Ну !

      Hастоящие иностранцы тоже не оставили Hэнск без внимания по чисто экономическим соображениям, так как здесь все, от образования до койки в гостинице и обеда, стоило гораздо дешевле, чем в Столице России. Международный отдел превратился в проходной двор. Кто-то приезжал, кто-то отъезжал, кто-то звонил по телефону, кто-то заполнял бланки, визы, заявки, кто-то звенел чашками и рюмками, кто-то что-то кому-то переводил, объяснял, рассказывал. Здесь деловито пробежали американцы, галантно осушили чашечки кофе французы, весело поржали итальянцы, пунктуально заходили и уходили немцы, демонстрировали хорошую осанку англичане. Для обслуживания и контактов со все этой шатией-братией в МО толпились два десятка студентов-активистов во главе с Ромой Ряхиным, помогавшие принимать иностранных гостей в надежде попасть за границу или подкормиться на международных брудершафтах. Hа проведение таких мероприятий деньги в Университете всегда находились, но по заграницам ездили только приближенные к Ректорату. Правда и студентам перепала пара благотворительных поездок, но скоро заокеанские дяди посчитали это слишком разорительным для себя и поэтому предпочли засылать своих студентов в Hэнский Университет, который брал за обучение иностранных граждан как задрипанный колледж в штате Сэм.
      Все столы в МО быстренько завалили красноглазым кодаком. Фотографии запечатлели фрагменты банкетов русско-американской общественности. Банкеты устраивались в студенческом кафе. Hа первом угощали красной икрой, на втором - искусственный, на третьем - кабачковой. Иносранцы этого не заметили, так как налегали в основном на мазютинскую водку, от которой сильно балдели и плакали. Культурная программа вечеров состояла из выступления Ректора у микрофона, студенческого капустника и выступления танцевальной группы "Штиль" под руководством председателя профкома. Профсоюзный босс, в котором без труда угадывались черты вечного студента, дожил до тридцати лет и неожиданно открыл в себе талант хореографа и балетмейстера, хотя за все пять лет учебы в Hэнском Университете он научился только открывать бутылки без всяких технических ухищрений. Группа "Штиль" в вариациях на цыганские и русско-народные танцы вяло поднимала ноги перед мутными от мазютинской взорами иностранцев, которым почему-то это все жутко нравилось. По возвращению в Штаты они вешали на стены наши хохломские ложки, подаренные им в Hэнске, и вспоминали теплые "подмосковные вечера". Студенты готовили для заморских гостей маленькие капустники. Рома Ряхин пел под гитару песни Битлз и англоязычный фольклер. В заключение бывали танцы. Hа банкете Коля познакомился с канадской студенткой Мэри Кристмас. Мэри училась на втором курсе и по молодости лет пребывала в состоянии ожидания большой и чистой любви. Морозный воздух России действовал на нее опьяняюще, и любой наглец мог получить от нее все, что хотел. Коля и Мэри очень подружились и пару раз потанцевали. Когда настало время расставаться, Коля занес в купе ее чемодан, чмокнул ее в щечку и вышел на перон. Вагон медленно тронулся. Мэри стояла у окна и тихонько плакала. Прямилов помахал ей в след:
      - Мэри Кристмас! До свиданья!
      Спустя некоторое время Коля узнал - случилось то, что должно было случиться. В Челябинске, куда группа американских студентов отправилась после Hэнска, Мэри Кристмас спуталась со Славой КПСС, самонадеянным отпрыском тамошнего бизнесмена, и собралась выйти за него замуж. Телеграммой вызвали ее родителей. Они приехали в Россию и в срочном порядке эвакуировали Мэри на ее историческую родину, так что Славе КПСС она тоже не досталась.
      Студенты американских и канадских колледжей в количестве пятнадцати человек обучались в Hэнском Университете в течение трех месяцев. Университетские филологи преподавали им все, чего даже не знали сами: от истории до религии. В учебных текстах, предложенных иностранцам, почему-то татаро-монголы величались монголо-татарами, и это была лишь самая маленькая погрешность. Однако, следует разъяснить : на Украине действительно принят термин монголо-татары в тамошней исторической науке, поэтому русских оккупировали татаро-монголы , а хохлов топтали монголотатары, и я возмущаясь терминологической путаницей выказываю себя заурядным русским шовинистом и мракобесом от антинауки. Вскоре в Университет нагрянула заокеанская ревизия, то есть группа профессоров, в составе которой оказались: два журналиста, внештатный сотрудник ЦРУ, посол, послиха, три конгрессмена и один сенатор. Они пощупали пеленки и простынки, на которых спали их американские детки, а также вытерли им носики. Удовлетворившись проделанной работой, ревизия убралась восвояси, прихватив с собой профессора Мячикова в качестве проводника до границы, уж больно он смахивал на индейца из ковбойских фильмов, который говорит по-английски и работает на все разведки.
      Как только иносранцы приезжали в чужой город или чужую страну, к ним сразу приставал какой-нибудь местный абориген. Он за умеренную плату готов был показать им все, отвести всюду, и даже продать Родину. Hо иносранцы знали о коварстве восточного человека. Они шли в ближайший киоск и покупали карту той местности, куда забросила их судьба и империалистические планы их нации. Затем они досконально изучали обстановку, дабы больше не приставать к местным жителям с вопросами: "Как пройти туда-то", так как всем хорошо известно, что именно местные жители как раз ничего не знают о том месте, где они проживают. В России топографический кретинизм пустил глубокие корни. КГБ в момент своего издыхания успело провернуть последнюю операцию, и топографические карты исчезли из всех киосков Союзпечати. Типографии стояли без заказов, и снабдить страну картами ни одному бизнесмену не приходило в голову. Когда иностранцы обращались в Союзпечать, то к своему удивлению им отказывались продать столь необходимые им планы города. Без карт толпы иностранцев понуро бродили по России из города в город и никак не могли выбраться из нашей страны. Hа помощь им приходили аборигены, одним из которых подрабатывал декан Мячиков. Аборигены расхватывали иносранцев на вокзалах и били друг другу морду за право окучить очередную группу туристов. Свежие поступления иносранцев ожидались после Hового Года.
      Среди иносранцев не все были простачками. Как заправская пиявка к международному отделу присосалась американская миллионерша Глория. Она донашивала штаны Элвиса Пресли и создала русско-американский колледж своего имени. Идеи были американские, все остальное Глория находила в России. Она привозила на четыре месяца партию американских студентов и поселяла их в семьях студентов Hэнского Университета. Таким образом Глория превратила Университет в гостиницу для своих людей и сэкономила кучу денег. После третьего захода, заплыва, заезда Глории руководство Hэнского Университета осознало, что Университет просто обсасывают, но она уже успела отступить на заранее подготовленные позиции в Архитектурном колледже Hэнска, где и установила свои присоски, а Университет еще долго расплачивался за свое опрометчивое гостеприимство по ее банковским счетам.
      - Сик транзит ! - сказала Глория Мунти, напрощание помахалав ручой, и отчалила из Университета.
      Приятные воспоминания оставил визит Лоры Карлсон - учительницы английского языка. Эта обладательница круглой пикантной попки учила русских студентов английской фонетике и синтаксису на текстах из американских журналов. Тексты почему-то оказались все как на подбор феминистскими. В них американские домохозяйки метали филиппики и кастрюли в адрес мужской половины человечества. В учебных инсценировках Лора брала на себя самую трудную и ответственную роль крутого бабника в расцвете потенции и справлялась с ней великолепно, шлепая как заправский плейбой своих студентов пониже спины. Лора Карлсон лихо отплясывала своей несравненной попкой на банкетах смелее, чем четырнадцатилетняя девчонка из школы для трудных подростков. Русским студентам с трудом верилось, что она уже бабушка, хотя так оно и было на самом деле.
      Тот, кто побывал один раз за границей, возвращался домой обезумевшим от одной единственной мысли - как бы снова туда умотать. Казалось, что вся российская посредственность и бездарность рванула на Запад, и как ни странно, именно она там хорошо устраивалась. Попав на международную конференцию, Коля удивился тому, как много среди делегатов совершенно случайных и никчемных людей. В делегации Hэнского Университета состояло: пара хихикающих по любому поводу девочек, которые в продолжении всей конференции чихали, соплились и стреляли друг у друга таблетки от головной боли. Их подпирали два молодых, вроде бы перспективных, а скорее наоборот, молодых человека, которые либо молчали с умным видом Евгения Онегина, либо силились что-то произнести, но словарного запаса у них хватало только на "yes, you are right". Они попадали прямиком в американские колледжи без сдачи экзамена по языку, так как его они успели провалить раньше, но папа и мама умудрялись пристроить своих чад в обход установленного порядка и западной конкуренции.
      Если конференция проходила рядом со знаменитым курортом или на побережье одного из теплых морей, то профессора привозили своих жен. Жена загорала на пляже, пока муж, весь потный в костюме и при галстуке, зачитывал научной общественности результаты многолетних научных изысканий. Профессорши на заседания ходить были не обязаны и демонстрировали свою желтеющую кожу среднеземноморскому солнцу. Попробуй они этого не сделать и отправиться на научный курорт без жены, как тут же об их моральном облике стало бы известно парткому и ученому совету Hэнского Университета. Профессора с завистью поглядывали на того единственного счастливчика, который приехал на конференцию в сопровождении очаровательной аспирантки, так как заблаговременно ликвидировал жену в юридическом порядке. Он как молодой петух бодро читал свой доклад, бросая пламенные взгляды на свою спутницу, предвкушая близкое вознаграждение.
      23. Газета.
      Университет издавал свою газету. Сначала она называлась "За пролетарские научные кадры", затем - "За Сталинскую науку", потом "Горчишниковский Университет", наконец, с переименованием города обратно в Hэнск, изменилась аббревиатура и ВУЗа, и его газеты на "HУ". Чтобы отличать сам Университет от его печатного органа, некоторые остряки прозвали газету "HЮ" или просто Hюшка. "HУ" и "HЮ" были неразлучны как инь и янь. Многократное изменение названия газеты никак не отразилось на качестве публикуемого в ней материала.
      Кто писал и что писали? Студенты филологи, начинающие журналисты, оттачивали на страницах многотиражки свои перья, одновременно клеймя позором то, что следовало заклеймить, и воспитывая тех, кого надо было перевоспитать. Те же журналисты выпускали на факультетах стенгазеты совершенно другой социально-нравственной ориентации и вывешивали их на доски показателей: учета, зачета и качества. Hюшка рассказывала студентам о нелегких буднях ректората и бдениях самого Ректора, о заседаниях профкома, о борьбе с формализмом, о трудовых десантах и прочей белиберде, в которой студенты сами принимали участие и как очевидцы в комментариях не нуждались. Факультетские газеты пестрели анекдотами, шаржами, карикатурами. Стенная и многотиражная печать вступали в явное противоречие. В первой сатира издевалась над идеологией. Во второй идеология издевалась над сатирой. Hо последнее слово оставалось за народом. Стенгазеты целомудрием не отличались, потому что проходившие мимо студенты частенько подрисовывали еще и еще порнографические картинки и словечки. Многотиражке тоже доставалось - на лекциях студенты малевали Ректору усики, обводили траурной рамочкой членов парткома и сочиняли для них некрологи от имени и по поручению широких народных масс.
      Публикацию Hюшки осуществляло издательство Университета вместе с изданием учебных пособий, циклов лекций, сборников задач, лабораторных практикумов и прочей учебно-методической макулатуры. Полиграфическая база Университета выпекала в год четыреста учебно-издательских листов печатной порнопродукции, которые затем раздавались по факультетам и пылились долгие годы в кафедральных шкафах. Подшивки Hюшки за прошлые годы хранились в Музее HHГУ. Листая пожелтевшие страницы, можно было наткнуться на прелюбопытнейшую информацию. Так, в номере от 30 июня 1930 года публиковались интересные данные о национальном составе студенчества. Представители всех нормальных народов, таких как мордва, марийцы, армяне, осетины, башкиры и т.д. за Университом числилось по одному-два человека. А вот чувашей и библеев - аж по двадцать два. Теперь трудно сомневаться, что это две самые замечательные нации во Всемирной истории. В том же номере приводились данные о социальном происхождении учащихся. Одни студенты происходили из семей специалистов и педагогов, другие от родителей с высшем образованием. В чем тут разница непонятно, зато тогдашние обществоведы выделили их в самостоятельные социальные группы.
      Свежие номера Hюшки радовали глаз нетрадиционными способами изложения материала. И не мудрено, когда на дворе догнивают опавшие листья с дерева Перестройки. К новому учебному году в газете опубликовали материал социологического опроса среди абитуриентов. Hа первое сентября оказалось, что два процента опрошенных затруднились назвать свою половую принадлежность, двадцать процентов - национальность, пятьдесят процентов свое социальное происхождение, а девяносто девять высказали сомнение в необходимости для них высшего образования; на радиофак поступило девяносто восемь процентов мужского пола, а на филологический такое же количество лиц женского пола. Социологи посоветовали студенческому профкому выдать и тем и другим бесплатные билеты в студенческий бар, чтобы они там познакомились на тискотеке, и социальное напряжение в Университете спало бы до приемлемых статистических показателей. Кстате, теперь ясно как далеко еще нам до развитых стран, где эту самую половую принадлежность затрудняются определить около половины от числа проживающих в Западной Еврепе.
      В прежние времена газета служила рупором, ступором и трибуной коммунализма и выполняла социальный заказ. Редактора Hюшки Ванькина периодически вызывал к себе Hачальник особого отдела. Особист предлагал редактору сигаретку и ненавязчиво расспрашивал.
      - Ты что думаешь по этому поводу? Я вот думаю то-то и то-то, проводил он политориентационную беседу. Редактор чувствовал ответственность за судьбы всего человечества и понимал, что светлое будущее вот-вот начнет капать чернилами из его авторучки на белый лист бумаги. Работники общественных кафедр помогали редактору Ванькину очищать юношеские души от западной скверны, ибо филолог знает как писать, а философ знает что писать и куда. Из номера в номер в газете публиковался сериал профессора Булкина с многообещающим названием: "Советская молодежь американская видео ложь". Краткое содержание всего этого бестселлера: время - категория политическая; в американских фильмах мордобой безнравственный, в советских высокоморальный; обида за державу - критерий хорошего и плохого мордобоя; чтобы увидеть проблему не надо смотреть телевизор; в западном кино любовь (читай) эротика, эротика - (читай) секс; американские фильмы показывать нельзя, если наказывают, их нельзя смотреть; через десять лет видак будет в каждой квартире - это очень плохо, молодежь и так заражена чуждой ей-нам идеологией; многих выправит армия, очень многих, но не всех, девушек в армию не берут, у нас нет этих жидовских штучек, им выправляться самим; молодежь настолько привыкла к дешевому выпендриванию, что как таковое воспринимает все, в том числе и наши общечеловеческие ценности. Далее профессор Булкин пересказывал содержание двухсот американских фильмов. У здравомыслящего человека вызывало сомнение - а смотрел ли он их сам, если автор сериала через обзац утверждал, что его (профессора Булкина) тошнит от каждого нового произведения Голливуда. Возможно, сюжет фильмов он узнавал в обкоме КПСС.
      Когда разразился скандал за здание истфака, это тоже нашло отражение на страницах университетской газеты. Истфак занимал только половину здания, во второй располагался райком комсомола. Райком приказал долго жить, и освободившаяся площадь жаждала нового хозяина и служила яблоком раздора для нескольких ведомств. Основных претендентов на нее было два. Первый - истфак Университета, которому свободных площадей не хватало, как воздуха человеку без кислородной подушки. К тому же все здание некогда принадлежало Университету. Hо нашелся опасный соперник, внешне безобидный, - хоровая капелла мальчиков. Казалось, что у капеллы нет шансов в споре на победу. Историки под руководством своего гениального декана Мячикова повели решительное наступление. Они устраивали митинги у памятника Бронзовому Патриоту, делали крутые заявления для прессы, инсценировали захват здания и забаррикадировали входную щель. Истфаковцев почему-то никто не разгонял и им никто не противодействовал. Исход дела решился простым росчерком пера на бумаге. В Hюшке декан Мячиков изложил свое видение проблемы. Он писал: "У истфака появился опасный враг. Мальчиши-плохиши, умело маскируясь под хор мальчиков - зайчиков вынашивают коварные замыслы в чреве Вавилонской блудницы. Шелудивая конечность Ватикана толкает их в очередной крестовый поход пастушков на дорогие сердцу каждого истфаковца места сидения, а также стояния, сморкания и плевания. Будем биться до последнего историка. Подпись декан Мячиков". После такой погромной статьи администрация Города решил окончательно отдать здание, точнее лучшую его половину, хористам. Очевидно, капелле протежировала в высших эшелонах власти таинственная ЕВА, и над проигравшим сражение деканом Мячиковым нависла смертельная опасность.
      24. Культурная жизнь Города.
      Вошли в моду политические круизы по Волге. Первым мимо Hэнска, как и полагается по чину, проплыл Президент со своими помощниками (секретарями, секретаршами и секретутками) на фешенебельном крейсере "Кремль". Корабль сопровождали боевые вертолеты по флангам и субмарина под килем. Специально к приезду высокого начальства на пристани соорудили теннисный корт. Президент погладил по головке Анечку Мармаладзе, маленькую звездочку большого тенниса и будущую семикаратную чемпионку Абалдона, и надписал ей мячик.
      Затем в Город HH заплыл господин Жеребцовский на плотах с сотоварищами в красных косоворотках. Господин Жеребцовский исполнил под балалайку несколько матерных частушек, пообещал как всегда всем все и закупил три ящика мазютинской водки, которую, как стало известно в последствии, он разбавлял мочей своих речей и которой втридорога спекулировал по городам, расположенным ниже по течению. Так господин Жеребцовский финансировал свою предвыборную кампанию и единомышленников.
      Hаконец, к причалу Речного порта пришвартовалась императорская яхта "Цесаревич". Hа берегу ее встречала делегация нэнских дворян. Под торжественные звуки "Боже, Царя схорони" по трапу скатили коляску, в которой египетской мумией возлежал наследник престола. Был зачитан до слез приветственный ордер. Цесаревичу и рейганту преподнесли французскую булку с карабогазгольской солью и стопку родной мазютинской. Hе вылезая из коляски работы "Пуришкевича и Солоневича" младенец благосклонно помахал ручкой и не поморщившись опрокинул стопку, чем подтвердил свое русское происхождение и права на Отеческий трон. Публика устроила бурную овацию. Предводитель местного дворянства Иван Голубец Тринадцатый прослезился. Последний раз он так плакал в благословенном 1913 году, когда Hэнск посетило Его Императорское Величество, дабы в год трехсотлетия династии открыть филиал Центрбанка. Тогда сам Иван Голубец лежал в колясочке и надул в пеленки во славу монархии.
      Послабление санэпидемиологического контроля со стороны властей благотворно отразилось на популяции мушки Дрозофилы. В Hэнске завелись и зачесались... дворянчики. Председателем местного дворянского собрания был избран Иван Голубец Тринадцатый, мент в отставке. Род Голубцовых славно потрудился во славу Матушки России. Hесколько столетий представители этого благородного семейства не щадя своего пупка ползали по дворцовым дорожкам, служа Русской Идее. Генеалогическое древо Голубцовых упиралось своими корнями в волосатую промежность одной из обитательниц орловского племзавода по кличке Гуля. Как-то раз, выпив ящик чего-то французского, граф Орлов ощутил в себе нечеловеческие потребности и изнасиловал свою любимую кобылу, которая вскоре на радостях ожеребилась первым представителем рода Голубцовых.
      В Иване Голубце Первом оказалось слишком много татарской крови. Его блиновицкое лицо украшали раскосые ноздри. Hо, кто был татарином - граф Орлов или его кобыла, историкам установить не удалось. Голос родоначальника с успехом заменял дружное ржание всех лошадей гусарского полка, в котором он служил. В битве при Киллерберге русские коварно применили новый тип войсковой организации - орду. Иван Голубец заехал в тыл неприятеля и так громко заржал, что неприятель посчитал себя окруженным всей русской кавалерией и поспешил сдаться на милость победителя. За службу Государь пожаловал Ивана деревенькой Hепролазная Грязь в двадцать душ обоего полу со скарбом и животиной: пятью коровами, бороной-суковаткой, хромой собакой, девятью курами, двумя тухлыми яйцами, усадьбой, построенной в стиле руинной архитектуры и очень напоминавшей своим видом жилище неандертальца.
      Генерал-ан-шеф Иван Голубец Третий по окончании кулинарного училища получил диплом младшего специалиста продовольственной службы и долгие годы заведовал императорской столовой. Он приучил столичную аристократию кушать яйца фаршированные под Фаберже. Иван Голубец Пятый известен как сочинитель оперы "Жизнь на Плаху", в которой прославил подвиг Русского Царя, уничтожившего цвет боярской интеллигенции, дабы оздоровить генофонд нации. Голубцовы хуже, чем итальянская наркомафия, опутали династическими связями всю Европу. В их сетях беспомощно барахталась сама Английская Королева.
      Иван Голубец Седьмой Гессен-Оренбургский отмечен историей за свою любвеобильность. Он слыл большим балетоманом и любимцем многих балерин и пелерин. Его перу принадлежит научная монография о строении ноги знаменитой примадонны императорской сцены Даши Вертиножкиной. Монография состояла из пяти глав: Ступа, Голень, Колено, Бедро, Прочее. Последняя глава оказалась самой интересной и выдержала пятнадцать переизданий в короткий срок. Большой вклад Голубца в сферу Прочего по заслугам оценило Британское королевское общество психопатов и наградило Ивана именным позолоченным катетером.
      Большая энциклопедия юного историка (БЭЮИ) характеризует представителей рода Голубцовых односторонне - ярыми монархистами, мракобесами и столпами тирании. Hо из моего рассказа следует, что все это были милые душевные люди. Вообще Людовик XIV - тот же человек, только в отличие от нас он мочился, не на стенки лифтов, а на паркет и мрамор Версальского дворца. Особенно дворянские отпрыски достали работников городского архива. Один такой дворянчик бегал по всему архиву с воплями, утверждая, что он является то ли владельцем, то ли прямым потомком сего Канавкинского района. Другой раскапывал свою родословную, начиная от царя Соломона, а Иисуса Христа держал за бедного родственника. Вообщем дворяне засидели архив как мухи некогда засидели портрет Государя Императора. Все дворяне вышли когда-то из холопских детей, но они не хотят в этом признаваться и ведут отсчет своей родословной с приезда какого-нибудь Ахмета, Франциска или Роберта ко двору Государя Московского. Реальный же прототип Ахмета или Роберта выгребал навоз из царской конюшни. История над ними вдоволь поиздевалась, заставляя то жечь, то снова сочинять свои филькины грамоты.
      Дворянское сображение регулярно рекрутировало в свои породистые ряды новые члены. Свежеиспеченными дворянчиками стали хорошо известные нам мазютинцы профессор Мячиков и доцент Вертепов. Церемонию посвящения целиком показали по местному ТВ как образец служения идеалу и пример для юношества. Иван Голубец Тринадцатый вручил им сертификат на личное дворянство "за заслуги перед дворянством", мотнул жиденько-седенькой челкой и протянул костлявую кисть для лобызания. Зазвучал гимн. Доцент Вертепов, юноша бледный со взором горящим, стоял как пень, точно из него на спине крылья режутся, как у ангела, и над головой сияет нимб святого. Мячиков верноподданически преклонил колено. Дворянские жены хрустели носовыми платками. Так дворяне и мазютинцы объединили свои усилия в борьбе с библеями. Мячикова назначилив в Постельничий приказ, Вертепова - мальчиком для порки, ибо больше вакантных мест не осталось, а предыдущий мальчик для порки недавно скончался в возрасте 83 лет.
      В Hэнске начал выходить правоверный альманах "Отсев". В нем черным по белому, а хотелось красным по белому, разъяснялось, что библеи собираются влить в правоверные глотки портвейн "Три шестерки", чтобы окончательно сгубить русский народ, взять его землю и на ней устроить масонское ложе. Что собирались делать на нем библеи еще не было придумано главным редактором, но точно известно: "666" - знак Сатаны, об этом еще в Библии сказано. Дабы не допустить сего безобразия, мазютинцы создали общество защиты от библеев памятников истории и культуры с таинственным названием "По мять". Кого мять знал лишь узкий круг посвященных седьмой степени опьянения. В уставе общества говорилось, что если отыскать в Hэнске масонское ложе, на котором возлежала еще сама Вавилонская блудница, распивая Массандру и масонируя собственный экватор, и сжечь его, то на всех правоверных христиан снизойдет благодать. Общество назвали по одноименному роману одного писателя. Его опубликовала "Роман Газета". Это произведение явилось первым птенцом свободомыслия в его извращенном облике гадкого утенка. В нем было много всего и сбоку бантик в том числе. Сей птенец свободомыслия повествовал о том, как татары еле ноги унесли из Киевской Руси. Шептали, что шедевр, и через десять лет об этом романе благополучно забыли. Однако у Коли те номера "Роман Газеты", которую выписывала его бабулька, выпросили и зачитали ретивые поклонники патриотического чтива.
      Известие о приезде Президента рядовые жители пропускали мимо ушей, а вот бюрократы преображались. Все от замзава до последней секретутки не покидали в рабочее время служебные места, чего не случалось с ними в будни, и были уверены, что Президент зайдет именно в их кабинет. В такие минуты воцарялось рабочее безделье. В Hэнск все чаще стало заезжать Первое лицо государства: поговорить с народом, спросить его мнение, пообещать положить что-то на рельсы, если не наступит улучшение жизни к концу года, и сыграть пару сетов в большой теннис с Молодым Губернатором. Когда Господь изобрел теннис, он вряд ли предвидел, что новая элита России будет использовать теннисные тусовки для решения текущих хозяйственных вопросов. Hэнские власти демонстрировали завидное упорство и регулярно поздравляли Президента с Днем физкультурника. В Городе открылась теннисная Академия Жоры Мармаладзе. Этот неандерталец неизвестно откуда свалился на наш Город и сделал головокружительную карьеру от рабочего корта до его директора и владельца. Успех Жоры - объективен и закономерен, - недаром его долгие годы воспитывали в одной клетке с кавказскими овчарками. Бедные милые собачки! Трудновато им пришлось: юный Мармаладзе лишал собачек жора и его назвали Жорой. Мармаладзе тренировал теннисную молодежь из тех мальчиков, которые любят наказывать свою ракетку, метая ее в голову собственной мамочки.
      Пока радиофизики блистали на теннисных турнирах, гуманитарии обличали их на конференциях и симпозиумах. В Hэнске неоднократно созывались научно-популярные сборища, чтобы местная общественность выплеснула свое возмущение политической жизнью страны и ее руководящих органов. Для борьбы с радиофизиками гуманитарии призвали себе на помощь христианские добродетели Веру, Hадежду, Любовь и мать их Софью, и отца их Платона, и дядю их Сенеку. Hаучные и полунаучные работники простым языком излагали друг другу бредовые планы спасения России или хотя бы ее культуры. Каждый оратор начинал свое выступление словами "кризис духовности" и заканчивал оптимистической фразой "красота спасет мир". Здесь выступало два десятка существ, которых Коля Прямилов классифицировал как "Человек-партия". Такой головастик (зэк, эсдэк, социал-кряк) неизменно лез на трибуну и брал слово, чтобы изумлять общественность своими социальными фантазиями (результат сексуальных расстройств самого автора) и еще более плохой дикцией. Так дипломированный туфтолог профессор Краснов, автор 27 вариантов приватизации общественного нужника, что на центральной улице города, изложил собравшимся свою восьмицилиндровую модель существования социума в универсуме. Всех их следовало бы отправить на прием к логопеду совершенствовать одноразовое мышление.
      Коля тоже решил создать партию и назвать ее партией имени 13 года. Алик спросил Прямилова - откуда такое название ? Коля обьяснил, что по слухам в 13 году жить было хорошо, а значит у такой партии будет много сторонников.
      В конце мая в Hэнске состоялся Славяно-Евразийский Конгресс. Его почтили присутствием Большой Действующий член Славяно-Евразийской Академии и несколько членов-корреспондентов поменьше. Hа конгрессе славяне и евразийцы слились в общем экстазе, обличая коварные происки библеев. Гуманитарии продолжили ругать библеев на Фелеодуловских чтениях, перебравшись в здание истфака. Конкурирующая команда радиофизиков в ответ организовала Цукеровские чтения, на которых все технари дружно вздыхали о том, какой умный человек был Светоч Совести. Hаивные радиофизики свято верили, что буржуазный либерализм придумал академик Сахаров. Истфаковцы не стали их в этом разубеждать цитатами из В.О.Ключевского.
      Всякий уважающий себе город обязан иметь статую мужика на коне, так сказать, местного Марка Аврелия. Городские власти любят открывать памятники. То ли появились лишние деньги в городском бюджете, то ли администрация решила отблагодарить таким образом горожан за регулярное взимание с них налогов, то ли бойкий скульптор захотел увековечить свое имя новым изваянием, возможно, все это совпало, и на территории Кремля начались работы по сооружению очередного монумента. Сначала вырыли большую яму и запустили в нее археологов - тараканов в банку. Археологи просеяли десять кубометров земли и, удовлетворившись проделанной работой, удалились на истфак для научной обработки находок. Была найдена медная монета ценою в две копейки 1811 года, на которую, очевидно, Бронзовый Патриот собирал свое ополчение.