Делла-Уэлла (Странствие королевы)

      - А на нашем нельзя?
      - Юрмихалыч, парадом командую я! На нашем нельзя, дорогу знает только Гротун. И потом, Сэнни ведь ни о чем не догадывается, иначе... Страшно подумать. Прежде всего она не поверит. Ни один сумасшедший не поверит, что он болен, а это - это хуже безумия. Лронг, Эрм, не отставайте! Да, о чем я?
      - ...Что Сэнни не знает.
      - Да. Вы просто привозите живую воду, шаман спаивает ее принцессе, и все в порядке.
      - Все в порядке... - Он внезапно остановился и схватил ее за расшитый жемчугом рукав: - Вы что, не чувствуете? Что-то горит!
      - Догорает, - флегматично отозвалась Таира. - Это мой дворец. Ну, ничего, Кадьян обещал построить новый. Давайте-ка поближе к опушке, Гротун подлетал сюда с севера. И не отвлекайтесь на мелочи.
      - Тоже твоя работа? - голосом, не предвещавшим ничего доброго - во всяком случае, по возвращении на Землю, - вопросил Юрг.
      - Отчасти. Я же сказала - похвалиться будет нечем.
      Юрг только покачал головой, подхватил девушку на руки и перепрыгнул через ручей, вытекавший из рощи. Отсюда, с опушки, была видна курчавая, как шкура черного барана, пелена дыма, застилающая то, что оставалось еще от города-дворца. И над нею - верхушка пирамидальной башни, на которой сейчас, когда солнце не пробивалось сквозь мутную взвесь клубящегося пепла, неразличимы были красно-золотистые полудетские картинки, так пленявшие, наверное, воображение варваров.
      - Прилягте в траву, Юрмихалыч, чтоб вас не засекли, - велела Таира. - А теперь взгляните туда, на вторую сверху ступеньку этой пирамиды. Видите черточку на краю, как деревце? Думаю, что это - Сэнни. Иначе ей голос послать было неоткуда.
      Он распластался на земле, как и было велено, но порыв ветра качнул дымовую шапку, нависшую над останками дворца, и башню заволокло смрадной кисеей.
      - Кто-то скачет, - впервые подал голос Лронг. - Один.
      Эрм уставился на него в молчаливом изумлении - лишившись транслейтора, он перестал понимать тихриан. Он знал, что так и должно быть, но все-таки внезапный языковой барьер поразил его, как нежданная глухота.
      Слева, от стен города, приближался всадник. Огибая рощу, он даже не взглянул на девятиглавый корабль джасперян, а уверенно направился к тому месту, где за переплетением густолиственных ветвей и тянущихся выше человеческого роста папоротников прятался Гротун. Что-то странное было в посадке наездника - неуверенная грация, сочетающаяся с цепкостью чересчур согнутых коленей, сжимающих бока великолепного скакуна; замотанная от дыма каким-то шарфом голова была поднята легко и горделиво, как у арабского шейха, а руки судорожно цеплялись за смоляную гриву единорога. Скакун тоже был под стать наезднику - не тягловая скотина, как в караванах, а горячий трехрогий жеребец, у которого один бивень привычно прятался внизу, а два других украшали междуглазье.
      На какой-то миг Таире показалось, что этот всадник - женщина; но круто осаженный рогат взвился на дыбы, всадник соскользнул с его спины и склонился перед девушкой. Взмахнул рукой, отбрасывая покрывало с лица. Это все-таки был Кадьян.
      - Сейчас ты отправишься в то место, которое вы именуете Адом, проговорила она поспешно, чтобы не потерять ни секунды драгоценного времени. - С тобой будет человек, прибывший из моего королевства. Имя его Юрг. Он должен добыть живую воду. Вернуться невредимым. Ты отвечаешь за него головой.
      По лицу Кадьяна скользнула тень усмешки.
      - Расскажешь ему, что и как. Ответишь на все вопросы честно и без обиняков.
      Он снова поклонился:
      - Я служу верно, повелительница. - На какую-то секунду он задумался, шаря глазами в траве.
      - Что еще? Не медли!
      - Мне надобен зверь. Любой.
      - Лронг! Принеси Шоео, только никому ни слова. Быстрее!
      Она тревожно глянула в сторону башни - дым снова поредел, и было видно, как тоненькая былинка на краю исполинской золоченой ступени медленно перемещается к центру. Похоже, там была лестница, неразличимая отсюда. Только зачем лестница тому, кто перелетает через ничто?.. Тьфу, опять отвлеклась.
      - И еще, Кадьян: из Гротуна не выходи. Юрг сам справится.
      Примчался запыхавшийся Лронг с полусонным зверьком на руках.
      - Благодарю тебя, Травяной Рыцарь. Юрг, возьми Шоео - он последний в своем роду, помни это. Ну, да поможет тебе здешнее солнышко!
      - Фонарь вернее, - бросил сквозь зубы Юрг, выуживая из рюкзака шлем. Поберегите вещички, тут много полезного.
      Ему все больше и больше казалось, что он согласился участвовать в каком-то детском спектакле. Еще не поздно было послать эту самодеятельность к чертям собачьим и ринуться к Сэнни, благо она рядом и не было между ними звездных далей...
      - Юрг!!
      Он встряхнулся и с сомнением глянул на тупорылый нелепый снаряд, в который забраться можно было только в полусогнутом состоянии. Кадьян уже возился где-то внутри.
      - Кастрюля в эксплуатации проверена?
      - Да, да, я сама летала. Ни пуха!
      - К черту. - Он прижал зверька к животу и заполз в душистую темноту. Потянулся к поясу, чтобы включить нашлемный фонарь.
      - Не надо, - послышался сухой голос Кадьяна.
      - Не надо, так не надо... - Не хватало еще, чтобы этот обросший черной гривой австралопитек читал мысли! - Тогда поехали.
      Сзади с капустным хрустом сошлись какие-то заслонки. И отчаянно заверещал Шоео - навалилась перегрузка.
      - Спрашивай, княжеский слуга Юрг! - донесся сквозь громовые раскаты голос Кадьяна, которому, похоже, никакие перегрузки, были не страшны.
      - Во-первых, никому я не слуга. Можешь называть меня "командор Юрг". А во-вторых...
      - Почему же ты тогда служишь Царевне Будур?
      Юрг потерял дар речи. Доиграться до такой степени, когда пропал ребенок...
      - Вернемся - объясню. Что такое Ад?
      Грохот преобразовался в равномерный и даже терпимый свист, тоскливая тягость непомерного ускорения исчезла, уступив место муторной качке.
      - Увидишь, командор Юрг. Четыре стеклянные горы, одна огненная. Темнота и холод, несовместимый с жизнью.
      - Ты там бывал?
      - Да.
      - А как же ты совместил?..
      - Я был там очень давно, в самый полдень. Сейчас там только-только наступила полная мгла. Может быть, даже видны звезды.
      У Юрга появилось желание почесать в затылке - что-то здесь не состыковывалось с нормальными представлениями о дне и ночи. Может быть, этот горбун не вполне владеет земной речью? А кстати, где это он так бойко научился говорить по-русски? Он чуть было не задал этот - вопрос, но вовремя удержался. Не сейчас.
      - Так. Где искомая вода?
      - Ключей обычно восемь, но иногда один-два подмерзают. Они между горами.
      - Ну, это, по-видимому, немалое пространство.
      - А ты не ошибешься, командор Юрг. Чтобы ключи не замерзали, их греет своим телом Скудоумный дэв.
      - Опасен?
      - Кому как. Он загадывает загадки. Бессмысленные, потому что сам не знает на них ответа. Ты можешь сказать все, что угодно, только не произноси слова "да" и "нет".
      - "Да" и "нет" не говорить, губки бантиком не строить... - пробормотал Юрг. - Нет, нет, ничего. Есть на нашей земле такая детская игра. Но я прилетел не играть. Если ты собираешься покончить со мной таким примитивным способом...
      - Мне ведено научить тебя действовать. Сейчас я натаскиваю тебя на дэва.
      - Выбирай выражения! Итак, дэв - это, вероятно, чудовище. Ты его видел?
      - Дважды, но это ничего не значит. Он меняет свой вид. От скуки. И придумывает, чем бы ошарашить очередного посетителя.
      - Зачем? Если его загадки не имеют ответов, то, выходит, обречены все.
      - Дэв не любит трусов. И дураков. Если ты слишком долго будешь чесать в затылке или сразу ляпнешь: "Нет, не вразумлен", - он тебя попросту задавит своей тушей.
      - Что-то вроде защиты от дурака?
      - Это ты здорово подметил, командор Юрг!
      Юрг опомнился и потряс головой. Если бы не все, что предшествовало этому полету, он сейчас мог бы поручиться, что там, в темноте, сидит какой-то милый парень из космодромной обслуги, во время ночных дежурств начитавшийся "Тысячи и одной ночи".
      - Далеко еще? - спросил он только для того, чтобы еще раз услышать эту на редкость привычную, ничем не примечательную русскую речь. С одной оговоркой - из уст инопланетного туземца.
      - Уже снижаемся. - Шоео снова запищал. - Если будешь возвращаться, стукни три раза, а то я тебя выпущу и сразу затворюсь, там снаружи-то студено. На тебе шкурка не больно тонка?
      - Сгодится, проверена. Еще указания будут?
      - Сейчас... - Под днище что-то глухо поддало, заскрипело. - Слава светящему, не на хрусталь сели, на камень. Теперь так: бери эту крысу. Нож имеется?
      - Зачем?
      - А как живой источник угадаешь? Отрубишь зверю голову, потом будешь поочередно во всех ключах, приложивши к тулову, водой кропить. Где прирастет - там вода живая.
      Да. Вот теперь это не был свой парень с космодрома.
      - Так, - сказал он, - держи пушистика на руках, чтобы не замерз, и ответишь за каждый волосок. Слыхал ведь - последний он в своем роду. Бывай.
      - Но как же...
      - А дэв на что?
      Он замкнул створки лицевого щитка и включил подачу кислорода. Проверил на поясе мягкий контейнер для воды и небольшой джасперянский десинтор, оставшийся у него со времен последнего боя на Звездной Пристани. Гулко стукнул перчаткой в заднюю дверцу. Та послушно развернулась лепестками наружу, так что образовалась не очень-то широкая дыра. Он ловко ввернул в нее свое тело - и очутился свидетелем зрелища такой возвышенной, хотя и не лишенной мрачноватости красоты, что у него никогда не повернулся бы язык назвать это сказочное место Адом.
      Прямо перед ним, километрах в трех, плевался сгустками пламени небольшой конусообразный вулкан, стройностью своих пропорций наводящий на мысль о золотом сечении. Каждые десять-двенадцать секунд с небольшим уклоном назад вырывался сноп искр, ослепительных до белизны. Все это отражалось в ледовых натеках, покрывающих игольчатые пики трех непомерно высоких гор, обступивших вулкан призрачным караулом. Юрг оглянулся - четвертая гора была у него за спиной, и ее вершина терялась в ночном беззвездном небе. За нею уходил в чернеющую даль едва угадываемый заледенелый кряж. Любоваться игрой огней, отраженных хрустальными пиками, можно было бы до бесконечности - вот только время поджимало.
      Он двинулся вперед, осторожно ступая по шероховатому камню. Прямо перед ним было что-то вроде пруда, заполненного черной тусклой массой; белые снежные берега четко ограничивали чудовищный блин метров шестидесяти в поперечнике, огни, рассыпаемые щедрым светочем, он не отражал. Юрг включил фонарь и направил его на асфальтовую поверхность - та дернулась, точно потревоженная звериная шкура, тревожно запульсировала и вдруг взмыла вверх с непредставимой легкостью, слегка сжимаясь по окружности. Теперь блин висел над своим лежбищем пластом густого тумана не более метра толщиной, и белесые пятна бегали по его краю. Постепенно этот край начал стягиваться в одно место, точно напротив замершего в неподвижности Юрга, и светлые точки сложились в рисунок уродливого толстогубого лица.
      Нарисованный рот распахнулся, из щели дохнуло потоком ледяных кристалликов.
      - Зверь или человек? - слегка подвывая, вопросил дэв.
      - Человек! - Юрг перевел усилитель звука на полную мощность, дабы заранее внушить к себе уважение.
      Глаза на изображении лица расширились, так что теперь занимали всю верхнюю половину дэвской морды. Вероятно, это означало крайнюю степень удивления.
      - Тогда скажи, человек, одетый в шкуру серебряного зверя... Скажи: что есть белое посреди красного?
      - Папа Римский среди своих кардиналов. - Командор не медлил ни доли секунды. - Услыхал? Ну и вали отсюда.
      - Так поговорить хочется... - жалобно проблеял дэв.
      - Это всегда пожалуйста! Только теперь вопросы буду задавать я, договорились?
      Дэв засопел, наливаясь красным свечением - или это были отблески разбушевавшегося вулкана? Надо было ковать, пока горячо.
      - Где источник живой воды?
      Ты задаешь вопрос, на который сам не знаешь ответа! - возмутился дэв.
      - А ты со своими загадками? Ты что, знаешь, кто такой Папа Римский?
      - Не-ет, - недоуменно протянул дэв.
      - Насколько я понимаю, первый раунд ты проиграл - произнес запретное слово. Гони проигрыш, показывай, где источник! А потом, если пожелаешь, продолжим беседу на высоком дипломатическом уровне.
      Темная студенистая оладья затрепетала по краям, точно скат, зашевеливший плавниками. И без того не пленяющее красотой лицо уродливо исказилось, растягиваясь по диагонали.
      - Не могууу! - проревел дэв. - С одной стороны, я сотворен для того, чтобы хранить источник, а не отдавать его первому встречному, а с другой это ж муки адовы, терпеть ночь за ночью, разговаривая только с самим собой!
      - Ты же дэв всемогущий, ты на любое чудо способен, - ехидно заметил Юрг. - Ну что тебе стоит - если две твои стороны не способны прийти к согласию, то возьми и разорвись пополам; полблина пусть хранит свой волшебный завет, а со второй мы поболтаем всласть... После того как я наберу воды, естественно.
      Гигантское круглое одеяло качнулось вверх и вниз, словно индийская пупка, так что резкий порыв ветра сбил Юрга с ног. Он мгновенно включил вакуумные присоски, чтобы не скатиться в какую-нибудь трещину. Воздушные удары участились, но и стали слабее - скудоумный дэв толчками набирал высоту.
      Юрг отключил держатели, подполз к краю выемки, в которой гнездился дэв, неглубоко, примерно полтора человеческих роста. Спрыгнул. Луч фонаря едва пробивался сквозь теплый туман, который укрывал Юрга с головой. Какие-то абсолютно белые растения путались под ногами, вверху же ничего не было видно, ни неба, ни словоохотливого чудища. Он глянул на нарукавный термодатчик: плюс восемь, а ведь возле Кадьянова везделета было не менее минус пятидесяти, Значит, источники - или один из них - теплые. И кажется, он уже различал слабое журчание...
      И в этот миг вверху раздался гулкий хлопок, словно лопнул объемистый воздушный шарик. Юрг безуспешно всматривался в легкий струйчатый туман у себя над головой, но по-прежнему все было подернуто красноватой мглой. Худо. Не выбираться же обратно на кромку! И тут в воздухе что-то замельтешило. Слева. Справа. Легкие ошметки, точно осенние листья, негусто сыпались сверху и пропадали в тумане. Юрг попытался поймать хотя бы один - не удалось. Четыреста чертей, вместе с этим дебильным дэвом лопнула последняя надежда на информацию! Теперь придется переходить на древнейший метод проб и ошибок, и не медля - тепло в дэвовом гнезде стремительно улетучивалось. Если вода замерзнет, отыскать все восемь источников будет практически невозможно подо льдом, который мгновенно нарастет...
      Он ринулся вперед, на журчащий звук. Окруженные облачками пара невысокие фонтанчики располагались правильной подковкой - один, два, три... все восемь. И ни малейшего индикатора на живительность. Придется жертвовать собственной бренной плотью. Юрг пошевелил левым мизинцем, потом нашел на перчатке кнопку вакуумного замыкателя, предусмотренного на случай разгерметизации скафандра или еще какой беды вроде точечного заражения (варианты с дэвом, естественно, не предусматривались). Нажал. Палец, стиснутый у основания, заломило от щемящей боли. Кажется, подобное наказание предусматривалось для древних японских бандитов - вот только не припоминалось их название. Какое-то пронзительное словечко, родственное одновременно яку и Мукузани. Ну, с богом...
      Зная, что никакой кинжал не возьмет серебристую синтериклоновую ткань перчатки, он вытащил из-за пояса джасперианский десинтор и, настроив его на нитяной луч, рубанул им точно посередине пальца.
      Тихонечко взвыл - ну, японцы, и терпеливый же вы парод! Во всяком случае - были. Подхватил обрубок, приложил к непроизвольно дергающейся руке и подставил под струйки ближайшего ключа. Никакого эффекта. Пошел последовательно от одного фонтанчика к другому, тихонечко ужасаясь мысли, что все это зря и никакой живой воды в природе не существует. Хотя вот такому монстру, как этот Скудоумный дэв, местечко все-таки нашлось. А может, здесь собрались только обычные роднички, а волшебный нужно искать где-то поодаль...
      Палец вдруг дернулся и прирос. Было это, кажется, на шестом или седьмом фонтанчике. Юрг не долго думая раздвинул створки щитка и, зачерпнув из дымящейся ямочки у подножия источника, выпил целую пригоршню... ничего. Похуже нарзана, но ничего. А уж совсем хорошо пойдет вместо тоника после черносмородинового джина. Черт, емкость захватил только одну, кретин! Надо бы бурдюк...
      Таира, плотно обхватив себя за плечи, стояла чуть покачиваясь и бездумно глядела в задымленное небо, где скрылся рыкающий, точно мифический зверь, Гроту п. Все, что могла, она сделала. Хотя нет, не все: когда прибудет Лронг с водой (а она даже мысли не допускала, что Юргу может не повезти и никакой воды они с Кадьяном не добудут), ей нужно быть поблизости от шамана, если все его эзотерические завирушки не возымеют эффекта. Придется вмешиваться экспромтом, что-нибудь сочинять. Но и это она сделает. Обязательно. А потом - потом пусть уж они сами разбираются с оставшимися проблемами. Она свернется калачиком, как Шоео, и - гори все синим огнем! - отключится. Потому что она больше не может, устала, устала, устала! И пусть ее возьмут на руки, и баюкают, и гладят по головке, и целуют в теплую ложбинку за ухом, и ничегошеньки больше не смеют...
      Но для этого нужно было еще добраться до корабля. Он находился совсем рядом, так что сюда долетали голоса дружинников; придется еще сделать около полутора сотен шагов - снова шаги, снова россыпь камней под босыми, до крови сбитыми ступнями, и нельзя отвлекать ни Лронга, ни Эрма - им еще ждать возвращения Гроту на, который сейчас, наверное, подлетает к самому Аду.
      "Юрг в настоящем Аду, а ты тут сопли распускаешь!" - прикрикнула она на себя. Ладно. Их корабль недалеко, а там, внутри, - сверток с мягкими сапожками. Вот не взяла их вместе с амулетом...
      - Ждите, - коротко бросила она Лронгу с Эрмом, которые продолжали вглядываться в прорезь между орешниковыми ветвями. - Я пойду обуюсь. Если кто станет приставать с расспросами - Кадьян повез послание к Аннихитре. Про то, что он в кораблике не один, - сами понимаете...
      Они понимали. И что идет она с трудом, тоже видели.
      - Светлая властительница, позволь... - начал Лронг.
      - Отсюда - ни шагу! - отрезала "светлая".
      Она выбралась на опушку, там хоть не попадались под ноги старые треснувшие орехи. Глянула на верхушку башни - легкая фигурка была уже на середине невидимой отсюда лесенки. Ничего, услышит приближение Гротуна спустится. Брошенный рогат с волочащимися поводьями презрительно фыркал, не решаясь щипать присыпанную пеплом траву. При виде девушки он злобно всхрапнул и, пританцовывая, начал оборачиваться к ней задом, примериваясь, как бы лягнуть чужака.
      - Тебя еще тут не хватало, - устало проговорила Таира. - Брысь.
      Она спокойно прошла мимо корабля, мимо замерших при ее появлении дружинников, мимо своих аксакалов, постаравшихся как можно незаметнее склонить головы в знак того, что они все помнят и готовы.
      Когда входной люк остался позади, она бессильно опустилась на пол и дальше поползла, стараясь на ощупь найти свой сверток с одеждой и сапогами, благо корабль был пуст. Искать долго не пришлось - узелок по-прежнему лежал в уютном закутке между штабелем земных коробок и допотопными ларцами с амулетами и прочей шаманской утварью. Она подтянула его к себе и попыталась развязать тугой узел какой-то веревки, попавшейся ей под руку там, в сказочных чертогах Оцмара. Не получилось. Она нагнулась, помогая себе зубами, и во рту тут же появился отвратительный вкус металла. Так и есть, золотая тесьма вроде той, которой была связана мона Сэниа. Вот незадача! Но, кажется, в одном из этих сундучков было что-то режущее...
      Ларец опрокинулся и раскрылся. Какие-то игрушки с нелепыми рукоятками вероятно, ритуальные орудия для символических жертвоприношений. Лезвия поблескивали, как шоколадная фольга, ими и резать-то, наверное, невозможно... Она выбрала тот, что помассивнее, сжала в кулаке, досадуя на неудобство нелепой формы. Ну, ничего, только бы разрезать... И словно в ответ на эту мысль, рукоятка маленького кинжала дрогнула и как-то неуловимо изменилась, уютно устраиваясь в ладони. Смотрите-ка, а в деле он, по-видимому, хорош!
      Рукоятка стала теплой и как бы слилась с ладонью. Таира даже уловила чуть ощутимую пульсацию, словно внутри кинжала забилось тревожное сердце. Надо обязательно испробовать это чудо в деле... И тут ее мысли прервали едва слышимые голоса. Они шли из одной каюты - она могла даже точно сказать, из какой именно, потому что она располагалась рядом с заветным пристанищем ее Скюза. Но голос - хриплый, молящий, иссушенный несдерживаемой страстью - это не мог быть голос Флейжа! Это вообще был совершенно незнакомый голос.
      Она выпрямилась, растерянно прислушиваясь. Но вот второй голос, женский, произнес насмешливо и в то же время призывно: "Нет!.."
      И это была мона Сэниа.
      Девушка потрясла головой. Как же так? А очень просто: там, на башне, была вовсе не принцесса. Действительно, зачем бы ей карабкаться по ступенькам? Какой-нибудь солнцезаконник решил-таки возжечь Невозможный Огонь... Таира поднялась, чтобы бесшумно выбраться наружу. Голос, захлебывающийся бессвязными, неразличимыми в горячечной скороговорке словами, гнал ее вон, потому что он был не просто пламенным - он был непристойным. Но она услышала отчетливо произнесенное имя Юхани, и это ее остановило.
      Вот оно что. Кто-то ценой возвращения Юхани добивался... Но кто, кроме дружинников и троих тихриан, вообще знал о Юхани? Ответ напрашивался сам собой: только Кадьян. Значит, все-таки он - тот, второй проклятый, и, вместо того чтобы доставить Юрга к живому источнику, он каким-то образом вернулся, и вот-вот...
      Ну, это мы еще посмотрим! Она с легкостью куницы переметнулась через штабель коробок и снова невольно замерла, увидев в проеме внутреннего люка силуэты принцессы и коленопреклоненного мужчины, обнимающего ее ноги.
      - Сначала верни мне сына, тогда посмотрим, - мурлыкающим, сладостным до тошноты голосом говорила принцесса, - верни мне Юхани и разберись со своей куколкой...
      - Да неужели ты не понимаешь, что она была мне нужна лишь для того, чтобы ты, моя королева, увидела во мне мужчину, а не просто преданного оруженосца!
      До Таиры еще не дошел смысл этих слов, а рука уже судорожно сжалась, и клинок ответил наливающимся яростным жаром. Моя королева, видите ли! И это тогда, когда Юрг, может быть, горит заживо в этом Аду! И опоздай она со своими сапожками...
      - Я сказала: сначала...
      - Не торгуйся, любовь моя, это недостойно королевы! - Голос уже был едва слышим, бархатистый, завораживающий. - У тебя будет все - и сын, и власть, и вечная красота... Но сейчас - сейчас позабудь об этом...
      "Сейчас - сейчас я этого гада пришибу, - с холодным бешенством поняла она. - И лучше всего - рукояткой. Как бы ухватить поудобнее..." Оружие в руке налилось свинцовой тяжестью.
      И в этот миг прозвучало:
      - Позабудь обо всем и будь моею, делла-уэлла...
      Она закричала.
      Это не было какое-то слово - просто отчаянный крик, который вырывается, когда внезапно видишь на краю пропасти человека.
      Или - себя.
      Он вскочил на ноги, и она наконец увидела его лицо - бумажно-белое лицо, и сузившиеся до щелок бесцветные глаза - глаза самого меткого стрелка.
      - Ты, - процедил он сквозь зубы, - ты, приставучая рыжая тля...
      Она вскинула руку, отгораживаясь от его слов, - и в тот же миг три лиловые молнии, свиваясь в ослепительный жгут, слетели с трехгранных лезвий и заполнили весь корабль беззвучной мертвенной вспышкой. Может быть, был гром. Она не слышала. Она вообще больше ничего не слышала. Она не ощутила хлесткого удара по щеке, только покачнулась, бессмысленно глядя перед собой на плавающее в каком-то сероватом облаке лицо принцессы с гневными ломкими губами, шевелящимися в потоке неслышимой брани.
      Пепельное облако тихо оседало.
      Она с усилием опустила голову и увидела под ногами лужицу серой пыли, И чуть поодаль - хрустальную цепочку. Не отдавая уже себе отчета, что и зачем она делает, девушка наклонилась и окунула ладони в этот летучий прах.
      На полу остались отпечатки маленьких рук.
      Она выпрямилась и пошла прочь, неся перед собою раскрытые ладони с тонкой серой пылью на них. Ей казалось, что она плывет в этой густой, звенящей тишине.
      Дружинники, томившиеся в бездействии у своего костра, видели, как она, слегка споткнувшись на пороге, вышла из корабля, тихо и безучастно скользнула мимо них, неся на ладонях что-то невидимое, и исчезла в неподвижной зелени рощи, замершей в предгрозовом оцепенении.
      XVIII. Земля равнины паладинов
      - Где?! - Мона Сэниа, выросшая на пороге, стиснула руки так, что ногти впились в ладони.
      - Тира? Кажется, пошла к роднику, - поднимаясь вместе со всеми на ноги, проговорил Флейж.
      - Догнать, связать, доставить на корабль!
      - Помедли, женщина! - раздался властный, хотя и негромкий голос - старый рыцарь Рахихорд, опираясь на самодельный посох, медленно подымался, чтобы стать с принцессой лицом к лицу. - Не забывай, что ты на нашей дороге только гостья, а та, на которую ты собираешься поднять руку... Ты знаешь, кто она.
      - Не становись на моем пути, старик! - в бешенстве крикнула принцесса. Пока на этой вашей проклятой земле не отыщется мой сын...
      Внезапный грохот заглушил ее слова. Огненная птица, прочертив полукруг над поляной, канула в глубину рощи.
      - Вот только Кадьяна здесь и не хватало, - процедила мона Сэниа сквозь зубы. - Если и он откажется помогать мне...
      И тут шаман, до сих пор тихохонько склонившийся над каким-то амулетом, только что выуженным из очередного мешочка, издал торжествующий вопль и, точно оттолкнувшись от подкидной доски, одним прыжком очутился в центре поляны.
      - Получилось! Получилось! - Высокий, почти женский голос звенел на всю рощу. - Сибилло вспомнило! И видение было, было, было!
      Принцесса, ошеломленная этим варварским ором, мрачно уставилась на него:
      - Прекрати базар. Говори толком, в чем дело.
      - Сибилло вспомнило заклинание из Солнечной Книги! Сибилло глядело в чашу видений, и сокровищница князей нашей дороги открылась ему!
      - Мне не нужны сокровища.
      - Сибилло знает. Но чаша видений открывает каждому свое. Это очень древняя мудрость: каждому свое! А тебе, повелительница чужедальней дороги, добавил он уже не таким патетическим, а почти будничным тоном, - тебе твое, женское. Потому-то все женщины и не любят глядеть в волшебную чашу, что она открывает самое заветное желание. И тогда на дне, сверкающем чистой влагой, является алая тряпка или смазливая мордочка безусого юнца. Ну как, достанет у тебя смелости поглядеть вот тут, при всех, в этот священный сосуд?
      "Священный сосуд" был всего-навсего побуревшей от времени костяной чашечкой, выточенной, по-видимому, из бивня единорога и оправленной в тусклое олово. Но сейчас, покоясь на простертой ладони древнего шамана, величественного как друид, она неуловимо мерцала, завораживая воображение.
      - В моем сердце и в моих думах - только сын, - отчеканила мона Сэниа. Ты пытаешься очернить меня перед моими воинами, отставной чародей. Зачем?
      - Не лукавь, повелительница славных воинов, - ведь ты сама знаешь, что такую лучезарную красоту, коей наделило тебя твое солнце, очернить невозможно. Подтверди мою правоту, достойный рыцарь! - обратился он к Рахихорду, взиравшему с восхищенным изумлением на столь высокое профессиональное мастерство.
      - Истинно так! - склонился старец, подбирая полы своего пушистого белого одеяния.
      - Тогда почему ты не хочешь увидеть на дне этой чаши отражение своего потерянного младенца - там, где он сейчас находится?
      - Там, где он... - машинально повторила мона Сэниа. - Дай! Дай сюда!..
      Она ринулась к чаше, но шаман, незаметно стрельнув глазами в глубину рощи, отвел руку:
      - Не так скоро, госпожа моя. Не прочтены заклинания. И потом, надобна вода. Достойный Рахихорд, вели своему сыну принесть свежайшей воды из родника, да чтобы ни чутеньки мути или песка ручейного... А, да вот и он. Не вода ли у тебя, травяной кудесник?
      Запыхавшийся Лронг только кивнул.
      - Лей сюда... немного, на один глоток... Отступи назад. Он поднял чашу над головой - солнечный лучик оживил тусклое олово нехитрых инкрустаций.
      - Глаз орла на самом дне
      Это мне,
      Коготь рыси на краю
      Отдаю;
      Жемчуг в стылой седине
      Это мне,
      По ободью горький мед
      Кто возьмет?
      Речитатив напевного заклинания - то ли древнего, то ли сочиненного тут же, экспромтом, разливался по роще. Шаман царственным жестом протянул чашу принцессе:
      - Образ в ясной глубине
      Не по мне;
      Нарисуй его любя
      Для себя!
      Она медленно, боясь расплескать хотя бы каплю, приняла чашу обеими руками и поднесла, к губам.
      - Выпей и вглядись в середину донышка, пока оно не высохло!
      Она сделала торопливый глоток и наклонилась над костяным кубком. Все не дыша следили за ней, ожидая какого-то чуда. Но она наклонялась все ниже, ниже, пока чаша не выпала из ее рук, а она сама, скорчившись, не застыла на лесной траве. Что-то наливалось в ее теле смертной мукой - не она сама, а что-то постороннее; чужеродное, сросшееся с нею каждым нервом. Неощутимое прежде, это нечто сейчас умирало, наполняя ее болью, пронзительной до немоты. И она чувствовала, что умирает вместе с ним. Жизнь сочилась через каждую пору ее тела, уходя вместе с болью и оставляя невысказанную горечь о том, что ей никогда больше не целовать теплую головенку Юхани, никогда не видеть зеленых равнин Джаспера, никогда, никогда, никогда не почувствовать нежности рук, любимых с первого прикосновения...
      А потом не было ничего, даже боли, а только удивительная легкость, какую испытывают только женщины после родовых мук, - блаженство невесомости и отрешения от любых страданий. И когда появились руки - те самые руки, которых почему-то так долго не было, она даже не удивилась...