Но-о, Леокадия !

      Он накинул Леокадии на шею ленточку с орденом, который напоминал цветочек клевера, только был не розовый, а золотой и клевером от него не пахло.
      - Совсем как хомут, - одобрила Леокадия. - А что в конверте?
      - Кругленькая сумма. Миллион.
      - КРУГЛЕНЬКАЯ? - удивилась Леокадия. - А конверт квадратный.
      - За здоровье Леокадии, нашей очаровательной Поэтессы! воскликнул Президент и поднял бокал с вином.
      - Спасибо, - отозвалась Леокадия. - Пока я не выпью, я здорова. Я не Поэтесса. Но если бы я выпила, то наверное могла бы написать Настоящее Стихотворение и села бы в тюрьму. Но я больше люблю морковь и сейчас произнесу речь.
      В зале пронесся легкий шум, а вскоре появился молодой человек с мешком моркови и поставил его перед Леокадией, которая быстро управилась с первым пучком и грациозно вскочила на длинный стол. Стол этот напоминал беговую дорожку, на которой рюмки поблескивали как маленькие преграды или наоборот - преграды поблескивали как маленькие рюмки.
      - Дамы и господа! - воскликнула Леокадия.
      Но в эту минуту к ней подошел Самый Главный помощник Президента.
      - Простите, - шепнул он, - может, вы скажете мне на ушко, о чем пойдет речь?
      - Ну уж нет! Боюсь, что тогда я откушу вам ухо! - воскликнула Леокадия. - А впрочем, вы и так сейчас все узнаете!
      - Лучше бы вы для нас станцевали, дорогая Леокадия, - проворковал Президент, - или исполнили новую песенку.
      - Не будет никаких новых песенок, господин Президент, - заявила Леокадия. - Я не Поэтесса, не Археоптерикс, не Произведение искусства, не Летающий Неконь. Я обычная легковая кобыла с крыльями. Говорят, что я даже не тяну на Пегаса. Но пролетку я бы вытянула. Господин Президент, я, конечно, благодарю за награду. Но не можете ли вы приказать, чтобы всем крылатым и некрылатым коням Столицы вернули пролетки?
      - Я ведь говорил, не подпускайте кобылу к спиртному, - сказал Самый Главный помощник Президента.
      Президент подошел к Леокадии и нежно положил руку на ее переднее правое копыто.
      - Послушай, подружка... - шепнул он.
      Леокадия фыркнула.
      - Какая я вам подружка? Скажете тоже! Моим другом может быть только извозчик, а разве вы способны хоть ЧЕМ-ТО управлять?
      Президент побагровел, а Самый Главный помощник Президента спросил:
      - О каком управлении речь?
      - О способности хоть ЧЕМ-ТО управлять. У вас наверняка ничего бы не получилось. Без кнута ни тпру, ни ну.
      - Вон! Пошла вон, нахалка! - воскликнул Президент. - Вон из нашего города! И из нашей страны!
      Все гости затопали и закричали:
      - Вон! Вон из нашей страны, мерзкая кобыла! Пошла отсюда, старая кляча!
      - Мне очень неприятно, - начала Леокадия, - но я не знала, что Президенту так хочется стать извозчиком.
      И открыла дверь на балкон.
      - Оревуар! - иронически сказал Самый Главный помощник Президента.
      И тут Леокадию осенило - так значит по-заграничному этот "Оревуар" просто "Скатертью дорога!", а вернее - "До свидания!"
      - И все-таки вы не знаете правил ведения! - крикнула Леокадия и добавила:
      - Не уважаете лошадь!
      ЛЕОКАДИЯ И РАЗЛУКА
      - Я ничуть не огорчаюсь, Алоиз! - рассуждала Леокадия. - Далекие края - новые приключения. Может, там найдется место и для крылатой лошади.
      И все же она никак не могла уснуть. И Алоиз не мог уснуть, и они долго смотрели вдвоем на промытые дождем звезды над Шестиконным сквером. Ведь это были пока что ЗДЕШНИЕ звезды.
      - Ах рвань хомутная! - все вздыхал Алоиз. - Круглый миллион! Хотел бы я знать, какой поэт получит его вместо тебя.
      - Подумаешь, миллион! - взмахнула хвостом Леокадия. - А у цветочка даже запаха нет...
      И сбросила с шеи орден - золотой цветочек клевера.
      Наверно они бы проспали все утро, но в девять их разбудил Парикмахер с "Вчерашней газетой" в руке. В газете крупными буквами было написано: "ЛЕОКАДИЯ ДОЛЖНА ПОКИНУТЬ НАШУ СТРАНУ".
      - О тебе пишут, что ты самая обыкновенная кляча - возила ездоков. Впервые вижу, чтобы во "Вчерашней газете" напечатали правду. А про твой отъезд - это тоже правда?
      - Вчера я познакомилась с Президентом и он сразу отправил меня за границу.
      - В Париж? В Рим? Нью-Йорк? - спросил Парикмахер.
      - А ты не знаешь, где самый лучший клевер? Вот бы найти город, где полным-полно клевера!.. Повидать Белый Свет...
      - На что тебе дался Белый Свет? - удивился Алоиз. - Стоит тебе забраться в клевер, как ты Света Белого не видишь! Ведь того и гляди выскочит хозяин.
      - Вот и неправда! - возмутилась Леокадия. - Все я вижу - и пчел, и тучи, и уж конечно хозяина... Бывают же такие вредные люди...
      - Не знаю, кто хозяин Парижа, - вмешался Парикмахер. - Но мазь для роста волос у них там классная.
      - И для бороды тоже? - спросил Алоиз.
      - Ладно, ладно, Алоиз, - согласилась Леокадия, - раз уж тебе так хочется, пусть будет Париж.
      - Я буду посылать вам посылки, - обещал Парикмахер. - Боже, как я любил прокатиться в тринадцатой пролетке! С ветерком!..
      Потом на Шестиконный сквер пришли в другие соседи со Старой площади. Пекарь, Аптекарша, Почтальон, Портной и Продавец.
      - Вот вам письмо в Париж, к моему приятелю в Торговые ряды, сунул конверт Продавец. - Я прошу его отпускать вам все в кредит.
      - Ах рвань хомутная! - огорчилась Леокадия. - Значит, и там мы вечно будем без денег?
      И все же днем они двинулась в путь, потому что к вечеру Леокадии уже хотелось быть в Париже. Она забыла, что Алоиз за последнее время здорово потолстел и что его дорожная сумка набита продуктами - дарами соседей.
      Для начала Леокадия поднялась на высоту красных крыш и сделала два прощальных круга над Шестиконным сквером - там, внизу стояли соседи со Старой площади и махали платками.
      - Слишком много платков, - рассердилась Леокадия. - Машут и машут... Меня даже просквозило.
      И, зашмыгав носом, резко повернула на Запад.
      - Что это, дождь? - спросила она, немного погодя.
      - Нет, - отвечал Алоиз, - меня тоже просквозило.
      Постепенно Леокадия поднималась все выше и выше и теперь они могли окинуть взглядом весь город.
      - Пожалуй, наш город побольше Парижа, - заметила Леокадия.
      - Издалека любой город большой, - возразил Алоиз, - а поживешь в нем подольше и покажется маленьким, не больше Шестиконного сквера.
      ЛЕОКАДИЯ И БЕЛЫЙ СВЕТ
      - Париж! - воскликнула Леокадия. - Сколько клевера! Вот он, БЕЛЫЙ СВЕТ!
      И они приземлились на огромном лугу.
      - Это не Париж, я не вижу Эйфелевой башни, - огляделся по сторонам Алоиз. - Но все равно, для ночлега годится.
      Поначалу им показалось, что они на лугу одни, Леокадия щипала клевер, Алоиз развел костер.
      - Скажи ему, пусть он этого не делает, - послышался из темноты чей-то голос.
      Судя по тону, это была Корова и Алоиз понял только грустное "му-му".
      - Она говорит, чтобы ты не разводил костер, Алоиз, - перевела Леокадия на человеческий язык.
      И спросила Корову:
      - А ты кто?
      - Это я должна была бы тебя спросить, - отвечала Корова. Свалилась с неба на МОЙ луг и еще велишь мне представиться.
      - Я - Леокадия, Крылатый конь. А ты кто - француженка?
      - Я - Отилия. Остальное для коровы неважно.
      - Это неважно только когда ты дома. Но когда тебя выгнали...
      - Какая ерунда, - возмутилась Корова. - Выгнать кого-то можно только с чужого пастбища.
      - Но я этого не сделаю, - добавила она любезно. - Я сыта. Мне этот клевер в глотку не лезет, так что ешь, сколько хочешь. Только не разводи костра, а то прибежит хозяин.
      - А, может, ты дашь Алоизу немного молока? - спросила Леокадия.
      Отилия минуту молча жевала.
      - Хотела бы я знать, отдала бы ты кому-нибудь свои крылья, даже если бы ему вдруг очень захотелось полетать? - сказала она наконец.
      Алоиз съел несколько бутербродов - ими щедро снабдила его жена Парикмахера, а Леокадия ушла вперед и принялась жевать маргаритки.
      - Глупая корова! - сердито повторяла она.
      - Что ты сказала? - спросила Отилия. Она шла сзади и подсчитывала, сколько маргариток съест Леокадия.
      Тем временем звезды продолжали свое путешествие по небу, передвигая вперед стрелки часов на всем Белом Свете. И наконец здесь, за границей тоже наступил рассвет.
      - Эй ты, Крылатая! - воскликнула Отилия. - Что же ты не улетаешь?
      - Алоиз спит, - отвечала Леокадия.
      - Ох, уж эти иностранцы! - возмутилась Отилия. - Все бы им спать. Разбуди его, и в дорогу. Нет, подожди. Сначала скажи мне, откуда это у тебя взялось? - и бело-черной мордой ткнулась в крылья Леокадии.
      - Я их себе намечтала. Они мне во сне приснились.
      - Боже, какие у иностранцев НЕПРАКТИЧНЫЕ СНЫ, - сказала Отилия. С нами такое не случается.
      - У вас вообще не бывает снов, - буркнула Леокадия.
      - Конечно, - согласилась Отилия. - Для молока требуется спокойствие. Гости, которые свалились с неба, нам не полезны.
      ЛЕОКАДИЯ И ПОРОДА
      В пути не всегда бывает весело, и воздух не всегда пахнет клевером. Кое-где они пролетали над дымящими заводскими трубами, небо становилось хмурым от едкого дыма. Он забивал ноздри и толстым слоем оседал на белых крыльях Леокадии.
      - Ах, Алоиз, как я устала! - восклицала Леокадия.
      И она приземлялась где-нибудь в заброшенном саду, на лесной поляне или на вершине горы. Может быть, это было бы и весело, если бы бутерброды не подошли к концу.
      - Почему ты не ешь траву, Алоиз? - удивлялась Леокадия. - Ведь в ней столько витаминов! Смотри, как прекрасно я выгляжу, когда наемся травы.
      Но Алоиз предпочитал хуже выглядеть, но травы не есть.
      К вечеру второго дня они увидели внизу большой луг и решили переночевать в зарослях кустарника у ручья. Но едва ступив на землю Леокадия радостно воскликнула:
      - Кони! Узнаю по запаху!
      И помчалась в сторону купы деревьев.
      - Добрый вечер! - воскликнула она. - Я - Леокадия, крылатый конь.
      - Ну что ж, это никому и ничем не мешает, - рассудил буланый конь. - Вот я - Эварист, конь с норовом, но это вовсе не мешает мне жевать траву.
      И тут все кони весело заржали.
      - Можно, я останусь с вами? - спросила Леокадия. - Я всегда мечтала жить в табуне. Алоиз очень славный, и я - тоже.
      - Франция, - объяснил Эварист. - Добрая Старая Франция! Здесь ты можешь быть ГДЕ угодно и КЕМ угодно.
      - Алоиз! - вскричала Леокадия. - Давай останемся здесь навсегда. Ты будешь пастухом! Ах, зеленые пригорки, чудные долины! Ты научишься играть на дудке, Алоиз...
      - Ну уж - дудки! - отвечал Алоиз.
      И все же он был рад, что Леокадии здесь нравится. Раскрыл сумку с провизией и съел последний бутерброд. А Леокадия оказалась вдруг в окружении приветливых морд и лоснящихся боков, ноздри ее приятно волновал конский дух, а уши - пение кузнечиков, которые стрекотали совсем не так как дома, но тоже очень весело.
      - О, ля, ля! - воскликнул Эварист. - Вы очаровательны! У вас такие чудные крылья!
      - Впервые слышу о крылатых лошадях, - перебила его худая кобыла. Вы какой породы, барышня?
      - ПОРОДЫ? - спросила Леокадия. - Я - Гнедая, по-моему, это и так видно.
      - Да нет, я говорю не о масти. Порода - это то, что дается от отца и матери, от дедов и бабок. Это то, что ДОЛЖЕН иметь каждый.
      - Ах, понимаю! - воскликнула Леокадия. - Я от прабабки Альбертины Серой в яблоках. Но у нас в роду была и наседка.
      - НАСЕДКА? - воскликнули кони. А худая кобыла даже заржала:
      - Эварист, женись на Леокадии. У вас выведутся цыплята. И при этом БЕСПОРОДНЫЕ.
      - Очень даже может быть, - подтвердила Леокадия.
      И поскакала прочь, к ручью. А вслед ей доносилось насмешливое ржание.
      - Что случилось? - спросил Алоиз, с большим трудом догнавший ее.
      - ПОРОДА, - вздохнула Леокадия. - Еще одна вещь, которой у меня нет.
      И потянулась за незабудкой.
      ЛЕОКАДИЯ И КАРЬЕРА
      - Леокадия, на площадку! Слышишь, Леокадия? - доносилось из мегафона.
      - Ах рвань хомутная! - простонала Леокадия. - Не дадут доесть булочку с салатом.
      И нехотя покинула буфет, а Алоиз шел за ней следом, на ходу расчесывая ей хвост и укладывая перья.
      - Опять ты к чему-то прислонилась! Половина грима сошла! недовольно ворчал он. - Помни, что фильм цветной. И ты должна быть рыжей. Рыжий цвет теперь в моде.
      На лестнице их окружили Журналисты. Они задавали вопросы по-французски, а Леокадии пришлось на них отвечать. Ведь, к несчастью, Оноре научил ее говорить по-французски.
      - И давно вы крутите фильмы? - спросил Журналист.
      - Вообще-то я кручу хвостом. Зато с самого рождения.
      - Что вы думаете об Оноре?
      Оноре журналисты уважали ничуть не меньше, чем Леокадию, потому что Леокадия играла Леокадию в фильме про Леокадию, а Оноре учил Леокадию, как она должна играть Леокадию в фильме про Леокадию.
      - А я о нем вовсе не думаю, - ответила Леокадия. - Только я соберусь поесть - меня сразу же вызывают на съемку.
      - А что вы делаете в фильме? - допытывались дотошные журналисты.
      - Карьеру! - отвечала Леокадия. - А вообще-то это Оноре с МОЕЙ ПОМОЩЬЮ делает карьеру. Ведь до того как он меня встретил на Эйфелевой башне - я там приземлилась вместе с Алоизом - он был самым обыкновенным фотографом.
      - Замолчи, Леокадия! - вмешался в разговор Алоиз. - Никто не любит, чтобы ему напоминали о том, что еще недавно он был самым ОБЫКНОВЕННЫМ.
      - А я очень люблю, когда мне напоминают о том, как я была самой ОБЫЧНОЙ легковой кобылой. Ведь именно это во мне НЕОБЫЧНО.
      - А как вам нравится Париж? - спросил один из Журналистов.
      - И это по-вашему - Париж? - удивилась Леокадия. - Печальное зрелище - город без клевера.
      И она тут же скрылась в дверях Большого павильона, который Оноре называл Площадкой и где было множество домов и домиков, изображавших дома и домики Старой площади, а также кустов и кустиков, изображавших кусты и кустики Шестиконного сквера.
      - Но на самом деле все это вовсе не то, - говорила Леокадия. - И сама я в кино тоже на себя не похожа. Будто сама себя передразниваю. Да и полетать негде - в кадр не влезаю.
      - Зато потом тебя поместят ВСЮДУ, - утешал ее Алоиз. - Ты уже и теперь ВСЮДУ. На обложках журналов, на конфетных обертках, бутылочных этикетках. Сыр "Крылатый Конь", таблетки "Бодрящий Мустанг". Ты теперь звезда шоу-бизнеса. Суперзвезда. Разве ты не заметила, что самая модная прическа теперь "конский хвост"? Все гимназистки так ходят. Ты для них богиня, кумир, а, может, и пророк.
      - Пусть ходят. Крылья у них все равно не вырастут. Скажи мне, Алоиз, почему нет пророка в своем отечестве?
      Целый день проходил у них на съемках, хотя Алоиз и не играл в паре с Леокадией. Он следил за тем, чтобы она не чувствовала себя одинокой среди чужих и ходил за ней следом, пока Оноре не начинал сердиться и кричать:
      - Господин Алоиз, не лезьте в кадр! За вас играет Марсель, а за кого вы хотите сыграть?
      Вечером они усталые возвращались на улицу Вашингтона, в гостиницу, где Оноре снял для них два отдельных номера с ваннами. А по воскресеньям, несмотря на усталость, они ходили осматривать Париж, потому что иностранцы должны непременно осмотреть Париж.
      Особенно те, кого еще и снимают на фоне Парижа.
      К примеру, Оноре говорил:
      - Сегодня будут съемки в Лувре.
      И тогда Леокадия с Алоизом отправлялась в Лувр, где разглядывали египетские мумии, греческие скульптуры или портреты голландской школы.
      - Моих портретов гораздо больше, - говорила Леокадия. - Они везде. И на конфетах, и на этикетках с кока-колой, и на тонизирующих таблетках. Правда, иногда у меня бывает оборвано ухо или проколот булавкой глаз, или крылья замазаны мелом.
      И вдруг Леокадия остановилась как вкопанная. На лестничной площадке она увидела крылатую женщину из мрамора.
      - Гляди, ей голову оторвали! Тоже, небось, была звездой шоу-бизнеса! Суперзвездой! Хорошо хоть крылья оставили.
      А потом добавила:
      - Пусть радуется, что у нее нет головы. С одними крыльями никакой Оноре не заставит ее делать карьеру.
      ЛЕОКАДИЯ И АПЛОДИСМЕНТЫ
      ЛЕОКАДИЯ В ПАРИЖЕ
      ЛЕОКАДИЯ В ФИЛЬМЕ "КРЫЛАТЫЙ КОНЬ"
      СЕГОДНЯ ЛЕОКАДИЯ ПАРИТ НАД ЛУВРОМ
      Так зазывали плакаты на всех станциях метро. А Леокадия их не видела, потому что ездила не на метро, а в открытом автомобиле, в котором могла встать во весь рост, раскланиваться с прохожими и крыльями посылать им воздушные поцелуи.
      - У меня крылья болят от поцелуев! - жаловалась Леокадия, поработай за меня, Алоиз.
      - Ну уж нет, - вмешался Оноре. - Алоиз не конь и у него нет крыльев. А парижане желают, чтобы им кланялся крылатый конь.
      Оноре был режиссером фильма о Леокадии и потому считал, что знает все лучше всех.
      - Может, и не все, - говорил он, - но зато все, что я знаю, я знаю наверняка. Я сразу это понял как только увидел тебя на Эйфелевой башне. Конь и только конь. Крылья и только крылья.
      - Ты знаешь, Алоиз, наконец-то я прославилась не потому, что я Нелетающий Конь или Летающий Неконь, Пегас Поэта или Поэтесса Пегаса. Я теперь знаменита просто так, САМА ПО СЕБЕ.
      - Но, может, хватит с тебя? - простонал Алоиз и прикрыл голову парижской газетой: ему не хотелось, чтобы на его великолепной лысине вдруг выступили веснушки.
      - Все только начинается! - потер руки Оноре. - Это ведь только первый фильм.
      - Гляди, я опять у тебя на голове, - изумилась Леокадия, разглядывая газетную треуголку, которой Алоиз прикрывал лысину и где на первой полосе красовалась СУПЕРЗВЕЗДА ШОУ-БИЗНЕСА - Леокадия.
      В кино было много народу и все хлопали.
      - Совсем как у Президента, - огорчилась Леокадия. - После аплодисментов начнут кричать "Вон!"
      - Ну нет! - засмеялся Оноре. - За билеты-то они заплатили!
      И плюхнулся в кресло рядом с Леокадией и Алоизом в самом лучшем ряду, а потом к ним подсел еще и Марсель. И сказал:
      - А вы зачем сюда пожаловали, господин Алоиз? В этом фильме вас играю я!
      - Да ведь никто не поверит, что вы это я, - возразил Алоиз. - У вас не только бороды, и усов-то нет!
      У Марселя и в самом деле не было ни бороды, ни усов, ни лысины. Он вообще не был похож на извозчика, но не догадывался об этом, потому что ни разу в жизни не видел настоящего извозчика. Но поссориться с Алоизом не успел: начался фильм и Марсель ужасно боялся прозевать самого себя. Он и в кино пришел только для того, чтобы не прозевать себя.
      - Ах рвань хомутная! - воскликнула Леокадия. - Клянусь оглоблей, здесь все начинается с конца.
      - Этот фильм будет показан не с начала до конца, а наоборот - с конца до начала, - объяснил Оноре. - Я хотел сделать совершенно оригинальный фильм - фильм НАОБОРОТ.
      Все это и в самом деле выглядело смешно - Леокадия входила в комнату задом. Когда она ела клевер - он начинал бурно расти, а когда Марсель плакал, слезы катились не из глаз, а в глаза. И еще Леокадия ужасно смешно говорила - все слова начинала с конца. Вместо слова "мама" у нее получалось "амам".
      - Не беда, - шепнул ей Оноре, - когда ты говоришь по-французски, все равно ничего не разобрать.
      Потом Леокадия летала задом наперед над Шестиконным сквером, который скорее напоминал королевский сад Тюильри. Но вдруг крылья у Леокадии исчезли, вернее вросли в спину, и Леокадия отнесла мазь в аптеку, а рецепт - Доктору, и все захохотали.
      Тогда НАСТОЯЩАЯ Леокадия вскочила с места и громко крикнула:
      - Эй вы! Валите отсюда со своим дурацким фильмом! Ни черта вы не понимаете! Все у вас задом наперед!
      - Леокадия! - шепнул Оноре. - Ведь это нарочно придумано.
      - Я за билет не платила, - топнула копытом Леокадия. - И смотреть глупые фильмы не обязана. Могу орать сколько влезет!
      Тогда Оноре тоже встал с места и крикнул:
      - Это не настоящая Леокадия! НАСТОЯЩАЯ Леокадия была там, на экране, а та, что стоит здесь - дублерша, актриса, которая играла Леокадию в фильме. У НАСТОЯЩЕЙ Леокадии уже давно нет крыльев, они вросли в спину. А эту, крылатую, надо освистать.
      Тут все громко засвистели, а Леокадия сказала:
      - Я так и знала, после аплодисментов добра не жди!
      ЛЕОКАДИЯ И ЗОЛОТО
      Они полетели прямо к Лувру. По телевидению рекламировали полеты Леокадии над Лувром. И ей захотелось перед съемками немного потренироваться. На площади, неподалеку от Тюильри, где она приземлилась, стоял памятник - позолоченная героиня на позолоченном коне.
      - Я предпочитаю иметь крылья, - заметила Леокадия. - Это куда лучше, чем золото.
      И запела:
      Зачем кобыле позолота?
      Ведь ей летать, летать охота!
      - Скажи мне, наверное золото сделало коня знаменитым?
      - Кто знает, - вздохнул Алоиз. - Я думаю, знаменитым его сделала женщина, которая на нем сидит.
      - Видишь, а меня сделали знаменитой МОИ крылья.
      И замахала крыльями над Лувром. Алоиз смотрел на часы и замечал время. Но глядеть на часы ему пришлось недолго. К нему подошел Полицейский и сказал:
      - А ну, уведите ее отсюда!
      - Но ведь это Леокадия, - возмутился Алоиз. - У нее скоро съемки для рекламы, а сейчас тренировка.
      - Это НЕНАСТОЯЩАЯ Леокадия, - заявил Полицейский. - У НАСТОЯЩЕЙ давным-давно никаких крыльев нет. А НЕНАСТОЯЩЕЙ здесь находиться не положено.
      - Вот и прекрасно! - воскликнула Леокадия, опустившись на землю рядом с Полицейским. - Мы теперь свободны, Алоиз. Пошли в кафе! Вон оно - как раз напротив исторической женщины.
      Леокадия выбрала столик прямо на улице, под большим деревом, потому что ей хотелось получше разглядеть золотого коня.
      - А, может, золото лучше, чем крылья? - спросил Алоиз. - Погляди, какой этот конь гладкий! Свою мерку овса, небось, всегда имеет! А МЫ что есть будем?
      - Мороженое, - отвечала Леокадия и сразу же заказала шоколадное со взбитыми сливками. - Две двойных порции!
      ЛЕОКАДИЯ И НАТУРА
      А потом, вылизав дочиста свои вазочки, они пошли на прогулку, чтобы подыскать себе какой-нибудь собственный ДОМ. На гостиницу у них теперь денег не было.
      - Я очень рада, что мы не живем больше в гостинице, - рассуждала Леокадия, - мне там понравились только ковры, на них можно поваляться, почесать спину, но кровать лучше выкинуть в коридор, а то лечь негде. Ты не знаешь, Алоиз, для чего эти дурацкие кровати?
      Сена была как Сена, и как любая река отражала НАСТОЯЩУЮ Леокадию, крылатого коня, и потому, как только они подошли к реке, Леокадия сказала:
      - Я хочу быть как можно ближе к воде, Алоиз. Давай поселимся под мостом.
      Там был полумрак, пахло крысами и сыростью, но зато в углу стоял топчан и несколько старых кастрюлек.
      - В них можно варить овсянку, - решил Алоиз. - Овес возьмем в кредит в Торговых рядах, верно?
      - А я там наймусь на работу! - обрадовалась Леокадия. - Буду возить тяжести.
      Они пришли туда сразу же после обеда. В Торговых рядах в это время продавали цветы и Леокадии новая работа очень понравилась. Она любила возить тележки с гвоздиками и гладиолусами и по дороге откусывать торчавшие из коробок стебли и листья.
      - Давненько ты не покупал мне цветов, Алоиз? - говорила она. - А ведь ничего вкуснее нет на свете! Ах эти фиалки... Мягкие маргаритки... Душистый горошек...
      Леокадия возила цветы, нюхала цветы, жевала цветы, пока торговки в рядах не прозвали ее обжорой, нахальной кобылой и не отказались платить за работу.
      - Да ты никак белены объелась, Леокадия! - корил ее Алоиз по дороге домой, на набережную. - Совсем сдурела, матушка!
      - Мне очень стыдно, - вздохнула Леокадия. - Но было бы чудом, если бы я не учудила. И запела:
      Я не знаю, что за тайна здесь скрыта,
      Не помогут никакие усилья,
      Вечно лезут всем в глаза мои копыта
      И крылья.
      Вот такая грустная картина
      И не знаю, что еще приключится.
      Аппетит у меня лошадиный,
      А летаю как птица.
      ЛЕОКАДИЯ И ДОХОДЫ
      - Кто это тут распелся? - послышался чей-то голос. - Вы что, не видите? Я сплю.
      Алоиз зажег спичку. На его топчане кто-то лежал. Очень Заросший.
      - Как вы сюда ко МНЕ попали? - спросил Алоиз.
      - Вот именно. Как вы сюда ко МНЕ попали? - повторил кто-то Очень Заросший.
      - Давайте не будем спрашивать, как мы сюда к НАМ попали, вмешалась в разговор Леокадия. - Спать пора.
      Но утром она проснулась очень рано, вернее ее разбудили. Когда Леокадия открыла глаза, она увидела, что ее за крылья держит кто-то Очень Заросший.
      - Добрый день! - улыбнулась Леокадия. - Вам что, очень нужны пух и перья?
      - Позарез, - отвечал Очень Заросший. - Пух и перья нынче в цене, а у меня нет ни гроша на выпивку. Выдеру немного пуха и пера, и загоню на Блошином рынке. С паршивой кобылы хоть перьев клок.
      - Но ведь я не смогу летать! - воскликнула Леокадия.
      - Ну и что? А я - летаю? - возмутился Очень Заросший.
      - А у меня что? Есть хоть грош на выпивку? - в свою очередь возмутилась Леокадия.
      И чтобы поскорее удрать от Очень Заросшего тут же разбудила Алоиза.
      - Аида на Блошиный рынок, Алоиз! - кричала она. - Узнаем, как там продают блох - на вес или поштучно.
      Но блохи ее вовсе не интересовали. Она боялась, как бы Алоиз не догадался, что она решила продать крылья.
      И он, ничего не подозревая, спокойно полетел с Леокадией через весь город на Блошиный рынок. По дороге Леокадия повздыхала немного она-то знала, что глядит на город сверху в последний раз. А ей так хотелось еще когда-нибудь снова окинуть взглядом Париж!
      Они обошли с Алоизом весь Блошиный рынок, там была большая барахолка, разные диковинки и всякий хлам, но совсем не было блох. Наконец Леокадия сказала:
      - Подожди меня, Алоиз, я сейчас...
      И оставила Алоиза одного, а он, очень удивившись, помчался за ней следом и догнал возле лавки Старьевщика.
      - Крылья у меня старые, - уверяла его Леокадия. - Но это незаметно, потому что я пересыпала их нафталином...
      - Мадам, это у вас натуральный гусиный пух? - расспрашивал Старьевщик.
      - Самый что ни на есть натуральный, - подтвердила Леокадия.
      - Она врет! - воскликнул Алоиз. - Откуда у лошади может взяться натуральный гусиный пух?
      - Что вы мне тут байки плетете! - возмутился Старьевщик. - Где вы видели, чтобы лошадь говорила, да еще по-французски?
      - Сами сейчас увидите, лошадь это или не лошадь, - сказал Алоиз. И воскликнул:
      - Но-о, Леокадия!
      И тогда Леокадия, сама того не желая, двинулась в места в карьер.
      - Ах, Алоиз, ты все испортил! - сердилась она, когда они пешком возвращались через весь Париж обратно. - Пух очень дорогой, и на эти деньги ты бы мог купить сотню булочек.
      - Но у меня бы кусок застрял в горле. Ведь ты не могла бы больше летать!
      - Ты же сам сказал, что я лошадь! Зачем мне летать? Из-за того, что я лошадь мы ничего не сможем купить. Какой от меня доход? Кто сегодня способен озолотить лошадь?!
      Но тут, на другой стороне улицы, над входом в какую-то лавку она увидела позолоченную конскую голову.
      - Я опять ошиблась, Алоиз! - воскликнула она. - Вот где могут озолотить лошадь!
      Она хотела тотчас же перебежать на ту сторону, но не успела даже сойти с тротуара, как Алоиз крикнул:
      - Леокадия, стой! Клянусь оглоблей, это мясная лавка!
      - Ах, так? - удивилась Леокадия. - Но конина из меня тоже не получится. Во мне есть что-то от птицы.
      ЛЕОКАДИЯ И ВРАНЬЕ
      Домой они вернулись очень поздно, но не в темноте. Париж был освещен еще ярче, чем всегда, а ярче всего светились неоновые рекламы над кинотеатрами:
      ЛЕОКАДИЯ ТЕПЕРЬ НАША!
      БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ФИЛЬМ О КРЫЛАТОМ КОНЕ
      ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА!
      - А вот и неправда - не восходящая, а заходящая... - вздохнула Леокадия.
      И тут по небу пролетело множество звезд, они скрылись где-то за Эйфелевой башней, а, может, упали в Сену и пошли на дно; во всяком случае и Алоиз и Леокадия издали громкий вопль, а потом Леокадия сказала:
      - Пошли скорее, Алоиз, сейчас мы их выловим!
      Но когда они подошли ближе к Сене, оказалось, что это вовсе не звезды, а огни праздничного фейерверка. Огни всех цветов и оттенков загорались и загорались на небе, а потом выстроились в ряд и приняли очертания голубого коня с красными крыльями. И тогда-то из под моста появилась патлатая тень. Разумеется, это был Очень Заросший.
      - Леокадия НАША! - ухмыльнулся он. - А раз ты Леокадия, да к тому же наша, мы тебя сейчас разделим. Вы что предпочитаете, сударь гусятину или жеребятину?
      Но Алоиз предпочел третье - бросился наутек вслед за Леокадией, и, хотя бежал что было сил, догнал ее только на Новом мосту да и то лишь потому, что она вдруг остановилась перед каким-то ярко освещенным памятником.
      - Опять конь! - прошептала Леокадия. - Гляди, как здесь ценят НЕЖИВЫХ коней! А этот мужчина на коне, случайно не мясник?
      - Кто его знает, - отвечал Алоиз. - Может, полководец, может, король, а, может, и мясник.
      - Не мясник, а король, - объяснила стоявшая на мосту барышня, Генрих Четвертый.
      - Почему Четвертый? - удивилась Леокадия. - Что, этих Генрихов нумеруют как дрожки? Я, например, ЛЕОКАДИЯ ТРИНАДЦАТАЯ.
      - Леокадия, - повторила Барышня. - Настоящая или ненастоящая? Ага, с крыльями, значит - Самозванка. Я ужасно рада.
      - Чему же вы радуетесь? Я НАСТОЯЩАЯ Леокадия.
      - Все самозванцы о себе так говорят. А я собираю материал о самозванцах. Я знаю про них все. Это мой КОНЕК.
      - Конек! - обрадовалась Леокадия. - Наконец нашелся кто-то, кто любит коней. А что вы делаете с коньками? Можно, я наймусь к вам на работу?
      - О нет, я просто о вас напишу. Давайте поработаем за чашкой кофе.
      - Лучше за порцией мороженого, - предложила Леокадия. - И даже за двумя. Двойными.
      Напротив коня с его Генрихом Четвертым было маленькое кафе, но Леокадия не переступила его порог - ей хотелось получше разглядеть коня с Генрихом. Поэтому они сели втроем за столик на улице, и Барышня заказала две двойные порции мороженого и кофе.