Жизнь собачья

Сказать правду – Никогда в жизни мне не было так плохо – Права она, во всем права. Разве можно сравнивать мою сытую жизнь и ее голодное существование. Из-за каждого куста ее ждет опасность, каждый вечер не знает, наступит ли завтра, или замерзнет в яме, голодная, холодная. Обернулся я к ней и говорю:

– Прости меня, Дези. Если любишь, прости – За что мне тебя прощать? Ты хороший, добрый, только мы с тобой разные. Иди, Ричи, иди.

– Дези, ты хоть чуть-чуть меня любишь? Скажет, что да, все на свете брошу. Уйду с нею, буду жить в гаражах. Ничего, живут же собаки, а я чем хуже? Буду давать ей свой бок, пусть прижимается, гонять от нее разных Мишек, защищать ее ото всех. Я сильный, я смогу – Нет, Ричи. Я теперь Мишу люблю. Он добрый, ласковый, я с ним жить буду.

Словно весь мир разлетелся на куски – Развернулся я, всхлипнул, как побитая шавка, и поплелся домой. Что мне теперь жизнь? Зачем мне она, если моя половинка не любит меня больше…

Ох, сердце болит – Ох, глубоко,

Тяжелая, темная боль.

Не можешь ты быть так далеко,

А жизнь? Что ж неволь, не неволь…

Зачем мне теперь наслажденья?

Зачем мне улыбки друзей?

И нежность, и ласка соцветий,

Что нюхали вместе мы с ней.

Приду, упаду у порога,

И снова закрою глаза,

Любовь – это солнца дорога,

Любовь это жизни игра.

Прощай, моя милая Дези.

Зачем ты ушла от меня?

Нет в жизни больнее победы…

Что жизнь без любви?

Ночь без дня…

Так и закончился мой роман. Неделю лежал, почти не вставал. Ни есть, ни гулять не хотелось.

Но что делать? Своих зря волновать не будешь, делал вид, что все хорошо. Хотя ночами плакал, – ее вспоминал.

Данька мне очень помог. Он от меня почти не отходил, все успокаивал, говорил, не зря она ему не понравилась. Шалава, с первого взгляда видно было. Благородная девица так вести себя не будет. Не по нутру она ему. Потихоньку и я стал успокаиваться, правда, теперь посерьезней стал. Как-никак теперь я мужчина и, как вести себя с женщинами, точно знаю.

Дачная жизнь

Приехали – Ей богу, приехали. Ура! – Пару раз я тут уже побывал, так что все более или менее знакомо. Первый раз, когда выбирали, второй, когда кое-что из вещей привозили. А теперь насовсем приехали. Это я сразу понял, раз миски и игрушки привезли. Весь вечер вчера собирал, все углы облазил, только к ночи успокоился. Теперь можно отдыхать. Здорово!

Дом – большой, красивый. Диванов, кроватей в нем море. Ну, может не море, но штук пять точно есть. Сад загляденье, – деревья высокие, кустов много, забор – похуже, чем у дяди Славы, но тоже ничего. В общем жить можно, и скажу вам честно, хорошо жить.

Мамка велосипед приволокла, для прогулок. Что пешком по полям бегать? Несерьезно это.

Далеко на своих двоих не уйдешь. То ли дело схватил велосипед, и лети, куда глаза глядят.

Поля тут огромные, прудов множество. Штуки четыре точно есть. Особенно один хорош.

Камыши там, песочек, ключи бьют. Водичка прохладная, птиц вокруг видимо – не видимо, правда, людей почти нет. Так иногда забредет кто-нибудь, купнется и сразу домой.

Если честно, никогда так здорово я не жил. Деревенская жизнь, это вам деревенская жизнь.

Весь день на ногах, везде поспеть нужно, и за дедом присмотреть, и за домом. Крутишься, как белка в колесе, вечером на диван рухнешь, через минуту уже спишь. Хоть из пушки стреляй, не разбудишь.

Ладно, теперь о соседях. Рядом две Найды. Правду говорю, обеих Найдами зовут. Обе злющие. Я, когда приехал, перво-наперво решил с соседями познакомиться, сначала с той, что справа.

Вежливо так захожу в ворота, думаю, сейчас представлюсь. Вдруг, эта Найда, как пасть раззявит и как мне в морду вцепиться. Заорал я благим матом. Хорошо мамка рядом была.

Бросилась мне на помощь. Оттащила эту бешенную от меня. Посмотрел я на глупую псину, и до того обидно стало. Вспомнились мне все мои муки, что вынес я из-за слабого пола. Думаю, нет уж, так просто не стерплю – Пес я или не пес? – Как метнусь к ней. Цап ее за морду, и прижал чуть-чуть. Осторожненько, чтобы не поранить.

Тут она, как заверещит на всю деревню. Из соседнего дома хозяйка выскочила. Думаю, пора ноги уносить, а то точно сейчас достанется. Отцепился я от Найденой морды, спрятался за мамку и стою, жду, что дальше будет.

А ее хозяйка даже ругаться не стала. Посмотрели на наши морды, обрадовались, что не поранились, и давай знакомиться. Я за ворота отошел, стою, на глупую псину посматриваю, а она ощерилась, злится. Если бы не цепь, точно бросилась. И что ее угораздило?

Познакомились бы, поболтали, и бегал бы я к ней по вечерам. И ей веселей, не весь день одной на цепи сидеть, на людей бросаться, и мне хорошо, есть с кем парой слов перекинуться.

Ну да ладно, раз не вышло, что тут сделаешь.

Но потом узнал, что псина она умная. Соседские ребята сказали, Шарик с Мишкой. Все деревня на Найде держится, она и наш дом охраняет. Как увидит чужого, такой лай подымает, уноси скорее ноги.

А что вы думаете? Сам слышал, как деду знакомый рассказывал, много вокруг лихих людей бродит, в пустые дома залезает, все из них тащит. Правда, я таких не встречал. С людьми мне чаще всего везет.

К левой Найде я вообще решил не ходить. Она тоже на цепи сидит и тоже злая. Как тут доброй-то быть? Пять метров в одну сторону, пять в другую, и делай что хочешь. От такой жизни любой волком завоет.

Сел я посередине и думаю, справа Найда, слева Найда, желание что ли загадать – И загадал – Чтобы удалось мне в этих местах встретить девочку симпатичную, добрую, ласковую, и чтобы завели мы с ней наконец деток малых. Я ведь пес в самом соку, мне пора о потомстве думать.

В общем на даче все хорошо, одно плохо, мамка только на выходные приезжает, а всю неделю в городе торчит, говорит, на работу ходит. Не знаю, ходит или нет, не видел, врать не буду. Но как приедет, мы с ней на велосипед, и давай по полям, лесам носиться, в прудах купаться. Не жизнь, а малина. Птицы, собаки здесь все лохматые, пушистые, то ли воздух такой, то ли вода хорошая. Я и сам попушистее стал. Смотрю на себя, и сам себе нравлюсь.

Глаза горят, статный, шерсть лощеная, красивая, одним словом, первый парень на деревне.

Что, не верите? Зря – Я как за околицу выйду, со мной все соседи здороваются. Обижаются, если внимания не обращаю. Вот и приходится с утра пораньше вставать, всех обежать, доброго утра пожелать. Только Найда, правая Найда по-прежнему на меня бухтит, а к левой я вообще не хожу. Шарик говорит, если дотянется, может порвать. Зачем на неприятности нарываться? Внешность испортить может, а мне о семье думать нужно. Кому я потом с рваной мордой нужен буду?

Ну, ладно, что-то я не о том. Знали бы вы, с кем я тут познакомился – Сейчас расскажу.

Пошли мы как-то на пруды, купаться. Бегу себе впереди, жизни радуюсь. Мамка с тетей Леной позади. Обе на выходные приехали. Вдруг вижу – собака. Нет, не собака. Кошка? Не кошка – Огромная такая, черная, лощеная вся, аж солнце от нее отражается. Стою, смотрю, не дышу. В жизни такой красоты не видел. А она – как пойдет нам навстречу. Не идет, а летит, и такие коленца выделывает, смотреть страшно. Ну, думаю, если драться будем, мое дело точно труба.

Она раз в десять больше меня. Напрягся, стою – жду. А мои, как сзади закричат:

– Лошадь – Смотри, лошадь – Что еще за лошадь? – Посмотрел я на эту громадину, – тут-то до меня и дошло. Она – лошадь, – и вспомнились мне кучи навоза в туннеле.

Мамка, конечно, сразу к ней.

Что за человек? Никакой опаски. У меня аж сердце остановилось. Если эта громадина ей лапами даст, точно убьет.

Делать нечего, пришлось вмешаться, отвлечь эту лошадь на себя. Подбегаю к ней сзади и говорю:

– Привет, не пугайся. Меня Ричард зовут, а тебя как?

А она мне в ответ: – И-го-го – Я опять: – Не понял я что-то. Повтори, пожалуйста.

То ли язык у нее не наш, то ли обиделась она на что, не знаю. Закричала по лошадиному, все четыре лапы вскинула, и бегом от меня. Огромная, красивая, статная, сказка, а не лошадь.

Пролетела мимо в полсекунды, чуть лапой в нос не ударила. Бог миловал, а то летел бы до дома и радовался. Чем не птица?

У мамки от восторга глаза блестят, на месте подпрыгивает, до того ей хочется с ней познакомиться. Подошла, протянула ей мою сушку. Та, конечно, ее разом схрумкала, и что-то тихо сказала. Я тут решил не вмешиваться, а то точно накостыляют, либо одна, либо другая. А зря – Нужно было себя поставить, а то удумали, – дружбу затеяли.

Моя с тех пор ей яблоки, морковь, хлеб таскать начала, а та, как ее увидит, ну кричать по-своему, по лошадиному.

Позже узнал, что зовут ее Бела. Красивое имя, ничего не скажешь, и сама она красивая. Но мне-то что с того? Я с ней ни поговорить, ни поиграть не могу. Никакого внимания на меня не обращает, если я, конечно, близко не подхожу. А чуть, что не так, пасть раззявит и ну вокруг меня носиться. У меня от ужаса аж волосы дыбом встают. Не дай бог, затопчет. Вот и сижу, как последний дурак, у велосипеда, пока мамка с ней милуется. А что тут сделаешь?

Сила солому ломит. А лошади, говорят, еще солому и едят. Так что береженого, бог бережет.

Это еще нечего. Через день на соседнем поле такое увидел, чуть с ума не сошел. Смотрел, смотрел, то ли чудится, то ли с глазами что-то не так. Звери – огромные, страшные, ужас какой-то. Оказалось стадо коров. Но что удивительно, вид жуткий, сами с рогами, а добрые, слов нет. Вот природа, что только не напридумывает. Я с ними побазарил однажды, много интересного узнал. Оказывается, они траву едят. Лошади, кстати, тоже. Решил я попробовать ихней еды. Выбрал посочней, откусил несколько стебельков и ну жевать. Жевал, жевал, не распробовал. Решил повторить. Взял побольше, а она сухая, колом в горле встает, не туда, не сюда, едва выплюнул. Посмотрел я на бедных коров, и так мне их жалко стало.

Это каким же голодным нужно быть, чтобы такую гадость есть, да еще улыбаться при этом?

Бедные, ох – бедные.

Но это еще ничего – Дальше почище было. Там же у коров мальчишки крутились, делали вид, что пасут их, бедных. А на самом деле баклуши били и ерундой занимались. Это я конечно со своей колокольни говорю, но после случившегося, молчать не в силах.

В общем – была у мальчишек лошадь. Не такая, как Бела, но тоже ничего. Мамка, как ее увидела, аж зашлась от восторга. Я сначала ничего не понял. Лошадь, как лошадь, видел уже одну. Не так уж и страшно. Ха, – как бы не так. Моя в полсекунды с мальчишками сговорилась.

– И чтобы вы думали? – Полезла ей на спину – Я чуть с ума не сошел. Она же в два раза больше моей. Стою, ору: – Стой! – Стой! – А мамке все по барабану. Схватила меня и на поводок. Поводок отдала мальчишке. Тот двумя ногами уперся, не отпускает. Что я только не делал, как не вырывался, так и не вырвался.

Глянула мамка на мои муки, махнула рукой и вновь полезла на это чудовище.

Просто так заскочить не может, роста не хватает. А мальчишки мелкие, от горшка два вершка, подсадить не могут, хоть и пытались. Смехотища, ручки тонкие, мою мамку поднять стараются. Хорошо хоть не уронили, а то бы точно убилась. Думал, все, сейчас успокоится.

Ха – как бы не так. Залезла на какой-то пенек, чуть ли ни с нее ростом, и решила вскочить той лошади на спину. А мальчишки ее водят, в метре от пенька, ближе подвести не могут, деревья не позволяют. Я глаза закрыл, все, думаю, сейчас убьется – Велосипед, ролики, это ладно – Конечно, не здорово, но к этому я уже привык. Но лезть на такое чудовище – Куда это годится?! Взрослый, серьезный человек, а ума ни на грош!

Пока я на поводке душил, орал, как резанный, – вскочила – Глаза открыл, а она уже на ней. Тут со мной вообще истерика приключилась. Разорался, как пацан, а она, знай себе, «Но!!!», – кричит. Секунда, ее и не видно – Все, – променяла меня на лошадь – Неужели, все – Сердце чуть не оборвалось. Нет, думаю, не могла она так поступить. Вон и велосипед валяется. Что, она нас обоих на одну лошадь променяла? Не может такого быть. Значит, сейчас вернется. Только я так подумал, смотрю, возвращается. Я как заору:

– Слезь с нее! Немедленно слезь! – Пока не свалилась – А она довольная, улыбается, хуже маленького ребенка. Хотя ей страшно. Я же вижу, что страшно. Упрямая, ужас какой-то. Женщина, что с нее взять. В общем, через полчаса накаталась, слезла. Я чуть от разрыва сердца не помер. Сил совсем не осталось. Что не верите? Зря, врагу своему такого кошмара не пожелаю. Слава богу, хоть жива осталась. И я цел, хоть и переволновался.

Разговоров в деревне было – Один велосипед, чего стоил, а уж когда на лошадь влезла, не знал куда глаза от стыда девать. Опозорила, ох – опозорила. Но ничего, опять притерпелся.

Что же делать, лошадь, так лошадь, хорошо, хоть не верблюд. В Москве один раз мы верблюда видели. И что бы вы думали? Она и с ним якшаться начала. Хорошо, что народу вокруг было много, в толпе никто ничего не заметил.

Вернулся домой, поел, лег на диван, отвернулся, и решил с ней больше не разговаривать. А она посмотрела на меня и тоже спать улеглась. Проснулся, и, как последний дурак, все забыл.

Не умею я обижаться. Только щеки надую, с обидой в глазах похожу, полчаса пройдет, раз и поминай, как звали. Вот и все.

Ладно, хватит жаловаться. В жизни много чего случается и хорошего, и плохого. У нас, у собак, что плохо? Подраться мы любим. Не все, конечно, но попадаются порой отморозки.

Меня такие всегда удивляли. И что им неймется? Не проще ли парой слов перекинуться, поиграть чуток, и разбежаться в разные стороны в преотличном настроении. Так нет же, начинают выяснять отношения, доказывать, что сильнее. Убогие, право слово.

В деревне так нельзя, тут нужно со всеми дружить. Деревня не город, где можно внимания на соседей не обращать, делать вид, что тебе все до лампочки.

Это я понял сразу и решил потихоньку с коровами, козами дружбу наладить, с лошадьми, конечно, тоже. Куда же от них деться, если мамка к ним без конца на свидания бегает?

Хорошо хоть на Белу не лезет. У той характер еще тот, точно покусает.

К курам тоже привыкать начал. Кудахчут, но терпеть можно. Правда, есть тут одна крикливая, петух называется. Вот к нему до сих пор никак не привыкну.

Наглый такой ходит. Как меня увидит, нахохлится, и наперерез. Пару раз я его шуганул, но ему все нипочем. Как увидит, что я к его курам приближаюсь, крылья раскинет и несется, орет.

Как будто мне его куры нужны – Что я с ними делать-то буду? Яйца что ли высиживать? – Я ему попытался популярно объяснить, что к чему. Он меня послушал, послушал и опять попер. Тут уж я взбеленился. Пару раз зубами щелкнул, он чуть в обморок не свалился.

Отстал, наконец, – правда, ненадолго. Обиделся, видно.

Теперь, как меня увидит, бежит наперерез, кукарекает. Пару раз даже в кустах отсиживаться приходилось. А что делать?

А вообще, заводной он. Порой, когда подурачиться хочется, я к его курам поближе подбираюсь, вроде как под крыло норовлю подлезть. Что уж тут с ним делается. Носится, орет, смехотища одна.

В общем, здорово. Куда там тете Галиной даче до нашей деревни. У нас просторы, поля, леса.

Одни птицы чего стоят. Даже сокола и цапли есть. Вот так.

* * *

Ладно, что-то я не о том. Желание-то мое сбываться начинает. Ей богу – Сейчас все по порядку расскажу.

Возвращаемся мы как-то раз с прогулки. Накупались, настроение преотличное. Иду мечтаю, как сейчас поем поплотнее и спать завалюсь. Послеобеденный отдых полезен, точно знаю, по телевизору слышал. Правильный режим – вещь хорошая. Вдруг вижу у воды стройненькая, маленькая девочка крутится, малявка, одним словом. Посмотрел я на нее и мимо. Не моего поля ягода. Вдруг из-за кустов вылетает огромная псина и кидается на меня. От неожиданности я обомлел. А она, – как начинает меня в морду лизать. Прыгает вокруг, ластится.

Если честно, я к ихней породе не очень хорошо отношусь. Пришлось мне как-то раз с парнем одним поспорить, зимой еще, в Иваньково, когда на лыжах катался. Помню, снежок сыпал, солнышко порой проглядывало, хорошо, одним словом, было. Выбегаю из леса, смотрю в пяти метрах от нас толстый, черный гуляет. Увидел нас, набычился, пасть раззявил и на меня.

С ним девчонка гуляла на поводке. Так он ее за собой словно куклу потащил. Та поводок из последних сил сжимает, а он его дергает, вот-вот руку оторвет. Думаю, нужно парню объяснить, чтобы поаккуратнее был. Нельзя же так с ребенком. Подхожу я к нему и вежливо так говорю:

– Здравствуйте.

Глянул он на меня, и что ему в голову вступило, ума не приложу. Как рыкнет, как бросится на меня. В горло вцепился, и ну давить. Огромный, лапы мощные, ростом повыше меня, а веса наверно раза в три больше. Не ожидал я – Перепугался, – больно невмочь, отбиваюсь из последних сил, но все бесполезно. Душит он меня, ох – душит. Хорошо, мамка вмешалась. Как ей удалось зверюгу эту от меня оттащить, до сих пор не понимаю.

Пришел домой, шея болит, голову повернуть не могу. Всю ночь потом его зубы снились, лежал, переживал. С тех пор, как породу эту увижу, стараюсь на другую сторону перейти.

Береженого бог бережет. Мамка надо мной подсмеиваться начала. Смешно ей очень. Ей бы так, посмотрел бы я, как она улепетывала, завидев такую псину. Ну, да ладно, что-то я опять не о том.

Посмотрел я на свою новую знакомую, посмотрел, и думаю, видная женщина, мимо не пройдешь. Большевата, конечно, для меня, но это уже мелочи. Главное, ласковая, симпатична и душистая. Пахнет, как полевая ромашка.

Говорю я ей:

– Давай, отойдем, поболтаем.

А она так игриво улыбается и отвечает: – Давай.

Отошли мы с ней в кустики, быстро дело свое сделали, и познакомиться успели. Оказалось, Мери ее зовут. Красивое имя. Мамка позвала, а вот он я, тут, как тут, доволен и счастлив.

Договорились о новой встрече, и начал я дорожку к новой подружке мостить. Правда, не один я такой умный. Почему так бывает, только вроде все хорошо, так обязательно хоть какая-то пакость, но случится?

В общем, есть тут у нас один, на дачных участках – Иду как-то раз на прогулку. Рано, солнышко еще только встало, птички вокруг чирикают, куры бегают, коровы пасутся, все в общем при деле. Только один обалдуй, черный такой, прилизанный, со стильной прической по-хозяйски на всех покрикивает. Увидел меня, замер и не знает, что делать. То ли скорешиться, чтобы было с кем пообщаться, то ли наехать, всем свою силу показать.

Я уже не раз говорил, я парень мирный, меня не трогай, я не полезу. Но если таких, как этот нахал вижу, точно не уступлю. Как потом на себя в зеркало смотреть – Трусом быть не хочу.

Но в принципе я пацифист. Вот, – выловил я это словечко и решил, что я ему соответствую. А что? – Я за мир во всем мире. А хочешь мира, готовься к войне. Не помню, кто сказал, но умный был, чертяка – Сошлись мы. Он рыкнул, я ответил. Он зубом щелкнул, я почти по морде зубами провел.

Видит он, что не на того напал, не сладить ему со мной, придется, задумался. А вдруг, я его побью? – Ему же потом проходу не будет. Довыступался, скажут, красавчик. И тут его хозяйка, как заорет:

– Возьмите свою собаку, а то мой Лорд вашего пса сейчас на куски разорвет.

У мамки аж челюсть отвисла. Вижу, стоит думает, кто кого еще неизвестно. Но переборола себя таки, посадила меня на поводок и отвела в сторону. Я для приличия на него порычал, побросался, но драться, если честно, мне совсем не хотелось. Главное, что? Показать, что ты не трус, что если нужно, глотку ему перегрызешь, но хозяева есть хозяева, их слушаться нужно.

Только сопляки себя выше ставят, пытаются мир перевернуть. А мы, псы умные, как мамка скажет, так и будет, если, конечно, я с ней согласен. А тут, что я буду с дураком связываться?

Пусть идет своей дорогой – Так и разошлись. Хорошо бы, думаю, мне с ним больше никогда не встречаться. Другой раз точно драться придется. А зачем? Что нам делить?

Через пару дней понял, что мне с ним делить придется. Дружок он моей новой знакомой, близкий дружок. Я как их вместе увидел, чуть с ума не сошел. Все думаю, загрызу. Второй раз подобной истории не стерплю. Бросился я на него, как угорелый. Рычу, лаю. Его хозяйка, как мою морду увидела, перепугалась вся. Как заорет:

– Пошел вон! Пошел!

А я знай, на Лорда кидаюсь. Рычу, пасть раззявил. Перепугался он, как последний трус перепугался, раз и в кусты.

Тут мамка подлетела. Схватила меня за ошейник, раз и на поводок. Развели нас в разные стороны, так и не удалось подраться. Ладно, думаю, это только к лучшему. Если еще раз встретимся, точно, просто так не разойдемся. Пора себя тут поставить, а то все думают, что я через чур добрый.

А моя Мэри, как увидела, что я ее ухажера напугал, сразу ко мне. Подбегает и говорит:

– А я то думала, он сильнее – Зря думала, – отвечаю я. Я таких, как он, в Москве десятками ел.

– Надо же, какой ты сильный.

Смотрит на меня, а в глазах восхищение и любовь – Мне так, во всяком случае, показалось.

Только настроение у меня почему-то пропало. Опять, думаю, не моего поля ягода, запросто к другому уйдет, если у него пасть пошире и голос побасистее. Попрощался я с ней и домой пошел. С мамкой лучше, драться не нужно, рычать тоже. Лег себе рядом и лежишь, человеком себя чувствуешь. Тем более тут у нас такое случилось…

Птенец

Сидим мы как-то раз во дворе, шашлычки кушаем. Настроение замечательное, на небе не облачка, ветерок ласковый, обдувает слегка. Все хорошо, одно плохо, кошка соседская к нам повадилась, нахальная до ужаса, постоянно косточки выпрашивает. Мне их, конечно, не жалко, вредные они очень. Я как-никак пес породистый и кормить меня нужно правильно.

Положено мне мясо, вынь, да положь кусок. А косточки – Ну их, пусть ест, на них даже Данька не позарится. Но когда в метре от меня сидит чужая кошка и при этом еще орет, вроде как: – Дай! Дай! – Кому такое понравится? Вот я и нервничаю. Не уважает она меня, совсем не уважает. Знает, что не достану, и наглеет все сильнее и сильнее. Вам такое понравится? Если на вас с колокольни плевать будут? Вот-вот, мне тоже не нравится. Нахалов на место нужно ставить, сразу и без разговоров.

Вот теперь сижу и думаю, что бы такое придумать, чтобы ее отвадить? Ничего в голову не лезет. Все ерунда какая-то.

Вдруг из-за калитки: – Кар, – кар – Вскочил я, и к забору. За мной все остальные. Смотрю, птенчик маленький по огороду скачет, а рядом еще один, только побольше. Я как заору:

– Откройте калитку! Откройте! Чувствую, помочь малышам нужно, пропадут они без меня, а тут еще кошка эта крутится. Запросто обидеть может.

А мои: – Фу, Ричард! Фу! – Нельзя тебе туда.

Прилипли к забору, стоим, смотрим.

А у этих бедолаг ничего не получается. Только крыльями машут, аж умаялись бедные.

Наконец, тот, который побольше, с пятого раза на забор залетел. Правда, оттуда чуть не свалился, но справился, и до гаража худо-бедно долетел. Сел на крышу, нахохлился, клювом по сторонам водит, птицу из себя изображает. А сам – от горшка два вершка, а гонору – Этот-то ладно, а вот братишка его совсем плох. Он и ходить-то с трудом может. То на одну сторону припадет, то на другую. Бродит, шатается, где уж ему взлететь. А вороны вокруг мечутся, не знают, что придумать.

И чтобы вы думали – Открыла мамка калитку, и к вороненку. Взяла его на руки и принялась ему что-то рассказывать. Чуть ли не целует. Ох – женщины – А птицы, как загалдят. Смотрю, вот-вот набросятся. Бог мой! Как бы беды не случилось.

Разлаялся я, как дворовая шавка. Требую, чтобы открыли. Тогда я хоть как-то смогу ее защитить, а так заклюют.

Конечно, не открыли, конечно, не пустили, но, слава богу, все и так обошлось. Ворон птица умная. Поняли они, что мамка их детенышу зла не желает. Полетали вокруг, поругали ее, уселись на деревья и принялись ждать, что дальше будет. Тут, правда, Данила вышел.

Посмотрел, послушал, развернулся и в дом. Он кот умный, понял, что без него справятся.

Он, как на дачу приехал, переменился совсем. Придет, поест и поминай, как звали. Целыми днями где-то шляется. По сравнению с деревенскими котами он тигр. Куда им до него. Он только ощерится, они в разные стороны шугаются.

Первый раз, когда он пропал, мы чуть с ума не сошли. Думали, случилось что-то. Мамка целый час бегала по деревне, искала. Все впустую. Звала, звала, не отозвался. Я полночи не спал, все слушал, вдруг появится. Кто его тогда в дом впустит? Так и не пришел. Только зря не спал.

Утром наконец явился. Морда довольная, ходит, хвостом крутит, урчит. Поел и на боковую. С тех пор, что ни день, исчезает, но всегда возвращается. Крутым стал не в меру. Даже на меня по-хозяйски посматривает. Но мне с ним ругаться ни с руки, что нам делить-то. Как-никак мы с ним одного поля ягода. Если кто его обидит, берегись. Своих в обиду не дам. А со мной – нравится, пусть гоношится. Все равно в доме я самый главный. Как скажу, так и будет.

Ну да ладно, – что-то я не про то. Дальше-то вот, что было.

Подбросила мамка вороненка и говорит: – Лети – Ага, так он ее и послушал. Крылышками один раз махнул и носом в землю. Вытащил клюв из земли, встряхнулся и сидит, нахохлившись, как будто, так и надо. Посмотрела мамка на него, посмотрела, опять взяла на руки, посадила на забор. Думает глупая, вдруг с силами соберется и в один прекрасный момент взлетит.

Где уж там. Я ей доступным языком объясняю, ты на его хвост посмотри, у него-то и хвоста еще нет. Ему неделю на этом заборе сидеть нужно, ждать, пока отрастет.

Женщина, – ей, что говори, что не говори, все равно по-своему сделает. Встали всей семьей у калитки, стоят, смотрят, что дальше будет. А что будет-то? – Сидит эта несчастная птичка на заборе, из стороны в сторону качается, как сосед наш, дядя Степа, когда после получки, когда домой возвращается. Силенок у бедного совсем уже нет.

Вот-вот рухнет. Поняла это мамка, подошла к мелюзге, взяла его на руки, на землю посадить собирается. А он вдруг, как клюв раззявит, и жалобно так говорит: – Кушать – У меня глаза на лоб полезли, чем его кормить-то? Шашлыки он, скорее всего, не будет, от косточки тоже откажется. А что еще у нас есть-то? Червяков живых или бабочек мы в холодильнике не держим. Нечем нам его кормить.

Мамка Танюшке тут и говорит:

– Сардельку тащи – Та в момент принесла. Взяла мамка эту птичку, откусила сардельку и ну жевать.

Стою, смотрю, во, думаю, дает, сейчас всю сардельку сама съест. И куда в нее после шашлыков столько лезет? – А она пожевала, пожевала, выплюнула кусочек, маленький совсем, и птичке, значит, дает. А этот бедный, голодный, клювик раззявил, ждет, когда туда что-нибудь упадет. С первого раза у них ничего не получилось, а со второго попал ему в рот кусочек. Щелкнул он клювиком и проглотил. Она ему еще кусочек пихает, – еще – Стою, смотрю, чувствую, нужно вмешаться. У нее уже слюни кончились, сухой корм дает, а он маленький, ему такого нельзя, подавиться может. Я и говорю:

– Давай пожую, что ты все одна и одна.

Мамка на меня посмотрела и оторвала кусок, правда маленький совсем, с ноготок. Вот думаю, жадина, жаль бедной птичке побольше дать. И принялся я жевать – Жевал, жевал, чувствую, хватит. Только выплюнуть хотел, случайно – раз и проглотил. Стыдно стало. Покраснел весь, хорошо под шерстью не видно. Думаю, ну не получилось – Что тут сделаешь? У мамки тоже с первого раза не получалось. Что же мне теперь вешаться? – Я и говорю:

– Давай попробую еще раз – Мамка на меня посмотрела, оторвала кусочек побольше, и говорит:

– Ешь, Ричард. Ему пока хватит.

Глянул я на мелкого. Тот глаза закатил, головку свесил, спать приготовился. Правда, перед этим покакал.

Я испереживался весь, не перекормили ли мы бедненького. Но вроде ничего, посидел, посидел, встрепенулся. Мамка его на землю посадила, а, тот даже спасибо не сказал, раз в пион и юркнул. Спрятался, значит.

Куст у нас там красивый. Не цветет еще, правда, но мы стараемся, поливаем. К осени точно зацветет, если вырасти успеет.

Ну, в общем, сидит он там, в пионе тихо-тихо. Как будто его там нет.

Смотрю, дядя Толя идет, сосед наш. Видит, вся семья в сборе и чем-то взволнована. Он к нам:

– Что случилось? Спрашивает.

Мамка в ответ: – Вороненок из гнезда выпал. Теперь не знаем, что с ним делать.

Дядя Толя мужик умный, он и говорит:

– А делать-то ничего не надо – Они его сами подымут.

– Как подымут? Удивляется мамка.

– Как, – просто. Через неделю на крыло поставят. Им это не впервой. Один, вон целую неделю в кустах жил. Ничего, выдюжили, и с этим все в порядке будет.

Стою, слушаю и радуюсь, хоть один нормальный человек нашелся, а то все: – Ах! – Ох! – Погибнет бедненький, пропадет – С голоду точно умрет – А мамка тут и спрашивает:

– А кормить его можно? Мы ему тут сардельку дали. Он с удовольствием съел.

– Кормите, если охота есть, хуже не будет.

Нет! Куда это годится? Как мне кусочек дать, так самую малость – Я даже не почувствовал, мясная она или еще какая. А этому – вынь, да положь – Ну, думаю, только через мой труп. Так просто разбрасываться добром не дам!

И тут этот мелкий из пиона вылез. Клювик открывает, есть просит. Маленький такой, несчастный, жалко мне его стало – невмоготу. Чувствую, сейчас сам за сарделькой побегу, хватит жадничать. Одно плохо, они в холодильники, а холодильник открывать я не умею.

Так и кормили пять раз в день. Я уже привыкать начал. Думаю, подрастет чуть-чуть, будем гулять с ним вместе. Ходить, кошек шугать. А что? Я за ними по земле, а он с воздуха. Куда они после этого денутся? А то не уважают они нас, совсем не уважают. За дураков держат.