Неугасимое пламя

Ахилл и Анжелика понимающе переглянулись.

— Я выведу лошадей и подожду вас снаружи, — оказал Ахилл. Анжелика последовала за ним.

Мэтью и Рэчел с благодарностью посмотрели им вслед.

— Ты не должна была приходить сюда, Рэчел, — убеждал Мэтью, пожирая девушку взглядом. Она была босиком и накинула тонкий шерстяной халат прямо поверх ночной рубашки, край которой выглядывал из-под халата.

— Обещай мне, что будешь осторожен, любимый, — шептала она. — Я буду все время думать о тебе и молить Бога, чтобы он хранил тебя.

Мэтью поспешил успокоить ее:

— Это деловая поездка, радость моя. Не более того.

— Сейчас неспокойные времена, Мэтью, — предостерегла Рэчел. — Будь внимателен. И возвращайся ко мне.

— Обязательно, — пообещал он. — Не важно когда, не важно как, но я обязательно вернусь к тебе, любовь моя.

Мэтью обнял ее, и их губы слились в глубоком, упоительном поцелуе. Из сладостного забытья их вывело деликатное покашливание Ахилла.

— Уже почти рассвело. Пора в путь.

Мэтью вздохнул. Конечно же, Ахилл прав.

Он не должен медлить, как бы ни хотелось ему задержаться.

Он оторвался от Рэчел, вышел из конюшни и вскочил в седло.

Спустившись по склону, Мэтью обернулся и увидел, что Рэчел все еще стоит в дверях конюшни, еле видная в утреннем тумане, и смотрит ему вслед. Она подняла руку и помахала ему.

Он отвернулся и поскакал вперед. Чертова война!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

«Война опустошает и разоряет страну. Как бы благородны и справедливы ни были ее причины, результаты чудовищны. Столько убитых и раненых! А солдаты обеих армий, совсем еще мальчишки, — их жизни навсегда искалечены, их страна неузнаваемо изменилась!

Я молю Бога, чтобы все эти жертвы не оказались напрасными».

Мэтью налил себе еще виски и одним глотком осушил рюмку, надеясь, что это поможет ему выкинуть из памяти как поля кровавых сражений, так и высокопарную болтовню политиков.

Он ожидал распоряжений в номере одной из вашингтонских гостиниц. Он прибыл сюда несколько дней назад, успешно завершив очередное задание, усталый, измученный бесконечными опасностями, хитростями, уловками, которые заполняли его жизнь все последние годы.

Единственной его отрадой были письма возлюбленной.

Но черт побери, этого было недостаточно! Ему нужно было ее присутствие. Находясь рядом с ним, она сумела бы избавить его от мрачных мыслей, горького разочаровании, отчаяния и гнева.

Сколько раз он читал и перечитывал ее письма! Мэтью потерял этому счет. Он знал их все наизусть.

«Мой обожаемый Мэтью!

Я беспрестанно молюсь о том, чтобы ты был в добром здравии и безопасности. Твои родные и я с нетерпением ждем того дня, когда ты возвратишься к нам, когда эта бесконечная война все-таки закончится, когда каждый сможет вернуться в те места, которые он покинул».

Далее она передавала ему новости о плантации Бель-Шансон и ее обитателях, новоорлеанские сплетни, свои собственные наблюдения. Трезвость ее оценок восхищала его. Как бы помогли ему сейчас рассудительность и благородство Рэчел!

Мэтью сделал еще глоток виски, думая о своем вчерашнем визите в Белый Дом. Интересно, что сказала бы Рэчел об Аврааме Линкольне? На Мэтью произвело огромное впечатление спокойное достоинство, с которым держался этот человек, его проницательный взгляд. Война тяжелым бременем лежала на плечах президента, но, по мнению Мэтью, тот был в состоянии справиться с этой ношей. Поговорив с ним полчаса с глазу на глаз, Мэтью покинул Белый Дом с чувством надежды. Усилиями Линкольна исход войны мог стать менее кровавым, чем того хотелось кое-кому из членов правительства.

Все это Мэтью описал в своем дневнике. Он хотел, чтобы Рэчел когда-нибудь прочла его записи и увидела, как много значила для него их любовь. Рэчел была его путеводной звездой во мраке адского наваждения.

Мэтью раскрыл дневник, перечитывая последние слова:

«Есть множество вещей, за которые стоит сражаться: любовь, честь, родина, но важнейшая для меня — теперь я знаю это точно — любовь. Ради нее я, если придется, пожертвую всем остальным.

Я выполняю последнее задание, любовь моя, и возвращаюсь к тебе. Как обещал».

Штат Нью-Йорк. Четыре месяца спустя

Всеми силами души Мэтью стремился сдержать обещание. Однако обстоятельства были против него. Его заключительное задание окончилось провалом. Мэтью удалось обнаружить организацию северян, сочувствующих и действующих в пользу Конфедерации, и он не сомневался, что сумеет разоблачить и обезвредить их, но в последний момент был выдан двойным агентом.

По иронии судьбы, его передали в руки того самого человека, за которым он охотился, — руководителя обширной группы заговорщиков-южан, не гнушавшихся никакими средствами для ослабления юнионистов. В ход шли грабежи, саботажи, убийства.

Сейчас Мэтью ожидал приговора своих тюремщиков. Он почти не надеялся остаться в живых. В глазах этих людей он был предателем, изменившим делу Конфедерации. Шпионом. Возмездием за это скорее всего должна стать смерть.

Он пошевелился, и боль пронизала его тело. Оно было почти целиком покрыто синяками и кровоподтеками. Чтобы получить от него информацию, его жестоко избили. Вопреки ожиданиям своих палачей он молчал, и его били снова. Один из них даже приставил к голове Мэтью пистолет и со смехом нажал спусковой крючок.

Пистолет не был заряжен.

— Я надеюсь, что скоро убью тебя, — проскрежетал теперь этот человек прямо в ухо Мэтью. — Ты сукин сын, грязный креол, дружок черномазых. — И он с размаху ударил пленника по лицу.

— Как это смело с твоей стороны, — проговорил Мэтью, сплевывая кровь, струившуюся по разбитым губам, — разговаривать так с человеком, у которого связаны руки. Интересно, ты будешь таким же храбрецом, если мне их развяжут?

— Меня это не волнует, мистер Притворщик, вы ведь джентльмен. А что до меня, — тут он выплюнул прямо на пол табачную жижу, — я бы охотно перерезал тебе горло. Тогда нам не пришлось бы тратить на тебя пулю!

— Ну-ну, Джонни, — прервал его человек, явно старший в этой группе. — Разве так следует разговаривать с нашим высоким гостем?

Он прошел в угол, где находился Мэтью, привязанный к стулу, и, взяв другой стул, уселся напротив него.

— Я полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь, — произнес он преувеличенно любезным тоном.

Его выговор, как показалось Мэтью, выдавал в нем человека образованного, уроженца Миссисипи.

— Почему бы вам самому не рассказать мне об этом? — возразил ему Мэтью.

— Прежде всего, вы не тот, за кого себя выдаете.

— Разве?

Ответом на вопрос был новый удар в лицо, нанесенный кулаком Джонни.

Человек, сидевший на стуле, улыбнулся:

— Но мы знаем, кто вы на самом деле.

— Так просветите меня, — сказал Мэтью, напрягаясь в ожидании очередного удара, которого, однако, не последовало.

— У нас есть свои источники, дружище, — усмехнулся его собеседник.

Из кармана куртки он извлек какую-то бумагу. Это оказался сделанный углем портрет Мэтью, под которым было написано его имя. Он поднес рисунок к лицу Мэтью, давая ему возможность прочесть подпись.

— Прекрасная работа, не правда ли? И хотя художник не успел воплотить набросок в живописное полотно, вас узнать не трудно. Верно, мистер Деверо?

Мэтью хранил молчание.

— Мы, собственно, не нуждаемся в вашем подтверждении. При этом я не могу не признать, что ваша последняя личина новоорлеанского картежника по имени Доминик была весьма удачной. — Он прошелся по комнате и, вернувшись назад, встал прямо перед Мэтью. — Разрешите мне представиться, сэр. Капитан Брэдли Мартин, к вашим услугам. — Он засмеялся и продолжил: — Я, правда, подозреваю, что мое имя вам давно известно, капитан Деверо. Но не в этом дело. Я пришел сказать вам, что вы представляете собой проблему, требующую внимания.

Мэтью по-прежнему молчал, и Мартин снова занял свое место.

— Вы тот, кого я презираю больше всего на свете, мистер Деверо. Вы предали свою страну. Вы должны были поставить свои таланты на службу Луизиане, на службу нашему правому делу, а вместо этого вы изменили собственной родине во имя дурацкой идеи о величии Соединенных Штатов.

Мартин снова полез в карман и вытащил что-то еще. Это было кольцо Мэтью.

Мэтью коротко вздохнул, ноздри его расширились. Придя в себя после очередного избиения, он обнаружил исчезновение кольца и решил, что кто-то из его мучителей польстился на золото.

Мартин подбросил кольцо и, поймав его, сжал руку в кулак.

— Подходящая вещица, чтобы предъявить ее янки, не так ли?

— Верните кольцо, — потребовал Мэтью.

Мартин и Джонни засмеялись.

— Боюсь, что не смогу этого сделать, — с сожалением в голосе проговорил Мартин. — Я предполагаю, что ваша семья захочет иметь его как память о доблестном сыне, погибшем в борьбе за дело врагов своей родины. А чтобы хоть как-то их утешить, мы добавим к кольцу ваши дневники и письма вашей подружки. Вам они больше не понадобятся.

У Мэтью перехватило дыхание, когда Мартин, принялся описывать, как они сообщат близким о его гибели. «О Боже! — думал он. — Рэчел! Рэчел!»

— Ваша смерть послужит назиданием всем тем, кто предал свою родину, — будничным тоном продолжал Мартин. — Подумайте, как будет страдать ваша семья. У вас есть жена или возлюбленная, Деверо? Вообразите, что она узнала о смерти любимого человека. Много ли времени, по-вашему, пройдет, прежде чем она утешится в объятиях другого? Вы можете представить, как она ложится в постель — быть может, даже в вашу собственную — с другим мужчиной, как он раздвигает ее ноги, взбирается на нее?..

Мэтью сделал отчаянную попытку освободиться от своих пут.

— О, — воскликнул Мартин, — похоже, я попал в самую точку! Тем хуже для вас. Все будет именно так, как я сказал. Можете быть уверены. Скажите спасибо вашим дорогим янки! У вас будет, о чем подумать там, куда вы отправитесь.

— Отправлюсь? — переспросил Мэтью. Что за дурацкую игру ведет с ним этот человек?

— Вы представляете собой слишком большую ценность, чтобы просто уничтожить вас как взбесившееся животное, — пояснил Мартин. — Вы можете пригодиться мне в дальнейшем. Как предмет торга.

— Но выдали понять…

— Что вы должны умереть? Да, разумеется. И вы умрете, — ухмыльнулся Мартин. — Но не по-настоящему. Сегодня вечером вы отправитесь в такое место, где вас не отыщет ни одна живая душа, если только мы сами этого не захотим. А вашим друзьям в Вашингтоне мы сообщим, что уничтожили вас как предателя. Все очень просто.

Мэтью хорошо представлял себе, в какое отчаяние повергло его родных и Рэчел известие о его смерти. Но у него не было ни малейшей возможности сообщить им о себе хоть что-нибудь.

Мягкий, легкий ветерок проникал в окно его камеры. В то время как другие гибли на полях сражений или страдали в лагерях для военнопленных, он изнывал на одном из островов Бермудского архипелага. Он знал, что этот островок служил убежищем для судов Конфедерации, прорывавших блокаду северян. Одним из таких судов он и был доставлен на остров. Его «хозяевами» — так они предпочитали сами называть себя — были некий уроженец Чарлстона и его жена-англичанка. Всецело преданные делу Конфедерации, они предоставляли кров отважным прерывателям блокады, когда бы те ни появлялись в порту.

Мэтью безуспешно пытался убедить их, что они могут довериться его честному слову и разрешить ему покидать свою одиночную камеру, не опасаясь, что он сбежит с острова. Он практически не общался со своими «хозяевами», еду ему приносил немой слуга.

Шли месяцы, и с каждым днем надежды Мэтью на то, что он когда-либо выберется с проклятого острова, становились все призрачнее. Он погружался в бездну отчаяния, думая о горе родителей и своей обожаемой Рэчел. Неужели она действительно забыла его?

«Нет, — восставал его ум. — Она не забудет его. Она будет ждать его возвращения». Он обещал ей, что вернется к ней, неважно как, неважно, сколько времени на это потребуется. Он знал, что использует любые средства, чтобы исполнить свое обещание.

Рэчел.

Мысль о ней помогала выжить, помогала сохранить рассудок. Ее образ сопровождал его каждый день, каждый час, каждую минуту. Она была рядом с ним, она нашептывала ему слова поддержки, она заставляла его верить в то, что рано или поздно они соединятся и никакая сила больше не разлучит их.

Изолированный от всего мира, Мэтью не имел никакого представления о ходе войны о происходящем у него на родине. Одиночное заключение изо дня в день подвергало испытанию его характер. Он видел океан, слушал пение птиц, любовался звездами, но лишен был возможности погреться на солнце, погрузиться в морскую воду и промчаться по берегу верхом, поговорить и послушать человеческую речь. Единственной его радостью были книги. Он читал и перечитывал все, что «хозяева» предоставляли ему. Это могли быть даже руководства по разведению цветов, содержание не имело никакого значения. Лишь бы убить бесконечно тянущееся время.

Вот так Мэтью прикладывал все силы чтобы не поддаваться отчаянию, и наконец наступил день, когда в его жизни вновь возник капитан Брэдли Мартин.

Звук поворачиваемого в замке ключа заставил его приподняться. Он уже позавтракал а до обеда еще было далеко. Неужели кто-то принес ему вожделенную свободу?

Низенький человечек показался в дверях и шагнул в тесную комнату.

— Привет, Деверо, — произнес человечек.

Мэтью сразу узнал этот голос. Разве мог он забыть того, кто обрек его на это жалкое существование?

— Мартин, — отозвался он, и собственный голос показался ему глухим и безжизненным.

— Боже мой, старина, — поморщился Мартин, — да от вас просто воняет.

— К великому сожалению, я не успел принять ванну, — саркастически ответил Мэтью. — Понимаю, что это очень нелюбезно с моей стороны, и приношу глубокие извинения.

— Все тот же, а, Деверо? — ухмыльнулся Мартин. — А я-то думал, что время, проведенное здесь, сбило с вас вашу креольскую спесь.

Мэтью сделал шаг вперед и оказался в полосе света. Перед Мартином стоял изможденный, очень бледный человек с длинными спутанными волосами, одетый в лохмотья.

Мартин деловито объяснил причину своего появления.

— Если вы помните, я говорил, что когда-нибудь вы будете представлять собой большую ценность. И похоже, это время настало. Мы обменяем вас на другого военнопленного.

— Стало быть, — спросил Мэтью, — война продолжается?

— Да, — ответил Мартин.

У Мэтью были весьма смутные представления о том, сколько времени он провел в заключении. Желая проверить себя, он спросил:

— Какой сейчас год?

— Тысяча восемьсот шестьдесят четвертый.

О Рэчел!

Ему хотелось ударить Мартина, избить его до бесчувствия за то, что по его вине он столько лет был разлучен со своей возлюбленной. Но Мэтью знал, что сил на это у него нет. Долгое заточение совершенно истощило его организм, его мускулы потеряли всю свою крепость. Обессиленный, он опустился на кровать.

— Почему вы пришли сейчас? — спросил он.

— Потому что вы козырь в моей игре, Деверо.

— Что вы хотите сказать?

— Вас еще не забыли во влиятельных вашингтонских кругах. Я поговорил там кое с кем из старых друзей, сочувствующих идее независимости Юга, и они выяснили, что имя Мэтью Деверо до сих пор в почете в Вашингтоне. Там найдется немало лиц, заинтересованных в том, чтобы вы были живы. Так вот, я обнаружил, что, предоставив им вас, я смогу получить взамен пленного, который мне нужен.

— Должно быть, это весьма важная особа, — заметил Мэтью.

— Это мой брат, Деверо, — ответил Мартин. — Он — это все, что у меня есть, и я вовсе не намерен ждать, пока он сгниет в тюрьме у янки. Вы — его пропуск на свободу.

Скоро все будет кончено. Мэтью готов был кричать от радости. Домой! Обратно в Бель-Шансон, к родителям и — самое главное — к Рэчел!

Офицер, сопровождавший пленного конфедерата, был знаком с Мэтью Деверо. Вместе с пленником он находился в маленькой гостинице на окраине Ричмонда, поджидая Мартина, чтобы произвести обмен.

Примерно через час появился Мартин, за которым следовал худой и бледный Мэтью Деверо. Его длинные волосы были подстрижены, борода сбрита.

— Пол, — воскликнул Мэтью, войдя в комнату.

Глаза Пола расширились, затем он содрогнулся от ужаса при виде того, что сделали с его другом.

— Господи, Мэт, — закричал он, забывая о своем пленнике, — мы все думали, что ты погиб!

— Почти погиб, — успел выговорить Мэтью, прежде чем зашелся в приступе кашля. Откашлявшись, он добавил: — Но не окончательно.

Пол Дэвис схватил стакан и кувшин, стоявшие на неказистом низеньком бюро, и налил Мэтью воды.

— Тут немного, но выпейте это, — сказал он. Затем Дэвис, юрист по профессии и солдат по велению долга, гневно взглянул на Мартина и гаркнул: — Ну что, довольны? — Он помог Мэтью сесть и добавил: — Забирайте вашего красавца и проваливайте отсюда, пока я не за был о нашем соглашении.

Мартин, стоявший рядом со своим братом, холодно произнес:

— Мы-то уйдем, будьте уверены, а вот вы нет.

С этими словами он вытащил пистолет и направил его на Мэтью и майора Дэвиса.

— Что?! — закричал Дэвис.

— Уж не воображали ли вы, что я намерен просто так отпустить Деверо на свободу? — Он засмеялся сухим неприятным смехом. — Черта с два! Вы оба сполна насладитесь гостеприимством, которое конфедераты оказывают своим пленникам!

Мэтью кинулся было на Мартина, но Дэвис успел схватить и удержать его.

— Не глупи, Мэт! Он вооружен и не задумается пустить оружие в ход.

— Ваш друг прав, Деверо. Я пущу его в ход, если понадобится. Но я могу дать вам слово, что вы не умрете. Вы будете лишь мечтать об этом.

— Сукин сын! — скрежетал зубами Мэтью.

Мартин невозмутимо взглянул на часы:

— Ваш конвой будет здесь через пару минут.

Мэтью молча проклинал свою судьбу. Мысленно он уже был дома, когда на его пути снова встал этот безжалостный ублюдок!

«Прости меня, Рэчел!»

«Я выбрался из ада, называвшегося тюрьма Либби в Ричмонде. Выбрался с трудом. К несчастью, Полу Дэвису повезло меньше. Пневмония свела в могилу моего отважного друга примерно через полгода после нашего появления здесь. Его смерть тяжким грузом лежит на моей совести. Ведь это из-за меня он попал сюда. Он заслуживал лучшей участи, подобно многим нашим товарищам по несчастью.

К тому времени как война закончилась и меня освободили, от меня оставалась лишь тень прежнего Мэтью Деверо. Я был настолько слаб, что более всего походил на ходячего мертвеца, и меня отправили в госпиталь на поправку и лечение».

Приходя в себя, Мэтью всякий раз видел у постели одну и ту же сиделку. Если он нуждался в чем-либо, она всегда оказывалась рядом со своей ласковой улыбкой и легкими движениями рук. Она умывала его, переодевала, читала ему, а иногда просто держала его за руку. У нее были светлые волосы и временами он путал ее с Рэчел, воображая, что его возлюбленная снова с ним.

Наконец, спустя почти четыре месяца, он почувствовал себя бодрее. Аппетит стал возвращаться к нему. Исхудавший до предела, Мэтью прибавил в весе около пятнадцати фунтов.

Как-то утром он открыл глаза и увидел свою неизменную сиделку. Устроившись подле его кровати, она что-то шила.

— Кто вы? — спросил он.

— Меня зовут Джулия, капитан Деверо. — У нее был мягкий выговор, сразу выдававший в ней уроженку Юга.

— Вы здесь все время.

— Это только так кажется, — засмеялась она.

— Нет, не кажется, — настаивал Мэтью. — Наверное, вы мой ангел-хранитель.

Джулия опустила свое шитье, и Мэтью разглядел у нее на руке обручальное кольцо.

— А не принимали ли вы меня за женщину, которую все время звали, — за Рэчел?

— Я звал ее?

— Постоянно, капитан Деверо.

Мэтью взглянул на нее.

— Я считаю, — улыбнулся он, — что вы вполне можете называть меня по имени: Мэтью. За это время вы узнали меня достаточно хорошо.

На щеках Джулии вспыхнул румянец, необыкновенно украсивший ее. Она была блондинкой, как Рэчел, и Мэтью отметил, что глаза у нее тоже голубые. Но она вовсе не была копией его возлюбленной и кроме того, как ему показалось, была постарше Рэчел. Он решил, что ей, должно быть, около тридцати.

— Принести вам поесть?

— Да, пожалуй, я голоден, — признался он.

— Прекрасно, — ответила она. — Это признак того, что вы поправляетесь. Доктор будет доволен.

Она поднялась со стула.

— Я сейчас вернусь, — пообещала она и вышла из комнаты.

Пока ее не было, Мэтью прислушивался к разговору, который вели между собой два его соседа по палате.

— Вы можете повторить то, что сказали? — спросил Мэтью.

Солдат, лежавший на соседней койке, повернулся к нему:

— Я сказал, как жалко, что старина Эйб мертв.

Линкольн мертв? Нет, только не это! Должно быть, этот раненый солдат говорит о каком-то другом человеке.

— О каком Эйбе вы говорите?

— О единственном, который был президентом, парень! О Линкольне, конечно.

Когда Джулия вернулась, Мэтью лежал, откинувшись на подушки, щеки его были влажны от слез.

— Что случилось?

— Я только что узнал о смерти президента Линкольна.

— Мне его жаль, — искренне произнесла она.

— Он был хорошим человеком, — сказал Мэтью.

— Я тоже так думаю, — согласилась она, опуская поднос с едой на столик у постели. — Он не заслужил такой участи.

— Какой именно?

— Его убили.

Мэтью страдальчески закрыл глаза, и Джулия ласково коснулась его руки.

— Убийцу поймали?

— Да.

Джулия взбила подушки и положила их так, чтобы Мэтью мог находиться в полусидячем положении, и прикрыла его грудь салфеткой.

— Это потеря для всех нас. Я содрогаюсь при мысли о том, что могут сотворить победители без Линкольна.

Интересно, догадывается она, что он служил в юнионистской армии, или судит по его выговору и принимает за офицера-конфедерата?

Он окинул взглядом собственную костлявую фигуру:

— Сомневаюсь, что такой победитель в состоянии в ближайшее время сотворить что бы то ни было.

Джулия зачерпнула супу и осторожно поднесла ложку к его рту.

— Если вас интересует, знаю ли я, что вы служили в армии юнионистов, капитан Деверо… Мэтью, то — да, я знаю. И для меня это не имеет ни малейшего значения, — мягко добавила она. — Я сиделка. Вы мой пациент.

— Благодарю вас.

— Не стоит благодарности, капитан.

— А как ваш муж относится к вашей ангельской работе?

Глаза Джулии затуманила печаль.

— Я вдова.

— Простите!

— Он был хорошим человеком и погиб, сражаясь за свои убеждения.

— Как большинство павших с обеих сторон, — заметил Мэтью.

— Это правда, — согласилась она.

— Вы из здешних мест?

— Да. Я уроженка Виргинии, — с гордостью ответила Джулия. — Мои предки с обеих сторон жили здесь со времен Войны за независимость.

— Так же, как мои в Луизиане, — сообщил ей Мэтью.

— Значит, ваша семья там? А Рэчел ваша жена?

Мэтью улыбнулся:

— Я надеюсь, она станет ею, когда я вернусь. Прошло столько времени с тех пор, как им всем сообщили, что я каз… убит.

— Вообразите только, как счастливы они будут увидеть вас. Как бы я хотела, чтобы свершилось чудо и Блэк вернулся ко мне живым и невредимым. — Она вытерла его губы салфеткой. — Думаю, что скоро вам придется подстричь бороду.

— Я предпочел бы сбрить ее совсем, если можно.

— Я устрою это, — пообещала она. — А разговоров на сегодня достаточно, верно?

С каждым днем Мэтью набирался сил. Джулия вызвалась было написать его родным, но он отклонил ее предложение. Ему не хотелось, чтобы, получив это письмо, они сочли его чьей-то жестокой шуткой. Нет, нет, лучше еще немного подождать, а когда он будет в состоянии отправиться в путь, дать им телеграмму. Однако он попросил Джулию связаться с семьей Пола, написать им о том, каким храбрецом был их сын и какой геройской смертью он погиб. «Слабое утешение», — думал Мэтью, но сделать больше было не в его силах.

Джулия по-прежнему постоянно была с ним и мало-помалу стала ему настоящим другом. Они делились друг с другом воспоминаниями о своей довоенной жизни. Она помогала ему заново приспособиться к жизни. Она сопровождала его на прогулках, и здоровье постепенно возвращалось к Мэтью, пока в один прекрасный день доктор не объявил, что он уже вполне может отправляться домой.

Первым побуждением Мэтью было поделиться радостной новостью с Джулией.

— Вы не видели миссис Бейкер? — спросил он у доктора.

— Сегодня она не появлялась, — ответил старик, записывая что-то в историю болезни Мэтью. — Я думаю, из-за погоды.

Мэтью узнал адрес Джулии у одной из сиделок. Одевшись, он решил зайти к ней, ведь она жила всего в нескольких кварталах от госпиталя.

Ее дом он нашел сразу.

Джулия выглядела удивленной, когда у ее дверей появился Мэтью.

— Мэтью, что привело вас сюда?

— У меня хорошие новости. Можно мне войти?

Джулия заметила соседку, наблюдавшую за ними из окна с противоположной стороны улицы.

— Заходите, пожалуйста, — сказала она, пропуская его в дом.

Он заметил, что она нервничает. Это проявлялось в том, как она двигалась, как поспешно она опустилась на стул.

Мэтью почувствовал себя неловко.

— Доктор сказал мне, что на этой неделе я смогу отправиться домой. Правда, замечательно?

— Конечно, — тихо, почти шепотом ответила она.

— Я надеялся, что вы разделите мою радость, и, поскольку вас не было в больнице, решил прийти к вам.

— Я знала об этом.

— Знали?

Она кивнула:

— Доктор Мэйсон сказал мне об этом вчера. Вы должны быть совершенно счастливы.

— Разумеется, я счастлив, — признал Мэтью. — Наконец-то все тяготы остались позади и я могу вернуться к прежней жизни.

Джулия улыбнулась ему:

— Желаю вам счастливого пути, Мэтью.

— Не хотите ли вы поехать со мной? Здесь у вас нет никого из родных, и я был бы счастлив познакомить вас с моими. Поживете в Бель-Шансон столько, сколько пожелаете.

— Я не могу, — сказала Джулия.

— Но почему?

— Потому, что я люблю вас, — просто ответила она.

Мэтью был потрясен. Смысл ее слов дошел до него не сразу.

— Теперь вы понимаете, что отправиться в Бель-Шансон и присутствовать при вашей встрече с невестой — не лучший вариант для меня.

— Я не знал…

— И я рада этому, Мэтью, потому что я никогда бы не хотела стать предметом вашей жалости.

— Боже мой, Джулия, — поспешно возразил Мэтью, — этого не будет никогда. Поверьте мне.

Джулия встала, руки ее были безвольно опущены.

— А теперь, Мэтью, я думаю, вам лучше уйти.

— Да-да, вы правы.

Мэтью не хотел усугублять ее боль, продлевая это грустное прощание. Он почувствовал, что на его плечи легла новая тяжесть. Он дорожил ею как другом, но его сердце принадлежало Рэчел. Если бы не это, он, возможно, и смог бы полюбить Джулию нежно и глубоко. Но он не мог. Не мог любить ее так, как она того заслуживала. Так, как он любил Рэчел.

Он направился к двери и, прежде чем выйти, наклонился и поцеловал Джулию в щеку.

— Простите меня, — пробормотал он.

Джулия улыбнулась ему ласково и грустно:

— Вам не за что просить прощения, Мэтью. — Она легко коснулась его руки. — Будьте счастливы.

Возвращаясь в госпиталь, Мэтью думал, что действительно скоро будет счастлив. Ведь он возвращался домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Бель-Шансон.

Он наконец-то был дома.

Мэтью остановил лошадь у ворот плантации и глубоко вздохнул. Он послал родителям телеграмму от имени своего дяди и сообщил, что вскоре их ожидает сюрприз, но ни словом не намекнул на воскрешение их давно погибшего сына.

Он добрался до Нового Орлеана вчера поздно вечером, но не поехал в свой городской дом, а снял номер в гостинице, предпочитая до поры до времени сохранять инкогнито. Наутро он взял напрокат лошадь в ближайшей конюшне и отправился в Бель-Шансон.

Мэтью не знал, что он найдет там. На пути домой он видел столько разрушений, столько перемен. Да и сам он переменился.

Что подумают его родители? И — еще важнее — что подумает Рэчел? Она должна находиться здесь, вместе с его семьей, ведь рано утром он побывал в Гарден-Дистрикт, думая застать ее дома. Дом был пуст и казался необитаемым. Он остановил какого-то соседа и, расспросив его, выяснил, что Галлагеры покинули город несколько лет назад. Это должно означать, что Рэчел предпочла дожидаться его возвращения, не разлучаясь с его семьей.

Внезапно знакомый голос окликнул его:

— Это действительно вы, мсье Мэтью?

Джером, один из садовников, прикрыв глаза ладонью от слепящего солнца, всматривался в высокого всадника так, словно увидел привидение.

— Oui, Джером.

— Но ведь… — пробормотал потрясенный садовник, все еще не веря своим глазам.

— Я знаю, — улыбнулся Мэтью, — меня считали погибшим.

Он спешился и, протянув руку, коснулся руки садовника:

— Смотри, я действительно жив!

Слезы хлынули из глаз старика.

— Это настоящее чудо!

— Что с моей семьей? — спросил Мэтью. — Они все здесь?

— Oui, мсье.

Мэтью с силой вдохнул аромат шиповника, цветущего вокруг ворот.

— Думаю, мне следует поспешить. Я и так заставил их ждать слишком долго, — сказал он, снова вскакивая в седло.

Ему хотелось галопом промчаться по аллее, ведущей от ворот к парадному входу, но он сдержался и пустил лошадь легкой рысью. На одном из поворотов он обратил внимание на массивную мраморную стелу под раскидистым дубом. Он направил к ней лошадь и обнаружил, что на памятнике начертано его имя.

Вид собственного надгробия потряс его до глубины души. Он почувствовал себя так, словно его окатили холодной водой, дабы он не забывал о бренности бытия.

Завтра он первым делом распорядится убрать этот памятник. Его жизнь начиналась сначала, судьба предоставляла ему новый шанс.