Завещание веков

      — Беспокоите.
      Что ж, по крайней мере откровенно.
      — Мне очень жаль, святой отец, но…
      — Вы знаете, что вас разыскивает жандармерия?
      — В общем, да…
      — И вас это не волнует?
      — Скажем так, это не самая главная из моих забот. Мне жаль, что я вас побеспокоил, но вы должны признать, что завершили наш разговор в довольно сухой манере и…
      — Представьте себе, я сейчас пакую вещи, — прервал он меня с раздражением.
      — Вы уезжаете? — удивился я.
      — Да.
      — Куда же?
      — В Рим.
      — Что? — вскричал я.
      — Да. В Рим. Меня переводят, мсье Лувель.
      — Переводят в Рим? Гм, для вас это грандиозное повышение.
      — Не вполне так, не вполне… Я очень привязан к приходу в Горде и предпочел бы закончить свои дни здесь. Короче говоря, мсье Лувель, это совсем не повышение. Скорее меня решили убрать с дороги.
      — Вот как? А отказаться вы не можете?
      Он вновь вздохнул, стараясь взять себя в руки.
      — Конечно нет!
      — Ну, я не слишком-то разбираюсь в трудовом законодательстве для священнослужителей, — иронически бросил я.
      — Меня переводят, вот и все. Я уезжаю.
      У меня запершило в горле. Священник был явно вне себя, и мне это казалось почти забавным, хотя я понимал, что отношусь к делу излишне легкомысленно.
      — Вы думаете, вас переводят, чтобы… чтобы заставить вас замолчать?
      — Никаких комментариев.
      Я услышал, как щелкнула зажигалка. Священник закурил. Час от часу не легче!
      — Вы знаете, кто санкционировал ваш перевод?
      Он ответил после паузы:
      — Нет. Этого никто никогдане знает.
      Я решил бросить пробный камень:
      — А если я вам скажу, что знаю?
      — Как это?
      — Я точно знаю, кто и по какой причине санкционировал ваш перевод. Я мог бы рассказать вам об этом, но вы должны рассказать мне об отце. Вам ведь многое известно?
      Очередная пауза свидетельствовала о замешательстве.
      — Возможно, — признал он наконец.
      Я сжал кулаки. Это становилось интересным.
      — Послушайте, мсье кюре, нам надо переговорить в более спокойной обстановке. Вы не могли бы отлучиться на пару дней и встретиться со мной в Париже?
      Он заколебался.
      — Почему бы нет…
      — Запишите мой номер телефона. Никому его не давайте. Позвоните, как только приедете в Париж. И берегите себя. Я не шучу.
      — А как быть с жандармерией?
      — Вы не обязаны извещать их о том, что говорили со мной по телефону.
      — Разумеется. Профессиональная тайна, сын мой, — ответил он и повесил трубку.

Восемь

 
      В «Пре Карре», ресторане отеля «Спландид», царил полумрак, и, несомненно, это было идеальное место для тайных совещаний. Но проблема состояла в том, что мои часы показывали половину девятого, а Софи так и не появилась. Она опаздывала уже на полчаса, и я не только не мог смотреть без отвращения на принесенные официанткой фисташки, но и начал всерьез беспокоиться.
      Я успел прокрутить в голове примерно сотню катастрофических сценариев, в которых Софи становилась жертвой громил, нанятых одним из двоих наших беспощадных преследователей. Не считая вполне правдоподобной версии, что фараоны задержали ее на выходе из интернет-кафе. И я сознавал, что один не справлюсь. Без Софи я ничего не стоил. Я нуждался в ней, в ее решимости, в ее мужестве, в ее улыбках.
      Я уже собирался заказать вторую порцию виски, когда с радостью увидел, как в окне показался силуэт журналистки.
      Она подошла к столику, и по тому, как блестели у нее глаза, я понял, что ничего серьезного не произошло.
      — Простите, я опоздала, очень увлеклась переводом… И ребята с «Канала» поймали меня по телефону, они начинают терять терпение.
      Она села напротив меня. Неяркий свет плафонов на потолке отбрасывал голубоватые блики на ее лоб, словно луч солнца пробивался сквозь витраж. В «Пре Карре» цветовая гамма была феерической: лазурный потолок, янтарная мебель, охряные стены. Невысокие деревянные перегородки отделяли столики друг от друга, что давало нам ощущение некой интимности. Сервировка была великолепной: серебряные приборы, хрустальные бокалы, мягкие толстые салфетки. Софи нервно поглаживала скатерть тыльной стороной ладони. Очевидно, ей не терпелось рассказать мне о своих открытиях, но, заняв место за столом, она попросила начать меня.
      — Думаю, фараоны у нас на хвосте. Перед входом в интернет-кафе стояли две полицейские машины
      — Уже? Вы уверены?
      — Я не стал выяснять это у них. Покинул заведение через запасной выход. Но если нас засекли в интернет-кафе, можно предположить, что они знают, в каком отеле мы остановились.
      Софи внимательно оглядела зал.
      — Пока все как будто спокойно, — сказала она с улыбкой. — Посмотрим, что будет дальше…
      — Посмотрим? Благодарю покорно! Я не привык к тому, чтобы меня выслеживали фараоны.
      — Я тоже, но поделать с этим мы ничего не можем, разве что будем держать ухо востро, как говорят в таких случаях. Ну, что вам удалось узнать?
      — Борелла мертв, — мгновенно ответил я, обрадованный тем, что мы сменили эту неприятную тему. — Убит в Иерусалиме. В Париже у него дочь. Она в красном списке, и, боюсь, придется опять прибегнуть к помощи вашего друга из RG.
      Софи фыркнула.
      — Бедняга, он на стену полезет! — призналась она. — Лучше уж обратиться к Сфинксу…
      — Почему нет? Вы же договорились с ним, что сегодня вечером выйдете на связь.
      Официантка, подойдя к нашему столику, протянула нам меню. Я поблагодарил ее улыбкой.
      — Вы хотите есть? — спросила Софи, когда официантка отошла.
      — Знаете, мы заслужили хороший ужин, а в Нью-Йорке мне зверски не хватало именно таких ресторанов, как этот…
      — Я думала, там полно французских ресторанов…
      — Это не то. Французская кухня за границей всегда хуже. Не знаю почему. Возможно, все дело в продуктах.
      Она с улыбкой кивнула, потом стала внимательно изучать меню «Пре Карре».
      — Так что вы возьмете? — спросила она, не поднимая глаз.
      Я несколько раз проглядел меню, скользя пальцем по строчкам, но решиться никак не мог. Какая мука выбирать в меню, где абсолютно все кажется восхитительным!
      — Из закусок меня определенно соблазняет запеченный утиный паштет с персиками, — объявил я наконец.
      Она улыбнулась:
      — Только и всего? Впрочем, вы правы, я последую вашему примеру. Что еще?
      — Я колеблюсь между седлом ягненка в тминном соусе и кроликом с семечками пинии в свекольном соусе.
      Она потерла подбородок, поправила очки, взглянула на меня.
      — Что ж, берите ягненка, я возьму кролика, и каждый из нас сможет попробовать оба блюда.
      — Решено!
      Я подозвал официантку, и та сразу подошла принять заказ. Мы назвали выбранные нами блюда, и, когда она удалилась, ее сменил полный молодой человек.
      — Вино будете заказывать? — спросил он, протягивая мне карту.
      Я на мгновение заколебался, настолько велик был этот список.
      — Для запеченного паштета просто напрашивается сотерн… Софи?
      — Как вам угодно. Но может быть, барсак, — лукаво подсказала она. — Вы пробовали? Очень похож на сотерн, но более легкий, на мой вкус.
      — Превосходно, — с энтузиазмом ответил я.
      Я протянул ей карту вин с некоторым смущением. Я знал, что она гораздо более сведуща в винах, чем я. К черту традицию, согласно которой выбор принадлежит мужчине! Пусть меня примут за невежу, зато я буду пить хорошее вино.
      — «Шато-Климан» нам вполне подойдет, — решительно сказала Софи.
      — Девяностого года? — подсказал сомелье.
      — Очень хорошо. Но вот что касается основных блюд, довольно трудно выбрать вино, которое подходило бы и к кролику, и к седлу ягненка…
      — В таком случае мне лучше не вмешиваться. Я полностью доверяю вам, Софи.
      — Лучше всего был бы пойяк, — предложила она, взглянув на меня. — Во всяком случае, для ягненка это идеальный вариант.
      Я весело кивнул:
      — Значит, мы возьмем ваш «Пишон-Лонгвиль».
      — Девяностый тоже есть, — с улыбкой одобрил молодой человек. — Прекрасный был год.
      — Отлично.
      Забрав карту, он удалился на кухню.
      Когда Софи повернулась ко мне, я захохотал.
      — Что такое?
      — Ничего, — ответил я, пожав плечами. — Вы меня рассмешили.
      — Тем, что я выбирала вино?
      — Не знаю. Всем вместе.
      — Спасибо!
      Кажется, мне впервые удалось задеть ее. Не знаю почему, но я сказал себе, что это хороший знак.
      — Где вы изучали науку о виноделии? — спросил я с невинным видом.
      — Я понятия не имею об этой науке! Просто у моего отца был прекрасный погреб, и я помогала ему вести список вин. В пятнадцать—шестнадцать лет я уже прекрасно в них разбиралась.
      — Вам повезло…
      — Да. Это еще и выгодно, потому что можно найти очень хорошую бутылку по разумной цене, тогда как профан вынужден переплачивать, ведь он берет самые проверенные и, следовательно, самые дорогие сорта…
      — Такие, как пойяк, например? — с иронией спросил я.
      — Вы правы. Но в ресторане другое дело…
      — Вот именно, и к тому же платить по счету буду я!
      Тут мы оба рассмеялись. В сущности, ничего особо забавного во всем этом не было, но наша нервная система подверглась столь тяжким испытаниям, что назвать ее состояние нормальным было никак нельзя.
      — Ладно, когда вам надоест язвить, — сказала Софи, закурив сигарету, — вы мне наконец расскажете, что вам удалось разузнать о нашей истории…
      — Ну, поскольку я не смог раздобыть номер телефона дочери Борелла, пришлось двинуться по другому следу. Я позвонил священнику из Горда.
      — Отличная мысль. И что же?
      — А то, что он как раз укладывал чемоданы. Его переводят в Рим. Как он сам сказал, чтобы убрать с дороги.
      — Ну и ну! Вы считаете, это как-то связано с нами?
      — А разве тут не замешана «Акта Фидеи»? Мне это кажется очевидным.
      — Возможно.
      — Во всяком случае, он был не в восторге. Но есть и хорошая новость. Он согласился приехать в Париж и встретиться со мной, чтобы мы обменялись информацией. Я сообщу ему все, что нам известно об «Акта Фидеи», он же, полагаю, сможет мне кое-что рассказать об отце. Я дал ему свой номер телефона.
      — Вы с ума сошли! — воскликнула она.
      — Нет. Не знаю почему, но он мне внушает доверие, несмотря ни на что.
      — Надеюсь, что он вас не сдаст! Не говоря уж о том, что его номер, скорее всего, прослушивается…
      — Это верно, — признал я, — возможно, это было не слишком умно с моей стороны… Но я не знаю, как иначе мне удалось бы с ним встретиться. Я же не назвал ему адрес отеля!
      Софи недоверчиво поморщилась.
      — А вы, — продолжал я, — вы сильно продвинулись?
      — Очень неплохо! — ответила она с еле уловимым самодовольством.
      — Слушаю вас…
      Софи глубоко вздохнула и положила обе руки на стол.
      — С чего начать? Все как-то спуталось. У меня сразу несколько зацепок…
      — Постараюсь не упустить, — обещал я.
      За столик позади нас уселась парочка, и Софи немного понизила голос.
      — В целом вот что. Принимая за основу идею Дюрера и вашего отца, мы исходим из того, что существует некое зашифрованное послание Иисуса. Шифр предполагает наличие ключа. Стало быть, имеются два элемента головоломки: с одной стороны, послание, с другой — ключ, позволяющий расшифровать его. И, если я правильно поняла, ключом является Йорденский камень.
      — То есть?
      — Думаю, что Йорденский камень представляет собой на самом деле нечто вроде артефакта, позволяющего расшифровать послание Иисуса. К такому выводу пришел и ваш отец.
      — Допустим. Камень — это ключ. А где же зашифрованное послание?
      — Вот этого я не знаю, и, думаю, ваш отец тоже не знал. Мне кажется, что у нас в руках только половина головоломки. Та, что имеет отношение к Йорденскому камню. В общем, я решила заняться сначала именно этим.
      — Согласен. И что же?
      — Я нашла много такого, на что даже не надеялась. Вы помните, что во многих апокрифических текстах говорилось, будто Иисус отдал камень либо Иоанну, либо Иакову, либо Петру?
      — Или же всем троим, — вставил я.
      — Да. Но ваш отец полагал, что камень, скорее всего, унаследовал Петр. Игра слов с именем апостола напрашивается сама собой, и сами переводчики много способствовали этому.
      — «Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» , — процитировал я. — Но Иисус не говорил о Йорденском камне.
      — Нет, разумеется. Хотя совпадение выглядит весьма соблазнительным.
      — Что же заставило вас склониться в пользу Петра?
      — Дюрер рассказывает, что сначала реликвию будто бы спрятали в Сирии. Другими документами это вроде бы подтверждается. В первые годы, последовавшие за смертью Христа, главным очагом распространения нарождающегося христианства стала Сирия. Она была первым христианским центром — конечно, после Иерусалима. В конце тридцатых годов изгнанные из Иерусалима эллинисты почти все перебрались в Антиохию. И самый первый кризис в истории христианства связан с разногласиями между христианами-эллинистами Сирии и христианами-иудаистами Иерусалима.
      — Что за кризис?
      — Как всегда, глупости. Всякие традиции, обряды. Эллинисты предлагали отказаться от обрезания, что, естественно, не нравилось христианам в Иудее… И вот догадайтесь, кто в сорок девятом году отправляется в Сирию с целью разрешить все эти споры?
      — Петр?
      — Именно. Прародитель пап. В конечном счете Петру не удалось предотвратить раскол. Напротив, именно в сорок девятом году две христианские фракции разошлись окончательно. С этих пор все разладилось. С одной стороны, еврейский национализм, доведенный до крайности зелотами, усиливается из-за давления римлян, с другой стороны, Павел создает Церковь, которая все больше обращается к грекам.
      — Почему Павел?
      — Годом раньше, в сорок восьмом, апостолы устроили совещание, названное потом Иерусалимским собором. По завершении его было решено, что миссия Петра — обращать в христианство евреев, а Павла — язычников.
      — Понятно…
      — И, по мнению вашего отца, Петр будто бы смекнул, что в Антиохии дела пойдут лучше, чем в Иерусалиме. Поэтому он решил доверить таинственную реликвию первым христианам Сирии. Быть может, он надеялся потом забрать ее, но, к несчастью, через полтора десятка лет жизнь его завершилась на кресте в Ватикане.
      — Я не понимаю, почему он не мог увезти Йорденский камень с собой…
      — Я тоже задала себе этот вопрос. Но по всей вероятности, Иисус объяснил ему, что речь идет о бесценной реликвии, которую нужно всегда хранить в безопасном месте. Мне кажется, Петр просто понял, что слишком опасно оставлять ее при себе. Вот поэтому он и отдал ее христианской общине в Сирии, которой полностью доверял.
      — Пусть так. Но можно ли быть уверенным, что камень спрятали именно в Сирии?
      — Хороший вопрос. Ваш отец обнаружил след. Вы помните те два письма, что он послал мне по факсу, убеждая меня приехать в Горд?
      — Да. В одном было начало рукописи Дюрера, а во втором текст, имеющий отношение к Карлу Великому…
      — Правильно! Следовательно, в этом документе мы имеем надежное доказательство того, что Йорденский камень действительно существовал. И это позволило вашему отцу, а вслед за ним мне, повернуть события вспять. Начать расследование в прошлом…
      В этот момент сомелье принес нам вино. Сделав безошибочный выбор в пользу Софи, он налил немного на донышко ее бокала, чтобы она могла попробовать. Взяв в правую руку бокал и держа его за ножку, она чуть тряхнула вверх вязкие капли густого вина и стала смотреть, как тонкая золотистая пленка сползает по прозрачной стенке. Затем она поднесла бокал к носу и беззвучно вдохнула, после чего пригубила. Подержав вино во рту, она выпила его и жестом показала, что оно превосходно.
      Я улыбнулся сомелье, и тот наполнил оба наших бокала.
      — За ваше здоровье! — провозгласила Софи.
      Мы чокнулись, и, когда нам принесли паштет, Софи продолжила свой рассказ:
      — Я обнаружила, что в нескольких исторических книгах упоминаются христианские реликвии — совсем не обязательно Йорденский камень, — будто бы подаренные Карлу Великому Харуном ар-Рашидом. И вот я попыталась пойти по этому следу…
      Я пожал плечами:
      — Очень жаль, но вы меня запутали. Я не знаю даже, кто такой Харун ар-как его там…
      Софи не сумела сдержать улыбку.
      — Ар-Рашид. Дайте я доскажу, — попросила она. — Начать нужно с Магомета. Вы знаете, что этот человек перевернул всю историю арабского мира…
      — Конечно.
      — В самом начале седьмого века на Магомета снизошло озарение, прозрение. Убежденный в существовании единого Бога и в неизбежности божьего суда, он бросает вызов религиозному политеизму Мекки. Следует помнить, что Магомет женился на дочери богатого купца. Коммерческая деятельность давала ему возможность встречаться с евреями и христианами, чем объясняется его знакомство с Евангелиями и, вероятно, пристрастие к монотеизму. Подобно Иисусу, сила которого состояла в том, что он говорил на языке народа, Магомет проповедует на арабском, привлекая к себе народ и особенно бедняков. Он добивается такого успеха, что против него — опять же подобно Иисусу — начинаются гонения. Он вынужден скрываться, и соседний город Медина, соперничающий с Меккой, соглашается принять его. Медину населяли тогда и евреи, бежавшие из Иудеи, и арабы…
      — У меня такое ощущение, будто я вернулся в школу…
      — Подождите, скоро вы поймете, к чему я веду. Мало-помалу жители Медины принимают сторону Магомета, и в шестьсот двадцать втором году он получает в этом городе официальное признание. Кстати, шестьсот двадцать второй год считается в исламе началом новой эры. Сила Магомета была в том, что он установил режим власти одновременно религиозной и политической, что не противоречило местным традициям. Тогдашняя Аравия была страной племенной, и каждым племенем управлял вождь, шейх.Магомет использует ту же схему: он сам становится шейхом — с той разницей, что провозглашает свою власть освященной Богом. Впрочем, его борьба с курейшитами из Мекки только усиливается, и в шестьсот тридцатом году этот город был взят штурмом. Курейшитов заставили принять политико-религиозную систему пророка. Спустя два года Магомет умер, но родился ислам — и это начало его невероятной экспансии. Я освежила вашу память?
      — Еще бы, — солгал я.
      — Нужно знать, что в ту эпоху Ближний и Средний Восток были поделены между двумя враждующими империями: Византией и Сасанидской Персией.
      — Это уже ваша сфера!
      — Да, но только пока! К несчастью, предстоящие мне исследования выведут меня далеко за пределы моей любимой темы. Как бы там ни было, я, с вашего позволения, закончу рассказ…
      Она отпила глоток вина из бокала и продолжила:
      — В шестьсот двадцать восьмом году между двумя империями произошли две войны. Последние. Да, Византия в них победила, но оба соперника истощили силы. Образовалась брешь, в которую и хлынули мусульмане. Абу Бекр, тесть Магомета, становится его преемником. Его называют Халиф, что означает «доверенное лицо Пророка». Чтобы укрепить свою власть, он завоевывает всю Аравию и насаждает там ислам. За Аравией последуют Ирак, Сирия и Египет.
      — Стало быть, мы снова в Сирии! — перебил я.
      — Вот именно! В шестьсот тридцать шестом году, то есть спустя шестьсот лет после визита Петра в Антиохию, войска халифа Абу Бекра захватили Сирию. Иерусалим пал в шестьсот тридцать восьмом году. Здесь важно понять вот что: несмотря на истовую веру, арабы — не варвары, разрушающие все на своем пути. Напротив, они проводят очень умную политику интеграции завоеванных стран, и эта гибкая система прекрасно функционирует. Обращение в ислам совершается постепенно. Поэтому реликвии, найденные в Антиохии и Иерусалиме, не были уничтожены. Порой халифы присваивают их, хранят как некую святыню. Более чем вероятно, что в руках одного из халифов оказался и Йорденский камень. Наверняка известно то, что в восьмом веке им владел Харун ар-Рашид, несомненно самый выдающийся халиф династии Абассидов.
      — А как же он попал к Карлу Великому?
      — У меня есть одна идейка на этот счет, но я еще не все проверила. Если все пойдет хорошо, я расскажу вам завтра.
      — Ну что ж! Поздравляю. Это… это потрясающе!
      — Это всего лишь гипотеза, но поскольку мы знаем, что Йорденский камень перешел от Иисуса к Карлу Великому через Харуна ар-Рашида, такого рода предположение выглядит весьма правдоподобным.
      — Это просто невероятно!
      — Самое удивительное состоит в том, что никто из хранителей камня, кажется, не понимал его реального предназначения. Во всяком случае, никто не догадывался, что это ключ, позволяющий расшифровать послание Христа.
      — Если это действительно так, — предостерег я.
      — Конечно. Но, как бы там ни было, эта реликвия окружена совершенно необычной аурой. Всем известно, что она принадлежала самому Христу, и все придают ей огромное значение. Словно все хранители передавали вместе с камнем и послание. Возможно, у истоков этой традиции стоял Петр. Нет сомнений, что он сообщил христианам Сирии, сколь велика ценность переданной им реликвии.
      — Очень может быть, — признал я.
      Когда мы покончили с закуской, официантка унесла наши тарелки и, вернувшись через минуту, поставила на столик заказанные нами блюда и бутылку пойяка.
      На улице уже стемнело. Часы летели, а мы все не могли оторваться от своего невероятного расследования. Мы были как бы вне мира, вне времени. Я спрашивал себя, чем все это закончится.
      Мы посидели молча, наслаждаясь изумительным вкусом ягненка и кролика: каждый из нас уделил несколько кусочков из своего блюда другому. Мы были слишком сыты для десерта и ограничились кофе.
      — Софи, — сказал я. — Завтра наступят третьи сутки.
      — Простите?
      — Вы забыли? Вспомните. Мы решили известить фараонов через двое суток… Дали себе сорок восемь часов на решение этой загадки.
      Она уперлась локтями в стол.
      — Вы хотите бросить? — спросила она, подняв брови.
      — Не совсем так. Но я должен признаться, что не уверен. Я толком не знаю, куда мы идем… Мы хотим понять смысл этой истории или же…
      — Или же что?
      Мне самому было трудно поверить в то, что я собирался сказать.
      — Или же… Мы что, ищем Йорденский камень?
      — Знаете, Дамьен, я думаю, что одного Йорденского камня недостаточно… Это всего лишь ключ для расшифровки послания.
      — Да, но это означает, что мы его ищем? — настаивал я.
      Софи взглянула мне в лицо. Она слегка наклонила голову к плечу, словно пытаясь угадать, о чем я думаю.
      — Что именно вас пугает? То, что мы ищем Камень, или то, что у нас есть возможность найти послание Христа?
      — Вы хоть понимаете, что говорите? Вы понимаете, на что мы замахиваемся, пытаясь найти его?
      — Послушайте, Дамьен. Когда были обнаружены рукописи Мертвого моря, Церковь завладела ими, и мы в течение почти пятидесяти лет ничего конкретного о них не знали. И только что опубликованное полное издание, возможно, не столь уж полное… Когда был убит Кеннеди, все материалы расследования попали в ЦРУ. Они останутся засекреченными еще много лет, хотя само событие произошло в середине двадцатого века! Если не мы откроем значение Йорденского камня, кто может гарантировать нам, что это сделают другие? Не знаю, насколько важно это открытие, не знаю, действительно ли существует зашифрованное послание Христа, но зато я точно знаю, что не хочу отдавать эту тайну на откуп «Бильдербергу» или «Акта Фидеи».
      — И вы спрашиваете, почему мне страшно? — с иронией осведомился я.
      — До сих пор мы выпутывались довольно удачно, разве нет?
      — С каждым днем вероятность того, что у нас появятся серьезные проблемы, увеличивается. Когда вы не пришли в условленное время, я по-настоящему испугался.
      — Мне очень жаль. Идем в интернет-кафе?
      У Софи был дар перепрыгивать с одного на другое, особенно в критические моменты. В этом была ее сила. Выскакивать. Всегда.
      — Хм… Не знаю.
      — Ну же, вы сами сказали, что время нас поджимает.
      — А как быть с фараонами, которые там торчали?
      — Можно пойти в другое.
      Я кивнул. Быстро расплатился, и через полчала мы уже вошли в Интернет, не обращая внимания на геймеров,ожесточенно убивающих друг друга в недрах сети…
 
      Другое интернет-кафе, другая атмосфера. Более утонченная, более рабочая… повсюду кабель, плоские экраны, яркое освещение, свежеокрашенные стены. По размерам чуть больше булочной. Обстановка далеко не такая интимная.
      —  У меня для вас супергорячие новости!
      Сфинкс ждал нас больше часа. Он был крайне возбужден.
      —  Что вы нашли?
       — Нашел тех, кто вас взломал!
       — Фантастика!
       — Я думал, у меня не получится, но мы подключили к делу нескольких знакомых провайдеров, и нам удалось добраться до истока. Это очень хитрые сволочи. Они тщательно замели следы, но мы сумели до них добраться и, представьте себе, выйти на номер одного мобильного телефона в Соединенных Штатах.
       — И что же?
       — Вы не поверите… Этот номер зарегистрирован на Институт права и дипломатии имени Саймона в Вашингтоне.
       — И что же?
       — Вы знаете, кто возглавляет этот институт?
       — Нет.
       — Виктор Л. Дин, бывший американский посол, который, представьте, возглавляет один из комитетов в группе «Бильдерберг» Соединенных Штатов!
      Софи бросила на меня ошеломленный взгляд.
      — «Бильдерберг» у нас на хвосте! — выдохнула она.
      Я не мог понять, пугает это ее или возбуждает. Возможно, и то и другое одновременно. Сам я пришел в ужас.
      —  Вы понимаете? У вас на заднице висит «Бильдерберг»! Потрясающе!
       — Вы так думаете? Я бы обошлась и без этого…
       — Это не всякому дано! Уж если они снизошли до того, чтобы взломать ваш компьютер, значит, вы им здорово насолили!
       — Наверное… Чем только, не пойму.
       — Ну, это очевидно. Вы ищете то же самое, что они, но у вас солидная фора. Вряд ли им это нравится…
       — Я еще ничего не нашла…
       — Надеюсь! Иначе я бы подумал, что вы и со мной хитрите. А я рассчитываю на эксклюзивную информацию, ведь мы же так договаривались?
       — Я уже обещала. Нам опять нужны кое-какие сведения.
       — Все, что ни пожелаете.
       — Вы можете узнать координаты человека, который находится в красном списке?
       — Проще пареной репы!
       — Чем больше мы общаемся, — сказал я с улыбкой, — тем больше мне кажется, что мы имеем дело с четырнадцатилетним парнишкой!
      Софи покачала головой.
      — Если это так, он где-то здесь! — возразила она, показав на окружавших нас прыщавых подростков.
      —  Кристиан Борелла, возможно, также его дочь Клэр. Они живут в Париже.
       — О'кей. Я скоро вернусь.
      Через пятнадцать минут Сфинкс действительно прислал нам адрес и номер телефона таинственной незнакомки. Он простился с нами, и Софи еще раз заверила его, что он первым узнает все новости.
      Выйдя из интернет-кафе, мы двинулись обратно, к площади Звезды. Этот парижский квартал никогда не бывает безлюдным. На тротуарах всегда полно народа, витрины магазинов всегда освещены. Но лица всегда разные. Мне это напоминало Нью-Йорк.
      Когда мы вошли в бар отеля, было уже поздно, но я все-таки решил позвонить Клэр Борелла. Нетерпение плохо сочетается с тактом.
      Послышалось несколько гудков, затем включился автоответчик. «Вы набрали номер Клэр, оставьте сообщение после сигнала».
      Я заколебался. Автоответчик хорош тем, что не может бросить трубку, и молодая женщина наверняка выслушает мое сообщение до конца. Я решился.
      — Здравствуйте, мы с вами незнакомы, но я думаю, что мне известно, почему убили вашего отца, и мне хотелось бы поговорить с вами.
      Послышался еще один щелчок, и я понял, что она сняла трубку.
      — Алло? — сказал женский голос.
      Она отвечала на звонки выборочно.
      — Здравствуйте.
      — Кто вы?
      — Если вас это не смущает, я бы предпочел не называть свое имя по телефону. Я мог бы назваться любым именем, но предпочитаю откровенность…
      Она молчала.
      — Не могли бы мы встретиться? — рискнул спросить я.
      — Нет, если вы не назовете свое имя…
      — Но я действительно не могу…
      Вновь щелчок и телефонные гудки. Она повесила трубку.
      — Черт! — выругался я. — Перезвонить?
      Софи улыбнулась:
      — Нет. Неудачная мысль. Думаю, вам лучше подъехать к ней. Уверена, что de visu вы окажетесь более убедительным.
      — Правда?
      — Да. И потом, вы сможете назвать свое имя…
      — Вообще-то «Бильдерберг» и «Акта Фидеи» давно знают, кто мы такие, и мне не стоило так артачиться.
      Софи кивнула.
      — Уже поздно, — сказала она. — Я, наверно, пойду спать.
      — Проводить вас? — предложил я.
      — Я вполне способна найти дорогу в свой номер!
      Она нежно поцеловала меня в щеку и ускользнула. Я испустил долгий вздох.
      В тот вечер я просидел в баре отеля «Спландид» несколько часов. Заказал порцию виски, потом вторую, потом бармен предложил мне третью, и я спокойно прихлебывал из бокала, позволив своим мыслям блуждать где угодно и облокотившись о красно-золотую стойку, мимо которой то и дело проходили посетители. Я забавлялся тем, что пытался представить, кто они такие и чем занимались сегодня вечером. Я придумывал им имена, профессию, любовные истории. Мне просто не хотелось идти спать, и я находил атмосферу отеля идеальной для моего странного настроения. В котором преобладали печаль, надежда, страх и любовь.
      Ближе к ночи я ощутил непреодолимое желание позвонить Франсуа. Мне нужно было поговорить с ним. Нужно было услышать его голос. Я нашел номер в записной книжке и набрал его на мобильнике.
      — Алло?
      Он был явно удивлен тем, что ему звонят так поздно.