Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Завещание веков

ModernLib.Net / Детективы / Лёвенбрюк Анри / Завещание веков - Чтение (стр. 7)
Автор: Лёвенбрюк Анри
Жанр: Детективы

 

 


      Передача данных произошла быстро. Файл оказался сравнительно небольшим. Софи поблагодарила Сфинкса и обещала связаться с ним завтра. Простившись с нами, он исчез в недрах сети.
      Подчиняясь инстинкту, мы с журналисткой прежде всего принялись искать в драгоценном списке имя Джузеппе Адзаро, но, к несчастью, такого не нашли.
      — Это было бы уж слишком просто, — вздохнула Софи.
      Я встал из-за компьютера и уселся на край кровати.
      — Я не совсем понял, что говорил ваш друг хакер по поводу членов «Акта Фидеи»…
      — Он сказал, что многие из них состоят либо в «Опус Деи», либо в Конгрегации вероучения.
      — Вот именно! Я же не специалист в сфере религии! Что это за конгрегация?
      — Так ведь это не что иное, как Инквизиция, дорогой мой!
      — Как это, Инквизиция? — недоверчиво переспросил я. — Она уже не существует.
      — Еще как существует! Дважды сменила название, вот и все. В начале века ее назвали «Святой Службой», затем, после Второго Ватиканского собора, очередной поворот:ей дали еще более политкорректное имя Конгрегация вероучения.Но это все та же папская организация.
      — Вы шутите?
      — Отнюдь!
      — И чем же они занимаются? Охотятся за ведьмами или катарами? — с иронией осведомился я.
      — Не смейтесь. Я досконально изучала историю Инквизиции, и, можете мне поверить, смеяться здесь нечему. Вы не представляете, сколько евреев, протестантов, предполагаемых еретиков и вольнодумцев было истреблено католической церковью от имени Святой Инквизиции. Такому парню, как вы, не поздоровилось бы. В течение многих веков мужчин, женщин и детей истязали, калечили, сжигали заживо. В четырнадцатом веке испанский инквизитор по имени Фома Торквемада уничтожил девять тысяч человек. А имущество жертв Инквизиция отбирала в пользу Церкви, которая так гордится своими богатствами…
      — Да, но ведь это все было очень давно. С тех пор Церковь все-таки добилась определенного прогресса…
      — Разумеется, — согласилась Софи, — однако Церковь решила сохранить, пусть даже под другим именем, самую древнюю из всех конгрегации римской курии, и я отнюдь не считаю это пустяком… Историки считают, что за всю историю число жертв Инквизиции превысило пять миллионов человек…
      — Какой ужас! Но я все же не понимаю, каким целям может служить подобная организация в наши дни…
      — Из ее последнего на сегодняшний день устава следует, что она считает своим долгом «пропагандировать и защищать доктрину и нравы, приемлемые для всего католического мира». Я цитирую по памяти…
      — А конкретнее можно?
      — Она публикует различные суждения о католической доктрине. Порой очень жесткие… К примеру, совсем недавно их декларация Dominus Iesus вызвала жуткий скандал в христианском мире. Написавший ее кардинал Ратцингер утверждал, что «существует только один Христос и, следовательно, у него может быть только одна Супруга: единственная в своем роде апостолическая католическая церковь».
      — И что с того?
      — Это весьма изящный способ отсечь весь прочий христианский мир, которому Конгрегация отказывает в праве иметь свою Церковь. Поверьте, Ватикан отнюдь не так склонен к экуменизму, как это стремится показать Иоанн Павел Второй во время грандиозных встреч с верующими, привлекающих повышенное внимание прессы и телевидения…
      — И это все, чем занимается Конгрегация?
      — Нет, она также осуждает все сочинения, которые считает не соответствующими католической доктрине… и порой даже отлучает от Церкви их авторов.
      — Даже и сегодня?
      — Конечно. Последнее отлучение от Церкви, если мне не изменяет память, состоялось в девяносто восьмом году. Речь шла об одном теологе-иезуите из Шри-Ланки. Ирония судьбы, ведь первыми инквизиторами были иезуиты…
      — Да, мне все это внове, — признался я.
      — Вы верующий?
      — Как?
      — Я спрашиваю вас, верите ли вы в Бога.
      Я скорчил гримасу, выражавшую сомнение.
      — Сам не знаю… Мои родители были католиками, и меня воспитывали соответствующим образом. Отец никогда не ходил в церковь, но мать верила истово…
      — А вы сами?
      — Откровенно говоря, не знаю. В какой-то момент мне стало неловко ходить с матерью в церковь. Потом она умерла. Я не задаю себе подобных вопросов, так удобнее.
      — Вот как, удобнее!
      — Думаю, таких людей очень много. А вы верующая?
      — Нет, — сразу ответила она. — Я лютая атеистка.
      — Лютая? А, понимаю. Можно быть атеистом мягким, а можно лютым…
      — Скажем так, чем больше я изучаю религии, тем сильнее становится мое отвращение к ним.
      — Вы испытываете отвращение к Богу или к религиям?
      — Скорее к религиям, это правда…
      — Заметьте, что для журналистки, которая занимается данной темой, это предпочтительнее. По крайней мере, у вас нет предубеждения ни к одной из них…
      — Мне они ненавистны все…
      — Ага. Следовательно, вы не можете быть объективной…
      Она улыбнулась.
      — Надеюсь, я не слишком шокировала вас этими историями о Церкви, — сказала она, и в тоне ее прозвучал вопрос.
      — Ну что вы, в жизни мне доводилось встречаться с двумя-тремя совершенно необыкновенными священниками, но никогда у меня не было иллюзий относительно финансовой безупречности Ватикана.
      Она пожала плечами. По ее глазам я понял, что она хочет сказать. Сегодняшние финансовые махинации Церкви мало что значили в сравнении с тем, что она могла делать в прежние времена… Я вспомнил, как несколько лет назад мой друг Шевалье сказал мне: «Нынешние секты — это Церкви будущего. Скоро сайентологи и прочая шушера того же толка прикупит себе почтенную репутацию, и толпа забудет их преступления, как были забыты преступления великих религий сегодняшнего дня. А ведь на их совести множество жизней…»На что его жена, которая в отличие от нас была верующей и соблюдала обряды, возразила, что Церковь и спасла множество жизней… Но сколько нужно спасти людей, чтобы искупить убийства других?
      — Послушайте, — вновь заговорила Софи, — пока мы точно установили одно. Если члены «Акта Фидеи» состоят в «Опус Деи» и в Конгрегации, значит, мы имеем дело с людьми верующими… и очень активными.
      — Да, ребята серьезные, без глупостей…
      — Что касается Конгрегации, это и в самом деле организация серьезная. Ну и «Опус Деи», как я вам уже говорила, шутить не любит…
      — Короче говоря, вы хотите убедить меня, что в Риме есть некий тип, который либо является потомком инквизиторов, либо принадлежит к святой супермафии. И у него имеется номер моего мобильника? На помощь!
      Софи подняла брови.
      — Все это и в самом деле не слишком утешительно. Но ведь не доказано, что позвонивший вам тип действительно состоит в «Акта Фидеи»? Его имени в документах нет.
      — Нет его имени? А что нам известно о его настоящем имени? В разговоре со мной он, конечно, назвался чужим именем…
      — Да. Но пусть даже он член «Акта Фидеи»… разве это доказывает, что он и действует в качестве такового?
      — В общем, мы не знаем ничего, — констатировал я.
      — В общем, — поправила она меня, — мы знаем, что имеется некая связь между тайной вашего отца, «Бильдербергом» и возможным членом «Акта Фидеи».
      — Немного…
      — Это только начало.
      Я вздохнул:
      — Нам остается надеяться, что сегодня вечером мы найдем в подвале больше зацепок.
      — Именно так, — подтвердила Софи, поднимаясь с места, — поэтому давайте-ка подготовим наш комплект образцового взломщика.
      Я машинально двинулся следом за ней, но думал лишь о малоутешительных открытиях, к которым привела нас тайна моего отца. Я спрашивал себя, не лучше ли просто передать все это в руки жандармерии. Наверное, я бы так и сделал, если бы не Софи…

Пять

 
      Когда мы осознали всю безрассудность нашей экспедиции, отступать было уже поздно. С нашими рюкзаками и карманными фонариками мы смешно выглядели на одной из самых узких улиц городка, однако нам настолько не терпелось получить больше сведений о моем отце, что мы старались не думать об этом.
      Было около двух часов ночи, когда мы подошли к садовой решетке. Машину мы оставили за три улицы от дома и выждали, пока не погасли все окна по соседству. Мы надеялись, что обитатели Горда будут спать достаточно глубоким сном и не услышат таких жалких грабителей, какими были мы оба. Профессия Софии, наверное, лучше подготовила ее к подобного рода приключениям, но у меня это был всего-навсего второй взлом — с учетом вылазки в дом священника! Впрочем, у меня сохранились дубликаты ключей, что сильно облегчило нашу задачу.
      На небе почти не было звезд, и стояла такая темень, что я с большим трудом нашел замочную скважину. Софи сделала мне знак поторопиться. К дому приближалась машина. Я кое-как вставил ключ и открыл ворота как раз вовремя — в тот момент, когда нас могли бы осветить фары. Я закрыл ворота за Софи, и мы оба пригнулись в ожидании, пока машина проедет. На какое-то мгновение мне показалось, что машина остановится у дома, но она проехала мимо и вскоре исчезла за поворотом. Я вздохнул с облегчением, и мы медленно двинулись к входной двери, стараясь ступать беззвучно по мощенной булыжником дорожке.
      — Мы и вправду сошли с ума, — шепнул я, склонившись к Софи.
      Она жестом велела мне замолчать и подтолкнула меня к двери. Я сорвал полицейскую печать, обыкновенную клейкую ленту, повернул ключ в замке, и мы наконец вошли в дом.
      — Нужно наклонять фонарики к полу, чтобы снаружи не увидели света, — тихо сказала Софи.
      — Слушаюсь, шеф.
      Дом был все еще раскален от пожара, и в нем очень сильно пахло гарью.
      Я направился к двери, ведущей к лестнице в подвал. В это мгновение в кармане у меня зазвонил мобильник. Мы с Софи одновременно вздрогнули.
      — Черт! — вскрикнул я, пытаясь как можно скорее вытащить мобильник из кармана.
      Я узнал номер Шевалье и нажал на кнопку, закрыв глаза.
      — Алло?
      Это и в самом деле был Франсуа. Странное дело, мне вдруг захотелось присесть на корточки, словно это могло меня защитить…
      — Да, Франсуа? Я не могу говорить громче, — выдохнул я в трубку. — Ты меня слышишь?
      — Да, да, — заверил он.
      Софи, видимо, совершенно успокоилась. Она жестом предложила мне потушить фонарик и присела рядом со мной.
      — Ты знаешь, который час? — продолжал я.
      — Да, прости, но я подумал, что с этими твоими историями ты вряд ли ляжешь очень рано. И потом, если бы ты лег, конечно, отключил бы мобильник… Вообще-то я хотел оставить тебе сообщение… Я тебе не помешал?
      — Ну, в общем, нет, не то чтобы очень… У тебя есть новости?
      Я услышал, как он вздохнул, и нахмурился.
      — Что такое? — спросил я, стараясь не повышать голос.
      — Скажем так, я наткнулся на очень странное совпадение в связи с «Бильдербергом».
      — А именно? — поторопил его я.
      — Похоже, совсем недавно среди его членов произошло нечто вроде раскола… Почти две недели назад. Очень крупный раскол. И одна из двух фракций смылась, прихватив кассу. Скандал вышел чудовищный. И мне дали понять, что я совсем не вовремя влез со своими вопросами. Но и это не все. Эти типы шутить не любят. Не знаю, куда ты сунул нос, но там воняет!
      — Я полагал, что эти люди просто устраивали совещания…
      — Я тоже так думал. Может быть, они и сами так думали. Но некоторые из них, похоже, слетели с тормозов. Не знаю, до какой степени и по какой причине. Я знаю только, что мой… информатор употребил слова «очень опасно» и попросил меня забыть об этом. Ты же понимаешь, что это лишь подстрекнуло мое любопытство, но вместе с тем я хочу предостеречь тебя, Дамьен…
      — Понимаю…
      — Ничего ты не понимаешь! Я не шучу! Если человек, которому я звонил, сказал «очень опасно», это именно и означает очень опасно.
      — О'кей, о'кей, я все понял. Как бы там ни было, я уже изрядно вляпался…
      — Дамьен, будет лучше, если ты приедешь в Париж и мы все это вместе обсудим. Обязательно следует привлечь полицию…
      — Нет! — возразил я решительно и уже не шепотом. — Нет, ты никомуоб этом не скажешь, Франсуа, никому, слышишь? Если через неделю я ничего не узнаю, мы обратимся к властям, но пока ты должен обещать мне, что никому ничего не скажешь! О'кей?
      Он вздохнул:
      — Даю слово. Все это кажется мне абсолютно безумным, но слово я тебе даю.
      — У меня есть свои резоны, старик. Доверься мне. Я уже кое-что выяснил о них. А ты знаешь, кто именно произвел раскол?
      — На сей счет у меня нет никакой информации, Дамьен. Но ты, похоже, ввязался в игру больших людей. И вот тебе хороший совет: будь осторожен, — сказал он в заключение и повесил трубку.
      Софи сжала мое плечо.
      — Вы слышали? — спросил я ее.
      — Почти все.
      — Ну и что будем делать?
      — Разве мы не решили осмотреть для начала этот подвал?
      Я кивнул и прошел вперед. Лестницы уже не было. Я повел лучом из одного угла в другой. Все там почернело, валялись какие-то обломки, толстым слоем лежал пепел. Я присел на корточки, спиной ко входу и, ухватившись за порог, стал спускаться.
      — Осторожно!
      Софи схватила меня за руку и осветила пол подо мною, чтобы я мог увидеть, куда поставить ноги. К счастью, здесь было невысоко. Я спрыгнул.
      — Жарко тут! — воскликнул я, потирая руки.
      — Я иду к вам, — прошептала Софи.
      — Нет, оставайтесь наверху, вы поможете мне выбраться отсюда. Незачем вам тут поджариваться. Дайте мне перчатки.
      Она раскрыла рюкзак и протянула мне садовые перчатки, которые мы предусмотрительно взяли с собой в надежде, что они защитят нас от ожогов.
      Пожарный не соврал. Пламя уничтожило почти все. Через несколько минут я понял, что продолжать поиски бесполезно. Но мне удалось найти три вещи в удовлетворительном состоянии. Первой была обгоревшая записная книжка, чьи листочки чудесным образом уцелели под толстой кожаной обложкой. Две других — картины Дюрера и Леонардо. Стекло почернело от копоти, но именно благодаря ему обе копии уцелели. Кое-где валялись обрывки бумаги, но у меня не хватило духу собирать эти клочки, которые мы, скорее всего, не сумели бы расшифровать. К тому же мне не терпелось покинуть дом. Я аккуратно уложил три реликвии в рюкзак и решил, что пора подниматься наверх.
      — Думаю, больше мы здесь ничего не найдем, — объяснил я Софи, показав свои трофеи.
      — Это уже кое-что… Даже если пока не вполне ясно, чем эти две картины могут нам помочь…
      — Мне кажется, о гравюре что-то написано в заметках отца. Здесь я ничего не могу разглядеть, изучим их позднее, когда вернемся к вам.
      Она помогла мне подняться. Мы молча вышли из дома, тщательно заклеили дверь полицейской лентой и быстрым шагом двинулись к машине. Похоже, никто не видел нас, и, когда Софи тронула с места «Ауди», я вздохнул с облегчением.
      Над улицами Горда нависла темная ночь. Желтые ореолы медленно раздувались вокруг фонарей, словно воздушные шарики в гигантском аквариуме. Весь город спал. Машина бесшумно мчалась по извилистым улочкам к большому спуску, ведущему в едва различимую долину.
      Когда мы подъехали наконец к дому Софи, я вдруг увидел, что лицо у нее исказилось. Она резко затормозила и выключила фары «Ауди».
      — Что вы делаете? — удивленно спросил я.
      — В нашем саду чья-то машина!
      Я пригнул голову. Дом был всего лишь в нескольких метрах. Ветви деревьев скрывали фасад. Я вытянул шею и в свою очередь увидел автомобиль, стоявший перед домом. Номерных знаков я разглядеть не смог. Но я был почти уверен: это был тот же самый длинный черный седан, в котором уехали напавшие на меня люди.
      — Вороны!
      — Черт! — воскликнул я, хлопнув по передней панели, — Черт и еще раз черт! Что будем делать?
      Софи остановила «Ауди» прямо перед оградой сада. Наступившее молчание длилось, кажется, вечность.
      Дверь дома распахнулась, и на пороге возник высокий человек в длинном черном плаще.
      Софи тут же подала машину назад, к дороге. Шины заскрипели на песке.
      Человек в черном плаще устремился к седану. Из дома выскочил второй ворон. Внезапно раздался резкий щелчок, вслед за ним скрежет металла, и я только через секунду понял, что в нас стреляют. Второй человек бежал к нам, выставив вперед руку: что-то сверкнуло, послышался еще один выстрел. Пуля разбила правое зеркальце заднего вида.
      — Черт! — тупо повторил я, пригнувшись за передней панелью.
      Софи вновь включила фары и нажала на акселератор с такой силой, что чуть не вдавила педаль в пол. «Ауди» рванулась вперед с бешеной скоростью, шины пронзительно завизжали. Здесь, вдали от городка, не было ни одного фонаря, и дорогу было очень плохо видно. Извилистую дорогу. Опасную. Ту самую, где нашел смерть мой собственный отец. Я содрогнулся от ужаса и, закрыв глаза, попытался отогнать эту картину. Мертвый отец в разбитой машине. Его окровавленное тело.
      Софи слегка поворачивала руль, стараясь не приближаться к краю. Машину постоянно заносило, казалось — мы вот-вот вылетим с дороги, но я был убежден, что она справится с этим лучше меня. Я уже успел понять, что она любит скорость, и уж свой-то автомобиль она знала прекрасно. Вцепившись в спинку кресла, я повернулся, чтобы взглянуть на преследователей. Длинный седан уже выезжал из ворот. Он сразу ринулся за нами.
      — Пристегнитесь! — крикнула мне Софи за секунду до того, как заложить крутой вираж влево.
      Меня швырнуло на дверцу, и я сильно стукнулся плечом. На выходе из виража я вновь оказался в кресле и, морщась от боли, пристегнул ремень. В то же мгновение раздался выстрел. Потом еще один. И оба раза — сухой металлический скрежет. Пули пробили капот.
      Я посмотрел на Софи, сидевшую слева от меня. Сжав губы и сдвинув брови, она старалась выжать из машины максимум, прибавляя газ в те моменты, когда видимость позволяла это сделать. «Ауди» трясло от резкого переключения скоростей. Я оцепенел от страха. И не видел никакого выхода. Они наверняка расправятся с нами на этой темной дороге.
      Фары седана вырастали в зеркальце заднего вида. Я взглянул на спидометр. Софи гнала со скоростью сто километров в час. В полной темноте. По узкой извилистой дороге над пропастью. Любая ошибка здесь стала бы фатальной. А преследователи наши были все ближе и ближе.
      — Им легче, они видят свет наших фар! — проворчала Софи, быстро взглянув в зеркальце заднего вида.
      — Вы, случайно, не положили пушку в бардачок? — спросил я.
      — Нет, одна у меня дома, другая в Париже.
      — Гениально!
      Новый вираж вправо. Еще более крутой. Я ухватился за ручку дверцы и решил больше не отпускать ее. На выходе из виража Софи вновь нажала на акселератор, однако седан еще больше сократил дистанцию между нами.
      — Они догоняют нас!
      Софи кивнула:
      — Они перестали стрелять. Должно быть, обойма кончилась.
      — Да, но они хотят сбросить нас в пропасть! — пробормотал я.
      Софи выключила фары. Дорога сразу исчезла. Софи выругалась и включила фары вновь:
      — Ничего не выйдет!
      В этот момент седан ударил в бампер нашей машины. «Ауди» подпрыгнула вперед и тут же забуксовала. Я ударился затылком о подголовник. Софи выровняла машину и бросила ее влево, чтобы не врезаться в бордюр. Мы промчались через мост. Перед поворотом седан тоже притормозил. Я увидел, как его фары описали зигзаг. Короткое мгновение передышки. Потом они снова догнали нас и попытались поравняться с нами, чтобы столкнуть нас в пропасть. Софи резко поворачивала руль вправо и влево. Иногда мы опасно приближались к краю, и машину потряхивало от ударов об ограждение.
      Седану удалось наконец вклиниться справа. Я мог видеть лицо водителя совсем рядом. Черные короткие волосы, на вид лет сорок, выступающая челюсть, жесткие черты лица. Убийца из американского боевика. Более реальный, чем сама реальность. Ворон.
      Скрежет соприкасающихся металлических частей, ужас, скорость — все перемешалось. Софи повернула руль вправо и ударила седан. Всполох искр — и дверцу с моей стороны тут же заклинило. Но седан был тяжелее, и ему удалось постепенно оттеснить нас к краю дороги.
      Ветви деревьев начали хлестать по ветровому стеклу, прямо перед Софи. Сейчас мы рухнем в пропасть. Я с воплем ухватился обеими руками за приборную панель.
      Еще несколько сантиметров, и колеса зависли бы в пустоте. «Ауди» отчаянно балансировала на краю, и тут спасительный вираж влево сохранил нам жизнь. Софи успела свернуть в последнюю секунду, а мчавшийся за нами седан оказался не столь проворным.
      Раздался пронзительный скрежет шин по асфальту, и машина с оглушительным грохотом врезалась в дерево. Софи вывела «Ауди» на середину дороги, и я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть багровый взрыв в нескольких метрах от нас. Я привстал и долго смотрел назад, вытаращив глаза, не веря в совершившееся чудо.
      — Твою мать! — пробормотал я наконец, рухнув на сиденье.
      Софи не сводила глаз с дороги. Она по-прежнему гнала машину со страшной скоростью, словно погоня все еще продолжалась.
      — Ладно, Софи, теперь можно расслабиться.
      Она испустила глубокий вздох и сняла ногу с педали акселератора. Затем посмотрела в зеркальце заднего вида. Языки пламени полыхали уже совсем далеко от нас.
      — Кто это был, как вы думаете? — спросила она. — «Бильдерберг» или «Акта Фидеи»?
      — Не знаю, но готов держать пари, что именно эти типы сбросили в пропасть моего отца.
      Она закрыла глаза в знак согласия. Мы надолго замолчали, погрузившись в свои мысли и свои страхи. Машина въехала в маленький городок Кабрьер.
      — Остановимся здесь? — спросила она.
      — Не знаю.
      Я и в самом деле не мог ни о чем думать. Руки у меня дрожали. А руки Софи конвульсивно сжимали руль.
      Она медленно припарковала машину у тротуара. Мы были в самом центре городка, в тени больших деревьев, посаженных вдоль невысокой стены из серых камней.
      Шум мотора еще отдавался на улице. Но я слышал только, как стучит мое сердце. Я сглотнул слюну.
      — Давайте поедем прямо в Париж, — спокойно предложила она, не отводя взгляд от дороги.
      — Что?
      — Вернемся домой!
      — А как же ваши заметки?
      — Все в моем ноутбуке. Он в багажнике.
      — А как же мой ноутбук? — воскликнул я. — Мы оставили его у вас!
      Она пожала плечами.
      — Там мои сценарии! — не сдавался я.
      — Попросите своего агента прислать их вам по мейлу.
      — А как же мой мотоцикл? — продолжал я все более жалобным тоном.
      Ее губы постепенно сложились в улыбку.
      — Это не смешно! — обиженно сказал я. — Кстати, если бы мы поехали на мотоцикле, оторвались бы от них намного быстрее и проще!
      Она расхохоталась. И вскоре я последовал ее примеру. Напряжение внезапно спало. Мне вдруг захотелось орать во все горло.
      — Заплатите кому-нибудь, чтобы вам его переслали.
      Я вздохнул:
      — Софи, не знаю, как мы выберемся из этого дерьма! Те два типа, которые нас преследовали, Скорее всего, мертвы, ваш дом стоит открытым нараспашку, мы слиняли, никого не предупредив, короче, даже слепой увидит, что мы по уши во всем этом замешаны! Жандармы от нас не отстанут.
      — Всему свое время. Сейчас надо сделать так, чтобы нас не убили, согласны? Потом займемся жандармами. К тому же это еще одна причина, почему нам не следует здесь оставаться. Как вы сказали, они от нас не отстанут, а нам нужно подумать.
      — Софи, мы вляпались в настоящее дерьмо! — настойчиво повторил я.
      — Лучше быть в дерьме, чем в могиле. Эти два типа хотели убить нас!
      Она снова взялась за руль, и машина тронулась с места.
      Я привалился к спинке кресла и сжал ладонями виски. Несомненно, она была права. У нас не было другого выбора. Но признать это было тяжело.
      Я потер затылок, потом поглядел на сидевшую рядом Софи. На женщину, которая спасла мне жизнь. С висков ее стекали капли пота, но она была красива, изумительно красива в мерцающем свете приборной доски.
      — Спасибо, — пробормотал я.
      Она улыбнулась и взяла меня за руку, всего на несколько секунд. Я почувствовал себя таким уязвимым!
      — Где вы научились так здорово водить?
      Повернув голову, она взглянула мне прямо в глаза:
      — В Ливане. Расскажу в другой раз.
      И она вновь устремила взгляд на дорогу.
      — Вы уверены, что надо ехать сразу в Париж? Сейчас почти три часа ночи. Ваш драндулет несколько раз стукнули, не выдержит он восьми часов дороги… Как вы думаете?
      — Мы сделаем остановку, выпьем кофе. А драндулет мой и не такое видывал.
      Я смотрел на Софи, вытаращив глаза. У нее на все был ответ. Иногда мне казалось, что она считает меня мальчишкой. В общем, она была не так уж неправа. В любом случае удар она держала гораздо лучше.
      — В этой машине есть CD-плеер?
      Она кивком показала на бардачок. Открыв его, я увидел авторадио и несколько дисков.
      — «Супертрамп», «Лед Зеппелин», Барбара и… «Грииз», — объявил я. — Выбор небольшой, но разнообразный. Признаюсь, мне очень нужна музыка. Начнем с «Лед Зеп»?
      — Я бы очень удивилась, если бы вы выбрали что-то другое! — насмешливо бросила она.
      — Слушайте, это же вашидиски!
      — Ну и что? Я имею право посмеяться над тем, что вы выбрали именно этот диск, — не уступала она.
      — Почему это смешно?
      — Потому что такой тип, как вы, и должен слушать «Лед Зеппелин». Держу пари, что у вас полная коллекция альбомов «Дип Перпл», «Блэк Саббат», «Рейнбоу» и всей этой компании!
      Я поморщился.
      — Нет, с «Блэк Саббат» вы ошиблись… Вас это раздражает? — спросил я, чувствуя себя слегка задетым.
      — Вовсе нет. И вот вам доказательство: у меня самой в бардачке лежит диск «Лед Зеппелин»! Но ведь «Харлей Дэвидсон» и тяжелый рок всегда ходят рука об руку, верно? Одно дополняет другое…
      — Я слушаю не толькотяжелый рок! — с обидой произнес я. — Я обожаю «Генезис», «Пинк-Флойд»… Ижлена, Брассенса… У меня разнообразные вкусы!
      — И очень современные! — усмехнулась она.
      — Не вам это говорить! Самый свежий диск в вашей коллекции — «Супертрамп»!
      — Верно… Да, к жалкому поколению мы принадлежим, правда? Но в чемодане у меня есть более современные вещицы. Впрочем, чемодан остался в Горде.
      — Не повезло!
      — Ладно уж, ставьте «Лед Зеппелин»… — бросила она и включила авторадио в знак завершения разговора.
      Темный горизонт Воклюза уходил все дальше под звуки гитары Джимми Пейджа, и вскоре я уперся лбом в стекло, устремив взгляд в темноту. Глаза мои наполнились слезами. Я отворачивался от Софи, чтобы она не видела меня. За последние дни я уже дважды плакал. Я решил списать это на счет стресса и усталости, но в душе сознавал, что во мне совершается некий глубинный перелом. Возможно, мне придется в конечном счете похоронить не только отца…
      Когда Роберт Плант завершил последнюю песню альбома и его пронзительный вибрирующий голос умолк, мы уже выехали на национальную автостраду. Я с переменным успехом боролся со сном. Странная это была ночь. И у меня остались от нее только обрывки воспоминаний, потому что я время от времени засыпал. Автозаправки, транзитные сборы, кофейные автоматы — все это перемешалось у меня в голове. Взгляды людей, битая машина, наши ошарашенные лица… Когда мы исчерпали запас дисков, Софи решила включить радио FIP, что еще больше усилило впечатление нереальности всего происходящего. В ночной программе этого радио звучит довольно странная музыка. Глаза у меня слезились от борьбы со сном, от слепящего света мчащихся навстречу фар, от дыма сигарет Софи. В разговорах наших возникали долгие паузы. Мы дважды менялись местами, уступая друг другу руль, но я оказался не способен развить такую же скорость, как она.
      Солнце уже всходило, когда мы подъехали к Парижу. Белый дымок из печей мусоросжигателя в Иври, нескончаемый поток машин на окружной, клочья тумана над синеватыми крышами домов, рекламные панно, граффити, железная дорога внизу. Встреча по всей форме. И две высокие башни — Эйфелева и Монпарнасская — словно подрагивали внутреннем воздухе, любовно оглядывая город, как две добрых старших сестры. Всегда на своем посту.
      Софи хлопнула меня по плечу, чтобы вывести из оцепенения.
      — Какой отель вы предпочитаете? — спросила она. — Я бы предложила вам остановиться у меня, но боюсь, это небезопасно.
      Мне так хотелось спать, что ее вопрос достиг моего сознания какими-то окольными путями.
      — Хм, какой предпочитаю… Мне все равно. Такой, где утром можно лечь в постель…
      Она улыбнулась:
      — Я знаю тихий и приятный отель в седьмом округе, но он довольно дорогой.
      Я взглянул на нее:
      — Софи, у меня полно денег.
      Она расхохоталась:
      — Значит, мы можем позволить себе два отдельных номера?
      Я сдвинул брови:
      — Если вам так хочется…
      — Я пошутила! — бросила она, положив руку мне на плечо.
      Я не знал, над чем она шутила… забавляла ли ее цена, которую надо было уплатить за два отдельных номера, или сама мысль о том, что от нашего решения зависит, будем ли мы спать в одной комнате. Я не стал в это вникать. Все равно Софи издевалась надо мной с того момента, как я, на свое несчастье, влюбился в нее, невзирая на ее гомосексуальные пристрастия. Я знал, что и дальше так будет.
      Мы попали в утренние парижские пробки и до отеля добирались почти целый час. Вскоре мы уже лежали рядышком, в одинаковых кроватях двухместного номера на последнем этаже отеля «Турвиль», и старались забыть о смерти, которой чудом избежали на дорогах Прованса.

Шесть

 
      Когда в середине дня я проснулся, Софи сидела за деревянным столиком в другом конце комнаты. Солнце просвечивало широкими полосами сквозь светлые занавески. Снаружи доносился отдаленный шум парижских улиц. Номер был большой и роскошный, в песочных тонах, с охряными драпировками и темной мебелью. Взгляд мой повсюду натыкался на цветы — в вазах, на картинах, на обоях… Вещи, мои и Софи, были небрежно свалены на пол возле одной из кроватей. Явившись сюда на рассвете, мы ничего не стали разбирать. Я сел на постели и привалился спиной к стене.
      Софи медленно повернула голову ко мне. Перед ней лежали заметки моего отца и две картины.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20