Иной разум (№1) - Взвод

Лейтенант не зря избрал для осмотра крайний, самый высокий дом микрорайона. Как бы скверно он себя не чувствовал, физическое недомогание не могло притупить тех инстинктов, что были вложены в его сознание многолетней подготовкой и реальным боевым опытом. Сгоревшая боевая машина не выходила из мыслей, именно она явилась тем знаковым свидетельством, которое довлело над рассудком, – не смотря на все признаки техногенной катастрофы безлюдный город и обугленная БМД, немо предупреждали – не все так просто лейтенант… 

Неизвестно, что твориться на территории части, и идти туда, без предварительной разведки в сложившейся обстановке было недопустимо.

…Двигаясь по замусоренным лестничным маршам, он поднялся на верхние этажи жилого здания. Здесь уже наблюдались явные следы пожара, причиной которого являлось отнюдь не возгорание электропроводки. Покоробленные, оплавившиеся пластиковые рамы наводили на мысль о кратковременном, но мощном тепловом ударе, который распространялся вкупе с ударной волной на высоте сорока-пятидесяти метров от поверхности земли. 

Заняв позицию за покоробленным пластиковым подоконником, Иван приник к окуляру оптико-электронного снайперского прицела "шторма". С высоты двенадцатого этажа открывался отличный вид на расположение части, и Лозин долго, внимательно осматривал через прицел доступную взгляду площадь военного городка.

Низкие здания казарм и технических боксов не пострадали от удара, повредившего верхние этажи небоскребов, ворота ангаров были плотно сомкнуты, на пустых улицах городка ни души… Издали не было заметно явных следов боевых столкновений, лишь в одном месте на центральном плацу, лейтенант сумел разглядеть смутно очерченный паленый круг, диаметром в десятки метров…

…Опустив автомат он некоторое время сидел, тяжело размышляя над увиденным.

Бегство мирных граждан, пытавшихся спастись от последствий тотальной техногенной катастрофы, казалось ему понятным и логичным, но как он мог объяснить, тот факт, что целая дивизия, относящаяся к элитным воинским формированиям, вдруг испарилась, исчезла?!…

Скорее всего, часть была передислоцирована в иное место, – этот вывод напрашивался сам собой, но лейтенант не спешил принять его на веру.

Чувствуя подкатывающую к горлу дурноту, Лозин встал, и нетвердым шагом направился вниз. Теперь после визуального осмотра территории военного городка он мог без опаски пересечь периметр высокого бетонного забора, и попытаться выяснить, куда подевался личный состав полнокровной дивизии военно-космических сил…

…За время, проведенное внутри многоэтажки, его состояние заметно ухудшилось. Цифры на вшитом в манжет униформы крошечном дисплее указывали, что время уже перевалило за полдень, небо хмурилось, низкие облака грозили разразиться дождем, а его поиски так и не увенчались успехом. Иван по-прежнему не мог однозначно ответить на вопрос о причинах постигшей город катастрофы. Учитывая, что прошло как минимум три месяца с момента рокового события, полное отсутствие какой-либо деятельности со стороны экстренных спасательных служб, незахороненные, начавшие разлагаться тела людей, следы мародерства в здании и исчезновение личного состава воинской части, возбуждали в сознании десятки новых вопросов, не дав вразумительного ответа ни на один из прежних.

* * *

До запертых ворот КПП Лозин так и не дошел.

Эффект временного прилива сил от принятого стимулятора, убывал гораздо стремительнее, чем он рассчитывал.

Едва миновав перекресток подле здания, Иван остановился, чувствуя, что переоценил свои возможности.

Каждый новый шаг давался ему с неимоверным трудом, и из этого следовало сделать вывод.

Он хорошо знал, как действует боевой препарат, и понимал, что необходимо отыскать убежище, где он смог бы перенести кризис, неизбежно связанный с полным истощением жизненных сил…

…Короткая передышка затягивалась, а внезапно обострившаяся немощь тела раздражала его. Инстинкты по инерции толкали разум к действию, поиску, осмыслению зловещих событий, но физическое состояние не позволяло лейтенанту пойти на адекватные шаги.

Хорош я буду, если завалюсь где-нибудь посреди военного городка… – с раздражением подумал он, обращая свой помутившийся взгляд в ту сторону, где за полем и перелеском он видел отблеск стекол в окнах одноэтажного бревенчатого строения. Лозин понимал: чтобы пережить полное истощение сил, ему необходима хотя бы крыша над головой, и искать убежище следует за городом. Следы, оставленные бандами мародеров, означали, что пустота города обманчива. У лейтенанта имелся определенный опыт, связанный с работами в зонах экологических и техногенных катастроф, и в данном случае невыясненная первопричина бедствия не устраняла иных проблем, которые неизбежно возникали на изолированных территориях, откуда эвакуировано все население.

Нет… Легкой добычей для какой-нибудь банды я не стану… – Подумал Лозин, окончательно смирившись с мыслью, что детальное исследование военного городка ему придется отложить как минимум на несколько дней. Он был уверен, что его организм сможет побороть истощение, но в данный момент силы таяли, а ночевать в поле под открытым небом в его состоянии было столь же губительно, как и впасть в кому где-нибудь посреди пустынной улицы…

В конечном итоге здравый смысл возобладал над неодолимым желанием немедленно побывать в штабе дивизии.

Отлежусь пару дней, и вернусь… – Мысленно пообещал он себе, заставив налитые свинцом ноги сделать шаг в избранном направлении…

…Минут через десять, вновь выйдя на шоссе, Иван, стремясь сократить расстояние, сошел с дороги и побрел напрямик, через поля, ориентируясь на раздвоенный ствол кривой сосны, который взял на заметку еще перед тем, как направиться к сгоревшей БМД…

* * *

…Силы стали окончательно покидать его, когда лейтенант прошел три четверти расстояния, отделявшего его от незамысловатой бревенчатой постройки.

Начинало вечереть. Сумерки подкрадывались незаметно, с хмурого неба срывались редкие капельки дождя…

Вокруг по-прежнему не было видно ни души, хотя ощущалось незаметное ранее присутствие иной жизни. Где-то в кустарнике, не обращая внимания на произошедшие вокруг гнетущие перемены, щебетала пичуга, вдали слышалось раскатистое карканье, – видно стая ворон кружила над полями и перелесками в поисках привычных для такого времени года свежевспаханных участков, но, судя по хриплым разочарованным птичьим голосам, никто этой весной не возделывал землю…

Создавалось стойкое ощущение, что от непонятных катастрофических событий трехмесячной давности пострадали исключительно люди, оставив после себя пустынный город и ничуть не изменившуюся, пробуждающуюся с весной природу…

Лозин с трудом двигался через раскисшее поле, чувствуя, что окружающая обстановка все более угнетает его. Он не мог заставить свой разум отключиться, не думать о том, что увидел в городе. Машинально переставляя ноги, Иван продолжал мучить рассудок ни к чему не ведущими догадками; его шаги постепенно замедлялись, походка становилась неуверенной, шаткой, словно он передвигался по болоту, в голове, стирая мысли и чувства, разрастался иссушающий звон, а вес экипировки уже казался непосильной ношей.

В конце концов, силы окончательно покинули его, и он упал, потеряв сознание, всего лишь в полукилометре от намеченной цели…

…Опять для него наступил период странного безвременья, когда ощущение реальности по своей прихоти то возвращалось к измученному рассудку, то исчезало вновь.

В какой-то из моментов просветления он увидел звезды. Видно уже наступила глубокая ночь, небо разъяснило, оно было черным как смоль, а на фоне мириад серебристых точек огненными росчерками то и дело срывались, стремясь к поверхности земли, десятки, если не сотни болидов.

Сознание запечатлело эту странную картину непрекращающегося метеоритного дождя и опять угасло.

В следующий раз он пришел в себя от прикосновения.

Иван даже не вздрогнул, – на это не было сил, он лишь приоткрыл глаза, чувствуя, что его сотрясает лихорадка, хотя все тело было объято жаром. Прикосновение, которое привело его в чувство, было холодным и влажным.

Мучительно скосив глаза, Лозин увидел огромного пса, неопределенной породы который нависал над ним, внимательно разглядывая беспомощного человека, распростершегося на влажной прошлогодней стерне.

Такое соседство, естественно, вызывало чувство тревоги. Пес показался ему огромным, глаза собаки горели в ночи, словно две холодных фосфоресцирующих пуговицы, влажный холодный нос, который тыкался в щеку, обнюхивая лицо, почему-то порождал ощущение страха. Не было никакой возможности понять, кто перед ним, – верный друг человека, имеющий кров и хозяев, или же давно утративший всяческие привязанности одичавший зверь, не ведающий иных инстинктов, кроме того первобытного наследия, что заложила в него природа по факту рождения?…

Иван, не смотря на слабость и озноб, все же попытался одолеть дурноту, дотянуться до автомата, и это слабое движение не укрылось от пса. Он прекратил принюхиваться и опасливо отошел на несколько шагов, как раз в тот момент, когда дрожащие пальцы лейтенанта сомкнулись на пистолетной рукояти "Шторма".

Дальше события вдруг начали развиваться не по сценарию. Лозин ощущал, что не в силах поднять оружие, да и пес видимо пришел к аналогичному выводу. Еще раз сверкнув глазами в ярком лунном свете, он обошел беспомощно распростертого на земле человека, и Иван внезапно ощутил жаркое дыхание на своем затылке.

В следующий миг челюсти пса сомкнулись на вороте его полевой формы, и Лозин почувствовал, как зверь рывком сдвинул его с места. Он пятился, упираясь всеми четырьмя лапами, изредка испуская утробное рычание.

Ивана по-прежнему лихорадило, от жара и озноба мир виделся как в тумане и даже тот факт, что его куда-то тащит огромный непородистый пес, уже не вызывал в нем страха. Единственное, о чем беспокоился Лозин в эти минуты, – не отпустить оружия, чтобы автомат не остался лежать тут на краю поля…

* * *

Пес протащил его метров двести, а затем внезапно исчез, словно растворился в густой весенней ночи.

Иван с трудом воспринимал реальность. Озноб усиливался, его бросало то в жар, то в холод, перед глазами плавали мутные картины полубредового содержания… наверное поэтому, когда из плотного мрака вынырнули две серых, трудно различимых человеческих фигуры, он не испытал никаких эмоций, воспринимая их как продолжение галлюцинаций… и лишь когда его осторожно подняли с земли, лейтенант с отрешенностью подумал, что наконец-то видит живых людей…

Впрочем, даже эта мысль не смогла расшевелить его оцепеневший рассудок. Некоторое время Иван еще удерживал в себе искру сознания, пытаясь понять, куда его несут, но сориентироваться в кромешной тьме не было никакой возможности и, в конце концов, сгорая от объявшего тело жара, он невольно отдался убаюкивающему ритму легкого покачивания, провалившись в липкие объятия беспамятства…

* * *

…В следующий раз он пришел в себя спустя изрядный промежуток времени. В помещении, где он лежал, царил мягкий сумрак, пахло деревом, пищей, за занавешенными окнами проглядывал серый свет пасмурного дня.

Все это было до странности нелепо, и треск дров в неказистой печи, и погашенная лучина на столе, закрепленная в специальной подставке из расщепленной дощечки…

Словно время открутилось вспять как минимум на полтора века…

Он не знал, какой нынче день, сколько времени прошло с той памятной ночи, когда здоровый черный пес тащил его по раскисшему от дождя полю, но Иван больше не ощущал ни жара, ни озноба, вот только тело вновь не желало повиноваться ему…

Внезапно до слуха Лозина долетели легкие, едва слышные шаги.

Звук босых ступней, касающихся скрипучего деревянного пола, показался Лозину столь необычным, будто он действительно выпал из своего времени…

С трудом скосив глаза, он увидел молодую девушку, наверное, свою ровесницу, которая подошла к изголовью его кровати, поставила на деревянную табуретку пластиковый таз с нагретой, курящейся паром водой, и, посмотрев на него, ободряюще улыбнулась.

– Очнулся? – Ласково спросила она, будто была давней подругой Лозина, знавшей его не первый год. 

Лейтенант не ответил, на это пока не было сил, лишь слегка кивнул, давая понять, что он в полном сознании.

– Вот и молодец. – Она намочила в тазу край полотенца и решительно откинула одеяло. – Давай будем мыться.

Иван поначалу смутился, осознав, что лежит абсолютно нагой, но быстро справился с этим иррациональным стыдом.

Взглянув на себя, он ужаснулся. Одна кожа да кости. Лозин мог видеть лишь свои ноги, да впалый живот, но и этого хватило, чтобы вернулось чувство недоумения, а вместе с ним и смущение перед молодой девушкой.

– Ничего, лежи… – Мягко произнесла она, касаясь его влажным полотенцем. Видимо, желая отвлечь Ивана от неприятных для него ощущений, девушка, отирая его иссохшие ноги, продолжала говорить, невольно концентрируя на себе внимание:

– Раз очнулся, давай знакомиться. Меня зовут Настя… – Она вновь намочила и отжала полотенце, осторожными, но как показалось Ивану профессиональными движениями обтирая его грудь плечи и живот.

Он попытался ответить ей, но из пересохшего горла вышел лишь сиплый вздох.

– Не напрягайся. – Настя вдруг застенчиво улыбнулась, будто в облике истощенного, едва живого лейтенанта было для нее что-то неизбывно близкое, родное, радостное. – Я знаю, тебя зовут Иван, фамилия Лозин. Мы встречались раньше. – Пояснила она. – Я работала в лабораториях, где проводили медицинское тестирование основных и дублирующих групп десанта, задействованных в проекте "Россия".

Иван смог ответить ей лишь слабым кивком. Сил говорить по-прежнему не нашлось, но Настя не настаивала. Справившись с нехитрой гигиенической процедурой, она укрыла его свежим одеялом, и, улыбнувшись напоследок, вышла, унося с собой таз.

Вместо нее в помещении появился мужчина средних лет. Одет он был невзрачно, в серую рубашку и помятые брюки, на плечи накинут застиранный до белесых разводов армейский бушлат, лицо осунувшееся, но тщательно выбритое, в руках он держал пластиковую полулитровую кружку.

– Rehabilitation… – Внезапно произнес он по-английски. – Кушать… Пить… – Добавил незнакомец, двумя руками протягивая Ивану кружку в которой оказалось молоко.

Так… Значит все-таки американцы… мать их… – Мысль гулко ударила в виски яростным током крови, будто внутри организма до этого рокового мига все же оставалась одна единственная сжатая пружинка, последний резерв сил, который мог быть востребован только вот так, внезапно, спонтанно и болезненно.

Минуту назад, глядя на Настю, он заметил, что его автомат стоит неподалеку от изголовья кровати, в углу, завешенный верхней одеждой, из-под которой торчал лишь краешек магазина. В такие секунды солдат не размышляет, он действует. Это нельзя обосновать, особенно когда речь идет о русском солдате. Да, он мог проваляться несколько месяцев под снегом, сгореть в лихорадке, чудом выкарабкаться с того света, но этот неприкосновенный остаток сил, имя которому – воля, остался всегда, и речь шла не про лейтенанта Лозина конкретно…

Он скатился с кровати, больно ударившись об пол, выпростал руку, с трудом удержав в ослабевших пальцах вес автомата, и не в силах встать, направил ствол "Шторма" в лоб американцу.

У того глаза полезли из орбит, не то от внезапного приступа страха, не то от крайнего удивления, но кружку с молоком он все же удержал, хотя часть белой жидкости плеснула на пол.

– Рашен… Крези… – Пробормотал он, непроизвольно попятившись, – Нет!… Не нужно!… Learned^[2]!… – С английского он снова сбился на русские слова: – Не враг!… Нет война!…

В этот миг хлопнула дверь, и в помещение вошла Настя.

– Да вы что с ума посходили? – В ее голосе звучал укор, гнев и… непонятный теплый оттенок. – Иван, Джон, ну-ка прекратите… – Она склонилась к Лозину и ласково накрыла его напряженные пальцы своей теплой ладонью.

– Ну, не психуй… Извини, я должна была тебя предупредить. Он не враг, и мы не воюем с Америкой. – Настя обернулась к Джону и вдруг прикрикнула: – Ну, что стоишь? Иди помоги положить Ивана в постель.

Американец опять что-то пробормотал про сумасшедшего русского, затем поставил молоко на стол и принялся помогать Насте.

Сил на сопротивление не осталось, Ивана вновь уложили на кровать, укрыли одеялом и теперь уже Настя принялась поить его молоком.

– Ты только не нервничай ладно? Тебе нельзя. – Уговаривала она его, будто маленького капризного ребенка. – Потерпи пару дней, окрепнешь, встанешь на ноги, тогда и поговорим. Не при чем тут американцы, ты ведь должен знать…

– Нет… – Хрипло выдавил Иван. – Ничего не знаю…

– Тем более. Джон ученый, он сотрудник НАСА, приезжал в нашу дивизию по приглашению, понимаешь? Потом то же мыкался по лесам как я. Чего сразу за автомат-то?…

Лозин не ответил, только стиснул зубы. Сколько не старались ротные командиры, а космополит из него вышел, мягко говоря, хреновый. Не нравилась ему страна, мнящая себя владычицей мирового порядка, хотя умом Иван и понимал, что крики политиков это одно, а реальный баланс сил, – совсем иное. Впрочем, глупо было сейчас думать об этом, после того как Настя ясно, недвусмысленно сказала: Мы не воюем с Америкой.

Значит, война все-таки имеет место.

С этой беспокойной тревожащей мыслью он снова постепенно впал в забытье, но теперь это уже был глубокий сон выздоравливающего человека, а не черный провал беспамятства.

* * *

Утро следующего дня было теплым и солнечным.

Иван не ошибся в своих мысленных подсчетах, – истекали последние числа мая, и пока он валялся в длительном беспамятстве, снег сошел повсеместно, земля подсохла, а сквозь пожухлые прошлогодние султанчики травы уже пробивалась свежая, сочная весенняя зелень, почки на деревьях набухли и были готовы вот-вот лопнуть, выпуская клейкие нежно-зеленые листочки.

Когда он проснулся, в доме никого не было. Его выстиранная форма была аккуратно сложена на стуле. Встав с постели, Лозин ощутил резкий приступ головокружения, но, постояв с минуту, опираясь на старомодную металлическую спинку кровати, он сумел справиться с дурнотой, потом самостоятельно оделся и, придерживаясь одной рукой о бревенчатую, конопаченную мхом стену, вышел на крыльцо.

Насти нигде не было видно, зато на нижней ступеньке сидел Джон, строгая тупым ножиком какую-то дощечку. Напротив внимательно наблюдая за его движениями, прямо на земле устроился знакомый, черный как смоль пес, ростом чуть пониже теленка.

Заметив Ивана он повернул голову, потом лениво встал, одним зябким движением отряхнув со своей шерсти налипшие комочки земли, подошел к нему, обнюхал и демонстративно зевнул, показав внушительные белые клыки.

Джон обернулся, прекратив свое занятие.

По его белесым глазам нельзя было с точностью сказать, что за чувства испытывает в данный момент американский ученый.

Однозначного восторга Иван не заметил, но и явного страха то же. Сев рядом он спросил:

– Где Настя?

– Пошла в город. – С акцентом, медленно выговаривая каждое слово, ответил Джон. – Сказала, тебе нужны витамины.

– Это опасно? – Тут же насторожился Иван.

Херберт откровенно пожал плечами.

– Я не знаю. Я никуда не ходил все это время.

– А что случилось, можешь рассказать? – Испытующе глядя на него, без обиняков спросил лейтенант.

Херберт ответил не сразу. Достав из нагрудного кармана рубашки пачку импортных сигарет с незнакомым названием, он жестом предложил Ивану закурить.

Вообще-то Лозину, после перевода из десанта в военно-космические силы пришлось отказаться от вредных для здоровья привычек, но сейчас он машинально протянул руку, взяв сигарету, прикурил, и сказал, ощутив приступ головокружения от первой затяжки:

– Давай, Джон, выкладывай, что знаешь.

Американец искоса посмотрел на него, пытаясь вникнуть в смысл обращенной к нему фразы.

– Я плохо понимаю русский, – наконец медленно выговорил он, стараясь не коверкать слова своим чудовищным акцентом.

– Война? – Односложно спросил Иван.

– Да.

– Кто и с кем?

– Люди с Чужими. – Слишком лаконично и туманно ответил Джон. – Мы уже проиграли. – Спустя пару секунд добавил он с глухим, ясно прозвучавшим отчаянием в голосе.

Иван застыл молча, потрясенно глядя на американца.

Бредит он что ли? – Мелькнула в голове лейтенанта шальная мысль.

Смысл произнесенной Хербертом фразы попросту не поддавался мгновенному осмыслению. Два слова, словно тяжелые булыжники медленно падали сквозь слои сознания, не находя адекватного отклика в рассудке лейтенанта. Они относились к той категории утверждений, которые невозможно принять на слух, сразу и безоговорочно, без солидной доказательной базы, потому как они… противоречат здравому смыслу, укладу психики, той атмосфере, в которой воспитан человек. Для Лозина существовали некие базовые понятия возможного и невозможного, в рамках которых шло привычное осмысление событий, а тут, словно ушат ледяной воды, выплеснутый на голову:

Люди и Чужие?

Не Соединенные Штаты Америки, грезящие о мировом господстве, не воинствующие мусульманские секты, и даже не обнаглевший коммунистический Китай, в последнее время все чаще поглядывавший на известные регионы России, а "братья по разуму"?!…

– Джон, ты, наверное, действительно хреново знаешь русский? – Мысленно взвесив все "за" и "против", произнес Иван. – Я спросил тебя: кто и с кем вступил в войну?

– А я ответил тебе. – Не поворачивая головы, буркнул в ответ американец. – На нас напали. Спейс… – у Джона не хватило словарного запаса, и он попросту ткнул пальцем в небо, видимо рассчитывая расставить этим жестом все точки на "и".

Рашен крези, говоришь? – Зло подумал Иван, проследив за его жестом. – А сам в «дурке» не проверялся?

Неизвестно чем бы закончился этот диалог, не появись во дворе Настя.

Она была одета очень бедно, неброско, производя впечатление серенькой полевой мышки…

– Настя!… – Иван порывисто встал, но тут же был вынужден ухватиться за хлипкие, порядком подгнившие перила крыльца.

Она остановилась. В руках девушка держала полиэтиленовый пакет, из которого торчало горлышко плотно укупоренной пластиковой бутылки, а по бокам ясно выпирали какие-то угловатые коробки.

Вид у нее был усталый, измученный, обувь облеплена грязью, налипшей на раскисшем поле, в глазах прятался с трудом скрываемый страх.

– Ты где была?

– Ходила за продуктами, в город. – Тихо ответила она, снимая с головы серый, неотличимый от ткани демисезонного пальто платок. – Нас ведь теперь прибыло, верно?

Иван кивнул, молча признавая ее правоту.

– Нам нужно поговорить. – Произнес он.

– Да. – Согласилась Настя. – Только пойдем в дом, – попросила она. – Озябла, и ноги гудят.

Джон молча посторонился, освобождая ступеньки, и Иван с Настей прошли внутрь неказистого здания, которое простояло тут еще с прошлого века. Сейчас такие постройки уже не возводили, дерево повсеместно заменили пластик, стекло и бетон, а домики в дачных поселках, как правило, собирались из готовых комплектующих щитов, изготовленных промышленным способом.

– Ну?… – Она поставила пакет на стол и обернулась к Ивану, расстегивая магнитные липучки верхней одежды. – Ты уже говорил с Джоном? Что он объяснил тебе?

Лозин сел за стол, сцепив руки в замок.

– Веришь – ничего. Нес какую-то чушь про то, что на нас напали из космоса… Какие-то "Чужие" по его словам.

– Это правда. – Настя сняла пальто, повесила его на вбитый в бревенчатую стену гвоздь, и, вернувшись к столу, села напротив Ивана.

– Ты сама-то в это веришь? – Упрямо переспросил он, не желая мириться с вздорной, не укладывающейся в рамки привычного сознания информацией.

– Верю. – Ответила она и вдруг резким, неприязненным движением поддернула вверх рукав платья, обнажая свое запястье, на котором переливался всеми цветами радуги какой-то голографический знак, состоящий из сложного сплетения световых нитей.

– Что это?… – Вздрогнул Иван, который никогда не видел ничего подобного.

– Вероятно, мой серийный номер. – Тихо ответила она, глядя в сторону.

– Не понял?!…

– На нас действительно напали из космоса. – По-прежнему не глядя на него, глухо пояснила девушка, переживая в этот момент глубоко упрятанные, помещенные под запрет, страшные воспоминания. – Я попала в плен… – Ее голос сорвался… – Нам всем наносили подобные метки, а потом грузили на транспортные корабли, и увозили в неизвестном направлении.

От этих слов в груди лейтенанта разлился мертвенный холод. 

Он честно пытался принять предложенную информацию, но сознание пробуксовывало, отвергая ее как нелепость, однако взгляд, который буквально примерз к голографической метке на запястье девушки, уже воспринял чужеродность витиеватого мерцающего символа, и вдруг все, виденное им ранее, начало складываться в смутную, недопонятую, но связную картину беды, которая, судя по словам Насти, обрушилась не город, область или страну, а на все человечество… 

– Ты бежала? – Глухо спросил он, пытаясь как-то справиться с обрушившимся потрясением.

– Да, перед самой погрузки в их корабль. – Она резко, неприязненно опустила рукав платья, будто светящееся клеймо жгло кожу.

– А где были наши? Где была дивизия, почему они не защитили город, страну, Землю, наконец?!…

– Я не знаю. Была объявлена боевая тревога, весь личный состав в течение часа выдвинулся в неизвестном мне направлении, в городке осталось лишь караульное подразделение да вспомогательные службы. А потом начался ад… – Она дрожащими пальцами достала сигареты и прикурила. – Взрывалось и горело все: приборы, распределительные щиты, плавились высоковольтные провода, небо моментально застил дым, вокруг стоял адский грохот, я видела, как из под туч вниз падают раскаленные болиды, и бьют ветвистые молнии, как во время грозы. – Она глубоко, нервно затянулась и добавила: – Вот только дождя не было… Ни капельки.

– И как ты?…

– Чудом… – Ответила Настя на полувысказанный вопрос. – Испугалась, выбежала за пределы части, а там паника, люди, все бегут… Меня сбили с ног, едва не затоптали, в общем, – потеряла сознание, а когда пришла в себя, Чужие уже вошли в город, и сгоняли обезумевшую толпу к месту посадки своего корабля. На КПП части людей пропускали по одному, ставили метку на запястье, и вели на плац.

У Ивана мороз продрал по коже от ее скупого рассказа.

– Ты разглядела их? Как они выглядят, чем вооружены…

– Я плохо соображала в те минуты. Было страшно… Очень страшно… А выглядят они как люди, примерно одного с нами роста, похожего телосложения, но в защитных костюмах черного цвета. Ни лиц, ни деталей анатомии разглядеть невозможно. Я едва ли что-то соображала, когда нас повели к кораблю. Он стоял на строевом плацу, – такая огромная, чуть загнутая к торцам, перекрученная, слоистая конструкция, словно исполинский фрагмент древесного ствола, скрученный со страшной силой.

– Как тебе удалось бежать? – Спросил Иван, с трудом представляя тот ад, что по описанию Насти творился в городе и на территории части.

– Кто-то напал на Чужих. – Ответила она. – Я слышала автоматные очереди, потом несколько разрывов, и их корабль вдруг без предупреждения начал взлетать, совершенно беззвучно, а мы, – десятка два человек, – просто бросились, кто куда. Как бежала – не помню… – созналась Настя. – Пришла в себя уже тут неподалеку, в лесу. Неделю пряталась, боялась выйти даже на опушку. Там я и встретила Джона… – Ее руки по-прежнему дрожали, и Иван инстинктивно накрыл ее ладонь своей, ощущая лишь холод и дрожь…

Некоторое время они молчали, не глядя друг на друга, переживая в эти секунды свои сокровенные чувства: она – тяжелые воспоминания о событиях трехмесячной давности, а он – глубокое, граничащее с шоком потрясение.

– Ты так и не вспомнил меня? – Внезапно спросила она.

– Нет. – Честно ответил Иван, и тут же добавил: – В медицинские лаборатории нас гоняли реже, чем на полигоны…

Настя понимающе кивнула. Конечно, он не мог запомнить всех младших научных сотрудников.

– Это я вводила микромашины тем, кто проходил подготовку по проекту "Дальнее Внеземелье". – Предприняла она последнюю попытку стимулировать его память.

– Нет, не помню… Но я рад, что ты из дивизии.

– Почему?

– Я могу тебе верить.

– А Джону не поверил?

– Нет. – Честно признал он.

– Потому что Херберт американец?

Лозин кивнул.

– Придется тебе привыкать Иван. – Вздохнула Настя, не отнимая руки, словно его тепло впитывалось ее организмом, и от этого медленно разглаживались напряженные черты лица, она успокаивалась, будто худой изможденный лейтенант одним фактом своего существования вдруг встал между ней и тем ужасом воспоминаний, который не давал покоя ни днем, ни ночью.

– Нет больше русских, американцев, англичан, французов… – Неожиданно добавила она, тихим дрожащим голосом. – Остались люди. Очень мало людей, тех, кто по каким-то причинам сумел избежать насильственной депортации.

– А сколько нас? – Спросил Иван.

– Ты второй, кого я встречаю после бегства. Прошло три месяца, и мне уже казалось, что мы с Джоном остались одни на всей планете… – Ее ладонь медленно, нехотя выскользнула из-под пальцев Лозина. Настя встала и отошла к бревенчатой стене, чтобы накинуть на плечи пальто. Было видно, как сильно ударили по ней воспоминания, но Иван понимал, – то что она поведала, лишь фрагмент субъективных впечатлений, страшный кусочек непонятной мозаики, которую придется собрать воедино…

– Настя, ты должна рассказать мне все по порядку. – Пальцы Ивана, машинально сцепившиеся в замок, побелели. – Я ничего не знаю, потому что три месяца провалялся в сугробах неподалеку отсюда. Нас тренировали в прыжках с орбиты, и последнее что я помню, – это ослепительная вспышка и адский грохот.

Она не оборачиваясь, кивнула.

– Да, – чуть помедлив, произнесла Настя. – Я понимаю, тебя. – Она обернулась и посмотрела на Ивана. – Думаю, нам стоит позвать Джона, если ты хочешь восстановить всю картину событий…

– Это зачем? – Нахмурился лейтенант.

– Я могу подтвердить, что он специалист НАСА. Джон сохранил свой портативный компьютер, хотя ума не приложу, как ему удалось спастись с охваченной пожарами и оцепленной пришельцами территории города.