Жизнь собачья

– Привет, – кричит, – Как дела?

Вот поганец, от радости чуть ли не подпрыгивает.

– Все хорошо, – отвечаю, – Только учти, у нее блохи. Ужас какие злючие.

У него морда сразу вытянулась, даже морщинки на лбу собрались. Глянул он на нее и в сторону.

– Ты что мелешь?!!! Какие блохи?! Заголосила она. Не слушай его! Он хочет нашу любовь поломать.

– Да? – С сомнением протянул тот.

– Посмотри на него, посмотри – Он же врет!

А я ему спокойненько так и предлагаю: – Ты проверь, проверь, потом скажешь, кто был прав.

Видишь, у меня ошейник противоблошиный, поэтому мне и не страшно. А ты гол, как сокол, будут они по тебе прыгать и радоваться.

Вся любовь у него разом выветрилась. А моя вконец озверела. Как бросится на меня и давай лаять, вот-вот укусит. Пришлось уносить лапы. Едва спасся.

Пришли домой. Я Даниле про блох рассказал, он полчаса за живот держался, не мог успокоиться. Даже мне полегчало. Думаю, не быть между ними любви, не на того напали. Не пара они друг другу. Моя она, только моя.

Но ошибался я. Утром в леске, в кустах, их приметил. Любовью они там занималась. От восторга чуть ли ни на всю округу орали.

Я, как увидел, чуть с ума не сошел.

Дед все понял, схватил меня за ошейник и не пускает, боится, что подеремся. Ха – подеремся.

Люди думают, что только они ревнуют, переживают, а мы – так, каменные. Не знают, что ради милой, мы на любой подвиг способны.

Только я это подумал, вдруг откуда-то сбоку хруст. Глянул, а там огромный пес, то ли дог, то ли волкодав, бог его разберет. Почуял он наших любовников и туда. Бежит, кусты под ним трещат, страх божий.

Парочка сразу обо всем на свете забыли. Не до любви уж тут.

А волкодав на Джека зубами клацнул и к моей. Слюнявый от страха аж под себя наделал, а моя чуть в обморок не упала. Как закричит:

– Спасите!!! – Спасите!!! – Он же меня убьет!

Точно убьет, он же в три раза больше ее, – ну, не в три, так в два уж точно.

– Джек!!! Спаси! Кричит она, старается.

Ага, как же, спасет он ее. Он уже в кустах спрятался, и стоит, ни жив, ни мертв.

Сделал я шаг, и сам не знаю, что на меня нашло, выдал:

– Пошел вон, драная болонка!

Волкодав от удивления аж застыл.

– Это ты мне? Наконец прорычал он.

– Тебе, – тебе – Кому же еще?

– Ах ты – выдохнул он, отводя назад ухи, и не спеша направляясь ко мне. Вид при этом он имел до ужаса зверский.

Холодок проник в сердце. Конечно, мне не справиться с этим монстром. Он раза в два больше меня. Но назвался груздем, полезай в кузовок, либо я, либо Дези. Кому-то из нас хана.

Я оглянулся на Джека.

– Помоги, – говорю.

Куда там. Этот трус лишь подальше от нас забился. Из кустов лишь уши торчат и хвост… дрожащий.

Все, – была, не была. Деваться некуда, драться, так драться.

– Уходи, – прорычал я. Она моя, мать моих детей и любит меня.

– Нет тебя уже, – покойник ты, братец. Был и сплыл, – рыкнул монстр.

От его слов лапы у меня вконец затряслись. Если развернуться и рвануть правее, то спасусь, как нечего делать. Но Дези – Дези, – какая же ты дура, надо же было такого дурака свалять.

Подставила меня, ох, подставила.

Жизнь так прекрасна, я еще молод, мне только жить и жить.

И как всегда в самый не подходящий момент всякая глупость полезла в голову.

Жизнь, какая эту штука. Правда, братцы, рассказать?

Нет, не верьте, жизнь не скука. Нужно лишь уметь летать.

Над землею, над травою, и в кустах, и в небесах,

Песни петь и хоть однажды в небе солнце увидать.

Вдруг учуять на рассвете запах скошенной травы.

Шум дождя услышать в небе, шорох ласковой листвы.

Повстречаться с той колючкой, что весит на том кусте,

Носом тронут кончик тучки, жить всегда в своей мечте.

Днем ли, ночью, безразлично, лишь бы жизнь вокруг цвела,

Ведь она, что в небе птица, что прекрасная мечта.

Вы вздохните, посмотрите, троньте краюшек листка,

Он живой, он тоже птица, и летит туда, сюда.

Я живу, когда надеюсь, а надеюсь я всегда,

Жизнь, как сказка, как мгновенье, как прекрасная мечта.

Вы поверьте, – это чудо в вас, во мне, во всех сидит,

Не хочу уйти отсюда, жить хочу, любить и стих…

Дописать до окончанья, рассказать в нем обо всем,

Что случается на свете, если в свете мы живем.

Вновь увидеть в небе тучку, вновь услышать шум грозы.

Боже, если ты услышишь, – дай мне силы, дай мечты!

Если нет, тебя оставлю, хоть люблю, люблю до слез,

Жизнь моя, моя услада, – без тебя не будет грез.

Тех мгновений, что уходят каждый день и каждый час,

Я живу, и я доволен. Жить хочу хоть сотню раз.

И тут он как на меня бросится. Из-за глупых строк я даже собраться не успел, и от его толчка отлетел метра на полтора.

– Что, ханурик, дешевый, – прорычал он. Катись, пока цел – Давай, давай спасайся – Ухмыльнувшись, предложил он. А девку я себе оставлю. Больно у нее лапы хороши, – стройные, пушистые, косточки тонкие – Люблю такие под конец поглодать!

И он захохотал, мерзко, зло, противно.

На мгновение он расслабился, и я понял, вот он шанс. Если не сейчас, значит уже никогда.

Если не смогу, значит, не жить, или жить, как последняя дрянь, которая предала свою любовь и чужую жизнь.

С диким воплем я бросился на него и каким-то чудом достал до горла. На мгновение все мои четыре лапы оказались в воздухе. Но волкодав стоял на земле, а я висел у него на шее. Он заорал мерзко, протяжно и тряхнул меня со всей силы. Ощущение было такое, словно я на полной скорости налетел на каменную глыбу. В глазах потемнело, но челюстей я не разжал.

Сделай это и больше никогда не увидишь солнышка, мамку, деда, Танюшку. Не прижмешь Дези, не лизнешь ее в нос. Нет, не сдамся, не отцеплюсь. Пусть делает, что хочет. Главное держаться.

Он рычал, рвал меня лапами. Под конец упал на бок и попытался хоть лежа избавиться от меня. Боли я почти не чувствовал, было как-то не до того. Но сил оставалось все меньше. Еще минута и я сломаюсь. Но тут откуда-то издалека пришла мысль: «Цезарь смог! – Ведь смог же?! – Раз он смог, то и я смогу».

И вдруг скорее почувствовал, чем услышал:

– Отпусти – Прохрипел волкодав. – Уйду и больше никогда не подойду ни к одной твоей девке – Обманет, как пить дать, обманет, стучало в голове. Но убить? – Если можно не убивать. И я, как последний дурак, разжал челюсти.

Пару минут мы лежали едва дыша. Встать не мог ни один из нас. Как ни странно, первым очухался я. С трудом, напрягая все силы, наконец-то, оторвал тело от земли и поднялся. Еще через минуту выпрямил лапы. Меня шатало, как кленовый листок на ветру, лапа дрожали, от боли кружилась голова.

Тут зашевелился волкодав. В отличие от меня, бедного, он почти не пострадал, только на шее кровь. Встал, встряхнулся, и вроде цел и здоров. Глянул на меня, ухмыльнулся и выдал:

– Говорят, дуракам везет. Как же, – везет… Ха – Кесарю кесарево. И как броситься на меня.

От слабости я рухнул, как подкошенная былинка. Он не ожидал такого и, перелетев через голову, угодил в пенек. Пока он вставал, отряхивался, я хоть чуть-чуть пришел в себя.

Смерть нужно встречать стоя. Она одна, другой не будет, и пусть она меня уважает.

– Ричард! Беги! Заголосила Дези. Она отошла немного в сторону и приготовилась к бегству.

Ее я, слава богу, спас.

Ха, – беги. Куда тут бежать. Я и шагу сделать не смогу.

– Дези, уходи! Уходи, пожалуйста, – попросил я. – Я должен знать, что с тобой все в порядке.

– Нет, я не брошу тебя!

– Не спорь! Я мужчина! Что сказал, то и делай!

Тихонько подвывая и без конца оглядываясь, она побежала к дому.

Все, очухался. Сейчас накинется. Я собрал всю волю в кулак и решил попытаться еще раз.

– Стой, – говорю. Она убежала. Зачем нам драться?

– Затем, что я должен тебя придушить, разорвать на кусочки. Если такие, как ты, под ногами будут путаться, то нормальным псам, вроде меня, жизни нет. Много вас, и слишком вы благородные, красивые. Вон и прическа у тебя волосок к волоску, и морда сытая. Ненавижу! – Всех бы убил!

С рыком он бросился на меня, но видимо тоже устал. И наскок у него не очень-то получился.

Я боднул его головой в грудь, и он, ойкнув, остановился.

– Иди своей дорогой, – говорю, – А то сейчас загрызу – До сих пор не знаю, откуда у меня только силы взялись. Как зарычу, как гавкну. Аж самому страшно стало. Наверно с отчаянья любой пес на такое способен. Только пошел я на него, рыча и скаля зубы. Вид у меня при этом был ничем не лучше, чем у него.

– Убью! – Выдохнул я.

И он дрогнул. Понял, что так просто ему со мной не сладить. Подался назад, пригляделся и пошел вбок. Решил сзади зайти, вот урод. Не понимает, что сил у меня нет. Чтобы развернуться, мне минута нужна, а то рухну на траву, и никакая сила меня уже не подымет.

Удалось, – развернулся, опять морда к морде встретились.

– Долго ты танцевать будешь? Спрашиваю. Хватит дурака валять. Иди сюда, я тебе покажу, где раки зимуют.

Чувствую, задумался монстр. Страшно ему стало. Думаю, надо поддать, пока он не понял, что я с лап валюсь.

– Что, дохляк, страшно? – Таких, как ты, я десятками ем на ужин. Даром, что здоровый, а на самом деле, ты – мозгляк.

Зарычал он и как на меня бросится. Отскочить я не смог. Все на что меня хватило, в последний момент его за морду куснуть. От удара я, конечно же, свалился, но и он остался ни с чем. Отлетел на метр, встал, и давай кровь с носа слизывать. Про меня, конечно, забыл.

Лежу я и думаю, если сейчас не встану, все, – хана. Напряг все мышцы и вскочил. Надо же, получилось, легче, чем в первый раз. И пошел я на него, как в последний бой пошел. Иду, рычу, лаю – Все, думаю, еще шаг и умру.

Глянул он на меня и дрогнул. Понял, что так просто я ему не сдамся. А драться ему уже расхотелось. Не получилось напугать, значит, пора ноги делать. Развернулся он и с воем в кусты. Я за ним даже несколько шагов сделал, чтобы он, не дай бог, не передумал. Да куда там, только пятки сверкали. Сбежал – Стою, шатаюсь. Вдруг, откуда не возьмись, голос:

– Ричи! – Ричи! Дези, – вернулась любимая.

– Как ты?

Бог мой – Цезарь. А он-то что тут делает?

Только и хватило сил: – Порядок, – проскрипеть. Все вокруг вращается, лапы совсем не держат.

– Я тебе Цезаря на подмогу привела. Заинька моя говорит. А ты и сам справился – Спасибо – Отвечаю. И так хорошо мне стало. Не бросила она меня одного, не бросила.

Люблю я тебя, Дези, – сильно люблю, но если ты еще раз к Джеку подойдешь – Что ты, Ричи – Что ты – Никогда – Поверь мне, никогда – Он же трус, подлый трус, – начала она оправдываться. Я его и видеть больше не желаю, и говорить о нем больше не стоит. Нет его больше на свете, ни его и никого другого. Только тебя я люблю, только тебя. Ты сильный, смелый, добрый – Слушаю ее, прямо бальзам на раны. Хотел к ней подойти, покрепче ее лизнуть, а сил совсем не осталось. Сделал шаг и упал. Все в голове помутилось, и нет ничего вокруг. Пустота…

Опять двадцать пять

Жив – Правда, жив – Даже не верится. И, конечно, Павел здесь. Интересно, что он-то тут делает. Кто его звал? Нужно посмотреть – Держите его! Держите! – Он проснулся!

Конечно, проснулся. Что же мне теперь сутки напролет спать?

А это кто? – Лариса! – А она-то что тут делает? И что они все здесь собрались?

– Как он, Павел? Мамкин голос.

– Все хорошо. Крови много потерял, а кости все целы. Заштопал я его, через неделю будет, как новенький.

Это он про кого? – А про меня – Порвал меня этот волкодав, ох – порвал. Ну, ничего, я ему тоже показал, где раки зимуют. Теперь будет знать, как себя вести в приличном обществе. А то тоже мне, – крутой. Молодец я, ох – молодец.

– Теперь ему спать нужно. Завтра можно покормить, а пока пусть спит.

Как же так? Я что голодным должен спать? Нет, так не годиться.

– Мамка, а мамка, – дай кусочек мяса – Очень кушать хочется – Нельзя тебе, мой зайчик. Полежи немного – Понять-то, поняла, но кормить не собирается.

Это все он, Павел.

– Не слушай ты его, он меня запросто голодом заморит. Ему-то что? – Принялся я ее уговаривать. Но все впустую. Погладила меня по чубу и была такова.

– Завтра нужно ему швы зеленкой помазать. Сделаете? Опять Павел. И что ему неймется?

– Конечно.

– А то я один раз бультерьера зашивал, три часа у стола простоял, с того света, можно сказать, пса вытащил. А когда хозяйке сказал, что раны нужно зеленкой мазать, она от него отказалась.

– Как же так? – И что? – Пришлось усыпить – Буль собака серьезная, такую без хозяина не оставишь. Вот так – Ужас какой – Усыпить? – Что это такое? – Мне тоже спать велят, а я не хочу. И тут меня как стукнет – Дези – Что с Дези? – Вдруг волкодав вернулся?! – Вдруг задрал?

– Позовите Дези! Слышите, позовите! – Дези! Дези!!! Принялся я орать.

– Что, Ричи? Что? Слава богу! Жива и здорова моя девочка. Услышала, прибежала. Напугал ее этот пес противный, ох напугал. Нужно ее успокоить.

– Как ты? Спрашиваю.

А она стоит, слезы глотает, а сказать ничего не может. Переживает, бедная.

– Не волнуйся, – говорю, – Все будет хорошо. А этому злыдню я показал, где раки зимуют.

Будет знать, как к красивым женщинам приставать.

– Ох, Ричи, как же ты меня напугал. Я думала, умер – Чуть лапы на себя не наложила, хорошо Цезарь помешал. Сказал, что ты еще жив. Как ты себя чувствуешь? Сильно болит?

– Порядок, завтра очухаюсь, гулять пойдем. И так мне хорошо стало от ее глаз, ее слез и любви. Давно я себя так здорово не чувствовал, словно родился заново.

Ни завтра, ни послезавтра не получилось. Только через неделю я вновь почувствовал себя псом. А то хуже ребенка. И кормили из рук, и все остальное – Фу, – даже вспомнить противно.

Наконец-то вышел на улицу, огляделся, а Джек тут, как тут. Увидел меня и сразу деру дал.

– Стой! Говорю.

Он с перепугу всеми четырьмя лапами затормозил.

– Извини, Ричард, – говорит, – Больше я к Дези не подойду.

– Только попробуй, подойди. Я тебе такое устрою, что небо с овчинку покажется. Рыкнул я на него, но, похоже, перестарался.

Рванул он, быстрее ветра рванул. Куда мне до него. Так бегать я теперь не скоро смогу, но несколько шагов сделал, чтобы его до костей пробрало.

– Ричард, стой! Нельзя тебя пока бегать.

– Не волнуйся, Мусик. Что я, не понимаю? Но шугануть этого пройдоху должен был, чтобы в другой раз не повадно было клинья к Дези подбивать.

Вот так, разобрался я с трусом слюнявым. Пусть теперь знает, как себя настоящие псы ведут.

Пошли мы потом на канал. Зря, наверное. Гуляющие меня там толпой окружили, и давай выспрашивать, как я Бугая завалил. Кличка, оказывается, у него такая. Подходит она ему, точно подходит. Минут десять расписывал, объяснял, аж устал.

Мамка рядом стояла, слушала и улыбалась. Вот вредина. Знала бы, как было страшно в сумасшедшие глаза Бугая смотреть и крутого из себя строить, не смеялась бы. Ведь так хотелось спастись, убежать. Только на чудо и надеялся. До сих пор не пойму, как я с ним совладал. Ну да ладно, что вспоминать? Что было, то быльем поросло.

Псы на меня с таким уважением смотрели, так слушали, что аж пасть раззявили. Вот Марселю туда оса и залетела. Визжал, бедный, как щенок. И смех, и грех.

Через пару дней Цезаря встретил. Увидел он меня, подошел и вежливо так поздоровался.

– Здравствуй. Как самочувствие?

– Привет, – говорю. – Все хорошо. Что ты такой серьезный?

– А каким же мне еще быть? Как-никак с героем разговариваю.

С чего он взял? Какой я герой?

– Хватит смеяться, – обиженно говорю.

– Что ты, – не смеюсь я вовсе. Я горжусь, что мы родственники. И так он это сказал, что я ему сразу поверил.

Лизнул его в нос и говорю: – Спасибо. Ты меня спас. Если бы не ты, кровью истек бы.

– Ты сам себя спас, и себя, и Дези. Я только хозяйку твою привел. Вот и все.

– Не скромничай, ты молодец, вовремя успел. Плохо бы мне пришлось. И тут я вспомнил про того, с кем дрался. Как он там? Меня-то вылечили, а ему-то точно никто не помог.

– А про Бугая что-нибудь слышно? Как бы промежду прочим, поинтересовался я.

– Бугай в далекие края подался, Гектор рассказывал. У нас над ним все смеяться начали. Он из себя такого задиру строил, чуть, что не по нему, сразу в драку лез. Не любили его у нас, вот и начали задирать. Он пару раз подрался, а потом разозлился и ушел. Сказал, что больше никогда не вернется. Вот так – Теперь, Ричард, ты у нас легенда. Все тебя уважают, а многие и боятся.

– Да, ладно тебе, – говорю. Какая легенда?

А он на меня смотрит и лукаво так улыбается.

– Ты главное не загордись. Через это многие пройти не смогли. Слабаки всегда думают, что им черт не брат. И всегда плохо кончают. А ты будь разумным псом. Уважай себя и других.

Прав Цезарь, ох, прав. Что я, не понимаю?

Но ведь молодец я? Правда же, молодец? Такого пса завалил.

Поставил я хвост кренделем, попрощался с ним и пошел себе. Приятно, черт побери.

В общем жизнь изменилась к лучшему. Даже овчарки теперь на меня не порыкивают. А уж про Дези и говорить не приходится. Тихая стала, домашняя. Ни на одного пса глаз поднять не смеет. Характер у нее, правда, не сахар, чуть, что не так, сразу кричит, скандалит. А уж если я на женщину посмотрел или, не дай бог, остановился – поздороваться, – все, хана. Лучше домой не приходи. При чужих-то она тихая, а когда мы одни, такие рулады вводит, хоть Бугая беги искать. С ним и то легче было.

Ну, да ладно, – это я так. На самом деле все здорово.

Я люблю, и я любим. Жив, здоров и молод.

Слава в жизни молодым, сильным и здоровым.

Посмотрите на меня. Правда же, красавец?

Не согласны? Это зря, скоро я поправлюсь.

Выйду утром на канал, гляну на дорогу.

Хорошо-то как вокруг, все мне тут знакомо.

И трава, что здесь растет и веселый кустик,

Он меня, конечно, ждет и грустит по утру.

Птицы весело поют, носятся вдогонку,

Вижу их и им кричу: – Здравствуйте, девчонки!

Я пришел увидеть вас, поболтать немного.

Как вы тут? Все хорошо? Или есть заботы?

А они свистят в ответ, радуются точно.

Почему? Да просто так. Только вот нарочно

Говорят все на своем, птичьем, непонятном,

Да уж ладно, что уж там – Мне и так все ясно.

Жизнь дана нам, как награда, раз и навсегда.

Полной жизнью жить нам надо с ночи до утра.

И встречать восхода лучик с радостью в глазах.

И не ведать в сердце страха, гнева на устах.

Небо видеть, солнце видеть и хватать за край.

Что боитесь? Зря ребята, это ж правда кайф.

Тронуть ветер, взять росинку, что упала вдруг,

Улыбнуться и воскликнуть: Я же, правда, тут!

Я живу, и я надеюсь: вечно буду жить,

Не бывает ведь иначе, не зачем грустить.

Я хочу в победу верить, верить в сказку, в сон,

Знать, что завтра день наступит. Ведь наступит он?

Кто не верит? Ну, признайтесь, расскажите мне…

Если нет на свете сказки, сказка есть во мне.

Если верить в чудо, в небо, в бога, в красоту,

Он поможет нам немного – Что с того ему?

Жизнь мечта! Она награда, дар на все века,

Эй! Давайте петь, ребята, с ночи до утра!

Славить чудо, и с надеждой каждый божий день

Видеть небо, видеть солнце и любить людей!

Вот так-то. Не смейтесь, это я напоследок учудил. Просто, пережив такое, трудно сохранить трезвую голову. Вот мне и хочется целыми днями не бегать, а летать, не гавкать, а петь – Хорошо хоть у Дези с головой все в порядке. Рыкнет она на меня, и я сразу становлюсь серьезнее.

Ладно, завтра первый раз пойдем в Иваньково. Здорово – Соскучился я по парку.

Ну вот, вроде обо всем рассказал. Не знаю, понравилось вам или нет. Ну уж, извините, лучше не умею. Я собака, а собаки существа молчаливые и серьезные. Так что, чем богаты, тем и рады. Приходите еще…

Конец

© Copyright: Магуто Н., 2003