Хроники Ричарда Блейда - Храмы Айокана (Странствие 19)

      Он замер в кустах, наблюдая за приближавшимся к берегу светом.

Глава третья

      Девять длинных, заполненных людьми пирог приближались к Блейду. Он насчитал более тридцати человек в каждой, достигавшей шестидесяти футов в длину. Люди были худощавыми, с коричневым цветом кожи, и четко разделялись на две группы.
      Одна состояла из воинов с длинными мечами, поблескивающими в свете факелов, — разведчику показалось, что оружие сделано из полированной бронзы. Еще на вооружении у них были кинжалы и топорики с короткими рукоятями, сделанные из какого-то зеленого камня. Тела воинов от шеи до запястий на руках и щиколоток на ногах закрывали темно-синие квадраты крашеной кожи, нашитой на ткань, на головах у них были шлемы, пестревшие яркими оттенками — оранжевым, красным, желтым и голубым; поверх шлемов красовались белые перья. В каждой пироге Блейд насчитал по двадцать воинов. Двое из них стояли на носу и один — на корме; они следили за факелами, а остальные сидели на веслах.
      Кем являлись другие люди, находившиеся в пирогах и облаченные в простые оранжевые туники, по вороту украшенные голубой вышивкой, Блейд не мог с точностью определить. Оружия у них он не заметил. Их головы были чисто выбриты и, судя по тому, как они блестели в свете факелов, смазаны маслом. Маслом были натерты не только макушки и затылки, но и лица. На щеках, лбах и шеях в глаза бросались нарисованные белым непонятные символы. У каждого мужчины в оранжевой тунике с синего кожаного пояса свисало по большому матерчатому мешку, тоже с нарисованными на нем белыми знаками. Именно эти люди монотонно пели о цветке жизни и смерти.
      Больше странник ничего не успел разглядеть: воины внезапно подняли весла над водой, и пироги с тихим шуршанием уткнулись в песчаный берег. Воины, сидевшие на носу каждого судна, спрыгнули в воду, держа в руках по огромному камню, обмотанному веревками, и опустили эти самодельные якоря на берег. В каждой пироге встал со своего места один из облаченных в оранжевое. Эти люди подняли со дна лодок бронзовые кувшины, направились к горевшим факелам и посыпали их каким-то порошком. Факелы ослепительно вспыхнули, освещая гораздо большую часть берега, чем прежде.
      Блейд хмыкнул; в душе у него развернулась борьба между инстинктивной осторожностью и желанием вступить в контакт с людьми этого мира. При обычных обстоятельствах он, ни секунды не колеблясь, вышел бы из своего укрытия, но бритоголовые сильно напоминали священников, монахов или жрецов, а с таким народом полагалось держать ухо востро.
      «Жрецы? Чьи жрецы? Айокана?» — подумал Блейд. Если сталкиваешься со священнослужителями, то, скорее всего, увидишь какой-нибудь религиозный обряд — из тех, которые чужеземцам лучше не прерывать, если они дорожат своим здоровьем. А потому Блейд решил сидеть в укрытии, ждать и смотреть, чем станут заниматься эти люди, появившиеся на берегу.
      Удрать в данный момент представлялось невозможным: в ярком свете факелов его тут же заметили бы, и двести воинов бросились бы в погоню. Так что Блейд устроился поудобнее, решив действовать по обстоятельствам.
      Бросив якоря, воины сложили весла и стали выбираться на берег, прыгая в воду и шустро выскакивая на песок, где они выстроились в две шеренги от носа каждого судна вглубь суши. Затем пришел черед жрецов. Не прекращая пения, они вылезли из лодок, сняли с поясов висевшие там мешки и направились вперед, держа их высоко над головами. Ступив на сухой песок, предводители каждой группы выкрикивали одно слово:
      — Нолк!
      Все жрецы тут же падали на колени, осторожно опуская мешки перед собой. Вскоре тишину, нависшую над берегом, нарушало лишь дыхание множества людей.
      «Точно, какой-то религиозный обряд», — подумал странник.
      Он уже сожалел, что не бросился бежать, заметив этот бледный свет над озером. Теперь ситуация представлялась опасной. Но жрецы вроде бы не собирались карабкаться вверх по склону, и Блейд надеялся, что его ложе из веток останется незамеченным.
      Подняв с земли мешки, облаченные в оранжевое достали оттуда по большому изогнутому ножу, а также маленькие фляжки из желтого металла. Быстрыми движениями они принялись надсекать кусты, росшие перед ними, затем каждый опустил кончик истекавшей соком ветви в бутылочку. Через некоторое время они осторожно положили ветки рядом с собой. Блейд обратил внимание на срезанные концы — теперь они блестели черным цветом.
      Снова поднявшись на ноги, жрецы запели, потом сделали по два шага вперед, опять упали на колени — и ритуал повторился. Резкий удар ножом — обрезанный конец в бутылочку — ветвь в сторону. Снова и снова, раз за разом. Блейд понял, что они медленно, но верно продвигаются к нему и к тому месту, где он сломал не меньше дюжины кустов, устраиваясь на ночлег. Ему стало не по себе по спине пробежали холодные мурашки.
      Все увеличивая перерывы между срезанием кустов, Жрецы растянулись в длинную цепочку — примерно в четверть мили. Блейд оказался где-то в середине ее. За священниками следовали воины, поднимавшие с земли срезанные кусты с такой нежностью, словно это были новорожденные младенцы, и относившие их к пирогам. Если только эти люди не страдали слепотой, они в самом скором времени должны были наткнуться на постель Блейда.
      Ему не пришлось долго ждать: два жреца внезапно умолкли, а через несколько секунд гневно завопили. Бросившиеся к ним жрецы и воины с причитаниями сгрудились вокруг кучи наломанных веток. Блейд увидел, как два одетых в оранжевые туники человека, подняв по сломанному кусту, принялись отчаянно жестикулировать. Он не мог разобрать ни единого слова, но тон их безошибочно свидетельствовал о возмущении и гневе.
      Теперь разведчику стало ясно, что он совершил святотатство, сломав несколько кустов, а значит, надежды установить дружеский контакт с местным населением растаяли как дым.
      Он подавил искушение броситься бежать, так как опыт и инстинкт подсказывали, что далеко ему уйти не удастся. Скорее всего, он даже не успеет вылезти из зарослей… А если вылезет, то что?.. Ему совсем не хотелось нестись, как зайцу, с двумя сотнями вооруженных воинов за спиной.
      В данных обстоятельствах лучше оставаться там, где он сидел, и в случае нужды вступить в схватку. Варвары уважают и ценят храбрость и умение сражаться; может быть, когда он покажет свое искусство, воины решат взять его в плен, а не убивать на месте. Конечно, еще оставались жрецы, а священнослужители всегда непредсказуемы… Впрочем, терять Блейду было нечего.
      Стараясь производить как можно меньше шума, он выполз из своего укрытия и какое-то время сидел на корточках за кустами. Когда воины направились вверх по: склону, разведчик встал в полный рост, и они тут же увидели его. Первые двое победно завопили, остальные, от-; правившиеся на поиски, повернулись, разглядывая чужеземца. Люди в оранжевых туниках, сгрудившиеся вокруг сломанных кустов, тоже что-то громко закричали и уставились на Блейда. Он заметил мечи и топоры, поблескивающие в свете факелов. Не убегая и не прячась, разведчик спокойно стоял, сложив руки на груди.
      К нему направились два первых воина — шли они неторопливо и осторожно, чтобы не повредить кусты. Отодвинувшись на несколько шагов влево, Блейд принял боевую стойку, используемую в рукопашном бою: перенес вес тела на передние части стоп и сжал кулаки. Каждый из воинов держал меч в правой руке, а топорик — в левой, и Блейд сосредоточил внимание на этих топорах: если их бросали, то дело обстояло куда хуже, чем хотелось думать. Он предпочел бы, чтоб воины подошли поближе — так близко, чтобы он мог использовать приемы каратэ.
      Разделившись, воины стали удаляться друг от друга, огибая Блейда с двух сторон. Он отошел назад, стараясь держать оба фланга в поле зрения/Противники разошлись еще дальше, снова пытаясь обойти его, и теперь в результате своих маневров оказались слишком далеко друг от друга. Воину, находившемуся справа от Блейда, требовалось сделать лишь один шаг — и между ним и чужеземцем не останется больше никаких препятствий.
      Наконец он сделал этот шаг. Блейд стремительно прыгнул, приземлившись рядом с противником; затем правый кулак разведчика со всей силой врезался ему в челюсть. Воин откачнулся, его глаза выкатились из орбит, и он рухнул на спину, выплевывая окровавленные зубы. Приемом каратэ Блейд сломал ему запястье и перехватил в воздухе вылетевший из руки меч. В это мгновение в атаку бросился второй воин, занося клинок и приготовив топорик. Блейд оказался быстрее — один взмах мечом, и голова нападающего развалилась надвое, точно спелая дыня.
      Теперь он был неплохо снаряжен и, повернувшись к остальным воителям, потряс над головой мечом и топором, блестевшими в свете факелов. Его мощный голос раскатился над гладью озера.
      — Идите сюда, мужчины! Если, конечно, вы мужчины и храбрые воины! Вас — двести, я — один. Битва на равных, не правда ли? Или надо тысячу ваших, чтобы вступить в схватку с одним настоящим бойцом?
      Оскорбления вызвали именно ту реакцию, на которую он надеялся, — облаченные в синее люди злобно заворчали, то ли угрожая, то ли проклиная его. Разведчик переменил позицию, взобравшись выше по склону. К нему приближалась следующая пара воинов.
      На этот раз он атаковал первым. Он мог гораздо быстрее местных жителей продвигаться сквозь кусты, потому что не боялся сломать их. Перепрыгнув через низкие растения, Блейд приземлился как раз между воинами; они еще не успели отреагировать, как он, отклонившись влево, сделал выпад мечом. Один из противников попытался отразить атаку, взметнув над головой топорик, но лишь открыл свой левый бок. Мгновенно воспользовавшись этим, Блейд нанес ему удар, и воин в синих доспехах тут же свалился на землю, извиваясь и судорожно хватая воздух ртом. Подпрыгнув вверх, разведчик опустился Двумя ногами на спину корчившегося врага; раздался треск ребер, и воин замер.
      Блейд немедленно развернулся, чтобы встретить второго нападавшего. Этот оказался более опытным или более осторожным и занял оборонительную позицию, держа наготове меч и топорик и не спуская черных внимательных глаз с грозного чужеземца. Разведчик сделал несколько обманных финтов мечом и топором, но противник парировал их, обнаружив весьма неплохую реакцию. Блейд понял, что этот боец опаснее трех предыдущих. Однако он не собирался затягивать схватку: каждая лишняя минута вселяла все большую уверенность в противника, и к тому же кто-нибудь из синих мог подобраться сзади.
      Он поднял топорик, взвешивая его в руке и проверяя баланс. Возможно, местные воины никогда не метали их, но это, разумеется, не означало, что топор нельзя использовать с такой целью. Отскочив на пару шагов, оставляя побольше места для маневра, Блейд отвел руку за спину. Воин ринулся на него, но топор, брошенный сильной рукой, просвистел в воздухе и рассек грудь нападавшего — острое, как бритва, лезвие разрубило ключицу и ребра, из раны хлынула кровь. Несколько секунд воин стоял, застыв на месте как истукан, и, будто не понимая, смотрел на торчавшую у него из груди рукоять; затем его колени подогнулись, и он рухнул лицом в пыль. Выхватив топорик из руки поверженного врага, Блейд повернулся к остальным.
      Кое-кто из них еще вопил в гневе, но прочие бормотали себе под нос что-то бессвязное, неуверенно поглядывая на чужеземца. Блейд быстро расправился с их товарищами, и это произвело впечатление: теперь те, кто осмеливался показывать ему кулаки и скалить зубы, предпочитали держаться на безопасном расстоянии. Он больше не замечал желающих сразиться с ним.
      К воинам присоединился главный жрец, которого ничто не выделяло среди остальных священнослужителей, кроме властной манеры поведения. Когда он отдавал приказы, им тут же повиновались, и хотя Блейд не мог разобрать всех слов, произносимых жрецом, тон его не оставлял сомнений. Жрец злился, но держал себя в руках, укоряя воинов, испугавшихся одного-единственного противника; они, по его мнению, вели себя как малые дети. Пока главный жрец говорил, несколько облаченных в синее людей стали продвигаться к чужеземцу. Несомненно, то были жаждущие получить награду за скорое исполнение приказов.
      «Ну что ж, — подумал Блейд, — всякий, кто хочет славы и почестей, может попробовать их заработать». Он шагнул вперед, поднимая оружие. С первым претендентом он разделался в мгновение ока, так что бедняга даже не успел понять, что же с ним, собственно, произошло, — голова претендента склонилась на сторону, тело неловко вильнуло, и он рухнул наземь с перерубленной шеей. Блейд прыгнул, перескочил через лужу крови, сделал обманный финт клинком, а топориком отрубил левую руку второму воину. Противник пронзительно закричал, отскочив назад и поднимая кровоточащий обрубок. Стонов раненого и вида хлеставшей крови оказалось достаточно, чтобы остальные храбрецы тут же отступили. Жрец в негодовании завопил, и теперь Блейд наконец-то смог различить слова:
      — Вы — избранные воины, поклявшиеся служить Айокану и подчиняться его жрецам! Против вас выступает один человек — всего один, осмелившийся осквернить священные берега, сломать деревья жизни и убить ваших товарищей, Священных Воинов! Хватайте его! Он станет отличной жертвой Айока!
      Услышав это, Блейд понял, что удача повернулась к нему спиной — а может, даже наклонилась, выставляя на обозрение более вульгарную часть тела. Кажется, его собирались принести в жертву Айокану — кем бы этот Айокан ни был! Означало ли это, что его попытаются взять живым? Возможно, так; но рассчитывать на подобный исход все-таки не стоило.
      Эти мысли пронеслись за несколько быстрых секунд исчезли, как дым над костром. Голова стала ясной, о был начеку и готовился продолжать сражение. Отступавшие воины замерли, услышав призывы жреца, но Блейд первым набросился на них, пока никто не набрался храбрости, чтобы ринуться в атаку.
      Он нарушил их строй, метнув топорик. Правда, на этот раз потенциальная жертва успела отразить удар поднятым вовремя мечом. Топорик лязгнул, столкнувшись с бронзовым клинком, отскочил от него, пролетел по воздуху и попал в физиономию жрецу — к великому сожалению Блейда, не самому главному, а одному из помощников. Тот истошно завопил и свалился на землю, хватаясь руками за разбитую, залитую кровью челюсть. Теперь главный жрец закричал совсем иначе — яростно и гневно, затопав ногами:
      — Хватайте его, свиньи! Хватайте, подонки! Черепашье дерьмо! Кал шелудивых псов! Хватайте! Хватайте!
      Жрец почернел от злости. Блейду показалось, что тот сейчас свалится и забьется в эпилептическом припадке.
      Однако священник не упал, а воины в ту минуту атаковали чужеземца, и у него больше не осталось времени на раздумья. Отразивший топорик воин бросился к Блейду, неистово вращая мечом над головой. Это было впечатляющее зрелище — но и только.
      Разведчик сделал обманный финт, показывая, что собирается нанести удар по левому боку, затем выбил у противника меч, а своим клинком рубанул его плечо, наполовину отделив руку от тела. Воин зашатался, выпустив топорик, Блейд поймал его на лету и прикончил раненого одним ударом по голове.
      Второй боец попытался хотя бы задеть чужака мечом, но не достал — в отличие от Блейда. Наказанием явился вспоротый живот, из которого наружу вывалились внутренности. Затем Блейд резко повернулся, услышав шаги позади себя, и вовремя отразил удар мечом, разрезав грудь нападавшего. Рана получилась длинной, но неглубокой, а потому не смертельной, и воин был готов продолжать схватку. Его топорик просвистел мимо головы чужеземца, но Блейд с такой силой стукнул его по локтю, что рука нападавшего разжалась и оружие выпало из нее. Секундой позже странник проткнул воину бедро. Это остановило атаку — противник свалился в кусты, истекая кровью.
      Последняя схватка отняла чуть больше времени, чем предыдущие, и это дало возможность нескольким воинам обойти Блейда с разных сторон. Ему снова пришлось отступать. Он подумал, что, если все эти парни навалятся одновременно, ему конец — задавят грудой тел, растопчут или переломают кости. Однако коллективных нападений не случалось — то ли здесь это было не принято, то ли его хотели измотать и взять живым. Блейд надеялся на второе: если его захватят в плен, он найдет какой-нибудь способ сбежать. Это, однако, не значило, что ему полагалось дарить противникам жизнь, и он, заметив, что еще один воин подобрался слишком близко, отсек ему ногу. Тот упал с жутким воплем, а главный жрец снова начал изрыгать проклятия.
      Итак, Блейд размахивал мечом и топором, отсекая конечности, вспарывая животы и разбивая черепа. Время от времени он издавал боевые кличи из всех измерений, где ему довелось побывать, и эти вопли были такими страшными, что, слыша их, воины в синих доспехах останавливались, замирая в ужасе, что давало Блейду секундную передышку. Он использовал ее с толком: жрецы злобно визжали, видя, как Священные Воины Айокана падают на землю один за другим.
      Вскоре Блейд уже не мог понять, когда заканчивается очередная схватка и начинается новая — удары сыпались бесконечно, и он потерял счет своим противникам. Несмотря на железную волю, могучее телосложение и редкую выносливость, он уже тяжело дышал и весь покрылся потом; меч, казалось, весит теперь сотню фунтов, а топорик — пятьдесят. В конце концов, один человек не в силах справиться с двумя сотнями, даже если он сильнее каждого из противников. Воины в синем заметили, что его движения стали медленнее, но по-прежнему не нападали по несколько человек сразу, вступая в схватку лишь один на один или, в крайнем случае, вдвоем против одного.
      Несмотря на усталость, Блейд все равно действовал быстрее их — и к уже лежавшим на земле присоединялись новые трупы.
      Вскоре разведчика окружали штабеля мертвецов, громоздившихся по двое и по трое друг на друге. Он не мог выбраться из этого кольца — его жертвы были везде и повсюду. Зато мертвые тела мешали Священным Воинам добраться до странника — им приходилось перепрыгивать через трупы своих товарищей. Этого было достаточно для Блейда, даже если их продвижение замедлялось всего на секунду. Голос главного жреца стал истеричным и хриплым от ярости.
      Наконец священнослужитель догадался послать воинов в атаку всем скопом. Их было так много, что они мешали один другому; некоторые споткнулись о тела мертвых товарищей, с другими расправился сам Блейд, третьи никак не могли нанести удар, потому что их движения сдерживали стоявшие рядом и впереди. Но все равно их было слишком много! Они сгрудились вокруг странника, придвигаясь все ближе и ближе и держа наготове свои мечи и топоры. Блейд сражался из последних сил, поло-жив еще немало противников, но в конце концов удар пажеского топорика попал ему по правому запястью, и Меч выпал из его онемевших пальцев.
      В ту же секунду на разведчика бросился один из воинов и схватил его за пояс — прежде, чем Блейд успел нанести удар топором. У него еще доставало сил, чтобы поднять колено и врезать противнику в пах. Тот истошно закричал, извиваясь от боли, но, тем не менее, не ослабил хватку. Разведчик занес топор, чтобы раздробить воину череп, но на его руке тут же повисло с полдюжины синих. Блейд бил ногами, лягался, дергался и ревел подобно раненому быку, пока кто-то не стукнул его в лоб рукоятью меча.
      В глазах у него потемнело. Он потерял сознание.

Глава четвертая

      Блейд с трудом разлепил веки. Его плавно покачивало из стороны в сторону, под спиной он ощущал что-то твердое, а вокруг царила кромешная тьма. В первую секунду у него мелькнула паническая мысль, что он ослеп от удара по голове, но затем странник сообразил, что просто лежит под плотным тростниковым навесом на дне одной из пирог — в ночной тишине были отчетливо слышны мерные шлепки весел и негромкая ритмичная песня.
      Он чувствовал себя так, словно побывал в бетономешалке. Голова раскалывалась, в запястья и лодыжки врезалась тонкая крепкая веревка, все тело покрывали болезненные рубцы и кровоподтеки. Одежды на нем никакой не оказалось, но, по крайней мере, он был жив. Поймав чужестранца, Священные Воины и жрецы Айокана везли его теперь куда-то, чтобы принести в жертву своему богу.
      В течение нескольких часов весла поднимались и опускались все в том же ритме, под ту же мелодию, ни на секунду не сбиваясь и не останавливаясь. Блейду было очень неудобно лежать: между ним и выдолбленным стволом была простелена одна только тонкая шкура, вытертая и влажная. К тому же он проголодался и хотел пить. К этим неудобствам спустя еще несколько часов прибавились новые: пирога стала быстро набирать ход, беспомощного пленника начало швырять от одного борта к другому, так что коллекция синяков и царапин, полученных в ночной схватке, пополнилась новыми, весьма любопытными экземплярами.
      Тем временем непроглядность ночи сменилась сумерками, сквозь навес начал просачиваться свет, а вскоре десятки солнечных лучей тонкими иглами пронзили плетеную циновку.
      Один из служителей Айокана резким тоном отдал приказ, и гребцы осушили весла. В следующую секунду пирога завибрировала, затряслась, а потом с шуршанием ткнулась в берег. Блейда, не успевшего хоть как-нибудь закрепиться, изрядно протащило вперед, в результате чего в спину ему воткнулось несколько щепок, а ноги вылезли из-под навеса.
      Теперь, когда пироги достигли берега, странник стал центром внимания. С лодки сорвали навес, и Блейд невольно зажмурился от яркого солнечного света, ударившего ему в глаза. Полдюжины воинов схватили его, вытащили из судна и бросили на носилки из темно-синей ткани, натянутой между тяжелыми резными деревянными шестами. После этого группа жрецов пробралась сквозь толпу Священных Воинов, сгрудившихся возле Блейда, и окружила носилки. Кто-то отдал приказ, и восемь жрецов, одновременно подняв носилки на плечи, двинулись в путь легкой рысцой.
      Руки и ноги разведчика оставались связанными. Носилки сильно трясло, и несколько раз Блейду казалось, что он вот-вот свалится на землю, после чего на теле добавится еще несколько синяков и царапин. Но постепенно жрецы выровняли бег, или, может быть, тропинка стала более ровной. Теперь он мог приподнять голову и осмотреться.
      Все девять пирог стояли на усыпанном гравием берегу длинного узкого залива.
      «Залива ли?» — подумал странник.
      Слева до самого горизонта тянулось синее озеро, справа «залив» уходил в долину, петляя и извиваясь. Он был довольно узким и тянулся будто бы в бесконечность — возможно, здесь брала начало какая-то река. Пироги были выстроены в линию у берега. Воины все еще выпрыгивали из них, собираясь в отдельные группы, каждая возле своей лодки. Жрецы, не участвующие в транспортировке пленника, столпились перед низкими деревянными хижинами синего цвета, украшенными белыми символами. Из отверстия в крыше самой большой хижины поднимался густой оранжевый дым.
      Носилки снова сильно затрясло. У жрецов участилось дыхание. Посмотрев вперед, странник увидел, что они поднимаются на широкий конусообразный холм. Он ничем не отличался от других холмов вокруг — та же голубовато-серая земля и камни, но его слишком правильная пирамидальная форма наводила на мысль об искусственном сооружении. Жрецы взбирались по склону все выше, и Блейд поражался размерам холма — у основания конус составлял футов пятьсот в диаметре и поднимался вверх по меньшей мере футов на сто. Вероятно, потребовались усилия многих поколений, чтобы соорудить его — но зачем? Блейд прищурился, ожидая увидеть какое-нибудь огромное святилище, но на вершине стояла лишь маленькая неприглядная хижина из каменных плит, которая, по его мнению, не могла служить приютом даже семье крестьян.
      Достигнув вершины холма, жрецы опустили носилки и повалились рядом, с трудом переводя дыхание. Один из них направился к входу в хижину, возле которого на деревянных стойках висели отполированные каменные плиты, примерно три фута длиной и шесть дюймов толщиной. Жрец взял обмотанный кожей молоток и начал выбивать сложный ритм на этих плитах. Вопреки ожиданиям странника, звуки получались не глухими, а раскатистыми и громкими, словно жрец бил в какие-то диковинные колокола.
      Завершив свой музыкальный опус серией гулких ударов, жрец с минуту отдыхал, а затем снова начал отбивать ту же мелодию. Во второй раз он не успел дойти и до половины, когда отворилась дверь хижины — тяжелая каменная плита, окованная бронзой, укрепленная на бронзовых же петлях. Из хижины появились двое человек, облаченных в оранжевые туники. В глаза им ударил яркий солнечный свет, они замигали, точно совы, вытащенные из дупла. Вслед за жрецами из хижины вырвался сильнейший порыв горячего воздуха, наполненного жуткой и неприятной смесью запахов: дым, готовящаяся еда, гниющие отходы, грязное человеческое тело и неизвестные Блейду специи. Разведчик сморщил нос и попытался дышать ртом. Жрецам же, похоже, эта газовая атака была нипочем. Восемь человек, поднявшие Блейда вверх, уже успели передохнуть и снова взялись за носилки. Пока они затаскивали пленника в хижину, он успел получше рассмотреть расписанные белой краской резные узоры на стенах. Все они изображали человеческую фигуру с головой и крыльями летучей мыши в различных позах.
      «Айокан?» — спросил сам себя Блейд, но додумать не успел — зловонная тьма хижины поглотила его.
      * * *
      Глаза разведчика с трудом привыкали к темноте. Жрецы спускались вниз по лестнице, раскачивая носилки из стороны в сторону. Спуск шел под таким углом, что Блейд всерьез опасался оказаться внизу значительно раньше носильщиков, переломав по дороге все кости.
      К счастью, этого не произошло — они в целости и сохранности достигли нижней ступеньки. К этому времени глаза Блейда привыкли к темноте, и ему удалось разглядеть, что они оказались в длинном сводчатом коридоре, тускло освещенном масляными лампадами, висевшими вдоль стен на бронзовых крюках. Лампы светились уже знакомым бледно-желтым светом, от поднимающегося вверх дыма почернел потолок. Запах дыма несколько перебивал вонь. Вдоль стен, на некотором расстоянии друг от друга, были установлены статуи и барельефы человека — летучей мыши, выкрашенные в белый цвет.
      Жрецы бежали по коридору все той же мелкой рысцой. Внезапно они повернули влево, в небольшой проход, и через несколько секунд оказались у дверей, также сделанных из каменной плиты. Без какого-либо сигнала она загрохотала, как только носильщики приблизились, и распахнулась.
      Потолок тут был ниже, чем в коридоре, свет горел более тускло, стены почернели от дыма и какого-то странного неприятного грибка. Здесь воняло еще отвратительнее и гораздо сильнее, и от этого смрада у странника к горлу подступила тошнота, но жрецы по-прежнему никак на него не реагировали.
      Внезапно Блейд напрягся, уловив неприятно знакомый запах.
      Так пах сок кустов, растущих у озера, обладающий какими-то таинственными наркотическими свойствами, — сок, который собирали в металлические бутылочки жрецы Айокана и который представлял для них такую ценность. Где-то в этом подземелье его или хранили, или использовали в больших количествах. Для чего? Религиозные культы часто используют наркотики в самых различных целях. Блейд не знал, зачем сок нужен местным жрецам, но предчувствия у него были самые скверные.
      Теперь разведчик не только чувствовал запахи, но и слышал всевозможные звуки. Опознать их Блейд не мог, — он даже толком не знал, где находится, — но решил выяснить как можно больше, даже если впоследствии полученная информация окажется бесполезной. Привычка добывать все возможные сведения въелась ему в душу еще на Земле, и восемнадцать путешествий в Измерение Икс тоже не прошли бесследно. Всегда оставался шанс, что он выяснит нечто интересное, нечто такое, что поможет ему выжить или хотя бы продержаться немного дольше.
      Поэтому Блейд внимательно улавливал звуки, доносившиеся из отвратительно пахнувшей тьмы, пытаясь сообразить, что же он слышит. Лязг цепей, шаги стражников, плеск воды (или помоев?), иногда человеческие голоса… Некоторые из них монотонно выводили знакомые Блейду молитвы Айокану, другие резким тоном отдавали приказания; кто-то рыдал, стонал, кричал в ярости или от боли и отчаяния,
      Разобрав эти последние звуки, Блейд содрогнулся, по спине у него пробежал холодок. Перспективы выживания становились все менее радужными,
      Они миновали несколько окованных бронзой дверей из камня или из толстых деревянных брусьев, перекрытых досками крест-накрест. Несколько дверей были распахнуты, и, пока жрецы несли носилки по коридору, Блейд разглядел, что делалось за ними. Происходящее вполне соответствовало доносящимся до его ушей воплям и стонам. Кажется, на благополучный исход надеяться не приходилось… Впрочем, напомнил себе странник, в Измерении Икс нигде не стоило рассчитывать на благополучный исход — по крайней мере, если не позаботиться о его тщательной подготовке.
      К стенам были прикованы люди с вылезшими из орбит глазами. Пленники тщетно пытались вырвать цепи из стен, стонали и выли, как умалишенные. Оставалось только гадать, на самом ли деле они помешались или их просто напичкали наркотиками.
      Некоторые мужчины свободно бродили по комнатам — вернее, уже не мужчины, а евнухи. Грязно-белые повязки с засохшими пятнами крови свидетельствовали о том, что их оскопили не так давно. Некоторые из них казались совсем юными — они наверняка еще ни разу не делили ложе с женщиной.
      Кое-кого из пленников приковали к стене только за одну ногу. Они дико кричали, бросаясь на стоявшие рядом чучела, били их, пинали свободной ногой, рубили мечами. Некоторые из них носили маски в форме головы летучей мыши.
      Разглядел Блейд и женщин. Большинство из них были молоды и красивы, но все они казались безжизненными статуями с пустыми глазами. Женщины сидели или лежали, прикованные цепью; одежды на них не было. В отличие от мужчин, покрытых грязью и въевшейся в поры копотью, женщины выглядели так, словно только что приняли ванну, а их длинные волосы, тщательно вымытые и расчесанные, ниспадали на плечи тяжелыми волнами. Однако на лодыжках у всех виднелись следы кандалов, а на спинах у некоторых — глубокие полузажившие рубцы, оставленные кнутом. Блейд не представлял, зачем служителям Айокана нужен этот ад местного значения, но с каждой минутой они становились ему все менее симпатичны.
      Наконец жрецы выбежали в коридор, где потолок был так низок, что оказался всего в нескольких дюймах от носа Блейда. Тут носильщики остановились, а затем, продвинувшись вперед на несколько футов, опустили носилки на пол.
      Блейд исхитрился незаметно повернуть голову, стараясь не терять происходящее из виду. Он находился в камере с белым потолком, полом и стенами; дверной проем закрывала толстая бронзовая решетка.