Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Операция "Вечность" (сборник)

      — Я не знал, парень, что ты профессионал, — пробормотал Ват.
      — Что здесь происходит? — к ним приближался мужчина в белом сверкающем костюме.
      Корн увидел Лен с подносом в руках.
      — Вон тот ударил первым, — пожилой мужчина указал на Вата.
      — Пойдешь в контроль, — сказал мужчина в белом. Ват побледнел.
      — Только не в контроль, прошу вас!
      — Это случай для контроля, — настаивал мужчина.
      — Но я не хотел. Лен, прошу, сделай что-нибудь.
      Мужчина взглянул на Лен, движением головы показывая на Вата.
      — Ты его знаешь?
      — Да. Он из видео.
      — Но контроль необходим, — сказал мужчина.
      — Я же ничего не сделал. Стеф, у тебя ведь нет ко мне претензий? Это была случайность.
      — Ничего себе случайность, — сказал мужчина с ребенком. — Из-за таких спокойно не пообедаешь.
      — Стеф, скажи, что это не имеет значения, — продолжал канючить Ват.
      Мужчина в белом взглянул на Корна.
      — Для меня это не имеет значения, — сказал Корн. Мужчина повернулся к Лен.
      — Он еще очень молод, — сказала Лен. — Обычно это спокойный парень.
      — Ваше дело, — мужчина пожал плечами. — А ты выматывайся отсюда! — бросил он Вату. — И постарайся больше здесь не появляться.
      — Да, конечно, я пойду… — Ват направился к двери.
      Девочка перестала плакать.
      — Ишь, распустились, — ворчал мужчина с ребенком. — Времени свободного много.
      — Садись, Стеф, — позвала Лен. — Обед стынет. Спасибо, Клео.
      Мужчина в белом костюме улыбнулся.
      — Ну, у тебя ударчик, — сказал он. — Думаю, он свое получил.
      У Корна болела рука. Он сел напротив Лен, и та пододвинула ему тарелку.
      — Ты не сказал, что сидишь на диете. Я принесла кашу-размазню.
      — Я на диете?
      — На твой знар бифштекс не дали. Могу уступить кусочек своего. Хочешь?
      — Ты не наешься.
      — Возьму побольше десерта. И проверь, что там с твоей диетой. Ты не знал?
      — Нет.
      Корн съел кусочек бифштекса, потом, поморщившись, принялся за кашу. Голод давал о себе знать.
      — Видно, Опекун считает, что ты болен.
      — Я? Ошибка.
      — Нет, я проверила.
      — И, думаешь, это надолго?
      — Зайди в контрольный пункт здоровья, может, пора сменить запись.
      — Зайду. Иначе всю жизнь придется сидеть на размазне! Знаешь, я возьму твой знар и получу приличный бифштекс.
      — Не шути, Стеф. Так даже шутить нельзя.
      По ее тону было видно, что она сказала это совершенно серьезно.
      — Однако твой друг Ват как-то изловчился.
      — Он глуп и легкомыслен. Да ты и сам видел, как он при этом трусил.
      — Какое уж тут удовольствие отвечать за избиение спокойного человека.
      — Ему это не впервой. А боялся он, что контроль обнаружит второй знар. Если б не это, я бы ему не простила. Ему не помешало бы несколько часов поработать в городе с уборочными автоматами на стрижке газонов. Впрочем, Ват утверждает, что любит такие занятия. Свежий воздух и физическая нагрузка. А то, что на него водят смотреть школьные экскурсии, ему безразлично.
      — А второй знар — дело серьезное?
      — Не прикидывайся, Стеф. Я пошла за десертом. Тебе что-нибудь принести?
      Он кивнул и проводил ее взглядом. У нее была ладная фигурка. "В ее движениях есть что-то юношеское, как у Кары", — отметил он, а потом решил думать о чем-нибудь другом. К тому же болела рука.
      — Тебе компот, — сказала Лен. Себе она взяла большую вазочку с мороженым.
      — Тоже знар?
      — Да. Мороженое тебе может повредить.
      — И кто это только придумал?
      — Не знаю, кто прописал тебе такое меню, но Опекун подает точно в соответствии с записью.
      — Опекун? Я как раз его ищу.
      — Серьезно? Если не шутишь, я отвезу тебя в Лебок на подстанцию.
      Корн допил компот и отставил стакан. Мир явно изменился сильнее, чем он предполагал.
      — О чем задумался? — спросила Лен.
      — О мире вообще, — ответил Корн, не погрешив против истины, и только потом сообразил, что Лен не любит таких ответов, а она была отличной девушкой и, собственно, не было причин отвечать ей так.
      — Поедем?
      — Да. Обед несколько разочаровал меня. Раньше я едал и повкуснее.
      — Раньше ты не был на диете, — улыбнулась она.
      — Это уж точно.
      — Ты помнишь те времена? Притворяешься… Почему ты все время пытаешься быть каким-то особенным?
      — Я? И вовсе не пытаюсь. Знаешь, Лен, подозреваю, что я действительно особенный.
      Они вышли из зала и сели в автомобиль. Садясь, Корн оперся рукой о дверцу и снова почувствовал боль.
      — Похоже, я повредил руку, мило беседуя с твоим парнем.
      — Только не моим, Стеф, не моим. Мне до него нет дела. Возможно, ему что-то почудилось, только-то и всего.
      — Ясно, что тебе до него нет дела, но руку я себе разбил, и теперь она, кажется, начинает опухать.
      — Покажи.
      Она взяла его руку и легонько сжала.
      — Перестань, больно.
      Она внимательно смотрела на его ладонь.
      — У тебя два больших шрама. Что случилось?
      — Авария.
      — Давно?
      — О, да.
      — А рука у тебя действительно опухает. В Лебоке заедем в пункт контроля здоровья. Надо показаться врачу.
      — Может, пройдет само.
      — Это по пути.
      Она вывела машину на середину шоссе. Дорога бежала сквозь холмы в обрамлении каменных обочин. Потом выехали в степь. Лен молчала, но он видел, как время от времени она посматривает на него.
      — Кажется, мы снизили скорость, — заметил он.
      — Да. Здесь заповедник молочных коров. Автомат сбросил скорость. У дороги есть какое-то охранение, но коров целые стада и они, несмотря на защиту, иногда забредают на шоссе.
      — Их так много?
      — Неконтролируемый генетический резерв. Размножаются отлично. В засуху страторы сбрасывают им дополнительное сено, а водоснабжение работает с двойной нагрузкой.
      Корн осмотрелся вокруг, но коров не увидел. Степь была зеленой, как всегда весной. Потом по широкой дуге они обогнули поселок с красными домиками и башенками антенн над ними, миновали высокий виадук над речной долиной и въехали в буш. Автомобиль набрал скорость. У следующего поселка Лен свернула на узкую боковую дорогу. Автоматика здесь, видимо, не действовала, желтый огонек погас, и Лен управляла машиной сама. Они въехали в поселок и остановились у многоэтажного дома.
      — Я подожду тебя. Это быстро, — сказала Лен.
      — Не знаю, стоит ли идти.
      — Но у тебя же болит рука.
      — Пройдет.
      Лен внимательно посмотрела на него.
      — Хорошо. Пойдем вместе, — она открыла дверцу машины.
      Они вошли в здание и отыскали кабинет дежурного врача. У врача было морщинистое лицо и темная, видимо, не бритая с утра щетина.
      — Входите, — сказал он, отхлебывая кофе. На большом экране перед ним двигались пластичные фигуры в объемном изображении.
      "Так вот оно, их видео", — подумал Корн. Он хотел было поближе рассмотреть аппарат, но врач встал.
      — Что случилось?
      — Я немного повредил руку, — сказал Корн.
      — Он упал на руку, и она начала опухать, — добавила Лен.
      Корн быстро взглянул на нее, но Лен смотрела на врача.
      — Подверни рукав, посмотрим, — сказал врач и подошел к одному из аппаратов у стены. Он нажал клавишу. Загорелась красная лампочка и послышалось тихое гудение.
      — Подойди. Так. Положи руку сюда.
      Корн положил руку на холодную поверхность плиты. Врач взглянул на экран, потом на Корна.
      — Никогда еще не видел такого. Ты — космонавт?
      — Нет.
      — Знаешь, это не по моей части. Ну, что я могу сказать… Кости в порядке. А нет ли повреждений в биохимических связках, может определить только специалист. Здесь такого нет.
      — О чем ты? — спросила Лен.
      — Я не разбираюсь в киборгизованных сухожилиях.
      — Он… киборгизован? — Лен с интересом взглянула на Корна.
      — Да. Взгляни, это неорганика. Увы, в таких вещах я не мастак.
      Корн снял руку с плиты.
      — Я — что? Ки…
      — Ты киборгизован. Это все, что я могу сказать. Ничего особенного. Просто такой ты есть.
      — Как прикажешь тебя понимать? — спросил Корн. Врач как-то странно посмотрел на него и подошел к столу.
      — В твой организм встроены элементы, повышающие физические возможности. Обычно киборгизацию проходят космонавты. Поэтому я и спросил, — врач нажал клавишу на столе.
      — Ты уверен? — спросил Корн.
      — Абсолютно. Да ты и сам должен знать. Я говорю при ней, — врач кивнул на Лен, — потому что вы пришли вместе и ты, вероятно, понимал, что она об этом узнает. Врачебную тайну я не нарушил. Думаю, ты со мной согласен.
      — Конечно. А что, нехорошо быть… киборгизованным?
      — Отчего же. Просто обычно пациенты не хотят, чтобы об этом знали. Мне известно все только от информатора. Ты — первый случай в моей практике.
      Корн подумал, что врач произнес это как-то слишком уж поспешно и взглянул на Лен. Та старалась не смотреть на него. Дверь открылась, вошли двое мужчин в таких же, как у врача, зеленоватых халатах.
      — Вызывал? Тяжелый случай?
      — Вообще-то пустяк. Просто немного помята рука, но он, — врач показал на Корна, — киборгизован. Хотите взглянуть?
      — Охотно, — сказал один из вошедших. — Можешь подойти к аппарату?
      Корн поднял на него глаза.
      — Перебьетесь, — он резко повернулся и вышел в коридор.
      — Твой знар. Сообщи твой знар… — вслед ему крикнул врач.
      Корн не ответил и не остановился. Он вышел из дома, взглянул на серый автомобиль Лен и пошел дальше. Позади послышались быстрые шаги.
      — Почему ты не сообщил ему свой знар? — догнав, спросила Лен.
      — Не слишком ли много удовольствий сразу? Достаточно того, что он видел мою руку.
      — Но теперь Опекун будет тебя искать.
      — Пусть себе ищет.
      — И запомнит это.
      — Пусть помнит. Думаешь, киборгизованных это тоже касается? — он сказал это, чтобы просто что-нибудь сказать, но Лен восприняла его слова всерьез.
      — Вероятно, ты прав, — сказала она. — Вы подчиняетесь другим законам.
      — Мы?
      — Ну, да. Киборгизованные люди. Говорят, вам принадлежит будущее.
      — Как я заметил, это еще не основание для гордости.
      — Не заносись, — оборвала она. — Ты меня специально затянул в кабинет, чтобы я узнала, да?
      Корн пожал плечами и подумал, что Лен не поверит любому его ответу.
      — Не мог попросту сказать? Ведь это ничего не меняет в наших отношениях.
      — В наших отношениях?
      — Поверь мне, Стеф.
      "Она считает, что несколько сотен километров, проведенных рядом в машине, позволяют говорить о какихто связях между киборгизованным мужчиной и некиборгизованной женщиной", — подумал Корн, но промолчал.
      — Пошли, — сказала Лен, беря его за руку. — Поедем ко мне. Как рука?
      — Гораздо лучше. Видимо, потому что я перестал о ней думать.
      — Дома свяжемся с Опекуном, и он скажет, что делать дальше.
      — Мне известно и без него.
      — Хорошо. Поступай, как знаешь.
      Корн позволил проводить себя в машину. Когда они отъезжали, ему показалось, что в окнах пункта контроля он видит лица.
      10 Дом Лен был небольшим и выходил застекленной верандой в сад. Типовой дом, какие Корн помнил по своему времени. В таких домах раньше жили молодые семьи. Он тоже хотел поселиться с Карой именно в таком доме.
      Автомобиль они оставили на улице и по дорожке шириной в две плиты прошли через сад к веранде. Уже смеркалось, и в домах светились окна.
      — Дом не из самых шикарных, — сказала Лен. — Но меня устраивает. Летом здесь хорошо.
      — Слушай, а у тебя найдется вольера для киборгизованного? — спросил Корн и тут же подумал, что поступает глупо.
      Кажется, Лен не расслышала вопроса. Вложила знар в индикатор автомата, и дверь раскрылась. В комнатах разгорелись стены.
      — Ну, наконец-то мы дома, — сказала Лен и уселась в огромное кресло двадцатого века, которое вместе с книжными полками придавало комнате старосветский вид.
      — Не удивляешься, что у меня нет багажа? — спросил Корн.
      — Багаж? А зачем? Все типовое получишь из моего домашнего автомата, остальное возьмем по твоему знару из апровизатора. Он на соседней улице, в двухстах метрах. Выпьешь что-нибудь?
      — Если можно, джин с лимоном.
      — Ну и желаньица у тебя! Не знаю, найдется ли что-нибудь подобное в моем автомате, — она подошла к одной из стен и раздвинула деревянные створки.
      Корн рассматривал книги на полках и пытался представить себе судьбу своих книг, которые достались ему от отца, и тех, которые он покупал сам в годы учебы. Кара не любила его книг. У нее были свои, необходимые в работе новые издания, а не старые томища-пылесборники.
      — Мы забыли, что на твой знар нельзя получить ничего подобного, — сказала Лен. — Можешь взять молоко, чай или что-нибудь из синтетов.
      — Возьми на свой.
      — Я почти не пью.
      — Один-то раз, думаю, можешь.
      Минуту погодя она поставила перед Корном стакан с прозрачной жидкостью.
      Корн почувствовал знакомый запах и вкус напитка.
      — Наконец что-то знакомое, — сказал он. — Вкус, как в старые добрые времена. Как только покончу с диетой, ничего другого пить не стану.
      Лен вынула из автомата стакан молока и уселась напротив.
      — Хочешь посмотреть видео?
      — Не очень. А есть что-нибудь интересное?
      — Идет новый сериал. Все смотрят.
      — За исключением меня.
      — Ты серьезно?
      — Совершенно.
      Лен медленно потягивала молоко.
      — Признайся, Стеф, ты вернулся из Космоса? — спросила она наконец.
      — Нет, Лен. Я не покидал нашей любимой планеты, Просто у меня был… как бы это тебе сказать, перерыв в жизни.
      Она ждала, что он добавит что-то еще, но Корн считал, что сказал достаточно, и не собирался говорить больше.
      — Хорошая передача, — наконец сказала Лен. — О киборге, который почти бессмертен.
      — Да, это, должно быть, впечатляюще, — согласился Корн, подумав, что даже сказки в их мире выглядят иначе.
      — А может, все-таки посмотришь?
      — Нет. Лучше поболтай с живым киборгом.
      — Я не хотела тебя обидеть, Стеф. Да ты и не похож на киборга.
      — Из видео? Знаешь, Лен, в давние времена, еще по телевидению, вместо сказок о киборгах показывали другие истории. Тогда их называли научной фантастикой. Но я смотрел только то, что было однозначным, что существовало в действительности.
      — Вероятно, ты был прав, — кивнула Лен, но Корн подозревал, что она уже думает о чем-то другом.
      Он смотрел на ее лицо, темные широкие брови и волосы, прикрывающие лоб. Сейчас, при искусственном освещении, она выглядела лучше, чем тогда, в автомобиле.
      — Знаешь, Стеф, в нашей встрече есть что-то от видео. Случайная встреча, обед в мотеле… — она осеклась.
      — И он — киборг, да?
      — Я не думала об этом.
      — Думала.
      — Хорошо, думала, — она взглянула ему прямо в глаза.
      — А продолжение?
      Она улыбнулась.
      — Я уже помню твой знар, — сказала она. — Пойду и принесу все, что необходимо.
      — А я пока просмотрю книги.
      — Книги?
      — Библиотеку.
      — Ах, это! Всего лишь декорация.
      — Не книги?
      — Конечно, нет.
      — Тогда зачем же они?
      — А как ты представляешь себе комнаты в стиле двадцатого века? Без книг?
      — Но какие-нибудь книги у тебя все же есть?
      — Нет. Теперь книгами не пользуются.
      — Совсем?
      — Нет необходимости. Есть видео, а всю информацию можно получить у Опекуна.
      — А если захочется перечитать что-нибудь заново?
      — Просмотреть, хотел ты сказать. Связываешься с Опекуном, и он из видеоархива воспроизводит на твоем экране то, что ты заказал.
      — И в архиве есть все?
      — Все, что представляет какую-то ценность. Ты, Стеф, пожалуй, действительно из другого мира.
      — Думаю, в этом что-то есть, — сказал Корн. Ему хотелось остаться одному.
      Лен вышла, а он сидел и смотрел в темный, вполстены квадрат окна. Было тихо. Только где-то высоко пролетал стратор. В былые времена он сиживал так вечерами в своей лаборатории, когда сотрудники уже ушли, автомобили разъехались и заботливый вахтер выключил этажом выше «циклоны», шум которых всегда слышался в первую половину дня. Они мешали ему, но техники объяснили, что это самые тихие из крупных «циклонов», какие только можно достать. Он заваривал крепкий кофе, выпивал две чашечки и ждал, когда снизойдет вдохновение. Тогда начинал работать. Большая часть из того, что он сделал и считал мало-мальски стоящим, было зачато в такие предвечерние часы. Именно здесь он написал несколько работ по управляемым мутациям, которые тогда имели какой-то смысл, а сегодня, вероятно, пылятся где-нибудь в архивах, точнее, хранятся в памяти информационных систем и выглядывают на свет божий, только когда ктонибудь отстукает на клавиатуре его имя или потребует представить перечень литературы по тому направлению, которое некогда было его работой. Он подумал, что напрасно выбрал в свое время такую профессию. Будь он, скажем, историком или археологом, он мог бы и здесь продолжить работу, а теперь, вероятно, его знания не дотягивают до уровня знаний студента, оканчивающего вуз. Да, эта глава жизни закончена, потому что, начни он даже учиться заново, груз бесполезных знаний не позволит ему создать ничего нового, ибо новое творят люди молодые, мозг которых не отягощен устаревшей информацией. Потом они становятся учеными, но уже перестают быть молодыми.
      Он встал, решив, что самое разумное, что он может в данный момент сделать, это заварить крепкий кофе, но вспомнил, что кофе, вероятно, сейчас тоже получают из апровизатора, и ему стало тоскливо. Он прохаживался по комнате, когда услышал голос:
      — Стеф, ты можешь подойти сюда?
      Это был голос Комы, и ему показалось странным, что он так хорошо помнит его. Он прошел в прихожую, где находился домашний информационный пульт, и взглянул на экран. Экран был пуст.
      — Я тебя не вижу, — сказал он.
      — Я вижу тебя. Как твои дела?
      — Прекрасно, — он не любил признаваться в том, что ему скверно. Даже Коме. — Я думал, тебя уже нет.
      — Я есть, но ты меня больше не увидишь.
      — Почему?
      — Потому что той Комы, которую ты помнишь, не существует.
      — А кто ты теперь?
      — Голос в одном узком канале связи.
      — Как ты отыскала меня?
      — Ты воспользовался здесь своим знаром.
      — И ты хотела меня увидеть?
      — Да. Я люблю тебя, Стеф.
      — Любишь…?
      — Люблю… Так мне, во всяком случае, кажется… Сильнее я чувствовать не могу. Это чувство для меня тоже необычно. Ты забыл, что я никогда не играла в песочнице… Я не человек, Стеф.
      — Зачем ты мне это говоришь?
      — Чтобы ты забыл обо мне и начал жить настоящей жизнью. Забыл и понял.
      — Что понял?
      — Начало и смысл всего происшедшего.
      — Но как?
      — Раньше я сама хотела тебя научить, там, в том мире, который бы постепенно изменялся, пока не слился бы с реальной действительностью. Стал бы ей равноценен. Тогда я тоже ушла бы. Но теперь того мира нет, и ты должен слиться с новым миром сам.
      — Но как? — повторил Корн.
      — Я сообщу тебе знар Нота Фузия. Он все объяснит.
      — Кто это?
      — Узнаешь. Запиши знар.
      — Когда я услышу тебя снова? — спросил он.
      — Никогда. Потом, уже освоившись, ты получишь другой персонификат, если, конечно, захочешь. Но это уже буду не я. Сейчас я исчезну навсегда вместе со всей той действительностью. Тебя там уже нет. Ты получил такую дозу радиации, после которой перестал там быть.
      — Я умер?
      — Там — да.
      — Но почему? Что там произошло?
      — Нет смысла говорить. Это необратимо. У той действительности тоже есть своя логика и порядок. Прощай, Стеф, и будь счастлив.
      — Кома! — крикнул Корн.
      Но ответа не последовало.
      Он вернулся в комнату опустошенный: он остался один, возврата к прошлому не было. В голову вдруг пришла мысль, что он утомлен, что день был слишком длинным и пора его закончить. Потом он подумал, достаточны ли размеры кровати в этом доме: при его росте это часто было проблемой, когда он попадал в новое, еще незнакомое место. Сейчас это была спасительная мысль, и он ухватился за нее. В памяти тут же всплыла больничная койка, которая скорее напоминала операционный стол.
      Он решил выпить что-нибудь, хотя бы молока. Подошел к апровизатору, коснулся знаром индикатора и нажал рычажок, как это делала Лен. Подождал немного, но аппарат не сработал. Он подумал, что, вероятно, что-то упустил, и уже собирался отойти, когда услышал голос:
      — Ты забыл сказать, что подать, а я еще не знаю твоего вкуса, — это был нормальный мужской голос, который он слышал так, словно говоривший стоял рядом.
      — Стакан молока, — тихо сказал он.
      В глубине послышался звук наливаемой жидкости, и в металлическом держателе появился стакан.
      — Хочешь еще чего-нибудь? — спросил голос.
      — Нет, благодарю.
      — Может быть, таблетку приятного сна?
      — Нет. Я не вижу снов, — сказал Корн и тут же подумал, что, наверно, снова вел себя не так, как надо, объясняя что-то автомату, но тот ничего не ответил. Молоко было холодным. Послышались шаги в прихожей, и вошла Лен.
      — Здесь все для тебя, — сказала она и поставила рядом с креслом большую коробку из тонкого светлого пластика. — Прости, что так долго, я встретила в апровизаторе Гей. Мы не виделись уже, пожалуй, месяца два. Ты с ней познакомишься.
      Корн подумал, что в общем-то не видит повода встречаться с Гей, но ничего не ответил.
      — Не скучал без меня? — спросила Лен.
      — Нет. Я разговаривал с Комой.
      — Комой? То, что ты у меня, может знать только Опекун, — Лен смотрела на него так, как тогда, в кабинете врача. Было тихо, и он снова услышал звук пролетавшего стратора. Потом Лен улыбнулась.
      — Знаешь, Стеф, все как-то странно. Ты и вся эта история. Впрочем, этого следовало ожидать.
      Он не ответил. Подумал, что действительно все складывается немного странно, но это были его заботы.
      — Как рука? — спросила Лен.
      — В порядке.
      — Спальня наверху. Пойдем, я провожу, — она взяла коробку с его вещами, и они по лестнице поднялись на второй этаж. Ступени были обычные. "Как в двадцатом веке", — подумал Корн.
      — Здесь, — сказала Лен.
      Они вошли. Стены разгорелись, и он увидел настоящую кровать. Сел и почувствовал, как слегка прогнулся матрац.
      — Ванная рядом, — сказала Лен. — Я буду внизу. Мне еще надо кое-что сделать.
      Она вышла.
      Он распаковал коробку и вынул пижаму. Она была немного коротковата, но это его не смутило. Прошел в ванную и встал под душ. Кранов не было. Он постоял в нерешительности, потом четко произнес:
      — Душ!
      Вода залила ему глаза и нос. Она была слишком теплой.
      — Холоднее, — сказал он и почувствовал изменение температуры. Потом, когда искал полотенце, услышал неясный хрипловатый голос, ничем не похожий на голос автомата, с которым разговаривал раньше.
      — Воздух или полотенце?
      Он заколебался на мгновение.
      — Воздух.
      Послышался шум скрытого вентилятора, и Корн почувствовал на коже дуновение, напоминавшее ветер пустыни. Выйдя из ванной, он решил наведаться к Лен, чтобы пожелать ей спокойной ночи и таким образом окончательно закончить вечер. Тихо спустился по ступеням и услышал голос Лен:
      — … это ничего не объясняет. Информацию ты должен добыть. Я сделала все, что мне полагалось. Привезла его к себе…
      Корн остановился.
      — Интересно, как? — говорил мужчина с экрана. — Все, что я знал, я тебе сообщил. В конце концов, с ним разговаривала ты, а не я.
      — Да, но он не из разговорчивых.
      — К тем, кто произносит о себе длинные речи, мы не посылаем наших лучших репортеров.
      — Ну, хорошо. Постараюсь что-нибудь узнать.
      — Ты должна быть готова завтра утром.
      — Значит, до утра.
      — До утра, — повторил мужчина и выключился.
      Корн спустился вниз и подошел к Лен.
      — Действительно, в нашей встрече есть что-то от видео. Полная режиссура.
      — Ты слышал… — Лен еще стояла перед экраном.
      — Слышал. Раньше я, возможно, оделся бы и ушел, но сейчас скажу тебе только "спокойной ночи".
      — И больше ничего?
      — Ничего.
      Она подошла к нему так близко, что ей пришлось поднять голову, чтобы видеть его глаза.
      — Стеф, ты на меня не обижаешься?
      — Нет. Следовало догадаться.
      — О чем?
      — О том, что в вашем упорядоченном мире такие встречи не происходят случайно. Только я не понимаю, зачем ты прикидывалась, будто ничего обо мне не знаешь.
      — Но я действительно не знаю. Мне сказали, что ты ушел из института и направился к автостраде. Ты — новый манипулянт. Вот и все.
      — Хорошо сработано.
      — Стеф, но теперь это не имеет значения.
      — Что?
      — Мое интервью с тобой. Можешь не говорить ни слова. Хорошо, что ты здесь, Стеф.
      Она неожиданно поцеловала его. Аромат ее кожи не был ему неприятен. Он мягко отстранил ее, так мягко, как только мог.
      — Ты правда не обижаешься на меня, Стеф?
      — Нет. Что ты еще хочешь знать?
      — Ничего.
      — Лен, — сказал Корн, — ты прирожденный репортер. Пользуешься соответствующими методами в соответствующий момент.
      — Сейчас я не репортер. Понимаешь, не репортер. Наплевать мне на всю эту историю. Важно лишь то, что ты здесь.
      — Ты милая девочка, Лен, — он повернулся и подошел к черному квадрату окна.
      — Стеф…
      Он взглянул на нее.
      — Стеф, ты мне не простишь?
      — Перестань, Лен.
      — … знаю, не простишь…
      Корн смотрел в окно и видел бегущие огоньки далеко на автостраде.
      — Спокойной ночи, Лен, — сказал он. — Завтра я расскажу тебе все, что знаю, но, уверяю тебя, я и сам знаю очень немного.
      Он поднялся на несколько ступенек.
      — Стеф, я приду к тебе…
      — Не надо, — сказал Корн и пошел в комнату.
      Он лежал в темноте и размышлял, придет ли Лен. Потом понял, что не придет, и заснул.
      Встал он рано, когда Лен еще спала. По пустой улице двигался маленький пузатый автомат, собиравший мусор. Корн оделся и тихо, стараясь не скрипеть ступеньками, спустился к визофону. Набрал на клавиатуре номер знара, который ему вчера сообщила Кома, и немного подождал. Экран разгорелся, и на нем появилось лицо пожилого человека.
      — Здравствуй, незнакомец, — сказал он. — Откуда тебе известно, что в моем возрасте встают рано?
      — Я Корн, Стеф Корн. Мне дали твой знар… — он хотел назвать имя Комы, но раздумал.
      — А, так ты тот самый путешественник во времени, — старое лицо, почти маска, покрылось сотнями мельчайших морщинок. — Я жду тебя.
      — Тебе известно обо мне?
      — Известно.
      — Но ты… ты человек?
      — Ну, знаешь, юноша! Подозревать Нота Фузия в том, что он фантом! За последние сто лет такого со мной еще не случалось, — раздался какой-то странный звук. Это смеялся старик. — Мне сказали, что ты сейчай в Лебоке. Я живу в Иробо. Полчаса сублетом. От остановки сублета дорожка к домику на холме. Дом старый, такой же старый, как и я, так что найдешь без труда. Впрочем, здесь не так уж много домов, и любой скажет, где найти старого Нота. Так когда прилетишь?
      — Часа через два.
      — Хорошо. У меня есть хлебный квас, как в старое время. Полакомишься.
      — Спасибо. Я приеду.
      — И не опаздывай. Я не люблю ожидать. У моего возраста свои привилегии, юноша.
      — До встречи.
      Экран помутнел. Корн хотел вернуться наверх, в свою комнату, но услышал голос Лен.
      — Завтрак готов, Стеф.
      "Встала пораньше и ждала", — подумал он, и ему стало приятно.
      Когда он вошел в помещение с апровизатором. Лен уже сидела за столом.
      — Я еду в Иробо, — сказал он.
      Лен срезала ножичком верхушку яйца, потом взглянула на Корна.
      — Когда?
      — Сейчас.
      На завтрак были овсяные хлопья с молоком, и это напоминало ему самые неприятные минуты детства, однако пришлось есть, так как, во-первых, он был голоден, а во-вторых, поторопился сказать Лен, что с особым удовольствием ест именно это блюдо. Перекусив, он отодвинул наполовину недоеденную тарелку и выпил большую кружку кофе с молоком.
      — Теперь скажи, что бы ты хотела обо мне знать.
      — Как репортер ничего. Я же сказала вчера, что это не имеет значения.
      — И все-таки. Имеет значение или нет, ты заслужила это и должна написать очерк. Я слышал, о чем вы говорили вчера. Предупреждаю, ты будешь разочарована. Я родился в прошлом веке. Прожил не слишком много, как раз столько, чтобы начать ценить жизнь. Когда ты очень молод, жизни еще не ценишь — сама знаешь, я думаю.
      Ну, а когда у меня уже была жена, дом и немного больше порядка в голове, я разбился на автомобиле и угодил в жидкий азот, в ожидальню, как теперь называется. В жизнь меня «включили» совсем недавно. О некоторых усовершенствованиях моего организма ты уже знаешь. Кроме того, что ты видела, тех киборгизованных элементов, я еще умею проводить эксперименты, которых никогда раньше не проводил, и узнаю такое, чего никогда прежде не знал. Одно из моих новых «умений» как раз то, что я манипулянт. Есть еще несколько несущественных деталей, но в принципе — это все. Ты удовлетворена?
      — Но ведь это только половина многосерийки из видео, — сказала Лен.
      — Правда?
      — Конечно. В видео есть еще и вторая половина: великий манипулянт, который существует независимо от дебютанта.
      — Дебютанта?
      — Да. Так называется роль, которую ты мне рассказал.
      — Чей сценарий?
      — Не знаешь? Конечно, откуда тебе знать. Сценарий написал Нот Фузий. Он уже сто лет пишет научную фантастику. Иногда трудно поверить, что он все еще жив. Знаешь, еще мои деды читали его книги.
      — Понимаю. После такого фильма интервью было бы неинтересным. Ты напрасно потеряла почти день.