать правду, поэтому он пользуется здесь большим успехом.

Леди Дартмур засмеялась, жеманно прикрывая рот рукой в белоснежной бальной перчатке.

— Полагаю, ты права, милочка, у нас найдется немало сплетниц, обожающих эдакие скандальные истории, и все же…

Дама с явной симпатией окинула взглядом ладную фигуру в безупречном черном сюртуке и серых обтягивающих бриджах. Он был строен, высок, выделялся среди остальных мужчин в этом сверкающем зале. Густая, иссиня-черная шевелюра особенно выразительно смотрелась на фоне белоснежного жесткого воротника рубашки и кремового шелкового галстука.

Леди Дартмур смотрела на него с мечтательной улыбкой, в которой сквозило некое сожаление. Сама не замечая того, она расправила едва заметную морщинку на лифе платья из зеленого шелка.

— Видит Бог, Доминик Эджемонт — самый привлекательный мужчина в Лондоне. Опасно привлекательный…

Статная женщина, леди Вексфорд, собеседница леди Дартмур, видимо, была согласна с приятельницей. Она прошептала что-то на ушко подруге, и обе сдержанно засмеялись. К сожалению, мы так и не узнаем, о чем они говорили потом, — их слова заглушила громкая музыка, но о содержании их беседы легко можно было догадаться по стыдливому румянцу младшей и многозначительной улыбке старшей.

Леди Кэтрин Баррингтон, графиня Арундейл, ставшая невольной свидетельницей вышеописанного разговора, проводила взглядом кокетливых кумушек. Ей было очень интересно, кто такой Доминик.

— Послушай, Амелия, — обратилась она к сопровождавшей ее даме, — о ком говорили те две женщины?

Кэтрин обвела взглядом зал, надеясь отыскать того, о ком шла речь, но среди нарядных, элегантно одетых мужчин не увидела ни одного, кого можно было бы назвать цыганом.

— Мне показалось, что они хорошо знают джентльмена, о котором шептались.

Белоснежный блестящий наряд с высокой талией делал особенно заметной модную бледность Кэтрин и подчеркивал необычный цвет ее волос, медных с золотым отливом.

Амелия Кодрингтон Баррингтон, баронесса Нортридж, жена двоюродного брата Кэтрин Эдмунда и самая близкая подруга Кэтрин, только пожала плечами.

— Ты про этих сплетниц? Не понимаю, почему бы им не поболтать о ком-нибудь.

— Но, — продолжала настаивать Кэтрин, — судя по их словам, этот Доминик — весьма популярная личность.

В это время к ним подошел слуга с серебряным подносом, уставленным напитками. От прислуги требовалась немалая ловкость, чтобы в переполненном зале пронести тяжелый поднос чуть ли не над головой. Хрустальные бокалы с шампанским слегка позванивали. Им вторили хрустальные подвески люстр под высоким лепным потолком.

— Речь шла о Доминике Эджемонте, — сообщила Амелия, — лорде Найтвике, наследнике маркиза Грэвенвольда.

Ее слова мало что сказали Кэтрин, совершенно не искушенной в делах высшего общества, но для женщины чуть более опытной одно лишь перечисление титулов Доминика Эджемонта показалось бы впечатляющим. Амелия, на пять лет старше Кэтрин, намного лучше знала свет, чаще выезжала и была в курсе всех событий последнего месяца.

— Вот он, в конце зала, у большого позолоченного зеркала.

Кэтрин обвела взглядом роскошный зал. Глаза слепило от блеска хрусталя и зеркал, от сверкания драгоценностей на одетых в умопомрачительные наряды женщинах. Мужчины, все в дорогих сюртуках и бриджах, представляли достойный фон для пришедших с ними дам. Канделябры бросали отсветы на обтянутые золотой парчой стены; накрытые белоснежным льном столы сверкали серебром; изысканные яства источали тонкий аромат, подносы с хрустальными фужерами, установленными в виде пирамид, блестели, словно хрустальные призмы. Возле зеркала стояли несколько мужчин.

— Который из них Доминик Эджемонт? — спросила Кэтрин. — Там человек семь.

— Тот, что повыше остальных. С черными кудрявыми волосами. Он и впрямь ничего, не правда ли? Половина лондонских дам уже покорены его обаянием, и остальные были бы в их числе, если бы не боялись влюбиться всерьез.

Ошибиться было трудно. Ростом и статью он действительно превосходил стоящих рядом. Но Кэтрин не видела его лица. Мужчина, о котором говорила кузина, стоял к ней спиной. Его осанка, повелительные спокойные жесты, дорогая, прекрасно сшитая одежда — все выдавало в нем человека из высшего общества. Эджемонт стоял в окружении таких же породистых леди и джентльменов, искушенных светских львов и львиц. Женщины взирали на него с восхищением, во взглядах мужчин было больше зависти. Значит, этот лорд был человеком опасным.

— Вы знакомы? — спросила Кэтрин.

Она видела, с каким достойным восхищения искусством леди Вексфорд пробирается поближе к нему, небрежно помахивая дорогим веером настоящей ручной работы, привезенным с экзотического Востока. Да, эта леди не упустит возможности показать всем такую изысканную вещицу.

— Не слишком близко, — ответила Амелия. — Лорд Найтвик предпочитает жить у себя в поместье, в обществе появляется только тогда, когда это необходимо ему для дела.

Миниатюрная и элегантная Амелия Баррингтон являла собой тип утонченной и изнеженной красавицы, хрупкой и почти невесомой, истинное воплощение аристократической женственности. Кэтрин невероятно завидовала кузине. Белокурые вьющиеся волосы обрамляли очень красивое правильное лицо Амелии. Шесть лет назад кузен Кэтрин, Эдмунд с первого взгляда влюбился в изящную блондинку. Короткий, но бурный роман завершился браком, и теперь их сынишке, названному в честь отца Эдмундом — Эдди, шел уже пятый год. Кэтрин обожала племянника.

— Слухи о нем, я думаю, не беспочвенны? — спросила Кэтрин. Какая-то брюнетка так и стреляла в него глазами. Интересно, подействуют на него ее амурные стрелы или нет?

— Разумеется, нет. Правда, о нем мало что известно точно, а сам он не торопится развеять туман слухов и домыслов. Он парень не промах. И очень умен. К тому же он красив и богат. В свое время твой отец мечтал выдать тебя за него замуж.

Кэтрин испуганно посмотрела на кузину.

— Надеюсь, отец не обратился к нему с этим предложением лично?

— Ну что ты! — рассмеялась Амелия. — Он ограничился разговором с общим знакомым. Впрочем, едва ли Доминику что-либо известно об этом. Он, говорят, вообще не собирается жениться. Ни на ком и никогда.

— Но однажды ему придется изменить своим принципам. Раз он наследник титула и состояния, он просто обязан позаботиться о наследнике.

До недавних пор тихая жизнь в пригороде Девона вполне удовлетворяла Кэтрин. Она нашла занятие по душе и была далека от сплетен высшего общества. Но годы шли, и сейчас, когда ей исполнилось девятнадцать, она вынуждена была выйти в свет. Кэтрин и так припозднилась: для девушки, справляющей свой первый бал, девятнадцать — уже немалый возраст.

— Забудь об этом, — махнула рукой Амелия. — Дело давнее, да и едва ли вы смогли бы стать подходящей парой, так что и думать не о чем.

Кэтрин открыла было рот — сказать, что она совсем не сожалеет, но заиграла музыка и к ней подошел кавалер. Улыбаясь красивому молодому человеку, с которым познакомилась только сегодня, Кэтрин взяла его под руку.

— Я боялся, что вы забудете, — сказал Джереми Сент-Джайлс, робко глядя на нее своими кроткими карими глазами.

— Я редко забываю о данных мной обещаниях, — ответила девушка.

Джереми понравился ответ, и он, довольно улыбаясь, повел даму в центр зала. Тяжелый расшитый жемчугом шлейф ее бального платья, прикрепленный к запястью, поднялся, когда Кэтрин положила руку на плечо юноши. Платье — подарок дяди, герцога Вентворта, ниспадало мягкой волной до самого пола. Рукава его были чуть присобраны у плеч, образуя небольшие буфы, а глубокий вырез каре открывал взгляду высокие округлые холмы.

— Вы очаровательны, леди Арундейл, — сказал Джереми, поддерживая ее бережно, будто она могла сломаться. — Вы — само совершенство.

Кэтрин с достоинством приняла несколько преувеличенный комплимент. Сама она была достаточно умна, чтобы уметь не поддаваться на лесть. Кэтрин прекрасно понимала, что она отнюдь не совершенство. Она не была хрупкой красоткой, как Амелия. Формы ее были достаточно женственны и округлы, хотя талия — безупречно тонка.

Кожа Кэтрин, гладкая и чистая, если не считать россыпи веснушек у носа, была бела, но с чуть золотистым оттенком, глаза — чуть больше, а губы чуть полнее, чем того требовали строгие каноны классической красоты, и даже строгая прическа в виде уложенной короной туго заплетенной косы не скрывала буйства густых медно-рыжих волос,

Наслаждаясь танцем, Кэтрин, вежливо улыбаясь, кружила по мраморному залу. Иногда она ловила снос отражение в высоких зеркалах — они с Джереми довольно красивая пара. Однако сноса и снова Кэтрин возвращалась мыслями к лорду Найтвику. Вновь и вновь она ловила себя на том, что ищет его глазами; ее буквально распирало от любопытства. Она и сама не понимала, почему ей так хочется увидеть его лицо. Увы, надеждам не суждено было сбыться. В последний раз взглянув туда, где должен был стоять лорд Найтвик, Катрин увидела лишь его удаляющуюся спину. Доминик Эджемонт покидал бальный зал.


— Что это, Доминик? — спросил Рэйн Гаррик, четвертый виконт Стоунлей, выглядывая из-за спины высокого брюнета, которому молодой человек с соломенными волосами и бесцветным лицом принес запечатанный сургучом конверт.

— Послание от папаши.

Доминик распечатал письмо и прочел несколько строк.

— Здесь сообщается, что отцу хуже и я должен приехать к нему поскорее.

— На этот раз, возможно, маркиз пишет правду.

— Скорее лошадь научится летать, чем маркиз говорить правду, — хмуро ответил Доминик. — Мы оба понимаем, что это очередная попытка прибрать меня к рукам. Он не может не распоряжаться кем-либо, а я — прекрасный способ удовлетворить его тщеславие.

— Ты несправедлив к нему, Доминик. Очень несправедлив. Твой отец уже старик. В нем нет прежней силы. Быть может, он старается наверстать упущенное за те годы, когда он отвергал тебя.

Доминик сжал зубы так, что желваки заходили под скулами. Уголки губ опустились вниз,

— Не кажется ли тебе, что, когда твоему отпрыску минуло двадцать восемь лет, поздновато начинать проявлять отцовскую заботу?

Скомкав письмо, Доминик молча сунул его в руку посыльного и пошел прочь.

— Это ответ, ваше сиятельство? — крикнул вслед ему паренек.

— Я отвечу ему лично, — бросил на ходу лорд Найтвик и, сжав кулаки, быстро вышел из зала.

Рэйн смотрел Доминику вслед. Умение друга найти нужные слова для каждой из дам, при этом не обижая ни одной, врожденное чувство такта вызывало невольное восхищение. Тем более странной казалась Рэйну нетерпимость Доминика к старику отцу.

Между тем Эджемонт шел к выходу, расточая улыбки налево и направо, не задерживаясь ни с кем из гостей больше чем на несколько мгновений. Поистине он в совершенстве владел искусством обольщения. Он мог бы всего одной улыбкой и двумя-тремя комплиментами проложить себе путь в будуар любой из дам.

В нем было что-то, что делало его неотразимым в глазах женщин. Может быть, какая-то едва уловимая загадочная мрачность, нечто необъяснимое, а может быть, ощущавшаяся в нем жизненная сила. Доминик быстро уставал от женщин. Одна сменяла другую, не оставляя глубоких следов в его душе. Но то, что ни одна не могла надолго завладеть его вниманием, казалось, только поднимало его престиж в глазах прекрасного пола.

Итак, Доминик покинул бал, так и не познакомившись с украшением сегодняшнего вечера, впервые появившейся в свете красавицей леди Арундейл. Рэйну невольно пришло в голову, что не будь юная леди столь невинна, и не будь ее дядя столь сильной личностью, вполне мог бы завязаться весьма любопытный роман между лордом Найтвиком и прекрасной Арундейл. Любопытно было бы посмотреть на Доминика; несомненно, чары юной прелестницы могли бы составить немалую угрозу провозглашенному лордом Найтвиком кредо вечного холостяка.

Рэйн наблюдал за беседой леди Арундейл с Амелией, женой ее кузена Эдмунда. Рэйну никогда не нравился Эдмунд с его любовью к вычурным нарядам, женственными манерами и какой-то бесхребетностью, хотя его сестра воистину была очаровательна. Рэйн задумался: какие чувства испытывает Эдмунд к своей кузине? Ведь не получи отец, Кэтрин высочайшего разрешения на признание его дочери законной наследницей герцогства Арундейл, наследником был бы ее двоюродный брат. Наверняка Эдмунд считает это несправедливым. Однако если Нортридж и чувствовал неприязнь к кузине, то, надо отдать ему должное, прекрасно скрывал свои чувства, да и девушка была буквально влюблена в двоюродного брата.

Рэйн, наблюдая за юной леди, за ее грациозными движениями, лаская взглядом ее женственную аппетитную фигуру, почувствовал возбуждение. С легким вздохом сожаления но поводу того, что ни ему, ни его другу так и не удастся вкусить прелестей юной красотки, он отвел взгляд от предмета своих вожделений и растворился среди гостей.

— С уверенностью можно сказать, что первый бал Кэтрин прошел с успехом, — сказала Амелия.

Эдмунд Баррингтон, барон Нортридж, смотрел на кузину, танцующую с новым кавалером. В отличие от Амелии, аристократически-утонченной красавицы, Кэтрин была сама воплощенная чувственность — небольшого роста, с аппетитными формами, она представляла тог тип женской красоты, перед которым не сможет устоять ни один мужчина. Сегодняшний вечер стал тому подтверждением; мужчины роились вокруг нее, как пчелы вокруг ароматного цветка.

— Она поймала на крючок трех герцогов, барона и графа, — заметил Эдмунд. — Старик Арундейл был бы доволен. Жаль, что он не успел ее сосватать.

Кэтрин и Эдмунд росли вместе, и он всегда относился к ней с нежной любовью, как брат должен относиться к младшей сестренке.

Кэтрин была чудесной девочкой, может быть, слишком чувствительной. Больше, чем следовало, беспокоилась о домашних слугах. Довольно глупо в столь юном возрасте обременять себя чувством ответственности за других.

Как раз сейчас Кэтрин болтала с молодыми повесами, окружившими ее, и смех ее серебряным перезвоном доносился до Эдмунда. Кэтрин посмотрела на брата. В ее улыбке и в счастливом взгляде он прочитал благодарность за то, что он привел се сюда, за все, что он для нее сделал.

— Кажется, ей понравился молодой Джайлс, — заметила Амелия. — Обрати внимание, как она на него смотрит, как улыбается. И он, кажется, уже созрел для того, чтобы сделать предложение. Посмотри, он буквально пожирает ее глазами. Жаль, что он второй сын и не наследует состояния.

Эдмунд кивнул.

— Мы должны вести себя осмотрительно и действовать только наверняка, наилучшим образом.

Хотя разве когда-нибудь они вели себя иначе?

Когда отец Кэтрин, Кристиан Баррингтон, герцог Арундейл, умер, Кэтрин уговорила Эдмунда и его семью переехать в Девон, в ее поместье. Они, конечно, с радостью согласились, к вящему удовольствию как Кэтрин, так и ее дяди, Гилфорда Лэвенхэма, герцога Вентворта, заменившего ей и отца, и мать. Опекун Кэтрин был рад, что Эдмунд и Амелия живут с ней. После того как умерла мать Кэтрин, присутствие в доме Амелии, с которой у Кэтрин возникла крепкая дружба, дядя считал весьма благотворным для воспитания племянницы. Девушка нуждается в наставнице.

Только Эдмунду это не нравилось. Его тяготила деревенская скука, он тосковал по городской жизни. Проскучав несколько месяцев, Эдмунд все же уговорил всех переехать в лондонский дом Кэтрин.

Дядя Кэтрин и этому был рад.

— Время выдавать тебя замуж, Кэтрин, — объявил он. — Кто-то должен принять на себя заботу о твоем состоянии. Твой отец сделал тебя наследницей, и он рассчитывал на то, что ты выйдешь замуж и родишь ему внука.

Кэтрин вспыхнула. Ей были неприятны столь недвусмысленные заявления, однако она понимала, что дядя прав.

— Я последую вашему совету, дядя, — сказала она, стыдливо потупившись, надеясь, что в своем выборе дядя учтет ее личные пожелания.

— Конечно, моя девочка.

— Мы с Амелией постараемся помочь тебе выбрать подходящую партию, — добавил Эдмунд.

Скоро наступит тот день, когда всем его честолюбивым мечтам придет конец. Еще немного, и надежда получить наследство и титул умрет навсегда.

И Эдмунд решил действовать. Пока еще не поздно.


Итак, первый лондонский сезон Кэтрин Баррингтон закончился. О ней говорили как о «настоящей душечке». Успех был невероятный. А сама королева бала начала уставать от бесконечного праздника. Балы, приемы, маскарады ужасно ей надоели. С каждым днем она все больше скучала по спокойной жизни дома, в поместье.

Она получала предложения от мужчин из лучших английских семейств. И все же ни один из претендентов не тронул ее сердца, никого она не могла представить своим мужем. Кэтрин долго уговаривала дядю позволить ей вернуться в Арундейл с Эдмундом и Амелией, Наконец Гил согласился, но с условием, что она весной вернется в Лондон. И тогда уж точно выйдет замуж.

Сейчас, сидя на громадной кровати с четырьмя стойками и прозрачным пологом — украшением спальни ее лондонского дома, Кэтрин думала о будущем. Выйти замуж, всегда жить в Лондоне… Какая скука. Эдмунд, конечно же, любит светские развлечения. Но как все это надоело ей — каждый день одни и те же безвкусные комплименты, дежурные улыбки, разговоры ни о чем, а выбор супруга все больше сводился к бесконечным отказам. С каждым днем таяла надежда на то, что среди претендентов на ее руку и сердце отыщется тот, с кем бы хотелось прожить бок о бок до старости.

«Так, может быть, влюбиться?» — думала Кэтрин, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. Ей с трудом верилось, что такое может произойти с ней. То, что ее мать и отец любили друг друга, совсем не значит, что такое счастье уготовано ей. Супружество… Это значит стать самостоятельной, стать взрослой… Это значит родить наследника… А любовь? Любовь потом… Кэтрин вздохнула. Самое главное — наследник. И придется выходить замуж. Амелия и Эдмунд и так уже проявили достаточно терпения, предоставляя ей возможность выбирать самой. Кто виноват в том, что она так разборчива! Придется оставить мечты о любви.

В спальне было прохладно. Кэтрин зябко куталась в одеяло. Если в сердце не хватает жара, разве может помочь согреться даже теплая ночная рубашка? Звать горничную, чтобы та принесла еще одно одеяло, Кэтрин не хотелось.

Часы мирно тикали, усталость постепенно брала свое. Девушка закрыла глаза. Постепенно дыхание ее стало ровнее, и по мере того, как она засыпала, печали отступили.

Тихо скрипнула дверь. «Сквозняк, наверное», — подумала Кэтрин и провалилась в сон.

Кэтрин проснулась, когда чья-то мясистая ладонь зажала ей рот и грубые сильные руки, подхватив ее под мышки, поволокли куда-то.

Господи, что происходит?!

— Эдмунд! — попыталась крикнуть Кэтрин, но у нее ничего не получилось. — Помогите!

От страха сердце готово было выскочить из груди. Кэтрин вырывалась изо всех сил, лягалась, царапалась. Она не дастся ему живой.

— Тихо! — прошептал ей в ухо мужской голос. Ночной гость, человек ли, порождение ли дьявола, несомненно, был могуч и раза в два крупнее своей жертвы. Кэтрин не сдавалась, но ее усилия были бесполезны. Наконец похитителю надоело с ней возиться. Впервые в жизни Кэтрин ударили по лицу. Челюсть ее заныла, комната начала вращаться, очертания предметов расплылись и подернулись дымкой. Потом навалилась чернота.

Глава 2

Непредсказуемые, противоречивые, непонятные люди, они идут сквозь жизнь, послушные зову, непостижимому для других.

Кэтрин Эсти

Франция, пригород Систерона 20 апреля 1806 года

Кэтрин поплотнее закуталась в рваную шерстяную шаль, стараясь укрыться от пронизывающего ветра. В белой крестьянской рубахе с глубоким вырезом да драной юбке Кэтрин дрожала от холода. Шерстяная шаль помогала мало. Медные пряди волос били по щекам; повозку нещадно трясло, и девушка то и дело валилась на бок, ударяясь плечом о плечо мужчины, сидящего рядом с ней.

— Скоро потеплеет, — ободряюще сказал Вацлав. — Ветер меняется.

Кэтрин покосилась на небо, затянутое серыми тучами.

— С чего ты взял? — раздраженно спросила она.

Кэтрин устала терпеть холод и сырость, но еще больше — противного, грязного, грубого Вацлава.

Ее спутник, плотный, склонный к полноте мужчина, пожал плечами.

— Я говорю, что потеплеет, значит, потеплеет. Я это чувствую. Мы умеем определять такие вещи.

Кэтрин хотелось съязвить, спросить: «А лупу с неба вы доставать не умеете?» — но она промолчала. Этот толстобрюхий Вацлав и ударить может. Тем более за последние восемь недель она поняла, что цыгане знают нечто такое, что для всех остальных — тайна за семью печатями. Странный народ, эти цыгане.

Кэтрин расправила на коленях красную юбку, попыталась натянуть ее на озябшие голые ноги. Она мечтала о настоящих туфлях. Но увы, приходилось носить сандалии на тонкой кожаной подошве. Ладно, хоть не босиком.

— Мы скоро приедем в табор, — сообщил ей Вацлав, почесывая волосатую грудь через глубокий вырез голубой шелковой рубахи. Поверх рубахи был надет изъеденный молью жилет, подобранный на дороге.

— Мы уже близко?

У Кэтрин сильнее забилось сердце. Следовало кое над чем подумать, приготовиться. Быть может, именно сейчас представится случай бежать.

— Они должны стоять где-то возле реки. Большего от него не добиться. Цыгане никогда не задумываются о том, в каком точно месте находятся, который сейчас час. Они не всегда даже знают, какой наступил месяц, а уж о числах и говорить нечего. Они живут одним днем.

Кэтрин много узнала о них за восемь недель с того момента, как ее выкрали из лондонского дома.

Кэтрин откинулась на жестком деревянном сиденье вардо — ярко раскрашенного, похожего на бочонок дома на колесах, в котором жил Вацлав. Он так гордился своим домом, что едва не сиял, глядя на это подобие жилья. И он еще считается богачом! Потому, видите ли, что больше не живет в шатре. Ну да, конечно, на самом деле эта старая недоделанная телега не телега вовсе, а дворец!

Вацлав рассказывал, что все большее число людей из их племени перебирается в вагончики — строят их сами или покупают. Зимой в них теплее, да и от дождя укрытие понадежнее, чем палатка из козьей шерсти. Он как-то сказал, что Кэтрин должна быть ему благодарна. И за что? За то, что когда они поженятся, в вардо хватит места для них двоих. Спасибо! Обрадовал!

У Кэтрин все внутри сжималось при мысли о том, что ее ждет. Рано или поздно он узнает правду. Сколько времени у нее осталось? Она не собиралась выходить за него замуж. Ни сейчас, ни потом. Да, она пообещала выйти за него, но это была всего лишь маленькая хитрость. С врагом надо бороться его методами. И кое-чему Кэтрин уже научилась.

Кэтрин вспоминала побои, бесконечные дороги, по которым ей пришлось пройти босиком. Вспоминала, как кровоточили ноги, израненные острыми камнями. Она думала о жестокости женщин, обращавшихся с ней как с последней шлюхой, хуже, чем со служанкой, почти как с рабыней.

Много раз она ловила себя на том, что почти не помнит ту прежнюю жизнь, жизнь юной леди, не может четко вспомнить лица людей, которые окружали ее раньше, были ее семьей, ее друзьями. Все они принадлежали другому миру.

Живи настоящим. Не думай о прошлом. Что было, то было.

И снова Кэтрин глотала слезы. Никогда, никто не увидит, как она плачет. Пора безутешных рыданий прошла. Она быстро поняла, что самое страшное, что они могут с ней сделать, — это побить или оставить голодной. А теперь на нее вообще перестали обращать внимание.

Она должна выжить, только об этом она молила судьбу, уезжая с табором вес дальше и дальше от дома, от семьи, от тех, кого так любила. Она должна выстоять, преодолеть все, что еще предстоит, и вернуться в Англию. Она должна выяснить, кто продал ее цыганам. И тогда негодяй заплатит за все ее страдания.


— Домини! Оставь лошадей, давай поужинаем. Уже поздно.

Мать стояла на берегу реки. Ее костлявые, огрубевшие от тяжелой работы руки устало лежали поверх яркой желтой юбки, слишком большой и пышной для худенького маленького тела. «Она сильно сдала за последний год», — подумал он. Сколько еще зим сможет пережить его хрупкая постаревшая мать? При этой мысли что-то болезненно сжалось в груди.

Он будет тосковать, когда ее не станет. Он будет тосковать и по этой жизни.

Доминик привязал серую кобылу к дереву и пошел к матери.

Ночи еще стояли сырые и прохладные, но днем уже пригревало солнышко. Сквозь серые тучи проглядывали звезды, предвестники теплых дней. Ну что ж, и на этом спасибо. По крайней мере, матери его станет полегче, перестанут болеть ноги, и она немного повеселеет.

— Ты сегодня пойдешь к Яне? — спросила она. Мать и сын вместе пошли к повозкам.

— С каких это пор тебе стало интересно, с кем я провожу ночи? — не скрывая удивления спросил Доминик.

Настанет ли время, когда он в глазах матери из мальчика, держащегося за материнскую юбку, превратится в мужчину?

— Яна расставляет на тебя сети. Она тебе не пара.

Доминик добродушно рассмеялся.

— Вечно ты стараешься уберечь меня от чего-то. Тебе не о чем беспокоиться, мать. Женщины греют мою постель, и только. Я не строю планов на роммерин.

— Это ты сейчас так говоришь, но она хочет замуж, и она совсем не глупа, я скажу тебе. Спроси у Антала, ее первого мужа.

Доминик поджал губы.

— Я не встретил еще ни одной девки, которая могла бы меня перехитрить. Да и знает Яна, что я с ней не на век, что я скоро уйду из табора.

Мать как-то сразу осунулась, постарела, глаза погрустнели.

— Я буду скучать по тебе, мой сын. Но, как говорится, все к лучшему.

Она повторяла эти слова с тех пор, как ему исполнилось тринадцать лет. С тех пор, как за ним пришел отец. Тогда она сказала, что кровь маркиза-англичанина оказалась сильнее, чем кровь цыганки-матери, что кровь отца взывает к нему, и он должен повиноваться.

Когда-то он ненавидел ее за эти слова.

А сейчас, пятнадцать лет спустя, Доминик понял, что мать была права.

Он подошел к костру. Оранжевые языки пламени разрывали ночь. Доминик постоял у огня, погрелся, затем присел на низенькую деревянную скамейку, которую сам смастерил из поваленного дерева несколько лет назад. Он протянул озябшие пальцы к огню.

В Грэвенвольде, поместье отца в графстве Бакингемшир, недалеко от Лондона, ему не приходилось ни мерзнуть, ни ложиться спать голодным, пи прятаться от ветра и дождя. И в то же время здесь, в цыганском таборе, раскинувшемся на берегу Дюранса в промозглом Провансе у подножия каменных стен Систерона, Доминик чувствовал себя удивительно хорошо, как никогда в Англии.


Кэтрин заметила вдалеке огни. Костры в темноте были похожи на уголья, светящиеся среди золы. Где-то грустно пела скрипка. Печальную мелодию уносило ветром. Цыгане. Пиндары — продавцы лошадей. Вацлав рассказал ей о своих людях, когда выкупил ее у другого цыганского табора.

— Я тебя купил, — заявил он в первую же ночь. — Теперь ты моя.

Одетый в мешковатые коричневые штаны и рваную льняную рубаху, он провел похожим на сосиску пальцем по щеке девушки, и Кэтрин вздрогнула от отвращения.

— Ты полна страсти и огня, — сказал он, нежно дотрагиваясь до ее волос, — как Митра, покровительница огня и воды. Ты желанна мне сильней, чем другие, и я возьму тебя к себе в постель.

Кэтрин отступила.

— Не пойду, — дерзко ответила она, хотя понимала, что ей это вряд ли поможет.

Когда Вацлав подошел к ней, Кэтрин решила бороться до последнего. Она царапалась и кусалась, лягалась и вопила, как только его не обзывала. Если бы кто-то всего несколько недель назад сказал ей, что она способна произнести такое, Кэтрин ни за что не поверила бы. Вацлав дал ей пощечину, пригрозил побить, но Кэтрин не сдавалась.

— Я не лягу с тобой. Лучше иди к шлюхам! Я буду спать только с мужем.

Вацлав окинул взглядом се аппетитную фигуру со всеми женственными округлостями, весьма четко прорисовывающимися пол тонкой блузой и простой юбкой.

— Если ты хочешь мужа, я женюсь на тебе.

— Ты женишься на гаджио?

Кэтрин знала, что такой брак был немыслим среди цыган. Самое важное для них — чистота крови. Их мир был закрыт для посторонних.

Кэтрин заметила неуверенность Вацлава, но вскоре он справился с собой. В глазах его была решимость.

— Я сделаю это, если ты пойдешь ко мне в постель по доброй воле.

Кэтрин лихорадочно соображала. Может быть, если она согласится, удастся выиграть еще немного времени:

— А как же твои родители, твоя семья? Ты, конечно же, хочешь, чтобы они присутствовали на свадьбе?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20