Послание Геркулеса

      Сейчас Гарри смотрел, как Томми вглядывается в устройства, уже виденные раньше. Если не считать бейсбольного стадиона, Смитсоновский институт был любимым местом мальчика в округе Колумбия. И еще Гарри думал, что у Сайруса Хаклюта могло быть лекарство.
      Он отступил на несколько шагов и стал разбирать мелкий шрифт на табличке возле генератора мезонов.
      И думал, что к этому моменту с проектом «Геркулес» уже, наверное, покончено. Розенблюм, быть может, ждет, что в ближайшие несколько дней Гарри придумает компенсацию для Гамбини. Какой-то вкусный кусок придется найти и для Уиллера, и для Хаклюта. Будут пытаться подкупить группу, гарантировать ее молчание, защитить от возможного презрения.
      Томми и Гарри оставались до закрытия. Потом они прошлись теплым вечером по Конститьюшн-авеню, разговаривая о птеродактилях и компьютерных играх. Томми объявил, что собирается стать археологом.
      - В Египте, - добавил он. Хорошая была минута.
 
      На следующее утро Гарри ждало на работе приглашение зайти к Розенблюму. Он вздохнул, выпил кофе и побрел в офис директора. Гамбини уже был там.
      - …и хорошо, что избавились, - говорил Розенблюм. У руководителя проекта был убитый вид.
      - Надо смотреть по-другому, Эд, - сказал Розенблюм. - Вы на этой штуке набрали репутацию, хотя вначале была только головная боль. И лучше вам отойти в сторону. Теперь это проклятое Национальное общество сохранения науки может погавкать на кого-нибудь другого - для разнообразия. - Он кивнул в сторону Гарри. - Вот давайте у Гарри спросим. Гарри, я прав?
      - Прав, - ответил Гарри.
      - Послушайте. - Розенблюм постучал костяшками пальцев по столу. - Это все равно никак не могло выйти. При всех этих откровениях, касающихся безопасности страны.
      - Они уже едут, Гарри, - сказал Гамбини.
      - Фургоны будут здесь в течение часа, - добавил Розенблюм.
      - Им от нас что-нибудь будет нужно? - спросил Гарри.
      - Они просили всех быть на местах, чтобы открывать шкафы, ящики и прочую дребедень.
      - Ах вот как? - спросил Гамбини. - Они собираются нас впустить?
      Розенблюм сделал вид, что не слышит сарказма.
      - Меня предупредили, что все, что не удастся открыть, предположительно, письменные столы, они заберут с собой.
      - О'кей. Когда я могу попасть к себе в офис?
      - Когда приедет Мэлони, они откроют. - Розенблюм потер затылок и сморщился, как от боли. - Когда все это кончится, Гарри, я прошу тебя повести Эда и его людей на ленч, Уведи их отсюда. Плати служебной карточкой, я утвержу расходы. А когда ты это сделаешь, Гарри, возьми себе несколько выходных. Ты их заслужил.
 
      Мэлони приехал со своими людьми на передней машине - фордовском фургоне с надписью «Общая служба» - и глядел величественно вперед, как мог бы глядеть де Голль, въезжая в Париж. С ним ехали еще двое в дорогих костюмах и с каменными лицами. Еще шесть фургонов Общей службы следовали позади.
      Они объехали лабораторию и зашли через черный ход, поставив машины поближе к двери. Распахнулись дверцы фургонов, и дюжина человек в рабочих комбинезонах выпрыгнули на асфальт, у каждого на пластиковой нагрудной карточке фамилия с фотографией. Водитель микроавтобуса перебросился парой фраз с Мэлони, взял папку и повел своих людей к зданию. Вели они себя как-то средне между военными и университетской публикой - точность вымуштрованной команды и небрежный разговор о «Краснокожих» и квантовой механике. Гарри понял, что среди этих людей есть несколько ученых, чья обязанность проверить, чтобы ничего не было упущено. Используют ли их потом, чтобы глубже изучить переводы? Может быть. Но у него было предчувствие, что, как бы ни повернулись ближайшие события, к тому времени, как Джон Харли покинет пост президента, текст Геркулеса перестанет существовать.
      Гамбини и Гарри стояли в сторонке и смотрели. К ним подошла Лесли. Парадная дверь открылась, и группа Общей службы прошла внутрь.
      Подошел Мэлони.
      - Эд, могу я попросить тебя и твоих людей войти и открыть?
      Гарри пошел следом и был удивлен, что его впустили. Первое нарушение правил безопасности.
      Было видно, что людей Мэлони хорошо проинструктировали. Они разделились на группы и рассыпались по зданию.
      В лаборатории они начали с компьютеров - просто отключили и вынесли. В принесенные упаковочные, коробки погрузили прочую аппаратуру. Команда Мэлони систематически обошла все рабочие места и изъяла все диски, лабораторные журналы, записки и распечатки. Их тоже сложили в коробки. Даже мусор из корзин вытряхнули в пластиковые мешки, запечатали и вынесли наружу.
      Гарри стоял у дверей, откуда было видно, но не на дороге.
      Процесс шел быстро. Лесли, Горди Хопкинс, Линда Барристер, Кэрол Хедж и другие, так усердно работавшие над проектом последние восемь месяцев, стояли в гневном молчании, глядя, как коричневые коробки выносят по коридору, мимо питьевого фонтанчика, вверх на один пролет по лестнице и на улицу.
      Мэлони провел обыск всех запертых помещений, откуда изъял гору заметок и официальных документов. Гарри даже удивился, что в компьютерный век проект породил столько бумаг. Все помечали по месту расположения: «Стол Гамбини, второй левый ящик» и тому подобное.
      - Как археологи находки маркируют, - сказал Пит Уиллер, прибывший как раз вовремя, чтобы отпереть стол. - Вряд ли Мэлони ожидает от нас большой помощи.
      Хаклют смотрел, как его записи изымают из ящика Гамбини. Охранники вложили их в большой белый конверт, надписали и унесли. Гарри по выражению лица микробиолога решил, что тот подумывал выхватить бумаги из рук захватчиков и убежать.
      Когда с офисом Гамбини закончили, владелец подошел к Мэлони.
      - От меня еще что-нибудь нужно? Мэлони подумал.
      - Нет, Эд, кажется, все.
      Гамбини кивнул и отвернулся, не говоря ни слова. Взял свитер, достал из него золотое перо, оставленное им у себя на столе, и подал оба предмета Мэлони для инспекции.
      - Это можно, Эд, - ответил Мэлони, не поддаваясь на провокацию.
      - Пока, Гарри! - Гамбини протянул руку. - Ты чертовски здорово поработал.
      В центре стало тихо. Лесли, Уиллер, Хаклют, системные аналитики, специалисты по общению и лингвисты оставили свою работу и смотрели на Гамбини. У некоторых в глазах стояли слезы.
      - Вы все отлично поработали, - сказал он. - Я горжусь, что работал вместе с вами. Некоторых из вас пригласят продолжать работу в проекте. Я знаю, как много она для вас значит, и я хочу сказать вам: если вы действительно захотите, ничего стыдного не будет, если примете предложение. Я пойму. Думаю, все мы поймем.
      И он вышел. Наступило неловкое молчание, и его прервал Мэлони, прочистив горло и призвав к вниманию.
      - Мне хотелось бы предложить каждому продолжить работу в проекте «Геркулес». К сожалению, наши возможности ограничены. И в любом случае, как сообщил мне мистер Кармайкл, почти все вы нужны в Годдарде. Некоторым мы предложили должности, список будет роздан. И мы просим тех, чьи имена в нем есть, остаться в проекте. Пожалуйста, сообщите мистеру Кармайклу о своем решении до конца недели.
      Он глянул на Гарри, поблагодарил его за помощь и занялся своим делом.
      К часу дня из здания вынесли все. Мэлони представил Гарри подписанную ведомость всего изъятого, в том числе грамоты Оппенгеймера и медали Джефферсона.
      - Агентство национальной безопасности возместит вам стоимость, - коротко бросил он.
      И под сияющим солнцем колонна из шести машин двинулась к воротам.
 
      В тот вечер почти все сотрудники проекта собрались в «Красной черте» на прощальный ужин. На самом деле они не разъезжались: техники оставались в Годдарде в разных проектах. Из исследователей Пита Уиллера и Кэрол Хедж попросят помогать в будущих работах, хотя они еще этого не знали. Гарри не думал, что Пит останется.
      Сайрус Хаклют уехал, никому не сказав ни слова.
      Лесли собиралась вернуться в Филадельфию.
      - А оттуда, может, на какой-нибудь остров в Южных морях, - сказала она. - Хватит пока с меня.
      Речей никто не говорил, но Некоторые брали слово, чтобы выразить свои чувства.
      - Это было вроде как вместе в бою, - сказал один системный аналитик.
      Гарри поблагодарил всех за верность и предсказал, что, когда Джона У. Харли давно забудут, «Геркулес» останется легендой.
      - Наших имен, может быть, не запомнят, но будут помнить, что мы были.
      Эти слова встретили аплодисментами, и несколько часов под балками и арками «Красной черты» в них верили. А для Гарри это замечание было всего лишь очередной вехой: впервые он на публике высказался нелояльно по отношению к своему работодателю.
      Атмосфера прощальных вечеринок всегда напоминает поминки, подумал Гарри, впечатленный символическим окончанием эпохи. Каждое рукопожатие, каждый короткий обмен взглядами получают особое значение. Но относительно нешумный прощальный вечер сотрудников «Геркулеса» был как-то особенно согрет, быть может, потому, что само событие было уникально в истории человечества, и сорок с чем-то человек, собравшихся в скромном ресторане невдалеке от Гринбелт-роуд, все смотрели на звезды в поисках ответов. Что ж, видит Бог, кое-какие ответы они получили, и вряд ли кто-то может просить большего.
      Гарри остался допоздна, пока люди не стали небольшими группами расходиться. Он пожал много рук, будто никогда уже не придется увидеться, хотя все завтра придут на работу.
      К концу вечера он оказался наедине с Лесли.
      - Когда ты уезжаешь? - спросил он.
      - Завтра.
      - Мне тебя будет не хватать.
      Гарри вдруг заметил, что смотрит в пустоту. Она сжала его руку:
      - Филадельфия не так уж далеко, Гарри. Он кивнул:
      - Я надеялся, что ты это скажешь.
      Анджела Делласандро подождала, пока представится возможность, и сказала Гарри, что он необычайно хорошо выглядит. К тому времени она уже пропустила несколько стаканчиков «манхэттена». И еще она добавила, что Эд Гамбини ее беспокоит. Гарри успокоил ее, и она отошла.
      - Она права, - сказала Лесли. - Ему лучше быть подальше от проекта, но, пока он приспособится, это будет неприятный период.
      - Нет, - возразил Гарри. - Он нашел своих инопланетян, и, думаю, сейчас он удовлетворен. С ним все будет в порядке.
      - Надеюсь. - Лесли задумалась, Гарри даже сказал бы - забылась. - Ты веришь в волшебство, Гарри?
      Он вроде бы догадался, какого ответа она ждет, но все равно покачал головой и попытался сбить торжественность момента.
      - Нет. Единственная настоящая магия - это пиар.
      Она усмехнулась - той лукавой улыбкой, от которой ее лицо преображалось. Потом улыбка исчезла, будто ее и не было, сменившись выражением иным - стоическим, что ли.
      - У нас в руках было королевское прикосновение, Гарри, - сказала она. - И мы его выпустили из рук.
      - Королевское прикосновение? - нахмурился Гарри. Что-то такое вспоминалось. Ах да, считалось когда-то, что монарх может исцелять недуги простым возложением рук. - Да, думаю, что так.
      Она придвинулась к нему в объятия.
      - Мне жаль, что я не сделала копий в первый же день и не разослала по свету. - Слишком она, наверное, много выпила или слишком разозлилась. Как бы там ни было, голос ее прозвучал так громко, что к ней обернулись все. - Теперь, увидев больного церебральным параличом или рассеянным склерозом, - сказала она слушателям, - или глухого или слепого, мы будем вспоминать, что в руках у нас было лекарство. А мы стояли и смотрели, как его хоронят.
      Гарри всколыхнулся:
      - Послушай, мы же сделали все, что могли.
      - Милый, этого было мало. - Она вытерла глаза. - Но я не удивлюсь, если наши политики начнут жить необычайно долго.
      - Но ты же не всерьез говоришь? - спросил Гарри.
      - А что? Я бы лично против такого соблазна не устояла. А ты?
      На Гарри волной нахлынуло чувство вины. Лесли пристально на него смотрела, будто знала про полученную им инъекцию. Но она прервала неловкое молчание.
      - Гарри, - сказала она, - можно попросить тебя отвезти меня домой? Я слишком пьяна, чтобы вести машину.
 
      Гамбини забылся сном и во сне лез по холму вверх, но вершина не приближалась. Там, на гребне, была скамейка, место, где можно отдохнуть и заглянуть на ту сторону^ но почва осыпалась под ногами, он терял равновесие и сползал по склону вниз. Сердце бешено колотилось, и вдруг гряда холмов мелькнула и исчезла. Гамбини лежал, изогнувшись, на простынях, глядя на сгустившуюся над головой тьму, которая казалась живой. Спальню наполнял рев моря.
      Сердце все еще бешено колотилось, стучало изнутри в ребра, угрожая взорваться. Гамбини лежал неподвижно, пытаясь успокоить его усилием воли. Он просто слышал, как ритм сердца сливается с ритмом прибоя.
      У него раньше уже бывали сердечные явления - приступы аритмии, ничего серьезного, если слова «ничего серьезного» могут относиться к чему-то, касающемуся сердца. Но сейчас сердце распухало и росло, и Гамбини понял, что это - сердечный приступ. Он нашарил рукой телефон, снял трубку и набрал девять-один-один.
      - Сердечный приступ, - сказал он мужскому голосу на том конце. - Мне кажется.
      Он назвал имя и адрес, и голос его заверил, что помощь уже в пути.
      - Не вешайте трубку, - предупредил голос.
      - О'кей.
      - Вы в кровати? - Да.
      - Есть у вас под рукой аспирин?
      - В аптечке. В ванной.
      - Ладно, не надо. Сесть можете?
      - Не знаю.
      - Попробуйте.
      Зрение стало затемняться с краев.
      - Не выходит, - сказал он в телефон.
      Ответа не услышал. Ему подумалось, что пришло время умирать, и это оказалось совсем не так страшно, как он всегда думал. Если где-то там ведется учет, то ему ничего не грозит. Он никогда не пытался нанести кому-нибудь вред. Всегда с добром относился к собакам и тупицам.
      И он улыбнулся почти последней своей сознательной мысли.
      Мэлони и Харли искренне считают, что поступают правильно.
      Интересно, что еще могло содержаться в передаче.
 

МОНИТОР

 

      САЙРУС ХАКЛЮТ ОТВЕЧАЕТ НА КРИТИКУ
      Утверждение д-ра Айдльмена, что смерть есть неотъемлемая часть плана природы для непрестанного обновления вида, неявно предполагает, что существует некая продуманная схема. Фактически читателя вынуждают найти нечто вроде сознательного намерения в той суровой системе, в которой мы рождаемся и которая в конечном счете убивает нас и наших детей. Единственный разум, который можно где бы то ни было обнаружить, - это наш собственный. И можно только удивляться рассуждениям, в которых слепая эволюция рассматривается как благонамеренная и в чем-то более мудрая, чем мы.
      Истина же в том, что мы ничего не должны будущему. Мы живем сейчас, и это все. Перефразируя Генри Торо, мы стоим на разделительной линии между двумя огромными бесконечностями - мертвыми и не зачатыми. И давайте спасем себя, если есть такая возможность. Когда мы это сделаем, когда мы перестанем передавать нашим детям в наследство рак, старение и умирание, тогда и будем планировать то существование, которое должны вести представители разумного вида.
      Сайрус Хаклют

      Выдержка из раздела писем «Харпер», CLIII, номер 6, ответ автора на сообщение Макса Айдльмена, доктора медицины, акушера из Чикаго, выдвинувшего многочисленные возражения на статью Хаклюта в майском номере журнала. Д-р Айдльмен особо возмущался тем, что Хаклют не увидел тех вредных последствий, которые в долгосрочной перспективе принесет любой крупный успех продления человеческой жизни.
 

Глава двадцатая

 
      Сон у Гарри был беспокойный. Ему снились люди, которых он не видел годами. Яркие, бессмысленные сны. Он был на своих прежних работах, даже еще в школе. Проснувшись около пяти, он уткнулся в подушку, но заснуть не смог, полежал, плюнул и пошел готовить себе завтрак.
      И как раз его заканчивал, когда зазвонил телефон.
      Если выделить главное свойство работы Гарри, это будет ее выдающаяся обыденность. Ничто, там происходящее, не могло бы заставить кого бы то ни было позвонить в неурочный час. Кроме, естественно, пришедших из-за края галактики сигналов.
      Гарри успел поднять трубку за миг до того, как должен был включиться автоответчик. Звонил Уиллер.
      - Гарри, мне позвонил один из наших священников в больнице Св. Луки. Туда ночью привезли Эда с сердечным приступом.
      Гарри тяжело опустился на стул:
      - Насколько серьезно?
      - Я еще не знаю. Он жив, но мне сказали, что состояние критическое. Я сейчас еду туда, позвоню тебе, когда узнаю.
      - Спасибо, лучше я там тебя встречу.
      - Нет смысла. К нему все равно никого не пускают. Я тебе сообщу.
      Гарри подобрал ноги на диван, обхватил руками колени. Потом он позвонил Лесли, и она ответила по сотовому.
      - Где ты? - спросил он.
      - На девяносто пятой дороге. Двадцать миль к востоку от Балтимора.
      Голос ее звучал издали.
      - Я не думал, что ты уедешь так рано, - сказал он. Накануне вечером она была совершенно никакая. Интересно, как она смогла прийти в себя.
      - Хотела выехать пораньше. До того, как дороги будут забиты.
      Он помолчал, услышал, как мимо нее что-то проехало, рокоча мотором.
      - Пит только что звонил. Эд в больнице. Сердечный приступ.
      - Черт, - сказала она. - И что там говорят? Как он?
      - Состояние критическое.
      - Ты знаешь, где он? В какой больнице?
      - Святого Луки. Воцарилось долгое молчание.
      - Ладно, - сказала она наконец. - Мне кое-что надо сделать тут, в Филадельфии, сегодня. А завтра я вернусь.
      - О'кей.
      - Спасибо, Гарри. - Отстраненность стала уходить из ее голоса. - Мне очень жаль, он отличный парень.
      - Да, я знаю.
      - Дай Бог, поправится. Сейчас если сердечный приступ захватить вовремя, это совсем не то, что в прошлые времена.
 
      Он умер через час. Уиллер позвонил в офис и сказал, что он так и не пришел в сознание.
      - Мне очень жаль, - сказал Пит.
      - Семья знает?
      - Сейчас тут этот вопрос решается. Мне позвонить Лесли?
      - Нет, - сказал Гарри. - Я сам это сделаю.
      Он решил не оглушать ее такой новостью, пока она за рулем, а потому позвонил ей в офис и попросил через автоответчик перезвонить ему при первой возможности. Она перезвонила примерно через час, уже догадываясь, в чем дело.
      - Не приходя в сознание, - сказал Гарри. Почему эта подробность казалась столь важной?
      - Когда похороны? - дрогнувшим голосом спросила Лесли.
      - В четверг. Послезавтра.
      Он передал подробности - где и когда. Она сказала, что будет.
      - Как ты? - спросил Гарри.
      - Ничего, все в порядке.
      - Ты думаешь, это проект его погубил?
      - Ты в том смысле, что все вышло так, как вышло? - Да.
      - Не уверена. Обычно люди не умирают от разочарования, вопреки всеобщему мнению. У него все время была какая-то проблема. Можно с уверенностью сказать, что если бы не этой ночью, то все равно с ним это случилось бы через неделю или через месяц. Обычно вопрос только в том, когда.
      Они еще немного поговорили, ни о чем конкретно, потом Лесли сообщила, что у нее пациент и ей надо работать, а если она что-нибудь может сделать, пусть он даст ей знать.
      - До четверга, - сказала она и повесила трубку. Лаборатория вернулась к нормальной жизни - или должна будет вернуться, когда установят аппаратуру. Старые компьютеры оставила у себя АНБ, но в ближайшие дни должны были привезти новые на замену. Куда лучшие, как заверяли Гарри. Последнее слово техники.
      Было приятно это слышать. И кажется, наступило время избавиться от последнего экземпляра.
      Он вытащил из кейса ключи и отпер левый нижний ящик стола. Открыл его, вынул пакет и долго смотрел на блестящий серебряный диск. Потом положил диск в кейс и запер. Потом взял из шкафа пластиковый мешок для одежды, огляделся, заметил пресс-папье времен Гражданской войны с бюстом Роберта И. Ли - чей-то подарок на Рождество, - и бросил его в мешок. Вынес все это в приемную и сообщил Здне, что неважно себя чувствует.
      - Меня сегодня не будет, - сказал он.
      Спокойно выехав из ворот, он свернул на кольцевую.
      Через несколько минут он выехал на дорогу № 50 к востоку и поехал к Аннаполису. Пульс у него начал учащаться. Гарри, как хороший чиновник, терпеть не мог делать что-либо необратимое. Все его инстинкты, весь его опыт восставали против этого. И все же он знал, что, о каких бы принципах ни шла здесь речь, лично ему будет куда легче, когда эта проклятая штука перестанет существовать.
       Эта проклятая штука.
      Странный термин для сборника обыденного и сакрального знания, который свалился ему в руки.
      Утреннее движение было редким, и Гарри быстро миновал Боуи и реку Пэтьюксент. Джулия поймала его по телефону при повороте на бульвар Арис-Аллан.
      - Мне нужен твой совет, - сказала она. - Элен считает, что мы не должны так легко сдаваться. Насчет Томми. Она говорит, что надо выслушать еще чье-нибудь мнение.
      Гарри терпеть не мог этих взлетов и падений надежды. Джулия читала все научные журналы, вылавливая повторяющиеся предсказания, что исцеление будет неизбежно найдено. Такое случалось чуть ли не каждый месяц - основополагающее открытие того или иного рода. Но почему-то на самом деле ничего не менялось.
      - Можем попробовать, - сказал он.
      - У тебя не слишком оптимистичный голос.
      - Я просто не хочу опять гонять его через обследования, если нет шанса, Джулия.
      - Я знаю, - сказала она. - Но мы должны попытаться.
      Они договорились, что найдут другого специалиста и покажут ему результаты Килгора. Вреда от этого точно не будет.
      Джулия повесила трубку, а он поехал дальше на юг по бульвару, мимо белых изгородей, широких газонов и ухоженных церквей. Возле магазинчика «семь-одиннадцать» он задумчиво свернул к заливу, пропустил переходившую дорогу женщину с коляской и поехал дальше в Порт-Аннаполис. Припарковавшись у воды, он стал смотреть на блестящий в полуденном солнце залив Чесапик.
      Здесь полно было причалов, лодок, магазинов. Он увидел яхту под всеми парусами, входившую в канал. Гарри взял напрокат моторную лодку, жалея, что не может сделать этого под вымышленным именем, но от него, конечно, потребовали водительские права, а таковые у него были только одни. Ладно, один черт. Если кто-нибудь потом спросит, он ответит, что воспользовался советом Розенблюма и взял выходной развеяться.
      Служителем оказался скучающий подросток полууголовного вида, которому даже лень было поинтересоваться, зачем Гарри берет с собой на прогулку кейс. Он привел лодку, Гарри сел в нее и не спеша направился к каналу.
      На лодке был эхолот, и Гарри смотрел на него, направляясь к востоку, к маяку Лав-Пойнт. В акватории была еще пара лодок, с одной кормили чаек попкорном. Чайки кружились над головой тучами, некоторые подлетали проверить, нет ли у Гарри для них угощения.
      Приятный и теплый был день. Вода гладкая и спокойная, и ветра не было вообще.
      Проплыла еще одна яхта - мужчина с парой детишек, мальчик и девочка четырех-пяти лет. Они были в матросских шляпах и спасжилетах, как положено. Мальчик кормил чаек, а девочка не отрываясь смотрела на маяк. Заметив Гарри, она помахала рукой. Гарри помахал в ответ.
      Маяк оказался здоровенной ржавой жестянкой, торчащей из воды. Чем ближе подходил Гарри к восточному берегу, тем больше вырастал Маяк.
      Глубина стала увеличиваться. Сначала шестьдесят футов, потом девяносто. Примерно за четверть мили до маяка дно ушло на добрых двести футов. Глубокая Дыра. Насколько Гарри было известно, самое глубокое место залива.
      И дно илистое. Идеальное место, чтобы что-то потерять навек.
      Он заглушил мотор, лодка медленно остановилась. Гарри открыл кейс и достал пакет. Две чайки подлетели поближе, хлопая крыльями, посмотрели и утратили интерес.
      Гарри вложил пакет в мешок для одежды, добавил Роберта И. Ли. Так всегда будет с мятежниками. Завязав мешок, он пробил в нем пару дыр, чтобы вошла вода.
      Легкий бриз отбросил ему волосы на глаза. Было совершенно тихо, только ветер чуть шелестел да вода плескалась в борта.
      Гарри подошел к борту и представил себе, что видит в глубину.
      Лодка покачивалась. Далеко на юге маячил серый узкий силуэт военного корабля, наверное, эсминца. Корабль шел в море.
       Брось эту штуку в залив, и дело кончено.Сделай свою работу.
      Он осмотрел восточный берег, увидел машины, дома, людей. Потрясающее ощущение - снова иметь зрение по единице. Он даже не представлял себе, насколько оно у него ослабло. А теперь весь мир предстал в подробностях - обшарпанные стены маяка, чайки, уходящий эсминец.
      Кейс был все еще открыт. И среди бумаг, ручек, резинок и визитных карточек лежали обе пары его очков. Одна обычная, другая с темными стеклами. Обе в пластиковых футлярах.
      Гарри достал обе пары, вытащил из футляров и бросил в воду. Они тут же пошли ко дну. Солнце согревало лицо.
      Лодка медленно дрейфовала прочь от Глубокой Дыры, мимо маяка, в канал. Бело-синяя парусная лодка просколь-зила мимо, подойдя на двести футов. Команда ее состояла из двух молодых женщин.
      Обе красивые.
      - А, черт! - произнес Гарри.
      Он вынул диск из мешка и вложил в кейс. Потом запустил двигатель и направился к берегу. Через два часа он положил диск с передачей в сейф Федерального банка Гринбелта.
 

* * *

 
      Пит Уиллер был более чем рад провести время в аббатстве за бриджем. Начали игру точно в восемь и играли до одиннадцати. Отец Сандерленд был слегка не в форме, но это лишь позволило Гарри и Уиллеру проиграть не с позорным счетом.
      - Кажется, вы сегодня оба не в духе, - сказал Сандерленд к концу игры. - Что-нибудь случилось?
      Гарри не заметил перемен в обычно сдержанной манере Уиллера. Но сам он действительно был погружен в мрачные мысли.
      - Мне просто нужно было больше тузов, - ответил он.
      Уиллер только пожал плечами, но когда они вышли, направляясь к неосвещенной стоянке, Гарри спросил, переживает ли Пит до сих пор уход текста.
      - Конечно, - ответил тот. - Мы очень много потеряли. Ночное небо было полно звезд. Новый месяц только-только выплывал из-за деревьев.
      Гарри чуть замедлил шаг.
      - Ты все время говорил, что лучше бы нам от него избавиться, - напомнил он.
      - Говорил. И до сих пор так думаю.
      - Тогда что же?
      - Сам не знаю. Вроде как тебе показывают много хорошего, и одновременно ты узнаешь, что все это тебе не достанется.
      Он остановился и стал смотреть в небо.
      - Привыкнем, Пит, - сказал Гарри.
      - Я знаю. - Они уже дошли до машины. - Но это было у нас в руках, Гарри.
      - Имей веру, - напомнил ему Гарри. Уиллер кивнул, не глядя Гарри в глаза.
      - Разве это не так? - продолжал Гарри, зная, что заплывает в неизвестные воды, куда не следует соваться.
      - Что не так?
      - Не так уж у тебя ее много. Веры. Уиллер застегнул свитер от ночной прохлады.
      - На самом деле нет, - ответил он.
      - А что случилось? Уиллер не ответил.
      - Ты извини, - сказал Гарри. - Это действительно не мое дело.
      Пит пожал плечами:
      - Фейнман где-то говорит, что Вселенная слишком велика, Гарри. Трудно поверить, что Богу все это пространство нужно только для нас.
      Гарри открыл машину, и они сели внутрь.
      - Библейская история рассыпается в куски, - продолжал Уиллер. - Просто видно, что христианский Бог не подходит к Вселенной того типа, в которой мы живем. - Он сидел прямо, глядя перед собой на темную линию деревьев. - Мне трудно найти слова, чтобы передать смысл. Но инстинкты мне подсказывают, что мы понимаем все это неверно.
      - Мне жаль, - сказал Гарри.
      - Тебе не о чем сожалеть. Не твоя вина. И ничья вообще. Гарри запустил мотор.
      - Ты всю жизнь был астрономом. Если тебе не неприятен мой вопрос, когда это случилось?
      - Кризис веры? - Уиллер улыбнулся. - Я полагаю, он наступил постепенно.
      Целую минуту они просидели молча.
      - Пит, - наконец сказал Гарри, - мне трудно поверить, что человек может утратить веру от смотрения в телескоп. Я бы ожидал обратного эффекта. Ты помнишь, как те ребята молились на орбите и на Луне? Один из них, вернувшись, стал искать Ноев Ковчег.
      Уиллер засмеялся, но в этом смехе было ощущение утраты.
      - Будь здесь Лесли, она бы тебе сказала, что это лишь легенда прикрытия.
      - Ты так думаешь?
      - Да. И еще она бы сказала, что в таких случаях помогает поговорить.
      Они выехали со стоянки и направились обратно в Грин-белт. Движение на дороге почти отсутствовало, и редкие дома у дороги все были темны.
      - Не знаю, - сказал Уиллер после некоторого молчания. - Сразу после рукоположения в орден моим первым назначением было место учителя физики в старших классах, в Филадельфии. Здесь находилась школа епископа Ньюмена. И учился тут другой Гарри, Гарри Токет. Ему было семнадцать, когда он показался у меня на уроках. У него был боковой амитрофический склероз в начальной стадии. Болезнь Лу Герига. И мы все знали, что очень скоро он останется в теле, которое все свои силы будет вкладывать в поддержание дыхания. - Огни хайвея ритмично пролетали мимо каждые секунд двадцать. - Примерно на третий месяц его ввезли в класс в кресле на колесиках. Ты знаешь, как относятся сверстники к ребятам с серьезными увечьями?
      Гарри вспомнил мальчика в восьмом классе, у которого бывали эпилептические припадки.
      - Знаю.
      - Они пытались вести себя хорошо, но срывались - ничего не могли с собой поделать. И потому у мальчика не было друзей. Врачи Гарри говорили, что процесс развивается и вряд ли он проживет больше нескольких лет. Фонд «Исполнение желаний» узнал о нем и вмешался. - Уиллер запнулся.
      - И что они для него сделали?
      - Он хотел познакомиться с Куртом Шиллингом. Питчером филадельфийской команды. Шиллинг устроил места в ложе для Гарри и его семьи На одну игру, повел их обедать, подарил Гарри бейсбольный мяч с подписями всей команды. И пригласил его приезжать, когда только сможет.