Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Маги нашего города

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Куприянов Сергей / Маги нашего города - Чтение (стр. 6)
Автор: Куприянов Сергей
Жанр: Фантастический боевик

 

 


Римляне отказали греческим богам в праве на существование, заменив их своими, по сути – такими же. Потом в том же Риме утвердилась новая религия, зачеркнувшая прежних богов. Насильственно отторгалось все то, что зачастую было наработано даже не столетиями – тысячами лет. Создавался образ, представление, что не человек венец природы и ее повелитель, а Некто. Бог. Царь. Генералиссимус. Генеральный секретарь. Президент. Папа. Саваоф. Аллах. И часто сокровенные знания умирали вместе со своими хранителями. Но не всегда пропадали бесследно.

Горнин и его гость это знали и понимали. Иначе они не были бы теми, кем являлись. И, опираясь на современные знания, отнюдь не брезговали тем, что было создано до их рождения. Золотая блоха, уже изрядно потертая за века своего существования, была одним из действенных, правда, тайных оберегов, который, если им правильно пользоваться, работал не хуже современного навороченного чипа с тысячами искусственно вложенных в него, отобранных и проверенных заклинаний. Не всегда сильнее – это факт, который надо признать, – но и не хуже. А в некоторых ситуациях и получше. Тем более что даже современная аппаратура не могла не то чтобы обнаружить, но идентифицировать назначение крошечного, кустарного золотого изделия, выставленного напоказ. Мало ли какие прибамбасы носят сейчас всякие нувориши или недалекие люди. Однажды Горнин собственными глазами видел, что один уважаемый и, казалось бы, неглупый человек держал в своей домашней коллекции древнегерманский знак, обозначающий проклятие того места, где он находится. Такой подкидывали в дома, а то и крепости врагов, и избавиться от него бывало очень нелегко, доходило до того, что люди покидали насиженные места. Самым ярким примером таких проклятий места пребывания служат древнеиндейские города в Южной Америке, где руками неведомых недоброжелателей среди прочей символики на камнях были вырублены такого рода знаки. Горнину стоило немалых трудов уговорить своего знакомого расстаться с забавной вещицей. А уж сколько молодежь таскает на себе всякой дребедени – не сосчитать. Различить же истинную суть того или иного знака, в особенности же его силу в тех или иных ситуациях, могли немногие. Вот Паша – тот может. Перегуда тоже может, но не всегда и не все. Во всяком случае, на свою блоху Горнин надеялся.

Он смотрел, как «друг Рома» вытягивает из внутреннего кармана пиджака четки из черного оникса, и старался сохранить спокойствие, хотя в умелых руках такие четки – серьезная сила, даже если не подкреплять их наступательной магией.

– Никаких загадок, милейший Александр Петрович. Да и какие между нами могут быть загадки? – сладко пропел гость, мерно защелкав костяшками.

– Не мог бы ты обойтись без этого? – спросил Горнин, с брезгливым выражением на лице ткнув пальцем в четки.

– А что такое? Тебя это раздражает?

– Не надо делать из меня деревенского дурачка! Или ты думаешь, я их не узнал? Постыдился бы заходить ко мне с шанхайским глазником.

Далеко не каждый даже из практикующих магов знает, что не все странствующие монахи Древнего Китая учились приемам самозащиты в Шаолинских монастырях и им подобных. Некоторым, избранным, в подобном искусстве нужды не было, в качестве куда более совершенного оружия у них имелись с собой вот такие четки, в европейской традиции именуемые «шанхайским глазником», с ударением на «а», охранявшие их, кстати, даже во сне. В случае необходимости они же могли служить средством нападения, и весьма действенным средством.

– А чего ты тогда этих козлов сюда выставил? – сварливо поинтересовался Перегуда, метнув взгляд на скифский оберег.

– Что же мне, с твоим приходом все в утиль сдавать? – не менее сварливо спросил хозяин. – Или в камеру хранения? Может, ты уже и иконы не переносишь?

– Ты бы полегче все-таки, – не на шутку обиделся Роман Георгиевич, но четки с глаз долой убрал. Как-то уж очень легко он поддался. – Так ты мною скоро будешь детей пугать.

– Это как ты себя вести станешь.

– Я-то себя нормально веду. В рамках. А вот твой Мамонтов… ты знаешь, что он вчера в Москве учинил? Он половину города разогнал только для того, чтобы к своей даме сердца поспеть, к колдунье этой липовой.

– А ты откуда знаешь? Неужто следишь? – недобро прищурился Горнин.

И чего это «друг Рома» к Мамонтову привязался?

– Следишь! – хмыкнул Перегуда. – Да тут и следить не надо, когда об этом весь город гудит. Крупный чиновник опоздал на важное совещание правительственного уровня, милиция в панике, один деятель чуть ли не депутатское расследование по этому поводу затеял. И затеял бы, если б не я. Так что присматривать надо за своими людьми. Или они уже выходят у тебя из-под контроля?

Горнин поморщился. Сначала потому, что коллега в очередной раз решил похвастаться своими высокопоставленными знакомыми и одновременно своим влиянием на них. Позер! Хотя это так и есть на самом деле, в смысле знакомых. А затем из-за намека на потерю управления командой. Особенно чувствительному оттого, что это было недалеко от действительности. Еще как недалеко! До того, что ставилось под вопрос само существование команды. По крайней мере в том виде, в каком она была до сегодняшнего дня.

– Не много ли ты на себя берешь?

– Я беру? Боже! Раскрой глаза! Ты что, не видишь, что у тебя творится?

– Я-то вижу, но вот ты здесь при чем? Или пошакалить решил? – Горнин перешел на откровенную грубость. Этим он рассчитывал побыстрее вывести гостя на откровенность. Нечего тянуть. Если уж пришел с дурными вестями, так говори! А Паша действительно учудил так, что надежда на то, что Роман не обратит на это внимания, была напрасной. Заведомо напрасной. Шакал! Этот своего не упустит.

– Это не я решил пошакалить, дорогой ты мой. Это твой Мамонтов решил. Я вот только думаю, он один действует или ему кто помогает? А то даже и покровительствует.

– Что?! – взревел Горнин.

Это было уже слишком. Прямо сказать, чересчур. Он едва удержался от того, чтобы метнуть в «друга Рому» боевое заклятие, недавно выведенное его мальчиками, сманенными им из разных мест. Он их необидно звал головастиками за удивительное умение обращаться с компьютерами. Если бы не давняя и твердая договоренность – метнул бы. Да и без нее у него не заржавеет, если б не знать, что в ответ Рома тоже церемониться не будет. Недаром он четки свои проклятые продемонстрировал.

– А то! Есть мнение, что на терминале – его рук дело. Не знал, скажешь?

Вот это и есть удар под дых. Но – держаться надо. Держаться!

– И чье же это мнение?

– Мое, Саня, – Перегуда помолчал, ожидая возражений. Не дождавшись, продолжил: – А в банке? Ведь там его следок прослеживается. И свидетели опознают.

– В каком… – у Горнина перехватило дыхание. – В каком банке? – спросил он осипшим голосом.

– Значит, не в курсе. Уже радует, – проговорил Перегуда, откидываясь на спинку кресла. Как бы с сочувствием проговорил, даже с пониманием, но за этой ширмой угадывалось удовлетворение. С чувством глубокого, так сказать, удовлетворения мы, товарищи, видим перед собой сегодня картину того, как претворяются в жизнь наши чаяния и надежды

– Грабанул твой Мамонтов банк, хорошую сумму взял. Я даже удивился. Неужели ты ему так мало платишь?

Слова о социальной справедливости для нас не пустой звук, не расхожая фраза, это наша жизненная установка! Мы не можем позволить, как это происходит в некоторых местах, чтобы наши люди искали себе пропитание на помойках, питаясь отбросами, объедками тех, кто их же и эксплуатирует…

– Ты врешь.

– Побоялся бы ты Бога говорить такие слова, Александр свет Петрович. За вранье сам знаешь, как спрашивается, а мне есть чего терять.

– Докажи.

– Ты позволишь? – вежливо поинтересовался Роман Георгиевич. – А то заявишь потом, мол, я тебя тут чуть ли не изнасиловал, а то и еще чего похлеще.

– Валяй.

– Как скажешь.

И Перегуда навалял. В сознание Горнина одна за другой потекли картинки одна страшнее другой. И везде следы Мамонтова. Вот терминал, вот дорога, вот банк. Ужас! Ужас! И этого человека он держал возле себя? Неужто все из-за денег? Да при желании он мог бы!.. Мог бы. Мог и смог. И ведь это только первый шаг.

– И ведь это только первый шаг, – эхом отозвался Перегуда.

Мы уверены, нет, больше того, мы можем утверждать, что неотвратимость наказания – это такой же факт, как то, что мы с вами находимся здесь и сейчас. И если кое-где этого по каким-то причинам пока, временно, не происходит, то это, заверяю вас, товарищи, только временно. Мы искореним эти, заверяю вас, немногочисленные факты, мы выметем их поганой метлой…

– Не понимаю.

– Да что ж тут понимать-то. Все ясно.

Горнин сглотнул. Ему было нехорошо. Не физически, хотя он и отметил учащение сердцебиения. Наверное, и давление поднялось. Тут еще и кофе этот поганый. Он чувствовал себя раздавленным морально. Это – конец. Не важно, что он лично здесь ни при чем. То есть важно, но дело даже не в этом. При его попустительстве один из лучших, один из самых перспективных его сотрудников, которого он, чего уж тут греха таить, рассматривал как своего возможного преемника, совершил такое, чему не то чтобы нет оправдания – оправдание-то как раз всегда найдется, тем более жажде наживы, – но это ставило крест на Горнине как эксперте. Не говоря уже о том, что Павлу закрыта дорога в Сообщество. Но это его личный выбор. Но подставил-то за что? Ну ушел бы, а потом уж… Господи, за что?!

Он встал, открыл дверцу шкафа, достал оттуда пузатую рюмку и бутылку коньяка с выпуклым вензелем, покрытым золотом. Вернулся в кресло, поставил на стол рюмку, щедро налил и, справившись с собой, всего лишь понюхал десятилетней выдержки напиток.

– Что дальше? – проговорил, преодолевая спазм в горле.

Перегуда сочувственно вздохнул, по-мусульмански вскинув перед собой ладони, обращенные вверх, к небу.

– Мне самому неприятно. Поверь. Получается, что и я тоже как бы того, прохлопал.

Контроль! Именно контроль исполнения выявляет на свет божий бюрократов и канцеляристов. В. И. Ленин.

– Как бы да, – слабо согласился Горнин, вертя рюмку перед носом. Он чувствовал, что сейчас должно последовать предложение. Все не так безвыходно! Но сам спрашивать не спешил. Если посмотреть со стороны, спокойно, то у Ромы положение, в сущности, не лучше, чем у него. Его, согласно правилам, из экспертов тоже попрут. За компанию. Оба полетим. Ты и я – два крыла.

– Ситуация хреновая.

Горнин слегка отхлебнул. Точнее, пригубил. И согласился.

– Надо думать. И крепко.

Осторожность! Теперь самое главное осторожность. Ни одного лишнего слова.

– Но выход, я думаю, есть.

Вот оно! Пошло. Есть предложение.

– Ты думаешь?

– Кажется, так.

– И какой?

– Давай-ка я с ним поработаю. Поговорю, пообщаюсь. Ну что нам с тобой хороводы водить? И ты, и я знаем, чем все это может для нас закончиться. Оно нам надо?

– Что значит «поработаю»? – спросил Горнин.

– Ну что, что. Пообщаюсь, посмотрю. Ну? Может, У парня просто крыша поехала. Знаешь, как это бывает? В карты там проигрался или еще что. Баба, скажем, зацепила, а теперь трясет парня, как грушу. Да чего я тебе рассказываю. Может, заболел, а сказать боится. Или из родных кто.

Однако наш карающий меч не может и не должен обрушиваться на головы тех, кто заблуждался, кто под чужим влиянием или по незнанию вступил не на ту дорожку. Мы умеем не только карать, но и миловать…

– И сколько тебе нужно… Ну, на какое время?

Перегуда дробно рассмеялся.

– Саня, это не мне, это тебе нужно в первую очередь. Не надо путать.

– Да ладно тебе.

Перегуда согласно кивнул. Мол, действительно ладно.

– Да откуда ж я знаю. Может, неделя. Может, побольше. Ты ж пойми, мне оно тоже… Не ради тебя ж только стараюсь. Мне ж чем быстрей, тем лучше.

– То есть как бы на воспитание, – с презрительным неудовольствием, которым маскировал свой страх, уточнил Горнин.

– Если угодно… В общем, сам решай. Мне из-за тебя задницу рвать тоже без радости. Если б не наша с тобой тесная связка. – Перегуда усмехнулся. – Прямо сиамские близнецы.

– Да уж, ближе некуда.

– Вот и я о том же. Ну, что решил?

А чего тут решишь-то! О-ох. Припер, припер фраер напомаженный. И Паша тоже постарался. Скинуть его с рук долой, а там уж… Там видно будет. Два эксперта, каждый и не таких обламывал, а у Ромы за плечами еще те, старые, комитетские дела остались. На них, кстати, и познакомились. Там еще, в дурке. Еще в той жизни у Ромочки командировки интересные имелись. В тот же, кстати, Китай. И не только. Так, что ж, пусть он с Пашей поработает, немного, с недельку. Глядишь, и все уляжется. Ну что теперь сделаешь, взбрыкнул парень. Действительно, всяко бывает. А там – посмотрим. Там уж кто кого.

– Только договоримся так, – решительно заявил Горнин, – неделя!

– Ну ты даешь! А если не хватит? Нет, ты как хочешь, но завтра, например, у меня весь день уже расписан. А потом, откуда я знаю? Ты меня задумал в рамки поставить, когда я для тебя – для тебя, Саня, – стараюсь. Ты чего? А если…

– Неделя! Или…

– Ну что ты за мудак? – озлился Перегуда. – Мне это что, одному надо? Тебе тоже, между прочим, мошонку прижмут. И, кстати, в первую очередь.

Коллективизм и взаимовыручка, чувство плеча – вот что нам позволяет чувствовать свое истинное превосходство, вот что нам позволяет совершать то, о чем некоторые не могут и мечтать!

– Да и хрен бы с ним, – резко проронил Горнин.

Не то чтобы он уже смирился. Нет. Вот то, что начал злиться, – это точно. Наверное, это стало ответом на злость Перегуды, не исключено, что наигранную, и, главное, его хамство.

– Ладно, – сдался Роман Георгиевич. – Попробую. Только ты уж не торопи. Ну, по рукам?

Он протянул через стол свою ладонь с холеными ногтями. Иной рабочий не зарабатывает за месяц столько, сколько «друг Рома» тратит на маникюр, прическу и прочее, не считая сеансов массажа и бани. Про остальное даже самой скандальной прессе писать страшно, не поверят. Впрочем, средства массовой информации никогда не располагали данными об их деятельности. Разве что косвенными. Но и те совместными усилиями удавалось гасить. Удавалось, удается и будет удаваться!

– По рукам. Но с тебя гарантии. Если уж что… Сам понимаешь.

– Договорились. Давай установку.

– Готов?

– Давай.

– Принимай…

Перегуда распахнулся, но Александр Петрович пока не знал, что же такое передать для Павла. Он был в растерянности. Получалось, что он отдавал, фактически продавал в рабство, пусть даже временно, всего на неделю, своего даже не сотрудника, но свою надежду. Как это будет выглядеть? Он, маг, как говорится, высшей категории, хотя такую категорийность, конечно же, никто не устанавливает. Эксперт, и вдруг отдает своего человека – мага! – кому-то… Ну, не в рабство, конечно. И не продает. Передает. Сообщество этого может не понять. И не принять. Хотя случаи передачи учеников от учителя к учителю в истории известны. Для повышения квалификации. Зачастую для того, чтобы выведать у другого мэтра его знания. И это, в общем, не считалось грехом или нарушением правил. Это было в русле, в практике Сообщества, в котором каждый был вправе хранить свои секреты, пользоваться ими и приумножать их, пока кто-то другой не хотел или не должен был ими завладеть.

Это как с ядерным оружием. Если им владеет всего одна страна, то все остальные волей или неволей становятся перед ней на колени. Все! Но когда аналогичное появляется у второй, третьей, а то и четвертой сторон, возникает пусть хрупкое, но равновесие. Ни один маг не хочет, чтобы кто-то был сильнее его. В смысле, ни один маг-директор. На этом и строится весь расчет.

Паша…

Нет, не так. Ну какой Паша? Не чаю же попить его приглашает.

Павел Евгеньевич!

Как это, оказывается, трудно. И тут еще Перегуда сидит весь из себя распахнутый, как створка моллюска. Что это у него там красненькое шевелится? Поранился, что ли? Или от напряжения?

– Саня! – поторопил Роман Георгиевич.

И Горнин выдал текст. Всего три предложения, но они родились как-то сразу, вдруг, как, наверное, это бывает у поэтов. Вдруг родилось то, чего до сего дня он даже не представлял.

И устало откинулся назад, на кожу спинки кресла. Он действительно устал. Устал до того, что спать захотелось.

– Ну все, пошел я, – поднимаясь, сказал Роман Георгиевич.

– Давай.

Горнин смотрел, как «почтальон» подошел к двери, как он аккуратно снимает свое заклятие и убирает его, словно сминая, растворяет в пальцах. Да, такой рвать «заплатки», даже чужие, не будет, этот все аккуратненько приберет. Хозяйственный. Этот своего не упустит.

Прикрыв глаза, Горнин попытался расслабиться. Как это всегда бывает при закрытых глазах, слух обострился, и он услышал – или это всего лишь игра воображения? – удаляющиеся шаги Перегуды. Что же там у него за красненькое шевелилось? Вроде как язычок какой. Что-то знакомое вроде.

Он расслабил мышцы плечевого пояса. Пять минут. Нужно покемарить всего пять минут, восстановить силы. Хоть они и не вступили в открытую борьбу, но все равно этот разговор дался нелегко. Напряжение было сильным. Очень сильным… Но все прошло… Теперь хорошо… Спокойно…

Привычно погружаясь в полусумрак расслабления, он вдруг краем сознания поймал какую-то мелодию. Это нормально, это тоже способствует релаксации. Беспокоило только то, что он не может ее узнать. Это раздражало. Как в телевизионной передаче «Угадай мелодию». Мотив вроде знаком, а вот слова никак не вспоминаются, из-за чего и мотив все время ускользает. Что за ерунда! Ну не все ли ему равно, он, в конце концов, в конкурсе не участвует. Нужно взять другую песенку, хорошо знакомую и беззаботную, и она вытеснит этот мотив. Есть из-за чего голову ломать!

И он уже выбрал песню про Костю-моряка, когда вдруг вспомнил. Вспомнил! Действительно, давно он не слыхал эту песню, даже чуть ли не гимн, так что немудрено, что сразу не угадал. А ведь в детстве, наверное, он и сам распевал про пионерские костры. Да что там наверное – наверняка! Просто в памяти это не сохранилось.

Он отдался этой мелодии, хотя засыпать под нее было как-то диковато. Во всяком случае, непривычно.

Взвейтесь кострами, синие ночи. Мы пионеры – дети рабочих…

Нет, никакой пионерской романтики он в детстве не ощущал. И вообще его детство было далеко не романтичным. Да и какая может быть романтика в условиях полного и всеобъемлющего тоталитаризма взрослых – родителей, воспитателей, учителей, старших ребят, пионервожатых и даже прохожих, не говоря уж о соседях.

Близится эра светлых годов.

И что это его сегодня на воспоминания потянуло? Просто день ностальгии какой-то. То речи с партийных съездов, то вот эта песня.

Клич пионеров «Всегда будь готов!»

Что?!

Сонливости как не бывало. Горнин вскочил, а кресло, будто живое и испуганное его резким движением, резко откатилось назад, почти отскочило, и ударилось о стену. От удара развернулось и скакнуло обратно, ударив хозяина в зад. Тот громко, в полный голос, выругался.

Секунды не прошло, как в кабинет заглянула Лидочка. Лицо ее было испуганным.

– Вы меня звали, Александр Петрович?

Он уставился на нее, борясь с желанием матерно обругать и ее. Не за что-то конкретное, а потому что она попалась ему под руку.

– Так, – наконец проговорил он, тяжело дыша, но стараясь говорить спокойно. – Найди мне Мамонтова. Быстро найди.

– А где он? – простодушно спросила секретарша, обманутая спокойным тоном директора.

И тут он не выдержал.

– Не знаю! – рявкнул он так, что эхо прокатилось по притихшему офису. – Сама думай!

Лидочка, как загипнотизированная, смотрела на него и моргала, не то готовясь расплакаться, не то таким способом пытаясь понять, чего от нее хотят и в чем вообще дело. Орали на нее редко.

– Ну! – подстегнул он ее, и это подействовало.

Секретарша скрылась, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Горнин раздраженно подошел к окну. Машины Перегуды уже не было видно. Ну естественно! Нагадил и поспешил убраться. Да еще как нагадил-то! Горнин зло погладил подбородок, подросшая щетина ответила ему треском.

Теперь он все понял. Все сложилось. И тот красненький язычок, и цитаты из советского прошлого, и песня эта дурацкая. Провел его комитетский прихвостень, как последнего дурака обвел вокруг пальца. И ведь на чем, на чем!

Еще в те, прежние времена ходили неясные слухи, будто бы партийные вожди, на словах отвергающие всякую религию, колдовство, гадание, астрологию и прочее, на деле всем этим активно пользовались. Под эгидой КГБ будто бы работали несколько групп спецов, на самом деле обслуживающих интересы высших партийно-государственных чиновников. Слухи были невнятными, понятное дело, что никто и никогда не имел возможности их проверить, но в профессиональной среде они упорно циркулировали. И в психбольнице, где в то время работал Горнин, такие разговоры тоже имели место, а психиатры люди особые, им, в силу профессии, известно многое из того, о чем другие могут и не догадываться. Был, кстати, и один больной, порой рассказывавший преинтересные вещи.

Так вот, в числе прочего говорилось, будто бы некоторые речи – на партийных съездах и иных массовых мероприятиях – составлялись в том числе и магами. Ну, не целиком, конечно, этого бы им никто не доверил, да и нужды в том не было, достаточно было нескольких фраз, которые при первом, да и при втором взгляде на них выглядят как обычные лозунги, только, может быть, несколько корявые. Но, учитывая возраст озвучивавших их деятелей, это как-то не бросалось в глаза и слух не резало. На самом же деле это были самые настоящие, полноценные, стопроцентные заклятия, направленные на выполнение или, наоборот, блокировку определенных действий.

Слухи слухами, времена те миновали, и все, казалось, ушло в прошлое, а сами те высказывания стали вспоминаться чем-то вроде анекдотов, что ли, пусть и несмешных. Во всяком случае, ничего опасного в них никто уже не видел. По большому счету, их просто забыли. А Рома – сука! – не забыл. Если бы он один, сам, попытался тут козни строить, то ничего бы у него не вышло. Но над теми заклинаниями наверняка трудилось немало народу. Сколько их было? Три? Пять? Десять человек? Сейчас это трудно, почти невозможно выяснить. Но с направленными на подавление заклятиями, созданными пятью – да что там! – даже тремя квалифицированными магами, он, Горнин, не справится, тем более в тот момент, когда такого подвоха не ожидает.

Господи! И кому он поверил! Кому! Тот давно уже, давно хочет у него Пашу отобрать. Переманить или еще как. Но в последнее время не то что попыток таких не делал – даже намека на них. Только следил, как мышь из норы. Ждал, когда кошка отвернется. И дождался, гад. А может, и сам подстроил. С него станется! Ну, Рома!

Горнин подошел к двери и резко распахнул ее. Лидочка, быстрыми тычками в клавиши набиравшая номер, испуганно на него поглядела.

– Ну? Что там?

– Его мобильный, кажется, отключен. Дома тоже нет.

Что там Перегуда говорил о любовнице? Ей надо звонить, уж она-то в курсе должна быть. Хотя…

– Семенова ко мне. Живо!

Секретарша, уронив трубку на аппарат, воробьем вылетела из приемной, хотя позвонить Мих Миху было куда быстрей и проще. Запугал девку, прав был Роман. Ничего, пусть побегает.

Он слышал удаляющееся цоканье ее каблуков, а взгляд бесцельно шарил по приемной в бессознательных поисках того, на что можно было бы выплеснуть свое раздражение, пока не остановился на баллоне с водой, которую им два раза в неделю привозила специализирующаяся на этом фирма. Из этой воды здесь готовили чай и кофе, которые поглощались в неимоверных количествах. А рядом с двадцатилитровым пластиковым баллоном лежала непочатая коробка конфет «Вдохновение», еще в целлофане. Чье-то очередное подношение Лидочке, которого час назад здесь еще не было. Кто это расстарался? Жених ее заходил или из местных кто? Или посетитель, стремившийся попасть к руководителю? Впрочем, те редко приходили с подобными подарками.

А уж не Роман ли расщедрился?

Конфеты. Вода. Перегуда отказался от кофе и чая, хотя пить ему – это было видно – хотелось. Лидочка приготовила кофе как раз в его вкусе. Да и вообще хорош. Хотелось, но отказался. С чего бы он вдруг стал таким аскетом? И коньяку не стал. Вода? Заклятье через воду…

Ах он, сука! Такому сильному магу, как Перегуда, достаточно нескольких мгновений, чтобы перекинуть заранее заготовленное заклятие на воду. Нужно только подобраться к ней поближе, желательно вплотную. И Рома, змей ползучий, подобрался. Конфетками запасся. И не позвонил, не предупредил заранее. Чтобы хозяин не встретил его на подходе, чтобы суетился в это время в своем кабинете, выставляя обереги. Но против принимаемой внутрь воды они практически не действуют! И это Рома рассчитал. Все, все учел, змий.

Ну где они там пропали? Надо было самому к Михалычу идти, быстрее б получилось.

Словно откликаясь на этот призыв, Степанов появился в дверном проеме. Как всегда спокойный, даже вялый, почти сонный. Эдакий тип интеллектуала, который по большей части пребывает в своем, выдуманном мире, недоступном остальным.

– Проходи, – Горнин жестом показал внутрь кабинета. И уже строже Лидочке, появившейся следом. – Воду вылить. Конфеты на помойку. Нет. Конфеты в унитаз, коробку на помойку. Всю воду! Даже из чашек. И забери у меня. Все вымыть проточной водой.

Она не удивилась. От шефа исходили указания и покруче этого. Чего стоило хотя бы то, чтобы отловить всех пауков в офисе и собрать паутину – всю до единой ниточки. Или на сутки перевернуть все картины, картинки и прочие изображения лицевой стороной вниз либо к стене. Бывало всякое, вплоть до того, чтобы явиться на работу в свадебном платье до пола и обязательно в фате. Знакомые от таких выкрутас пребывали в шоке. А что было, когда в офисе с неделю жили две летучие мыши? Мерзейшие создания. Или весь персонал в срочном порядке посыпал все до единого углы солью, перемешанной с пеплом, по поводу которого Мамонтов не то всерьез, не то в шутку говорил, что он из морга. Но только при этом маг-директор никогда не орал. Последнее было всего страшнее. То, что через пару дней всех и вся изощренно проклинала тетя Люся, орудуя своей шваброй, теперь выглядело пустяком.

Плотно закрыв за собой дверь, Горнин в упор посмотрел на «дальнобойщика», так, словно выискивал у того на лице следы неведомой болезни, даже не следы, а первые их признаки. От такого взгляда хотелось спрятаться. Лицо его при этом было до предела серьезным и сосредоточенным.

– Ты как, Михал Михалыч? – наконец спросил он.

– Ну, нормально, – неопределенно ответил Степанов. Каков вопрос, таков ответ. – А чего?

– В смысле, ты в форме?

– Да нормально.

– Нужно… – Он всухую сглотнул. – Ты сможешь прямо сейчас выйти на Павла?

– В смысле на Мамонтова? – удивился Мих Мих.

– Сможешь?

– В принципе… Ну конечно. Только что нужно? А то…

Если судить по формальным признакам, то Михал Михалыч был более сильным магом, чем Павел. Опыт и вообще. Особенно при точечной работе на расстоянии. На большом расстоянии. В этом, пожалуй, ему вообще не было равных. Но уже сейчас он работал если не на пределе своих возможностей, то где-то близко. А Павел все еще продолжал расти, причем расти быстро, зачастую скачками, перепрыгивая через, казалось бы, необходимые этапы, даже как бы не замечая того, где другим приходилось проползать на брюхе, обдирая кожу до крови. Он расходовал свой потенциал, не жалея. И наращивал, якобы не замечая.

То, что сейчас предлагал Горнин, было похоже на провокацию, если не больше. Они, маг-директор и штатный маг, были знакомы не первый год и научились понимать друг друга без излишней словесной эквилибристики. По сути, Горнин предлагал нейтрализовать другого мага, причем заведомо дружественного, который объективно – это оба понимали – был сильнее. Может, знаний как таковых начетничества у Мамонтова было и поменьше, но вот силы заложенного в нем от природы потенциала явно больше. Причем больше намного.

– Нужно выложиться, Миш, – доверительно проговорил Горнин. Он отлично знал, когда нужно переходить со своими сотрудниками на доверительно-фамильярный тон. – Здорово выложиться. Помоги.

– Что нужно? – почти покорно спросил Степанов. Он уважал своего директора, где-то даже, может быть, побаивался, хотя особых грехов за ним не было, но больше всего был ему благодарен за то, что тот предоставил ему тихую гавань, где борьбу с окружающим миром можно было переложить на другие плечи. И еще боялся эту гавань потерять.

– Я передал Роману Пашин маг-код.

При этих словах брови тишайшего, как считали многие, поползли вверх. Для тех, кто в этом понимает, это все равно что выставить собственную жену на панель. Позор! Позор и предательство. Такое не то что непростительно, это даже больше чем преступно. Спокойный и внешне даже индифферентный маг Михаил Михайлович Степанов в определенных ситуациях мог взорваться похлеще, чем иная бомба. Это была именно та ситуация.

Но Горнин знал, что говорил.

– Роман меня на воде уделал. Забодяжил у Лидки под носом. Что с нее взять – девчонка. Плюс та история. С таможней. Гад. Но с ним я сам разберусь. Надо Пашу выручать. Сделаешь? Миша, больше некому. Я еще под ломкой. С час пройдет, не меньше.

Степанов отвернулся.

Оправдаться можно в чем угодно. Почему-то у начальников это особенно хорошо получается. Они всегда из дерьма чистенькими выскакивают. Натура у них такая. Но объективно – если все это правда – нужно помочь. Выложиться. Да. Только если говорить по правилам, без всяких экивоков, то Петрович Пашу подставил. И не его одного. Он всех подставил. Значит, может подставить и потом. Нет ему теперь веры. Как нет, выходит, и тихой гавани с сытной кормежкой.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22