Делла-Уэлла (Странствие королевы)

      Она прикрыла глаза, подыскивая слова, которыми можно было бы, не выдавая гнева, отослать Скюза вместе с девчонкой на корабль, по в этот миг Травяной рыцарь поднял голову.
      - Благодарю тебя за твои слезы/дитя, - проговорил он, обращаясь к Таире, - но теперь пусть твое золотое сердечко отдохнет от горя, которое ты разделила со мной. Рыцарь, уведи ее.
      И Скюз, ни секунды не колеблясь, словно он получил королевский приказ, поднял на руки и понес к кораблю - нет, не в командорский шатер, а в свой маленький уютный кораблик, один из восьми, опоясывавших центральный огромный кокон гирляндой чуть приплюснутых шаров.
      - Прими и мое сочувствие, Лронг, - как можно мягче проговорила наконец принцесса. - Если хочешь, я перенесу тебя вместе с телом покойного рыцаря прямо в анделахаллу, в которой мы с тобой побывали.
      - Благодарю, - сдержанно поклонился Лронг, - но не сейчас. Прежде всего я должен найти траву-нетленннк. А ты пока можешь помолиться над телом моего отца.
      - А кому я должна молиться?
      - Молиться можно только солнцу, - несколько удивленно отвечал Травяной рыцарь.
      Все взгляды невольно обратились к чуть подернутому вечной закатной дымкой неподвижному светилу, и в тот же миг Ких, спохватившись, ойкнул и ударил себя по лбу:
      - Мы же забыли про сибилло!
      Лронг покачал головой:
      - Тогда поторопись - он лукав и мстителен.
      - Флейж, сопровождай его! - велела принцесса.
      Ких обхватил своего товарища за плечи, рванулся вперед - и в следующий миг они уже стояли под щелястым навесом тюремного двора.
      Стражники, заходясь оглушительным, неестественным храпом, лежали кто где, словно одурманенные мгновенным наваждением. Единороги, намертво прикованные к воротам, валялись кверху копытами. Полосатый дым вздымался невысоким столбом и расплывался кольчатым облаком.
      Но ни сибилло, ни его сквернообразного шурушетра не было нигде.
      XI. Мольвь-стрела
      Мона Сэниа сидела на сухой траве совсем не в молитвенной позе, опустив подбородок на скрещенные руки и устремив взор ничего не видящих в действительности глаз прямо на солнце. Неслышно подошел Лронг с пучком курчавой синеватой травы, заткнутой да пояс, и невольно замер, пораженный способностью этой загадочной женщины не бояться прямого взгляда на божественное светило. Как раз в эту минуту облака разошлись, и ничем не замутненные лучи, казалось, согрели безжизненное тело, распростертое у ног принцессы.
      - Благодарю тебя, всесильная, - прошептал Травяной Рыцарь, - теперь я спокоен - ты вымолила у солнца малую голику света, которая вечно будет сопровождать моего отца на ледяном пути...
      - Да, да, - рассеянно откликнулась она. - Подожди немного, я сейчас.
      Она нырнула в привычно раскрывшийся люк и тут-же показалась обратно с каким-то пушистым белым свертком. Она встряхнула его, и почти невесомый белоснежный ковер - дар землян ее Юхани - раскинулся на пыльной траве. Нечаянно забытая в нем маленькая погремушка в виде серебристо-голубой звездочки, неуверенно звякнув, откатилась к ногам великана. Мона Сэниа вздрогнула и инстинктивно отвернулась, чтобы не выдать чрезмерности своего отчаяния.
      Когда она снова нашла в себе силы повернуться к Травяному Рыцарю, усопший узник уже лежал на ковре, усыпанный сизыми завитками нетленника. Лронг коснулся лбом его сложенных иссохших рук, потом резко выпрямился и запахнул края белого полотнища.
      - Я готов, - просто сказал он, поднимая на руки запеленутое тело. Невозможный Огонь вот-вот погаснет, значит, анделисы уже покинули Травяной Приют.
      - Идем, - просто сказала мона Сэниа, приближаясь к нему и с трудом дотягиваясь до его плеча.
      - Постойте! - зазвенел голосок Таиры, и девушка, спрыгнув на землю, побежала к ним от корабля, протягивая что-то на ладони. - Я не знаю, как это у вас, но у нас на Земле когда-то полагалось заказывать молитвы... от-пе-вать. Кажется, так. А у тебя, Лронг, наверное, нечем заплатить. Вот, возьми!
      И она протянула ему сияющую жемчужину - подарок шамана. Травяной Рыцарь несколько секунд стоял неподвижно, глядя на заплаканное личико с маленьким подбородком и высокими скулами, на котором размазанные дорожки слез не приглушили розового свечения, точно такого же, как и у драгоценного шарика, перекатившегося на его громадную серую ладонь, но жесткий профиль чужедальней принцессы нетерпеливо заслонил от него огненный ворох растрепанных до неприличия волос, и непостижимое чародейство мгновенного переноса через ничто растворило перед ним душистый полумрак анделахаллы.
      Здесь ничего не изменилось - все было точно таким же, как и несколько часов назад.
      - Скорее обратно! - крикнул Лронг, поспешно опуская свою ношу на ворох увядающей травы. - Анделисы еще не посещали этот Приют, они могут появиться тут в любой миг!
      - Но почему...
      - Не медли!
      Пришлось не медлить.
      Отирая мгновенно выступивший на лбу липкий пот, Лронг перевел дыхание и прислонился спиной к упругой обшивке корабля. Ему вдруг пришло на ум, что он уже воспринимает этот летающий девятиглавый терем почти как собственный дом, а суровых, хоть и молодых воинов в странной, наглухо застегнутой одежде как собственных братьев, давным-давно загубленных по воле проклятого властителя, который сам именовал себя Оцмаром Великодивным, но чье имя чаще упоминалось - разумеется, в темных углах, подальше от чужих ушей Оцмаром...
      Он не успел произнести про себя то оскорбительное и не всем понятное прозвище, за которое даже не заточали в колодезную темницу, а скоренько и бесхлопотно, связав по рукам и ногам, закапывали в землю живьем. Смуглая сухая ладонь легла на его запястье, и требовательный голос повторил:
      - Но почему мы не можем встретиться с этими анделисами?
      - Они не хотят этого. А их желание - закон.
      - Но если они ни с кем из тихриан не встречаются, то кто же знает их истинные желания?
      - Спроси об этом сибилло, моя повелительница. Я просто не знаю. Так было всегда, и это первый и наиглавнейший закон Тихри. Любой, кто преступит его, будет проклят, как это случилось не так уж давно с тем, кто правит на нашей дороге.
      Мона Сэниа уже привыкла к тому, что свою страну аборигены почему-то называли "дорогой".
      - Ты говоришь о Полуденном Князе? - переспросила она.
      Травяной Рыцарь кивнул
      - А нельзя ли поподробнее?
      Лронг оглядел сгрудившихся вокруг него дружинников, пожевал губами, словно прикидывая - говорить или все-таки не стоит? Может, и не стоило, но на чужой дороге трудно тем, кто не знает ее колдобин. Скрипнув влажной спиной по обшивке корабля, он опустился на землю и свесил громадные лапищи между колен. Никто не последовал этому примеру - все остальные приготовились слушать его стоя.
      - Собственно говоря, история эта короткая, потому как известны только ее начало - и то, к чему все пришло, а это, сами понимаете, еще не конец. Так вот, еще при отце нынешнего князя Отногуле Солнцеликом на нашу дорогу снизошло довольство и сытая благодать. Может быть, урожаи были обильнее, чем прежде, а может, сосед по левой дороге, Аннихитра, еще не лишился рассудка и не пытался тревожить наши границы разбойничьими набегами. Так или иначе, жить стало спокойнее, столицы княжеские становились все богаче, а где богатство - там разврат и беспутство. Отногул уже был староват, а сибилло при нем состоял вот этот, которого при дворе не стеснялись в глаза называть пнем замшелым. Одним словом, когда появился наконец у Отногула поздний наследник, те из княжеских приспешников, что были помудрее, своих чад убрали от двора подальше. Но наследный княжич, ясное дело, рос при отце - и при всех его шлюхах, колдунах и фиглярах. Ничего удивительного, что при всеобщем баловстве он уже к пяти годам обнаружил свой характер, преломить который не под силу было даже его собственному отцу. Говорят, мальчишка и дюжины слов не знал, только "хочу!" - и пальцем в желаемое. Получал, естественно, все. Но однажды он захотел... анделиса.
      - А как же он мог показать на него пальцем, если анделиса никто не видел? - не удержалась Таира.
      - Мальчик уже в пять лет прекрасно сидел в седле, и как-то путь его пролег мимо анделахаллы. Он спросил, что это за странная конура без окон, ему, на беду, объяснили. Он потребовал анделисов с разноцветными рукавами, не зная, что такое почтение, он на всю дорогу смотрел как на сборище игрушек для себя. Но тут он впервые наткнулся на глухое неповиновение. Он приказывал - но его повеление не выполняли. Кого-то он там, говорят, не то собственноручно задушил, не то зарубил... Не помогло. Да тут еще и старый князь вмешался, впервые стал наставлениями донимать. Княжич терпел-терпел, а потом дождался Невозможного Огня, проскользнул мимо стражи, а может, и подкупил ее. Одним словом, он добрался до Травяного Приюта, когда там как раз появились анделисы. Что там произошло, никто не ведает, - говорить о том запрещено и по сей день, но только нашли молодого наследника без памяти среди мертвых тел, и на груди у него... я бы не поверил, если бы этого не видел мой отец, - на груди у мальчика означился след "поцелуя анделиса"!
      Великан замолчал, переводя дыхание после столь длинной речи. Слушатели же пребывали в легком недоумении.
      - Прости, благородный рыцарь, - решилась наконец принцесса, - но смысл этого иносказания нам неясен.
      Лронг поднял голову и пристально посмотрел на нее:
      - Может быть, у вас это называется как-то по-другому, но, по тихрианским легендам, анделис, целуя человека, переносит в него каплю собственной крови. И с этого мига в человеческой крови зарождается бесплотный и незримый анделис, который подчиняет себе того, кто до самой смерти будет уже только видимостью, оболочкой. Неистовый дух поселится в нем, подчиняя его какой-то одной цели и делая его несокрушимым в своей одержимости.
      - Ну, у нас это не называется никак, потому что у нас просто нет анделисов, - констатировал Эрромиорг. - А одержимые встречаются во всех мирах, и от них везде одна беда.
      - А говорили - анделисы добрые, - недоуменно протянула Таира. - Что ж плохого, если кто-то с таким хорошим духом в печенках будет наводить порядок на вашей земле?
      Великан как-то встревоженно глянул на нее из-под кудлатых бровей, покачал головой:
      - Ты еще слишком молода, дитя, и не знаешь, что у каждого солнечного луча есть тень, как у каждой весны - зима. Они разделены временем или расстоянием, по лишь для поверхностного взора. Неистовая доброта - такое же зло, как и иссушающее летнее солнце, не затеняемое время от времени живительными тучами. И потом, добро, творимое только для себя, нередко оборачивается горем ближнему.
      - Ха! - вскрикнула девушка. - Задача решается элементарно: нужно только всем анделисам войти в людей, и все будут хором творить добро. Глазом не моргнете, как у вас будет рай на земле... то есть на Тихри.
      - К сожалению, твоя легкая и беззаботная мысль витает далеко от истины, златокудрое дитя. Непреложный закон гласит, что анделис, отдавший каплю своей крови, неминуемо погибает...
      - Жалко, - искрение вырвалось у Таиры. - Я думала, все духи бессмертны. А что еще? Ты не договорил.
      - Да, есть и еще... Тот, кто отмечен "поцелуем анделиса", может сотворить немало добра. В сущности, Полуденный Князь так и поступал, когда набирал пограничную стражу, возводил дома для смердов, раздавал погорельцам снедь, наводил новые мосты и закладывал бесчисленные фундаменты под следующую весну. Да что говорить - Дорога Оцмара стала самой богатой и безопасной на всей Тихри... Это так. Но вся беда в том, что тот, кто носит на себе знак анделисова проклятья, может нечаянно встретить женщину, в теле которой, так же, как и у него, будет жить невидимый анделис. И это напасть безмерная, потому что не будет преград, которые удержали бы их от нечестивого союза!
      - Здрасьте вам, - снова не удержалась Таира, - два товарища по несчастью - и почему бы им не сочетаться, особливо если законным браком?
      - Потому, что от соития двоих проклятых, несущих на себе "поцелуй анделиса", рождаются самые жуткие твари, когда-либо обитавшие на пашей Тихри. Ледяные локки, джаяхуудлы, шурушетры, смрадные секосои - все это детища подобных браков. Возможно, и ядоточивые хамеи - отдаленное их потомство. Легко себе представить, что стало бы с нашей дорогой, если бы ее начал заселять таким сатанинским отродьем не кто-нибудь, а собственный князь!
      Дружинники незаметно переглянулись. Рассказ Травяного Рыцаря был чертовски увлекателен, но раздражала неуловимость той грани, которая разделяла в нем реальную историю княжеской вотчины Оцмара и нагромождение легенд и суеверий, к которым тут, наверное, относились вполне серьезно; но для джасперян, озабоченных поисками собственного ненаследного принца, знакомство с местным фольклором было, мягко говоря, несколько несвоевременным.
      Острее всех это чувствовала сама принцесса. Хотя их появление на Тихри и началось со знакомства именно с вышеупомянутым отродьем, все равно трезвый разум безоговорочно разносил людей и нелюдь на разные стороны бытия: человеческую и магическую. На каждой заселенной планете встречалось и то и другое в самой различной пропорции. Они враждовали, сосуществовали, сутяжничали, побирались друг у друга и, в сущности, друг друга питали. Но на деле почти никогда не заключали брачных союзов, а если это и случалось, то, как правило, приходили к трагическому финалу стремительно и бесповоротно.
      - По тому, как процветает твоя земля, - принцесса дипломатично покривила душой - нищета это была, не расцвет, - можно заключить, что все обошлось. И потом, твой Полуденный Князь так далеко, что его история вряд ли поможет или помешает нам в отыскании ребенка.
      - Да, он далеко, - глухо подтвердил великан. - Но его руки дотягиваются до любого, каким бы расстоянием и временем он ни был бы отделен от княжьего двора. Сегодня эти руки дотянулись до моего отца.
      - Прости, - быстро проговорила мона Сэниа, осознавая жестокость своей бестактности. - Я никак не думала, что твой отец мог быть замешан в дворцовых интригах...
      - Он и не был замешан. Он был слишком мудр и великодушен. Но те, кто окружал старого Отногула, кто подтирал рукавами его тарелки и заплетал в косички хвосты его рогатов, благородством не отличались. Узнав о случившемся, они, долго не рассуждая, решили выкрасть наследника. И выкрали.
      Мона Сэниа едва удержалась от того, чтобы пожать плечами, - обыкновенный дворцовый заговор, что ж тут такого?
      - Но вот тут мой отец не остался в стороне. Он поднял верные Отногулу отряды и освободил мальчика. Заговорщики даже не успели объявить кого-нибудь новым князем, как уже все было кончено. Отногул расправился с ними жестоко, но иначе было и нельзя: его здоровье от всех волнений окончательно пошатнулось, и в любой миг он мог отправиться в княжескую анделахаллу. Оставлять же сына в перебесившейся своре не стал бы никто на его месте. И свору по его приказу перебили.
      Огромные и неуклюжие пальцы Травяного Рыцаря подбирали с земли травинки и соломинки, которые превращались в тугой жгутик. Таира следила за их движениями с преувеличенной сосредоточенностью, высунув кончик языка. Скюз, видя такое внимание, невольно покусывал губы.
      - Последние годы старого князя были самыми безмятежными, - как говорят у нас, на ласковом солнце и телеги не скрипят. На дороге Отногула ничего не скрипело. Но вот анделисы унесли его душу по ледяному пути в бессолнечные долины мрака, и священная звезда княжеской власти перешла в руки мальчика.
      - А старый Отногул умер своей смертью? - как бы невзначай бросил Сорк.
      Великан покачал головой:
      - Это может знать только солнце - оно видит все от начала дороги до ее исхода. Князь, как всегда, запрягал свою колесницу, но молния вырвалась и поразила его. Было ли это случайностью? Если кто-то и виновен, то он наверняка унесет свою тайну в ледяной край.
      - Молния - это лошадь, то есть единорог? - спросила Таира.
      - Молния - это молния. Иногда князю помогал придворный колдун, но тут его почему-то не оказалось, и первое, что сделал молодой правитель, - сослал сибиллу сюда, на самый кончик хвоста нашей дороги. И тогда мне посчастливилось: от скуки он решил взять себе ученика, а так как я был самым младшим сыном, которому никогда не достался бы отцовский караван, я попросился к опальному чародею на испытание. Тот признал меня ни к чему не годным - ни к волшбе, ни к предсказаниям, но согласился научить меня простейшему врачеванию. Думаю, что тут он польстился на сытный стол моего отца, - ведь за освобождение сына Отногул сделал его трехстоялым караванником с жалованьем алыми перлами и кормлением с восьми полей...
      Несмотря на серьезность и в какой-то степени трагичность повествования, Таира едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Она заслонила рот ладошкой и шепнула стоявшему сзади Скюзу:
      - Трехстоялый - это что, стоящий на трех ногах?
      Рассказчик то ли услышал, то ли догадался о смысле ее вопроса:
      - Когда наши караваны останавливаются, то согнать их с места могут только солнцезаконники, получившие недоброе предзнаменование, или стражи по доносу. А вот стоялых караванников никто не смеет поторопить. Трехстоялый - это самый вельможный из всех, он имеет право стоять на одном месте три раза по тому сроку, который потребен женщине, чтобы выносить ребенка от зачатия до рождения. Три преджизни.
      - Впервые встречаю такую меру времени, - задумчиво проговорила мона Сэниа. - Похоже, что к человеческой жизни у вас когда-то относились с уважением.
      - Отголоски старого, доброго матриархата, - предположила Таира.
      - Жизнь человека уважают у нас и сейчас, - возразил Лронг, - и недешево ценили тогда, когда молодой князь (он сначала рьяно, как и следовало ожидать от проклятого анделисами, взялся за дело) начал строить, разглаживать дорогу, переправлять в весенний край несметные запасы еды. Но через пять-шесть преджизней стало ясно, что он строит не только дома и мосты, целые сонмы смердов, оторванных от своих караванов, были согнаны на восход...
      - Прости, уважаемый, - как бы мимоходом спросил Сорк, - а не покажешь ли, где это восход?
      - Это знает каждый ребенок, - нетерпеливо отмахнулся Лронг, никак не выказывая удивления перед таким наивным вопросом. - Мы все идем на восход а иначе куда же?
      И он своей огромной рукой твердо указал на запад.
      - А! - только и сказал Сорк, похоже, у него на этот счет зародилась какая-то мысль.
      - Да, так вот. Оказалось, что в весеннем краю строятся диковинные дворцы, с воздушными мостками, висячими садами, бесчисленными башенками и воротцами... Сказочные чертоги, в которых невозможно жить - заблудишься. Но ничего, молодой властитель имеет право на такую блажь, хотя, видит солнце, слишком много хлопот для будущей столицы, ведь и ей положен предел в пятистояние. Но еще дальше на восход князь велел насыпать громадную гору - в основе лежал природный холм, который он приказал поднять в высоту и придать ему вид громадной невиданной твари наподобие лягушки болотной, обратившей свою морду на солнце. Князь собственноручно начертал план сооружения на высушенной коже молодого гуки-куки, с тем, чтобы на голове этого земляного гада, словно корона, поднялся маленький пятибашенный замок.
      - Твой принц - романтичный юноша, - заметила Таира. - Сколько ему было, когда он взошел на престол?
      - Шестьнавосемь преджизней, - отвечал Лронг, не подозревая, что вызовет всеобщее недоумение столь диковинным числительным.
      Таира через плечо оглянулась на Скюза - юноша, уже привыкший к загадкам чужих миров, сориентировался на ходу и незаметно показал ей восемь пальцев, а затем еще шесть. Она сердито насупилась - о шайтаний хвост, неужели сама не могла додуматься, что тихриане, у которых всего четыре пальца, не смогут считать на десятки!
      - Молодец, - шепнула она своему спутнику, - возьми с полки пирожок.
      Теперь недоумевать пришлось Скюзу, но девушка не снизошла до разъяснения смысла любимых прабабушкиных поговорок.
      - Мой рассказ подходит к концу, - со вздохом продолжил Травяной Рыцарь. За все добрые деяния народ моей дороги вознес молодого правителя до небес, дивясь его мудрости и благостному вдохновению. И за всем этим как-то прошло мимо всех, что мало-помалу ласковый и приветливый юноша принялся уничтожать все семейства, хоть как-то причастные к его похищению, от мала до велика. Не только знатные караванники, заподозренные в соучастии, - лекари и стража, челядь и даже уличные ворожеи, нечаянно оказавшиеся в тот день у княжеского дворца, все друг за другом представали перед княжеским судом то за путешествие без фирмана супротив солнца, то за оставление поста, то за недонесение о воровстве, то за несбывшееся предсказание... Ты говорила о ценности жизни, о мудрая моя повелительница, - да, никого из них не раздвоили, кроме моего старшего брата, но сослали на весенние поля, где приходится работать по колено в талой воде и под палящим солнцем, которое за одну преджизнь успевает превратить кожу в сплошной бородавчатый нарост... Углубившись в учение, я ни о чем таком не слышал, пока до меня не дошла весть, что отец собирается на княжий суд. Нет, его ни в чем не обвиняли - он сам обратился за справедливостью. Оказалось, что, когда наш караван перешел на новое стояние, нам предоставили не восемь, а только четыре поля на кормление, затем - два, а потом ни одного. Отец продавал накопленное поколениями добро, чтобы удержать своих людей от разбоя, но долго так продолжаться не могло. Он отправился к Полуденному Князю, но вместо зала Правосудия его привели в длинный пустой коридор. На противоположном его конце виднелась пища, а в пей, освещенная яркими четырехсвечниками, - клетка с детенышем гуки-куки. Некоторое время отец терпеливо ждал, как вдруг зверек отчаянно заверещал, и тогда стало видно, что сверху в клетку опускаются длинные сверкающие лезвия...
      Таира невольно вскрикнула.
      - Может, не надо?.. - тихонько проговорил Скюз.
      - Продолжай, - холодно велела принцесса. - А ты, девочка, можешь удалиться.
      Таира вздернула подбородок и не тронулась с места.
      - Мой отец бросился вперед, - продолжал Лронг, - но орудия чьей-то злой воли продолжали делать свое дело. Когда он добежал и хотел уже было взломать решетку, несчастный детеныш был уже мертв. И тут откуда-то сверху раздался голос: "Что же ты не поторопился, рыцарь Рахихорд? Что же ты не поторопился?.."
      - Голос? - переспросила девушка. - А может, это был вовсе и не князь?
      Великан только печально усмехнулся:
      - Мой отец, не выносивший жестокости и понявший, что княжеского правосудия он не добьется, бросился из дворца, вскочил на своего рогата и помчался назад, в тот город, где он оставил свой караван. Тут его и схватили - за то, что ехал по Великой Дороге, оборотясь спиной к солнцу без специального на то фирмана. А старший мой брат, даже не ради мести, а из справедливости, как он ее понимал, с небольшим отрядом напал на княжеский монетный амбар, выгреб оттуда все сокровища и, не взяв себе ни мелкой белой жемчужинки, все раздал своим людям... Которые и выдали его, как только кончились деньги. Так что и отец, и брат добились-таки княжьего правосудия... и получили его сполна.
      Наступила очень долгая тишина.
      - Я не привык к таким длинным речам, - проговорил наконец Лронг внезапно осевшим голосом. - С твоего разрешения, я хотел бы удалиться. Невозможный Огонь погас, и мне нужно обойти немало домов, чтобы в них не осталось никого, брошенного без еды, воды и анделахаллы.
      - А кроме тебя это некому сделать? - сухо спросила принцесса.
      - Послушников Травяного Приюта всегда мало, - устало проговорил великан, подымаясь на ноги.
      - Но тебе ведь теперь незачем соблюдать свой обет, - возразила она.
      Великан как-то странно глянул на нее и поднялся на ноги.
      - Постой, - вмешалась Таира, - ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня!
      Он благодарно улыбнулся ей и размашистым шагом направился к городу, легко переступая через орешниковые пеньки.
      - Всем отдыхать, пока не придет сообщение из Ракушечника, - распорядилась принцесса.
      - Пошли, - легко взмахнув ладонью, словно стирая пыль с невидимой полочки, сказала Таира, не обращаясь персонально ни к кому из присутствующих и поворачиваясь лицом к кораблю. Скюз, ни секунды не помедлив, последовал за ней. - Ты говорил, что можешь не только сам перелететь в любое место, но и забросить туда одну вещь...
      - Куда и какую? - послушно отозвался юноша.
      - Письмо. Нужно написать папе, чтобы он не волновался, что я жива-здорова, под надежным присмотром и вернусь к первому сентября.
      - А что значит - первое сентября?
      - Вот счастливчик - он не знает! Совсем коротенькую записку, легонькую как перышко! - прибавила она уже совсем другим, просительным тоном.
      - Проблем нет, - ответила за юношу мона Сэниа. - Мы все хорошо помним ваш остров и давно могли бы перебросить туда и письмо... и тебя, если пожелаешь.
      - Нет, - мотнула головой девушка, и ее яркие каштановые волосы взлетели, как крылья жар-птицы. - Я нужна здесь, чтобы найти Ю-ю.
      - Но поверит ли твой отец, что писала именно ты? - засомневался Скюз. Письмо, пришедшее таким необычным для вашего мира способом... Не лучше ли нам вдвоем на несколько минут вернуться на твой остров?
      - Нет, - твердо сказала девушка. - Хватит с меня всяких штучек с вашими перелетами. Очутимся где-нибудь на Сатурне. Я просто подпишу письмо так, как называет меня отец, - этого ведь никто, кроме нас и прабабушки, не знает.
      - У тебя есть второе имя? - удивилась мона Сэниа. - И как же называет тебя твой уважаемый отец?
      - Царевна Будур, - сказала девушка, ныряя в люк маленького Скюзова кораблика.
      Принцесса проводила ее задумчивым взглядом. "А я не ошиблась, - сделала она комплимент самой себе, - есть и у меня что-то от сибиллы. В ней действительно течет королевская кровь".
      Между тем Ких и Флейж, не зная усталости, обследовали кабаки и притоны Ракушечника. Шурушетра они уже отыскали - если это был именно сибиллов паук. Что-то вроде амфитеатра с почти отвесными ступенчатыми стенами ограждало овальный участок совершенно вытоптанной земли, на которой разлеглись пять или шесть чудовищных тварей. Различить их было совершенно невозможно, как и сосчитать, - они буквально сплелись в один клубок и ожесточенно грызли свои намордники в братском порыве отъесть хотя бы одну ногу у ближнего своего. Оставалось только надеяться, что сибилло догадался пристроить свое достаточно экстравагантное средство передвижения на эту стоянку.
      Шамана обнаружили в третьем от входа в амфитеатр кабаке. В первом и втором наблюдались штабеля мертвецки пьяных жителей славного города, обладателя четырех колодезной тюрьмы, и валяющаяся в изнеможении прислуга, видно было, что сибилло решило наплевать на запреты и перемещалось от одного питейного заведения к другому, не дожидаясь угашения Невозможного Огня.
      В третьем слышался нестройный многоголосый гул, который возникает тогда, когда говорящие, не слушая друг друга, пытаются перекричать соседа в садистском стремлении излить на собутыльника свою душу. Джасперяне, в просторных плащах с капюшонами, позаимствованными на тюремном дворе у так и не пробудившихся стражников, с лицами и руками, вымазанными глиной пополам с сажей, бесшумно приблизились к столу и, переведя калибраторы своих десинторов на нижнее парализующее деление, без хлопот лишили присутствующих возможности вмешиваться в ход событий. Обездвиженных таким образом пропойц они без лишней суеты вынесли во внутренний дворик и сложили в свойственном этому городу порядке.
      Теперь за столом остался один только шаман в одиночестве, которое трудно было назвать гордым. Усы и брови без единого бантика отмокали в суповой чаше, откуда несло дрожжами и гнилыми персиками; морщинистые серые груди возлежали на блюде со свекольным салатом.
      - Эй, твоя сибиллова светлость, - сказал Флейж, подсаживаясь рядом на лавку, не слишком, впрочем, близко, чтобы не замараться. - Не пора ли сменить это свиное пойло на благородные вина из погребов принцессы Джаспера?
      - Это пойло... с отмороженным... - Сибилло сделал попытку освободить чашу от присутствия собственных усов и, не перенеся тягот этого предприятия, повалился боком на лавку.
      Ких сбегал во дворик и вернулся с кувшином воды. Выплеснув ее на страдальца и смыв таким образом помои с его торса, он наклонился, проверяя его дыхание. Старик еле слышно бормотал, повторяя одно и то же: "Ведьмак двуполый... копытом зачатый... подстилка княжья..."
      Вот, оказывается, в чем было дело: спесивый ведун не мог пережить поношения, да еще прилюдного. В комнате возник некто толстопузый, похоже, хозяин заведения. "Расплатись", - шепнул Флейж, и Ких начал перебирать мешочки, висевшие на поясе старика, в поисках жемчужин, которые со всей очевидностью служили здесь деньгами. Но как только шаман почувствовал на своем кошельке чужую руку, он разом поднялся и, дикими глазами озираясь по сторонам, поднял палец:
      - Одну! - И снова повалился.
      Ких швырнул кабатчику шарик покрупнее, чтобы загладить возможные недоразумения, и мимолетом подумал, что если их пребывание на этой смрадной планете затянется, то придется им повторить подвиг Лронгова брата. Исключая финал, естественно.
      Флейж между тем нашел на столе что-то вроде капустного листа и с его помощью принялся приводить шамана в чувство, небольно, но хлестко охаживая его по щекам.
      - Принцесса желает тебя видеть, достопочтенный, - проговорил он, когда щелочки мутных глаз снова приоткрылись. - Еду и питье мы гарантируем.
      - Сибилло остается, - замотал головой старик. - Сибилло лаяли паскудно и облыжно. Он слыхал.
      Костяной палец ткнулся в подбородок Киху.
      - Ничего я не слышал, - твердо сказал Ких. - А что слышал, того не понял. А что понял, того не запомнил.