Некроскоп (№3) - Источник

У меня был пистолет, но я знал, что два погибших солдата не смогли остановить его даже огнем из автоматов. Поэтому я немножко подождал, выбрался отсюда и снял со стены ближайший огнемет. Потом я вернулся и как раз, когда входил... О Господи!

— Он опять показался? — майор поддержал его за локоть.

— Да, — закивал головой Лучов, судорожно сглатывая слюну. — Но если бы ты его видел, Чингиз! Это не Агурский. Не знаю, что это, но это не он!

Все трое переглянулись.

— Что вы имеете в виду, говоря “не он”? — спросил Литве, заранее зная, что ответ не обрадует его.

— Его лицо! — губы Лучова дрожали, и он ошеломленно качал головой. — Лицо было совершенно не его, а голова имела какую-то не правильную форму. А как он передвигался... как огромный дикий хищник. В общем, он ринулся ко мне, продвигаясь прыжками. На нем не было темных очков, и глаза у него были красными, как кровь, клянусь! Я вскочил сюда, захлопнул дверь и как-то успел повернуть ключ. А он в коридоре... Он просто обезумел! Он кричал, угрожал, ломился в дверь... Но в конце концов опять куда-то исчез.

Майор передернул плечами. Все вместе взятое производило впечатление какого-то кошмара, который постепенно становился все страшнее. В этот момент зазвонил телефон, заставив всех троих вздрогнуть. Майор, опомнившись первым, снял трубку.

— Слушаю!

— Говорит ефрейтор Грудов, входной пост, — говорил кто-то высоким возбужденным голосом. — Этот Агурский был здесь!

— Что? — майор навис над аппаратом. — Вы его видели? Вы его убили?

— Мы в него стреляли... а убили... мы наверняка попали в него, но ему, судя по всему, было на это наплевать! Ну, мы побежали за ним с огнеметом...

— Но не догнали его? Так где он сейчас? Снаружи? — майор затаил дыхание. Он твердо знал, что Агурский не должен уйти.

— Нет, он отправился обратно внутрь. Мы его, по-моему, немного прижгли.

— По-твоему?

— Все уж очень быстро произошло. Майор принял решение мгновенно.

— Твои люди на местах?

— Большинство, а остальные подходят. Я позвонил в казармы и вызвал грузовики, а то эти ученые все тут перемерзнут.

— Молодец! — облегченно вздохнул майор. — Теперь слушай внимательно: выпускать всех, кроме Агурского. Если он опять покажется, палите в него из всего, из чего можете. Стреляйте в него, жгите его, размазывайте по камням! Ты меня ясно понял?

— Так точно.

Майор, положив трубку, повернулся к остальным.

— Он еще здесь. Он, мы и, наверное, еще несколько человек. Ну и, конечно, военные в пещере и кто там еще есть, — он повернулся к Лучову. — Первая кнопка включает сирены, верно?

Лучов кивнул.

— Ты сам знаешь... Если они еще работают. Майор протянул руку к пульту и нажал кнопку, на которой красовалась единица. Он не дал Лучову времени обдумать или оспорить решение, а просто сделал это. Сирены были исправны: их монотонный и в то же время выматывающий душу вой раздался почти немедленно. Казалось, рыдает какое-то раненое, одинокое доисторическое животное.

— Что ты собираешься делать? — ахнул Лучов.

— Вывести оттуда солдат, — кивнул на экраны майор. Там, внизу, на такие тонкости хорошего тона, как приказы, уже наплевали. Эти люди прекрасно знали, что означает вой сирен, и были сыты всем происходившим по горло. Нервы могут выдерживать напряжение долго, но не вечно. В несколько секунд в пещере воцарился хаос, и все ударились в паническое бегство. Всю лестницу забили бегущие люди; последними оказались расчеты бронебойных пушек, с трудом выкарабкавшиеся со своих боевых постов. Старший сержант зачем-то дважды выстрелил в воздух из пистолета, а потом, сунув его в кобуру, присоединился к бегущим.

Майор рассмеялся, шлепнул себя по бедру, а потом хлопнул Литве по плечу.

— Агурскому не уйти, — сказал он. — Он находится здесь, судя по всему, ранен, а эти люди — до зубов вооруженные люди — поднимаются снизу. А мы пойдем сверху вниз!

— Ты прав, — с трудом выдавил Лучов. — Но я думаю остаться здесь. Если он пойдет этим путем, то я позабочусь о том, чтобы сюда он не пробрался. Кроме того, мне вовсе не хотелось бы встретить его где-нибудь между этим помещением и выходом.

— Хорошо, — согласился майор. — Но нам понадобится твой огнемет. Вот... — он достал свой автоматический пистолет и вручил его Лучову. — Немного, но все-таки лучше, чем ничего.

Лучов выпустил их в коридор.

— Удачи вам, — пожелал он.

— И тебе тоже, — кивнул майор.

Потом Лучов быстро прикрыл дверь и заперся...

* * *

На половине пути между командным пунктом и уровнями магмассы они встретились с поднимавшимися наверх солдатами. Те перешли на строевой шаг, но майор бросил им:

— Да ладно вам, ребята. Вы-то молодцы, но у нас бегает на свободе маньяк, ученый Василий Агурский. Никто его не видел?

— Никак нет, — тот самый старший сержант, который палил из пистолета в пещере, отдал честь. — Мы, наверное, немного испугались и...

— Ладно, это чепуха, — сказал майор. — Я и хотел, чтобы вы испугались. Мне нужно было, чтобы вы как можно быстрее оттуда убрались, вот и все.

— Понимаете, товарищ майор, — начал объяснять кто-то из солдат, — телефоны уже давно вырубились, так что мы решили, что что-то неладно, и когда завыли эти сирены...

— Я же сказал, что хватит об этом, — бросил майор. — Давайте, сержант, выводите людей. Я имею в виду — выводите наружу, из Комплекса.

Литве схватил его за рукав.

— Но они могли бы помочь нам, — запротестовал он.

Майор покачал головой:

— Когда они уйдут, любой движущийся предмет будет считаться Агурским. Все, что движется, будет уничтожено. Пошли...

Они проследовали на уровни магмассы, попутно проверяя жилые и рабочие помещения. И все время, пока выли, выли, выли сирены, они испытывали неприятное чувство — как будто по ним бегали тараканы...

* * *

Наверху, на командном пункте, Виктор Лучов услышал, как протопали сапоги солдат, покидавших Комплекс. Что ж, во всяком случае, они останутся в живых. Теперь внизу находились майор и Литве, а кроме того, еще нечто, поджидавшее их. Лучов вновь бросил взгляд на экраны, на которых теперь находились статичные картинки. Особенно внимательно он посмотрел на центральный экран, на котором была видна пещера с Вратами, а потом вновь погрузился в свои размышления. Размышления по поводу майора. Ему никогда не нравился этот грубый и наглый гэбешник. Но теперь...

На этом размышления Лучова были прерваны. Неужели там и в самом деле что-то было? Он вновь пристально взглянул на центральный экран. Он прищурился, протер глаза... Нет, с глазами у него все было в порядке.

На центральном экране было видно, как из-за изгиба сферы очень медленно выползает какая-то желеобразная масса. Десять или пятнадцать минут назад ее не было — а может быть, она и была, но он совсем здесь замотался. Безумие! Он здесь как раз и находится именно для того, чтобы все замечать!

Он стал вглядываться еще пристальней, и скоро ему стало ясно, что предмет этот растет и начинает приподниматься над огромной изогнутой поверхностью Врат. Он был похож... похож на Контакт Один. Но крупнее. Гораздо крупнее! И двигался он гораздо быстрее, чем все остальное, что они до сих пор наблюдали в районе сферы. Это было существо того же вида, что и Контакт Один, и если бы ему удалось выбраться из Врат...

— О Господи! — Лучов заскрипел зубами и с размаху стукнул кулаком по столу. Надо же этому было случиться именно сейчас!

Майор и Литве находились где-то внизу. Они решили поймать Агурского в ловушку между собой и группой солдат. И кто теперь оказался в ловушке? Лучов, по крайней мере, должен хотя бы попытаться предупредить их. Собственной методики майора для этого будет достаточно.

Дрожащей рукой он потянулся к кнопке с номером два и нажал ее.

* * *

Внизу, на краю фантастических нагромождений магмассы, майор и Литве очень медленно, стараясь держаться рядом, продвигались вперед. Здесь царила тьма. Даже там, где ее должны были рассеивать тусклые лампочки. Несмотря на безумное завывание сирен, слышно было, как бьется все громче, все ближе огромное сердце Печорского Комплекса.

Они начали осторожно спускаться по широкой деревянной лестнице. Майор внимательно следил за обстановкой справа, а Литве посматривал влево. Запальные огоньки их огнеметов отбрасывали деформированные и мерцающие тени, подсвечивая синевой лица и фигуры людей, которые пробирались сквозь эти катакомбы.

Майор поправил ремень огнемета на правом плече, и металлические части звякнули. Звук этот в окружении монолитного камня был отчетливо слышен, несмотря на то, что непрерывный вой сирен здесь, казалось, звучал со всех сторон. И тут же раздался другой звук, какого-то иного происхождения — отрывистый, почти кашляющий смех!

— Сзади нас? — майор резко обернулся, напряженно вглядываясь в окружавшую их тьму.

— Нет, — Литве ответил шепотом и, остановившись, пригнулся, — это где-то впереди... Так мне кажется.

— Трудно сказать, — заметил майор, дыхание которого заметно участилось. — Он может быть где угодно.

— Но он только один, — Литве начал дрожать, и вместе с ним задрожал и его голос, — а нас все-таки двое. Только, ради Бога, товарищ майор, давайте не будем расходиться!

Они повернули направо и пошли по деревянному настилу — созданная руками человека, хорошо знакомая дорожка в этом чуждом враждебном пейзаже. К самому сердцу каменной пещеры, где эхо их шагов стало звучать еще громче... Именно в этот момент тембр и частота воя сирен изменились, превратившись из цикличного бездумного завывания в крик предупреждения!

— Какого черта?.. — шепнул Литве.

— Это Лучов сообщает — что-то не так, — сказал майор. — Можно подумать, что мы этого не знаем!

Вновь раздался смех, и на этот раз не было никаких сомнений в том, где находится тот, кто издает его — позади них. Кроме того, он узнал голос, который, вне всяких сомнений, принадлежал Агурскому. То же самое, видимо, понял и Литве.

— Тварь выслеживает нас, — шепнул он.

— Давай найдем место для засады, — майор двинулся быстрее, направляясь к лестничной клетке, ведущей к центральной пещере. Теперь оставалось идти только туда, к самому центру.

Но до места назначения оставалось еще шагов тридцать, когда Литве схватил его за локоть.

— Смотрите, — простонал он.

Майор оглянулся. Из-за каких-то наплывов магмассы на дорожку выскользнула тень. Тень двигалась. Она приблизилась и стала совершать какие-то другие движения. И майор, и Литве уставились на кабели высокого напряжения, прикрепленные к стене магмассы. Кабель дергался: вместо того, чтобы провисать дугами между кронштейнами, он натянулся так, будто кто-то в один миг выбрал всю слабину. Еще до того, как они успели осознать значение происходящего, из-за того же наплыва магмассы раздался вопль боли и отчаяния. Тень на дорожке превратилась в фигуру, освещенную сияющей электрической дугой и потоком искр. И это была чудовищная фигура!

Неспособные двигаться, они замерли, продолжая наблюдать. Эта тень — единственная тень — начала раздваиваться. Раздался продолжительный треск, как будто кто-то раздирал брезент — это две половинки тени начали биться, чтобы оторваться друг от друга, и оторвались. Теперь их было двое: один, который походил на человека, и другой — размерами и формой напоминавший собаку, хотя это явно была не собака. Обе тени слегка отступили, слившись с тенью наплыва магмы, и в следующий момент вновь начали возиться с силовым кабелем. Вновь вспыхнула дуга, и вновь посыпались искры...

На этот раз свет погас!

Они отступили к шахте, ведущей вниз, к центральной пещере. Ноги под ними подгибались, но они заставляли себя идти. За спиной у них появился слабый отблеск света, освещавший их плечи: отраженный свет сферы, пробивавшийся через шахту. Однако деревянная дорожка, на которой они находились, лежала в потемках.

— Если он... оно... они идут за нами, — пробормотал Литве, — они пойдут вдоль дорожки.

Во рту у майора пересохло, в горле стоял комок, так что он ничего не мог ответить, но про себя согласился с этим предположением.

Оба они ошиблись. Существо из контейнера или, скорее, прошедший метаморфозы материал вампира, который жил в существе из контейнера — не погибший, но переселившийся в Агурского и теперь собиравшийся свести личные счеты с этой парочкой, — вовсе не собирался двигаться этим путем. Он пошел под деревянной дорожкой!

Почти у самой горловины шахты, там, где дорожка резко сворачивала налево и вновь превращалась в спускающуюся лестницу, существо нанесло удар. Что-то свернувшееся на перилах плотно обхватило Литве за пояс и потащило его, вопящего, через эти перила. Только что он был рядом с майором — и исчез. Взглянув вниз, майор увидел, что произошло с Литве. Да, это было существо из контейнера: теперь оно превратилось в огромную пиявку с присосками, которая впилась в лицо Литве и верхнюю часть его тела, словно какая-то мерзкая гигантская сосиска, обхватив многосуставными конечностями его тело, сокрушая его, как сокрушал бы своими многочисленными кольцами удав! А глаза на мерзкой морде существа, не мигая, уставились вверх, на майора, задыхавшегося и хрипевшего на дорожке.

Огнемет Литве со звоном отлетел в сторону; майор знал, что этому человеку уже пришел конец. Он поднял свое оружие и послал огненное копье в мерзкую тварь, которая торчала на поверхности магмассы. Крича от злобы и страха, он жег, жег, жег ее... Наконец центр факела пламени стал желтеть, зашипел, угас, а вслед за ним угас и запальный огонек на конце ствола.

И тогда вновь послышалось хихиканье Агурского, и майор сквозь дым увидел, как тот идет к нему. Он видел, как он приближается, удлиняется, как тянутся его руки...

Бросив ставшее бесполезным оружие, он побежал, спотыкаясь и падая, кубарем скатываясь по лестнице, в самый центр Комплекса, выбежав с нижней площадки на помост “колец Сатурна”. Агурский, плавно двигаясь, почти не отставая, неумолимо преследовал его. Оглянувшись, майор увидел монстра: безумно распахнутая пасть, кошмарные костяные кинжалы клыков, ходящих ходуном в пещере его пасти. Вскрикнув, майор побежал к ближайшей пушке системы Катушева.

— Ах ты, дерьмо! — вопил он.

Майор запрыгнул на платформу установки, скользнул в сидение стрелка и развернулся в направлении Агурского, плавными прыжками приближавшегося к нему. Но... он понятия не имел, как стреляют из этой пушки!

Раньше, чем Агурский успел добраться до него, он вы-, прыгнул из сидения и побежал по периметру кольца к порталу, через который открывался путь на дорожку, связывающую кольца со сферой. Напряжение было отключено, и ворота ограды стояли открытыми. Майор пробежал через них и достиг места, где доски настила были расцарапаны и обожжены. Врата оставались единственным открытым для него путем, но лучше уж было туда, чем...

Он остановился, как от удара, и вскинул руки, чтобы защититься от — от чего-то, во что не мог поверить... Он глядел на сферу, и глаза его расширялись и вылезали из орбит. Агурский тоже увидел это и тоже был поражен. Действительно, уже в течение некоторого времени за ними наблюдала пара глаз кого-то третьего.

Наверху, на командном пункте, Виктор Лучов решил, что больше уже нечего ждать, и щелкнул электроконтактором. Он открыл шлюзы ада — потому что он был обязан сделать это и потому что хотел помочь майору. Да, помочь ему, поскольку сейчас, обратив лицо к ближайшему телемонитору, он просил, умолял его сделать это.

Летучая смесь жидкостей рванулась по трубам, и форсунки начали распылять ее по всем помещениям Проекта. В пластиковых трубах забулькало. Тысячи литров жидкости полились в самое сердце Печорска и, соприкасаясь с воздухом, испарялись. Топливо из огромной цистерны, увлекаемое вниз собственным весом, быстро насытило своими парами Комплекс и начало проникать из шахты в центральную пещеру.

В пещере Агурский понял, что ему приходит конец, и, приблизившись к майору, потянулся к нему. Однако майора уже не беспокоил Агурский. И занимало его лишь Нечто, пробивавшееся через поверхность сферы в пульсации каких-то чудовищных зубов, клыков, через которые проглядывало искаженное, деформированное, кошмарное... лицо Карла Вотского!

Но это, конечно, не мог быть Вотский, который ушел в тот мир. Это было нечто совершенно иное, Оно уже наполовину вылезло, рассмотрело фигурки на дорожке, одним махом слизнуло их, а в следующий момент и само перестало существовать. Где-то смертоносные испарения наконец соприкоснулись с открытым огнем. В один миг через все помещения Проекта пробежала волна безудержной цепной реакции. Весь подземный город сдетонировал, взорвавшись, как гигантская бомба!

Виктор Лучов, задыхаясь, едва не теряя сознание от перенапряжения, выбрался через главные ворота на разгрузочную площадку ущелья, под холодный свет ночных звезд. Кто-то крикнул, предупредил его, и он успел отойти в сторону от гигантских ворот, которые через несколько секунд сорвались с направляющих и с грохотом отлетели в сторону. Из проема вырвался поток раскаленного воздуха и, ударив в поверхность воды искусственного озера, поднял вверх клубы пара.

Печорск более не существовал...

* * *

Наверное, со времен раннего детства, лет с восьми или девяти, Гарри Киф помнил одно особенно неприятное сновидение. Оно повторялось не раз, заставляя его пробуждаться по ночам. И даже сейчас оно не забывалось.

Он не мог сказать, откуда взялась его первичная идея. Возможно, из какой-нибудь старинной медицинской книги, возможно, из сознания кого-то из его давно умерших друзей, а может быть, даже это был проблеск ясновидения. Так или иначе, он помнил этот сон в деталях. Длинный зал с кирпичными стенами и тяжелыми деревянными столами, составленными в сплошной ряд. На последнем столе привязан распластанный на спине голодный человек; голова его крепко зажата между двумя досками, кожаный ремень, захлестывающий лоб, не дает откинуть голову назад; челюсти его насильственно раскрыты.

Он лежит там, тощий, как скелет, находится в сознании, грудь его тяжело вздымается, ноги и руки спутаны ремнями, а какие-то мужчины в длинных белых халатах и женщина с длинным кинжалом наблюдают за ним и, поджав губы, многозначительно кивают друг Другу. Потом эти мужчины (возможно, врачи?) остаются в стороне, а женщина с кинжалом кладет свое оружие на самый дальний от человека стол. Она выходит через изгибающийся аркой дверной проем, а потом возвращается с блюдом тухлой рыбы.

Картины эти были очень живыми: то, как она осторожно брала кусочек гнилой рыбы и водила им прямо перед лицом этого мужчины, как она мазала тухлятиной стол возле него, а потом мерно продвигалась вдоль столов, добросовестно рисуя полосу, идущую по всему ряду. В конце ряда столов стояла ширма, где она потом заняла свое место, усевшись с этим огромным ножом, и, совершенно спокойно прильнув к дырочке в ширме, ожидала дальнейшего развития событий. Он помнил, как ее глаза были прикованы к разинутому рту привязанного мужчины. Потом начиналась самая неприятная часть сна: когда из мужчины начинал вылезать солитер и его сегментированное ленточное тело дюйм за дюймом показывалось из дергающейся в конвульсиях глотки, покачиваясь, улавливая запах тухлой рыбы. Это существо было слепым, но по-своему сообразительным и обладавшим хорошим аппетитом; оно распластывалось на столе, водило головкой туда-сюда, постепенно продвигаясь вперед, и один за другим из задыхавшейся глотки человека появлялись снабженные крючками сегменты, вонзая крючки в плоть, стремясь выбраться наружу. Хотя человек этот умирал с голоду из-за жившего в нем червя, червь тоже голодал, потому что врачи не кормили человека пять или шесть дней!

Гарри слишком хорошо помнил этот сон.

Существо вначале растянулось во всю длину одного шестифутового стола, потом второго, третьего, и, казалось, шести столов будет недостаточно. Оно вытянулось уже на двадцать пять футов, когда наконец показался раздвоенный скорпионий хвост, который оставлял за собой след из слизи и крови. В этот момент один из врачей напрягся и потихоньку, по дюйму стал продвигаться вперед.

Мужчина на столе хрипел и давился; солитер тихо полз вперед, но стал продвигаться поживей, когда запах тухлой рыбы усилился. Женщина с кинжалом наготове поджидала его, губы ее приоткрылись, обнажив зубы в дикой ухмылке предвкушения...

Паразит добрался до тарелки и приподнял свою плоскую головку... Кинжал блеснул серебром в умелых руках женщины, рассек мягкую хитиновую оболочку и примитивные внутренности существа... Врач прихлопнул ладонью рот мужчины, не давая отчаянно извивавшимся останкам червя забраться обратно в него... На этом моменте Гарри непременно пробуждался с криком.

Сейчас он пришел в себя, услышав, что сидящая напротив него за столом в своем замке леди Карен задает ему какой-то вопрос. Он надеялся, что ему удалось прикрыть от нее ткань своего сознания и она не смогла прочитать живые воспоминания, которые запечатлелись у него в памяти.

— Простите, я задумался. Что вы сказали?

— Я сказала, — повторила она с улыбкой, — что вы являетесь моим гостем в течение трех ночей и вскоре настанет четвертая, но до сих пор не сообщили мне, зачем вы пришли — пришли по собственной воле — в мой замок.

"Ради своего сына”.

— Потому что в трудный момент вы оказались другом Обитателя, — солгал он, скрыв свой внутренний голос, — и потому что я очень любопытен и хотел осмотреть ваш замок. — “И кроме того, потому что, если я смогу исцелить тебя, я смогу исцелить его”.

Она пожала плечами.

— Но вы уже осмотрели мой замок, Гарри. Вы осмотрели его практически весь. Остались некоторые вещи, которые я не стала вам показывать, потому что вы нашли бы их... неприятными. Но все остальное вы уже видели. Так что же вас удерживает здесь? Вы не желаете есть мою еду и даже пить мою воду. Здесь, собственно, нет ничего для вас, за исключением, пожалуй, опасности.

— Вашего вампира? — приподнял он брови.

«Твоего солитера, который вцепился в твое сердце, в твои внутренности и в твой мозг?»

— Конечно... Хотя я больше не считаю его “своим вампиром”. Мы являемся единым целым. — Она рассмеялась, но невесело, а за ее сверкающими зубами мелькнул змеиный язык. Глаза ее были обычного темно-алого цвета. — Да, я долго боролась с ним, но в конце концов это оказалось бесполезным. Поворотным пунктом стала битва в саду Обитателя, когда я поняла, что он сдался и смирился с тем, что я такова, какая есть. Была битва, была сила, была кровь. Осторожно выжидавший и до сих пор наблюдавший, он проснулся и развернулся во всю мощь. Но я не должна так думать, поскольку теперь мы представляем собой единое существо. И я стала настоящей Вамфири.

— Вы меня предупреждаете? — спросил он. Она отвела взгляд в сторону, беспокойно встряхнула головой и вновь поглядела на него.

— Я просто говорю, что вам, пожалуй, было бы лучше уйти. Возможно, вы действительно отец Обитателя, но вы невинны, Гарри Киф. А здесь не место для невинности.

«Я — невинен?»

— Когда я уснул в своей комнате, — сказал он, — мне снилось, что я сижу у окна и смотрю, как перед закатом солнце золотит дальние пики гор. И вдруг я неожиданно проснулся” так как мне показалось, что вы стояли возле меня.

— Да, стояла, — вздохнула она. — Гарри, я хотела вас. “Меня? Или моей крови?"

— Каким образом?

— Любым. Это тело принадлежит женщине, и у него женские желания. Но я — Вамфири, и у меня желания вампиров.

— Вам не обязательно пить кровь.

— Это не так. Кровь — это жизнь.

— Тогда к этому времени вы должны были уже умереть или лишиться сил, потому что вы ничего не ели. Не ели ничего, пока я находился здесь.

Сам он ел в саду, путешествуя туда и обратно через бесконечность Мёбиуса, но все это скорее следовало назвать перекусыванием на ходу, чем едой, так как он не хотел терять ее из виду, не хотел упустить... чего-нибудь.

Когда она вновь заговорила, голос ее был холоден.

— Гарри, если вы настойчиво желаете остаться... я не могу нести за это ответственность.

Прежде чем он успел ответить, она встала и выскользнула из огромного зала, исчезнув с гордым видом. Раньше Гарри не следил за ней и не пытался шпионить, но должно было настать время и для этого, и он понял, что оно настало.

— Куда она идет? — спросил он давно мертвых хрящевидных существ, останки которых украшали замок.

Резная кость на перилах лестницы, ведущей с верхних уровней, ответила ему:

— Она спускается в свою кладовую, Гарри. Ее рука и сейчас лежит на мне.

— В кладовую?

— Туда, где, как и покойный Драмал Прокаженный, она хранит несколько полуживых трогов.

— Она сказала мне, что освободила всех своих трогов, отослала их по домам.

— Но не этих, — ответили перила, которые когда-то были тротом. — Этих держат для того, чтобы превращать во что-нибудь, а во время осады их едят.

Гарри спустился на три уровня ниже, увидел, как Карен плавно проплывает в темный проем дверной ниши, и последовал за ней. Она активизировала какого-то трога, достав его из кокона. Гарри оставался в тени, не выдавая себя мыслями. Он наблюдал за тем, как Карен раскладывала трога на столе. Существо это едва ворочалось, не вполне проснувшись. Оно покорно распласталось, с готовностью откинув свою безобразную доисторическую голову.

Она открывала рот... разевала пасть! Кровь обагряла ее десны, стекая с серповидных клыков, впивавшихся в судорожно пульсирующую гортань бедного существа. Нос ее сжался, расплющился, а глаза в сумеречном освещении светились, как рубины.

— Карен! — воскликнул Гарри.

Она отпрянула от стола, зашипела, послала ему длинное и цветастое проклятие, а затем, в ярости пролетев мимо него, исчезла. Больше откладывать было уже нельзя; твердо зная, что ему придется сделать, Гарри вновь отправился в сад...

* * *

Он поймал ее в ловушку на рассвете, когда она спала в своей комнате без окон. Он набросил на дверь серебряные цепи, оставив ее приоткрытой на четыре-пять дюймов, и расставил горшки со свежими побегами чесночного корня, от запаха которого подташнивало даже его самого. Именно этот запах разбудил ее, и она воскликнула:

— Гарри, что ты сделал?

— успокойся, — отозвался он уже из коридора, — тебе ничего не удастся предпринять.

— Неужели! — воскликнула она, в ярости заметавшись по комнате. — Ты так думаешь? — и она послала команду своему боевому зверю: “Явись сюда и освободи меня!”. Но ответа не последовало.

— Он сожжен, — сообщил ей Гарри. — А трогов, которые находились в твоей продовольственной кладовой, я привел в себя, и они бежали. То несчастное чудовище, которое подавало на верхние этажи воду, умерло от яда, которым я отравил твои колодцы. Твои газовые звери тоже погибли, отравившись собственными выделениями. Теперь здесь осталась только ты одна.

Тогда она стала рыдать и умолять его:

— А что ты сделаешь со мной? Меня ты тоже сожжешь?

Он ушел, ничего не ответив...

* * *

Он регулярно являлся к ней каждые три-четыре часа, проверяя цепи на двери и поливая растения в горшках, но не показываясь ей на глаза. Иногда она спала и стонала, погруженная в кошмарные сновидения, а иногда бодрствовала, злобствуя и изрыгая проклятия. За все это время — Гарри лишь один раз остался ночевать в замке и, проснувшись, обнаружил себя у двери ее комнаты, куда его призвала Карен! Это только укрепило его решимость.

В другой раз она предстала перед ним совершенно обнаженной и стала говорить, как она любит его, хочет его, как он ей нужен. Он, однако, знал, что ей нужно на самом деле. Не обращая внимания на ее похотливые, соблазняющие жесты, он удалился.

Пришло и ушло еще пять дней, и Карен впала в бред с галлюцинациями. Когда же вновь наступила ночь, она уснула и разбудить ее было невозможно. Настало время...

Гарри убрал из комнаты чесночный корень, но оставил цепи на двери. Как и раньше, дверь лишь слегка приоткрывалась. Потом он отправился в сад, где зарезал поросенка, слив его кровь в золотой сосуд. Он проложил тонкий кровавый след от двери комнаты Карен в большой зал, в центре которого поставил на пол этот сосуд. Бедное существо лежало в нем, купаясь в собственной крови, почти покрытое ею.

А потом Гарри стал ждать, укрывшись в тени, соблюдая полную тишину и контролируя свои мысли. Все обстояло так, как в его старом сновидении, только хуже. На этот раз он действительно находился здесь и наносить удар кинжалом предстояло ему. Правда, это был не кинжал.

Наконец вампир покинул Карен (как именно — Гарри не знал, да и не хотел знать) и начал продвигаться по кровавому следу. Покачивая головкой из стороны в сторону, он прокрался в зал и начал осторожно подбираться к сосуду. Это было нечто вроде вытянутой пиявки с морщинистым телом, с головой кобры, слепое, усеянное множеством крючков. А кроме того, на его пульсирующем брюшке было видно множество острых сосков.

Почуяв кровь, оно стало продвигаться быстрее... А потом оно почуяло Гарри! Оно стало поспешно отступать, сжимаясь и скрючиваясь, как слепозмейка. Гарри скользнул в бесконечность Мёбиуса и вышел из нее вновь у двери, которая вела в комнату Карен. Ковылявший к ней вампир заметил его, но было слишком поздно. Гарри навел ствол огнемета и нажал на спусковой крючок. Умирая, существо выбрасывало из себя яйца — множество яиц — которые, подпрыгивая и вибрируя, катились к нему. Мокрый от пота, но холодный внутри, Гарри сжег их дотла. Он сжигал их, пока от всего этого не остался лишь мерзкий запах и крики. Крики Карен...

* * *

Полностью вымотанный, Гарри спал. Он спал в замке, поскольку теперь здесь было нечего бояться. Ему снилось, что Карен стоит возле него в белой ночной рубашке — в той самой, в которой она соблазняла лордов Вамфири — и объясняет ему, почему он самый ничтожный из всех мужчин. Его победа оказалась пирровой. До этого она была Вамфири, а теперь стала пустой оболочкой. Он считал, что одержал победу, но на самом деле — проиграл. Тот, кто единожды познал силу, свободу и мощь эмоций вампира... Как он сможет жить без этого? Она сказала ему, что жалеет его, потому что понимает, зачем он все это сделал... И сделал без толку. А потом она попрощалась с ним.