Эксодус (Книга 1 и 2)

      В Каире и Дамаске стали появляться немецкие деньги. Немцы - наши друзья! Арабская земля для арабов! Англичан и их еврейских марионеток - вон! В высших кругах Каира, Багдада и Сирии арабы обменивались дружескими рукопожатиями с нацистами.
      Пока собирались эти тучи, у Ишува оставался один козырь в руках - Хагана. Хотя эта тайная армия и не была связана официально с Еврейским Национальным Советом, о ее существовании и могуществе знали все. Евреи делали вид, что ничего не знают, но англичане знали, что Хагана существует, и - что было гораздо важнее - об этом знал и муфтий.
      Хагана выросла буквально из ничего в мощную силу, насчитывавшую свыше двадцати пяти тысяч мужчин и женщин. Это были почти поголовно добровольцы, и лишь несколько десятков командиров были на жаловании. Хагана располагала небольшой, но в высшей степени эффективной разведкой, с которой не только открыто сотрудничало много британских офицеров, но которая запросто могла купить сколько угодно арабских шпионов. В каждом городе, в каждом селе, кибуце, мошаве, имелись ячейки Хаганы. Засекреченный пароль мог поднять тысячи мужчин и женщин, и в течение нескольких минут они были бы вооружены из тайных складов.
      Авидан, лысый гигант и бывший солдат, возглавлявший Хагану, тщательно строил эту организацию в течение полутора десятков лет прямо под носом у англичан. Организация действовала в высшей степени слаженно: она располагала секретной радиостанцией, руководила нелегальной иммиграцией, и ее агенты действовали буквально во всех странах мира, главным образом скупая оружие и переправляя его тайно в Палестину.
      Были сотни способов нелегального ввоза оружия в Палестину. Его прятали в крупное строительное оборудование - это, кстати, был самый излюбленный способ: в паровой каток прятали до ста винтовок. Каждый ящик, каждый агрегат, даже консервная банка или бутылка вина, которые ввозили в Палестину, могли служить тайником для провоза оружия. Чтобы остановить эту контрабанду, англичанам пришлось бы подвергнуть тщательной проверке каждый предмет. К тому же много британских служащих смотрели сквозь пальцы, не принимая решительно никаких мер.
      Весь Ишув так или иначе принимал участие в провозе и сокрытии оружия, но все равно ни тяжелого, ни достаточного количества современного легкого оружия провозить не удавалось. То, что попадало в страну, состояло в основном из списанных или вышедших из употребления винтовок и пистолетов самого разношерстного производства. Ни на одном военном складе на свете не было такого скопления всевозможного оружия. Не было на свете типа винтовки или пистолета, который бы не был представлен в двух-трех экземплярах в Хагане. Множество видов простейших пушек, обрезы, гранаты производились тайком на месте. На складах оружия Хаганы были даже тросточки, из которых можно было стрелять - правда, только один раз.
      Раз попав в страну, оружие тщательно пряталось. Каждый стол, стул, холодильник, каждая кровать или кушетка могли служить тайником. В каждом еврейском доме был по крайней мере один ящик с двойным дном, какой-нибудь тайник в стене, под полом, всюду, где только можно.
      Оружие провозили, пряча его в запасном колесе автобуса, в авоськах и под повозками, запряженными ишаками. Полагаясь на "респектабельность" англичан, Хагана переправляла оружие через детей или еще лучше - через женщин, которые прятали его под платьем.
      В деле создания Хаганы кибуцы оказались не только наилучшей формой для строительства страны, но и для организации еврейских вооруженных сил. Благодаря своему сельскому характеру кибуцы лучше всего подходили для обучения молодых бойцов. Десяток или два таких будущих бойцов легко растворялись среди нескольких сот членов кибуца. Кибуц был также наиболее подходящим местом для тайного хранения и производства оружия. А главное - в кибуцах легче всего устраивались новоприбывшие нелегальные иммигранты. Именно кибуцы дали большинство наиболее выдающихся командиров Хаганы.
      Основная сила Хаганы состояла в том, что весь Ишув безоговорочно признавал ее авторитет. Распоряжение Хаганы выполнялось беспрекословно, как приказ. Авидан и остальные руководители Хаганы были чрезвычайно осторожны и пускали в ход оружие только в целях самообороны. Когда в 1933 году была объявлена всеобщая забастовка, Авидан предупредил, что Хагана даже не попытается нанести поражение палестинским арабам. "Палестина будет завоевана нашими потом". Это была армия, которая прежде всего не давала себя спровоцировать.
      В Хагане было много таких, что считали, что она не должна так сильно сдерживаться. Было немало активистов, которые требовали немедленных ответных действий.
      Акива был одним из них. Официально он был членом кибуца "Эйн-Ор", в действительности же он был одним из ведущих деятелей Хаганы: ему была поручена оборона всей Галилеи.
      За эти годы Акива состарился гораздо больше, чем его брат Барак. У него было очень усталое лицо, а борода почти вся поседела. После гибели Руфи и Шароны он так и не оправился. Осталась какая-то горечь, которая мучила его день и ночь.
      Он был неофициальным лидером крайней фракции в рядах Хаганы, которая требовала больше действия. С годами и по мере того, как положение становилось все более напряженным, группа Акивы становилась все более воинственной. Даже за пределами Палестины среди сионистов создавались группы, которые поддерживали его.
      Когда англичане объявили блокаду Палестинского побережья, у Акивы лопнуло терпение и он решил действовать. Он созвал узкое совещание своих сторонников из рядов Хаганы. Это были такие же озлобленные люди, как он сам, и они приняли решение, которое потрясло Ишув до самого основания.
      Весной 1934 года Авидан срочно вызвал Барака в Иерусалим.
      - Произошло что-то ужасное, Барак, - сказал Авидан. - Твой брат Акива вышел из Хаганы и увлек за собой десятки командиров. Сотни наших людей хотят последовать их примеру.
      Барак был потрясен. Когда первое волнение прошло, он глубоко вздохнул.
      - Он уже давно грозился поступить так. Сказать правду, я скорее удивлялся тому, как сдержанно он вел себя до сих пор. Этот бунтарский дух овладел Акивой еще десятки лет тому назад, когда убили нашего отца. Гибель жены нанесла ему новый удар, от которого он так и не оправился.
      - Ты знаешь, - сказал Авидан, - что половину своих усилий мне приходится тратить на то, чтобы удерживать ребят от опрометчивых действий. Если только дать им волю, они завтра же объявят войну англичанам. Чувствуем мы с тобой, и даже с Акивой, одинаково, но он может погубить нас всех. Одна из причин, давших нам возможность добиться в Палестине всего того, чего мы добились, заключается как раз в том, что несмотря на наши внутренние распри мы всегда действовали как один человек, когда мы имели дело с внешними факторами. Англичанам и арабам приходилось вести переговоры с нами, как со сплоченным воедино народом. Теперь у Акивы эти отряды горячих голов. Если только они начнут террор, отвечать придется всему Ишуву.
      Барак поехал на север в Эйн-Ор, который был расположен не очень далеко от его собственного мошава Яд-Эль. Как и большинство кибуцов, Эйн-Ор превратился в настоящий сад. Будучи одним из самых старых членов и даже основателей кибуца, Акива жил в отдельном двухкомнатном коттедже, битком набитом книгами. У него даже был радиоприемник и личная уборная - большая редкость в кибуцах того времени. Акива любил Эйн-Ор, как раньше любил Шошану. После смерти Руфи и Шароны Барак долго упрашивал его переехать к ним в Яд-Эль, но Акиве нравилась жизнь в кибуце, и он предпочел остаться со своими горестными воспоминаниями в своем кибуце.
      Барак говорил с братом как только мог мягко. Акиве все доводы были давно известны. Он нервничал и волновался, предчувствуя, что на этот раз дойдет до разрыва с братом.
      - Итак, господа из Совета послали тебя, чтобы уговорить меня. Они становятся постепенно большими мастерами всяких уговоров.
      - Я бы и без приглашения приехал, как только узнал о безумном деле, которое ты затеял, - ответил Барак.
      Акива снова зашагал по комнате. Барак не отрывал от него глаз. В нем бушевал тот же злой огонь, что и в годы, когда он был мальчиком.
      - Я делаю всего лишь то, что и сам Национальный Совет признает, но делать боится. Рано или поздно даже им придется смотреть жизни в глаза. Англичане наши враги.
      - Мы этого не думаем, Акива. В конце концов мы немалого добились при власти англичан.
      - В таком случае ты просто дурак.
      - Может, я и бывал неправ. Но что ни говори, англичане являются законной властью в стране.
      - И спокойно смотрят, как нам перерезывают горло, - издевательски произнес Акива. - Господа из Национального Совета являются с портфелями на совещания, вручают вежливые ноты, делятся мнениями, заискивающе кланяются, а тем временем муфтий и его головорезы творят, что хотят.
      Ты когда-нибудь видел, чтобы арабы вступали в переговоры?
      - Мы добьемся своего законными путями.
      - Мы добьемся своего в борьбе!
      - Пускай так. Но тогда мы должны вступить в борьбу сплоченными рядами. Ты становишься на один уровень с муфтием, когда начинаешь создавать свои отряды. Ты когда-нибудь подумал, что будет, когда англичане покинут Палестину? Какой бы оправданной ни была твоя обида... и моя тоже, ... но англичане все-таки остаются нашим лучшим орудием на пути достижения государственной независимости.
      Акива сделал презрительный жест рукой.
      - Мы добьемся государственной независимости тем же путем, каким заново построили эту страну... нашим потом и кровью. Я не желаю сидеть сложа руки и ждать подачек от англичан.
      - Я последний раз прошу, Акива... Не делай этого. Ты только дашь повод нашим врагам показывать на нас пальцем и вооружишь их лишним аргументом в их лживой пропаганде.
      - Ах вот оно чего! - вскричал Акива. - Вот мы и добрались до корня! Евреи, значит, должны играть твердо по правилам! Евреям нельзя применять силу! Им можно только умолять и выпрашивать! Еврей обязан подставлять щеку!
      - Перестань!
      - Не перестану! - продолжал кричать Акива. - Все что угодно, только не драться! Немцы, арабы и англичане еще подумают, чего доброго, что мы непослушные дети.
      - Я говорю, перестань!
      - Ты остался евреем из гетто, Барак. И ты, и все твои товарищи из Национального Совета. Но вот что я тебе скажу, мой дорогой брат! Перед тобой человек, который не боится поступить дурно, зато твердо решил не сдаваться. Наплевать нам на то, что скажет этот твой трижды проклятый мир.
      Барака трясло от злости. Все же он продолжал сидеть не двигаясь и изо всех сил пытался скрыть свой гнев. Акива все говорил и говорил. Впрочем, так уж Акива неправ? Сколько горя и унижений, измен и страданий должен вынести человек, прежде чем поднять руку в ответ?
      Барак поднялся и направился к двери.
      - Скажи Авидану, господам из Совета и всем этим мелким маклерам, что Акива и Маккавеи велели передать англичанам и арабам вот что: "Око за око и зуб за зуб!".
      - Ты не смеешь больше ступить через порог моего дома, - сказал Барак.
      Оба брата постояли некоторое время друг против друга, не сводя глаз друг с друга. В глазах Акивы заблестели слезы. - Не переступить порога твоего дома?
      Барак не отвечал.
      - Да ведь мы с тобой братья. Барак. Ты меня на своем горбу доставил в Палестину.
      - О чем я теперь очень сожалею.
      У Акивы задрожали губы.
      - Я такой же еврей, как ты, и не меньше твоего люблю Палестину. Ты осуждаешь меня за то, что я следую велениям моей совести...
      Барак вернулся в комнату.
      - Это ты и твои Маккавеи натравливаете брата на брата. Еще когда мы с тобой были детьми, ты всегда подбирал подходящие цитаты из Библии. Так вот... ты бы лучше прочитал про зелотов, которые натравливали брата на брата, внесли раскол среди евреев и привели к разушению Иерусалима римлянами. Вы называете себя Maккавеями, а я называю вас зелотами.
      Барак снова направился к двери.
      - Помни одно, Барак Бен Канаан, - сказал Акива. - Что бы мы ни делали, это не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали с нами. Что бы Маккавеи ни сделали, этого никак нельзя назвать дурным, если сопоставить с убийством, продолжавшимся две тысячи лет.
      Глава 15
      Яд-Эль расцветал и становился настоящим садом Эден. Мошав продолжал работу по осушению болот, так что на новой отвоеванной земле можно было поселить еще сотню семейств. Мошав располагал уже двумя дюжинами тяжелых сельскохозяйственных механизмов, а также опытной станцией. Рыбу в прудах мошав разводил коллективно.
      Улицы Яд-Эля зеленели круглый год, а весной и осенью представляли симфонию всевозможных красок. В Яд-Эле были начальная и средняя школы, внушительные общественные здания, плавательный бассейн, библиотека, театр и небольшая больница с двумя штатными врачами.
      Крупнейшим событием была электрификация новых сел. Когда электрический свет одновременно вспыхнул в Эйн-Оре, Кфар-Гилади, Аелет-Гашахар и Яд-Эле, это событие было отмечено такими празднествами, что перед ними бледнело все, что когда-либо видела долина Хулы.
      В том же году евреи из Яд-Эля помогли своим арабским соседям проложить водопровод в Абу-Йешу: это было первое арабское село в Палестине с водопроводной сетью. Кроме того, они протянули сеть оросительных насосов, работающих на электричестве, и на поля Абу-Йеши, чтобы обучить арабов интенсивному поливному земледелию.
      В благодарность, Каммаль преподнес Сионистскому Поселенческому Обществу в подарок несколько дунамов земли на небольшом плато, расположенном над селом: он знал, что евреи искали подходящий участок для молодежного поселения.
      Ари Бен Канаан был гордостью своего отца. Ему еще не было семнадцати лет, а рост у него уже был метр восемьдесят и силы как у льва. Помимо иврита и английского, он знал еще немецкий, французский и идиш: когда Сара волновалась или злилась, она частенько пользовалась родным языком.
      Ари очень любил сельское хозяйство.
      Как и большинство молодежи мошава и всего Ишува, Ари и Дафна были в молодежной группе. Они исходили всю Палестину вдоль и поперек, посещали поля древних сражений, древние города и могилы. Они взбирались на гору Масаду, где евреи выдержали осаду римлян в продолжение трех лет, а то отправлялись в пустыню по следам Моисея и двенадцати колен. На них были традиционные голубые рубашки и шорты, они пели, плясали и были полны идеалов о восстановлении своей родины.
      Дафна превратилась в стройную, крепкую девушку, очень красивую и влюбленную в сына Барака Бен Канаана. Было ясно, что они поженятся рано. Либо они создадут собственное хозяйство в Яд-Эле, либо переедут и построят вместе с другими такими же молодыми людьми новый мошав или кибуц, как это часто делали молодые люди после окончания школы. Но когда в стране начались беспорядки, у Ари с Дафной оставалось все меньше времени друг для друга. Ари обнаружил выдающиеся способности в рядах Хаганы, и несмотря на его молодой возраст, Авидан считал его одним из самых многообещающих военных в Палестине. Впрочем, большинству самых способных членов Хаганы не было еще двадцати лет.
      Когда Ари исполнилось семнадцать, он организовал оборону Яд-Эля, Эйн-Ора и полдюжины кибуцов. Он так хорошо справился с задачей, что работал теперь почти все время по заданию Хаганы.
      Когда началась борьба за нелегальную иммиграцию, Ари откомандировали в те места, где приставали нелегальные суда Алии Бет. Он скрывал нелегальных иммигрантов в кибуцах и собирал паспорта и визы у "туристов", приезжавших легально в Палестину.
      Когда у него выдавался свободный день или два, он частенько звонил в Яд-Эль и тогда Дафна немедленно мчалась в Тель-Авив, чтобы встретиться с ним. Они отправлялись вместе на концерт оркестра филармонии, организованного преимущественно немецкими музыкантами (первым концертом дирижировал сам Тосканини); они посещали художественные выставки или лекции в молодежном клубе, а то просто гуляли по Алленби или улице Бен Иегуды, где масса народу попивала кофе за столиками прямо на тротуарах. Бывало, они уходили в северную часть города и подолгу гуляли там вдоль тихого пляжа Тель-Авива. Чем дальше, тем болезненнее они переживали час разлуки. Ари не хотел жениться, пока не обзаведется земельным участком и не построит себе дом. Однако беспорядкам не было конца, Ари поручали все новые и новые задания, и казалось, что это время никогда не наступит. Они очень любили друг друга. Она отдалась ему, когда ей было семнадцать, а ему - девятнадцать. Теперь они стремились уединиться, как только представлялся случай.
      Напряжение, возникшее сразу после немецкой иммиграции в 1933 году, достигло своего апогея в 1935 году, когда евреям удалось переправить в Израиль как легальными, так и нелегальными путями, гораздо больше иммигрантов, чем когда-либо раньше. Если Вторая волна иммиграции принесла в страну идеалы и руководителей, а Третья - пионеров, то алия из Германии вызвала гигантский культурный и научный подъем Ишува.
      Арабские феодалы, пристально наблюдавшие за непрерывным прогрессом евреев в стране, кипели от гнева. Их гнев достиг такой степени, что они впервые забыли свои распри и, сплотившись воедино, потребовали от англичан положить раз и навсегда конец как покупке земель евреями, так и иммиграции евреев.
      В начале 1936 года Национальный Еврейский Совет потребовал от британских властей несколько тысяч виз на въезд в связи с тем, что положение евреев в Германии становилось все более угрожающим. Поддаваясь сильнейшему нажиму со стороны арабов, англичане не выдали и одной тысячи виз.
      Видя растущую слабость англичан, муфтий решился наконец захватить одним ударом власть над Палестиной. Весной 1936 года он спровоцировал новую волну погромов. Под выдуманным предлогом, что, дескать, евреи ловят арабов в Тель-Авиве и убивают их, были организованы первые погромы в Яффе.
      Вскоре они перекинулись и на другие города. Как всегда, так и на этот раз жертвами погромов были в основном беззащитные набожные старики в священных городах. Сразу после первых погромов Хадж Эмин объявил о создании Верховного Арабского Комитета, провозгласил самого себя вождем этого Комитета и поставил перед собой цель организовать новую арабскую всеобщую забастовку против "проеврейской" британской политики.
      На этот раз муфтий тщательно подготовил кампанию. Как только был провозглашен Верховный Арабский Комитет, во все арабские города и села повалили молодчики эль-Хусейни и специально нанятые хулиганы, которые следили за тем, чтобы бойкот был полным. Они развернули кровавую кампанию убийств среди самих арабов, уничтожая каждого, кто был известен как противник муфтия. Хотя бунт был направлен якобы против евреев и англичан, но его главной целью было - убить всех политических противников муфтия.
      Каммаль, старый друг Барака Бен Канаана и мухтар села Абу-Йеша, жестоко расплатился за свою дружбу с евреями. Головорезы эль-Хусейни застали престарелого мухтара молящимся на коленях в маленькой мечети села - и перерезали ему горло.
      Taxa, его сын, спрятался в Яд-Эле, где ему не грозила опасность. Кровавые оргии муфтия вынуждали арабов проводить забастовку и бойкот евреев. Урожай гнил в поле, так как сбывать его было некому. Яффский порт словно вымер, почти всякая деятельность была приостановлена. Забастовка нанесла огромный ущерб арабскому населению, но оно было бессильно против муфтия. В своих проповедях с амвона Хадж Эмин эль-Хусейни сыпал проклятиями по адресу евреев, и чем больше арабы бедствовали, тем они становились отчаяннее и злее. Вскоре арабы стали нападать на еврейские села, жечь поля и грабить. Если им попадался в одиночку невооруженный еврей, они ему не просто перерезали горло, но отрубали руки и ноги, выкалывали глаза и самым бесчеловечным образом издевались над трупом.
      Зверства все усиливались. Авидан призывал евреев к спокойствию и сдержанности. Арабы, - говорил он, - жертвы преступной агитации. Ответное насилие ничего хорошего не даст.
      Совсем по-другому относились к происходящему Акива и его Маккавеи. Вскоре после того, как Маккавеи откололись от Хаганы, англичане объявили их вне закона, и им пришлось уйти в подполье. До известной степени англичане смотрели на Хагану сквозь пальцы, так как им была известна сдержанная политика Хаганы и то, что Хагана действует только в целях самообороны. Более того, Хагана никогда не действовала против англичан. Другое дело Маккавеи. Они были ярыми врагами англичан и отнюдь не собирались вести себя сдержанно. Поэтому Маккавеям пришлось уйти в подполье и скрываться в трех главных городах страны; Тель-Авиве, Иерусалиме и Хайфе.
      Сторонники Акивы решили ответить террором на террор, но они были недостаточно многочисленны, им не хватало сил, чтобы тягаться с бандами муфтия. Хотя еврейское руководство отмежевывалось от них, все же многие евреи восхищались ответными ударами Маккавеев.
      Держа Палестину за горло, Хадж Эмин эль-Хусейни принялся за осуществление второй части своего плана. Он обратился с фанатичным воззванием к арабам всех стран присоединиться к борьбе за освобождение Палестины от британского империализма и сионизма.
      Банды Хусейни врывались в арабские деревни и требовали бойцов для нападений на еврейские села. Подавляющее большинство феллахов отнюдь не горело желанием участвовать в борьбе, но они были слишком запуганы, чтобы отважиться на отказ.
      Один человек отозвался на возвание муфтия. Это был иракский офицер по имени Кавуки. Его уже давно снедало тщеславие и теперь он решил попытать свое счастье, стать военным руководителем вооруженных сил Иерусалимского муфтия и нажить таким путем власть, почести и богатство. Его болезненное тщеславие не знало границ. Он заказал себе множество всевозможных мундиров со всякими нашивками и объявил себя генералиссимусом армии освобождения. На деньги, которые муфтий вымогал у палестинских арабов, Кавуки принялся разъезжать по Ближнему Востоку и собирать свою армию. Он сколотил банду воров, контрабандистов, торговцев наркотиками и живым товаром и прочих преступных элементов, соблазнив их посулами, что они смогут, дескать, увести вон сколько еврейских девушек и награбить сколько угодно "еврейского золота". Это была банда преступников и жестоких дегенератов, каких еще свет не видал. Возглавляемые генералиссимусом Кавуки, они ринулись из Ливана, чтобы спасти великого мученика Ислама, Хадж-Эмина эль-Хусейни.
      Кавуки прибегал к очень простой и безопасной тактике. Заранее обеспечив себе путь к отступлению, он загораживал шоссе камнями. Как только появлялся автобус, невооруженная машина, или повозка, или небольшая группа, которая не могла оказывать сопротивление, он нападал, убивал и скрывался.
      Очень скоро Кавуки и банды муфтия распространили свой террор на всю страну. Арабские города и села были беспомощны, англичане тоже не могли и не хотели принять мер, а евреи действовали только в целях самообороны.
      Вместо того, чтобы решительно ликвидировать арабские банды, они ограничивались прямо-таки смехотворными мерами. Несколько раз, правда, они прочесали подозрительные села, где скрывались бандиты, обложили села штрафом, а один или два раза даже разрушили пару таких сел. Все же, в общем и целом они предпочитали окапываться. Они построили по всей стране свыше полусотни бетонных укреплений. В каждой такой крепости могло вместиться от ста до нескольких тысяч бойцов. Эти крепости должны были контролировать район, непосредственно примыкающий к ним. Проектировал их некий Тагарт, но построили их евреи.
      Эти форты Тагарта, разбросанные по всей Палестине, воскрешали систему, столь же древнюю, как сама страна. Еще в библейские времена евреи пользовались для этой цели двенадцатью холмами: они раскладывали на верхушке костер, который был виден со следующего холма и так далее. Крестоносцы придерживались той же системы, воз- двигая крепости в пределах видимости друг друга. Даже сами евреи создавали новые сельскохозяйственные поселения так, чтобы соседнее поселение могло их обозреть.
      Ночью англичане запирались в своих крепостях и до утра не показывали носа. Рейды, которые они проводили днем, были малоэффективны. Как только отряд выходил из крепости, весть об этом немедленно передавалась по всей округе.
      Каждый арабский крестьянин в поле был потенциальным шпионом. Пока англичане добирались до цели, бандитов уже и след простыл.
      И все же, даже в этих невыносимо трудных условиях, евреи продолжали переправлять в страну иммигрантов и строить для них новые села. В первый день, на участке, где намечалось новое поселение, собирались на заре несколько сот строителей и жителей соседних сел. Работая не покладая рук от зари до зари, они первым делом строили башню, устанавливали генераторы и мощные рефлекторы, затем огораживали небольшой участок вокруг башни. К вечеру все это бывало готово, люди расходились по домам, а новоприбывшие, под прикрытием небольшого отряда Хаганы, располагались на ночь в огороженном месте.
      Ари Бен Канаан, которому едва минуло двадцать, стал специалистом в деле создания таких новых поселений "с башней и оградой". Обыкновенно он возглавлял отряд Хаганы, который оставался на новом месте, чтобы обучить новоприбывших обращению с оружием, и методам борьбы в случае нападения со стороны арабских банд.
      Арабы нападали чуть ли не на каждое новое поселение. Присутствие бойцов Хаганы, которые так или иначе всегда отбивали нападавших, действовало весьма успокаивающе на новоприбывших. Не было ни одного случая, чтобы Ари или другой командир Хаганы отступили когда-нибудь из своего поселения "с огороженной башней". Побыв на одном месте несколько недель, Ари уходил со своим отрядом к другому такому поселению "с башней и оградой".
      Новоприбывшие осваивали свой участок постепенно, уходя на ночь за ограду. Мало-помалу они строили дома и вскоре на этих местах возникали целые деревни. Если это был кибуц, то первым делом строили дом для детей. Он всегда находился в центре участка, чтобы в случае нападения до него было труднее всего добираться.
      Авидан говорил, что в этих поселениях "с башней и оградой" сбывался библейский рассказ о воссоздании Иерусалима с лопатой в одной руке и копьем в другой. В книге Нехемии говорится: "...половина моих рабов трудилась, а вторая половина держала копья в руках". Так они и теперь обрабатывали землю и строили дома, когда за каждым землепашцем и плотником стоял человек с винтовкой.
      Арабы до того обнаглели, что даже англичане не могли больше сидеть сложа рук и мириться с террором. Хадж Эмин и Кавуки превратили их в посмешище. Наконец-то они решились действовать: они разогнали Верховный Арабский Совет и выдали ордер на арест Хадж Эмина. Муфтий скрылся от английской полиции, спрятавшись в мечети Омара, самой большой мусульманской святыне в Палестине.
      Англичане заколебались и так и не решились ворваться в мечеть из страха, как бы это не вызвало "священную" войну во всем мусульманском мире. Хадж Эмин скрывался в мечети с неделю, затем, переодевшись женщиной, сбежал в Яффу, а оттуда морем в Ливан.
      Когда стало известно, что Иерусалимский муфтий сбежал из Палестины, вся страна, и прежде всего сами арабы, облегченно вздохнули. Беспорядки и погромы прекратились и в страну пожаловали новые британские следственные комиссии.
      Арабы бойкотировали следствие, проводимое англичанами. В виде исключения они посылали своих самых фанатичных представителей читать по шпаргалке перед комиссией заранее подготовленные речи. Хотя Хадж Эмин и унес ноги, но его клика эль-Хусейни по-прежнему осталась в стране. Перед следственной комиссией арабы предъявляли все более и более наглые претензии к евреям, которые платили восемьдесят процентов всей суммы налогов страны, хотя их численность была меньше численности арабов.
      Наконец, после очередного изучения положения в стране, англичане выдвинули новое предложение, а именно: разделить Палестину на два отдельных государства. Арабы должны были получить подавляющую часть территории страны, а евреи всего лишь узкую полосу вдоль побережья, простирающуюся от Тель-Авива до Хайфы, да еще те части Галилеи, которые они сами освоили.
      Национальный Еврейский Совет, Всемирная сионистская организация и все палестинские евреи устали от непрекращающейся резни, от не унимающегося арабского фанатизма и все более и более неприкрытых британских измен. Когда-то мандат на Палестину включал обе стороны реки Иордан - теперь англичане предлагали мизерный клочок. И несмотря на это, евреи решили принять предложение.
      Англичане пытались растолковать арабам, что самое благоразумное - это согласиться на предложение, так как территория, которую предлагают выделить евреям, не сможет принять большого числа иммигрантов. Арабы, однако, требовали не больше и не меньше, как чтобы евреев до последнего выбросили в море. Хадж Эмин эль-Хусейни, дескать, олицетворяет в их глазах Ислам и он является мучеником британской и сионистской несправедливости. Кстати, находясь в Бейруте, он снова вызвал беспорядки в Палестине.
      Тагарт, который построил британскую систему укреплений, построил теперь стену из колючей проволоки под напряжением вдоль ливанской границы. Эта стена должна была остановить проникновение молодчиков муфтия и контрабандистов оружием в Палестину. Через определенные промежутки он построил вдоль стены новые укрепления.
      Одно из этих новых укреплений вдоль стены Тагарта было воздвигнуто над Абу-Йешей и Яд-Элем, в том месте, где, по преданию, была похоронена царица Эсфирь. Его так и называли - Фортом Эсфири.
      Стена Тагарта несколько затормозила инфильтрацию арабов, но не смогла полностью остановить ее.
      Хагана, которая сдерживалась так долго, начала испытывать большую тревогу, а весь Ишув все чаще и чаще задавал себе вопрос - когда же наконец Национальный Совет прикажет ей действовать. Под этим все усиливающимся нажимом Бен Гурион согласился в конце концов с одним планом, разработанным Авиданом. Тут же Сионистское Поселенческое Общество приобрело земельный участок на севере Галилеи у самой ливанской границы, в том месте, где, по данным разведки Хаганы, просачивалось большинство арабских террористов.
      Вскоре после покупки участка Ари и еще двух молодых бойцов Хаганы вызвали в Тель-Авив в тайную штаб-квартиру Авидана.