Знак Зорро

Итак, дон Диего вышел из дома и медленно поднялся в гору к зданию гарнизона.

Капитан Рамон заметил его приближение и удивился этому. Он усмехнулся при мысли о поединке с таким человеком.

Он проявил самую холодную учтивость, когда дон Диего вошел в кабинет коменданта.

— Я горжусь тем, что вы навестили меня здесь, — сказал он, делая глубокий поклон потомку рода Вега.

Дон Диего поклонился в ответ и сел на предложенный капитаном Рамоном стул. Капитан Рамон удивился, что у дона Диего не было при себе шпаги.

— Я был принужден подняться на вашу дьявольскую гору, чтобы поговорить с вами об одном важном деле, — сказал дон Диего. — Мне сообщили, что вы посетили мой дом в мое отсутствие и оскорбили молодую сеньориту — мою гостью.

— Неужели? — сказал капитан.

— Были вы очень пьяны?

— Сеньор!..

— Это, конечно, отчасти служило бы смягчающим обстоятельством. Кроме того вы были ранены, и наверно у вас была лихорадка. Были вы в лихорадке, капитан?

— Без сомнения, — сказал Рамон.

— Лихорадка ужасная вещь. У меня был однажды приступ ее. Но вы не должны были посещать сеньориту. Вы не только оскорбили ее, но вы оскорбили и меня. Я сделал предложение сеньорите стать моей женой. Дело… э… пока еще не устроено, но я имею некоторые права в данном случае.

— Я вошел в ваш дом с целью узнать новости об этом сеньоре Зорро, — солгал капитан.

— Вы… э… нашли его? — спросил дон Диего.

Лицо коменданта покраснело.

— Молодчик был там и атаковал меня, — ответил он. — Я был ранен, конечно, не имел оружия, так что он мог бы сделать со мною все, что захотел.

— Что за удивительная вещь, — сказал дон Диего, — ни один из вас, солдат, не может сразиться с этим «Проклятием Капистрано» в равных условиях. Всегда он нападает на вас, когда вы беспомощны, или угрожает вам пистолетом, когда вы деретесь на шпагах, или имеет при себе около двадцати своих людей. Прошлою ночью я встретил в гациенде брата Филиппа сержанта Гонзалеса и его отряд и громадный сержант рассказал мне ужасную историю о том, как этот разбойник со своими двадцатью сообщниками разогнал его кавалеристов.

— Но мы все же поймаем его! — проговорил капитан. — И я хочу обратить ваше внимание на некоторые важные факты, кабальеро. Дон Карлос Пулидо, как мы знаем, не в милости у властей. Этот сеньор Зорро, если вы вспомните, был в гациенде Пулидо и напал там на меня, появившись из шкафа.

— Ха! Что вы хотите сказать?

— К тому же вчера вечером он был в вашем доме, в то время как вы были в отсутствии и Пулидо были вашими гостями. Это начинает выглядеть так, как будто дон Карлос принимает участие в делах сеньора Зорро. Я почти убежден, что дон Карлос изменник и помогает негодяю. Вы должны хорошенько подумать, прежде чем желать брачной связи с дочерью такого человека.

— Клянусь святыми, что за речь! — воскликнул как бы в восхищении дон Диего. — Моя бедная голова звенит от нее! Вы действительно верите всему этому?

— Конечно, верю, кабальеро.

— Думаю, что Пулидо завтра возвратятся к себе? Я только пригласил их быть моими гостями, чтобы они могли уехать от места действия этого сеньора Зорро.

— А сеньор Зорро последовал за ними в село. Вы понимаете?

— Может ли так быть? — задохнулся дон Диего. — Я должен обдумать этот вопрос. О, какие нынче неспокойные времена! Но они завтра возвратятся в гациенду. Конечно, я не хочу, чтобы его превосходительство подумал, будто я укрываю изменников.

Он встал, учтиво поклонился и затем медленно направился к двери. Но потом, видимо, что-то внезапно вспомнил и снова повернулся к капитану.

— Ха! Я чуть не забыл об оскорблении! — воскликнул он. — Что вы имеете сказать, мой капитан, относительно событий прошлой ночи?

— Конечно, кабальеро, я нижайше прошу у вас извинения, — ответил капитан Рамон.

— Я полагаю, что должен принять извинения. Но прощу вас, чтобы это больше не повторялось. Вы ужасно испугали моего дворецкого, а он прекрасный слуга.

Затем дон Диего снова поклонился и покинул гарнизон, а капитан Рамон смеялся так долго и громко, что больные в госпитале испугались, что их комендант потерял рассудок.

— Что за человек! — воскликнул капитан. — Думаю, что отстранил его от этой сеньориты Пулидо. И я был достаточно глуп, намекая губернатору, что этот Вега может быть способен на измену. Необходимо исправить как-нибудь это дело. У этого человека недостаточно ума и темперамента, чтобы быть изменником.

Глава XX

Дон Диего проявляет интерес

Угрожавший дождь не пошел ни в этот день, ни ночью, а утром солнце ярко светило, небо было синее, и воздух напоен запахом цветов.

Вскоре после завтрака повозка Пулидо была подана к дому, и дон Карлос, его жена и дочь приготовились к отъезду.

— Как удручает меня, — сказал дон Диего в дверях, — что брак с сеньоритой не может состояться. Что я скажу моему отцу?

— Не отчаивайтесь, кабальеро, — посоветовал ему дон Карлос. — Может быть, когда мы снова будем дома и Лолита сравнит наше скромное жилище с вашими великолепными хоромами, она переменит свое намерение. Женщина меняет свои намерения, кабальеро, так же часто, как и свои прически.

— Я думал, что все будет уже улажено к этому времени, — сказал дон Диего. — Вы говорите, что все еще есть надежда?

— Я так думаю, — сказал дон Карлос, но он сомневался в этом, вспоминая выражение лица сеньориты. Тем не менее он собирался серьезно поговорить с ней по приезде домой и рассчитывал на то, что решится настоять на повиновении даже в деле выбора мужа.

Когда все любезности были окончены и громоздкая повозка уехала, дон Диего вернулся обратно в свой дом с поникшей головой: эта поза была характерна для него, когда он затруднял себя размышлениями.

Вскоре он решил, что в данный момент нуждается в обществе. Покинув дом, перешел через площадь и вошел в таверну. Толстый хозяин кинулся приветствовать его, повел на лучшее место около окна и принес вина, не ожидая приказания.

Дон Диего провел почти час, глядя через окно на площадь, следя, как проходили мужчины и женщины, наблюдая работу туземцев, то и дело поглядывая на тропинку, шедшую по направлению к Сан-Габриель.

Вскоре он заметил на этой тропинке двух приближающихся всадников, а между лошадьми третьего человека; дон Диего увидел, что от талии этого человека шли веревки к седлам всадников.

— Что это такое, во имя святых! — воскликнул он, вставая со скамейки и подходя ближе к окну.

— Ха! — вздохнул хозяин. — Это ведут пленника.

— Пленника? — произнес дон Диего.

— Туземец недавно принес это известие, кабальеро. Опять монах попался.

— Объяснитесь, толстяк.

— Человек этот должен немедленно предстать перед судьей. Говорят, что он надул торговца шкурами и теперь должен отвечать за это. Он хотел, чтобы его дело разбиралось в Сан-Габриель, но ему не разрешили этого, так как там все расположены в пользу миссии и монахов.

— Кто этот человек? — спросил дон Диего.

— Его зовут братом Филиппом, кабальеро.

— Что такое? Брат Филипп, старый человек и мой хороший друг! Я провел позапрошлую ночь в его гациенде.

— Без сомнения, он провел вас, кабальеро, как и других, — сказал хозяин.

Дон Диего проявил определенный интерес. Он внезапно вышел из таверны и направился в помещение суда, находившееся в маленьком кирпичном здании на противоположной стороне площади. Всадники как раз приехали туда вместе со своим пленником. Это были два солдата, которые стояли на постое в Сан-Габриель, а монахи были принуждены именем губернатора содержать их и давать им ночлег.

Это был брат Филипп. Его заставили идти всю дорогу привязанным к седлам стражников, и можно было не сомневаться, что всадники ехали галопом, чтобы испробовать степень выносливости монаха.

Платье брата Филиппа было в лохмотьях, покрыто пылью и потом. Толпившиеся вокруг награждали его насмешками и грубыми шутками, но монах гордо держал голову и делал вид, что ничего не видит и не слышит.

Солдаты сошли с коней и втащили его в комнату судьи, а праздношатающиеся и туземцы толпой ввалились через дверь. Дон Диего колебался одно мгновение, потом направился к двери. — Прочь, мерзавцы! — крикнул он, и туземцы расступились перед ним.

Он вошел и стал проталкиваться сквозь толпу. Судья увидел его и пригласил на переднее место. Дон Диего было теперь не до того, чтобы садиться.

— Что такое? Что случилось? — спросил он. — Ведь это брат Филипп, благочестивый человек и мой друг.

— Он мошенник! — возразил один из солдат.

— Если это так, то нельзя больше верить ни одному человеку, — заметил дон Диего.

— Его поступки противозаконны, кабальеро, — утверждал судья, выступив вперед. — Обвинение предъявлено, и его привели сюда на суд.

Тогда дон Диего сел, и заседание было объявлено открытым.

Человек, приносивший жалобу, был неприятный на вид парень; он объяснил, что был торговцем салом и шкурами и имел склад в Сан-Габриель.

— Я прибыл в гациенду, управляемую этим монахом, и купил у него десять шкур, — объявил он. — После того, как я отдал ему деньги и принес товар на склад, я нашел, что шкуры не выделаны как следует. В действительности они были совершенно испорчены. Я вернулся в гациенду, рассказал ему это, требуя, чтобы он вернул мне деньги, но он отказался это сделать.

— Шкуры были хорошие, — вставил брат Филипп. — Я сказал ему, что возвращу ему деньги, когда он вернет мне шкуры.

— Они были испорчены, — упорствовал торговец, — мой помощник подтвердит то же самое. Они издавали зловоние, и я должен был сжечь их немедленно.

Помощник подтвердил все это.

— Что вы можете сказать, брат? — спросил судья.

— Что бы я ни сказал, это мне не поможет, — ответил брат Филипп. — Меня уже признали виновным и вынесли приговор. Если бы я был приверженцем беспутного губернатора, а не францисканцем, то шкуры были бы хороши.

— Да это измена! — воскликнул судья.

— Я говорю правду.

Судья надул губы и нахмурился.

— Здесь было слишком много этих мошенничеств, — сказал он наконец. — Если человек носит рясу, то это вовсе не значит, что он может безнаказанно грабить. В таких случаях я считаю нужным подать пример, чтобы монахи видели, что они не могут извлекать выгоды из своего сана. Монах должен заплатить этому человеку стоимость шкур, а за мошенничество он получит десять ударов по спине, за произнесенные же им изменнические слова он получит еще пять добавочных ударов. Таков приговор.

Глава XXI

Наказание кнутом

Туземцы глумились и аплодировали. Лицо дона Диего побледнело, и на мгновение его глаза встретились с глазами брата Филиппа, на лице которого застыло выражение покорности.

Помещение суда опустело, и солдаты отвели монаха на место экзекуции посредине площади. Дон Диего заметил, что судья усмехался, и понял, каким фарсом был этот суд.

— Беспокойное время! — сказал он своему знакомому, стоявшему рядом с ним.

Солдаты сорвали рясу со спины Филиппа и собирались привязать его к столбу. Но монах обладал когда-то большой силой и сохранил ее отчасти; он понял, какое унижение ему предстояло перенести.

Внезапно он оттолкнул солдат в сторону и наклонился, чтобы схватить с земли кнут.

— Вы сняли с меня рясу! — закричал он. — Я теперь обыкновенный человек, не монах! В сторону, собаки!

Он начал стегать кнутом. Одного солдата он резанул по лицу и ударил двух туземцев, подскочивших к нему.

Но вот толпа навалилась на него, сбила с ног и принялась избивать, не обращая внимания даже на окрики солдат. Дон Диего почувствовал потребность действовать. Несмотря на мягкую натуру, он не мог перенести, чтобы с его другом поступали таким образом. Он ринулся в середину толпы, приказывая туземцам очистить дорогу, но внезапно почувствовал, как кто-то схватил его за руку, и, повернувшись, встретился глазами с судьей.

— Это не дело кабальеро, — сказал судья тихим голосом. — Человек этот был приговорен правильно. Если вы протянете руку, чтобы помочь ему, этим вы подымете руку против его превосходительства. Разве вы забыли об этом, дон Диего Вега?

По-видимому дон Диего не забыл этого. Он сознавал кроме того, что заступничеством не окажет услуги своему другу. Кивнув головой судье, он удалился. Но ушел недалеко. Тем временем солдаты овладели монахом и привязали его к позорному столбу. Это было добавочное оскорбление, так как столбом пользовались исключительно для наказания непокорных туземцев. Кнут взвился в воздухе, и дон Диего увидел кровь, выступившую на голой спине Филиппа. Он отвернулся, так как не мог вынести подобного зрелища. Он считал удары по свисту кнута в воздухе, и знал, что гордый старый брат Филипп не издаст ни звука и может умереть без стона. Он слышал смех туземцев, а, обернувшись, увидел, что наказание окончено.

— Деньги должны быть заплачены в течение двух дней, или вы получите еще пятнадцать плетей, — сказал судья.

Монах Филипп был развязан и упал на землю у подножия столба. Толпа начала рассеиваться. Два монаха, которые следовали за Филиппом от Сан-Габриель, помогли своему брату встать на ноги и отвели его в сторону под гиканье туземцев. Дон Диего Вега возвратился к себе.

— Пришлите мне Бернардо, — приказал он своему дворецкому. Дворецкий кусал губы, чтобы удержаться от смеха, когда шел исполнять данное ему приказание. Бернардо был глухонемой слуга-туземец, услугами которого дон Диего пользовался в особых случаях.

Через минуту он вошел в большую гостиную и поклонился своему хозяину.

— Бернардо, ты драгоценность! — сказал дон Диего. — Ты не можешь ни говорить, ни слышать, ни писать, ни читать, и ты недостаточно умен, чтобы знаками дать понять о своих желаниях. Ты единственный человек в мире, с которым я могу говорить без того, чтобы выслушивать ответы. Ты не произносишь «ха!» каждую минуту.

Бернардо качнул головой, как будто бы он понял. Он всегда так качал головой, когда губы дона Диего переставали двигаться.

— Да, беспокойные нынче времена, Бернардо, — продолжал дон Диего, — человек не может найти места, где бы он мог поразмыслить. Даже к монаху Филиппу позавчера ночью ворвался громадный сержант, стуча в дверь. Человеку, имеющему нервы, очень тяжело. А истязание старого монаха Филиппа? Бернардо, будем надеяться, что сеньор Зорро, который наказывает тех, кто поступает несправедливо, услышит об этом деле и будет действовать соответствующим образом.

Бернардо снова качнул головой.

— Что касается меня, то я в очень затруднительном положении, — продолжал дон Диего. — Отец приказал мне жениться, а та сеньорита, которую я выбрал, не желает меня. Наверно мой отец отдерет меня за уши. Бернардо, пришло для меня время покинуть это село на несколько дней. Я поеду в гациенду моего отца, чтобы рассказать ему, что я еще не нашел невесты, и попросить его о снисходительности. И там, на белых холмах позади его дома, я надеюсь найти какое-нибудь место, где смогу отдохнуть и побеседовать с поэтами в течение целого дня без разбойников, сержантов и несправедливых судей, раздражающих меня. А ты, Бернардо, конечно, будешь рядом.

Бернардо снова качнул головой. Он догадывался, что произойдет дальше. Дон Диего имел привычку долго говорить с ним, и всегда после этого следовало путешествие. Бернардо нравилось это, потому что он обожал дона Диего, а также потому, что любил посещать гациенду отца дона Диего, где с ним всегда обращались ласково.

Дворецкий подслушивал в соседней комнате и узнал все, что говорилось. Он отдал приказание, чтобы лошадь дона Диего была готова, и приготовил бутылку с водой и вином в дорогу своему господину. Немного спустя дон Диего выехал из дома, а следом за ним на небольшом расстоянии, верхом на муле ехал Бернардо. Они направились быстро вдоль шоссе и вскоре поравнялись с небольшой повозкой, по бокам которой шли два францисканца, а внутри сидел брат Филипп, старавшийся сдержать мучительные стоны.

Дон Диего сошел с коня и, когда повозка остановилась, подошел к ней, схватил руку Филиппа.

— Мой бедный друг! — сказал он.

— Это только новый образец несправедливости, — ответил брат Филипп, — уже двадцать лет все миссии подвергаются гонению и оно все растет. Святой Джуниперо Сэра завладел этой местностью, когда все другие страшились ее, и в Сан-Диего де Алкала он основал первую миссию, от которой пошли другие. Таким образом, он даровал миру империю. Нашей виной было то, что мы преуспевали. Мы работали, а другие пожинали плоды.

Дон Диего кивнул, и монах продолжал:

— Они начали с того, что отобрали у нас земли миссий, земли, которые мы обрабатывали, которые представляли собою пустыни, и которые мои братья превратили в сады и огороды. Они ограбили нас и, не удовлетворившись этим, теперь преследуют. Владения миссий обречены, кабальеро. Уже недалек тот час, когда крыши их упадут и стены обрушатся. Настанет время, когда народ будет смотреть на эти руины и удивляться, как могла произойти подобная вещь. Но нам ничего не останется как только подчиниться. Это один из наших принципов. На площади Рейна де Лос-Анжелес я забылся на одно мгновение, когда взял кнут и ударил человека. Наше назначение подчиняться.

— Иногда, — заметил дон Диего, — я хотел бы быть энергичным человеком.

— Вы выказываете сочувствие, мой друг, которое столь же дорого, как и драгоценные камни, а энергия, направленная по ложному пути, хуже, чем полное отсутствие ее. Куда вы едете?

— В гациенду моего отца, дорогой друг. Я должен умолять его о прощении и снисходительности. Он приказал мне жениться, а я нахожу эту задачу очень трудной.

— Это должно было бы быть легкой задачей для одного из Вега. Каждая девушка была бы горда носить это имя.

— Я надеялся обвенчаться с сеньоритой Лолитой Пулидо, так как она завладела моим сердцем.

— Достойная девушка! Ее отец тоже подвергся несправедливому гонению. Если бы вы вступили в его семью, никто не осмелился бы поднять на него руку.

— Все это очень хорошо, брат, и, конечно, абсолютная правда, но сеньорита не желает меня, — жаловался дон Диего. — По-видимому я не имею достаточно отваги и ума.

— Должно быть, ей трудно понравиться. Или, быть может, она кокетка и играет вами, надеясь одержать верх и увеличить ваш пыл. Девушка любит мучить мужчину, кабальеро, это ее привилегия.

— Я показал ей свой дом в селе, упомянул о большом богатстве и согласился купить для нее новую коляску, — рассказывал дон Диего.

— А показывали ли вы ей ваше сердце, упоминали ли о вашей любви и о желании быть прекрасным мужем?

Дон Диего смущенно смотрел на него, затем быстро замигал глазами и почесал подбородок, как он иногда делал, когда был чем-нибудь поражен.

— Что за безумная идея! — воскликнул он немного спустя.

— Попробуйте ее, кабальеро. Это может иметь превосходный результат.

Глава XXII

Скорое наказание

Монахи поехали дальше, брат Филипп поднял руку и благословил дона Диего, который свернул в сторону на другую тропинку. Глухонемой Бернардо следовал за ним на своем муле.

А между тем в селе торговец шкурами и салом был центром внимания в таверне. Толстый хозяин хлопотал, снабжая гостей вином, так как продавец шкур и сала тратил часть денег, которые он получил мошенническим путем от брата Филиппа. Судья тратил остальную часть.

Раздавался громкий хохот, когда кто-нибудь рассказывал, как брат Филипп хлестал кнутом, или как кровь текла по его старой спине, когда пустили в дело плетку.

— Ни одного стона! — кричал торговец шкурами и салом. — Он мужественный старый волк. Прошлый месяц мы стегали одного в Сан-Фернандо, и он выл, прося о милости, хотя некоторые говорят, что он был болен и потому слаб. Возможно, что это так. Крепыши, эти братья! Но зато какая удача, когда мы можем заставить одного из них повыть. Еще вина, хозяин! Брат Филипп платит за все!

При этом раздался взрыв сиплого смеха, и подручному торговца, который давал ложные показания, была брошена монета, причем ему было приказано разыгрывать из себя самостоятельного человека и поставить вино за свой счет. Тогда он купил вина для всех в таверне и весело завыл, когда толстый хозяин не дал ему сдачи с его монеты.

— Разве ты монах, что скупишься на деньги? — спросил хозяин.

Снова вся таверна весело загоготала, а хозяин, который до крайности надул подручного, усмехался, занимаясь своим делом. Это был хороший день для толстого хозяина.

— Кто был тот кабальеро, который выказал милосердие к монаху? — спросил торговец.

— Это был дон Диего Вега, — ответил хозяин.

— Он наживет себе неприятности.

— Кто угодно, но не дон Диего, — сказал хозяин. — Вы знаете знаменитую семью Вега, не так ли, сеньор? Его превосходительство сам заискивает перед ними. Стоило бы только кому-нибудь из Вега поднять палец, и был бы политический переворот в наших местах.

— В таком случае он опасный человек? — спросил торговец.

Взрыв хохота был ему ответом.

— Опасный? Дон Диего Вега! — кричал хозяин, а слезы текли по его жирным щекам. — Вы уморите меня. Дон Диего только и делает, что сидит на солнце и мечтает. Он почти никогда не носит шпаги. Он очень редко ее надевает, да и то исключительно как украшение. Он стонет, если ему приходится проехать несколько миль верхом. Дон Диего так же опасен, как и ящерица, греющаяся на солнце.

— Но несмотря на все, он отличный господин, — прибавил хозяин поспешно, боясь, чтобы его слова не достигли ушей дона Диего и чтобы тот не перестал посещать его таверну и не перешел бы в другую.

Были почти сумерки, когда торговец шкурами и салом покинул таверну со своим подручным. Оба шли, пошатываясь, так как поглотили слишком большое количество вина. Они направились к повозке, в которой путешествовали, помахали на прощанье группе людей у дверей таверны и медленно отправились по тропинке в Сан-Габриель.

Они совершали свое путешествие не спеша, продолжая пить из кувшина купленное ими вино. Они проехали через вершину первого холма, и селение Рейна де Лос-Анжелес скрылось из виду. Перед ними была теперь лишь большая дорога, вившаяся подобно громадной пыльной змее, да темные холмы и несколько строений вдали. На повороте они внезапно увидели перед собою всадника, легко сидевшего в седле; его конь стоял посреди дороги, так что они не могли обогнуть его.

— Поверни свою лошадь, поверни свою скотину! — закричал торговец шкурами и салом. — Что же, ты хочешь, чтобы я переехал тебя?

Подручный издал восклицание, похожее на испуг, и торговец посмотрел внимательнее на всадника. Его челюсть опустилась, глаза выкатились.

— Да это сеньор Зорро! — воскликнул он. — Клянусь честью, это «Проклятие Капистрано», и снова здесь близ Сан-Габриель! Вы не тронете меня, сеньор Зорро? Я бедный человек, и у меня нет денег. Не далее как вчера, один монах обманул меня, и я был в Рейна де Лос-Анжелес, ища справедливости.

— А получили вы ее? — спросил сеньор Зорро.

— Судья был добр, сеньор. Он приказал монаху заплатить мне, но я не знаю, когда я получу деньги.

— Выходите-ка из повозки, и ваш помощник тоже! — скомандовал сеньор Зорро.

— Но у меня нет денег! — протестовал торговец.

— Вон из повозки! Что мне, повторять, что ли? Двигайтесь, или свинец найдет место в вашем теле!

Теперь торговец увидел, что разбойник держал в руке пистолет. Он запищал от страха и выскочил из повозки так скоро, как только мог, а за ним выкатился и его подручный. Они стояли на пыльной дороге перед сеньором Зорро, дрожа от страха. Торговец молил о пощаде.

— У меня нет денег с собою, любезный разбойник, но я достану их для вас! — молил он. — Я принесу их, куда вы скажете, куда вы пожелаете.

— Молчать, скотина! — крикнул сеньор Зорро. — Я не хочу твоих денег, клятвопреступник! Я знаю все о фарсе, разыгранном на суде в Рейна де Лос-Анжелес; я имею способ узнавать о подобных вещах немедленно. Итак, какой монах обманул тебя, а? Лжец и вор! Это ты мошенник! И они дали старому человеку пятнадцать плетей из-за лжи, которую ты наплел. А ты поделился с судьей деньгами, мошеннически полученными от монаха.

— Клянусь святыми!

— Не надо! Достаточно ты надавал ложных клятв. Ступай вперед!

Торговец повиновался, дрожа точно в лихорадке. Сеньор Зорро быстро слез с коня. Подручный торговца стоял у повозки с побелевшим от страха лицом.

— Вперед! — снова скомандовал сеньор Зорро.

Снова торговец повиновался, но внезапно он начал молить о пощаде, так как сеньор Зорро вытащил из-под своего длинного плаща кнут, которым погоняют мулов, и держал его наготове в правой руке, в то время как в левой у него был пистолет.

— Повернись спиной! — скомандовал он.

— Милосердие, добрый разбойник! Разве я должен быть избитым, после того как был ограблен? Неужели вы будете истязать честного купца из-за вороватого монаха?

Первый удар, и торговец пронзительно закричал от боли. Его последнее замечание, казалось, придало силы руке разбойника. Второй удар, и торговец опустился на колени на пыльной дороге.

Тогда сеньор Зорро сунул пистолет за кушак, подошел ближе, левой рукой схватил торговца за клок волос так, чтобы приподнять его, а правой сыпал тяжелые удары ослиным кнутом по спине. Он хлестал до тех пор, пока крепкое платье и рубашка торговца не разорвались в клочья и кровь не просочилась насквозь.

— Это тому, кто дает ложные клятвы и заставляет наказывать честного монаха! — крикнул сеньор Зорро.

Потом он обратил свое внимание на подручного.

— Без сомнения, молодой человек, вы исполняли только приказания своего хозяина, когда лгали перед судьей, — сказал он. — Но вы должны быть проучены, чтобы быть честным и справедливым независимо от обстоятельств.

— Пощадите, сеньор, — взвыл подручный.

— Разве вы не смеялись, когда истязали монаха? Разве вы не напились, празднуя наказание бедного человека, полученное им за то, чего он не сделал.

Сеньор Зорро схватил юношу за шиворот, повернул его кругом и крепко ударял по плечу. Мальчишка пронзительно закричал и потом начал хныкать. Он получил всего пять ударов плетью, так как сеньор Зорро по-видимому не хотел доводить его до потери сознания. Наконец он отбросил мальчишку от себя и свернул свой кнут.

— Будем надеяться, что вы оба будете помнить этот урок, — сказал он. — Садитесь в повозку и уезжайте, и когда будете говорить об этом происшествия, то говорите правду, иначе я услышу об этом и накажу вас снова. Смотрите, чтобы я не услышал, что пятнадцать или двадцать человек окружили и держали вас, покуда я стегал.

Подручный вскочил в тележку, его хозяин последовал за ним, они хлестнули лошадь и скрылись в облаке пыли по направлению к Сан-Габриель. Сеньор Зорро смотрел им вслед некоторое время, потом поднял свою маску, вытер вот с лица и снова сел на лошадь, пристегнув кнут к седлу.

Глава XXIII

Еще наказание

Сеньор Зорро быстро поскакал к вершине холма, под которым расстилалось село. Там он остановил лошадь и посмотрел вниз на деревню.

Было почти темно, но он мог достаточно хорошо видеть то, что хотел. В таверне горели свечи, и оттуда доносились сиплые звуки песни и громких шуток. Гарнизон был освещен, и из некоторых домов доносился запах приготовляемой пищи.

Сеньор Зорро поехал дальше, спускаясь с холма. Достигнув края площади, он пришпорил коня и устремился к дверям таверны, перед которой собралось с полдюжины людей; большинство из них было под хмельком.

— Хозяин! — крикнул он.

Сначала никто из толпы у дверей таверны не обратил на него особого взимания, думая, что это какой-нибудь путешествующий кабальеро, желающий освежиться. Хозяин поспешно выскочил, потирая свои жирные руки, и близко подошел к лошади. Тут только он увидел, что всадник был в маске, и что дуло пистолета угрожало ему.

— Здесь ли судья? — спросил сеньор Зорро.

— Да, сеньор.

— Стойте, где стоите, и крикните ему. Скажите, что здесь есть кабальеро, который хочет поговорить с ним относительно одного дела.

Перепуганный хозяин позвал судью, и известие было передано внутрь. Судья вышел, спотыкаясь и спрашивая громким голосом, кто оторвал его от приятного времяпровождения. Спотыкаясь, дошел он до лошади, положил на нее руку и, посмотрев вверх, увидел два сверкающих глаза, глядевших из-под маски. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но сеньор Зорро вовремя предупредил его.

— Ни звука, или вы умрете! — сказал он. — Я пришел, чтобы наказать вас. Сегодня вы вынесли приговор человеку, который был невиновен. Тем более, что вы знали о его невиновности, и весь суд был только фарсом. По вашему приказу он получил известное количество плетей. Вы получите такую же расплату.

— Вы осмеливаетесь…

— Молчать! — скомандовал разбойник. — Вы, там у дверей, подойдете сюда, — позвал он.

Все приблизились толпою, большинство из гуляк были поденщики, подумавшие, что этот кабальеро хочет дать им какую-нибудь работу и имеет деньги, чтобы заплатить за нее. В темноте они не заметили маски и пистолета, пока не очутились радом с лошадью, а тогда было уже поздно отступать.

— Мы сейчас накажем этого несправедливого судью, — сказал им сеньор Зорро. — Пятеро из вас схватят его и подведут к столбу посредине площади и там привяжут его. Первый, кто станет колебаться, получит заряд свинца из моего пистолета, а моя шпага расправится с остальными. И — живо, шевелитесь!

Испуганный судья начал кричать.

— Смейтесь погромче, чтобы его крики не были слышны, — приказал разбойник, и люди засмеялись изо всех сил, хотя в их смехе и чувствовался особый оттенок.

Они схватили судью за руки, подвели его к столбу и привязали ремнями.

— Вы выстроитесь в ряд, — сказал им сеньор Зорро, — возьмете этот кнут, и каждый из вас ударит его по пяти раз. Я буду наблюдать, и если я увижу хоть раз, что кнут падет легко, я накажу вас. Начинайте!

Он бросил кнут первому человеку, и наказание началось. Сеньор Зорро не нашел недостатков в способе, каким оно производилось, так как в сердцах поденщиков царил страх, и они стегали сильно и охотно.