День позора

      Стоявшие впереди "Пенсильвании" эсминцы "Кассин" и "Даунс", казалось, получали все бомбы, которые не попадали в линкор. В один эсминец бомба угодила в 9.06, во второй - в 9.15. Ко времени, когда док был затоплен, на обоих кораблях разгорелся сильный пожар. Взрывы рвали и гофрировали их палубы, а в 9.37 сноп взлетевшего вверх огня, казалось, разорвал "Кассин" на части. Подкинутый на кильблоках эсминец, резко накренился на правый борт и с диким скрежетом ломающейся стали медленно повалился на "Даунс". Матрос Юджин Маккларти, опомнившись от ужаса при виде падающего на него корабля, бросился по сходне на стенку дока. В этот момент еще одна бомба взорвалась позади него, сбросив сходню на дно дока. Маккларти успел подхватить бегущего за ним товарища, но два других сорвались, исчезнув в кипящем и пылающем котле.
      С "Пенсильвании" видели, как одинокий матрос на горящей со всех сторон палубе "Даунса" продолжал огонь из пулемета по самолетам противника. Никто не мог понять, как он еще может держаться в такой жаре. Наконец он упал на колени, и пламя полностью поглотило его.
      Эсминцу "Шоу" в плавдоке пришлось еще хуже. В 9.12 бомба попала ему в полубак, взорвав погреба носовых орудий. Небывалый, фантастический взрыв поднялся над кораблем и над всей базой. В какой-то мере это напоминало фейерверк в честь Дня Независимости 4 июля, но было гораздо масштабнее. В небо поднялся огромный огненный шар. Пылающие и взрывающиеся обломки описывали в небе гигантские траектории, оставляя за собой следы белого дыма. Снова все отвлеклись от своих дел; не в силах оторвать глаза от этой картины. Матрос Эд Вашкевич наблюдал взрыв с причала гидросамолетов на острове Форд, почти в полумиле от плавдока. Видя взметнувшие к небу снопы взрывающегося огня, Вашкевич радовался, что находится далеко от этого страшного места. Радовался, пока не взглянул в небо, где увидел, как один из пятидюймовых снарядов эсминца "Шоу", крутясь в воздухе, несется с огромной скоростью прямо на него. Он успел нырнуть под пожарную машину, когда снаряд ударил в бетонный причал всего в паре метров от него. К счастью, снаряд не взорвался, протанцевал, отскакивая от бетона, примерно сотню метров и с лязгом врезался в стену ангара.
      Лейтенант Девид Кинг смотрел на этот "фейерверк" с кормового мостика крейсера "Хелена". Летящие по воздуху части орудий, матрасы и тела людей напомнили ему аттракцион из кукол и клоунов, которыми стреляют из огромной пушки в цирке. Только здесь не было страховочной сетки. К этому времени бомбардировщики набросились на гидроавиатранспорт "Картис". Зенитчики корабля подбили один самолет, тот врезался в кран для подъема гидросамолетов на правом борту, став, возможно, первым камикадзе в войне. На транспорте вспыхнул сильный пожар, а бомбы продолжали сыпаться вокруг него.
      С мостика подбитого крейсера "Релей" капитан 1-го ранга Симоне отметил время, когда самолет противника врезался в "Картис". Было 9.10. Именно в этот момент на крейсер спикировал самолет, сбросив две бомбы. Первая прошла мимо, но вторая была нацелена точно. Она попала в корму между двух зенитных орудий, разбросав снаряды первых выстрелов, прошла через столярную мастерскую, через койку палубой ниже, сквозь топливную цистерну, через днище корабля и взорвалась на грунте.
      "Релей" стоял с сильным креном на левый борт и в течение всего боя принимались экстренные меры для того, чтобы крейсер не опрокинулся. Для повышения остойчивости корабля с палубы и верхних надстроек убрали все, что только можно. Самолеты были выпущены в разведывательный полет с приказом на крейсер не возвращаться. Затем за борт были выброшены катапульты, торпедные аппараты, торпеды, подъемные стрелы, шлюпбалки, шлюпки, катера, расклепаны якорь-цепи и т. п. Назначенный командиром старшина тщательно записывал и зарисовывал, что куда выброшено, чтобы позднее отыскать и вернуть на корабль. Из Морского арсенала удалось добыть дополнительную помпу. Еще одну прислали с "Медузы". Забили пробковыми поясами пробоины. Подвели четыре понтона и пришвартовали с другого борта лихтер. Симоне нашел даже время послать своего плотника Теллина в помощь капитану 3-го ранга Айсквиту расследовать, что за таинственные шумы доносятся из корпуса перевернувшейся "Юты". Плотник взял с собой ацетиленовую горелку.
      На противоположной стороне бухты эсминец "Блю", разведя наконец пары, отдал швартовы и медленно пошел к выходу из гавани. Когда они проходили "линкорный ряд", машинист Чарльз Иттер бросил несколько спасательных концов все еще барахтавшимся в мазуте морякам. Некоторые быстро взбирались на борт, но другие, не имея сил этого сделать, повисали на концах и срывались снова в черноту мазута и масла. Не было времени остановиться и подобрать их всех.
      Люди на горящих обломках кораблей тоже что-то кричали на "Блю" и другие эсминцы, но те один за другим проходили мимо. Подняв достаточно паров, эсминцы, не дожидаясь своих командиров, находящихся на берегу, начали уходить из гавани. "Блю" шел под командованием младшего лейтенанта Натана Эшера. Весь офицерский состав корабля представляли еще три младших лейтенанта. Эсминцем "Олвин" управлял двадцатишестилетний младший лейтенант Стенли Каплан - резервист из Мичиганского университета.
      На внешнем рейде, ожидая подкреплений, наблюдал за горизонтом старшина Френк Хандлер. Уже около сорока долгих минут "Хелм" и "Уорд" одни находились на подступах к Перл-Харбору. Все были готовы к тому, что на горизонте сейчас появится весь японский флот. Так когда же придет подмога?
      Первым, выскочившим на полном ходу из канала был эсминец "Монегхен", еще разгоряченный боем со сверхмалой подводной лодкой. Было ровно 9 часов утра. Затем появились "Дейл", "Блю", "Хинли", "Фелпс"... Не так много, конечно, чтобы начать сражение с японским флотом. Но ведь за ними последуют и другие.
      С лязгом и треском специальный, отделанный красным деревом, трап адмирала Лири перелетел через борт крейсера "Гонолулу" и разломился пополам, ударившись о бетон стенки. Он стал первым предметом из тех, что выкинули с крейсера, когда пришел приказ приготовиться к бою и избавиться от всех ненужных вещей на борту.
      Крейсера "Гонолулу" и "Сент-Луис" стояли, пришвартованные друг к другу, у одного из причалов Морского арсенала. Они начали отдавать швартовы, когда на них обрушились пикирующие бомбардировщики. Бомба попала в причал, отрикошетила от бетона и взорвалась, ударив в борт крейсера "Гонолулу", сделала вмятину в броневой плите и пробила топливную цистерну. В общем, ничего особенного. Но в суматохе кто-то из матросов отсоединил электрокабель, дающий ток с берега. "Гонолулу" же стоял без паров, не имея собственной энергии. Как только отсоединили кабель, на крейсере погас свет и вышло из строя все электрооборудование, необходимое для действия орудий.
      То же самое произошло на крейсере "Новый Орлеан", стоявшем у соседнего пирса. Но там кабель перебило осколками. Погас свет, остановились элеваторы подачи снарядов. Обливаясь потом, в полной темноте матросы организовали живую цепь для подачи снарядов наверх. Капеллан крейсера пытался сделать все, чтобы подбодрить людей, раздавая им яблоки и апельсины, призывая "молиться Богу и таскать снаряды".
      К счастью, никто не отсоединил силовой кабель от крейсера "Сент-Луис". Трап отрезали ацетиленом, отверстие от водяного шланга заварили, и в 9.31 командир крейсера капитан 1-го ранга Джордж Руд дал звонок в машинное отделение. Медленно, задним ходом корабль стал отходить от причала, став первым крейсером, давшим ход после нападения. Это заметили и японцы. Со всех сторон на корабль ринулись пикировщики. Захлебывались от огня зенитные орудия. Столбы воды от близких разрывов бомб обрушивались на корабль. По палубе и надстройкам хлестали крупнокалиберные очереди.
      В этот момент капитан 1-го ранга Руд вызвал с мостика кают-компанию и попросил принести ему стакан воды. Невзирая на обстрел и бомбежку, вестовой Говард Миерс, неся стакан на подносе, поднялся по открытому трапу на мостик и как положено обслужил командира. Матросы на "Сент-Луисе" готовы были сделать все что угодно для своего командира.
      А между тем, захваченные налетом на берегу моряки делали все возможное, чтобы добраться до своих кораблей. Адмирал Андерсон мчался в Перл-Харбор на служебной автомашине, игнорируя все красные светофоры. Адмиралы Пай и Лири одолжили грузовичок у менеджера отеля "Халекулани". Адмирал Пай, увидев в небе бомбардировщик Б-17, крикнул адмиралу Лири: "Смотрите! Они даже написали на своих самолетах "Армия США"!"
      Лейтенант Малкольм с "Аризоны" вместе с приютившим его на ночь капитаном Эмерсоном несся в порт на машине старого доктора. Когда стрелка спидометра показала 80 миль, старый капитан тронул лейтенанта за плечо: "Сбавь скорость, малыш. Совсем глупо погибнуть в автокатастрофе, не доехав до базы".
      Все такси города и частные машины были наняты высыпавшими из различных ночных заведений моряками и неслись сейчас по дороге к базе. Никаких такси, конечно, не было на той пыльной проселочной дороге, куда выбрался лейтенант Кларенс Дикинсон, выбросившийся с парашютом из горящего самолета.
      Случайно мимо него проезжал голубой седан с супругами Хайн, ехавшими на аэродром Эва позавтракать с друзьями, ничего не ведая о том, что произошло сегодня утром. Им потребовалось несколько минут, чтобы понять, что этот перемазанный грязью человек с дикими глазами и закопченным лицом не бродяга, а сбитый летчик. Сначала они хотели отделаться от него, говоря, что у них нет времени, но поняв в чем дело, не говоря ни слова, посадили пилота в машину и помчались в Перл-Харбор. Когда они подъезжали к базе, очередь с самолета подожгла машину впереди них. Отто Хайн, держа одну руку на руле, другой ласково пригнул голову своей жены под ветровое стекло.
      Сотни автомобилей забили дорогу, ведущую к Перл-Харбору, медленно продвигаясь буквально бампер к бамперу и поминутно останавливаясь. Машины двигались двумя колоннами, заняв и полосу встречного движения. В одной из колонн был зажат автомобиль капитана 2-го ранга Джерри Вилтса - командира крейсера "Детройт". В машине рядом пробивался на свой корабль какой-то старшина-сверхсрочник с сидевшей рядом женой. Увидев, что колонна Вилтса начала движение, старшина выскочил из своей машины и прыгнул в машину капитана 2-го ранга, провожаемый криком жены: "Ты забыл, что я не умею водить машину?"
      Недалеко от главных ворот базы капитан 2-го ранга Вилтс подсадил к себе летчика, бегущего вдоль дороги. Это был лейтенант Дикинсон, который распрощался с голубым седаном Хайнов у аэродрома Хикэм, когда увидел, какая пробка машин образовалась на пути к базе. На причале Дикинсон нашел какую-то лодку, взявшуюся отвезти его на остров Форд. Пробка же на главной дороге становилась совершенно непреодолимой. Наконец капитан 1-го ранга Эрл - командир 1-й флотилии эскадренных миноносцев - выскочил из машины и сказал полицейскому регулировщику, чтобы все машины, не имеющие пропусков в Перл-Харбор, были сброшены в кювет. К его удивлению, полицейский немедленно подчинился. Годами между флотом и местной полицией существовали натянутые, если не враждебные, отношения. Так что согласие полицейского осталось в памяти капитана 1-го ранга единственным приятным воспоминанием от этого дня.
      Добравшись наконец до Военно-морского арсенала, капитан 1-го ранга Эрл аккуратно поставил машину на выделенную флотилии автостоянку, тщательно запер ее и пошел на пирс. Пирс был заполнен людьми, стремящимися добраться до своих кораблей, пытающимися узнать, где их корабли, а в некоторых случаях, силящимися осознать тот факт, что их кораблей больше не существует. Капитан 2-го ранга Луис Пакетт с четырьмя другими офицерами "Аризоны" сидели на траве недалеко от причала, не зная, что им делать дальше.
      Поток шлюпок, лодок и баркасов перевозил людей на корабли и остров Форд, не обращая внимание на постоянный обстрел с воздуха. Капитан 2-го ранга Макисаак - командир эсминца "Макдонаф" - подбросил до линкора "Мэриленд" на своем катере адмирала Андерсона. Адмирал удивлялся мужеству и оптимизму моряков, заполнивших катер. Макиса"ак, в свою очередь, был поражен хладнокровием адмирала - тот даже нес с собой любимый саквояж, с которым всегда отправлялся на берег.
      Не у всех была возможность проявить такое же хладнокровие. Пикирующий бомбардировщик пронесся на бреющем полете над шлюпкой Боса, предлагая всем выбор: либо броситься за борт, либо поискушать судьбу и остаться. Бос предпочел остаться и пулеметная очередь прошла буквально в дюйме от него.
      Осколки продырявили баркас, который матрос Джо Смит вел к эсминцу "Дейл". Моряки выбрались на старый угольный пирс, разыскали новую лодку и отправились на ней в море догонять свой эсминец. Но так и не нашли его. Не смог этого сделать и командир эсминца "Олвин" капитан 3-го ранга Роджерс, пытавшийся догнать младшего лейтенанта Каплана на моторном катере.
      Все в порядке было только с их командиром флотилии капитаном 1-го ранга Эрлом, который, добираясь до Перл-Харбора, мечтал только об одном, чтобы как можно больше его кораблей покинули гавань. Теперь, в 9 часов 30 минут утра, стоя на пирсе, он мог испытывать удовлетворение: в его распоряжении осталось гораздо больше командиров, чем кораблей.
      Повсюду разбуженные взрывами военнослужащие вскакивали, быстро одевались, залпом пили кофе, целовали жен и мчались к месту службы.
      В своем доме старший сержант Артур Фарнер натягивал форму, спеша на аэродром Хикэм. Жена подала ему галстук. "Началась война, - отвел ее руку Фарнер. - В военное время галстук не положен".
      Аэродром Хикэм бомбили и обстреливали уже более полутора часов. Все искали укрытия от осколков и пуль. В базовом госпитале медсестра Моника Контер лежала на полу вместе с другими сестрами, врачами и пациентами. В ужасе девушка натянула себе на голову новое оцинкованное ведро для мусора. Кто-то пытался сдернуть ведро с ее головы, но она не отпускала его, крепко вцепившись в дужку.
      А на аэродром Уиллер неизвестно откуда внезапно приземлился еще один Б-17. Когда пилот выпрыгнул из кабины, полковник Улльям Флуд - командир базы - спокойно приказал ему снова взлететь и обнаружить японский флот.
      - Вы знаете, полковник, - расстроенным голосом ответил летчик, - ведь мы же прилетели аж из Калифорнии.
      - Я знаю, - согласился полковник, - но началась война, сынок.
      - О'кей, - вздохнул пилот, - если вы нам дадите по чашечке кофе, мы полетим.
      Флуд махнул рукой и приказал пилоту идти отдыхать до завтра.
      Сколько самолетов успело взлететь в этот день с аэродрома Уиллер, сказать очень трудно. Командующим армейской истребительной авиацией Гавайского округа генерал Говард Девидсон считает, что их было примерно 14. Документы ВВС показывают, что среди самолетов не оказалось ни одного нового истребителя П-40, а только горстка устаревших П-36. Возможно, генерал считает Уэлча с Тейлором, которые три раза садились, пополняли боезапас и взлетали снова.
      У этих двух летчиков день оказался очень насыщенным событиями. Проскочив на машине в Халейву, лейтенанты сразу же кинулись к своим истребителям. Некому было проводить предполетный осмотр, некому было их инструктировать. Командир эскадрильи майор Остин охотился на оленей, а оставшийся за него лейтенант Роджер был неизвестно где. Летчики просто сели в свои истребители и взлетели.
      Сперва они направили свои машины к Барбер Пойнт, где у японцев, как им успел кто-то сообщить, было место рандеву. Но там никого не оказалось. Вспомнив, что у них почти нет боезапаса, лейтенанты совершили посадку на аэродром Уиллер, чтобы его пополнить. К 9 часам утра они уже были готовы взлететь снова. В этот момент со стороны аэродрома Хикэм появились семь японских самолетов с явным намерением начать штурмовку Уиллера. Воспользовавшись внезапностью своего появления, они врезались в японский строй и сразу сбили двоих. Одним из них был как раз тот японский самолет, который, ломая верхушки эвкалиптов, рухнул в поле вблизи аэродрома.
      Затем они помчались к аэродрому Эва, где застали за работой летчиков японских пикирующих бомбардировщиков и устроили себе настоящий пикник. Лейтенанты сбили четыре бомбардировщика, потом Тейлор был вынужден пойти на посадку из-за ранения в руку. Уэлч остался в воздухе и сбил еще один самолет.
      На аэродроме Беллоу местные летчики пытались взлететь тоже, но группа японских истребителей оставила им мало шансов добиться успеха. Лейтенант Джордж Уайтмен пытался взлететь первым, но шестерка "Зеро" мгновенно его уничтожила. Истребители лейтенантов Ганса Христиансена и Сэма Бишопа были сбиты прямо на взлете. Бишоп сумел совершить посадку на воду и в конце концов добрался до берега.
      Стоявший у причалов в Гонолулу голландский лайнер "Ягерсфонтейн", который утром пришел с западного побережья, также подвергся атаке японских бомбардировщиков. Столбы воды встали вокруг. Поскольку Голландия находилась в состоянии войны с Германией, лайнер был вооружен, и голландцы знали, что нужно делать. Быстро расчехлив орудия, они открыли огонь. Это были первые союзники, которые присоединились к Америке в войне на Тихом океане.
      Многие жители Гонолулу и всего острова, слыша взрывы, пытались узнать новости по радио. В 8.04 радиостанция Кей-Джи-Эм-Би прервала музыкальную программу, передав приказ всем военнослужащим армии, флота и морской пехоты немедленно прибыть к месту службы. Приказ был передан еще дважды: в 8.15 и 8.30. К этому времени вышла в эфир радиостанция Кей-Джи-Ю, призвав явиться по месту работы всех вольнонаемных служащих воинских частей, в первую очередь врачей и медсестер. Первое объяснение происходящего передали по радио в 8.40: "На Оаху произведен спорадический воздушный налет... вражеские аэропланы сбиты... на их крыльях замечены знаки восходящего солнца". Многих слушателей это сообщение еще больше сбило с толку, поскольку слово "спорадический" посчитали синонимом слова "имитационный". Но даже те, кто поняли правильно значение слова "спорадический", тоже узнали из сообщения очень мало. Некоторые включили радио между сообщениями, услышав передачу воскресной проповеди или музыку. Успокоенные, они выключили радио. Наиболее настырные шарили по эфиру, но натыкались только на радиопостановку по роману Уэллса "Война миров". Взволнованный диктор говорил о вторжении марсиан, а слушатели ухмылялись.
      Директор радиостанции Кей-Джи-Эм-Би Вебли Эдвардс, прибыв на работу, не знал, что делать. Никакой информации у него не было, а люди звонили на станцию, требуя объяснить, что происходит? Эдвардс был в отчаянии, так как ему самому никто ничего не сообщал. А между тем станция передавала ужасно нелепую, но популярную тогда песенку: "Три рыбки", которая начиналась словами:
      По зеленому лугу в ярких пижамах
      Гуляли три рыбки, держась за маму...
      В этот момент на станцию позвонил один из ее попечителей Аллан Девис крупный гавайский бизнесмен. Эдвардс спросил:
      - Что происходит? Маневры?
      - Нет, черт возьми! - проорал в трубку Девис. - Это война!
      Самым взволнованным слушателем радиостанции Кей-Джи-Эм-Би был в эти часы, пожалуй, капитан 2-го ранга Шин-Ичи Симицу в радиорубке японского авианосца "Акаги". Он ждал, какова будет реакция американцев на нападение. Вскоре диктор начал совершенно спокойным голосом передавать приказы военнослужащим прибыть в свои части. А затем снова заиграла легкая музыка. Симицу был взволнован гораздо сильнее американского диктора.
      Глава 10.
      "Мне нужны три добровольца: ты, ты и ты!"
      Высоко в небе над Перл-Харбором последние японские самолеты, заложив над базой широкий круг, уходили в западном направлении, исчезая столь же таинственно, как и появились.
      На "Неваде" капитан 3-го ранга Томас, дав задний ход, снял линкор с илистого грунта у мыса Госпитальный и с помощью подошедшего буксира перешел задним ходом на другую сторону канала, посадив корабль на твердое песчаное дно у полуострова Вай-пио. Был дан отбой боевой тревоги. Музыкант Гриффин стал выбираться наверх с третьей палубы. Когда он вышел на верхнюю палубу, щурясь от яркого солнечного света, то машинально взглянул на часы: было ровно 10 часов утра.
      Напряжение полуторачасового боя еще давило на всех. Когда старшина Хендон подбежал к одному из своих друзей - комендору пятидюймового орудия, тот был так возбужден, что никого не узнавал. Он смотрел куда-то в пространство, видя там только самолеты противника. Комендоры одного зенитного орудия пустили по кругу сигарету, пропустив, как обычно, одного матроса, который не курил и не пил (даже кофе). Все были поражены, когда тот сказал: "Дайте мне затянуться".
      Лейтенант Джон Ландрет вышел с зенитно-дальномерного поста в каком-то непонятном состоянии. Ему не верилось, что все кошмары только что свершились в реальности. Казалось, это был бред во сне. Он даже ущипнул себя, чтоб проснуться и убедиться, что ничего страшного в действительности не произошло.
      Но не у всех было время предаваться подобным философским изысканиям. Многим еще приходилось думать очень быстро, чтобы остаться живыми на горящих и тонущих кораблях.
      Когда в 10 часов утра минный заградитель "Оглала" упал на левый борт, адмирал Фурлонг продемонстрировал сноровку профессионального акробата, перебежав по правому борту и спрыгнув на причал.
      Официально было заявлено, что на "Оглале" разошлись швы корпуса от взрыва торпеды, поразившей "Хелену", но многие из его экипажа считают, что старый минзаг "утонул от страха".
      В это же время экипаж оставлял севшую на грунт "Вест-Вирджинию". В районе боевой рубки пожар окончательно вышел из-под контроля. Пламя гудело, охватывая всю надстройку и подбираясь к мостику, где оказались отрезанными капитан-лейтенант Рикеттс, лейтенант Делано и смертельно изуродованный командир линкора, а также еще несколько офицеров и матросов. Жара становилась нестерпимой и один из матросов поливал всех на мостике из шланга. Лейтенант Хенк Грэхем привязал к поручням конец и многим удалось спуститься по нему на палубу. Отрезанный от остальных лейтенант Делано воспользовался своего рода гигантской лестницей: с мостика перепрыгнул на прожекторную площадку, оттуда - на башню главного калибра No 2, затем - на башню No 1 и наконец на палубу. Достигнув палубы. Делано бросился за борт и поплыл к острову Форд, стараясь держаться в стороне от горящего на поверхности воды мазута. "Помогите! Помогите! Я не могу больше плыть", услышал лейтенант знакомый голос откуда-то из-за своей спины. Это был пожилой старшина-сверхсрочник, известный на корабле как очень плохой пловец. Но сам Делано уже настолько ослаб, что уже не мог никому помочь, разве что подбодрить словом. Он обернулся и увидел, что старшина, энергично работая руками и ногами, продвигается вперед, продолжая кричать, что не в силах больше плыть. Он добрался до берега на пять минут раньше самого Делано.
      Лейтенант Джакоби добрался до полубака "Вест-Вирджинии", все еще одетый по полной форме и даже в фуражке. Он нырнул под горящий мазут и, вынырнув на чистую поверхность, поплыл к находящейся неподалеку шлюпке. Но намокшая одежда тянула его вниз, а горящая нефть настигала сзади. Какой-то матрос из шлюпки прыгнул в воду, чтобы помочь ему, забыв, очевидно, что сам не умеет плавать. Они наверняка утопили бы друг друга, если бы кто-то не бросил им со шлюпки импровизированный спасательный конец из связанных друг с другом простыней. И вытащили удачно. Когда они плюхнулись в шлюпку, ее нос уже начал гореть.
      Лейтенант Вене Фаулер - казначей с "Вест-Вир-джинии" - добрался до берега более безопасным способом. Он забрался на плот и, используя кассовую расходную книгу в качестве весла, медленно поплыл к острову Форд.
      А на перевернувшейся "Оклахоме" матрос Джордж Марфи продолжал бороться за жизнь. Он и еще примерно 30 человек оказались в замкнутой пирамиде, где беспомощно барахтались на поверхности воздушной подушки: вода не дотла около метра до странного потолка, выложенного кафелем. У одного матроса оказался фонарь, и они тщательно проверили каждый уголок, пытаясь понять, где находятся. Никто не мог сообразить, что линкор перевернулся и что выложенный кафелем потолок - это палуба. Около часа никто даже не пытался как-то выбраться из этого помещения. Уцепившись за комингс, вделанный в кафель, что позволяло им время от времени отдыхать, они надеялись на помощь извне, не понимая, что находятся глубоко под поверхностью воды бухты Перл-Харбора.
      Время шло, никто на помощь не приходил и они понимали, что нужно что-нибудь предпринять самим. Под водой кто-то обнаружил люк, и несколько матросов нырнули, чтобы проверить, куда он ведет. Все боялись нырять в люк, не узнав его назначения. Многие люки на линкоре вели в продольные отсеки противоминной защиты, откуда вообще было не выбраться.
      Прошло еще немного времени и они поняли, что выбора нет. Воздух уходил из отсека, вода неумолимо приближалась к кафелю. Нужно было выбираться. При более тщательной проверке выяснилось, что люк был обычным иллюминатором, но его крышка оказалась не снизу, а сверху и все время падала, закрывая отверстие. (Так они впервые поняли, что корабль лежит вверх килем). Нырять пришлось по двое: один держал крышку, а второй протискивался в иллюминатор. Не всем удалось это сделать. Один оказался просто слишком большим для 14-дюймового отверстия. Он вынырнул обратно, заплакал и стал громко читать молитву.
      Марфи с большим трудом удалось спастись. Три раза он пытался пролезть в иллюминатор, пока наконец это ему удалось. Оттолкнувшись от корабля, матрос вынырнул на поверхность и был подобран шлюпкой с эсминца "Доббин". Его больше поразило не столько собственное спасение, сколько вид гавани. Ведь они там, внизу, предполагали, что "Оклахома" была единственным поврежденным кораблем.
      Выбраться с севшей на грунт "Калифорнии" было гораздо легче. Когда целое море горящей нефти, подгоняемое ветром и течением, охватило корму сидящего на грунте линкора, капитан 1-го ранга Банкли отдал приказ оставить корабль. Было 10.02. Люди стали перебираться на берег. Но тут ветер переменился, горящее море мазута ушло в сторону и Банкли стал собирать своих людей обратно на борт. Чтобы воодушевить их, главстаршина Коннер догадался закрепить на корме флаг, который так и не подняли из-за прерванной торпедами и пулеметным огнем официальной церемонии в 8 утра.
      А на днище перевернувшейся "Юты" хлопотал неутомимый капитан 3-го ранга Айсквит. Он услышал какие-то звуки, доносящиеся из корпуса старого линкора, и стремился помочь людям, оказавшимся в смертельной ловушке. Вместе с тремя мотористами, знавшими толк в сварке и газорезке, они готовились вскрыть днище корабля. Обстрел с воздуха очень мешал работе, но постепенно все стихло, на подмогу прибыли газорезчики с крейсера "Релей" и транспорта "Медуза". Проработав час, они вырезали полуметровое отверстие в днище: примерно в районе нахождения корабельных динамомашин, откуда подавались сигналы. Они стали кричать в темноту, где не было никого. Неожиданно во втором дне линкора отлетела крышка горловины и из нее появился машинист Джон Вайссен, до последнего момента обеспечивавший подачу освещения на погибшем корабле.
      В отличие от моряков "Оклахомы" Вайссен хорошо знал, что корабль перевернулся. Он стал пробираться к днищу с фонарем в одной руке и большим гаечным ключом в другой. Гаечный ключ он захватил, чтобы стучать по корпусу и попытаться привлечь к себе внимание. Когда он добрался до второго дна, путь в междудонное пространство ему преградила горловина, крышка которой завинчена была 20 болтами. И тут ему невероятно повезло, как всегда везет отважным в момент опасности - взятый им с собой гаечный ключ точно подошел к этим болтам.
      В помещении центрального поста линкора "Невада" лейтенант Мердайнжер не был отрезан от верхней палубы, но его воображение рисовало именно эту картину. Помещение находилось на пятой палубе, свет погас, а на потолке едва зеленели слабые лампочки аварийного освещения. Вентиляция не работала, и чтобы не задохнуться, люди легли на палубу, сняв наушники. Некоторые были голыми по пояс, кое-кто в одежде. В тусклом зеленом освещении пот на их лицах и спинах повернул мысли офицера в очень странном направлении: он подумал, что на такой натуре можно было снять отличный фильм о людях, терпящих бедствие в подводной лодке. Вообще его мысли в течение налета прошли через несколько фаз, которые можно было бы назвать молчаливыми молитвами. Сначала он молился, чтобы его не ранило. Потом, чтобы в случае ранения, он не остался инвалидом-калекой на всю жизнь. Затем он обнаружил в себе полную готовность умереть. Он молился только, чтобы ему суждено было умереть (понимая, что это клише достойно - как офицеру и джентльмену), вдохновив своей смертью подчиненных.
      К сожалению, вдохновляться было совершенно нечем. Центральный пост был местом обработки всей поступающей на корабль информации, а вся поступающая информация была либо плохой, либо очень плохой. Сначала стало известно, что "Оклахома" и "Невада" начали крениться, затем - что взорвалась "Аризона", а на "Неваде" вспыхнул пожар, подбирающийся к боевым погребам. А сейчас с мостика затребовали кого-нибудь, кто умеет говорить по-японски, что наводило мысли на еще более неприятное развитие событий. Наверху лейтенант Джон Лендрет услышал переданное по радио сообщение, что японцы начали высадку у Бриллиантовой горы. Радист с авиатранспорта "Свен" поймал еще одно безрадостное сообщение: японцы уже захватили плацдарм на пляже Уайкики.
      Слухи молнией облетали все корабли: 40 японских транспортов с десантом стоят у Барбер Пойнт. Они уже высаживаются на пляже Вайана. Захвачено уже все северное побережье острова. В течение ближайших 30 минут будет нанесен удар по Шофилд-ским казармам и форту. Затем пришел слух, что Шофилд уже захвачен.
      И как будто десанта с моря было мало, пошли слухи и о воздушном десанте. Японские парашютисты дождем падают с неба на пляж Нанакули на северо-западе острова и на поля сахарного тростника юго-западнее острова Форд. Их можно опознать по знакам восходящего солнца на их рукавах и спинах. Но в любом случае они все одеты в синие комбинезоны.
      Люди, не потерявшие голову от слухов, пытались обработать поступающую информацию. Официальная армейская радиосеть передала на базу Канэохе сообщение о том, что с сампанов высаживаются японские войска у складов боепитания флота. Группа японских транспортов держится севернее. В 70 милях от берега обнаружены восемь японских линкоров.