Месть Демона

      Он продолжал кричать, что документация в дежурке ведется не в полном объеме, а после незаконного задержания и помещения в камеру, я могу подать жалобу прокурору, и она будет удовлетворена. Что все получат взыскания, в том числе и начальник отдела, и поэтому он требует, чтобы меня немедленно освободили.
      Я стоял, разминая руки, упершись взглядом в пол, пытаясь понять, для кого организовано это представление.
      Не для меня же? Явно для кого-то другого. И оно служило неведомой мне цели.
      Наконец, привели Семенова, он стоял и слушал подполковника, лицо его-то бледнело от злости, то мрачнело, а руки сжимались в кулаки. Потом того затрясло от напряжения, он уже собрался высказаться, но подполковник видимо это почувствовав, резко повернулся и ушел.
      Все, кто это слушали — дежурная смена, в которой набралось человек двадцать, разошлись, в подвале остались только дежурный, Семенов и милиционер, замерший навытяжку у письменного стола.
      — Вот видишь, что у нас происходит, — проворчал дежурный. — Ты меня просишь, а потом… выслушивай все это. А мне до пенсии месяц, не доработаю я с вами, ох, не доработаю.
      Ладно, разберемся… — вздохнул Семенов. — Не напрягайся. Остынет. К тому же он больше на меня орал, а ты… так… под руку подвернулся.
      — Нравится тебе это или нет, но этого придется освободить. К тому же от него одни неприятности, — дежурный наклонился и что-то стал шептать на ухо Семенову. Тот сначала побледнел, потом помрачнел и вытащил из кармана сотовый телефон.
      Через пару минут в подвале появился лейтенант, который отвел меня в уже знакомый кабинет, правда, какими-то кружными путями, пересекая множество пустынных лестниц. Когда мы пришли, Семенов уже стоял у окна, окутанный облаком табачного дыма, хмуро посматривая вниз.
      — Прости, Максим, — проговорил он. — Не думал, что они решатся тебя убивать здесь.
      Антонкина посадили вечером за мелкое хулиганство, думаю, это специально было подстроено. Только у них ничего не получилось, ты оказался совсем не таким хилым, как нам пытался объяснить…
      Семенов так и не сказал, кто это такие они, а мне почему-то это было и неинтересно. Какая разница, кто меня убьет?
      Впрочем, вероятнее всего мы со старшим оперуполномоченным думали об одних и тех же людях…
      — Да, ладно, — вздохнул я. — Надеюсь, мне это убийство не припишут?
      Вообще-то должны, но тут автоматически вылезают такие служебные нарушения, что это никому не выгодно. Да и за Антонкина никто заявление подавать не будет. Один жил без семьи, поэтому радуйся…
      — А какие у меня шансы в тотализаторе? — Вообще никаких, — майор закурил следующую сигарету и снова мрачно взглянул в окно. — Тотализатор больше не принимает ставки. Твой забег закончен. Внизу стоят люди Болта, они ждут, когда мы тебя выпустим. Так что ты даже до дома не доберешься…
      — Понятно, — кивнул я. — Спасибо за все, что вы для меня сделали, было приятно познакомиться…
      — Это ты меня благодаришь за то, что я тебя в камеру посадил? — угрюмо усмехнулся Семенов. — Так это мой долг, я всех сажаю, правда, не все потом за это благодарят. Ты лучше мне вот что скажи. Тебе все равно не жить, а перед смертью вряд ли стоит врать, бог не простит. Ты кстати верующий?
      — Скорее знающий, — пожал плечами я. —
      Но если нужно окреститься… так я готов, если только бог отведет от меня смерть.
      — Самое время принять веру, а отведет или нет, это не нам решать, а ему. Я, вообще- то, просто так спросил, на случай, если помолиться хочешь, или исповедоваться…
      — Насколько я знаю, исповедь принимает человек с духовным саном.
      — Не знаю, как насчет моего сана, но все исповедуются, — ухмыльнулся Семенов. — Так вот готов тебя выслушать и отпустить грехи лично. Лучше рассказывай, мне кажется, до церкви ты не доберешься.
      — Наверно не доберусь, — согласился я. —
      Но на мою добровольную исповедь не рассчитывай. Смерть так смерть. После того, как меня убьют, мне все равно будет, с грехами я умру или нет…
      — А я тебе помогу, если расскажешь все честно, — вздохнул Семенов. — Дам шанс выжить.
      — А что за шанс? — поинтересовался я.
      — Выведу через пожарный выход, посажу в машину и отвезу на вокзал, — пробурчал майор, по-прежнему поглядывая на улицу, похоже, что ему самому его мысль не нравилась. — Даже денег на билет дам, чтобы уехал из города.
      — Хорошее предложение, — оценил я. —
      Ради этого готов на любую помощь следствию, или почти на любую…
      — Тогда рассказывай, протокола не веду.
      Шарика и Филю ты убил? Только честно, как на духу.
      — Иногда, мне кажется, что мог их убить, — я пожал плечами. — Стоит мне выпить хоть немного, я ничего не помню, и в этом состоянии способен на многое. Так вот, когда Шарика убили, я выпил на поминках Ольги, поэтому вероятность того, что это я сделал, существует. Но когда убивали Филю, я был абсолютно трезв, потому что собирался к своей сестре. Так что Филимонова однозначно не убивал, потому как был в полной памяти. Вероятно, этого замочил кто-то другой, а кто, я не знаю…
      Хорошо, — покивал Семенов. Допустим, что все, что ты сейчас сказал, правда…
      — А чего тут допускать? Сами же сказали, что перед смертью не врут…
      — Не верю я тебе. А неразлучную троицу мог убить?
      — Даже представить не могу, как сумел бы справиться с тремя вооруженными бандитами, тут бы мне каратэ не помогло, это точно…
      — А я и не говорил, что они были вооружены, — встрепенулся майор. — Откуда ты это знаешь? Может, скажешь, что за оружие у них было?
      — Бандиты без оружия не ходят, можете об этом спросить любого подростка. Вам расскажут, какое носят оружие и где его прячут… — усмехнулся я. — Так что догадаться о том, что они были вооружены, легко, а вот что за оружие у них было, не знаю. Наверно, все-таки пистолеты, может ножи… автоматы прятать летом под одеждой трудно.
      — М…да, — задумчиво почесал в затылке
      Семенов. — Так ты не ответил на поставленный вопрос, ты их убил или нет?
      — Очень бы хотелось их пришить, скрывать не буду. Только мне с ними было не справиться. У них оружие, опыт, сила. Л что у меня? Ни ума, ни силы.
      Вот если бы выпил, тогда может быть, но я не пил. Спросите сержанта, который выезжал на вызов в мой дом, он вам скажет, что видел меня трезвым.
      — Спрашивали уже, — скривился майор. —
      Значит, и этих не ты. Тогда кто?
      — Не знаю, — покачал я головой. — Раньше думал, что убивает Роман — друг Ольги, даже удивлялся, что вы его еще не арестовали.
      — Отпадает данная версия, до нее мы сразу додумались, — вздохнул Семенов. — Этого мы проверили сразу. Алиби у него. Он работает в котельной, а ее не оставишь без присмотра, или давление упадет, или наоборот поднимется. Да и опасно, котел может взорваться. А он уже недели две работает без напарника, поэтому находился на своем рабочем месте, считай круглосуточно.
      Может, все-таки его кто-нибудь подменял?
      Он работает на мясокомбинате, охрана хорошо поставлена, никто не пройдет без отметки. Кстати, предприятие принадлежит Болту, знаешь об этом?
      — Нет, не знал.
      — Так знай, поэтому и охрану Перо свою поставил. Сначала все по привычке тащили через проходную, потом через забор. Так вот он устроил несколько показательных казней, и прекратилось. Так что прости, но у Романа железное алиби. Охрана его бы не выпустила…
      — Тогда ничем не могу помочь. Больше у меня обвиняемых для вас нет.
      Подозреваемых, — машинально поправил майор. — Вина доказывается только в суде. Хорошо, попробую поверить…
      Но… вот, что не стыкуется: Мамонта ты убил, один и голыми руками. И был трезв. Так? Значит, если принять это во внимание, то и тех троих мог?
      — Не знаю, — я запрокинул голову вверх, открывая кадык. — Видите, следы на шее, это меня Антонкин душил. Я на какой-то момент отключился, а когда пришел в себя, он уже хрипел.
      Может, ударил его ногой или рукой в конвульсиях, не очень соображал, что делал, да и сила перед смертью появляется такая, какую в обычном состоянии не покажешь. Жить-то хочется, инстинкт самосохранения у всех работает…
      — Да, такое бывает, — поскреб в затылке Семенов. — Согласен, когда жить захочется, еще и не то получается. И все-таки кажется мне, что ты кого-нибудь, еще кроме Мамонта замочил. Мне об этом ментовское чутье говорит, а оно у меня хорошо развито, за него здесь и держат.
      — Тут ничем помочь не могу. Ищите убийцу сами, я вам не помощник, образование у меня не то, милицейских академий не кончал…
      — Найдем, об этом не беспокойся, рано или поздно найдем, — Семенов мрачно посмотрел в окно. — Хоть мне и не понравились твои ответы, и не очень-то я тебе поверил, но слово свое сдержу, хотя бы для того, чтобы у меня на руках еще один труп не оказался.
      Подожди в коридоре, я договорюсь с машиной, у нас как всегда проблемы с транспортом.
      — А этот подполковник, он кто? — полюбопытствовал я. — Я так и не понял, для чего он комедию при мне ломал? Семенов поднял телефонную трубку и набрал номер.
      — Тебе лучше не знать, он не на твоей стороне, в этом можешь быть уверен на сто процентов. Здесь с утра он появился не просто так, а по команде кого-то сверху. Нужно было тебя освободить, вот он и придрался к тому, что бумаги неправильно оформлены. И я выпущу, не подчиниться не имею права, только сделаю это по-своему, не так, как они рассчитывают. Это будет уже наша с ним игра.
      — Спасибо, — поблагодарил я. — Понимаю, что мне вы ничем не обязаны, поэтому ваш поступок говорит о благородстве и снисхождении…
      — Снисхо… тьфу! — майор выругался. — Ты слова-то подбирай, не на университетской кафедре, а в ментовке. И благодарить меня не стоит, все равно люди Болта тебя достанут, рано или поздно. И вообще иди, в коридор, не мешай работать.
      Я вышел и сел на жесткую лавку. Все опять стало запутываться. Если убивал не Роман, и не я, то кто? Но хоть стало понятно, почему Букашкина никто не трясет. У него алиби и не простое, а железное, в отличие от меня… Итак, как сказал Семенов, достанут они меня, рано или поздно, если даже пошли на то, чтобы освободить из-под стражи…
      Майор слово, похоже, сдержит. До вокзала меня довезут и в поезд посадят. Только что дальше-то? Куда ехать?
      К сестре? Чтобы подвергнуть ее жизнь, ее детей и мужа опасности? Люди же Болта меня искать будут, и найдут рано или поздно, сам же Семенов им и расскажет, если его хорошо об этом попросят. А они-то в чем виноваты? Мальчишки, сестра, Сергей, что я без них? Перекати поле…
      Выходит, ехать нужно в другую сторону. Только в какую?
      Если все равно куда идти, то любая сторона света — твоя. Куда бы ты ни пошел, все равно пойдешь по дороге своей судьбы. Так написано в старых книгах.
      А я всегда хотел проверить, что там за горизонтом…
      …И если не знаешь, куда плыть, то любой ветер попутный…
      Из соседнего кабинета вышел знакомый мне лейтенант.
      — Пошли, Семенов приказал, доставить тебя на вокзал. Я отвезу, а с деньгами, прости, у нас плоховато. Собрали рублей сто, этого даже на билет до соседней станции не хватит.
      Домой тебя везти, смысла нет, выследят. Решили, договоримся с транспортной милицией, чтобы они тебя отправили, а дальше уж как-нибудь сам. Спасение утопающих дело рук самих утопающих и за их собственный счет…
      — Интересно, а куда бы ты поехал на моем месте? — спросил я. — И где взял деньги?
      Лейтенант на мгновение задумался, потом поднял меня с лавки и подтолкнул вперед:
      — К счастью я не на твоем месте, и никогда на нем не окажусь. Денег у нас для тебя нет, тем более что на твою смерть все мы ставили, а Семенов нам выигрыш обломал.
      Очень рассчитывали, что тебя в эту ночь замочат…
      — Так вы, получается, знали, что ко мне кого-нибудь подселят?
      — Мы же не идеалисты, как наш шеф, и прекрасно понимаем, что если в руки сунут хорошие деньги, то рядовой милиционер еще и подержит за ноги, чтобы ты ими не сучил, пока тебя душить будут.
      — Понятно. Выходит, оставаться тут у вас нельзя. Весь отдел желает, чтобы я умер и как можно быстрее. А кто хоть ставки принимает? Я бы тоже поставил…
      — Кто принимает, лучше тебе не знать.
      Одно могу сказать — не из наших ребят. Хочешь поставить, обращайся к тем, от кого бегаешь, но тогда сразу все и кончится. Если хочешь быстро умереть, пожалуйста, даже имя скажу…
      — Лучше не надо, — решил я. — Не стоит звать смерть, придет сама…
      — Это точно, куда бы ты сейчас ни поехал, она везде найдет. Сдохнешь под забором или в пьяной драке, если тебя люди
      Болта не достанут раньше. Так что езжай к сестре. Она хоть за тобой присмотрит первое время, да и с деньгами поможет…
      — К ней как раз нельзя, — недовольно помотал я головой. — Там меня искать сразу начнут, а сестра у меня одна…
      — Тогда не знаю. Езжай к каким-нибудь дальним родственникам, троюродной тете, или дяде. Мне-то по большому счету все равно, тебе решать, где жить и где умирать…
      Мы дошли до обычно закрытого на замок пожарного выхода. Лейтенант огляделся, достал из кармана отмычку, и ловко, как заправский вор, вскрыл замок. Открыл дверь, выглянул, потом вытолкал меня наружу.
      Машина стояла за углом, все та же семерка, за рулем сидел один из тех парней, что меня арестовывали. Меня засунули на заднее сиденье, и машина тронулась.
      — Лейтенант, прости, не помню твое имя и фамилию, — проговорил я. — Все пытаюсь вспомнить, да никак. После алкоголя провалы в памяти появляются. Не обижайся, но говорить как-то неудобно, ты меня знаешь, а я тебя нет…
      — Логинов Николай, мы с тобой дрались в пятом классе во дворе, — повернулся ко мне лейтенант. — Помнишь, как ты от меня сиганул?
      Забор двухметровый с хода перепрыгнул и попал прямо в лужу по колено. Как раз накануне дождь прошел…
      — Забор и лужу помню, как и твоих приятелей, которые к нам бежали, когда я тебя с ног сбил, — криво улыбнулся я. — А ведь дрались один на один. Только если бы я остался, пришлось бы мне драться одному против пятерых.
      — Ты мне подножку подставил, а это считалось в наши времена нечестным, а потом уже кулаком ударил в висок, кстати, очень больно было, — рассмеялся лейтенант. — Да я на тебя не в обиде… — Я тоже. Николай, вот что я у тебя спросить хочу. Прости, но больше мне не у кого. Семенов молчит, он какую-то свою игру ведет.
      — Спрашивай, только не обещаю, что отвечу, — лейтенант показал парню на поворот. — Сворачивай здесь.
      Как я понял, они везли меня к вокзалу кружным путем, вглядываясь в машины, следующие сзади, надеясь обнаружить ту, что следует за нами.
      — Скажи, а почему все вертится вокруг меня? Кто решил, что я всех убиваю?
      — Факты об этом говорят, — лейтенант повернулся ко мне. — Болту записку подбросили в офис, в которой написано, что за Ольгу ответит он и все его парни, которые участвовали в изнасиловании. Дальше предлагалось самому главному боссу самому покарать виновных, и тогда его никто не тронет.
      Болт к смерти Ольги отношения не имеет, все-таки семейный человек, да и завязал он давно с этими развлечениями.
      Представляешь, как он взбесился? Кто-то ему смеет указывать, да еще и пугает смертью.
      Поэтому сразу приказал, чтобы этого шутника, кто записку написал, нашли и за одно место подвесили. Вот все и кинулись искать того, кто мог это сделать. Л когда Шарика убили, Болт еще больше рассвирепел. Всех поднял на ноги: прокуратуру, милицию и даже ФСБ. С ними ты еще не сталкивался?
      — С ними нет.
      — Выходит, там у Болта не очень хорошие связи. А вот нас сразу вызвали к начальству. Приказали найти убийцу в три дня. Мы и задумались над тем, кто бы мог написать такую записку?
      Папаша Ольги в больнице находится с сердцем, обширный инфаркт, месяца три пролежит. Его почти тут же после похорон положили, даже на поминках не посидел, одну рюмку выпил, и ему Скорую сразу вызвали. Так что он отпадает сразу. Мать Ольги целыми днями в больнице, боится, что и его потеряет, так что и она ни при чем. Кто остается? Ты и Таракашкин.
      — Букашкин, — машинально поправил его я. — Это настоящая его фамилия, я паспорт видел.
      — На его месте любой бы уже фамилию сменил, сейчас это просто. Так вот Букашкин не мог, у него сменщик заболел, и он теперь в котельной пашет в две смены. Котлы не бросишь, да и охрана на мясозаводе фиксирует приход и уход каждого по минутам, а вдоль забора колючка плотно натянута, и видеокамеры стоят через каждую сотню метров, чтобы ни у кого соблазна не возникло мясо и колбасу через забор бросить. Так что извини, алиби у него железное. Остаешься только ты. Самая лучшая кандидатура. Ничего не помнишь, да и видели тебя возле рощи, где Шарафутдинова убили.
      — Кто видел?
      — Казнокрад. А ты и сам к нему поехал на следующий день после того, как он всем рассказал, что тебя видел. А когда мы сами туда приехали, то нашли Поликанова уже мертвым. Мотив у тебя был, поэтому замочить мог. Время немного не сходится, эксперты говорят, что Казнокрада убили часа за четыре до твоего приезда. Но ты же мог убить ночью, а утром приехал, чтобы заработать себе алиби.
      Или опять выпил и забыл, убил или нет…
      — Поликанову шею свернули, — возразил я.
      — Тут сила бычья нужна, на такое только качки способны…
      — Не скромничай. В школе всем было известно, что ты хоть и выглядишь мозгляком, а за себя постоять можешь. Поэтому не надо мне причесывать. В американских фильмах только и видишь, как всем шеи сворачивают, легко и просто, одним движением. Если честно, то мы так думали так же, как и ты, до сегодняшнего утра.
      — А что утром случилось?
      — Опять не помнишь, как Мамонта замочил? — лейтенант даже рассмеялся. — А этот бандит-рецидивист покрепче Шарика и Фили будет. Кстати, ты ему тоже шею сломал…
      — Не шею, а гортань…
      Какая разница, немного способ отличается, и все!
      — Одно дело гортань, другое дело шею повернуть так, чтобы позвоночник сломать, тут сила знаешь, какая нужна. Такое только в кино можно увидеть, а не в жизни.
      — Ты мне будешь рассказывать о том, что творится в жизни! — фыркнул лейтенант. —
      За прошлый год в нашем городе таким способом шею свернули пятерым. Молодежь быстро всему учится…
      — Хорошо, допустим, что и Казнокрада мог, — вздохнул я. — Но Филю-то никак не получается по времени …
      — Опять ошибаешься… — ухмыльнулся Логинов. — Мы специально по часам засекали, сколько тебе нужно, чтобы Филю убить и успеть на поезд. Вполне мог, у тебя еще минут десять оставалось на то, чтобы переодеться.
      — Переодеться? — я недоуменно поднял брови. — Зачем мне нужно было переодеваться?
      — Смерть больно кровавая досталась Филе, — вздохнул Логинов. — Ему печень вырвали, в комнате, где его нашли, кровь была повсюду, даже на потолке.
      А охрана где была? Как мне рассказывали, Филю достать было невозможно, он без охранников никуда не ходил, даже к любовнице.
      — Может, ты сам нам расскажешь, как убивал? — ухмыльнулся лейтенант. — Об охране, я смотрю, все знал, значит, мог спланировать.
      Если бы не Семенов, ты бы у нас уже давно в камере сидел, к суду готовился…
      — Так сидел уже у вас в камере, только кончилось это плохо.
      — Ради такого случая мы бы тебя сами постерегли, никого бы к тебе не допустили.
      Только признайся…
      — Признаюсь, если расскажешь, как Филю убили. Хоть знать буду, что следователю рассказывать. — Для следователя всегда, пожалуйста, — усмехнулся Логинов. — Убийца проник в Филину квартиру с крыши, возможно, используя систему веревок, действуя, как опытный альпинист. Ты в институте случайно альпинизмом не занимался?
      — Нет, не пришлось. Тут вам не повезло.
      А почему возможно, используя веревки?
      — Веревок не нашли, как и место крепления, — пояснил лейтенант. — Пока мы это используем, как рабочую версию. Не можем же сказать, что убийца влетел в окно на крыльях?
      — На крыльях? — я засмеялся. Люблю оперативников, иногда такое выдают, до чего ни один нормальный человек никогда бы не додумался. — Тогда причем тут крыша?
      — Нашли там частицы свежей грязи.
      Может она и не убийцы, но версия хороша, все объясняет. О возможности проникновения сверху никто из охраны не подумал. На крышу не догадались видеокамеру прилепить.
      Убийца влез в окно самой дальней комнаты, причем стекло разбил очень аккуратно, звука никто не слышал. Может, скотчем заклеил, а может, и мокрую газету к стеклу прилепил. А остальное — дело техники, Филя находился в соседней комнате. Один. Дверь была изнутри закрыта. Он деньги считал, много денег…
      — Хорошее занятие, — вздохнул я. — Мне бы наверно тоже понравилось…
      — Мы обалдели, когда увидели. Правда, к нашему приезду большую часть валюты уже убрали, оставили только те, что оказались в крови, но все равно сумма нас впечатлила, воистину кровавые деньги…
      — Понятно, Филя был очень занят и ничего не услышал, а охрана?
      — Они в карты играли у входа. Эксперты говорят, что Филя умер не сразу, только кричать не мог, ему рот заткнули. Деньги убийца не взял, вероятно, потому, что были в крови.
      — Да уж, убийство, так убийство, — я недоверчиво покачал головой. — Ты серьезно считаешь, что я такое мог сотворить?
      — Конечно. Доказательств у нас хватает, просто не трогали тебя, думали, ты нас на своих сообщников выведешь.
      — Так у меня еще и сообщники есть?
      — Без них ничего не получается, — хмыкнул лейтенант. — Кое-что без чужой помощи тебе бы просто не удалось. Кто-то же тебя страховал, когда ты по веревкам лазил, а потом тебя вытаскивал…
      — Подожди, — нахмурился я. — А как убийца попал из одной комнаты в другую? Ты же сам сказал, что он залез в одну комнату, выбив стекло, заклеенное скотчем, а потом?
      Вошел в закрытую дверь? Филя ему открыл, выходит, знакомый ему был?
      — Не открывал он ему дверь, — вздохнул лейтенант. — Дверь открыли охранники уже вечером, когда Филя не откликнулся, так что убийца в комнату снова через окно вошел…
      — А зачем ему надо было, сначала одно стекло выбивать, потом другое? Тут столько скотча надо, что не запасешься…
      — Скотч мы тоже не нашли. И его следов тоже. Но стекла в обоих комнатах выбиты так, что даже осколков нет, — увидев мое недоуменное лицо, лейтенант рассердился. — Что ты на меня так смотришь? Сам должен рассказать, как было дело. Как перелезал из одной комнаты в другую, как убивал…
      — Без проблем, рассказываю. Летел, значит, я себе летел. Размахивал широко крыльями, вдруг вижу, сидит Филя у окна, и деньги считает. Ну, я к нему подлетел, сказал, что он не прав, и вырвал печень, правда, сначала еще в одну комнату слетал, в туалет захотелось. Что-то мне это все напоминает. Орел. Златые цепи. Прометей? Все сходится?
      — Ты не веселись. Конечно, нам трудно тебя привязать к этому убийству, поэтому и отпустили. Не представляем мы, как ты смог забраться через окно, и почему сначала залез в одно, и только потом во второе. Но разберемся со временем и с этим.
      Взять, например, убийство этих троих. Успеть к стоянке, ты мог и с большим запасом, мы это просчитали и проверили. Но Костя обычно ставит свою машину возле дома, а тут решил поближе к твоему дому. Видимо, они еще раз зайти к тебе собирались…
      — Я знаю, где Костя живет, учились с ним вместе. Он так и остался в том же доме, где живут родители, а это довольно далеко от меня.
      — Вот-вот, — хмыкнул лейтенант. — А перед тем, как поставить машину, они по городу поколесили, заехали в бар, выпили, закусили.
      То есть получается, ты знать, где их искать, не мог, если только за ними не следил кто-то из твоих приятелей. Или Костя, уходя, тебе не рассказал, где поставит на ночь машину. Такое тоже возможно…
      — А тебе не приходит в голову, что их всех мог убивать не я? — поинтересовался я — Слишком много сложностей получается. Где бы я ночью искал себе сообщника?
      — А кто тогда? — лейтенант показал водителю на еще один поворот. — Все на тебе сходится. В роще, где Шарика убили, тебя
      Казнокрад видел, правда, издалека, и не был в этом до конца уверен, но на фотографии тебя опознал. А потом его убили. Кому выгодна его смерть? Тебе!
      Филя с тобой пообщался в подвале, его убили. Кому выгодна его смерть? Опять тебе! Эти трое приехали, чтобы тебя в офис отвезти на допрос, и тоже убиты. Кому выгодно? Снова тебе!
      Даже озноб по коже идет. Стоит кому-то с тобой пообщаться, как на следующий день его находят мертвым, прямо Голливудский боевик какой-то.
      А сообщник мог находиться вместе с тобой в квартире, милицейский наряд квартиру не осматривал. Так?
      Я посмотрел в окно, что-то мне совсем грустно стало.
      — Что ж вы меня не сажаете, если так уверены в том, что всех убиваю я?
      — Мы тебя и посадили, только вот Мамонта к тебе в камеру засунули. И где сейчас Мамонт? — лейтенант мрачно выругался. — В морге! А кто его убил? Ты! А мы тебя отпускаем, потому что Семенов что-то мудрит.
      Возможно, он понимает, что я невиновен?
      Лейтенант на меня посмотрел как-то дико и очень непонимающе, а потом, отвернувшись, продолжил:
      — А мне еще и договариваться с транспортниками, чтобы тебя отправили подальше, а завтра придется объявлять тебя во всероссийский розыск. Разве так делается?
      Насчет всесоюзного розыска ты серьезно? — поинтересовался я.
      — Почему бы и нет? Семенов у нас не самый главный начальник. Когда будем отчитываться по делу перед замом, тогда все всплывет: и то, что тебя отпустили, и то, что ты в камере Мамонта завалил. Вот и начнем тебя снова искать, и в розыск подадим.
      — Так может лучше прямо сейчас? — горько усмехнулся я. — Отвезите меня куда- нибудь в рощу, чтобы до города быстро не добрался, а Болту сообщите, где меня искать. И все будут довольны. Вы на мертвого все убийства спишете, а вам еще за меня денег отвалят… — Ты лучше меня не провоцируй, итак, с трудом сдерживаюсь, очень хочется немного заработать, — пробурчал лейтенант. — Ты же все равно не жилец. Ну, побегаешь немного, все равно же найдем, вот тогда Перо с тобой и разберется.
      Если бы я тебя трусом считал, или подлецом, ты у меня уже давно бы в камере сидел, и Семенов ничем бы не помог. Так что благодари бога за то, что мы учились в одной школе, и я тебя хорошо знаю, лучше молчи, не провоцируй…
      Я замолк, глядя в окно, как мы кружимся по городу, понемногу приближаясь к месту назначения.
      Через пятнадцать минут мы были на вокзале, а еще через полчаса я уже сидел в пригородной электричке, ни на что другое бесплатно меня посадить не смогли.
      Или… что думаю более верное, Логинов не хотел меня далеко отпускать, чтобы легче потом было искать. А на этой электричке я мог добраться только до еще одного небольшого городка.
      Но, так или иначе, дорога начиналась. Я помахал рукой лейтенанту, поезд тронулся, и город остался у меня за спиной. До первой остановки больше часа, у меня снова появилось время еще немного подумать.
      Я приехал в город два дня назад, и уезжаю из него, отсидев ночь в камере по обвинению в убийстве. Самое отвратительное состояло в том, что я и на самом деле убил человека. Правда, «мамонта, человеком трудно назвать, он уже давно перестал различать, что такое хорошо, а что такое плохо, грабил, насиловал и убивал.
      Для него страдания и смерть людей были просто бизнесом, и не только для него, для «болта» и всей его команды, да и большей части современного бизнеса. Это сегодняшний мир…
      И кто я такой, чтобы судить и выносить приговор? Даже если от «мамонта» никто не видел добра, и люди, даже его близкие и родные, только вздохнут с облегчением, от этого суть дела не меняется. Я его убил…
      Конечно, у меня есть слабое оправданье, что это была самозащита, но ведь от этого сама сущность смерти не меняется.
 
      …Почему я должен умирать, когда это невыгодно? Почему я должен платить жизнью за ничто? Это обычные рассуждения себялюбивых людей. Когда надлежит сделать выбор, не позволяй мыслям о выгоде колебать твой ум.
      Принимая во внимание что, все мы предпочитаем лучше жить, чем умереть, это предпочтение определяет и наш выбор…
      Так нам об этом рассказывает кодекс самураев.
 
      Скверно все, но так случилось. Мамонт расплатился за свою неосмотрительность смертью, и жизнь его прошла бесцельно, но смерть не бесчестит так, как сама жизнь.
      Я вздохнул и посмотрел в окно мелькающие кусты и деревья. Даже Бусидо меня не успокоил. Он учит только тому, как умирать.
      Воин-это специальность, тебя выучили, взяли на работу, и твоя смерть часть твоей работы. И желательно чтобы умирал ты без рассуждений, не твое дело думать, для этого существует твой князь. Он рожден думающим, а ты умирающим…
      Я не воин, потому что думаю, и поэтому уезжаю, покидая свой город, в котором родился и вырос, где похоронены мои родители, и где мне было когда-то хорошо. Вынужден уехать, потому что новые хозяева жизни решили, что я убил кого-то из их близкого окружения, кое-кого из близких слуг…
      Мотивы убийства никого не волнуют. Главное, я посмел покуситься на слуг князя, а они находятся выше правосудия.
      И князь посчитал, что я должен ответить за этот поступок своей смертью, и я спасаюсь, убегаю в никуда. Так получилось, что и я потерпел фиаско в своих намерениях…
      А мои желания были такими простыми: спокойно жить, наслаждаться каждым проходящим днем и ждать смерти…
      Я мрачно смотрел за мелькающий за окном пейзаж, думая о том, что уже никогда не вернусь в родной город, что потерял все — квартиру, добрых соседей, приятелей, работу. А приобрел только дорогу, бедствия и испытания…
      Только стоит ли все это такой цены?
      Был бы я совершенно здоровым человеком, тогда да, возможно у меня появился бы шанс начать все сначала, а так вряд ли что-то получится. Значит, я меняю смерть на нее же только в другом городе, или поселке…
 
      …Думая об ожидающем тебя бесчестии, стремясь к выгоде, ты ошибешься. Подумай о жалкой участи человека, который не добился цели и продолжает жить.
      Когда ты потерпел фиаско в своих намерениях и расплачиваешься за свою неосмотрительность смертью, — значит, твоя жизнь проведена бесцельно, но помни, что твоя смерть не роняет твоего достоинства. Смерть не бесчестит…