Иной разум (№1) - Взвод

Андрей Ливадный

Взвод

Пролог.

Земля 2053 год…

Ночь. Черная, звездная, чужая ночь, похожая на бездну.

Тихо шуршит под ногами песок. Легкий ветер змейками гонит его по склонам низких барханов, медленно наступающих со стороны бывшего берега, дневной жар быстро улетучивается, сменяясь неприятной, пробирающей до костей ночной прохладой. Под утро вполне может приморозить, и тогда растрескавшееся под лучами полуденного солнца поверхность высохшего морского дна покроется предательской корочкой наледи.

Взвод идет без броневого прикрытия техники. В кромешной тьме бойцы ступают осторожно, намеренно растянувшись длинной колонной, чтобы предательский провал не увлек в свои пучины сразу несколько человек, да и с тактической точки зрения такое построение оправдано. Ночь таит не только природные ловушки, – во тьме скрываются неисчислимые опасности, источником которых служат люди.

Иван Лозин, командир третьего отделения десантного взвода, уже не раз ходил по данному маршруту в составе разведгрупп, но даже он не брался предсказать, что может произойти в следующую секунду, – поэтому его напряжение росло с каждым пройденным шагом…

…Впереди, на фоне тьмы, начали проступать неясные очертания чего-то огромного. Взвод мгновенно остановился, бойцы рассредоточились, занимая любые доступные укрытия, пока Лозин передавал взводному, что это старый нефтяной танкер; он лежит на боку, а невдалеке громоздятся друг на друге несколько плоскодонных барж. По данным разведки, неделю назад здесь были замечены люди.

Передав информацию, Иван лег на стылый песок, невольно думая о странных, парадоксальных явлениях, что происходили в этой части земного шара. Пусть о них до хрипоты спорят ученые, выдвигая свои теории, но Иван, например, имел свою, твердую точку зрения: дураку понятно, что на фоне глобально потепления, в резком обмелении Каспийского моря виноват вовсе не жаркий климат региона, а варварская нефтедобыча и войны.

Сержант своими глазами видел, что Волга более не впадает в Каспийское море, – Каспий пересох, а могучая русская река теперь доносит свои воды лишь до середины прикаспийской низменности, дальше ее дельта начинает ветвиться, и каждый отдельный рукав рано или поздно истончается, уходит под землю, в жадные пучины наступающих песков, которые, сменивший свое исконное направление ветер, гонит со стороны Узбекистана и Туркмении.

Стремительное обмеление Каспия, происходящее на фоне таяния льдов Антарктики, по мнению сержанта Лозина имело свои внятные исторические корни, и вполне объяснимую физику…

Нефть и война.

Все началось пол века назад с кризиса в персидском заливе, когда сверхмощные бомбы, сброшенные Соединенными Штатами на Ирак, – страну, которая, по сути "плавает" на огромной нефтяной линзе, нарушили не только сейсмическую устойчивость коры, но и привели к загадочным процессам, перераспределения "черного золота" в подземных пустотах.

Внешним признаком этих процессов явилась серия мощнейших, разрушительных землетрясений, но что происходило непосредственно под землей, Лозин мог только догадываться.

Впрочем, строить предположения было нетрудно. Признаки стремительного обмеления Каспия появились спустя десять лет после войны в Персидском заливе, но вода не может уходить "в никуда", значит под землей образовались огромные полости, способные вобрать в себя целое море.

Одновременно с этим стремительно оскудевали каспийские месторождения нефти, – "черное золото" так же просачивалось куда-то через образовавшиеся в результате землетрясений разломы и трещины, а ее место в подземных резервуарах занимали миллиарды тонн соленой воды…

В принципе в век атомных технологий утрата части нефтяных месторождений не могла поставить человечество перед глобальным кризисом, но фактическое исчезновение водных пространств Каспия породило острую проблему отдельно взятого региона.

Нарушился не только формировавшийся на протяжении миллионов лет климат. На фоне глобальной экологической катастрофы протекали иные, не менее значимые в плане последствий процессы.

Прикаспийские государства, для которых основным источником дохода исстари являлись добыча нефти и эксплуатация естественных морских ресурсов, внезапно оказались поставлены на грань полного обнищания, к тому же обнажившееся морское дно тут же с новой остротой поставило вопрос о разделении государственных границ России, Казахстана, Туркмении, Ирана и Азербайджана… 

По личному мнению Лозина острота вопроса заключалась не в том, где именно пройдет условная линия, а когда ее проведут. Он смотрел на проблему с иной стороны, и видел, что спорная территория мгновенно образовала серьезную брешь, пригодную для свободного, неконтролируемого доступа в прилегающие к Каспию государства.

Пока дипломаты и политики занимались урегулированием территориальных соглашений, данным обстоятельством не преминули воспользоваться теневые структуры, занимающиеся контрабандой наркотиков и незаконной торговлей оружием.

Границы, плотно закрытые в так называемых "зонах риска", где испокон века пролегали пути нелегальных поставок, попросту утратили свое значение, а по опасному, полному непредсказуемых сюрпризов дну Каспия уже торили первые тропы караваны из Афганистана и иных стран, на территории которых традиционно выращивалось сырье для производства наркотических веществ, а в обратном направлении со стороны Турции, начались встречные поставки оружия.

Говоря простым, понятным языком, целый регион оказался на грани гуманитарной, экологической и военной катастрофы. Дно внезапно пересохшего Каспия стало ареной непредсказуемой борьбы, – основные столкновения шли не между пограничными службами отдельных государств, – прежде всего тут сошлись интересы организованных преступных группировок, которые стремились освоить новый участок суши раньше, чем по обнажившемуся дну будут проведены четкие линии государственных границ и появятся силы, способные встать на пути контрабандного бизнеса…

Пока что вопрос висел в воздухе, а коварное пространство, разделенное на условные зоны ответственности, вот уже более года патрулировали регулярные воинские подразделения сопредельных государств…

…Непроглядная, черная ночь.

Зыбкое обманчивое, растрескавшееся дно, не способное выдержать веса бронетехники, шуршание песка, скрип шагов, тяжелое дыхание, угловатые контуры ржавеющих морских судов…

Реальность войны, которой по официальным утверждениям не было.

– Внимание… – пришел по связи голос лейтенанта, принявшего, наконец, конкретное тактическое решение: – Первое отделение обходит баржи, третье двигается к танкеру, второму занять позиции для огневой поддержки.

Выслушав взводного, Иван опустил забрало компьютеризованного шлема, и непроглядная ночь тут же превратилась в зеленоватые сумерки. Система тепловидения давала неоднородную зернистую картинку, к которой нужно было привыкнуть, чтобы не только ориентироваться на местности, но и воевать при таком восприятии окружающего мира.

Он отдал приказ, и его отделение разошлось широкой цепью. Каждый из бойцов четко знал свое место в строю, боевая слаженность группы не вызывала беспокойства, и все внимание Лозина было приковано к салатовому силуэту опрокинутого на один борт танкера.

Лазерный дальномер показывал, что до испещренного выщерблинами, покрытого коростой ржавчины борта остается двести пятнадцать метров. Где-то вне пределов видимости, за плавным закруглением обвода судна, таилась внушительная пробоина, через которую внутрь мог спокойно въехать грузовой автомобиль.

Идеальное место для укрытия и засады, вопрос лишь в том, – кто сегодня первым подошел к данной точке, – их взвод или группы прикрытия, сопровождавшие караваны с контрабандными грузами на всем пути их следования?

Надо бы оборудовать тут систему скрытого наблюдения, чтобы в другой раз не гадать… – подумал Лозин, ползком начиная движение вперед, с таким расчетом, чтобы укрыть бойцов отделения под килем опрокинутого на борт морского судна.

Он преодолел сто метров предательской, непредсказуемой поверхности растрескавшегося, припорошенного тончайшей песчаной пылью дна, когда со стороны громоздящихся друг на друге плоскодонных барж вдруг раскатистым треском ударили автоматные очереди, и по связи раздался отрывистый доклад командира третьего отделения:

– Огневой контакт!

Это было ясно и без слов, судя по мятущимся вспышкам и слепящим трассам очередей, которые на полупрозрачном забрале теплового визора выглядели горячечными строчками ярко-зеленых шариков, огонь вели две группы боевиков, одна из которых засела внутри танкера, где-то в районе внешних палубных надстроек.

– Отделение – вперед! – скомандовал Лозин, приняв мгновенное, осознанное решение. – Атакуем с тыла через пробоину. Соблюдать осторожность, на входе наверняка засада. – Произнеся эти слова, он привстал, и короткими перебежками ринулся вперед, зная, что бойцы отделения последуют за ним, соблюдая строго определенную дистанцию и очередность парных перебежек.

Оказавшись под килевым выступом Лозин, увязая по щиколотки в песчаных наносах, двинулся вдоль закругляющегося днища, пока в поле зрения тепловых систем не попал безобразный остроугольный провал пробоины. На фоне зеленоватой мглы он четко различил несколько человеческих фигур укрывшихся за толстыми иззубренными краями пробитого корпуса.

– Всем, укрыться… – Иван отполз на несколько метров в сторону, открывая себе сектор обстрела, и уперся локтями в рыхлый песок. В подствольным гранатомет его "шторма" была загодя заряжена осколочная граната, и Иван, прицелившись, коснулся сенсорной гашетки, послав ВОГ по пологой баллистической траектории внутрь танкера.

Секунду спустя сразу за пробоиной полыхнул ослепительный взрыв, прокатившийся басовитым эхом по пустому корпусу судна, и одновременно с этим Лозин вскочил, увлекая отделение в стремительный рывок.

Как он и рассчитывал, ответного огня не последовало, – они беспрепятственно проникли внутрь, встретив на входе лишь агонизирующие, иссеченные осколками тела трех боевиков.

– Шершнев, собрать документы, если они есть. – На всякий случай распорядился Иван, прислушиваясь к звонкому перестуку выстрелов и падающих гильз, доносившихся откуда-то сверху, из района накрененной палубы. – Долматов, Зыбин, остаетесь здесь, остальные за мной. – Он, не выключая тепловидения, бегом кинулся к наклонной лестнице, оканчивающейся на пятнадцатиметровой высоте темным провалом квадратного люка.

Оттуда неожиданно полоснула автоматная очередь, вслед которой, звонко клацнув о ступени, полетела ручная граната.

– Ложись! – Рефлекторно выкрикнул Иван и рванулся вбок, падая под прикрытие какого-то выступа.

Оглушительный взрыв рванул метрах в пяти от него, наполнив пустой гулкий трюм корабля звонким рикошетом разлетающихся осколков, и тут же вдогонку из люка опять ударил автомат, наугад полосуя пространство вокруг лестницы слепящими росчерками трассирующих пуль.

Иван резко привстал на колено, но кто-то из бойцов опередил его, – из сумрака ударила короткая прицельная очередь, и вниз грузным мешком повалилось мертвое тело.

– Всем доложить о состоянии! – Приказал Лозин, осторожно подходя к основанию лестницы. Он не на миг не выпускал из поля зрения квадратный проем, пока не занял позицию у первой ступени.

– Горшина задело… – Пришел доклад. – Осколочное в руку. 

– Сергей? – Лозин перезарядил подствольник.

– В порядке. Жить буду.

– Остаешься с Долматовым и Зыбиным. Шершнев, займешь место Сергея.

– Есть, командир.

– Первая пара, приготовиться. – Иван наугад послал гранату в проем люка. – Вперед!

Наверху оглушительно гаркнул взрыв.

Двое десантников стремительно вскарабкались по наклонной лестнице, и спустя секунду по связи пришел доклад:

– Чисто.

Лозин закинул "Шторм" за спину и полез вверх, вслед за ним парами поднялись еще шестеро бойцов.

Теперь они находились в средней части танкера: стены коридоров здесь превратились в пол, и вели к коротким лестницам, минуя которые можно было попасть на накрененную палубу, а оттуда к внешним надстройкам.

Безопасных путей тут не существовало, и Лозин избрал правый коридор, просто потому, что тот оканчивался более широкой, опрокинутой набок лестницей.

Пятьдесят метров гулкого тоннеля прошли беспрепятственно, лишь отзвуки гремевшего снаружи боя подстегивали, кричали: быстрее, быстрее!…

Иван первым выполз на накрененную палубу и тут же увидел, как бьет из расположенной неподалеку надстройки крупнокалиберный пулемет. На слух он безошибочно определил последнюю модернизированную модель ПКТМ^[1], который при определенных условиях, мог крепиться не только на бронетехнике, но и на переносном треножном станке.

Ну, держитесь суки… – зло подумал он, переползая по наклонной палубе.

– Решетов, возьми пулеметчика. ПКТМ не трогай, пригодиться, чтобы заткнуть тех, на барже.

Вдоль палубы метнулась тень, боец ужом скользнул за надстройку, глухо хлопнуло два одиночных выстрела, и следом пришел доклад:

– Чисто командир. Можно заходить.

Иван привстал, и в этот миг со стороны барж по ним ударило сразу несколько автоматов.

Лозина спас шлем. Пуля с хрустом впилась в кевлар, едва не проломив его в районе виска, от удара голову Ивана мотнуло в сторону, так что хрустнули шейные позвонки, визор шлема тут же померк, впрочем, как и сознание, но последнее вернулось в нему спустя несколько секунд, а вот с компьютерным видением пришлось распрощаться, – распоротый трассирующими очередями мрак вновь поступил со всех сторон, словно норовил облепить его, прильнуть к лицу, заглянуть в мутные от контузии глаза сержанта…

Он едва успел осознать это, как сзади его уже подхватили чьи-то руки и потащили вверх по накрененной палубе, прочь от визгливых искр, что высекали пули.

Лозин уже вполне пришел в себя и видел, как двое бойцов отделения прикрывают отход: присев за укрытиями они вели огонь в сторону барж, отвлекая на себя внимание противника.

…Надстройка, где стоял крупнокалиберный пулемет, оказалась мостиком танкера. Над помещением сначала поработали мародеры, выдрав все ценное, годное на продажу или содержащие цветные металлы, а уже после заброшенный, ржавеющий под открытым небом остов корабля облюбовала какая-то банда, видимо намеревавшаяся оборудовать здесь стационарный перевалочный пункт, для проходящих в обоих направлениях караванов с контрабандным грузом.

Что ни говори, место выбрано удачно: обнажившееся дно Каспия представляло собой опасное, малоизученное, коварное пространство, слишком ненадежное, чтобы по дну бывшего моря могли пройти машины, не говоря уже о тяжелой бронетехнике. Обычно караваны шли пешим порядком и остро нуждались в местах безопасного отдыха. Лозин не знал, как обстоит дело в иных регионах новоявленной суши, но в данном случае предприимчивый полевой командир, обосновавшийся в остовах заброшенных морских судов, крупно просчитался. После подписания недавних межправительственных соглашений, здесь пролегала зона ответственности Российских вооруженных сил, и вряд ли своеобразный "караван-сарай" просуществовал бы более одной-двух недель. Слишком броское место…

Впрочем, судя по обстановке, боевики обосновывались тут всерьез и надолго. Вместо пультов с навигационным оборудованием на просторном мостике танкера сейчас размещались койки, перенесенные сюда из кают, пол в некоторых местах оказался нивелирован относительно земли при помощи прихваченных на сварку металлических листов, в бортах прорезаны узкие бойницы. 

Судя по брошенным сварочным аппаратам, работы по реконструкции танкера находились в самом разгаре.

Все это прояснившийся после контузии взгляд Лозина охватил за несколько секунд. Бой снаружи не утихал, и времени на размышления не было. Не снимая поврежденного шлема, он откинул вверх бесполезное теперь проекционное забрало, и подошел к Решетову, который, оттащив в сторону труп боевика, возился с укрепленным на треножном станке крупнокалиберным танковым пулеметом.

– Патроны экономь. – Скупо распорядился Иван, протягивая руку. – Дай твой коммуникатор, у меня разбило микрочип в шлеме.

– Отделению дельта, подниматься наверх, к мостику. Осторожно на палубе, она простреливается с противоположной стоны. – Отдав приказ своим бойцам, сержант переключился на командную частоту. – На связи третий. – Доложил он. – Занял объект. Сообщите данные для огневой поддержки.

Он ожидал услышать лейтенанта, но вместо него на несущей частоте послышались звуки ожесточенной перестрелки, и хриплый рвущийся из-за частого дыхания голос командира первого отделения внезапно сообщил:

– Лозин, взводного убили. Второе отделение прижато огнем с барж. Тут духов – как в муравейнике. Несу потери, головы поднять не дают.

– Координаты? – Мгновенно оценив ситуацию, потребовал Лозин. – Дай мне хоть какую-то привязку, чтобы своих не задеть.

– Сейчас… – голос командира первого отделения почти потонул во взъярившемся треске автоматного огня. – Слушай сюда, Иван… через десять секунд я прикажу бойцам прекратить огонь. Засекай огневые точки противника по вспышкам и гаси их, иначе нам не продвинутся, ни вперед, ни назад!

– Понял. – Лозин опустил коммуникатор. – Решетов, к пулемету. – Оборачиваясь, приказал он. – Остальным разобрать бойницы. Следить внимательно, сейчас наши прекратят огонь, чтобы мы могли засечь позиции противника. Атаковать по выбору. 

Теперь ситуация наконец прояснилась. Основная часть банды в момент атаки находилась на баржах, – поэтому группа Лозина взяла танкер, встретив минимальное сопротивлением со стороны боевиков, а вот первое и второе отделения попали в тяжелую ситуацию.

Иван приник к прорезанной в борту амбразуре, мысленно досадуя, что не ко времени вырубилась вся электроника шлема, но в следующий миг уже стало не до рассуждений: перестрелка на баржах внезапно умерила свой темп, "свой" огонь утих, и сейчас по инерции продолжали стрелять лишь засевшие там боевики.

Одна, две, три, четыре, пять… – Лозин понял, что пульсирующих огненных точек, обозначавших позиции противника, слишком много, чтобы он смог зафиксировать их взглядом и удержать в памяти.

– Огонь! – Скомандовал он, и тут же справа от него раскатисто ударил крупнокалиберный пулемет, вторя ему, заговорили автоматы, глухо хлопнуло несколько выстрелов из подствольных гранатометов, и по ту сторону образованного нагромождениями металла ущелья на несколько секунд взъярился настоящий огненный ад.

– Молодец, Лозин… Кроши их… – пришел по связи яростный, торжествующий хрип.

– Не дергайся Сережа, – осадил его Иван. – Дай отработать. Через минуту поднимай людей, я перенесу огонь глубже.

– Понял тебя…

Иван короткими очередями расстрелял остаток патронов в магазине "шторма", потом резко обернулся, ища глазами Евстафьева, переполз к соседней амбразуре, и хлопнул того по плечу.

– Вадим, видишь ту надстройку? – Он указал на смутный контур металлической будки, откуда не смотря на все усилия, продолжали бить, как минимум, пять автоматов.

– Вижу.

– Заткни их. Только резко, сейчас наши начнут продвижение.

– Понял, командир. – Евстафьев сноровисто сменил автомат на пусковую трубу "РПГ-40М" и метнулся к выходу на накрененную поверхность палубы.

Иван вновь припал к амбразуре. Без системы теплового видения он мог различить лишь смутные, освещенные вспышками автоматных очередей контуры металлоконструкций, но сержанту хватило и такого восприятия, чтобы понять, – половина боевиков либо уничтожена, либо срочно сменила позиции, отходя в глубь нагроможденных друг на друга барж.

В следующий миг пространство между двумя близко расположенными палубами осветил ослепительный факел выпущенного реактивного снаряда, и металлическая будка с оглушительным грохотом превратилась оранжевый бутон огня, – видно внутри были сложены боеприпасы, которые взорвались когда боевая кумулятивная часть реактивного снаряда прожгла стену укрытия, мгновенно подняв температуру внутри укрепленной позиции до тысячи градусов…

На месте будки остался пылать яркий факел, осветивший пространство вокруг на добрую сотню метров, и теперь Лозин отчетливо увидел, как по накрененным палубам, пригибаясь, стремительно перебегают фигурки пытающихся найти новые укрытия боевиков…

Пулемет в жилистых руках Решетова дал две длинные очереди и вдруг захлебнулся, умолк, – кончились патроны в ленте, уложенной во внушительных размеров коробчатый магазин.

– Все Иван, мы поднимаемся, они бегут! – Пришел по связи голос командира первого отделения.

– Понял. – Иван опустил раскалившийся от недавней стрельбы автоматный ствол и приказал:

– Прекратить огонь. Следить за обстановкой. Евстафьев? – Он хотел похвалить бойца за удачный выстрел, но ответом послужила гробовая тишина.

– Евстафьев! – Уже громче позвал Иван, но вновь не услышал ответа и снедаемый дурными предчувствиями бегом бросился к выходу на палубу.

– Вадим… – В отчаянии прошептал он, увидев распростертое тело бойца, который упал в двух шагах от спасительного укрытия. Иван склонился к нему, и слабая надежда тут же угасла, – Вадима убило наповал, – автоматная очередь по злой прихоти судьбы прошла выше бронежилета, изуродовав его лицо…

– Суки… – вырвался из горла сержанта яростный всхлип.

Бой по ту сторону импровизированного ущелья взъярился было с новой силой, но тут же начал угасать, – не выдержав бесноватого напора десантников боевики прыгали вниз, пытаясь скрыться под покровом ночи, но Лозина уже не интересовала развязка короткого ночного боя – он сидел рядом с холодеющим телом и смотрел на звезды.

Мужчины не должны плакать, но как остановить выступившую в глазах предательскую влагу? Запрокинув голову, он смотрел на размытые контуры ярких серебристых точек, и думалось ему в эти горькие минуты о тех, кому сегодня не суждено увидеть рассвет…

Смерть уже не раз обходила Ивана стороной, но она всегда была рядом, на расстоянии вытянутой руки, будто навязчивая спутница жизни, ледяное дыхание которой он ощущал каждый миг… К этому невозможно привыкнуть, но чувства странно деформируются, словно их сминает невидимый пресс, – на место инстинктивного страха приходит нечто иное, более глубинное, яростное, душа гнется, как изображение в кривом зеркале, и только острая горечь невосполнимых потерь не притупляется со временем, а становиться все острее, грозя перерасти в ненависть ко всему сущему…

Иван продолжал неподвижно сидеть, а мысли текли помимо его воли.

Разумом он понимал: кто-то обязан делать эту страшную мужскую работу, хранить то, что в душе имеет теплое неповторимое звучание слова "Родина", – для каждого она своя, не обобщенная… но, сколько может продолжаться этот затянувшийся дурной сон: наркотики, караваны с оружием, мертвая зыбь песчаных барханов, наступающая на растрескавшееся дно пересохшего моря?… Откуда в мире столько зла, нищеты, ненависти? Где спасение от омута, в который бой от боя погружалась его душа? Может быть там, среди таинственно помаргивающей россыпи холодных серебристых звезд?… – Внезапно пришла тоскливая мысль, родившая в силу непознанных причуд ассоциативного мышления…

Лозин упрямо не хотел признавать, что проблема его души заключена не в том, что он воюет здесь и сейчас, не в острой скорби по погибшим товарищам, – она кроется в глубинах рассудка, в логичном самосознании самого сержанта.

Он просто боялся дать себе отчет в том, что прекрасно понимает: этого не остановить, ни сотней блокпостов, ни электронными системами, червоточина засела в нас самих, не в каждом, но во многих. Невозможно в один миг поменять образ жизни целых народов, тем более ссыпая на их головы кассетные бомбы… Где-то далеко в кабинетах сидели люди, не ведавшие войны, но рассуждающие о ней, планирующие ее, и велика была пропасть между амбициозными, а зачастую просто неумелыми политиканами, и сержантом, который смотрел на звезды, сидя рядом с холодеющим телом мертвого бойца.

Иван никогда не отказывался от борьбы, от риска, но ему всегда хотелось, чтобы этот смертельный риск был обоснован, служил пусть даже недостижимой, но чистой и осмысленной цели.

Он устал убивать, и понимал, что его душа уже давно балансирует на той зыбкой грани, перешагнув которую он станет не просто сержантом Лозиным, а очень хорошим сержантом, – расчетливой, безжалостной машиной для убийства…

Этой черной ночью, сидя на палубе проржавевшего танкера, он впервые подумал о звездах.

…Его мысли, как и горестное оцепенение, прервал доклад, раздавшийся в коммуникаторе:

– Это первый пост. Докладываю, к нам приближается караван. Вижу до полусотни бойцов в охранении.

Лозин встал, а на периферии сознания вдруг мелькнула шальная мысль:

Если выживу сегодня, напишу рапорт о переводе в космический десант.

…

Он выжил.

Они не пропустили караван, но когда подошла вызванная по рации подмога, опрокинутое набок морское судно защищали всего семь человек, уцелевших из всего состава взвода…

Часть 1.

Бесконтактный удар.

Глава 1.

Земля. Последние числа апреля 2055 года. Район полигонов в месте постоянной дислокации отдельной гвардейской дивизии военно-космических сил России. Маленький провинциальный городок недалеко от границы с Прибалтикой…

…Он приходил в себя очень медленно, будто его сознание нехотя выкарабкивалось из бездонной пропасти небытия.

Ощущения жизни были болезненными, обрывочными. В голове постоянно вращались разрозненные фрагменты воспоминаний, никак не связанные между собой, кроме единственного объединяющего их обстоятельства, – обрывки мыслей и образов так или иначе принадлежали ему, лейтенанту Ивану Лозину, командиру второго взвода третьей роты Военно-Космических сил России…

Поначалу не помнилось ничего, кроме адского, накатившего из поднебесья грохота и ослепительной зарницы, затопившей небеса от горизонта до горизонта.

Если видишь вспышку, – значит уже поздно… – прорвалась сквозь хаотичные воспоминания первая, более или менее сформулированная до конца мысль.

Старая шутка из разряда черного юмора времен холодной войны слышанная где-то, затем прочно забытая, и вот теперь поднявшаяся из потаенных глубин подсознания как раз ко времени и к месту…

Знать бы еще что случилось…

Иван долго лежал, глядя в лазурные полуденные небеса, постепенно заставляя саботирующую память работать, ворочать тяжелые мысли не как заблагорассудиться, а как положено, формируя из обрывков воспоминаний связную картину последних минут перед полным беспамятством.

Год?

Он напрягся от мысленного вопроса, ощущая, что у него, оказывается, есть тело: тупая ноющая боль прокатилась изнутри, обдавая жаром мышцы…

Десятое января две тысячи пятьдесят пятого…

Что со мной было? Что я делал?…

Прыжки…

Иван впитал это слово, словно его разум являлся пересохшей губкой, на которую случайно плеснули пригоршню воды. Мысль, освеженная воспоминанием, заработала жадно, последовательно.

Он вспомнил.

Взвод совершал плановые тренировки по отработке орбитальных прыжков. Сначала их на неделю погрузили в испытательный криогенный сон, а затем, сразу по пробуждении, прыжок вниз с орбиты, по которой скользил вокруг Земли полностью автоматизированный испытательный модуль. Точно, он даже припомнил все свои чувства, когда пришлось впервые шагнуть за открытую рампу космического аппарата, увидеть под собой Землю, и падать навстречу ей, пока черно-звездная бездна космоса не превратилась в глубокую фиолетовую синь стратосферы…

Что же случилось потом?… Неудачно приземлился?…

Ответа не было, вместо него память теперь уже упорно, целенаправленно выдавала картину ярчайшей вспышки, сопровождаемой адским, ни с чем не сравнимым грохотом, грянувшим в небесах, будто неистовый гигант рванул подле самого уха толстенный лист плотного картона.

Единственное, что удалось вспомнить наверняка, – так это цифры электронного альтиметра, проецировавшиеся на забрале скафандра.

До земли оставалось сто двенадцать метров, когда сложная система "летающего крыла" вдруг начала неоправданно "гаснуть" теряя часть своих сегментов…

Нет… Так не пойдет…

Воспоминания вернулись, но память не соответствовала реальности. Где, спрашивается забрало гермошлема, на котором так или иначе должен отражаться статус электронных систем поддержания жизни? Почему он болезненно вдыхает полной грудью, ощущая сырой запах прелой листвы?

Сделать движение, скосить глаза, чтобы увидеть обод иззубренного забрала, стоило ему неимоверных усилий, опять вернувших резкую боль, и неприятное ощущение липкой, горячей испарины, обдавшей тело волной жара.

…Забрало гермошлема разбито, вдребезги, вот почему он не видит показаний электронных датчиков и дышит пряным воздухом, несущим запахи не то осени, не то ранней весны…

Опять нонсенс. Он ведь отлично помнил, что прыжки проходили зимой, по крайней мере, на территории приземления царила зима. Снег, сугробы, нетронутая целина замерзших полей с редкими, лишенными листвы кустарниковыми перелесками.

Он заставил себя вдохнуть полной грудью, вновь почувствовал этот запах, да и воздух был теплым, скорее весенним…

Оттепель?… – Мелькнула настороженная мысль. – Или все-таки смена времен года?

Думать о том, что его парализовало из-за удара при неудачном приземления, не хотелось, но эта мысль сама по себе вкрадывалась в рассудок. Был единственный способ опровергнуть ее, – заставить свое тело пошевелиться, но Ивану в этот миг стало страшно. А вдруг и вправду парализовало?

Он закрыл глаза и попытался напрячь свои мышцы.

Сначала у него не получилось сделать этого, будто тело, которое он ощущал минуту назад, вовсе и не принадлежало ему… затем вернулась ломота в суставах, и как окончательное свидетельство победы над одеревеневшими мышцами вдруг полыхнула боль, – теперь уже резкая, нестерпимая, от которой зашлось дыхание и невольный стон застрял в пересохшем горле.

Сознание на секунду померкло, а когда вернулось вновь, он подумал, что теперь уже не сдастся…

* * *

Впоследствии ему казалось, что в борьбе со своим организмом прошло около суток. Точнее Иван определить не мог, – он сбился со счета сколько раз терял сознание от боли, но все равно возобновлял попытки шевелиться, пока эти усилия вконец не измучили его.

Он уснул, или опять впал в беспамятство, – четко определить собственное состояние Лозин не мог, но когда ощущения внешнего мира вернулись, оказалось, что боль отступила… лишь кружилась голова, да хотелось есть, до тошнотной рези в желудке.

Это уже являлось благом, хотя и не слишком большим.

Разум по-прежнему снедала тревога, но теперь мысли ненавязчиво перескочили с собственных болезненных ощущений на иную неопределенность: что с ребятами, где взвод, почему он лежит тут один, без помощи?

Ответ пришел на уровне интуиции, и в первый миг логическая догадка потрясла его до самых глубин души.

Он прыгал первым, а значит, сколь ни мал был интервал между бойцами взвода, остальных эта необъяснимая вспышка застала не в ста метрах над землей, а гораздо выше, где ее последствия наверняка были во сто крат губительнее.

Ладно лейтенант… Успокойся… Пробуем встать…

Он со стоном приподнял голову, услышав отчетливый хруст собственных позвонков, в глазах помутилось от этого усилия, но ему все же удалось опереться на локоть, и Лозин на минуту застыл в таком шатком, неудобном положении, терпеливо снося дурноту, в ожидании пока перед глазами рассеется багряно-черная муть.

Рассеялась…

Иван медленно опустил глаза, посмотрев на свои руки, и увидел замызганный грязью скафандр, к рукавам которого налипла прелая прошлогодняя листва.

Повернув голову, он понял, что находиться в кустарниковом перелеске, разделяющем два невозделанных поля. Метрах в двадцати от него по невспаханной целине обиженно хлопая крыльями, ходили грачи.

Весна…

Земля под рукой была напитана влагой, солнце грело, но кое-где все еще лежали косы посеревшего снега.

Прыжки происходили в начале января, а сейчас, судя по всему, был уже конец марта… если не середина апреля.

Как ему удалось пролежать несколько месяцев на морозе, с разбитым забралом скафандра? Даже если учесть, что системы автоматического поддержания жизни все это время исправно работали, он так или иначе должен был погибнуть от переохлаждения, ведь герметичность экипировки была нарушена…

Превозмогая вполне объяснимую теперь слабость, Иван отполз на несколько шагов, и прислонился спиной к тонкому стволу молодой березки.

Двигаясь, он ощущал, как что-то сопротивляется, тянет назад и, оглянувшись через плечо, понял, что это так и не отстегнутая парашютная система, превратившаяся в слежавшийся пласт измазанной в грязи ткани, тащиться за ним, стесняя движения.

Еще один неоспоримый факт, свидетельствующий, что он несколько месяцев пролежал в глубоком снегу без малейшей помощи со стороны.

В чудеса и сказки он не верил давно, поэтому вольно или невольно ему пришлось бороться с двумя недугами – парадоксальной необъяснимостью ситуации и немощью тела.

Впрочем, он справился с обеими бедами одним способом, – склонив голову, Иван нашел губами встроенный во внутренней части гермошлема маленький тубус, и стиснул зубы, прокусывая его, пока не ощутил, как в рот полилась горьковатая жидкость.

Это был боевой стимулятор, запасом которого оснащался каждый скафандр. Его действие не наступало мгновенно, но было длительным, порядка суток, если он ничего не позабыл.

Пока он ждал наступления эффекта от только что принятого препарата, разум невольно продолжал искать ответ на вопрос: как ему удалось выжить на протяжении трех месяцев?… и вдруг заработала саботировавшая до сего момента память. В ответ на мучивший вопрос внезапно вспомнилось, как в прошлом году его вызывали на собеседование в штаб дивизии. Речь шла о перспективном развитии военно-космических сил, межпланетных перелетах и новой области практических знаний, которые собирались внедрить во флоте в ближайшем будущем. Конкретно с ним говорили о проблемах выживания на иных планетах, межзвездных расстояниях, длительности космических перелетов и связанной с этим необходимостью погружать человеческий организм в состояние низкотемпературного сна.

Короче, военные медики искали добровольцев, для масштабного эксперимента. Не для кого не являлось секретом, что Россия строит первый межзвездный корабль, который должен был сойти со стапелей орбитальной космической верфи уже в этом году, и для испытательного полета, сначала в границах Солнечной системы, а затем и за ее пределами, требовались специально обученный, всесторонне подготовленный экипаж, который включал в свой состав не только профессиональных астронавтов, но и группу "поселенцев", а так же три штатных десантных подразделения ВКС.

Весь смысл собеседований, проводившихся лично с лейтенантом, заключался в том, что под строжайшую подписку о неразглашении государственной тайны военные медики предлагали Лозину ввести в его кровь специально сконструированные микромашины, которые своими размерами не превышали кровяные тельца, но несли весьма специфичный набор функций. Во-первых, только они были способны обеспечить достаточную циркуляцию крови в процессе криогенного замедления всех остальных жизненных функций, а, во-вторых, эти искусственные частицы являлись мощнейшим механизмом выживания в экстремальных условиях иных планет. Сейчас Иван с трудом мог вспомнить все преимущества, что сулили военные медики обладателям искусственных кровяных телец, которые они называли не иначе как "микромашинами насильственного метаболизма"… Для лейтенанта был важен фактический вывод: согласившись пол года назад на инъекцию, он, похоже, воочию наблюдал ее ошеломляющий результат…

Парадоксально?…

А как иначе он мог объяснить свое трехмесячное пребывание в беспамятстве, под слоем снега, и последующее "пробуждение", когда теплые лучи весеннего солнца растопили сугробы и согрели его тело?…

Размышляя логически, лейтенант все более утверждался в мысли, что после неудачного приземления он получил серьезные травмы, затем наступило переохлаждение бессознательного тела, и, как следствие, – в дело вступили микромашины, благодаря которым неизбежная смерть была предотвращена погружением организма в длительный криогенный сон… 

Если его логика верна хотя бы наполовину, то военных медиков можно было поздравить с твердой победой.

Эта мысль вызвала на губах Ивана едва уловимую, натянутую усмешку. Хотелось посмотреть в лица тех, кто сидит сейчас за контрольными мониторами, наблюдая за истощенным до крайности, но живым лейтенантом, который по всем раскладам являлся не больше и не меньше, как выходцем с «того света»…

От этих мыслей слабая усмешка сползла с его губ.

Неправильно. Что-то неверно в его рассуждениях. Неужели они воспользовались неблагоприятным стечением обстоятельств, ради проверки действительной работоспособности имплантированных в его кровь микромашин? Не слишком ли жестоко и абсурдно для научного эксперимента? Да, теперь сложно отрицать, что все сработало, адекватно заложенным функциям, и он очнулся, словно пригретый солнышком вирус, благополучно перенесший неблагоприятные условия, но не кинули же его тут специально, ради чистоты научного эксперимента? Конечно, в армии бывает всякое, но подобный расклад не влезал ни в какие, даже армейские ворота.

Что же это была за вспышка?…

* * *

Спустя пол часа ему удалось полностью совладать с собственным телом, но Иван понимал, что это ненадолго. Принятый стимулятор сейчас задействовал все остаточные резервы его организма, но Лозин не мог предсказать, какими последствиями чревато воздействие боевого препарата при таком истощении?

Размышляя над этим, он не упустил ни секунды из отпущенного ему неопределенного лимита времени.

С большим трудом он освободился от грязного, вывалянного в падшей листве скафандра, оставшись в черной униформе космического десанта, с эмблемами ВКС России на рукаве и груди.

Связь… Первым делом – связь…

Иван сел, с усилием перевернул громоздкую космическую экипировку, затем осторожно извлек из под обода разбитого забрала гермошлема тонкую пружинистую дугу с крохотным коммуникатором на конце. За прибором связи послушно потянулся соединительный шнур, свитый в эластичную спираль.

Один из индикаторов, до сих пор работающий на внутреннем микродисплее скафандра, отражал уровень заряда автономных элементов питания. В данный момент он сиял желтоватой искоркой, значит батареи наполовину разряжены, на спутник не выйдешь, но в пределах десяти-пятнадцати километров связь должна быть устойчивой.

Большего ему и не требовалось. До штаба дивизии рукой подать, и его просто не могут не услышать…

Коммуникатор в момент десантирования был настроен на командную частоту штаба, откуда осуществлялся мониторинг всей операции. Три истекших месяца в этом смысле значения не имели, – в тактическом зале, независимо от времени суток неизменно дежурит более двух десятков офицеров, так что активируя систему связи, Лозин был абсолютно уверен, что его немедленно услышат. 

– Командный-1… – Хрипло, с придыхом произнес он, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла. – Здесь двенадцатый орбитальный, ответьте…

Тишина.

Лейтенанту на миг показалось, что он оглох от нее.

Машинально облизав пересохшие, растрескавшиеся губы, он проверил все соединения, убеждаясь в их исправности, и вновь повторил свой запрос.

Никакого ответа.

Подобного не могло случиться, – воображение Лозина, не смотря на богатый боевой опыт, отказывалось моделировать ситуацию, которая заставила бы замолчать штаб орбитальной группировки.

Значит, неисправен коммуникатор. – Это была единственная здравая мысль, пришедшая ему на ум после третьей тщетной попытки связаться со штабом.

Возиться с миниатюрной системой не было сил, и он поступил проще. Просунув руку за отворот униформы, Иван извлек из внутреннего кармана свой личный мобильный телефон, откинул активную панель и набрал на сенсорной клавиатуре номер компьютерного автоответчика штаба дивизии.

Ответа не последовало. Судя по состоянию индикаторов, система мобильника не смогла соединиться даже с оператором спутниковой связи.

Лозин перебрал еще несколько известных ему номеров, но с тем же нулевым эффектом.

Связь не работала, ее попросту не было, ни со штабом дивизии, ни со вспомогательными службами, ни с гражданскими абонентами городской сети.

Осознав этот факт, лейтенант ощутил, как его захлестывает волна непроизвольной дрожи. Принятый стимулятор уже действовал, и непроизвольное сокращение мышц было вызвано реакцией нервной системы, выбросившей в кровь порцию адреналина.

Ватная тишина внезапно трансформировалась в пульсирующий шум – он сидел, бессильно прислонясь к стволу молодой березки с грязным, облепленным прелой листвой скафандром, разложенным на коленях, и пытался успокоиться, взять себя в руки, унять непроизвольную дрожь в мышцах…

Зловещие признаки какой-то непоправимой беды складывались один к одному, и это, конечно, не способствовало его попыткам угомонить шумный ток крови в ушах, совладать с нервным напряжением, чтобы каким-то образом действовать дальше… пока взгляд не наткнулся на стаю грачей, которая вернулась на окраину поля.

Черные птицы расхаживали по непаханой целине, обиженно хлопая крыльями и изредка пытаясь выклевать что-то из комьев слежавшейся земли.

Вид стаи грачей, занятых своим обычным делом, внезапно помог ему обрести утраченное было равновесие.

Вставай лейтенант… – мысленно приказал себе Лозин. – Вставай!…

* * *

Через минуту он смог повторно утвердиться на ногах. Дрожь отпустила, оставив лишь кисловатый привкус во рту, да ясное осознание опасности, беды…

Нужно действовать. Я должен вернуться в часть…

Эти мысли не приободрили, но придали сил.

Скафандр вместе с парашютной системой "летающего крыла" он смотал в тугой ком и спрятал в углублении под кустами.

Затем, опустившись на корточки, Лозин тщательно обследовал почву в радиусе нескольких метров от предполагаемого места приземления, пока не наткнулся на искомое: как он и предполагал, "разгрузку" вместе с оружием сорвало в момент, когда его тело пробило густые заросли кустарника. Видимо в тот миг сработали автоматические замки части экипировки, иначе он бы повис на высоте нескольких метров, запутавшись в сплетении ветвей.

Иван бережно очистил от листвы и грязи носимую поверх скафандра систему подсумков и надел разгрузку прямо на униформу. Подтянув ремни, он по привычке проверил надежность креплений и стал разгребать листву под тем местом, где обнаружил зацепившуюся за ветви парашютную систему.

"АК-210" модификации "Шторм" благополучно перезимовал рядом с безвольным телом хозяина. Глядя на примятые следы, продавленные в оттаявшей земле, Иван понял, что оружие все это время лежало накрытое его собственным телом. Ну, совсем как в учебниках по боевой подготовке, что выпускались более века назад, в разгар так называемой «холодной войны». – Подумалось ему. 

Он сел, и, не смотря на усилившееся головокружение, тщательно исследовал оружие.

"Шторм" практически не пострадал от многомесячного пребывания под снегом. Созданный на базе бессмертного "Калашникова", автомат вобрал все лучшие конструктивные решения, реализованные в его технологическом предке, став при этом легче, убойнее и многофункциональнее. Три с половиной килограмма металлопластика сохранили от легендарного прототипа характерный слегка изогнутый магазин, в который теперь снаряжалось сто пятьдесят патронов, калибра 5,5 миллиметра. Сам магазин стал более узким, за счет короткой пистолетной гильзы унифицированного патрона, зато ствол оружия немного удлинился, и на нем в качестве навесного оборудования теперь прижился не только подствольный гранатомет, но и оптико-электронный прицел с системой автономного компьютерного управления. Укороченный приклад, расположенный сразу за пистолетной рукояткой, теперь служил не только для механического упора в плечо при стрельбе, но и интенсивно гасил отдачу, благодаря специальному волокончатому материалу и сконструированной внутри него системе жидкометаллических противовесов.

Лозин любил это оружие. Нужно сказать что, "Шторм" всегда отвечал ему взаимностью, и хотя сейчас у Ивана не было времени на детальную разборку оружия, он был уверен, – случись что автомат не подведет. Тестовые испытания для "Шторма" являлись такими же жесткими, как и для его древних предшественников, конца двадцатого века: автомат кидали в болото, где тот мог пролежать несколько недель, потом доставали, и производили контрольные стрельбы. Отказов в механизмах оружия не было, – это лейтенант знал точно.

Закончив с осмотром и подгонкой экипировки, Иван взглянул на часы и компас.

Небольшой хронометр работал исправно, а вот указатель направления электронного компаса вел себя словно взбесившаяся крыса, посаженная в клетку. Световая стрелка металась из стороны в сторону, не останавливаясь на каком-то определенном значении.

Лейтенант не мог истолковать такого странного поведения прибора, но этот факт стоило запомнить…

Вообще, он посмотрел на вшитый в манжет униформы жидкокристаллический дисплей по машинальной, укоренившейся привычке. Чтобы сориентироваться на местности, ему не нужны были приборы. Полигоны дивизии исторически располагались в пяти-шести километрах от родного города, и чтобы попасть на сборный пункт части ему следовало двигаться вдоль шоссейной дороги, мимо недавно отстроенных жилых микрорайонов.

Первый раз Лозин прошел дорогой от площадки приземления до расположения дивизии пятнадцать лет назад, будучи еще простым солдатом-контрактником, так что заблудится он попросту не мог.

Было без четверти десять утра, двадцать девятого апреля 2055 года, когда Лозин отправился в путь.

Эту дату и время он запомнил навечно…

* * *

Снег уже сошел повсеместно, оставив после себя небольшие набрякшие водой островки под кустами. Обочина асфальтобетонного шоссе, снабженная через каждые сто метров дренажными стоками, подсохла после массового таяния снега, и идти по ней было удобно. Ласково пригревало весеннее солнышко, но настроение Лозина омрачала свинцовая усталость, по-прежнему ощущавшаяся в ослабевших мышцах, да тяжелые, совсем не радостные мысли, которые вернулись, как только он втянулся в монотонный ритм ходьбы.

Многое вокруг настораживало, не находило объяснения.

Шоссе, обычно оживленное в это время суток, сейчас выглядело пустынным из конца в конец. Ни машин, ни прохожих, хотя до города всего два-три километра.

Думая об этом, Иван машинально отпустил ремень автомата, поменяв положение оружия. Теперь ему было достаточно чуть пошевелить плечом, чтобы "Шторм" сам соскользнул в руки. При всех странностях произошедших событий такая мера предосторожности показалась ему не лишней, как и патрон, который он загнал в канал ствола, сняв оружие с предохранителя, отчего автоматически сработал электромагнитный привод затворной рамы.

…Примерно через час ходьбы он смог отчетливо разглядеть окраину города.

Нервы, измотанные длительной неопределенностью, мгновенно и болезненно отреагировали на конкретную, информативную картину, что различил его взгляд: тело вновь напряглось до болезненной судороги мышц, автомат сам собой соскользнул с плеча, но дальше этого дело не пошло… Пораженный увиденным Иван застыл, глядя на знакомую, но в то же время неузнаваемую картину:

Высотные дома спальных районов, с одной стороны примыкавшие к шоссе, выглядели заброшенными, их выбитые окна чернели провалами обгоревших рам, гроздья параболических антенн, неизменно украшавшие крыши жилых многоэтажек, либо отсутствовали вообще, либо выглядели жалкими, мятыми фрагментами покореженных конструкций, да и сама телевышка, возвышавшаяся неподалеку, в данный момент походила на огарок чудовищной свечи: ее решетчатые конструкции искривились, отчего телебашня накренилась к земле, почти касаясь ее своей макушкой…

Пальцы Ивана побелели, сжимая автомат.

Примерно минуту он стоял, напряженно, мучительно изучая эти признаки непоправимых перемен, произошедших с городом, и опять в сознании появился образ ослепительная вспышки, разлившейся в небесах, память о которой, по сути, являлась его последним осознанным ощущением.

Теперь, глядя на коробки многоэтажек и склонившуюся к земле башню телецентра, он понял, почему его не подобрали на месте приземления. Десантирование его взвода по роковому стечению обстоятельств совпало во времени с каким-то глобальным и непоправимым событием, отсвет которого он видел перед самой потерей сознания.

Напряжение не отпускало, оно лишь усиливалось с каждой секундой, но Иван уже перешагнул шоковый порог восприятия, и его рассудок пытался выработать сейчас адекватный ситуации план действий.

Часть располагалась за жилыми массивами. Он мог действовать двояко – либо напрямую отправиться в военный городок, либо исследовать крайние дома спального микрорайона… Размышляя, Иван продолжал внимательно осматриваться по сторонам, пока вдруг не увидел последний, завершающий штрих, который как бы замкнул в его сознании картину окружающего…

…У въезда в город, перед воротами коммерческой металлобазы, которая на его памяти работала круглые сутки, сейчас стоял выгоревший остов БМД-12.

Война?!…

Это предположение шарахнуло в рассудке, словно взрыв осколочной гранаты.

Не отрывая глаз от сгоревшей боевой машины десанта, Лозин сошел с дороги, машинально перехватив автомат, чтобы в любую секунду открыть огонь навскидку, но стрелять, вообще-то, было не по кому, – вокруг по-прежнему стояла звонкая тишь, в которой зловещие признаки непонятной, но непоправимой беды казались еще более гнетущими…

Хоть бы один живой человек попался навстречу…

…Постоянно оглядываясь, Иван заметил вдалеке, за полями темный контур одноэтажного здания. Судя по всему это была обыкновенная бревенчатая постройка, сруб, возможно старый дачный домик, или крайнее здание невидимой отсюда деревни, которые еще сохранились в окрестностях бурно растущего современного города.

Внимание Лозина на мгновенье привлек блеск стекол в двух обращенных к городу окнах. Диссонанс между обгоревшими провалами оконных рам многоэтажек и этим тусклым отблеском был столь очевиден, что вывод о вероятной обитаемости дома напрашивался сам собой.

Запомнив этот факт, он осторожно двинулся дальше, направляясь в сторону сгоревшей боевой машины.

* * *

БМД-12 являлась последней разработкой оборонной промышленности России, предназначенной специально для частей военно-космических сил, которые формировались на базе наиболее боеспособных дивизий воздушно-десантных войск.

На Земле медленно, но неотвратимо наступала новая эпоха, когда взгляды прогрессивной части человечества все чаще обращались к звездам, где, без всякого сомнения, лежало будущее цивилизации.

Новые типы вооружений, техники, уникальные разработки в сфере контроля и поддержания человеческого метаболизма, – все это вместе взятое, не смотря на военный уклон технологий, тем не менее, не рассматривалось как подготовка к некоему противостоянию в космосе.

Иван хорошо понимал суть наступающих перемен, потому что сам являлся непосредственным участником подготовки нового этапа космической эры. Эпоха освоения околопланетного пространства заканчивалась, и далее должны были последовать какие-то глобальные шаги, направленные на достижение ближайших звездных систем. Опыт межпланетных экспедиций, накопленный за последние десятилетия, ясно свидетельствовал о многочисленности и непредсказуемости тех опасностей, внештатных ситуаций и смертельных для человека явлений, которые постоянно преподносило космическое пространство. Дальнее внеземелье крайне нехотя отдавало свои тайны, стараясь взять за их открытые определенную мзду, в виде различных рисков… поэтому обыкновенная логика диктовала жесткие меры по защите грядущих экспедиций к удаленным на световые годы мирам, от всех мыслимых или немыслимых чрезвычайных ситуаций.

Ученые давно предсказывали наличие планет в ближайших к Земле солнечных системах, но даже самые современные, изощренные способы удаленного наблюдения не могли дать ответа на вопрос: пригодны ли эти гипотетические миры для человеческого метаболизма, какова жизнь в среде иных биосфер, и какого сорта препятствия могут встать на пути первопроходцев?

Именно в ответ на эти неразрешенные вопросы формировался костяк Военно-Космических сил России. Не ради противостояния в пространстве родной Солнечной системы, как пыталась преподнести некоторые факты, вырванные из общего контекста подготовки первого межзвездного перелета, пропагандистская машина Соединенных Штатов Америки, а во имя продвижения вперед к иным мирам, куда должны отправиться не только научные специалисты, но и люди иного склада, морально и физически подготовленные к возникновению любых чрезвычайных обстоятельств.

По крайней мере, Ивана Лозина и его товарищей тренировали, ориентируя именно на такие предпосылки. Всем было понятно, что можно исследовать Марс или луны Юпитера, опираясь только на отряды астронавтов-исследователей, но для дальних экспедиций, которые продлятся не одно десятилетие, требовались не только принципиально новые технологии, но и разносторонне подобранный состав участников, который неизбежно включал в себя элиту военно-космических сил…

…Осторожно продвигаясь вдоль высокого бетонного забора неработающей металлобазы, Иван, конечно, не размышлял над глобальными вопросами экспансии человечества к иным мирам, и связанными с этой перспективой аспектами собственной подготовки. Сейчас он мыслил узко и конкретно. Безлюдные окраины города, заставляли его сосредоточить все внимание на покрытой следами копоти бронемашине и прилегающему к перекрестку пространству.

Вокруг по-прежнему стояла звонкая, ненатуральная тишь. Пустые дома выглядели зловеще, переломленная пополам вышка телецентра, казалась, кричит о чем-то вопиющем, но не понятом, – все это, вместе взятое, угнетало, до предела натягивая нервы, вычерпывая из организма остатки мобилизованных стимулятором сил.

Подойдя в плотную к корпусу БМД, Иван, не прикасаясь к закопченной броне, обошел машину кругом, отметив, что все люки выпучены наружу, а языки копоти видны только в районах образовавшихся щелей. Создавалось впечатление, что внутри машины возник внезапный пожар, от которого детонировала часть боекомплекта. Никаких внешних механических повреждений на броне не наблюдалось, – он не смог найти не выщерблин, ни царапин…

Чтобы окончательно убедиться в возникших предположениях, Лозин открыл задний люк машины, с трудом сдвинув с места деформированный овал брони, и заглянул с сумрачное нутро БМД.

Внутри стоял стойкий запах сгоревшей изоляции, оголенные огнем кабели свисали от низкого потолка отсека, перемежаясь застывшими потеками пластика. Особенно сильно пострадала головная часть машины, где располагался бортовой компьютер и органы управления, – значит, пожар, скорее всего, возник там. Убедившись, что решетчатые каркасы, оставшиеся от сгоревших кресел, не содержат человеческих останков, Иван сделал закономерный вывод: машина шла в автономном режиме, под управлением бортового компьютера, когда внутри возникло возгорание. Отсутствие явных внешних повреждений на время отодвигало вопрос об имевших место боевых действиях, не снимая, однако, его остроты.

Что же в таком случае стряслось? Глобальная техногенная катастрофа?

Чтобы ответить на заданный себе вопрос, Иван, не взирая на явные признаки трудноодолимой усталости, направился к ближайшему многоэтажному дому, возвышавшемуся напротив ворот металлобазы.

* * *

Разные мысли теснились в голове Лозина, пока он без преувеличения "брел" через перекресток асфальтированных улиц к подъезду двенадцатиэтажного дома.

Вопиющая пустота города давила на разум. Он все чаще ловил себя на том, что вспоминает картины прошлого: сколько раз он ходил по этим улицам, абсолютно не обращая внимания на окружающие лица, пропуская мимо сознания поток спешащих по своим делам людей. Они были разными, – потенциальные друзья и вероятные недруги, которых видишь, воспринимаешь как фон, не контактируя, но подсознательно ощущая постоянное пребывание в обществе…

Распахнутые настежь двери подъезда приближались, и Лозин чувствовал, что какой бы ни оказалась тайна внезапного исчезновения людей, он в принципе не может узнать ничего хорошего…

Лейтенант не ошибся в своих мрачных интуитивных предположениях.

Первое, на что он обратил внимание, войдя в подъезд двенадцатиэтажного дома, был выветрившийся, но еще уловимый запах гари, к которому примешивались иные, неприятные, хорошо знакомые, сладковатые флюиды.

Прислонившись к стене, он обвел долгим изучающим взглядом площадку первого этажа.

У неплотно сомкнутых створок неработающего лифта, валялись, брошенные как попало вещи. Беспорядочные груды одежды сразу навели его на мысль о мародерстве. Вряд ли испуганные жильцы дома, пытавшиеся вынести свое имущество, стали бы потрошить собственные дорожные сумки. – Подумал Иван. Что-то вынудило их бежать, спасая свои жизни, бросив собранную второпях ручную кладь, а хаос, среди которого он стоял, наверняка возник несколько позже, – об этом немо свидетельствовали выломанные двери квартир, выходившие на площадку первого этажа…

Да, без сомнения, кто-то пытался поживиться в опустевших домах. – Сделал лейтенант окончательный вывод.

С трудом перешагивая через груды вещей, он подошел к выломанным дверям ближайшей квартиры, и ступил в темную прихожую.

Судя по положению выключателей первый акт трагедии разыгрался поздним вечером. Лампочки в декоративных настенных плафонах лопнули, усеивая пол хрустким крошевом мелких осколков тонкого стекла, видимо по всему зданию имел место резкий скачок напряжения, в чем Иван смог убедиться, пройдя в гостиную.

Взорвавшийся экран стереовизора, обуглившаяся люстра под потолком, подпалины на стенах, в местах расположения расплавившихся розеток, – все складывалось одно к одному… Дом был недавней постройки, в его отделке использовалось много пластиковых элементов, и массового возгорания не возникло лишь благодаря современной системе углекислотного пожаротушения, которая успела сработать в критический момент. 

Осмотрев гостиную, лейтенант переступил порог следующего помещения, ощущая, как резко усилился тошнотворный, сладковатый запах, и тут он увидел мертвое человеческое тело.

В кресле перед сгоревшим компьютером сидел парень, лет двадцати. Зима и воцарившийся в здании мороз на некоторое время законсервировали бездыханное тело, но теперь с наступлением тепла, его коснулся стремительный тлен, заставивший вздуться и посинеть мертвую плоть.

Глядя на искаженные, обезображенные судорогой черты лица, не нужно было напрягать воображение, чтобы определить причину смерти, – она наступила от поражения электрическим током, – труп был облачен в виртуальный костюм, к которому от почерневшего системного блока компьютера тянулись оголившиеся провода, разогревшиеся в момент скачка напряжения до такой степени, что на них расплавилась пластиковая изоляция. Глядя на эту зловещую картину Лозин не мог определить каких значений достигала сила тока, но он ясно понимал, что людей и аппаратуру не спасли даже предохранители: высокое напряжение пробивало воздушные зазоры, и в течение нескольких секунд распространилось по доступным проводникам, взрывая не рассчитанные на подобную мощность электроприборы, нанося смертельные травмы людям, которые оказались в этот момент поблизости от источников высокого напряжения…

Лейтенант не раз видел смерть, в самых неприглядных ее проявлениях, но вид вздувшегося, посиневшего трупа подействовал на него особым, удручающим образом, будто в душе очнулись что-то давно позабытое, утраченное, как казалось навсегда…

Пришлось мысленно прикрикнуть на себя, чтобы заставить рассудок очнутся.

Он резко обернулся и вышел, понимая, что сейчас в его задачу входит лишь один вопрос: восстановить картину событий и по возможности выяснить первопричину случившегося.

…Осмотрев еще две квартиры, Лозин окончательно убедился, что город постигла внезапная, унесшая множество жизней техногенная катастрофа, связанная, прежде всего с небывалым перепадом напряжения в бытовой электросети, однако для него оставалось неясным, почему выжившие люди не вернулись в свои дома? Куда они направились, бросив свое имущество на разграбление кучкам не ведавших страха подонков, которые в периоды глобальных катастроф вырастают, будто из-под земли, появляясь в районах бедствий, с одним лишь стремлением – поживиться на чужом горе?…

Ответа на данный вопрос не было, и он начал подъем на верхние этажи. Лейтенант не зря избрал для осмотра крайний, самый высокий дом микрорайона. Как бы скверно он себя не чувствовал, физическое недомогание не могло притупить тех инстинктов, что были вложены в его сознание многолетней подготовкой и реальным боевым опытом. Сгоревшая боевая машина не выходила из мыслей, именно она явилась тем знаковым свидетельством, которое довлело над рассудком, – не смотря на все признаки техногенной катастрофы безлюдный город и обугленная БМД, немо предупреждали – не все так просто лейтенант… 

Неизвестно, что твориться на территории части, и идти туда, без предварительной разведки в сложившейся обстановке было недопустимо.

…Двигаясь по замусоренным лестничным маршам, он поднялся на верхние этажи жилого здания. Здесь уже наблюдались явные следы пожара, причиной которого являлось отнюдь не возгорание электропроводки. Покоробленные, оплавившиеся пластиковые рамы наводили на мысль о кратковременном, но мощном тепловом ударе, который распространялся вкупе с ударной волной на высоте сорока-пятидесяти метров от поверхности земли. 

Заняв позицию за покоробленным пластиковым подоконником, Иван приник к окуляру оптико-электронного снайперского прицела "шторма". С высоты двенадцатого этажа открывался отличный вид на расположение части, и Лозин долго, внимательно осматривал через прицел доступную взгляду площадь военного городка.

Низкие здания казарм и технических боксов не пострадали от удара, повредившего верхние этажи небоскребов, ворота ангаров были плотно сомкнуты, на пустых улицах городка ни души… Издали не было заметно явных следов боевых столкновений, лишь в одном месте на центральном плацу, лейтенант сумел разглядеть смутно очерченный паленый круг, диаметром в десятки метров…

…Опустив автомат он некоторое время сидел, тяжело размышляя над увиденным.

Бегство мирных граждан, пытавшихся спастись от последствий тотальной техногенной катастрофы, казалось ему понятным и логичным, но как он мог объяснить, тот факт, что целая дивизия, относящаяся к элитным воинским формированиям, вдруг испарилась, исчезла?!…

Скорее всего, часть была передислоцирована в иное место, – этот вывод напрашивался сам собой, но лейтенант не спешил принять его на веру.

Чувствуя подкатывающую к горлу дурноту, Лозин встал, и нетвердым шагом направился вниз. Теперь после визуального осмотра территории военного городка он мог без опаски пересечь периметр высокого бетонного забора, и попытаться выяснить, куда подевался личный состав полнокровной дивизии военно-космических сил…

…За время, проведенное внутри многоэтажки, его состояние заметно ухудшилось. Цифры на вшитом в манжет униформы крошечном дисплее указывали, что время уже перевалило за полдень, небо хмурилось, низкие облака грозили разразиться дождем, а его поиски так и не увенчались успехом. Иван по-прежнему не мог однозначно ответить на вопрос о причинах постигшей город катастрофы. Учитывая, что прошло как минимум три месяца с момента рокового события, полное отсутствие какой-либо деятельности со стороны экстренных спасательных служб, незахороненные, начавшие разлагаться тела людей, следы мародерства в здании и исчезновение личного состава воинской части, возбуждали в сознании десятки новых вопросов, не дав вразумительного ответа ни на один из прежних.

* * *

До запертых ворот КПП Лозин так и не дошел.

Эффект временного прилива сил от принятого стимулятора, убывал гораздо стремительнее, чем он рассчитывал.

Едва миновав перекресток подле здания, Иван остановился, чувствуя, что переоценил свои возможности.

Каждый новый шаг давался ему с неимоверным трудом, и из этого следовало сделать вывод.

Он хорошо знал, как действует боевой препарат, и понимал, что необходимо отыскать убежище, где он смог бы перенести кризис, неизбежно связанный с полным истощением жизненных сил…

…Короткая передышка затягивалась, а внезапно обострившаяся немощь тела раздражала его. Инстинкты по инерции толкали разум к действию, поиску, осмыслению зловещих событий, но физическое состояние не позволяло лейтенанту пойти на адекватные шаги.

Хорош я буду, если завалюсь где-нибудь посреди военного городка… – с раздражением подумал он, обращая свой помутившийся взгляд в ту сторону, где за полем и перелеском он видел отблеск стекол в окнах одноэтажного бревенчатого строения. Лозин понимал: чтобы пережить полное истощение сил, ему необходима хотя бы крыша над головой, и искать убежище следует за городом. Следы, оставленные бандами мародеров, означали, что пустота города обманчива. У лейтенанта имелся определенный опыт, связанный с работами в зонах экологических и техногенных катастроф, и в данном случае невыясненная первопричина бедствия не устраняла иных проблем, которые неизбежно возникали на изолированных территориях, откуда эвакуировано все население.

Нет… Легкой добычей для какой-нибудь банды я не стану… – Подумал Лозин, окончательно смирившись с мыслью, что детальное исследование военного городка ему придется отложить как минимум на несколько дней. Он был уверен, что его организм сможет побороть истощение, но в данный момент силы таяли, а ночевать в поле под открытым небом в его состоянии было столь же губительно, как и впасть в кому где-нибудь посреди пустынной улицы…

В конечном итоге здравый смысл возобладал над неодолимым желанием немедленно побывать в штабе дивизии.

Отлежусь пару дней, и вернусь… – Мысленно пообещал он себе, заставив налитые свинцом ноги сделать шаг в избранном направлении…

…Минут через десять, вновь выйдя на шоссе, Иван, стремясь сократить расстояние, сошел с дороги и побрел напрямик, через поля, ориентируясь на раздвоенный ствол кривой сосны, который взял на заметку еще перед тем, как направиться к сгоревшей БМД…

* * *

…Силы стали окончательно покидать его, когда лейтенант прошел три четверти расстояния, отделявшего его от незамысловатой бревенчатой постройки.

Начинало вечереть. Сумерки подкрадывались незаметно, с хмурого неба срывались редкие капельки дождя…

Вокруг по-прежнему не было видно ни души, хотя ощущалось незаметное ранее присутствие иной жизни. Где-то в кустарнике, не обращая внимания на произошедшие вокруг гнетущие перемены, щебетала пичуга, вдали слышалось раскатистое карканье, – видно стая ворон кружила над полями и перелесками в поисках привычных для такого времени года свежевспаханных участков, но, судя по хриплым разочарованным птичьим голосам, никто этой весной не возделывал землю…

Создавалось стойкое ощущение, что от непонятных катастрофических событий трехмесячной давности пострадали исключительно люди, оставив после себя пустынный город и ничуть не изменившуюся, пробуждающуюся с весной природу…

Лозин с трудом двигался через раскисшее поле, чувствуя, что окружающая обстановка все более угнетает его. Он не мог заставить свой разум отключиться, не думать о том, что увидел в городе. Машинально переставляя ноги, Иван продолжал мучить рассудок ни к чему не ведущими догадками; его шаги постепенно замедлялись, походка становилась неуверенной, шаткой, словно он передвигался по болоту, в голове, стирая мысли и чувства, разрастался иссушающий звон, а вес экипировки уже казался непосильной ношей.

В конце концов, силы окончательно покинули его, и он упал, потеряв сознание, всего лишь в полукилометре от намеченной цели…

…Опять для него наступил период странного безвременья, когда ощущение реальности по своей прихоти то возвращалось к измученному рассудку, то исчезало вновь.

В какой-то из моментов просветления он увидел звезды. Видно уже наступила глубокая ночь, небо разъяснило, оно было черным как смоль, а на фоне мириад серебристых точек огненными росчерками то и дело срывались, стремясь к поверхности земли, десятки, если не сотни болидов.

Сознание запечатлело эту странную картину непрекращающегося метеоритного дождя и опять угасло.

В следующий раз он пришел в себя от прикосновения.

Иван даже не вздрогнул, – на это не было сил, он лишь приоткрыл глаза, чувствуя, что его сотрясает лихорадка, хотя все тело было объято жаром. Прикосновение, которое привело его в чувство, было холодным и влажным.

Мучительно скосив глаза, Лозин увидел огромного пса, неопределенной породы который нависал над ним, внимательно разглядывая беспомощного человека, распростершегося на влажной прошлогодней стерне.

Такое соседство, естественно, вызывало чувство тревоги. Пес показался ему огромным, глаза собаки горели в ночи, словно две холодных фосфоресцирующих пуговицы, влажный холодный нос, который тыкался в щеку, обнюхивая лицо, почему-то порождал ощущение страха. Не было никакой возможности понять, кто перед ним, – верный друг человека, имеющий кров и хозяев, или же давно утративший всяческие привязанности одичавший зверь, не ведающий иных инстинктов, кроме того первобытного наследия, что заложила в него природа по факту рождения?…

Иван, не смотря на слабость и озноб, все же попытался одолеть дурноту, дотянуться до автомата, и это слабое движение не укрылось от пса. Он прекратил принюхиваться и опасливо отошел на несколько шагов, как раз в тот момент, когда дрожащие пальцы лейтенанта сомкнулись на пистолетной рукояти "Шторма".

Дальше события вдруг начали развиваться не по сценарию. Лозин ощущал, что не в силах поднять оружие, да и пес видимо пришел к аналогичному выводу. Еще раз сверкнув глазами в ярком лунном свете, он обошел беспомощно распростертого на земле человека, и Иван внезапно ощутил жаркое дыхание на своем затылке.

В следующий миг челюсти пса сомкнулись на вороте его полевой формы, и Лозин почувствовал, как зверь рывком сдвинул его с места. Он пятился, упираясь всеми четырьмя лапами, изредка испуская утробное рычание.

Ивана по-прежнему лихорадило, от жара и озноба мир виделся как в тумане и даже тот факт, что его куда-то тащит огромный непородистый пес, уже не вызывал в нем страха. Единственное, о чем беспокоился Лозин в эти минуты, – не отпустить оружия, чтобы автомат не остался лежать тут на краю поля…

* * *

Пес протащил его метров двести, а затем внезапно исчез, словно растворился в густой весенней ночи.

Иван с трудом воспринимал реальность. Озноб усиливался, его бросало то в жар, то в холод, перед глазами плавали мутные картины полубредового содержания… наверное поэтому, когда из плотного мрака вынырнули две серых, трудно различимых человеческих фигуры, он не испытал никаких эмоций, воспринимая их как продолжение галлюцинаций… и лишь когда его осторожно подняли с земли, лейтенант с отрешенностью подумал, что наконец-то видит живых людей…

Впрочем, даже эта мысль не смогла расшевелить его оцепеневший рассудок. Некоторое время Иван еще удерживал в себе искру сознания, пытаясь понять, куда его несут, но сориентироваться в кромешной тьме не было никакой возможности и, в конце концов, сгорая от объявшего тело жара, он невольно отдался убаюкивающему ритму легкого покачивания, провалившись в липкие объятия беспамятства…

* * *

…В следующий раз он пришел в себя спустя изрядный промежуток времени. В помещении, где он лежал, царил мягкий сумрак, пахло деревом, пищей, за занавешенными окнами проглядывал серый свет пасмурного дня.

Все это было до странности нелепо, и треск дров в неказистой печи, и погашенная лучина на столе, закрепленная в специальной подставке из расщепленной дощечки…

Словно время открутилось вспять как минимум на полтора века…

Он не знал, какой нынче день, сколько времени прошло с той памятной ночи, когда здоровый черный пес тащил его по раскисшему от дождя полю, но Иван больше не ощущал ни жара, ни озноба, вот только тело вновь не желало повиноваться ему…

Внезапно до слуха Лозина долетели легкие, едва слышные шаги.

Звук босых ступней, касающихся скрипучего деревянного пола, показался Лозину столь необычным, будто он действительно выпал из своего времени…

С трудом скосив глаза, он увидел молодую девушку, наверное, свою ровесницу, которая подошла к изголовью его кровати, поставила на деревянную табуретку пластиковый таз с нагретой, курящейся паром водой, и, посмотрев на него, ободряюще улыбнулась.

– Очнулся? – Ласково спросила она, будто была давней подругой Лозина, знавшей его не первый год. 

Лейтенант не ответил, на это пока не было сил, лишь слегка кивнул, давая понять, что он в полном сознании.

– Вот и молодец. – Она намочила в тазу край полотенца и решительно откинула одеяло. – Давай будем мыться.

Иван поначалу смутился, осознав, что лежит абсолютно нагой, но быстро справился с этим иррациональным стыдом.

Взглянув на себя, он ужаснулся. Одна кожа да кости. Лозин мог видеть лишь свои ноги, да впалый живот, но и этого хватило, чтобы вернулось чувство недоумения, а вместе с ним и смущение перед молодой девушкой.

– Ничего, лежи… – Мягко произнесла она, касаясь его влажным полотенцем. Видимо, желая отвлечь Ивана от неприятных для него ощущений, девушка, отирая его иссохшие ноги, продолжала говорить, невольно концентрируя на себе внимание:

– Раз очнулся, давай знакомиться. Меня зовут Настя… – Она вновь намочила и отжала полотенце, осторожными, но как показалось Ивану профессиональными движениями обтирая его грудь плечи и живот.

Он попытался ответить ей, но из пересохшего горла вышел лишь сиплый вздох.

– Не напрягайся. – Настя вдруг застенчиво улыбнулась, будто в облике истощенного, едва живого лейтенанта было для нее что-то неизбывно близкое, родное, радостное. – Я знаю, тебя зовут Иван, фамилия Лозин. Мы встречались раньше. – Пояснила она. – Я работала в лабораториях, где проводили медицинское тестирование основных и дублирующих групп десанта, задействованных в проекте "Россия".

Иван смог ответить ей лишь слабым кивком. Сил говорить по-прежнему не нашлось, но Настя не настаивала. Справившись с нехитрой гигиенической процедурой, она укрыла его свежим одеялом, и, улыбнувшись напоследок, вышла, унося с собой таз.

Вместо нее в помещении появился мужчина средних лет. Одет он был невзрачно, в серую рубашку и помятые брюки, на плечи накинут застиранный до белесых разводов армейский бушлат, лицо осунувшееся, но тщательно выбритое, в руках он держал пластиковую полулитровую кружку.

– Rehabilitation… – Внезапно произнес он по-английски. – Кушать… Пить… – Добавил незнакомец, двумя руками протягивая Ивану кружку в которой оказалось молоко.

Так… Значит все-таки американцы… мать их… – Мысль гулко ударила в виски яростным током крови, будто внутри организма до этого рокового мига все же оставалась одна единственная сжатая пружинка, последний резерв сил, который мог быть востребован только вот так, внезапно, спонтанно и болезненно.

Минуту назад, глядя на Настю, он заметил, что его автомат стоит неподалеку от изголовья кровати, в углу, завешенный верхней одеждой, из-под которой торчал лишь краешек магазина. В такие секунды солдат не размышляет, он действует. Это нельзя обосновать, особенно когда речь идет о русском солдате. Да, он мог проваляться несколько месяцев под снегом, сгореть в лихорадке, чудом выкарабкаться с того света, но этот неприкосновенный остаток сил, имя которому – воля, остался всегда, и речь шла не про лейтенанта Лозина конкретно…

Он скатился с кровати, больно ударившись об пол, выпростал руку, с трудом удержав в ослабевших пальцах вес автомата, и не в силах встать, направил ствол "Шторма" в лоб американцу.

У того глаза полезли из орбит, не то от внезапного приступа страха, не то от крайнего удивления, но кружку с молоком он все же удержал, хотя часть белой жидкости плеснула на пол.

– Рашен… Крези… – Пробормотал он, непроизвольно попятившись, – Нет!… Не нужно!… Learned^[2]!… – С английского он снова сбился на русские слова: – Не враг!… Нет война!…

В этот миг хлопнула дверь, и в помещение вошла Настя.

– Да вы что с ума посходили? – В ее голосе звучал укор, гнев и… непонятный теплый оттенок. – Иван, Джон, ну-ка прекратите… – Она склонилась к Лозину и ласково накрыла его напряженные пальцы своей теплой ладонью.

– Ну, не психуй… Извини, я должна была тебя предупредить. Он не враг, и мы не воюем с Америкой. – Настя обернулась к Джону и вдруг прикрикнула: – Ну, что стоишь? Иди помоги положить Ивана в постель.

Американец опять что-то пробормотал про сумасшедшего русского, затем поставил молоко на стол и принялся помогать Насте.

Сил на сопротивление не осталось, Ивана вновь уложили на кровать, укрыли одеялом и теперь уже Настя принялась поить его молоком.

– Ты только не нервничай ладно? Тебе нельзя. – Уговаривала она его, будто маленького капризного ребенка. – Потерпи пару дней, окрепнешь, встанешь на ноги, тогда и поговорим. Не при чем тут американцы, ты ведь должен знать…

– Нет… – Хрипло выдавил Иван. – Ничего не знаю…

– Тем более. Джон ученый, он сотрудник НАСА, приезжал в нашу дивизию по приглашению, понимаешь? Потом то же мыкался по лесам как я. Чего сразу за автомат-то?…

Лозин не ответил, только стиснул зубы. Сколько не старались ротные командиры, а космополит из него вышел, мягко говоря, хреновый. Не нравилась ему страна, мнящая себя владычицей мирового порядка, хотя умом Иван и понимал, что крики политиков это одно, а реальный баланс сил, – совсем иное. Впрочем, глупо было сейчас думать об этом, после того как Настя ясно, недвусмысленно сказала: Мы не воюем с Америкой.

Значит, война все-таки имеет место.

С этой беспокойной тревожащей мыслью он снова постепенно впал в забытье, но теперь это уже был глубокий сон выздоравливающего человека, а не черный провал беспамятства.

* * *

Утро следующего дня было теплым и солнечным.

Иван не ошибся в своих мысленных подсчетах, – истекали последние числа мая, и пока он валялся в длительном беспамятстве, снег сошел повсеместно, земля подсохла, а сквозь пожухлые прошлогодние султанчики травы уже пробивалась свежая, сочная весенняя зелень, почки на деревьях набухли и были готовы вот-вот лопнуть, выпуская клейкие нежно-зеленые листочки.

Когда он проснулся, в доме никого не было. Его выстиранная форма была аккуратно сложена на стуле. Встав с постели, Лозин ощутил резкий приступ головокружения, но, постояв с минуту, опираясь на старомодную металлическую спинку кровати, он сумел справиться с дурнотой, потом самостоятельно оделся и, придерживаясь одной рукой о бревенчатую, конопаченную мхом стену, вышел на крыльцо.

Насти нигде не было видно, зато на нижней ступеньке сидел Джон, строгая тупым ножиком какую-то дощечку. Напротив внимательно наблюдая за его движениями, прямо на земле устроился знакомый, черный как смоль пес, ростом чуть пониже теленка.

Заметив Ивана он повернул голову, потом лениво встал, одним зябким движением отряхнув со своей шерсти налипшие комочки земли, подошел к нему, обнюхал и демонстративно зевнул, показав внушительные белые клыки.

Джон обернулся, прекратив свое занятие.

По его белесым глазам нельзя было с точностью сказать, что за чувства испытывает в данный момент американский ученый.

Однозначного восторга Иван не заметил, но и явного страха то же. Сев рядом он спросил:

– Где Настя?

– Пошла в город. – С акцентом, медленно выговаривая каждое слово, ответил Джон. – Сказала, тебе нужны витамины.

– Это опасно? – Тут же насторожился Иван.

Херберт откровенно пожал плечами.

– Я не знаю. Я никуда не ходил все это время.

– А что случилось, можешь рассказать? – Испытующе глядя на него, без обиняков спросил лейтенант.

Херберт ответил не сразу. Достав из нагрудного кармана рубашки пачку импортных сигарет с незнакомым названием, он жестом предложил Ивану закурить.

Вообще-то Лозину, после перевода из десанта в военно-космические силы пришлось отказаться от вредных для здоровья привычек, но сейчас он машинально протянул руку, взяв сигарету, прикурил, и сказал, ощутив приступ головокружения от первой затяжки:

– Давай, Джон, выкладывай, что знаешь.

Американец искоса посмотрел на него, пытаясь вникнуть в смысл обращенной к нему фразы.

– Я плохо понимаю русский, – наконец медленно выговорил он, стараясь не коверкать слова своим чудовищным акцентом.

– Война? – Односложно спросил Иван.

– Да.

– Кто и с кем?

– Люди с Чужими. – Слишком лаконично и туманно ответил Джон. – Мы уже проиграли. – Спустя пару секунд добавил он с глухим, ясно прозвучавшим отчаянием в голосе.

Иван застыл молча, потрясенно глядя на американца.

Бредит он что ли? – Мелькнула в голове лейтенанта шальная мысль.

Смысл произнесенной Хербертом фразы попросту не поддавался мгновенному осмыслению. Два слова, словно тяжелые булыжники медленно падали сквозь слои сознания, не находя адекватного отклика в рассудке лейтенанта. Они относились к той категории утверждений, которые невозможно принять на слух, сразу и безоговорочно, без солидной доказательной базы, потому как они… противоречат здравому смыслу, укладу психики, той атмосфере, в которой воспитан человек. Для Лозина существовали некие базовые понятия возможного и невозможного, в рамках которых шло привычное осмысление событий, а тут, словно ушат ледяной воды, выплеснутый на голову:

Люди и Чужие?

Не Соединенные Штаты Америки, грезящие о мировом господстве, не воинствующие мусульманские секты, и даже не обнаглевший коммунистический Китай, в последнее время все чаще поглядывавший на известные регионы России, а "братья по разуму"?!…

– Джон, ты, наверное, действительно хреново знаешь русский? – Мысленно взвесив все "за" и "против", произнес Иван. – Я спросил тебя: кто и с кем вступил в войну?

– А я ответил тебе. – Не поворачивая головы, буркнул в ответ американец. – На нас напали. Спейс… – у Джона не хватило словарного запаса, и он попросту ткнул пальцем в небо, видимо рассчитывая расставить этим жестом все точки на "и".

Рашен крези, говоришь? – Зло подумал Иван, проследив за его жестом. – А сам в «дурке» не проверялся?

Неизвестно чем бы закончился этот диалог, не появись во дворе Настя.

Она была одета очень бедно, неброско, производя впечатление серенькой полевой мышки…

– Настя!… – Иван порывисто встал, но тут же был вынужден ухватиться за хлипкие, порядком подгнившие перила крыльца.

Она остановилась. В руках девушка держала полиэтиленовый пакет, из которого торчало горлышко плотно укупоренной пластиковой бутылки, а по бокам ясно выпирали какие-то угловатые коробки.

Вид у нее был усталый, измученный, обувь облеплена грязью, налипшей на раскисшем поле, в глазах прятался с трудом скрываемый страх.

– Ты где была?

– Ходила за продуктами, в город. – Тихо ответила она, снимая с головы серый, неотличимый от ткани демисезонного пальто платок. – Нас ведь теперь прибыло, верно?

Иван кивнул, молча признавая ее правоту.

– Нам нужно поговорить. – Произнес он.

– Да. – Согласилась Настя. – Только пойдем в дом, – попросила она. – Озябла, и ноги гудят.

Джон молча посторонился, освобождая ступеньки, и Иван с Настей прошли внутрь неказистого здания, которое простояло тут еще с прошлого века. Сейчас такие постройки уже не возводили, дерево повсеместно заменили пластик, стекло и бетон, а домики в дачных поселках, как правило, собирались из готовых комплектующих щитов, изготовленных промышленным способом.

– Ну?… – Она поставила пакет на стол и обернулась к Ивану, расстегивая магнитные липучки верхней одежды. – Ты уже говорил с Джоном? Что он объяснил тебе?

Лозин сел за стол, сцепив руки в замок.

– Веришь – ничего. Нес какую-то чушь про то, что на нас напали из космоса… Какие-то "Чужие" по его словам.

– Это правда. – Настя сняла пальто, повесила его на вбитый в бревенчатую стену гвоздь, и, вернувшись к столу, села напротив Ивана.

– Ты сама-то в это веришь? – Упрямо переспросил он, не желая мириться с вздорной, не укладывающейся в рамки привычного сознания информацией.

– Верю. – Ответила она и вдруг резким, неприязненным движением поддернула вверх рукав платья, обнажая свое запястье, на котором переливался всеми цветами радуги какой-то голографический знак, состоящий из сложного сплетения световых нитей.

– Что это?… – Вздрогнул Иван, который никогда не видел ничего подобного.

– Вероятно, мой серийный номер. – Тихо ответила она, глядя в сторону.

– Не понял?!…

– На нас действительно напали из космоса. – По-прежнему не глядя на него, глухо пояснила девушка, переживая в этот момент глубоко упрятанные, помещенные под запрет, страшные воспоминания. – Я попала в плен… – Ее голос сорвался… – Нам всем наносили подобные метки, а потом грузили на транспортные корабли, и увозили в неизвестном направлении.

От этих слов в груди лейтенанта разлился мертвенный холод. 

Он честно пытался принять предложенную информацию, но сознание пробуксовывало, отвергая ее как нелепость, однако взгляд, который буквально примерз к голографической метке на запястье девушки, уже воспринял чужеродность витиеватого мерцающего символа, и вдруг все, виденное им ранее, начало складываться в смутную, недопонятую, но связную картину беды, которая, судя по словам Насти, обрушилась не город, область или страну, а на все человечество… 

– Ты бежала? – Глухо спросил он, пытаясь как-то справиться с обрушившимся потрясением.

– Да, перед самой погрузки в их корабль. – Она резко, неприязненно опустила рукав платья, будто светящееся клеймо жгло кожу.

– А где были наши? Где была дивизия, почему они не защитили город, страну, Землю, наконец?!…

– Я не знаю. Была объявлена боевая тревога, весь личный состав в течение часа выдвинулся в неизвестном мне направлении, в городке осталось лишь караульное подразделение да вспомогательные службы. А потом начался ад… – Она дрожащими пальцами достала сигареты и прикурила. – Взрывалось и горело все: приборы, распределительные щиты, плавились высоковольтные провода, небо моментально застил дым, вокруг стоял адский грохот, я видела, как из под туч вниз падают раскаленные болиды, и бьют ветвистые молнии, как во время грозы. – Она глубоко, нервно затянулась и добавила: – Вот только дождя не было… Ни капельки.

– И как ты?…

– Чудом… – Ответила Настя на полувысказанный вопрос. – Испугалась, выбежала за пределы части, а там паника, люди, все бегут… Меня сбили с ног, едва не затоптали, в общем, – потеряла сознание, а когда пришла в себя, Чужие уже вошли в город, и сгоняли обезумевшую толпу к месту посадки своего корабля. На КПП части людей пропускали по одному, ставили метку на запястье, и вели на плац.

У Ивана мороз продрал по коже от ее скупого рассказа.

– Ты разглядела их? Как они выглядят, чем вооружены…

– Я плохо соображала в те минуты. Было страшно… Очень страшно… А выглядят они как люди, примерно одного с нами роста, похожего телосложения, но в защитных костюмах черного цвета. Ни лиц, ни деталей анатомии разглядеть невозможно. Я едва ли что-то соображала, когда нас повели к кораблю. Он стоял на строевом плацу, – такая огромная, чуть загнутая к торцам, перекрученная, слоистая конструкция, словно исполинский фрагмент древесного ствола, скрученный со страшной силой.

– Как тебе удалось бежать? – Спросил Иван, с трудом представляя тот ад, что по описанию Насти творился в городе и на территории части.

– Кто-то напал на Чужих. – Ответила она. – Я слышала автоматные очереди, потом несколько разрывов, и их корабль вдруг без предупреждения начал взлетать, совершенно беззвучно, а мы, – десятка два человек, – просто бросились, кто куда. Как бежала – не помню… – созналась Настя. – Пришла в себя уже тут неподалеку, в лесу. Неделю пряталась, боялась выйти даже на опушку. Там я и встретила Джона… – Ее руки по-прежнему дрожали, и Иван инстинктивно накрыл ее ладонь своей, ощущая лишь холод и дрожь…

Некоторое время они молчали, не глядя друг на друга, переживая в эти секунды свои сокровенные чувства: она – тяжелые воспоминания о событиях трехмесячной давности, а он – глубокое, граничащее с шоком потрясение.

– Ты так и не вспомнил меня? – Внезапно спросила она.

– Нет. – Честно ответил Иван, и тут же добавил: – В медицинские лаборатории нас гоняли реже, чем на полигоны…

Настя понимающе кивнула. Конечно, он не мог запомнить всех младших научных сотрудников.

– Это я вводила микромашины тем, кто проходил подготовку по проекту "Дальнее Внеземелье". – Предприняла она последнюю попытку стимулировать его память.

– Нет, не помню… Но я рад, что ты из дивизии.

– Почему?

– Я могу тебе верить.

– А Джону не поверил?

– Нет. – Честно признал он.

– Потому что Херберт американец?

Лозин кивнул.

– Придется тебе привыкать Иван. – Вздохнула Настя, не отнимая руки, словно его тепло впитывалось ее организмом, и от этого медленно разглаживались напряженные черты лица, она успокаивалась, будто худой изможденный лейтенант одним фактом своего существования вдруг встал между ней и тем ужасом воспоминаний, который не давал покоя ни днем, ни ночью.

– Нет больше русских, американцев, англичан, французов… – Неожиданно добавила она, тихим дрожащим голосом. – Остались люди. Очень мало людей, тех, кто по каким-то причинам сумел избежать насильственной депортации.

– А сколько нас? – Спросил Иван.

– Ты второй, кого я встречаю после бегства. Прошло три месяца, и мне уже казалось, что мы с Джоном остались одни на всей планете… – Ее ладонь медленно, нехотя выскользнула из-под пальцев Лозина. Настя встала и отошла к бревенчатой стене, чтобы накинуть на плечи пальто. Было видно, как сильно ударили по ней воспоминания, но Иван понимал, – то что она поведала, лишь фрагмент субъективных впечатлений, страшный кусочек непонятной мозаики, которую придется собрать воедино…

– Настя, ты должна рассказать мне все по порядку. – Пальцы Ивана, машинально сцепившиеся в замок, побелели. – Я ничего не знаю, потому что три месяца провалялся в сугробах неподалеку отсюда. Нас тренировали в прыжках с орбиты, и последнее что я помню, – это ослепительная вспышка и адский грохот.

Она не оборачиваясь, кивнула.

– Да, – чуть помедлив, произнесла Настя. – Я понимаю, тебя. – Она обернулась и посмотрела на Ивана. – Думаю, нам стоит позвать Джона, если ты хочешь восстановить всю картину событий…

– Это зачем? – Нахмурился лейтенант.

– Я могу подтвердить, что он специалист НАСА. Джон сохранил свой портативный компьютер, хотя ума не приложу, как ему удалось спастись с охваченной пожарами и оцепленной пришельцами территории города.

– А как он объясняет этот факт?

Настя пожала плечами.

– Напрямую я не задавала ему такого вопроса. – Призналась она. – Но я неплохо владею английским, и пару раз мы действительно беседовали с ним по душам. Одиночество угнетает Джона больше чем меня, ведь он оказался в чужой стране… Мне кажется, он узнал о грядущей катастрофе чуть раньше, чем мы. – Добавила она, возвращаясь к затронутой Иваном теме.

– Из своих источников? – Уточнил Лозин.

– Понятия не имею. Когда мы встретились с ним в лесу, неподалеку отсюда, Херберт был напуган не меньше меня. Он показал мне свою машину, сгоревшую на проселочной дороге. Говорит, что загорелась система электропроводки, а он едва успел спастись.

– Но он не объяснял, что заставило его срочно выехать за город?

– Нет. Но его портативный компьютер напичкан разными демонстрационными программами, касающимися освоения космоса, а сам Джон хорошо разбирается в астрономии и небесной механике, по крайней мере, его пояснения показались мне толковыми…

Лозин на некоторое время задумался, потом кивнул и сказал:

– Ладно, Настя, зови его. Постараюсь не цепляться за стереотипы… – Мрачно пообещал он…

Глава 2.

Май 2055 года. Земля. Территория Российской Федерации, дачный поселок расположенный в непосредственной близости от полигонов дивизии ВКС…

Херберт появился быстро, будто все это время специально топтался в сенях со своим драгоценным ноутбуком. Искоса взглянув на Ивана, он сел за стол и откинул плоский монитор портативного компьютера.

– Джон, ты можешь говорить на английском, я буду переводить, – произнесла Настя, пододвигая к столу третий стул. – Так будет быстрее и проще, – пояснила она Ивану, пока Херберт набирал директивы на сенсорной клавиатуре, однако что-то не заладилось в системе, и после нескольких неудачных попыток активации, Джон с досадой вскрыл боковую крышку, извлекая на свет подсевшие аккумуляторы.

– Прошу прощения… Я сейчас исправлю… – Пообещал он.

Настя кивнула и спросила, повернувшись к Ивану:

– Ты слышал что-нибудь об астероидном потоке, обнаруженном в канун нового года?

Иван отрицательно покачал головой.

– Нас погружали в испытательный низкотемпературный сон, в котором мой взвод провел две недели… – Пояснил он, хмуро покосившись на Херберта, возившегося с блоками питания. – Вся программа была полностью автоматизирована: сразу по пробуждении, – прыжок вниз с орбиты. Условия максимально приближенные к боевым.

– Понятно. – Вздохнув, ответила девушка. – Откровенно говоря, я то же слышала о нем лишь краем уха, в каком-то из выпусков новостей. – Она слабо, невесело улыбнулась. – У каждого была своя работа, своя жизнь и никто не думал, что все оборвется в один миг… Основным источником информации для меня стал Джон, когда мы встретились с ним уже после катастрофы.

– Что конкретно он тебе рассказывал? – Иван неприязненно посмотрел на Херберта, который беспомощно вертел в руках севшие элементы питания. – Да постучи ты их друг об друга, – не выдержав, посоветовал он американцу. 

Тот внял его рекомендации, энергично перетряхивая активное вещество внутри герметичных капсул.

– Херберт только стоил предположения, уже задним числом. – Ответила Настя. – Он считает, что необычный астероидный поток включал в свой состав Чужие корабли, которые шли под прикрытием каменных глыб…

– Прошу меня извинить… – Вмешался в их диалог Джон, которому, наконец, удалось активировать систему ноутбука.

– Он просит, чтобы ты посмотрел на экран, – перевела Настя последовавшую за извинением фразу американца. – Он будет показывать и разъяснять.

…

На экране переносного компьютера все выглядело схематично и безобидно.

Рой темных угловатых глыб, обнаруженный земными обсерваториями незадолго до наступления нового 2053 года, двигался в относительной пустоте космического пространства, приближаясь к эклиптике Солнечной системы, как бы "падая" на эту условную плоскость^[3], под углом в тридцать градусов.

Иван молча слушал пояснения Херберта, делая из всего сказанного свои умозаключения, не всегда совпадавшие с оценками бывшего сотрудника НАСА.

Скопление блуждающих в пространстве астероидных масс не такое уж и редкое явление, большинство космических скитальцев давно известны астрономам; все они движутся по определенным орбитам, так или иначе связанным с гравитацией нашего светила, однако, в данном случае ядро, сформированное из различных по размерам твердых глыб, демонстрировало зримое отклонение от привычных стандартов.

Тем, кто следил за траекторией сближения астероидных обломков с Солнечной системой, было ясно, что это пришлый космический мусор, не имеющий ничего общего с классифицированными космическими странниками, периодически появляющимися в зоне обращения внутренних планет, к которым принято относить Меркурий, Венеру, Землю и Марс.

Угловатые тысячетонные глыбы неслись со скоростью, превышающей порог "убегания"^[4], – они прибыли извне, и по всем канонам должны были проскочить эклиптику Солнечной системы в районе Земной орбиты, а затем, преодолевая совокупную гравитацию Солнца и Земли, кануть в бездне космического пространства, чтобы уже никогда более не появляться в границах родной для человечества звездной системы.

Такой расклад предлагала классическая астрономия, но ее незыблемые законы, справедливые для всех материальных тел Вселенной, в данном случае были нарушены вмешательством посторонних сил.

Траектория движения массы пришлых небесных тел пролегала в опасной близости от околопланетного пространства Земли, пересекаясь с ним в зоне высоких орбит, где базировалась сложная система орбитальных платформ, с установленными на них лазерными устройствами, работающими от мгновенной накачки световой вспышки ядерного взрыва. Это искусственное "ожерелье", уже не первый год окольцовывавшее планету, являлось воплощением американской программы "звездных войн". По официальному определению Пентагона данные платформы были основными компонентами противоракетного щита, призванного закрыть от внезапного ядерного удара территорию Соединенных Штатов Америки и их ближайших стран-союзников.

Этот факт, несомненно, сыграл решающую роль в вопросе оценки потенциальной угрозы внезапно объявившихся космических тел. Собранные обсерваториями данные были переданы на носители кибернетических комплексов Пентагона, которые произвели подсчет вероятностей и выдали свой прогноз: ни один крупный астероид не шел на прямое столкновение с Землей, но до шестидесяти процентов устройств "орбитального щита" так или иначе попадали под удар космических странников.

С точки зрения военных этого нельзя было допустить. Речь шла не только о миллиардных убытках, – разрушение системы орбитальных платформ ставило под угрозу национальную безопасность страны.

Земля доживала последние часы обычной мирной жизни, но никто, кроме узкого круга оповещенных лиц, не подозревал о том, что грядут непоправимые для цивилизации события.

Впрочем, слушая пояснения Херберта, Иван понимал: высший генералитет ВКС США вряд ли осознавал, какие последствия повлечет за собой их решение. На это было как минимум три причины. Во-первых, по словам Джона, Чужие корабли до момента атаки скрывало плотное ядро астероидного потока, во-вторых, сценарий разрушения космических скитальцев, грозящих столкновением с Землей, или с орбитальными группировками, не раз отрабатывался вооруженными силами США и России, – то есть результат воздействия казался очевидным и предсказуемым. Ну, и, наконец, в-третьих, по личному убеждению Лозина в принятии Соединенными Штатами одностороннего решения о нанесении превентивного удара, не последнюю роль сыграли те сложные геополитические процессы, что протекали на самой Земле, в течение последнего полувека. 

Политики утверждали, что после кризиса в Персидском заливе на Земле сформировалась новая многополярная система сдерживания, определяющими силами которой являлись Россия, Соединенные Штаты Америки, Европейский Союз и Китай, однако после упразднения института ООН, и затянувшегося внутреннего кризиса НАТО, США все чаще стремились действовать в рамках собственных интересов, считая, что любая из запланированных акций направлена "во благо человечества", а значит, реализация тех или иных решений "сверхдержавы" лежит вне сферы каких-либо обсуждений в рамках мирового сообщества.

Это являлось порочной практикой, и единственным сдерживающим фактором непрекращающихся попыток американской экспансии, по-прежнему оставалась Россия, которая за истекшие пол века сумела не только защитить собственные геополитические интересы, но и пройти бурный путь экономического развития, не уступая иным государствам, как в области высоких технологий, включающих формирование собственной группировки ВКС, так и глобального повышения уровня жизни населения страны…

…Однако, необъявленное противостояние двух держав, напоминающее период холодной войны века двадцатого, не помешало принятию военным ведомством США одностороннего решения в вопросе, связанном с угрозой разрушения собственной системы ПРО^[5]. Скопление астероидных масс, приближающееся к околопланетному пространству Земли, было решено разрушить массированным ядерным ударом, который раздробит тысячетонные глыбы и собьет массу обломков с нежелательного курса, отправив их в сторону Солнца.

Правительства стран, не входящих в так называемый "Американский Альянс", были оповещены о назревающих событиях за два часа до реализации утвержденного и уже принятого к исполнению плана…

* * *

– Джон, тебя предупредили о готовящемся ударе? – Выслушав вступительные пояснения Херберта, спросил Иван.

– Мне позвонили из НАСА и посоветовали укрыться. – Не лукавя, ответил Херберт. – Речь шла о возможном метеорном дожде, который мог вызвать локальные техногенные катастрофы в любой точке земного шара.

– То есть, тебе посоветовали держаться подальше от городов?

– Да. Мои коллеги не подозревали, чем на самом деле обернется попытка вооруженных сил сбить с нежелательного курса приближающуюся астероидную массу.

– Ты внял их совету?

– Да. Я сел в машину и поехал за город… Я не собирался бежать далеко, – через несколько километров остановил машину на обочине, и вышел подышать, когда в небе вдруг разлился ослепительный огонь, потом накатил чудовищный грохот, после которого наступил настоящий ад…

– В чем это выражалось? – Уточнил Иван, сознание которого погасло именно в момент ярчайшей вспышки.

Бледное лицо Херберта помрачнело от нахлынувших воспоминаний.

– Повсюду был огонь. – Повторил он. – Я поначалу перепугался до смерти, но потом, заметив как сверкают молнии, понял, что это не ядерные удары, и не метеоритный дождь… – Джон говорил, глядя в одну точку, заново переживая самые страшные минуты своей жизни. – Я много лет посвятил изучению космических явлений и сразу понял, что такой эффект мог быть вызван лишь массой огромных астероидных глыб, которые, изменив курс, входили в атмосферу Земли по касательной траектории. В моей машине вдруг замкнуло электропроводку, и в моторном отсеке начался пожар. Я едва успел выхватить из салона ноутбук, и отбежать в сторону леса, как она взорвалась… Это было ужасно… Молнии, гром, во время зимы… повсюду сугробы по пояс, а в небе зарево, смешанное с северным сиянием, такое яркое, будто воспламенился сам воздух…

Джон на минуту умолк, а затем, нервно прикурив сигарету, что-то переключил на плоском мониторе компьютера и продолжил:

– У меня было три месяца, чтобы попытаться понять те события… – Он медленно выговаривал слова, чтобы Настя успевала переводить смысл произносимых им фраз. – Вы знаете, что в начале прошлого века над территорией России произошла катастрофа, связанная с падением тунгусского метеорита?

– Ну да, слышал что-то. – Ответил Иван.

Настя лишь утвердительно кивнула, переводя его слова.

– Так вот, ученые разгадали тайну его падения. – Сообщил Джон. – Еще в колледже я увлекался разными загадочными явлениями природы, в том числе и тайной малой Тунгуски.

– Это имеет связь с событиями настоящего? – Усомнился Иван.

– Только в теории. – Ответил Херберт. – От Тунгусского метеорита не нашли ни одного значительного обломка, но, тем не менее, разрушения, причиненные его падением оказались чудовищны, а аномалии, порожденные катастрофой, охватили половину земного шара и проявляли себя в течение многих дней с момента события.

– С чем это связано? – Иван честно пытался собраться с мыслями, и следовать той логике, что предлагал Херберт.

– Здесь имеет место так называемый рикошет, совмещенный с эффектом электроразрядного взрыва^[6]. – Пояснил Джон. – Нужно представить, что космическое тело огромной массы входит в атмосферу Земли по касательной траектории, и тогда, согласно установленным закономерностям, происходит не только его нагрев и замедление скорости полета, но одновременно с этим образуются сверхвысокие электрические потенциалы, что в свою очередь приводит к возникновению гигантского электрического «пробоя» между раскалившейся астероидной массой и поверхностью Земли.

Он замолчала, глядя, как хмуриться Иван.

– Я плохо объясняю, да?

– Да нет… объясняешь ты толково. – Ответил Лозин.

– Хорошо, тогда я буду продолжать… Джон загасил одну сигарету и тут же машинально прикурил другую. – Так вот… – продолжил он прерванную мысль. – После удара военно-космических сил США вся масса астероидных тел внезапно повернула к Земле и, постепенно снижаясь, вошла в атмосферу по касательной траектории, которая сначала пролегала к западу от Гринвича, проходя над территориями обеих Америк, а затем над Восточной Сибирью, Монголией, Китаем…

– Это было падение или управляемая посадка? – Задал Иван, уточняющий вопрос.

Херберт нахмурился, обдумывая ответ.

– Я пришел к выводу, что отдельные, наиболее крупные астероиды управлялась, но… как это сказать… грубо, без точных корректировок. Они снижались, раскаляясь, и вскоре начались упомянутые мной многочисленные электроразрядные пробои, сопровождаемые ударной волной и катастрофическими разрушениями на земной поверхности. Раскаленные астероиды распадались на отдельные части, и пропорционально этому множились причиняемые их воздействием разрушения, охватывающие огромные площади…

– Джон, ответь мне на один вопрос: по твоему мнению падение астероидов было спровоцировано ракетным ударом, или…

Херберт прервал его отрицающим жестом.

– Нет. Я так не считаю. – Категорично заявил он.

– Почему? – Упрямо переспросил Иван.

– Потому что дождь раскаленных болидов и чудовищные электрические разряды на мой взгляд служили оружием. – Ответил Херберт. – Каждый электроразрядный взрыв приблизительно равен пятистам мегатоннам в ядерном эквиваленте, к тому же он является источником мощнейших магнитных возмущений. Теперь нужно вспомнить, что их поворот к Земле и направление входа в атмосферу корректировались с борта Чужих кораблей. Видимо они зафиксировали точки запуска ракет и направили огромные глыбы на мою страну…

Джон горестно замолчал, глядя на экран ноутбука.

Иван попробовал представить, что происходило на территории Соединенных Штатов, Бразилии и Канады, когда этот бич из раскаленных астероидных обломков и порождаемых ими сверхмощных электрических разрядов хлестнул по континенту, но его воображение не смогло отразить и сотой доли действительности.

Наступившую паузу нарушил Херберт.

– Случайность исключена, – убежденно произнес он. На Землю осуществлено вторжение, а эффект электроразрядных ударов, использовался как оружие массового поражения. Превентивный удар, нанесенный по астероидам, лишь указал пришельцам на континент, откуда пытались противодействовать их сближению с Землей.

– Кроме Штатов кто-то пытался ответить на удар из космоса?

– Китай. – Скупо ответил Херберт. – Однако глобальная катастрофа протрясла весь земной шар, – тут же оговорился он. – Можно говорить, что одни континенты пострадали меньше, другие больше, но повсюду в те часы происходили аналогичные явления: огромное количество людей погибли на своих рабочих местах, или же дома, от перенапряженности магнитного поля и многоканальных электроразрядных взрывов. Все электрические приборы, компьютерные сети были уничтожены в течение нескольких минут, – взрывались телевизоры и мониторы, теряли управление самолеты, машины, разряды молний пробивали почву до уровня грунтовых вод и распространялись по ним, поражая током все живое…

Херберт подавленно умолк, а потом добавил:

– Последнее сообщение, которое записал автоответчик моего мобильного телефона, было отправлено через спутник из подземного центра управления в Хьюстоне. В нем абсолютно недвусмысленно говорилось, что в момент поворота астероидов к Земле от общей массы обломков отделилось около сотни объектов, классифицированных как космические корабли неизвестной цивилизации… Они остались на высоких орбитах, в то время как астероидный поток начал входить в верхние слои атмосферы…

– Это сообщение было отправлено тебе лично? – Прищурился лейтенант.

– Нет!… – Резко и неприязненно отреагировал Херберт. – Мой номер зафиксирован в базах данных центра Хьюстон. – Пояснил он. – Сообщение было адресовано тысячам абонентов, в надежде, что кто-то сможет его принять и осмыслить!…

– Извини. – Произнес Иван.

Джон лишь сокрушенно кивнул, покосившись на Настю. 

…Гора окурков в пепельнице росла. Лейтенант, пытаясь осмыслить обрушившуюся на него информацию, так же, не замечая того, курил сигарету за сигаретой.

– А что известно про Китай? – Наконец спросил он.

– Его больше нет. – Ответил Херберт и, не дожидаясь встречных вопросов, пояснил:

– Когда я пришел в себя после первой волны взрывов, то в первую очередь попытался связаться с НАСА. Мой ноутбук был выключен и потому не пострадал. Наладить контакт с агентством не удалось, но я сумел выйти на один из известных мне спутников, который вел орбитальную съемку земной поверхности, и, благодаря его видеосенсорам, смог наблюдать, как над Китаем расползается множество "ядерных грибов". Думаю, что там при попытке запуска взорвалось подавляющее большинство баллистических ракет. Возможно, они сбили несколько Чужих кораблей или астероидов, но не смогли существенно повлиять на ситуацию, только погубили себя. На них, как и на мою страну пришелся основной удар разваливающихся в атмосфере астероидных масс. Менее всего пострадали, Африка и Европа, хотя электроразрядные взрывы, затронувшие восточную часть Евразии, нанесли громадный ущерб всем без исключения странам. Особенно досталось городам-мегаполисам и разного рода техническим сооружениям.

Заметив, что Иван хмурится, не до конца понимая последнего утверждения Херберт пояснил:

– В момент многоканальных электроразрядных взрывов происходило громадное выделение энергии в атмосферу. Это породило не только тепловое излучение, но и множественную ударную волну, а так же мощнейшие импульсные магнитные поля, которые перемагничивали участки земной коры, нагревали до температур плавления вышки высоковольтных линий электропередачи и приемопередающие станции телекоммуникаций.

– Влияние магнитных полей сохранилось до сих пор? – Интуитивно предположил Иван, вспомнив, как неоправданно менялись показания его электронного компаса.

На этот вопрос ответила Настя:

– Два месяца я не видела нормальных ночей. – Сказала она, вставая из-за стола. – В небе постоянно блуждало северное сияние, иногда такое яркое, что не было видно ни луны, ни звезд. Примерно месяц назад эти явления пошли на убыль… – Она что-то сказала Джону по-английски, а затем обернулась к Ивану.

– Думаю, нам стоит прерваться. Нужно хотя бы поесть.

Он кивнул, машинально соглашаясь, хотя его мысли были сейчас далеки от таких мелочей как голод или сон…

* * *

После нехитрого обеда, разговор на прерванную тему возобновился.

– Есть предположение, что мы сами спровоцировали внимание к Солнечной системе со стороны чуждой расы. – Произнесла Настя, убирая посуду.

Иван, все это время пребывавший в плену мрачных размышлений, удивленно вскинул взгляд на девушку.

– Чем мы могли привлечь внимание Чужих? – Скептически нахмурившись, спросил он. – Своими радиосигналами? – Лозин покачал головой, пытаясь рассуждать вслух: – Вряд ли… Самые мощные радиоволны едва ли могут достичь ближайших звездных систем, но даже при невероятном стечении обстоятельств, радиосигналы неизбежно погаснут в пределах гелиопаузы^[7]. – Со знанием дела заключил он.

– Речь идет не о попытках волнового контакта с иными цивилизациями. – Ответила Настя. – Пускай Джон сам тебе объяснит. Мы с ним уже обсуждали эту тему.

– Ну? – Лозин обернулся к Херберту, который внимательно вслушивался в их диалог.

– Да… Я попробую объяснить. – Джон развернул к себе ноутбук, и пробежал пальцами по сенсорным кнопкам, активируя какие-то программы. Судя по мельканию оперативных окон, он распаковывал архивную информацию.

– Вот это… – Наконец, односложно произнес он, разворачивая переносной компьютер так, чтобы Иван мог видеть картинку, появившуюся на мониторе.

– Что это означает, Джон? – удивился Лозин, посмотрев на два фактически одинаковых снимка, где был запечатлен старт древних жидкотопливных ракетоносителей.

– Это самые удаленные рукотворные объекты во Вселенной – "Вояджер-1" и "Вояджер-2". – Медленно подбирая русские слова, пояснил Херберт. – Они начали свое путешествие с интервалом в шестнадцать дней. Двадцатого августа и пятого сентября 1977 года две ракеты "Титан" вывели космические зонды в открытый космос.

Начало космической эры давно уже стало историей, и Лозин, по долгу службы изучавшие современные, практические дисциплины, имел лишь поверхностное представление о стартах той далекой эпохи, а что касается американских программ, то тут он мог лишь развести руками.

Заметив его недоумение, Джон пояснил: 

– К двухтысячному году скорость "Вояджера-1" превысила семнадцать километров в секунду. Он удалился от Земли на десять миллиардов километров и продолжал разгон, используя сохраненный благодаря гравитационным маневрам запас топлива, которого хватило до две тысячи двадцатого года, когда связь с обоими "Вояджерами" была окончательно утрачена, – они покинули границы Солнечной системы.

– Хорошо, это я понял. Аппараты ушли за пределы системы. – Кивнул Лозин. – Но, какую информацию о человечестве могут дать примитивные автоматические зонды, даже если один из них и был обнаружен кораблями Чужих…

– Здесь ты ошибаешься Иван. – Ответил Хьюберт, сокрушенно покачав головой. – То была… как это сказать?… Эра романтизма, мы не до конца осознавали, что Вселенная живет по выверенным, незыблемым законам, никак не соотносящимся с этическими нормами и нравственными постулатами нашей цивилизации. Мы… верили в "братьев по разуму" и это явилось роковым заблуждением. Иные цивилизации, по позднейшим предсказаниям мало отличаются от нас, они по определению должны быть экспансивны: как и мы, они станут осваивать космос, стремиться к захвату новых жизненных пространств и ресурсов, ну а наши этические ценности могут не совпадать в корне…

– Короче, Джон.

– Да, я отвлекся… – Херберт вернулся взглядом к экрану ноутбука и глухо пояснил:

– Ты правильно определил, что оба "Вояджера" являются примитивными с точки зрения современных технологий автоматическими зондами. Они были предназначены для съемки Юпитера и Сатурна, однако миссия "Вояджеров" на этом не исчерпывалась. Ученые семидесятых годов прошлого века предусмотрели все, вплоть до возможного контакта с иной расой: на борту каждой станции были размещены закодированные звуки с Земли, – шум воды и крики животных, музыка – от Баха и Моцарта до Чака Берри, приветствие Джимми Картера, и еще много научной информации, сосредоточенной на золотом диске. Никто, конечно, не рассчитывал всерьез, что одна из автоматических станций на самом деле попадет в руки иной цивилизации. Путешествие "Вояджеров", скорее всего, рассматривалось как вечный полет, сравнимый с присущей тому времени наивной мечтой человечества о контакте с "братьями по разуму"…

Херберт умолк, и на некоторое время за столом воцарилась гнетущая тишина…

От всего услышанного впору было свихнуться.

– Значит, слили информацию о человечестве и Солнечной системе на золотой диск и отправили в космос? – Иван смог только покачать головой, выражая свое отношение к такой "романтике". – А твои ученые "семидесятых" вообще о чем-нибудь думали, Джон?

– Я не знаю. Никто не предполагал…

– Не предполагал?! – С досадой повторил его фразу Лозин. – Можно ведь было посмотреть на самих себя, чтобы понять – отправлять в космос информацию о местоположении Солнечной системы и наших технических достижениях попросту опасно!… Если мы – не ангелы, так что ждать от Чужих?!… – Лейтенант злым щелчком выбил сигарету из полупустой пачки и закурил, вновь глубоко задумавшись.

Спустя некоторое время он встал, чувствуя, что полученная информация уже переполнила его разум, и вот-вот начнет перехлестывать через край. Наступил критический момент, когда отдельные фрагменты мозаики начали складываться в голове, образуя уничтожающую разум картину глобальной катастрофы…

– Пойду, подышу свежим воздухом. – Произнес Лозин, взяв автомат. – Не волнуйтесь за меня. – Добавил он, обернувшись к Насте. – И поблагодари Джона за предоставленную информацию, ладно?

Она посмотрела на его бледное, напряженное лицо и кивнула, не решившись спорить.

Когда за лейтенантом, скрипнув, закрылась дверь, Херберт вопросительно посмотрел на девушку.

– Ему нужно побыть одному. – Скупо пояснила она, отвернувшись к окну.

* * *

Выйдя на улицу, Иван минуту постоял у крыльца, а затем, погасив окурок, пошел в том направлении, где по его расчетам располагались площадки для приземления десантных групп.

Вот ты и узнал правду, лейтенант… – Думал он, шагая по едва приметной тропинке.

Сказать, что скупой, но содержательный рассказ Херберта потряс его, означало выразить лишь тысячную долю тех противоречивых мыслей и чувств, что теснились в голове, сжимали спазмом грудь… а вокруг стояла ласковая теплая тишь, под ногами пробивалась молодая трава, клейкие зеленые листочки уже распустились из почек, покрывая ветви кустарника, и небеса казались лазурными, бездонными…

Жутко…

Глаза видели одно, а разум другое, словно на фон пробудившейся природы кто-то наложил призрачную картину лежащих в руинах городов, где теперь обитали призраки тех людей, чьи незахороненные тела медленно разлагались среди обломков былого величия цивилизации.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.