Скандальная дуэль

Дон Мактавиш
Скандальная дуэль

Пролог

       Корнуолл, Англия, весна 1812 года
      Лучшей ночи для грабежа на Ламорна-роуд не придумаешь. Дженна надвинула на лоб широкополую шляпу и притаилась в рощице, молясь, чтобы длинный черный плащ скрыл изгибы фигуры. Из-под маски на лице виднелись только глаза. Лошадь нервно переступала ногами и фыркала, но Дженна была опытной наездницей и быстро успокоила ее. Нужна полная тишина. Разбойник, выстрелив, остановил карету всего в нескольких ярдах. В прохладном ночном воздухе плыл едкий запах пороха, примешиваясь к появившемуся во рту металлическому привкусу страха, крови, смерти.
      Дженна проглотила ком в горле. Пассажиры кареты – хорошо одетая пара аристократов – выбрались на дорогу. В полутьме сверкали бриллиантовые сережки женщины, мерцали серебряные пряжки на башмаках мужчины и галстучная булавка. Разбойник, отвлекшись на блеск украшений, ничего вокруг не видел.
      Дженна вытащила из-под плаща пистолет и взвела курок.
      Лицо под черной шелковой маской покрылось холодной испариной. Пот ручейком стекал по ложбинке на груди, по спине пробежал холодок. Дженна вздрогнула. Как до этого дошло? Что она, дочь баронета, делает глубокой ночью на корнуолльской дороге, прячась в кустах с парой заряженных пистолетов?
      Но на сожаления и размышления о прошлом времени нет. Ее охватило странное смешение ужаса и радостного возбуждения. Движимая этими эмоциями, она выстрелила в воздух, сунула пистолет за пояс, вытащила другой и выехала из рощицы.
      – Кошелек или жизнь, сэр! – крикнула она, меняя, голос, и без того приглушенный маской.
      Разбойник повернул свою лошадь к ней. Он был одет точно так же, как и она, за одним исключением: на его лице была полумаска, открывавшая широкий чисто выбритый подбородок и рот, сжатый в тонкую линию.
      Дженна подъехала ближе. Робкие лучи тонкого серпа луны, пробивавшиеся сквозь плотную завесу туч, создавали вокруг разбойника жуткий ореол.
      – Бросайте оружие, сэр, и добычу, – потребовала она, размахивая пистолетом. – Сейчас же!
      Вскинув подбородок, мужчина заколебался.
      – Кто вы, черт побери? – спросил он.
      – Не ваше дело, сэр. Говорят вам, бросайте пистолет и остальное! Мое терпение на исходе.
      Извозчик и форейтор, подняв вверх руки, застыли с разинутыми ртами. Старомодный мушкетон, который разбойник заставил бросить, отлетел далеко, они не могли до него дотянуться. Дженна краем глаза следила за ними и за трясущейся от страха парой средних лет. На их лицах было красноречивое выражение. Они меньше всего ожидали, что один бандит ограбит другого. Дженна едва не рассмеялась. Если бы они знали, что один из разбойников женщина!
      Разбойник бросил пистолет и спешился, но не расстался c добычей. Вместо этого он смело подошел ближе. Его походка показалась Дженне довольно скованной.
      – Я могу поделиться, – сказал он. Голос выдавал образованного человека. – Что скажете? – Он не ждал ответа. – Тут добра не только на двоих хватит.
      – Ни с места, – отрезала Дженна.
      Он подошел на опасно близкое расстояние, так что лошадь взволнованно зафыркала. Дженна почувствовала запах табака и недавно выпитого вина. Она окинула взглядом высокую мускулистую фигуру в тесном пальто с пелериной. Да, ошибки нет, это тот, кого называют Ястребом. Высокомерная заносчивость выдала его.
      Глаза Ястреба в свете луны сверкали синим огнем в прорезях полумаски. От этого взгляда Дженну обдало жаром. Ее ненависть требовала удовлетворения, и Дженна вскинула пистолет, чтобы заставить бандита подчиниться.
      – Руки вверх! – скомандовала она. – Ваше дело кончено. Вы идете со мной.
      – Пешком? – выпалил он. – Куда?
      – Скоро увидите. Марш!
      Разбойник заколебался, но рук не поднял. А вдруг у него под одеждой другой пистолет?
      Так и есть! Он мгновенно выхватил оружие, прицелился и выстрелил, но Дженна опередила его, потому что курок ее пистолета был уже взведен. Ее пуля сбила разбойника с ног, вонзившись ему в плечо… или грудь? Все произошло столь быстро, что Дженна не успел разобраться.
      Его пуля просвистела мимо нее, не задев. Верховые лошади взвились на дыбы, запряженные в карету шарахнулись, кучер быстро схватил вожжи и изо всех сил натянул их. Не успела Дженна успокоить свою бьющую копытами в воздухе лошадь, как ошеломленные аристократы вскарабкались в карету.
      – Но-о! – крикнул кучер, хватая кнут. И карета умчалась прочь в облаке густой корнуолльской пыли. Лошадь разбойника галопом помчалась за ней.
      Дженна взглянула на корчащегося от боли мужчину. На мгновение их глаза встретились: его – сощуренные от боли и ее – распахнутые от ужаса и триумфа. Кровь вспыхнула в ее жилах текучим пламенем под пристальным взглядом этих глаз. Потом они закрылись, и разбойник затих на грязной дороге. Он умер?
      Встревоженная шелестом, Дженна огляделась. Они не одни. Кто-то наблюдал за ней? Она не осмелилась задержаться. Дав лошади шпоры, она скрылась в подлеске.

Глава 1

       Два месяца спустя
      В Мурхейвен-Мэноре, загородной резиденции виконта Руперта Марнера, жениха леди Дженны Холлингсуорт, предстояло трехдневное празднество. Поместье находилось на восточной окраине Бодмин-Мур. Половина корнуолльской знати, не говоря уже об аристократах из Лондона, собралась в Мурхейвен-Мэнор. Праздник начнется в пятницу костюмированным балом, на котором будет официально объявлено о помолвке виконта и Дженны. На субботу запланированы пикники, состязания в верховой езде, стрельбе из лука и огнестрельного оружия, день закончится официальным обедом. В воскресенье блистательным завершением уик-энда станет охота, разумеется, если позволит погода. В Корнуолле такие мероприятия нельзя планировать с уверенностью. Печально известные корнуолльские ветры, как местные жители назвали непредсказуемые штормы, терзавшие берег, могли сорвать самые продуманные планы.
      Дженне было бы гораздо легче, если бы праздник состоялся в Тисл-Холлоу, фамильном имении Холлингсуортов рядом с Лонсестоном. По этикету так и полагалось, но когда леди Марнер посетила мать Дженны и предложила устроить празднество у себя, вдова ухватилась за этот шанс. Хотя долгий год траура по мужу закончился, леди Холлингсуорт не упускала возможности продлить сочувственное отношение к себе. На взгляд Дженны, мать ловко извлекала пользу из своего вдовства.
      Правду сказать, сама она предпочла бы не устраивать празднеств и, если уж на то пошло, не вступать в брак. Дженна не имела желания выходить замуж, и уж тем более за Пустоглазого Руперта, как она его прозвала. Не то чтобы виконт был некрасив, совсем наоборот. Но он был напыщенным, манерным и, ходили слухи, неразборчивым в связях. Однако ее отец хотел этого союза, чтобы породнить два дома, и она должна сделать это в его память. Кроме того, независимость теперь для нее непозволительная роскошь. После того, что она совершила, она нуждается в защите. Не в вялой защите утомительного двадцатидевятилетнего зануды, каким был ее будущий муж, но в защите, которую даст его имя. Марнеры – уважаемые аристократы. Никто не посмеет обвинить жену виконта, когда ее грехи в конце концов всплывут. А это обязательно произойдет. Разве не стал достоянием гласности скандальный союз лорда Форденбриджа с мародерами спустя два года после свершившегося факта? Хоть и защищаясь, но она совершила убийство.
      О том, что она сделала бы, если бы разбойник не выхватил второй пистолет, Дженне было страшно представить. В ту ночь она думала только об отмщении. Но убийство никогда не входило в ее планы. Она была полна решимости сделать то, чего не сделали представители закона: отдать виновного под суд. Даже если ее не узнали, ее видели. Все случившееся походило на ночной кошмар, только она бодрствовала и ужас был реален. Руперт – лишь страховка. Брак с ним был ловким ходом, только и всего. Дженна почти убедила себя в этом.
      Весь день в Мурхейвен-Мэнор прибывали высокие и низкие фаэтоны, одноконные закрытые кареты, парные двуколки, кабриолеты с откинутым кожаным верхом, экипажи всех цветов и форм. Они запрудили круглую подъездную аллею. Глядя в окно, Дженна размышляла, как все они поместятся в каретном сарае, а Эмили, ее горничная, тем временем пересказывала подслушанные разговоры: один лакей говорил, что непоместившихся устроят в деревне на почтовой станции. Как почтовая станция справится с таким наплывом экипажей, Дженна понять не могла, а кареты все подъезжали.
      – Дженна, отойди сейчас же! – сердито сказала леди Холлингсуорт. Вздрогнув от голоса матери, Дженна повернулась к ней. Вдова тоже вздрогнула и отступила. – Не надо таращить глаза, как судомойка, – сказала она. – Что о тебе подумают? Тебя могут увидеть.
      – А разве не за этим все они приехали? – спросила Дженна. – Чтобы оценить меня?
      – Не дерзи. Для этого нет повода, дорогая. Что тебя беспокоит? В последнее время ты очень взволнована, я тебя никогда такой не видела.
      Дженна не ответила на вопрос. Она не могла рассказать матери, что темной весенней ночью на Ламорна-роуд убила человека. Это произошло всего два месяца назад, но казалось, прошла целая жизнь. Нечего и говорить, что Дженну мучила совесть. Среди юных аристократок не принято в одиночестве разъезжать по ночам и совершать гнусные убийства. К тому же не успели еще объявить о ее помолвке с Рупертом, а Дженна уже жалела об этом шаге. Не соверши она убийство, то в здравом уме никогда бы не подчинилась воле матери. Будь отец жив, она никогда не согласилась бы на это замужество, даже если оно было его самым большим желанием. Она уговорила бы отца… но Ястреб убил его, отняв у нее такую возможность.
      – Там! Видишь? – сказала мать, возвращая ее к настоящему. – Да ты ни слова не слышала из того, что я сказала.
      – Я слышала, мама, – вздохнула Дженна и снова повернулась к окну. – Я ищу знакомые лица. И пока ни одного не увидела.
      – Увидишь, милая, – успокоила ее мать. Оглянувшись, она вытянула шею. – Вот Маркемы, леди Честер-Уайт, а там… Уорренфорды с двумя дочерьми. Ты их помнишь? Старшая дебютировала в прошлом сезоне. Как ее зовут… Ровена… Регина…
      – Розмэри, мама.
      – У садовой ограды карета Эклстонов. Видишь? – Леди Холлингсуорт указала в сторону подъездной аллеи, на толстом пальце сверкнул огромный изумруд. – Не успеет маскарад закончиться, как ты не только встретишь старых друзей, но и найдешь новых, важных для тебя и Руперта, дорогая. – Она огляделась вокруг и снова вытянула шею, на сей раз в сторону спальни Дженны. – Эмили распаковала твой костюм?
      – Нет еще, – ответила Дженна.
      Она выбрала для маскарада костюм лебедя. Знаменитая французская модистка Мари Флобер, о салоне которой на Бонд-стрит говорили исключительно в восторженных выражениях, сшила ей шелковое платье, полностью покрытое белыми перьями, и элегантную накидку с капюшоном, которая придавала рукам сходство с крыльями. Покрытый перьями капюшон с изящным клювом облегал голову как вторая кожа. Подумав о костюме, утрамбованном в чемодан вместе с платьями, вечерними нарядами и амазонками, Дженна почти услышала пронзительный возглас модистки «Mon Dieu!», вручную пришившей каждое перышко.
      – Я сейчас же позову эту глупую девчонку! – возмущенно фыркнула леди Элизабет. – Пусть отпарит перья или что там с ними делают, чтобы привести их в должный вид. А ты тем временем спустись в столовую и поешь немного, Дженна. Ты почти замужняя леди. Мне не пристало напоминать тебе о таких мелочах. Где твоя голова, девочка?
      Внизу, в столовой, был устроен роскошный фуршет: на тарелках разложены разнообразные холодные закуски, мясо и сыры, всевозможные горячие блюда стоят на специальных жаровнях, поскольку гости, будут прибывать весь день. Столы заставлены восхитительными десертами, тут же бокалы для шампанского и миндального ликера, серебряные чайники. Лакеи в зеленых с золотом ливреях следят, чтобы чай был горячим, а закусок не убывало. Так будет продолжаться весь вечер, чтобы гости могли ускользнуть с маскарада в бальном зале и поесть, когда пожелают.
      Дженна была бы не прочь перекусить у себя в комнате, но есть в столовой среди льстивых любопытных незнакомцев ей не хотелось. Она хотела насколько возможно сохранить инкогнито. Следовательно, до маскарада надо сторониться гостей. Но леди Элизабет была также решительно настроена выставить дочь напоказ, как та – спрятаться. Крепко взяв Дженну за руку, вдова вывела ее в холл и направилась к лестничной площадке.
      Протестуя, спускалась Дженна по покрытой ковром лестнице и вдруг застыла на ступеньке. Снизу за ними наблюдал джентльмен, вокруг него кружилась толпа, но казалось, он был там один. На вид ему было немного за тридцать, такой поразительной фигуры и глаз Дженна в жизни не видела. Их оттеняли длинные темные ресницы, которым позавидовала бы любая женщина, они придавали незнакомцу романтический, соблазнительный вид. Мужчина стоял под канделябром, и огоньки свечей, отражаясь в его глубоко посаженных глазах, превращали их в живые сапфиры. Каштановые волосы с треугольным мысом на лбу (примета, якобы предвещавшая раннее вдовство) своевольно вились. Они были отброшены назад и завязаны в хвост. Темно-серая визитка безупречного качества подчеркивала высокую фигуру. Вышитый белый жилет, черные панталоны, гессенские сапоги и тщательно завязанный галстук, дополнявшие костюм, по сравнению с его глазами были сущей мелочью. Все бледнело перед их сиянием, и Дженна едва не оступилась.
      Что-то неведомое закружилось в ней, к чему она не была готова. Мать тащила ее за руку, все еще разглагольствуя о важности регулярного питания и опасности упасть в обморок от недоедания. Дженна едва слушала. Взгляд наблюдавшего за ней незнакомца словно наэлектризовал воздух и парализовал ее.
      – Кто это? – выдохнула она, разглядывая широкий подбородок, бакенбарды и твердые губы, которые как будто хотели улыбнуться, но не сделали этого.
      Пока она спрашивала, к джентльмену присоединилась молодая пара. Юная красавица в синем платье из органди и шляпке, подчеркивающей белокурые волосы, встав между мужчинами, подхватила их под руки, и все трое повернулись. Предмет внимания Дженны немного прихрамывал, но это ничуть не уменьшало его роста.
      – Кто, дорогая? Где? – спросила мать, смешно вертя головой.
      – Там, – кивнув, шепнула Дженна. – Тот, с длинными волосами.
      Вошедшие в моду короткие мужские прически, будучи последним писком в Лондоне, пока не взяли штурмом побережье. Некоторые мужчины все еще носили длинные волосы и перевязывали их шелковой лентой, но это было скорее исключением, а не правилом.
      – Ба, да это Саймон Радерфорд, граф Кевернвуд, – сказала леди Холлингсуорт. Прищурившись, она впилась взглядом в свою цель как хищный хорек. – Я не знала, что он возвратился.
      Дженна в замешательстве посмотрела на мать.
      – Он был за границей, дорогая, пока его по инвалидности не демобилизовали из флота. Знаешь, он служил под началом Нельсона. Я слышала, что он был ранен в сражении при Копенгагене. Видишь, он хромает.
      – Как получилось, что он у нас ни разу не был?
      – Лорд Кевернвуд мало времени проводит на побережье, милая. Он предпочитает городской дом, а не Кевернвуд-Холл. Я удивлена, увидев его здесь. Обычно он держится особняком. С этим семейством связан какой-то скандал, касавшийся старшего брата Саймона, который умер в Индии. Отец лишил его наследства задолго до гибели, оставил без гроша. Это было что-то неделикатное, дорогая, но тише, тише. Там камердинер Саймона. Видишь?
      Дженна проследила взглядом за пальцем матери, указавшим на высокого стройного седовласого мужчину, спешащего за графом и его спутниками.
      – Саймон останется на уик-энд, – не унималась леди Холлингсуорт. – Как странно. Он так редко бывает в обществе. Я уверена, что леди Марнер будет что рассказать. Ты ее знаешь.
      Граф не оглядывался. Трио, казалось, направилось в столовую, и Дженна остановилась.
      – Я не пойду, мама, – сказала она. – Вернусь в свою комнату и распакую вещи. Пока ты найдешь горничную, перья уже не поправить. Эмили заглядывается на одного из лакеев. Займись этим, а не то мы получим выговор от леди Марнер.
      Леди Холлингсуорт сердито возражала, но Дженна не обращала на нее внимания. Воспользовавшись подозрительностью матери, она вернулась в свою комнату. Живые сапфировые глаза графа не давали Дженне покоя. Почему его взгляд так сразил ее? И почему ее расстроило, что он стал свидетелем ее разногласий с матерью? Она этого не понимала, но смутилась и пришла в замешательство.
      Странные, тревожные ощущения, которые она испытала, когда взгляд этих глаз пронзил ее, снова вернулись. Жар залил ее щеки, когда она распаковывала костюм. Ее тонкая кожа легко вспыхивала румянцем. Это всегда тяготило Дженну и было для нее настоящим проклятием. Она задумалась, не покраснела ли на лестнице, и ее сердце подпрыгнуло при мысли, что незнакомец, возможно, это заметил.
      – Слава Богу, что это костюмированный бал, – подумала она вслух, расправляя помявшиеся перья на платье.
      Немного позже появилась служанка Марнеров с подносом, а следом за ней раскрасневшаяся Эмили. Дженна не знала, что причиной этому румянцу: тайная встреча с лакеем или стычка с леди Холлингсуорт. Последнее казалось более правдоподобным.
      Эмили исчезла с костюмом, а Дженна подвинула чиппендейловский стул к столу, на который горничная поставила поднос. Под серебряной крышкой на блюде лежали мясной пирог, тушеные овощи, разнообразные сыры и хлеб. Налив себе чашку чаю, Дженна лениво жевала сыр с хлебом. Мясного пирога ее желудок от волнения не вынес бы.
      Наряд Дженны вернулся во всей красе, два лакея принесли ванну и поставили в гардеробной. Затем служанки наполнили ванну водой и оставили Дженну с Эмили.
      Вода была божественная, благоухавшая маслами лаванды и розмарина. Дженна с наслаждением окунулась в ласкавшее тело ароматное тепло. Она закрыла глаза, но перед ее внутренним взором тут же возник образ графа, и жаркой волной нахлынули острые ощущения, которые он вызвал в ней. Они мучительно возбуждали и немало пугали Дженну, казалось, усиливаясь оттого, что она нагая лежит в ванне, полной ароматной воды. То, что эмоции у нее вызвали живые сапфировые глаза графа, а не тусклые карие Руперта, тревожило. Так тревожило, что она выскочила из ванны.
      Эмили высушила ей волосы и помогла надеть костюм. Дженна сидела, тщеславно размышляя, как убрать под капюшон свою длинную белокурую гриву, когда в маскарадном костюме из смежных покоев вошла мать. Леди Холнингсуорт, судя по всему, изображала Елену Прекрасную, из-за которой разразилась Троянская война, но выглядела так, будто забыла надеть платье, решила Дженна. Для такого костюма вдова была слишком маленькая и пышная, поддерживающий грудь огромный корсет только ухудшал положение.
      – Помоги нам, мама. Мы в растерянности, – сказала Дженна, пряча улыбку. – Что мне делать с волосами? Они слишком густые и не уместятся в шапочку, а если их распустить, они слишком длинные и будут видны из-под капюшона.
      Сначала попробовала найти решение задачи Эмили, потом и леди Холлингсуорт приложила руку. Модистка создала превосходный головной убор для лысой женщины, думала Дженна. Наконец волосы свернули кольцом на шее, уложили в сетку и замаскировали шелком.
      – Такие длинные волосы уже не в моде, Дженна, – ворчала леди Холлингсуорт, суетясь над дочерью. – Давно надо было их отрезать. Ладно, ничего страшного. Когда ты снимешь костюм, дорогая, выпусти локоны вокруг лица. Середина вполне приличная, и волны падают естественно. Так и надо сделать.
      Поглядев в большое зеркало, Дженна должна была признать, что мадам Флобер превзошла себя. Голова лебедя совершенна. Прорези для глаз были сделаны под нужным углом, следуя за естественным изгибом ее серебристо-серых глаз, ниже клюва виднелись рот и подбородок. Она была просто великолепна.
      Заблаговременные приглашения на танец в этот вечер отменили, поскольку забавно было угадать под маской партнера, что в большинстве случаев не составляло труда. Руперт узнает ее? Дженна надеялась, что нет. Она хотела веселиться, получать удовольствие или по крайней мере попытаться это сделать. Костюм позволял ей притвориться, что она вовсе не леди Дженна Холлингсуорт, которая, совершила убийство и собиралась из-за этого погубить свою жизнь. Она была прекрасным беззаботным лебедем и стремилась расправить крылья и летать.
      Эта восхитительная фантазия растаяла, однако, в ту минуту, когда Дженна вошла в бальный зал. Оркестр играл Баха, а гости в костюмах один причудливее другого текли через сводчатый проход. Она почти сразу узнала Руперта, одетого фараоном в соответствии с очень популярным в свете стилем. Дженна до сих пор не обращала внимания, что архитектор Джон Нэш, обновляя интерьеры Мурхейвен-Мэнора в стиле ампир, привнес египетские элементы, ставшие популярными после Египетской кампании. Как она могла не заметить? Везде чувствовались революционные прикосновения знаменитого архитектора. Дженна не была уверена, что ей это нравится.
      Какое-то время ей удалось избегать Руперта, поскольку его тут же окружили несколько членов палаты лордов, ради такого случая прибывших из Лондона. Помолвку должны были объявить в полночь. Сигналом к этому было бы появление отряда лакеев с серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Однако до этого события было еще больше двух часов, а в таком заметном костюме в зале спрятаться трудно.
      Танцы начались с кадрили. За галопом последовал дерзкий венский вальс, затем снова кадриль… до объявления помолвки четырнадцать танцев. Дженна танцевала первую кадриль с маркизом Роксбури. Полный пожилой человек с одышкой, от которого пахло луком, он нарядился судьей и не мог удержать на голове парик. Это было тошнотворно, и Дженна возблагодарила судьбу, что ее желудок пуст. Своего партнера по вальсу она не узнала. На нем были просторное домино и маска, напоминавшая ястреба. Многие из гостей нарядились птицами. В бальном зале были крылатые создания всех сортов, одно краше другого – совы, соколы, вороны, – и все щеголяли грозными клювами. Но птицы были не единственными представителями фауны. Дженна особенно восхищалась маской льва лорда Эклстона, которого выдал глубокий мрачный голос. Точно также как и в ее костюме, капюшон полностью скрывал голову лорда. Лорд Эклстон танцевал с Дженной галоп.
      Герцог, нарядившийся монархом, был ее партнером во второй кадрили. Во время этого танца Дженна рассматривала костюмы дам, начиная от нарядов буколических пастушек и заканчивая платьями принцесс всех мыслимых цветов. Молодая белокурая женщина, которая днем увела графа Кевернвуда, нарядилась малышкой в белом кисейном платьице с поводками. Это ей шло. Наблюдая, как она без усилий скачет в танце с сэром Джеральдом Маркемом, Дженна почувствовала укол ревности. Эта девочка казалась такой счастливой, такой невинной. В ее мире не было забот.
      «Как она смеет веселиться, когда это мой бал, и я так несчастна?» Кстати, кто она такая? Эта дама достаточно хорошо знакома с лордом Кевернвудом, чтобы взять его под руку. Да, острая боль, кольнувшая Дженну, была ревностью. Ошибки нет. Она нисколько бы не возражала, если бы мисс Златовласка, как про себя окрестила белокурую гостью Дженна, взяла под руку ее нареченного. В лучшем случае это просто резало бы глаз.
      Руперт все еще беседовал с гостями из Лондона. Удастся ли хоть мельком увидеть графа? Он будет танцевать, учитывая его хромоту? Когда кадриль закончилась, Дженна оглядела зал, пытаясь найти его среди гостей, но народу было слишком много. А каково было бы скользить по полу в его объятиях? Дженна, фантазируя, воображала себе мимолетное соприкосновение их тел, его теплую руку на своей талии, легко ведущую ее по мозаичному полу. Иллюзия была навеяна оркестром, заигравшим вальс. Закрыв глаза, Дженна погрузилась в мечты, когда позади раздался глубокий, чувственный голос:
      – Вы окажете мне честь танцевать со мной, миледи?
      Сначала она подумала, что ей послышалось. Но когда обернулась, то в ужасе застыла, поскольку увидела не восхитительную грезу, а свой самый страшный кошмар: разбойника, всего в черном – от треуголки до начищенных гессенских сапог. Его синие глаза сверкали сквозь прорези шелковой полумаски.
      Задохнувшись, Дженна покачнулась и, лишившись чувств, упала в сильные руки незнакомца.

Глава 2

      Дженна пришла в себя в вестибюле бального зала. Она лежала в желтом полосатом шезлонге. Над ней склонились Руперт и мать, которая, причитая, неистово обмахивала ее носовым платком лорда Эклстона. Граф, снявший треуголку и черную полумаску, стоял позади шезлонга. Белокурая девушка прижалась головкой к его плечу и, сжав руку, кулачком касалась его мускулистого бедра, оба смотрели на Дженну.
      С нее сняли капюшон, и длинные волосы рассыпались по плечам и груди, которая начала судорожно подниматься, когда взгляд Дженны сосредоточился на графе. Устремленные на нее синие глаза потемнели и стали кобальтовыми. Теперь в них были серьезность и замешательство.
      Руперт смерил графа презрительным взглядом.
      – Я ей говорила, что нужно хоть немного поесть, – причитала леди Холлингсуорт. – Она за весь день лишь кусочек проглотила.
      – Какая ты глупая, Дженна, – подбоченясь, выпрямился во весь рост Руперт. – Ты испортила маскарад.
      Явно ошеломленный, Кевернвуд, застыв, переводил взгляд с Руперта на Дженну. Его красивое лицо было непроницаемым. Если бы в его окаймленных роскошными ресницами глазах было что-то, кроме сострадания, Дженна растаяла бы под их пристальным взглядом. От навернувшихся слез образ графа расплылся. Хотя он снял маску, ужас Дженны не прошел, и она скорее походила на испуганного воробья, а не горделивого лебедя, которого изображала.
      – Кевернвуд, – окликнул от двери грубый голос.
      Он принадлежал лорду Эклстону, неловко держащему под мышкой голову льва. Высокий и широкоплечий, лет шестидесяти с небольшим, лорд был одним из ближайших соседей Холлингсуортов и старинным другом отца Дженны на побережье.
      Граф в ответ вскинул подбородок и, когда лорд Эклстон приблизился, отцепился от мисс Златовласки и шагнул к нему.
      Молодой человек, который составил Кевернвуду компанию днем, со смущенным видом занял место графа рядом с девушкой. Дженна предполагала, что юноша был в столовой, когда она упала в обморок, и понятия не имел, что произошло.
      Мать без умолку трещала у нее над ухом. Дженна едва слышала ее. У нее все еще кружилась голова. В висках немилосердно стучало, щеки пылали. Она не могла встретиться взглядом с Рупертом и с трудом удерживалась от того, чтобы не вскочить на ноги и не хлестнуть его по раздраженной физиономии.
      Дженна взглянула на дверной проем, где к Кевернвуду и лорду Эклстону присоединились несколько мужчин. Внезапно граф повернул к ней голову, и его глаза – эти живые сапфиры, которые так гипнотизировали ее, – на миг дрогнули.
      Когда он быстрым шагом двинулся к ней, его хромота стала заметнее. Поняв наконец, что Кевернвуд не призрак и не оживший разбойник, Дженна его не боялась. Однако ее захлестнул такой водоворот эмоций, что она едва не упала в обморок во второй раз. Она не могла отделаться от ошеломляющего желания оказаться в его объятиях, хотя едва помнила их контакт. Как жестоко провидение! Она воображала себе, как он поведет ее в танце, а когда его рука коснулась ее, даже не осознала этого.
      – Простите меня, миледи, – пробормотал граф. – Поверьте, если бы я знал, я бы никогда.
      – Вам следовало бы знать, – перебил его Руперт. – Снимите свой дурацкий наряд, Кевернвуд. Что вы задумали?
      – Откуда его сиятельство мог знать, Руперт? – вступился, подойдя ближе, лорд Эклстон. – Он только что вернулся.
      Дженна неловко кивнула графу, принимая извинения, и попыталась подняться.
      – Нет, не делайте этого! – порывисто сказала мисс Златовласка. – Полежите, миледи. Вы ужасно выглядите. Правда, Криспин? – обратилась она к молодому человеку, с которым появилась днем.
      Дженна изумленно уставилась на них. Черт возьми! Кто эта женщина?
      – Простите меня, миледи, – сказал граф, словно прочитав ее мысли. – Позвольте представить вам леди Эвелин Сент-Джон и ее брата, Криспина Сент-Джона, они гостят у меня в Кевернвуд-Холле.
      Дженне удалось изобразить подобающую любезность.
      Внезапно толпа у двери расступилась, и появилась высокая царственная дама. Леди Каролин Марнер абсолютно соответствовала своему костюму валькирии, за ней по пятам плелся ее бестолковый муж в совершенно неподходящем ему костюме викинга.
      – Ты нездорова, Дженна, милочка моя? – нараспев произнесла леди Марнер. – Маркиз сказал, что ты упала в обморок в бальном зале.
      – Кевернвуд напугал ее своим костюмом, – вставил Руперт.
      – Я уверена, что он этого не хотел, Руперт, дорогой, – промурлыкала она. Потом ему на ухо, но так, что слышали все, добавила: – Откуда его сиятельству знать, что ее отца убил разбойник?
      – Покончим мы с этим или нет? – нетерпеливо воздел руки Руперт. – Мы можем наконец снять маски и объявить о помолвке. Все это становится смешным.
      – Пожалуйста, не надо, – перебила Дженна.
      Гнев, ревность и смущение подняли ее на ноги. Она не смела встретиться с графом взглядом. Иначе она погибла. Меж ними словно вспыхнула электрическая дуга, и Дженна была в замешательстве. Граф воздействовал на самые потаенные уголки ее души.
      – Не позволяйте мне портить бал, – запинаясь, продолжила она. Ее нижняя губа задрожала, но она не доставит им удовольствия своими слезами. – Продолжайте праздник, – пробормотала она. – Никто не виноват. Пожалуйста, извините меня.
      Едва Дженна добралась до лестничной площадки, как слезы хлынули потоком. Она почти не видела ступенек. Колени у нее все еще дрожали от потрясения, гнева и унижения.
      – Как ты могла это сделать, Дженна? – звенел в ее ушах голос матери. – Руперт ужасно зол!
      – Руперт может отправляться… ко всем чертям! – воскликнула она.
      Большего Дженна вынести не могла и, заткнув руками уши, чтобы не слышать сдавленных воплей матери, побежала к себе в комнату, прежде чем вдова нашла подходящие слова.
      Эмили ждала, чтобы помочь Дженне раздеться. Изящное творение мадам Флобер бесформенным комом упало к ее ногам на цветастый ковер. Дженна пнула платье, и перышки взвились в воздух. Как Руперт посмел оскорбить ее перед всеми гостями? Как посмела мисс Златовласка… Сент-Джон… леди Как-Ее-Там сказать ей, что она выглядит ужасно? Эта женщина остановилась в Кевернвуд-Холле, под одной крышей с этими чувственными сапфировыми глазами.