Автодидактика

священного и святого. В любой игре, которая предлагается наиболее культурными людьми, вы как обязательный элемент найдете священный серьез, но в дивертисментах, в развлечениях, как когда-то, простите, говорили, черни, вы его не найдете. В них будут представлены витальные, организменные стремления к чему-то такому, что совершенно не приоритетно у серьезных людей. Это не значит, что человек избавлен от эмоций, он переосмысливает их по той схеме, которую мы уже обсуждали с вами в связи с семью излучениями, открытыми в Калифорнии Мейнсфил-дом Крайнзом. Человек культурный потому и становится культурным, что у него очень много ассоциаций, отобранных ему подобными. И в этой связи, конечно, мы совершенно правы, когда говорим о некой породистости. Речь идет, конечно же, не о кровной породистости, и даже не о генофонде, хотя это, безусловно, тоже присутствует. Но я не хотел бы ставить на этом акцент - Ломоносов, например, не был представителем породистых в интеллигентном отношении людей, но тем не менее стал величайшим интеллигентом. Речь идет о другом, об усвоении тех клише, которые человек может усвоить, а может и не усвоить. И опять -через ассоциирование. Поэтому, говоря об "иге" и о "религии", о "йоге" и об обыкновенном мнемоническом правиле - всегда бери два образа, не превращай один в другой, пусть они останутся отдельными, совершая какое-то смешное, парадоксальное, случайное, факультативное, чудаческое, ненормальное, из ряда вон выходящее действие, - мы добьемся запоминания.
      Но мы-то добивались не этого, останавливая наше внимание на связывании, мы хотели, чтобы появилась какая-то оригинальная мысль, ибо "гений парадоксов друг", и побочности неслучайно появляются... случайно. Вам известно знаменитое, очень затасканное определение случайности как неосознанной детерминированности. предопределенности. И это проявляется в данном случае, когда у нас в процессе таких якобы трат времени сочиняются сами собой колоссальные, очень нужные по специальности, концепции, изобретаются лампочки: сначала в предмышлении, а потом формализуясь то ли в слово, то ли в цвет из краски-грязи. Вот какие перед нами возникают сейчас задачи - пользоваться ассоциированием на высочайшем уровне. Мы должны путешествовать на уровне вхождения в культуру по диахронической вертикали так часто, чтобы в конце концов путешествие в исторические глубины вдруг оказалось в ощущении путешествием в сегодняшнее - это будет великим достижением каждого из нас, потому что именно в этом ощущении заключается критериальность, определительность культуры в человеке. Правда, есть фраза, за которую многие прячутся: "Он культурен внутренне". Вы прекрасно знаете, наверное, что такое внутренняя культура, что такое деликатность, которая бывает обыкновенно у необразованного человека гораздо чаще, чем, к сожалению, у академиков и некоторых политических деятелей. Но есть еще и образованность, есть еще и доведение себя до того высокого состояния, которое не покидает тебя никогда, состояния поэтического, состояния вечного романтика, вечного познающего. И проще всего прийти к этому высокому пожизненному состоянию, конечно же, через ассоциативность.
      "Schlaft ein Lied in alien Dmgen", - говорил великий романтик Йозеф Эйхендорф: "Песня спит во всякой вещи". И в заключение первой части нашей лекции сегодня - еще об одной "песне". Вы помните, был такой китайский художник, имя которого из-за отсутствия мягкого "ц" приходится по-русски произносить как Ци Байши, на самом же деле он - Тси Байши, с мягким "ц". Когда я буду читать стихотворение, произнесу на китайский манер:
      Пел чистый звон цикады Тси Байши и целился, как целятся из лука, назад одну отодвигая руку и дальше жил на медные гроши.
      Он как бы делал больше небольших и кисть учил рачительной науке: великий смысл искать в пустячной штуке, грозы исток распознавать в тиши.
      Он находил приметы в неприметном и, сущности приравнивая к метам, в них попадал оттенком и чертой,
      и дальше жить могло опять живое, когда он метко, словно добрый воин, ему дарил бессмертье красотой.
      Ассоциирование и медленное чтение. Что такое медленное чтение9 Я думаю, что размышления о медленном чтении немудрено найти у наших религиозных философов. Василий Васильевич Розанов очень интересно заметил: "Быстро писать - это все равно что мертвописать", Мертвочитанием мы можем назвать по аналогии чтение которое очень часто встречается, к сожалению, сегодня. Люди, которые прочитывают, ничего не помня, скользили по поверхности сюжета даже великого произведения, так ни разу и не углубившись в нечто гораздо более важное, нежели фабула. сюжет, - в то состояние; которое является сущностью произведения, в тот трагизм, который обязательно должен крыться за ним, ибо все. что творится по-настоящему, обязательно носит оттенок трагизма. Это закон, и не я его открыл, так уж получилось. в таких обстоятельствах мы живем, в обстоятельствах предложенных - и никуда не денешься. Только медленное чтение соответствует тому, что мы называем трагизмом, только медленно можно воспринять, например. Пятую симфонию Бетховена. Представьте, что мы поставили ее в пять раз быстрее? Это будет профанация состояния, которое великий композитор хотел вызвать у слушателя.
      Вывод, безусловно, из всех этих примеров простой: быстро читать - очень здорово, когда мы пользуемся так называемой "информацией", не несущей в себе эмоциональной нагрузки, не вызывающей в нас высоких состояний. Естественно, что абсолютно любое столкновение с бытием всегда может быть двойным. Бытовым событиям и бытовому событийному ряду вообще нужно придавать совершенно иной характер. Так было, например, у Блока, у Китса. у Суинберна и так далее. Те вещи, которые кажутся оторванными от повседневья, рождаются в нем. как и песни; которые, по Эйхендорфу, находятся в быту, в вещах, бытийст-вуя рядом, и могут быть переосмыслены как в сторону позитивного, так и негативного. Нас интересует позитивное переосмысление знаков вещей, жизненного текста и т. д. Читая медленно, мы.. безусловно, всё абсолютно проговариваем. Я очень рад определению письменного текста как текста, который обязательно проговаривается. Медленное чтение прежде всего вырабатывается тогда, когда я слежу за появлением ассоциаций. Предмышление должно быть всегда наполнено услеживаемыми, поднадзорными событиями. Если у меня появляется желание, я должен смотреть на них. я должен уметь сочинять сколько угодно вариаций, продумать сколько угодно вариантов, зная точно, что в действительности количество этих вариантов неисчерпаемо, как неисчерпаема Вселенная. Это единственное, пожалуй, свойство Вселенной, которое дано нам в ощущении. Медленное чтение вводит в материал. который предлагает эта Вселенная, по-настоящему, а она предлагает его как раз, кстати, говоря и буквально, в виде письменных документов.
      Конечно медленное чтение и чтение вообще двояко. Это помимо всего прочего, есть герменевтические усилия по истолкованию текста Бытия вообще. Когда у нас есть что ассоциировать и когда мы можем ассоциировать много, наблюдать этот процесс становится невероятно интересно. Но многие ребята пытаются писать стихотворения, задыхаясь от недостатка слов. А за словами. безусловно стоят понятия, за понятиями - состояния. За состояниями - целая культура или фрагмент ее. Поэтому, чтобы научить человека не быть несчастным нужно, естественно, начинать в обратном порядке: это - фрагмент культуры- в нем существуют состояния, эти состояния рождают образы, образы рождают символ рекурсивно по отношению к той точке, к тому положению. в котором находится наш бедный отрок. А беден он потому, что часто даже не понимает одних слов мало. У нас есть очень много сочиняющих квазимудрые стихи, квазипоэмы со словами, за которыми ничего нет.
      Те усилия, которые мы начнем осуществлять в самые ближайшие времена, будут связаны прежде всего с медленным чтением и с культурой движения, которая вырабатывается медленным чтением. Нам абсолютно некуда спешить перед нами вечность. У нас очень мало информации, которая достойна внимания, но есть определенные тексты, очень хорошо проверенные уже, которые надо перечитывать в течение всей жизни. Один из них - Библия, Книга Книг. Я думаю, что читать Библию не заказано на нескольких языках. Её можно читать по-немецки, по-французски, по-английски. И эта работа, работа ума, работа сердца может производиться психически нормальным, воспитанным, умным человеком только медленно. Я встречал некоторых оригиналов, которые проглатывали Библию за ночь. Думаю, что один из параметров, которые я привел выше, у них нарушен.
      Итак, мы только тогда будем поступать правильно, когда, воспроизводя текст, соотнесем содержание с быстротой и легковесностью нашего поведения. Есть вещи, которые можно сделать только очень кропотливо, есть вещи, которые можно вообще не делать. Если сегодня мы занимаемся культурой движения речевого аппарата и ассоциированием. мы должны понять, что внутри нас бессознательно непрерывно происходит нечто вроде обменной операции или бартерной сделки. Каждое движение мы осознанно делаем при повторе другим, и вы заметили уже, что благодаря тем подходам, которые намечены, мы невольно обладаем одной замечательнейшей эмоцией - интересом к повтору. Инерция повтора уже готова у нас, нам хочется повторять, следовательно, хочется совершенствовать. А когда ты осознаешь, что повтор все время другой и этот осознанно измененный повтор дает естественный прирост в умении, у тебя появляется состояние; которое мы называем эйфорией. Чтобы эта эйфория не была оторвана от действительности и не превратилась, например, в мечтательность а может получиться и так, необходимо, в основном, заниматься только смыслами, которые воспроизведены. Помните, я вскользь говорил о том, что семантикой можно заниматься через одну или две сотых секунды, то есть основное содержание нашей работы -поиск семантики, но если мы не определили "цветную грязь' если мы не определили материал, нам нечего заниматься семантикой. Ложная постановка семантики перед морфологизаиией, перед самим ощущением часто приводит к нулевому результату. Этот нулевой результат дает знать о себе очень быстро, потому что образуется скука. Мы ничем не можем манипулировать, если не притронулись, если не увидели, если не восприняли материал, если не пошли полипептиды и не клястеризовались в первичных точках сенсорных входов.
      Вы можете воскликнуть: какая разница, как это называется -полипептиды, сенсорные входы, клястеры? Разницы никакой нет, важно научиться читать медленно, научиться смотреть в сотню словарей и не спешить при этом, зная, что ты читаешь такой фрагмент, который будешь перечитывать потом всегда. Но разница между тем, что я Библию читал или я Библию не читал - огромная. Вы читали, а я не читал, читаю ее постоянно и никак не могу прочесть. Может, я ее читал, даже несколько раз читал, десятки раз перечитывал, но не прочел вот в чем все дело. Никогда нельзя считать великое произведение прочитанным - это закон. Это закон, конечно, в автодидактике, к сожалению, в Конституции он не принят. Шедевры нужно читать и перечитывать, шедевры нужно делать необходимостью, а не тем, чем делает сноб, отмечая птичкой в виде документально оформленного как прочитанное -"проработано"- От духовного бюрократизма не избавишься, переименовав школу в лицей или гимназию, это абсолютно ничего не даст, может быть, даже наоборот - даст, но плохое, потому что вместе с названием возрождаются многие автоматически привнесенные приемы, которые нам совершенно не нужны, приемы отсталые, плохие. В конце концов, гимназия славилась тем, что там зубрили, и также далеко не блистало высшее образование тех времен. Оно держалось на Галичах - современниках Пушкина - и Грановских. Это были личностные достижения.
      ...Видите, как можно применять ассоциативный метод для того, чтобы активизировать историзм мышления? Если вы достигнете того, что сидя наедине с собой сможете взять лист бумаги и составить кастальскую игру - вспомните "Glasperlenspiel", "Игру в бисер" Германа Гессе, - вы почувствуете, что всемогущи относительно скуки, вам никогда не может быть скучно, потому что в вас заработала диахроническая ассоциативность. И в настоящее время, на этом синхроническом уровне ассоциирования есть чем заняться. Но ассоциируя в глубину, я становлюсь глубже - и это самое первое условие для того, чтобы я научился медленно читать. Технология медленного чтения, следовательное, связана с глубинным диахроническим ассоциированием.
      А теперь давайте представим, что мы ничего не знаем: ни букв, ни их произношения, ни истории, которую мы, конечно, учили в каком-то куцем виде. Что нам делать? Первое - обзавестись справочниками. Какой-то справочник можно уже купить на иностранном языке, какой-то - на русском, какой-то - на украинском, какой-то - на любом другом известном вам или на том, который вы только собираетесь учить. Готовиться нужно сегодня, покупая, если есть материальная или какая-то иная возможность. Покупать сейчас можно много книг, но приоритетны прежде всего те, в которых содержится "вспомоществование" по той или иной интересующей или не интересующей пока, но интересной в потенции, проблеме. "Everyman's English Pronouncing Dictionary", "Английский словарь произношений", например. В нем нет ни одного перевода, но зато есть указания, как произносить. Читая такую книгу по-английски, вы очень быстро научитесь определять очень многие, пока неизвестные вам, слова, потому что подсознание все равно работает, и наша собственная личность, спрятанная пол уровнем осознанности как айсберг, поможет приобрести вдобавок к хорошим манерам в культуре движений еще и правила, которые порождаются практикой. И я сделаю вывод, я почувствую, я, даже не формулируя, уже приобрету какие-то навыки чтения. И это довольно быстро происходит, если ты подошел к этому спортивно, тренируясь каждый день по-разному, так, как учился бы фигурному катанию. Поэтому, желая стать интеллигентным человеком, я обязательно должен двигаться, только движение, доброе движение к воспитанному мастерству создаст повышенные возможности в борьбе с ленью.
      Теперь разберем предметно правила медленного чтения, предварительно отдав себе отчет в том, что нас наиболее утомляет. Помните, мы говорили о том, что естественный мозг человека в архетипе, то есть присущий животному миру вообще, - мозг право-полушарный. Правое полушарие присутствует у животных и слева, то есть у животных два "правых", два образных полушария, где происходят процессы, аналогичные нашим. Медленное чтение может быть наименее утомительным только тогда, когда я пользуюсь правильными настройками мозга, когда я часто меняю материал. Значит, процессы утомления бывают прежде всего вегетативными, которые связаны с правильными или неправильными настройками, с утомлением нейронных путей. И эти чисто физиологические вегетативные утомления очень просто ликвидируются при помощи так называемого отдыха, который, конечно же, должен быть активным и который мы можем получить, только меняя объекты. Иногда и это не помогает, если утомление слишком большое. Я люблю вспоминать здесь знаменитый опыт Л. Гальвани, когда лягушка раздражается током и че рез некоторое время перестает дергаться, потому что просто устала.
      Другой тип утомления - психический - связан с культурой человека, когда у него самоорганизовалось состояние, известное с древних времен под названием tedium vitae. усталость от жизни. В той или иной форме tedium vitae в неограниченном количестве присутствует в нашем довольно-таки астенизированном обществе. Мы устаем, мы устаем в силу того, что живем негармонизированно, в силу того. что наши отношения обеднены, наши контакты не многогранны и множественность наших отношении отсутствует. И именно это отсутствие не дает развернуться психически, человек чувствует скуку. Умение развлекаться в серьезном труде - самое первое условие долголетия, потому что неглубокое развлечение само по себе, в принципе, является тем, что травмирует его душу и психику. Он должен полностью отдаваться игре в футбол, если играет в футбсл, он должен влюбиться в дело. которое делает.
      Итак. мы организовали рабочее место, у нас есть справочники, у нас есть, наконец, энциклопедии или, на худой конец, можно воспользоваться библиотекой. Каким должен быть темп работы9 Медленное чтение - действительно чтение медленное но это не значит, что темп работы должен быть медленным. Я могу привести пример из деятельности академика Льва Владимировича Щербы. когда он одну строфу Дж. Байрона, разбирал в течение целого семестра, толкуя ее так и эдак, привлекая по ассоциации тот или иной материал. Возьмите; например, строку из "Песни о вещем Олеге" А. С. Пушкина: "Как ныне сбирается вещий Олег отметить неразумным хазарам"... Человек, читающий только фабулу моментально удовольствуется тем, что прочитал: сейчас будет что-то интересное, Олег собирается мстить, кому? - хазарам, отлично! Человек же пытливый, обучаясь медленному чтению, организует движение образов - видите, мы подбираемся уже к культуре образов, к гештальтным движениям, - он обязательно пойнтере суется хазарами, посмотрит, что такое "вещий", узнает, может. в сотый раз в другом дополнительном справочнике, когда жил Олег, то есть будет общаться с шедевром по-настоящему, стараясь понимать его адекватно. Это и есть конкретизация пути к духовности, ибо вся духовность состоит из смыслов, которые обработаны морфологически, то есть с точки зрения на материал, в котором они живут. А у нас почему-то считается, что на материал можно не обращать внимания, тем более - мы же не формалисты какие-нибудь. - что со времен великих постановлений небезызвестной эпохи в нас сидит негативное отношение ко всякого рода формалистам. Помните формалиста Дмитрия Шостаковича, да-да, того самого, гениального Шостаковича, композитора? Я говорю об этом с такой горечью, потому что многие даже не подозревают, насколько глубоко живут и процветают в нас частицы того общественного сознания, которое уже вроде бы ушло с политической и социальной сцены, которое как бы отменили. Но все не бывает, к сожалению, так просто, никогда не было и не будет, поэтому сейчас необходимо понять, что те поступки, которые мы совершаем сегодня, должны вызвать интеграцию всего нашего поведения с обязательным переосмыслением абсолютно всех прежних мыслей, которые мы тащим за собой, как хвост кометы, и относиться к которым нельзя автоматически.
      Медленное чтение, конечно, нужно проводить по определенному репертуарному списку, который я предлагаю на первый случай. Можно взять, например. Библию, взять Евангелия, взять параллельные Евангелия на немецком, французском и английском языке. Читая параллельно, мы не сможем не достичь успеха, потому что наша работа будет комплексной, потому что мы будем заниматься пересмотром взглядов, работая над смыслом фактически. Необходимо морфологизировать, необходимо подходить к делу, к духовности, исходя из материала, в который духовность облекается. И это облачение духовности в данном случае становится физическим, не отменяя, конечно же, некоторой метафизичности, которой мы достигаем через состояния. Но попробуйте все перевернуть в обратную сторону, и у вас ничего не получится. Я восхищался всю жизнь, особенно в молодости, удивительным реализмом метафизических писателей-идеалистов и теологов. Современные религиозные теологи-герменевтики точны и реалистичны необыкновенно. Если вы возьмете сейчас именно такую литературу, по-настоящему разбирающую некоторые ранее запрещенные у нас темы, вы, пользуясь приемами медленного чтения, многое пересмотрите довольно плодотворно и получите еще один заряд на новую дополнительную жизнь, вдруг осознав на телесном уровне, через эмотивность, что переосмысление ставит цель, которую мы должны достичь, а эта цель есть, конечно же, новое раскрытие смыслов. Значит, если я как бы морфологически, на уровне конкретных книг, на уровне конкретных знаков, сравнивая их друг с другом, решаю какую-то смысловую задачу, я продлеваю себе жизнь. Иначе жизнь можно продлить с трудом, этот путь, во главе угла которого стоит движение, самый короткий, он соединяется, конечно, и с физической работой, и с различными другими типами движений.
      И еще одно. В своих метафизических и умозрительных построениях мы исходим из тех постулатов и теорем, которые породил ум одного из величайших крайних рационалистов всех времен
      Баруха Спинозы. Поэтому давайте развернемся широко, используя мысли таких рационалистов, как Барух Спиноза, как современные: рационалисты и различные другие мыслители, которые через кибернетику пытаются объяснить сущность человеческого разума, не отвергая вместе с тем и поэтические и метафизические работы Елены Петровны Блаватской или Елены Ивановны Рерих, для того чтобы гармонизировать мышление в обучении по-настоящему. Самое страшное, наверное, заключается сегодня в том, что люди так или иначе становятся однобокими в тот момент, когда настало Время Нежности и время плюрализма, а плюрализм не может существовать без нежности, хотя нет такой "весовой" функции, которая, казалось бы, определила ее. Соединение рационализма с иррациональной любовью и нежностью - одна из задач автодидактики, которая, наверное, понравится каждому из нас. И медленное чтение, на мой взгляд, должно служить тому, чтобы у тебя появилось еще одно великое состояние. Поэтому для медленного чтения мы отбираем, естественно, шедевры. Почему я начал с Библии? Потому что никто не станет спорить, что это не шедевр, даже великий пролетарский писатель Максим Горький говорил, что Библия - самое гениальное произведение, когда-либо созданное человечеством в области литературы. Правда, как-то странно получилось, что мы не имели доступа к этому самому гениальному сочинению столь длительное время.
      Потом мы с вами обсудим, какие книги нужно иметь на первый случай и где их, кстати, покупать. Учтите, их не очень много. Меня угнетает распространенное заблуждение, что у нас избы-ток^ионформации. Как же так? Нам не хватает высоких состояний, значит, у нас информационный голод. Нам крайне необходимо сейчас начитаться, насмотреться, наслышаться такого, что помогло бы создать тезаурус высоких состояний. И это нужно делать обязательно в соединении с очень интересным социологическим действием воспитанием детей. Мы стали слишком практичными, прагматичными людьми. Мы испытываем избыток переживаний по поводу чепухи. Тем более, что, оказывается, быть практичным не очень практично. Мы, собственно, это и доказали, строя "светлое" будущее по законам прагматики и потерпев фиаско. Не прошло и семидесяти лет, как мы убедились, что бездуховность и слишком большая практичность - планы, удовлетворение растущих материальных потребностей - привели нас к удивительным, парадоксальным результатам.
      Итак, наши занятия медленным чтением имеют очень интересный политический, социальный, духовный и даже терапевтический умысел. Мы научимся, когда сможем читать медленно, тому удивительному способу работы с текстом, когда текст дарит энергию. Нам подарит свою энергию ассоциативность, которая будет идти рядом в этом же канале. Поэтому работа с шедеврами, с великой поэзией, с великой философией, с великими мыслителями так же необходима, как необходима вода, как необходим воздух, ибо высокие состояния - такое же питание для души, как еда для физического организма. Душа нуждается в ежедневном питании. Она может захиреть от голода. И если мы о ней забыли, то сегодня, надеюсь, наконец, вспомнили? Отсюда, от души, начинается путь к культуре движения, потому что, в принципе, мы не можем сделать навыка, если у нас нет макродвижения. Для того, чтобы научиться читать медленно, нужно поместить себя в поток великих идей. А значит, немного стать романтиком. И тогда все получится практично. Монтеневская заповедь проверена веками, по ней жили очень многие люди: "II faut avoir un peu de folie". Нам не помешает быть чуть-чуть "сумасшедшими" - тогда все станет на место. А у людей "несумасшедших", сухих и практичных очень часто "болит печень", они скучны и чаще всего бесполезны для общества. Или, во всяком случае, не так полезны, как могли бы быть.
      Расширение кругозора - выражение довольно банальное, но то, что за ним стоит, невероятно важно как для существа виталь-ного, так и для существа духовного. Расширение кругозора связано с завоеванием смыслов. Ассоциирование и тезаурус состояний, разобранные нами, дадут возможность, наконец, работать по-настоящему над расширением кругозора.
      Язык - это серия ассоциаций, это постоянное, константное ассоциирование всеми носителями языка в своих речевых единицах. Ассоциирование между этими единицами создает речевой поток. Даже самый неразвитой человек, говорящий на каком-то языке, все равно ассоциирует, что-то сплетая. Мы все находимся в семантических сетях. Мы все находимся внутри коллективного бессознательного, образуемого в значительной мере за счет этих словесных сплетений, при условии что мы рассматриваем язык как огромное стихотворение, поднимая его на самый высокий уровень, как вечно незаконченное произведение, ибо оживая от употребления, он тут же становится незаконченным. Возьмите для примера древнегреческий или латынь. Они выпали из сферы широкого обихода, но как только оказываются в узусе, происходит нечто удивительное - они длятся, продолжаются, меняется их произношение, меняется нечто необъяснимое, продолжая с изменением жизнь. Языки - огромные поэмы, огромные стихи. Такое отношение к языку, заметьте, способно создать состояние. Ощущение языка как огромного стихотворения вызывает психологическую позу. И это состояние очень полезно - мысль, которую мы воспринимаем эмотивно, является очень продуктивной. Такие мысли человек может сочинять сам, если будет находить их в чужой формулировке. Работать в этом направлении нужно в состоянии постоянной эвристичности - в "позе грибника". Мы можем "математизировать" нашу основную психологическую позу, не просто сказав: "Ищи выражение на эту тему", - а увлекшись чем-то, работая на уровне чувствомысли и состояния. Через состояние, от состояния отталкиваться гораздо легче. Состояние никогда не допустит утомления, и твоя спонтанная логика начнет работать параллельно с аристотелевой. Ты увидишь свою плюралистич-ность и многосоставность - а это уже великое дело по пути к творчеству.
      Мышление, если мы стремимся к креативности, к творчеству, должно быть парадоксальным, потому что только парадоксальное мышление может позволить выйти, как того требует теоретик творческого мышления Д. Б. Богоявленская, за пределы известного. Парадоксально столкнув два понятия, не прибавляя нового объекта, мы получаем практически новый объект, а значит -творческий результат. Здесь опять очень важно не улететь в космос имажинерства, в маниловщину, поэтому обязательно нужно фиксировать свою работу в знаках, вести записи и делать это безотлагательно. Дневник самонаблюдений, который может быть страшно беден важен самим фактом обращения к самому себе. Пусть на его обложке не будет золотыми буквами написано "Дневник"., пусть это будут обыкновенные листочки. Но на этих листочках необходимо сфокусировать, определить, сделать морфологическим, воплотить в знаках, чтобы другой тоже мог понять, нечто, побывшее в ощущении. Пусть на первый случай этим другим будете вы, ставшие другими, - мы уже через минуту другие, тем более когда работаем усиленно.
      Радость открытия - великая радость. Мышление в собственном соку не варится. Но мы, работая с мышлением, можем считать его источником знания. Мы всегда работаем таким образом, что создаем из известного новое. В таком смысле мы и являемся микродемиургами, микробогами. Конечно, это надо воспринимать иронически, но то, что мы действительно как ремесленники ваяем новое - безусловно. Возможность только тогда становится реальной, когда мы к нашему фантазерству добавляем известную долю здравого смысла, хотя здравый смысл и парадоксальность, непрерывно конфронтируя между собой, составляют основное противоречие творчества. Граница между парадоксом и китчем очень тонкая. Определение ее связано, конечно же, со вкусом. Если у вас накопится большой ассоциативный опыт, разовьется богатая ассоциативность, то, естественно, появится и более утонченный вкус.
      Мышление как игровой элемент. Мы не овладеем мышлением, если не рассмотрим его таким образом. Мышление человека в педагогическом преломлении не представляет для нас ничего таинственного. Это обыкновенные гештальтные движения, которые обыкновенны потому, что мы, занимаясь педагогическим процессом, совершаем клишеподобные рутинные операции, которые как клише "сделаны" задолго до нас. Это и игра Н. Паганини, исполнявшего 24-й каприс так, что публика сходила с ума от восторга. Теперь эту вещь очень прилично играет каждый хороший студент, потому что у нас снято психическое напряжение, которое сидело внутри этого процесса, когда он был в новинку, являясь фактом первичного творчества до рутинизации. Рутинизация в результате дает игровой элемент. А такой процесс есть произведение. А произведение суть все. В том числе и мы...
      Итак, теперь непосредственно займемся, пожалуй, культурой движений речевого аппарата. Звуки, которые мы разобрали, невероятно важны. Но не менее важны и некоторые другие, трудные в смысле движения звуки, которые нам предстоит разобрать. Возьмем, например, такой немецкий звук, как Ich-Laut [с]. Какова изготовка этого звука? Изготовка такая же, как номинально изготовка "и" краткого в русском языке. Устанавливаем кончик языка у основания нижних зубов, ищем фокусировку через манок и говорим "и" на немецком языке: "Dresden" - "и", [j]. Повторив еще раз эту полугласную без голоса, получим [с]. Сравните: [j] и [с]. Оказывается, [j] имеет безголосую параллель. Осознание этого факта вызывает улыбку. Вызывает радость! Радость познания, радость встречи со знанием, которое лежит на поверхности. Почему раньше мы не сделали этого открытия? Не было нужного аналитизма. Не было нужных ассоциаций. Не было путей. Не было приемов.
      Сейчас мы занимаемся с вами организацией решения такого рода проблем проблем обнаружения в известном невероятных связей. В учебнике В. Н. Девекина - замечательный учебник, конечно, шедевр, как мы условились - есть очень смешные фразки.
      Например: "...Приблизительно, как русский "х" с мягким знаком..." Это он про [с] так, догадались? А как просто сказать не приблизительно, а точно: [j] с изготовкой кончика языка у основания нижних зубов, без голоса. И будет мудрено произнести "хь" вместо [с].
      А теперь произнесем слово "хлеб" по-русски, получив номинальную изготовку первого звука "х", настроим фокусировку через манок и получим немецкий звук Ach-Laut-[x].