Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 2, 1926-27 годы)

      АА получила письмо из Парижа и в нем программу концерта, устроенного там 10 февраля. В программе указано "deux berceuses" AA (как АА и предполагала, это - "Мурка, не ходи, там сыч..." и "Колыбельная"). Третье стихотворение - музыка Лурье. И все три переведены на французский язык (отвратительно переведены) и приводятся в программе.
      Говорили о музеях, о работе и о прочем. Все было чудесно. Но неожиданно Горнунг стал просить АА вписать ему в альбом стихотворение. АА заметалась: с одной стороны, ей не хотелось обидеть Горнунга отказом, с другой - ей казалось совершенно невозможным писать в альбом. Она отказалась. Горнунг стал упрашивать ее. АА смущенно перелистывала альбом, как будто ожидая какой-нибудь помощи извне, подыскивала все возможные формы отказа. Умоляюще смотрела на меня - как будто ждала от меня защиты.
      Положение было очень неловкое и глупое...
      Горнунг спросил: "Вам очень не хочется писать?". АА помедлила, но решительно, хоть и жалостно, ответила: "Да, мне очень не хочется, мне неприятно. Можно не писать?". Горнунг молчал упорно и туго. Наконец, я решил вмешаться.
      "Напишите, АА!" - АА взглянула на меня удивленно. Я отвернулся, чтоб скрыть улыбку, и стал усердно разглядывать книги в шкафу. Наконец АА, видя, что это все же самое простое средство положить конец общему неловкому состоянию, решила написать. "Что же?" - "Напишите старое стихотворение", просил Горнунг. АА подумала и стала писать. Писала - я не могу найти другого, более подходящего слова - с отвращением, как будто делает что-то неподобное. Жалобно взглянула на написанное: "Ну вот... И все неверно написала!". Стала исправлять, потом вычищать перочинным ножом. Исправила. В этот момент ее позвали к телефону. Дала на ходу альбом Горнунгу и ушла. В альбоме было написано стихотворение "Как просто можно жизнь покинуть эту...".
      Звонила ей Замятина, звала к себе. Пунина все не было дома. Горнунг заторопился - было 9 1/2, а поезд его идет в одиннадцать.
      Вышли. Скользко. На Симеоновском мосту Горнунг попрощался с АА и побежал домой - собирать вещи. Я пошел провожать АА к Замятиным. Говорили о Горнунге.
      Проводив АА, вернулся домой. Горнунг через десять минут уехал, но до этого и меня просил вписать в альбом ему "Мечеть".
      Почтовый чиновник - Готье. Тоже "несчастный" символ мещанства, а тут захотел иначе.
      2.04.1926
      Стихотворения "Мурка, не ходи, там сыч..." и "Колыбельная" переведено... (? - узнать подробнее).
      3.04.1926
      Итальянский самоучитель.
      Письмо Шилейке.
      Стихотворение Тихонова хорошее (без дураков). Пастернак... не может читать, и это ценно.
      Стихи Вагинова.
      Библиография.
      Азеф.
      "Север" (весь Петроград).
      Письмо из Кубу (анкета).
      Mme Rivi re (парижского периода).
      Mlle (парижского периода).
      Bartoleni (парижского периода).
      Granet (парижского периода).
      Купальщица - 1907 г.
      " - 1908 г.
      Юпитер и Остида.
      Одалиска 14.
      Mme Zenonne.
      Фанческа - 2 вар. 17 г.
      Клятва Людовика XIII.
      Odalisque l'esclave.
      Стратоника.
      Венера и источник.
      Gonze.
      5.04.1926
      У АА было платье голубое с золотом, открытое. АА его надевала раза три, потом сняла и долго не надевала. Однажды, отправляя, куда-то с Николаем Степановичем, она надела его. Николай Степанович, взглянув на нее, заметил: "Ты так едешь? Но ведь ты же раздета!". Тут интересно то, что Николай Степанович заметил это платье впервые, а до этого видел его не раз, но не замечал.
      Он не замечал, что Дмитриева хромает... До тех пор, пока кто-то ему не сказал об этом.
      АА однажды шла с Гумилевым и как-то ушибла ногу. Николай Степанович предложил довезти ее до дому на извозчике. АА отказалась, так как ехать девушке на извозчике с молодым человеком считалось совершенно недопустимым неприличием.
      Это - к характеристике царскосельских нравов.
      "Он великий бродяга был", - сказала АА по поводу разговоров З. Е.Аренс о его барстве.
      Осенью 1908, когда АА была в Петербурге.
      АА была в Царском Селе у Валерии Сергеевны Тюльпановой и послала Николаю Степановичу записку, что едет в Петербург и чтобы он пришел на вокзал. На вокзале - его не видит. Первый звонок - его нет. подходит поезд... Вдруг он появляется на вокзале в обществе Веры Евгеньевны и Зои Евгеньевны Аренс. Оказывается, он записки не получил, а пришел просто случайно.
      Он был нарушителем традиций. Обстановка Царского Села затхлая, чрезвычайно буржуазная...
      8.04.1926
      Писала три недели тому назад и послала пятнадцать рублей для того, чтобы Лева мог брать уроки по математике - хоть несколько. Нет ответа до сих пор, и АА беспокоится. Хочет открытку послать.
      Шенгели стихи Вагинова не понравились.
      "Финский праздник". Прекрасное стихотворение. "Его еще приятней вспоминать, чем когда читала".
      Шилейко прочел наизусть первую редакцию "Маскарада" - по "Весам".
      Прочел наизусть стихотворение Пастернака, хоть и говорит, что терпеть не может.
      Общество независимых музыкантов - 10.02.1926.
      Артур Лурье. Музыка. Музыка - стеклянные звуки. Стихотворение перед отъездом (второе) положил на музыку. Но ни то, ни другое не пел еще, а только наигрывал.
      Не была у Констанции Фридольфовны очень давно. Нет сил все, потому не была.
      АА всегда была "в нетях".
      1918. После разговора о разводе у АА Николай Степанович поехал к Шилейко, чтоб поговорить втроем. В трамвае Николай Степанович, почувствовавший, что АА совсем уже эмансипировалась, стал говорить "по-товарищески": "У меня есть, кто бы с удовольствием за меня пошел замуж: вот Лариса Рейснер, например... Она с удовольствием бы..." (он не знал еще, что Лариса Рейснер уже замужем).
      На А. Н. остается полчаса.
      Донжуанство за последние три года (девятнадцать имен), но и раньше было сильно - у него такой темперамент был. Но раньше это скрывалось с обеих сторон. И конечно, не так было, как в последние годы.
      "С ним было очень трудно ездить куда-нибудь путешествовать. Он ссорился (чего никогда не бывало с ним дома), ему все казалось, что я что-то не так делаю, не туда "тюк положу", не ту дверь открою. Я сказала ему в 14 году: "Девушка не могла бы бежать с тобой... Ты стал бы с ней ссориться, и ничего бы не вышло...".
      Ларисе Рейснер назначил свидание на Гороховой улице в доме свиданий. Лариса Рейснер: "Я его так любила, что пошла бы куда угодно" (рассказывала в августе 1920 г.).
      С Шенгели была в кафе против Дома искусств на Невском. Он простой, хороший.
      Анкета из Кубу. "Кто на Вашем полном иждивении?"
      О девушках. Лариса Рейснер. В 1917 году АА спрашивала и подтрунивала: "Я ведь к Ларисе сама могу поехать! И она мне скажет". Николай Степанович смутился. "Ну хочешь, я тебе по секрету скажу, только ты... - это Тумповская". - "Я решила, что это щит".
      Блок поздоровался с Л. Рейснер, приняв ее за АА. Николай Степанович сам рассказал об этом АА, может быть, он думал, что АА может все равно услышать об этом.
      М. А. К.-К. делал предложение через год после свадьбы АА.
      В десятом году уехал в Африку - без всяких поводов, никаких ссор не было. Единственная причина - страсть к путешествиям.
      Читает Эдгара По (и это для нее мучительно из-за кровожадности убийств и ужасов, описываемых им). Находит все новые и новые моменты влияния на Н. Гумилева. У нее есть две книги - в переводе Бальмонта.
      Мотив о девственности - первый раз в "Заре" (а "Зара" - конец 7-го года как будто).
      Синие листья. Бабочки, как подбрасываемые цветы (Эдгар По).
      В черном Дике есть кое-что будущей "Гондлы".
      Полетаев - к девочкам.
      Из Бежецка нет ответа (три недели тому назад АА послала письмо и пятнадцать рублей - чтоб Лева мог взять хоть несколько уроков по математике).
      Обеспокоена.
      12.04.1926
      Попутно в разговоре о биографии Николая Степановича АА упоминала Пушкина и говорила о ложном взгляде на его отношения с дядей, установившемся давно и существовавшем сто лет - и только недавно разрушенном переоценкой и новейшими исследованиями.
      АА получила письмо от Инны Эразмовны, в котором та пишет, что еще не выезжает, и доводы у нее самые неосновательные - вроде того, что она не хочет приезжать сюда в первый день Пасхи, потому что извозчик от вокзала будет очень дорого стоить.
      АА очень обеспокоена медлительностью Инны Эразмовны, потому что железнодорожные тарифы уже повышены на 10%, а сегодня в газетах написано, что будут повышены еще. АА предвидит, что, промедлив еще немного, Инна Эразмовна не сможет уехать к брату (Виктору).
      Вечером была у меня - пришла неожиданно. Говорили о "Трудах и днях", о фельетонах Георгия Иванова и о причинах, которые побуждают Георгия Иванова к такому отношению к Николаю Гумилеву (очень опечалена этими фельетонами); о письме Инны Эразмовны, полученном АА. Около двенадцати вместе вышли, я проводил ее в Шереметевский дом. Оттуда через полчаса АА направилась в Мраморный дворец, провожаемая Пуниным. Мороз, лужи и талый снег подмерзли и хрустят.
      1911.
      Из Константинополя прислал в Царское Село телеграмму о своем приезде. АА хотела выехать встречать его в Одессу, но когда стали рассчитывать с А. И. Гумилевой, поняли, что ехать в Одессу уже поздно, что он раньше туда приедет.
      Николай Степанович не вписал АА в альбом акростих, потому что альбом был заперт в шкафике, от которого ключ был потерян. (Всего альбом пробыл в таком положении около двух лет.)
      12 апреля. АА и С. Толстая у Кузмина (на башне).
      В пасхальную ночь. "Он бредил. Жестокий приступ лихорадки. Все ушли к заутрене, а я сидела около него. Очень страшно говорил - не хоронить его тело на севере, говорил: "Вези дальше... За Константинополь... За Одессу... Туда вези..." (АА - 29.01.1926). АА сказала мне, что ей всегда вспоминается "Экваториальный лес", когда она думает об этом бреде Николая Степановича.
      1912. Во Флоренции АА написала стихотворение "Здесь все то же, то же, что и прежде...".
      1911, ноябрь-декабрь - написано: "Как мой китайский зонтик красен...".
      АА в Цехе прочла весь "Вечер" и все "Четки".
      Кунина перевела на сербский язык штук восемь стихотворений АА. В их числе "Настоящую нежность не спутаешь...", "Кто-то, во мраке дерев незримый..." (последнее, кажется, напечатано в заграничном журнале. Во всяком случае, первое стихотворение напечатано).
      22 апреля, 8 1/2 часов вечера (1911 г.). АА впервые читает стихи публично: на заседании Академии стиха. Там были и незнакомые ей люди. АА считает это выступление в Академии первым своим выступлением.
      Когда была первая годовщина смерти Анненского, Зелинский читал... Вячеслав Иванов - плакал. АА присутствовала на заседании.
      Искренен ли был Вячеслав Иванов?
      Вячеслав Иванов никогда искренним не был.
      Вячеслав Иванов в отдельной комнате уговаривал АА разойтись с Николаем Степановичем, убеждал ее, что Николай Степанович - неподходящий для нее человек.
      Знакомство АА с Вячеславом Ивановым продолжалось около двух лет: с 1910 по 1912-13.
      Когда АА первый раз читала на "башне" (1910), Вячеслав Иванов очень ее восхвалял, называя ее "заместительницей И. Анненского".
      В редакциях, в "Аполлоне", в годы 10-13 АА постоянно бывала. АА стала сотрудницей "Аполлона".
      АА была на Раевских курсах на Гороховой, уже когда замужем была.
      Гимназия: сначала в Царском Селе - Мариинская, а потом кончала гимназию в Киеве. Училась хорошо. Чуть ли не с серебряной медалью.
      АА родилась 11 июня 1889 года (Валерия Срезневская).
      Андрей Антонович Горенко (отец АА) - инженер-механик (флота?).
      Двадцать или двадцать пять лет жил с Еленой Ивановной Страннолюбской.
      1893 - дата рождения в трудовой книжке.
      12.09 (...?). "Моей дорогой Шурочке от любящей ее Ани. 12 сентября. Слепнево", - надпись на "Белой стае" ("Гиперборей", 1917) А. С. Сверчковой.
      14.04.1926
      Встречи АА с Николаем Степановичем после его женитьбы на А. Н. Энгельгардт:
      1. 18 г., в сентябре в Шереметевском доме. Гумилев заходил, сидел час приблизительно; прочел два или три стихотворения из "Шатра". Судя по тому, что он говорил, было видно, что очень стеснен в средствах и с трудом достает продукты.
      2. 3. 4. Весной 19 г., в мае, - целый ряд встреч. "Он приходил, Левушку приводил два раза. Когда семья уехала, приходил один, обедал у нас".
      5. Зимой 19-20, вероятно, в двадцатом, в Доме искусств. "Я его видела раз днем, когда он шел на заседание, а я там ждала Корнея Чуковского и Эйхенбаума по делу".
      6. На Пушкинском вечере в 1921 г.
      7. В Доме ученых в марте, в очереди.
      8. На Пасху во Всемирной литературе (21 г.).
      9. И наконец, накануне или за два дня до вечера Petropolis'a - "у меня, на Сергиевск." (и Г. Иванов).
      10. В Клубе поэтов, "когда я пришла спросить адрес Немировича-Данченко накануне отъезда Орка (Орк уехал с Ремизовым в один день). Это - последняя встреча, незадолго до ареста".
      8 августа к Ремизову пошла АА, его уже не было. Вернулась домой и узнала о смерти Блока. На панихиде Алянский сказал, что зас (?) (не ходил к Ремизову, потому что там зас (?)).
      16.04.1926
      Летом 20 г. встреча с Николаем Степановичем (шел из Зуб. института на Преображенке) на Невском, а Шилейко, Чуковский говорили о Сибири - вздор.
      Просил Г. Иванова надписать книги Мосолову (Мосолов в Новоржеве) - он то-то и то-то, ему не верят. Он столько знает, обожая, о том, как АА первый раз читала стихи у Вячеслава Иванова. АА отсюда и решила про Мосолова (оттого так и мне советовала пойти).
      После Николая Степановича в 21 атака на АА Г. Иванова - раз пять заходил, звал... просил прийти в Цех. "Я все отговаривалась, говорила, что больна". Наконец, на Рождество 21 года пришла на Почтамтскую; оказалось, что Цеха нет, потому что Г. Иванов - ссора с Одоевцевой. Были Г. Иванов, Оцуп, Адамович и Вагинов. Очень мило. Читали стихи: Г. Иванов - о кувшине роз, Адамович - пушкинское, Оцуп - ..., Вагинов - о маркизах (Г. Иванов язвит: вот великосветские стихи...).
      "Я не помню, читала ли я. Потом Оцуп провожал по Невскому - под руку (первый раз было, что я с ним разговаривала)".
      "Разрешите мне прочитать Вам стихи..." Прочел. Потом заговорил о Расине и о других, о теории, о классической... (называл классиками Мандельштама и АА).
      (А К. Вагинов ушел, ему не по пути было.) Тут как-то Эльза Яковлевна Радлова, жена Николая Радлова, заходила к АА, пригласила (с Радловым АА очень давно знаком, но за годы революции почти не встречались), и 1 января 1922 года АА пошла к ним обедать. Говорили о стихах... "Было очень натянуто, скучно, они - веселящиеся, разные люди". АА заговорила о том, как она не любит, когда из нее вытягивают мнение о чужих стихах... И рассказала об Оцупе. А через десять дней узнала, что Эльза Радлова - любовница Оцупа...
      Потом звали еще в Цех. Не пошла (а потом уже все на отлете были). Но перед отъездом Оцуп (уехал первым) зашел - нет ли поручений.
      Оцуп - низкий человек, еще хуже Г. Иванова (продавали при жизни, а потом продавали - мертвого); взятка с Кельсона за знакомство с Николаем Степановичем.
      Анна Николаевна (Энгельгардт) согрешила с Г. Ивановым, - рассказывала АА, - а ей Лурье фамилию сказал. Николай Степанович упрекал А. Н. Э. за то, что поссорила с лучшим другом.
      Кузмина письмо в редакцию.
      Алянский.
      Очень дружна была (видела отношение Блока), вполне доверяла... Тихий, скромный, заботливый. Раньше издателем не был. Во время революции решил - на Блока. Здесь "Алконост". Контракт на 1000 рублей (за "Белую стаю"?); должен был - в течение недели со дня выхода. Книга вышла, и он выплачивал год (и то через Рабиновича), по грошам, по несколько долларов.
      Заручившись согласием АА на переговоры относительно изданий (но не больше, чем по 6000 экземпляров) и по поводу контрафакции Эфрона, - получит деньги. И не имея права соглашаться больше, чем на 6000 экземпляров, воспользовавшись тем, что Блох имеет преимущественные права на издание книги АА, он продал ему по восемь с половиной тысяч тиража каждую и написал письмо АА, что так заключено. АА здесь советовали послать телеграмму, но она решила, что телеграмма уже ничего не изменит, потому что все уже сделано.
      Приехав сюда, Алянский был у Замятиных, и там же была АА. Он очень много рассказывал о своих трудах с Эфроном и что ничего не вышло. А когда Замятин спросил его - а как Блохом, как вам удалось продать за 15% автору (что очень много тогда), - ответил: "Я Ахматову куда угодно устрою так". А о восьми с половиной тысячах тиража - молчал.
      АА была у Рыбаковых (на блинах) весной 25 года. Были и Сергеев, третий (на букву "Р"), Софья... (мать), Лидия Яковлевна и другие. Пили. АА сказала об Алянском, что он "не лучше других издателей" (имея все основания к тому, чтоб быть недовольной). Больше ничего. Р. пошел домой, выпил еще шампанского в Европейской гостинице и, придя, сказал брату Алянского, что Ахматова портит карьеру Алянскому, осуждая его при его начальнике - Сергееве. Через несколько дней к АА пришел Замятин и заговорил о неприятной истории ("Я бы не взяла на себя такого поручения - идти писателю от издателя - к поэту"), сказал, что Алянский (...) о том, что АА не получила с него денег и т. д. и что он требует третейского суда.
      Очень гнусно и неприятно. АА со мной вернулась (с прогулки с Тапом), на столе письмо. Прочла - от Алянского. "Прошу подтверждений получения денег и подтверждений, что я честен"... Грубое письмо.
      АА очень расстроилась. Это большое значение для болезни было. Совсем слегла... Приходил Каплан... АА физически не могла к третейскому суду и очень жалела об этом. Написала на пишущей машинке ответ, что деньги все получила (но уж не написала про то, что не через неделю, а через год и через Рабиновича; если Алянский подл, то АА не нужно быть некорректной). "А после того письма, что вы мне написали, я думаю, что моральная оценка ваших действий вас интересовать не может". (Замятина отдавала переписывать на машинке.) Послала.
      Никто никогда так гадко не поступал с АА, как Алянский. Это единственный случай.
      Книга, изданная Алянским, в течение недели разошлась в двух тысячах, и попросили в Москве еще тысячу (или наоборот). Он был доволен.
      "Подорожник". АА за него получила столько, что ничего не купила для себя - все деньги ушли на уголь, на картошку, на такое - и их хватило на три недели.
      "Anno Domini" (Блох) - 6500 экземпляров. (АА получила деньги за такое количество.) Разошлись в течение четырех месяцев. Зашла в магазин Petropolis'а. Спросила продавщицу: "Нет?" - "Как нет? Сегодня тысячу экземпляров из типографии получила" (не сказала АА, конечно, об этом Блоху), - т. е. уже 7500 экземпляров есть, а сколько еще таких "тысяч" могло быть?
      Сказала, что Клюев, Мандельштам, Кузмин - люди, о которых нельзя говорить дурное. Дурное надо забыть.
      Говорит, что А. Блок потому так приблизил к себе Алянского перед своей смертью, что (по-видимому) смутно чувствовал (полубессознательно) в Алянском последнюю материальную опору.
      Говорила о творчестве Клюева. Отметила, что два эпитета первых вариантов стихотворений в последующих вариантах у Клюева часто сливаются в один, двойной: например, "белые крылья" - "белокрылия". Таким способом Клюев часто делает стихотворение "более славянским".
      "Огненный столп" - 5000 экземпляров.
      Издания Блока - посмертно на газетной бумаге (Алянский прогорел). 10 000 экземпляров.
      Блок охотно читал стихи.
      "Г. Иванов дотянуться не мог и злился..." Недоброво, Лозинский, Гумилев, АА, Шилейко - пафос, друг к другу большое чувство - и насмешничали совсем по-иному, из патетических чувств друг к другу. Насмешничанье было только очень поверхностным, внешним покровом у них, а у Г. Иванова ничего иного не было.
      О современном положении - пишет о добродетельной жизни (как по-мещански - при живой вдове). Рыбаков - печальные глаза - что же будет? Массовое в молодежи блудство. Сегодня в газете - о последователях Есенина. Железная экономия.
      Пастернак рассказывал о Г. Иванове в Берлине (Париже?) - девицы в розовых чулках и прочее...
      О Шилейко. Открестил десять яиц. Красит первый глобус. Четыре тысячи лет до Р. Х. Черепа.
      "Шилейко оборванный, а книги приносит. Я уверена, что есть книги по сто рублей. Но на книги не жалко - он их читает, а потом такой доклад, открытие делает.
      А Щеголев - за полторы тысячи картину купил, дал вексель, тот принес Рыбакову; Рыбаков отказался учитывать, так что через три месяца платит. Беспринципность - на картину, в которой он фигу понимает, - когда денег нет. Он докатился. А мне жалко его. Я все-таки люблю его, Елисеича.
      Маня и Г. Иванов пришли в "Аполлон" к... Тот выдал им несколько комплектов. поехали продали. Лозинский узнал - за голову схватился". 1913.
      17.04.1926
      АА получила телеграмму от Инны Эразмовны о том, что она завтра приезжает. В пять часов АА позвонила мне специально, чтоб сказать мне об этом. Ее волнует приезд Инны Эразмовны - и из-за устройства ее здесь, и из-за того, как ей удастся устроить отъезд на Сахалин, и из-за здоровья Инны Эразмовны, и из-за денег, которых нет...
      Около двух часов дня сегодня, когда АА собиралась уходить из Мраморного дворца и была уже в шляпе и была взволнована только что полученной телеграммой от Инны Эразмовны и расстроена чем-то, о чем мне не сказала, к АА явился какой-то тип - один из кузминских "юрочек" прежнего времени 1913-14 гг., который приехал из Пскова и узнал ее адрес у Фромана. Вошел жеманный и неприятный.
      Стал просить у АА разрешения прочесть ей стихи, которые он написал за десять лет (АА удалось отвлечь его от этого обещанием, что она ему позвонит через неделю, если будет свободна). Хвастливо рассказывал ей о том, что он сейчас "секретарь Корнея Ивановича Чуковского" (а Чуковский любит по временам привлечь к себе какого-нибудь "мальчика", чтобы тот был у него на побегушках, и держать при себе, пока не высосет из него все соки. Так было с Евгением Шварцем, например. Чуковский делает это с исключительным талантом). Надоедал АА рассказами о себе, о своих стихах, обо всем, что никому не может быть интересно.
      АА с трогательной незлобивостью, только с большим юмором рассказывала мне о нем.
      18.04.1926
      Из Подольской губернии приехала и остановилась в Шереметевском доме Инна Эразмовна Горенко. Она пробудет здесь некоторое время и отсюда уедет на Сахалин.
      19.04.1926
      Вчера к АА приехала из Подольской губернии Инна Эразмовна, чтобы, пробыв здесь несколько дней, уехать на Сахалин к Виктору Андреевичу Горенко. Уже давно этот отъезд предполагался. Давно Виктор Андреевич прислал Инне Эразмовне денег. Инна Эразмовна все медлила; Виктор Андреевич ждал ее приезда туда к 15 апреля (во Владивосток), Инна Эразмовна ждала весны и тепла. АА очень беспокоилась и торопила Инну Эразмовну в письмах, потому что боялась, что повышение железнодорожных тарифов (недавно повысили на 10% и ждут дальнейшего повышения) лишит Инну Эразмовну возможности уехать туда. Наконец, Инна Эразмовна решила ехать. Позавчера АА получила ее телеграмму о приезде сюда. И вчера утром с Пуниным поехала ее встречать на вокзал. В одиннадцать часов встретила Инну Эразмовну, и АА вдвоем с ней поехала в Шереметевский дом, где Инна Эразмовна пробудет эти дни до отъезда на Сахалин. Я уже несколько дней тому назад узнавал об условиях путешествия (а еще раньше - о стоимости билета). Вчера АА несколько раз звонила мне, но не застала меня дома. Сегодня в двенадцать часов я поехал к АА в Мраморный дворец. (АА все эти дни будет ночевать в Мраморном дворце). Застал ее одну (была Маня, но Шилейко не было). АА еще не совсем оделась, и минут двадцать мы не выходили - я дожидался. Бросилась в глаза необычайная оживленность, исключительно хорошее настроение ее. А это все отражается на манере говорить, на ее движениях: походка становится легче и движения "лебединей". Расспросил об Инне Эразмовне - приехала в полном здоровье и нисколько не озабоченная трудностями предстоящего путешествия.
      Вышли. По местами просыхающим, но большей частью - невероятно мокрым и грязным тротуарам, по неожиданно теплому, мягкому воздуху (второй день такой! - раньше все холода были) пошли в Шереметевский дом.
      Но то, что не пугает Инну Эразмовну, - очень волнует АА: она перебирает в уме все трудности такого длительного путешествия, неизвестность условий, маршрутов, расписаний, стоимостей и всего прочего. Тем более - принимая во внимание старость и неопытность в таких делах Инны Эразмовны. Речь АА пестрит такими словами, как "Николаевск на Амуре", "анкета" (которую нужно заполнить, чтобы получить разрешение на въезд на Сахалин). И с одной стороны - радость от того, что приехала Инна Эразмовна, а с другой - волнение за нее; а все вместе делает АА необычайно оживленной.
      АА с юмором рассказывает мне о муже ее тетки Викторе Модестовиче Ваккаре, почти восьмидесятилетнем старике, который в Деражне ведет мемуары, о наивном непонимании Инной Эразмовной условий современного существования, и т. д. Попутно по дороге АА говорит мне, что читала вчера Шенье (Шилейко купил вчера для себя томик Шенье. А тот, который принадлежит АА, сейчас у меня). И, читая Шенье (о котором отзывается как о прекрасном поэте), обнаружила в нем места, совершенно ясно использованные Пушкиным, Баратынским, Дельвигом... Не те, которые известны уже исследователям, а другие, еще никем не подмеченные. Так, из Шенье взяты строчки "Не трогайте..... вострушки / Не трогайте парнасского пера..." (только у Шенье тон гораздо серьезней в данном случае). И другое место АА цитировала из Пушкина: "Мой голос для тебя и ласковый и томный / Тревожит позднее молчанье ночи темной..." - и т. д. (АА процитировала соответствующие места из Шенье, но я не запомнил).
      И голос - тихий, внятный, гортанный голос АА вибрировал пушкинскими стихами в мягком, глушащем весеннем воздухе. АА лукаво взглянула на меня: "Все, все - и Пушкин, и Баратынский - брали у него!". И затем заговорила о том, что теперь уже так много выясняется в области взаимодействий одного поэта на другого - того, о чем десять лет тому назад и не задумывались просто, - что, вероятно, изменится взгляд на сущность поэтического творчества. Такое исследование, какое сделал Эйхенбаум над Лермонтовым, сейчас звучит почти как укор Лермонтову: "Никто не пользовался чужими стихами, а он один это делал!". В действительности же - не он один, не Лермонтов, - все это делали, но исследован-то только один Лермонтов. Теперь все занялись исследованиями и над другими поэтами, и в скором времени, конечно, многое узнается и выяснится. И, конечно, не попрекать поэтов этими заимствованиями придется, а просто изменить взгляд на сущность поэтического творчества. Оно будет пониматься немного иначе, чем понималось до сих пор лет десять тому назад, например.
      "А вы записываете все, что вы обнаруживаете в этой области?" - спросил я. Конечно, не записывает. Записывает только то, что относится к Николаю Степановичу, остальное уйдет от всех. И если бы АА узнала, что крохи этого записываю я, она была бы очень недовольна.
      Мы пришли в Шереметевский дом. АА представила меня своей матери. Высокого роста старушка. Есть что-то татарское в лице. Сморщенное лицо и дряхлый голос; держится прямо, но при ходьбе чуть-чуть припадает на одну ногу. АА в разговоре с ней - стояли друг против друга - смотрит на нее мерцающим, ласковым, ясным-ясным взглядом. И говорит с ней ласково, в этой ласковости пробиваются, смешиваясь, нотки дочернего подчинения и чуть-чуть снисходительной доброты к более слабому существу.
      Кабинет Пунина опустел: из него вынесли письменный стол, который поставили в спальне. Кабинет предоставлен Инне Эразмовне. АА провела нас туда и оставила меня одного с Инной Эразмовной. Инна Эразмовна ставила мне вопросы об условиях путешествия, и я записывал их, чтобы навести справки.
      Я ушел за справками. И через два часа - в четыре часа - пришел в Шереметевский дом опять, узнав, что билет стоит около 80 рублей, что поезд идет дней восемнадцать, и пр.
      Застал АА, Инну Эразмовну и Пунина оканчивающими обед в столовой. Сел к столу. Пунин положил и мне оладьи, АА покрыла оладьи вареньем, и я стал есть и рассказывать. Принесенные мной сведения вызвали очень горячее обсуждение. АА, волнуясь, горячась, спорила со мной, и с Пуниным, и с Инной Эразмовной мы все более оптимистичны были, высказываясь о путешествии. А АА - и справедливо, конечно, - убеждала Инну Эразмовну помнить то-то и то-то, касающееся анкет и Виктора Андреевича. Волненье и горячность прерывались смехом и подтруниваньем - АА надо мной и Пуниным, Пунина и моим - над АА. Так как настроение у всех было хорошее, то подцепляли друг друга неимоверно. Выпив чаю и просидев около часа и пообещав собрать сведения о недостающих подробностях, я ушел домой.
      Что-то Инна Эразмовна заговорила о своем отце, кажется, и, кажется, сказала, что он был комендантом Петропавловска. Но здесь я боюсь соврать и поэтому никак не утверждаю ни того, что здесь фигурировал отец, ни того, что - "комендант", ни того, что далекий сибирский город - именно Петропавловск.
      Пунин дразнил меня, что узнал много нового и интересного об АА, чего мне и не снилось узнать. Я вслух завидовал, а АА с поразительной укоризной в глазах слушала о наших "свинских" наклонностях к записыванию.
      26.04.1926
      Пушкин.
      Скабичевский - все врет о Пушкине, а Н. Н. Ефремов показывает это, но в других местах и сам врет: например, о Керн. Мы же не знаем вкуса самого Ефремова, поэтому его суждения о женщине не доказательны.
      Шенье ввел enjambement.
      Стихов не писала в эти дни.
      Прочитала книгу Л. Гроссмана о Пушкине. Гроссман новых фактов не нашел, но общий взгляд правилен.
      Ясный, солнечный, теплый весенний день.
      Не виделся с АА несколько дней, потому что уезжал на Волховстрой. Сегодня - рассказывал о Волховстрое, но АА рассказывает мне другое, а именно: за эти дни она, все больше и больше вчитываясь в Шенье, обнаружила еще неизвестные исследователям, хотя и совершенно явные моменты влияния Шенье на Пушкина. Некоторые примеры АА мне показывала.