Но-о, Леокадия !

      Но на углу улицы Пегаса не было ни маргариток, ни ирисов, ни березовых веточек, потому что там не было Цветочницы. Может, после встречи с Постовым она больше там не появлялась? Но зато в маленьком золотисто-коричневом кафе, а вернее в окружавшем его садике с разноцветными столиками и низенькой загородкой, сидел молодой Бородач, который при виде Леокадии вдруг сорвался с места и воскликнул:
      - ФАНТАСТИКА! Приглашаю вас на кофе!
      - Я не люблю кофе, господин Фантастика! - отвечала Леокадия. - Но если вам очень хочется, так и быть, могу съесть порцию шоколадного мороженого со взбитыми сливками.
      И молодой Бородач тотчас же заказал две порции шоколадного мороженого - для Леокадии и Алоиза.
      - Как вам нравится платье госпожи Леокадии Неконь? - спросил Бородач официантку.
      - Неконь?! Еще какой конь! - возразила официантка. - Уж коня-то я всегда узнаю.
      - А вы сами, случайно, не воробушек будете? - спросила Леокадия официантку.
      - Что написано пером, не вырубишь топором! - сказал Бородач. - А тут на животе у нее написано - "Леокадия Неконь"!
      - Какой еще топор? И причем тут мой живот? - разволновалась Леокадия. - Вот это Алоиз Подтяжка, хоть на нем ничего не написано, господин Фантастика.
      - Я - художник Вольдемар Ленский, - представился Бородач, - а ФАНТАСТИКОЙ я назвал все это.
      - Что, это?
      - Ну все. Крылья, хвост, голову и вообще все ваше современное оформление, ваш костюм.
      - Обыкновенный ПТАШИЗМ, - скромно улыбнулась Леокадия.
      - Это великое ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА! - вскричал Вольдемар Ленский. - И наверное создали его вы? - обратился он к Алоизу. - Вот ведь и борода у вас совсем как у меня, то есть как у свободного художника.
      - Как у свободного извозчика, - поправил его Алоиз.
      - Значит, я произведение искусства! - воскликнула Леокадия. - Вот отчего у меня выросли крылья! А когда я ем, мне в голову лезут такие удивительные мысли о полете, и еще мне снятся странные сны...
      - Так вы еще и летаете? - спросил Вольдемар Ленский.
      - А вы как думали? Имея крылья, не летать? Ну нет, такого я себе позволить не могу.
      - Хотите у меня поработать? - предложил Бородач.
      - Вы будете ее рисовать? - поинтересовался Алоиз.
      - Ну нет, я и так уже достаточно разрисована, - возразила Леокадия.
      - Я предлагаю вам работу в моей стекляшке, - объяснил Вольдемар Ленский.
      - В какой стекляшке? На витрине? - спросила Леокадия. - Ну уж нет. А что там еще будет стоять? Я могу нечаянно задеть какие-нибудь банки с помидорами или бутылки с вином, порезаться... Нет, нет! Я и подумать о таком не могу. Это было бы так неэстетично...
      Но речь шла не о витрине, а о стеклянном павильоне, где висели картины Вольдемара Ленского и стояли его всевозможные скульптуры. Теперь здесь ежедневно, с одиннадцати до двух, под стеклянным потолком летала Леокадия.
      - Вообще-то я не произведение Вольдемара Ленского, - рассуждала Леокадия, беседуя с Алоизом. - Но на Шестиконном сквере нету выставок, а у него есть. Ну что ж, каждый летает где может!
      Вольдемар Ленский был очень благодарен Леокадии за то, что она летает в павильоне и потому часто приглашал Леокадию и Алоиза в золотисто-коричневое кафе. А пока они дожидались мороженого, читал Леокадии нотации.
      - Знаешь, Леокадия, ты летаешь слишком низко.
      Или же:
      - Знаешь, Леокадия, крылья у тебя какие-то бесцветные.
      А то еще:
      - Знаешь, Леокадия, у тебя слишком лошадиные движения.
      Это была правда, ведь наступил май, в павильоне некуда было податься от мух, и Леокадии приходилось отгонять их хвостом. Но еще печальнее оказалась история с аспарагусами, которых сперва было очень много, а потом они стали вдруг редеть. И наконец смотрительница, спрятавшись в уголке, увидела как Леокадия щиплет аспарагусы. Она тут же помчалась к Вольдемару Ленскому.
      - Господин Вольдемар! - кричала она на бегу. - Эта Неконь на самом-то деле - настоящий конь! Пасется в аспарагусах!
      Тогда Вольдемар Ленский пригласил Алоиза с Леокадией в золотисто-коричневое кафе и, пока они поедали шоколадное мороженое со взбитыми сливками заявил:
      - Знаешь, Леокадия, говорят, что ты конь. Ну просто самая натуральная лошадь. Смотри, чтобы об этом никто не узнал. Подлинное ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА не может быть лошадью!
      А потом накричал на Алоиза.
      - Не желаю, чтоб моя Леокадия водила знакомство с извозчиком.
      На другой день Алоиз не купил себе билет на выставку, а Леокадия, пытаясь хоть чем-то утешиться, подолгу порхала между колоннами и даже, тихонько напевая, пролетала сквозь скульптуры, пока какие-то две Высокие Гостьи, любовавшиеся картинами и дырявыми скульптурами, словом, подлинными ПРОИЗВЕДЕНИЯМИ ИСКУССТВА, не стали внимательно прислушиваться.
      - Там кто-то ржет, - удивилась первая Высокая Гостья.
      - О, Боже мой! - застонала вторая Высокая Гостья. - Как это неэстетично! Я просто в шоке!
      - Ну и запах же здесь, как будто в конюшне! - поморщилась первая Высокая Гостья.
      А потом замахала перчатками вместо веера и даже достала из сумочки букетик фиалок и поднесла его к носу. Она не знала, бедняга, что Леокадия обожает запах фиалок, что именно сегодня ей хотелось найти в них утешение, и сейчас она снизит полет и потянется губами к фиалкам.
      - Караул! - закричали обе Высокие Гостьи. - Какой кошмар! Здесь кобыла! Она летает!
      И как только Высокие Гостьи подняли крик, тотчас же явился Вольдемар Ленский.
      - Как ты смеешь, Леокадия! - возмутился он. - Ты что, обалдела?!
      А Леокадия танцевала под потолком с букетиком фиалок в зубах. Живот у нее был до отказа набит весной, и она наконец-то снова была конем, настоящим, крылатым, и к тому же летающим конем.
      - Это вовсе не лошадь, - объяснял Высоким Гостьям Вольдемар Ленский. - Это ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА.
      Тогда Леокадия опустилась на землю, повернулась к нему задом и слегка проехалась хвостом по его физиономии.
      - Я тоже просто в шоке! - сказала она. - Но не бойтесь, брыкаться не стану! Это было бы слишком НЕЭСТЕТИЧНО!
      ЛЕОКАДИЯ И ПРИМЕР
      - Так, может, все-таки сбреем крылышки? - спросил Парикмахер.
      Но все же ему было немного жаль чудесных крыльев Леокадии.
      - А что, если мы их немного ЗАМАСКИРУЕМ? Ты будешь - эдакий нелетающий Неконь. С украшениями по бокам.
      - Отлично! - обрадовалась Леокадия. - Пусть они выглядят совсем как искусственные.
      - А еще мы их возьмем да и покрасим... Знаешь, многие женщины, когда хотят устроиться на работу, красят волосы.
      - В лиловый цвет, - подхватила Леокадия. - Я буду похожа на рождественского ангелочка.
      И когда она, наконец, вышла от парикмахера с лиловыми крыльями и в лиловом фартуке, был уже вечер, а вечер и сам по себе лиловый.
      - Ты прямо светишься, Леокадия, - восхитился Алоиз. - А, может, тебя лучше использовать вместо неона? Для рекламы?
      Но днем оказалось, что Леокадия выглядит очень серо и невзрачно, так невзрачно, что ее с трудом удавалось различить у кустов сирени, тем более, что и сирень была лиловая.
      - Соловей днем тоже серый, а ночью он поет, - утешала себя Леокадия. - Похожа я на соловья, Алоиз?
      - Чуть-чуть в профиль, - отвечал Алоиз. - Но только когда не поешь.
      - А я никогда не пою с набитым ртом, - отвечала Леокадия, потянувшись за еще одним пучком салата. - С набитым ртом я думаю. И знаешь, что я придумала, Алоиз? Я дам объявление в газету.
      На другой день в "Городской газете" появилось объявление:
      Я НЕ ЛЕТАЮ. Я НЕ КОНЬ.
      ИЩУ РАБОТУ. ШЕСТИКОННЫЙ СКВЕР
      Бурный майский ливень ни для кого не был помехой. После обеда в Шестиконном сквере выстроилась огромная очередь из женщин с зонтиками. Все они искали помощницу по хозяйству, и мечтали, чтобы ею стала Леокадия.
      - Я могла бы обслужить сразу всех, - рассудила Леокадия. - Я ведь умею ле...
      - Тихо, - оборвал ее Алоиз, - никто не хочет, чтобы его помощница умела делать то, чего не умеет он сам.
      Тогда Леокадия решила выбрать сама какую-нибудь из женщин под зонтиком.
      Она подошла к первой попавшейся и спросила:
      - Вы любите клевер?
      - Терпеть не могу! - ответила та.
      - Прощайте! - кивнула Леокадия и подошла к другой.
      - А вы любите ливер?
      - Обожаю! - воскликнула та, испугавшись" что Леокадия и с ней распрощается.
      - Всего хорошего! - ответила Леокадия.
      Остальные женщины с зонтиками разошлись сами и остался только один-единственный Господин под зонтиком.
      - Кого вы ждете? - спросила Леокадия.
      - Помощницу по хозяйству, - сообщил Господин под зонтиком. - Мы питаемся исключительно овсянкой на молоке, больше ни на что у нас не хватает денег, все уходит на помощниц по хозяйству.
      - Овсянка! - обрадовалась Леокадия. - Есть ли на свете что-нибудь вкуснее овса? Золотые колосья под золотым от солнца небом... Все васильки, васильки, васильки... Сколько мелькало их в поле...
      - Ромашки высохли, завяли лютики... - пропел Господин под зонтиком. - Я вижу - вы поэтесса. Нет лучших помощниц по хозяйству, чем поэтессы. Конечно, если кто-то вместо них следит, чтобы овсянка не подгорела.
      - А у меня есть помощник - Алоиз Подтяжка, - сказала Леокадия. Он может сидеть на кухне на табуретке и чистить вам обувь.
      - И моей жене, - быстро добавил Господин под зонтиком.
      Жизненный путь Леокадии был усыпан теперь овсяными хлопьями. С утра до вечера Леокадия варила из овсяных хлопьев овсянку на воде для хозяина и хозяйки и овсянку на молоке для Баси и Каси. Она никогда не разговаривала ни с хозяином, ни с хозяйкой, на это не оставалось времени. С Басей и Касей она тоже не разговаривала, потому что им было по полгода и говорить с ними было просто бессмысленно. Все здесь казалось ей бессмысленным - бессмысленное утро, бессмысленный день, бессмысленный вечер.
      - Что там теперь, на Шестиконном сквере, Алоиз? - каждое утро спрашивала Леокадия. - Соловьи хоть дают тебе выспаться?
      Дело в том, что Леокадии не давали спать близнецы. Они, вместо соловьев, всю ночь распевали свои песни. По утрам у Леокадии болела голова и наверно поэтому она била тарелки. А, может, и хорошо, что била - каша все равно была подгорелая.
      - Как славно, что наши двойняшки устраивают теперь концерт специально для Леокадии. Раньше они устраивали его ДЛЯ НАС, радовались родители.
      Леокадия все утро носилась по квартире и это называлось уборкой. Алоиз тихонько сидел в уголке и чистил хозяйскую обувь. Хозяину и хозяйке все время приходилось покупать новые ботинки и туфли - старые были начищены не только до блеска, но и до дыр. А тем временем овсянка в кастрюле закипала, Бася и Кася вопили, а Леокадия набивала все новые и новые шишки. Квартира была ей явно тесна.
      - Я и так сплю, свесив крылья за окно, - жаловалась Леокадия Алоизу. - И ужасно боюсь, что дождь смоет однажды краску и все увидят, что крылья у меня настоящие. А кому охота, чтобы у помощницы было что-то, чего нет у него самого? Но я и вправду никак не умещаюсь в квартире.
      - Оставь крылья в покое, а остальное выставляй наружу, посоветовал Алоиз. - За окном хорошо и Каси с Басей совсем не слышно.
      Но потом, ночью, он вдруг вспомнил, что Леокадия живет на четвертом этаже и испугался, что вдруг она слишком сильно высунется, потеряет равновесие, и во сне не успеет раскрыть крылья. При одной этой мысли Алоиз сорвался со скамейки на Шестиконном сквере и хотел помчаться на Грачиную улицу, но едва он вскочил, как что-то огромное, темное огрело его по уху и повалило обратно.
      - Добрый вечер, - засмеялась Леокадия. - Прошу прощения! О, до чего же приятно вновь очутиться на родном зеленом сквере!
      - Откуда ты знаешь, что сквер зеленый? Ты так давно здесь не была, цвет мог измениться, ночью вообще все меняет цвет. У тебя же сейчас не сыпятся зеленые искры из глаз, как у меня!
      - Пахнет зеленью, - отвечала Леокадия. - Ах, соловушки, пойте, не стесняйтесь, ведь мне не придется менять вам пеленки.
      - Может, ты хочешь есть, Леокадия? У меня осталось немного овса...
      - Пожалуйста, Алоиз, не говори слов на букву "О". Я хочу сегодня поспать спокойно. Я буду прилетать сюда каждый вечер и улетать на рассвете. Дорогой мой, любимый ДОМ! Наконец-то без крыши над головой!
      И впервые после многих бессонных ночей Леокадия спокойно заснула, но зато на рассвете встревожилась не на шутку: окно на четвертом этаже было закрыто. И чтобы НЕЗАМЕТНО попасть в дом ей пришлось вышибить раму. Бася и Кася не знали, что эту ночь Леокадия провела с соловьями, но тут же задали такой концерт, словно хотели доказать, что они ничем не хуже соловьев.
      - Вставайте и смените себе пеленки, - велела им Леокадия. - Раз уж вы сумели закрыть за мной окно, значит, и с этим справитесь.
      Но близнецы и не думали вставать и менять себе пеленки, а кричали все громче и громче, пока, наконец, в комнату не вбежал хозяин.
      - Интересно, откуда вы взялись, Леокадия? - спросил он. - И хотелось бы знать, где вы провели эту ночь? Мне пришлось по пятнадцать раз менять пеленки Басе и Касе.
      - Ну, это немного, - начала Леокадия. - Бася иногда...
      - Что же вы, Леокадия, не отвечаете на вопросы? - возмутился хозяин. - И почему не закрываете на ночь окно? Мне пришлось сделать это самому. Был страшный сквозняк и ветер мог унести Касю и Басю.
      - Не верю, чтобы кто-то захотел их унести, - вздохнула Леокадия. И вообще, как же я могла закрыть ЗА СОБОЙ окно?
      - То есть как это ЗА СОБОЙ? Значит вы, Леокадия, входите и выходите через окно? Может, вы съезжаете вниз по водосточной трубе?
      - Ну, я еще не сошла с ума, - отвечала Леокадия. - Просто я влетаю и вылетаю.
      - Ну уж нет, Леокадия, - в это я никогда не поверю!
      - Посмотрим! - сказала Леокадия и вылетела в окно.
      А хозяин крикнул вслед:
      - Можете вообще не возвращаться! Такая воспитательница Касе и Басе не нужна! ПОЛЕТЫ! Хороший пример для детей!
      - Примеры всегда подаются сверху! - воскликнула Леокадия и взмыла под облака.
      ЛЕОКАДИЯ И КУРСЫ
      - Сдается мне, - огорчалась Леокадия, - что я не могу быть для детей хорошим примером.
      - А я бы написал о тебе для детей книжку. Я хотел бы, чтобы у детей были крылья.
      - Это все оттого, что у тебя нет детей, Алоиз, - вздохнула Леокадия и принялась щипать траву на давно нестриженном газоне.
      - Если бы у меня были дети, - продолжала она, - я непременно отправила бы их в школу, чтобы они ОТУЧИЛИСЬ летать. Я теперь согласилась бы походить в школу, чтобы от всего ОТУЧИТЬСЯ.
      - Слишком поздно, для таких старых лошадей школ нет.
      Леокадия оскалила зубы.
      - По-твоему так выглядят зубы старой лошади?
      - Я думаю, ты могла бы учиться в школе для взрослых, - уступил Алоиз, чтобы не ссориться. - Прошла бы какой-нибудь ускоренный курс.
      - КУРС! - обрадовалась Леокадия. - Правильно! Помнишь, когда у нас с тобой была пролетка, мы всегда КУРСИРОВАЛИ!
      Истратив последние деньги, она записалась на курсы вагоновожатых. И правильно поступила - дело у нее пошло хорошо, и уже через неделю она совершенно самостоятельно водила трамвай номер тринадцать с Мельничной площади до Горелого лесочка.
      Больше всего Леокадия любила дергать за звонок и уплетать на конечной остановке бутерброды с зеленью.
      - Совсем как прежде, - говорила она. - Зимние веселые бубенчики, торба с овсом после каждого круга... Трамвай похож на свадебный поезд... Сани за санями, звенят звоночки...
      Только теперь, кажется, она была по-настоящему счастлива. Ее не огорчало даже то, что на билеты для Алоиза уходило ужасно много мелочи. А ему очень нравилось новое занятие Леокадии и он не пропускал ни одного рейса. Иногда Алоиз приносил с собой любимый старый кнут, и, когда никто не видел, щелкал им над головой у Вожатого, то есть у Леокадии.
      - Но-о, Леокадия! - говорил он тихонько, и Леокадии казалось, будто и в самом деле вернулись старые добрые времена, и она снова стала честной трудовой кобылой, в поте лица добывающей ежедневную порцию овса.
      Днем улицы пролетали мимо нее как на крыльях и по ночам ей снова снились полеты. А как только сны вернулись, лопатки у Леокадии стали чесаться и ночью и днем, и она часто просила Алоиза:
      - Почеши мне лопатки, Алоиз!
      - Это не дело, Леокадия, - вздыхал он. - Я знаю, о чем ты думаешь. Но Вожатый не может летать.
      - Почему? - удивлялась Леокадия.
      И когда трамвай был пуст, она вылетала через переднюю площадку, и минутку летела над первым вагоном, а вагон ехал без Вожатого. Алоиз все пытался объяснить Леокадии, что она поступает не слишком благоразумно, но она отвечала:
      - А с какой стати я должна быть слишком благоразумной? - и добавляла: - Хватит того, что я хоть чуточку благоразумна.
      - Но Кондуктор о чем-то догадывается. Он так странно на тебя смотрит.
      - Ах, он наверно думает, что у меня нет билета! И вообще - не могу же я вдруг перестать летать!
      Как крылаты рассветы весною!
      Облака плывут надо мною.
      Скверы, улочки вслед переулку
      Так и рвутся скорей на прогулку.
      Рядом с ними молочная пляшет,
      Белым тентом как крыльями машет.
      Днем я вижу все это воочью,
      Не летать же мне по небу ночью!
      - Зато кроме меня да двух-трех соловьев никто тебя не увидит, заметил Алоиз.
      - Взлететь к луне и звездам? Ну нет, я не настолько ПОЭТИЧНА. Предпочитаю летать нормально, по-человечески, днем!
      И все чаще она вылетала через переднюю площадку на маленькие прогулки.
      - Леокадия! - увещевал ее Алоиз. - Ты дождешься! Будет авария!
      В ответ на это Леокадия показывала ему надпись:
      ВСТУПАТЬ В РАЗГОВОРЫ
      С ВАГОНОВОЖАТЫМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ
      Тогда Алоиз сделал ей другую надпись:
      ВАГОНОВОЖАТОМУ ВЫЛЕТАТЬ
      ИЗ ВАГОНА СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ
      - Этот запрет не в счет, - возразила Леокадия. - Отцы Города о нем ничего не знают.
      А поскольку Кондуктор мирно подремывал в пустом вагоне, Леокадия воскликнула:
      - Но-о, Леокадия!
      И вылетела из вагона через переднюю площадку. Но она летела не над трамваем, а чуточку впереди, чтобы в случае опасности вернуться в головной вагон и притормозить. Дул резкий ветер и, быть может, поэтому она не заметила, что на перекрестке Старомодной и Неизменной улиц красный свет, а это означало - проезд закрыт.
      - Эй, там, наверху! - воскликнул Сержант полиции, стоявший на углу Старомодной и Неизменной. - Что вы лезете прямо на красный свет?!
      Он подпрыгнул и схватил Леокадию за правое копыто.
      - Отпустите меня! Может быть несчастный случай!
      - Конечно, может! Ведь у вас, небось, и водительских прав нет.
      - Ну, уж в трамвае-то я имею право ездить! - заявила Леокадия.
      - Такие права есть у каждого. А у некоторых имеются даже проезд...
      Он, наверное, хотел сказать - "проездные билеты", но не успел мимо него промчался на полном ходу разогнавшийся Тринадцатый.
      - Стоп! Стоп! - крикнул Сержант, вынул свисток и даже сплюнул от волнения.
      - Ну и что толку? - рассердилась Леокадия. - Трамвай тоже плевать на вас хотел!
      Взмахнув крыльями она полетела вдогонку за Тринадцатым, потому что Алоиз никак не мог его остановить. Трамвай чуть было не налетел на какую-то машину и Леокадия предотвратила аварию в самый последний момент.
      - Я выхожу, Леокадия, - сказал Алоиз.
      - Нельзя, - ответила Леокадия, - это еще не остановка.
      - Я выхожу из игры. И тебе советую больше не играть в эти игры.
      Впрочем, на этот раз совет был совсем не обязателен. Сержант наконец догнал Тринадцатый и вежливо посоветовал Леокадии подыскать себе другую работу.
      - Вам легко говорить. А какую?
      - Какую-нибудь полегче. А то здесь вы можете СЫГРАТЬ В ЯЩИК.
      - Какой еще ЯЩИК? - спросила потом Леокадия Алоиза. - В каком ящике я могу уместиться? Ведь из любого торчали бы мои крылья.
      - Ящик тебе не подходит. Тебе нужен простор, Леокадия.
      ЛЕОКАДИЯ И ЗАВЕТНЫЙ ТАЙНИЧОК
      Алоиз принял таблетку от головной боли и растянулся на скамейке.
      - Плохо бедняге, - вздохнула Леокадия. - Ну прямо высох... И сирень засохла.
      Она быстренько съела все засохшие листья сирени.
      - Я знаю, что моя работа тебе не впрок. А, может, и сирени тоже? Поленюсь немного и все пойдет на лад.
      Правда, не так уж часто она ленилась. Ей приходилось помогать соседям со Старой площади и играть с их детьми, но НАСТОЯЩЕЙ работы у нее по-прежнему не было. И поэтому она скучала.
      - Как это хорошо, что никогда не бывает только плохо, - размышляла Леокадия, жуя кусочек черствого хлеба. - Когда в голове много лишних мыслей, мне хорошо, потому что в животе много еды. А когда в животе пусто, мне все равно хорошо, потому что голова свободна от всяких мыслей. А еще хорошо, что у меня есть своя маленькая тайна.
      Ни слова лишнего, молчу!
      Боюсь я проболтаться,
      Про свой заветный тайничок,
      Где радости хранятся.
      Мысли свои и удачи,
      Я в тайничке этом прячу.
      А если мне будет скверно
      Сама туда спрячусь наверно.
      Но в начале июня произошла очень большая неприятность, такая большая, что Леокадии трудно было найти в ней хоть что-нибудь для своего заветного тайничка. Дело в том, что на Шестиконный сквер явилась Вдова, глянула на Алоиза, который, растянувшись на скамейке, грелся в лучах весеннего солнышка, и разрыдалась.
      - Ты так сильно обо мне скучаешь? - спросил Алоиз с испугом.
      - Ой, Алоиз, - простонала Вдова, - носки-то у тебя дырявые, аж светятся! Почему ты не пересыпал их нафталином?
      - Мне очень жаль, что я довел тебя до слез, - огорчился Алоиз. Забери носки и спрячь в сундук с нафталином. Я могу ходить и без носков.
      - Что? - воскликнула Вдова. - Ты меня бросил, а я за это должна еще заботиться о твоих носках?
      - За ЭТО нет, - согласился Алоиз, - но за ТО, что я не вернулся. Ты ведь не выносишь ни канареек, ни котов, ни собак, ни Леокадии.
      - Отдай Леокадию в богадельню для одиноких Лошадей. Я по воскресеньям буду ее навещать.
      - Спасибо, - вмешалась в разговор Леокадия, - но я терпеть не могу, когда кто-нибудь приходит и портит мне воскресенье. И было бы невежливо не предупредить вас об этом заранее. А главное - вам придется навещать Алоиза. Его-то примут наверняка, а меня могут еще и не взять из-за крыльев.
      - Хорошенькое дело! - воскликнула Вдова. - Ничего не скажешь! Сначала лошадь живет на твою пенсию, а потом сдает тебя в приют для одиноких Лошадей. Если бы ты был со мной, мы бы не расстались. Я бы всю жизнь тащила тебя на своем горбу...
      - Но я тоже могу таскать тяжести, - прервала ее Леокадия. - И начну с вас!
      И хотя Вдова отбивалась руками и ногами, Леокадия взвалила ее на спину и доставила на седьмой этаж дома на Можжевеловой улице.
      ЛЕОКАДИЯ И ТЯЖЕСТИ
      И она стала таскать тяжести. Обычно это были шкафы или кушетки, или фортепиано, которые надо было вытащить из грузовика и внести на какой-то там этаж какого-то там дома, а мебели было страшно много, и домов страшно много, и этажей тоже. И опять, как в те времена, когда Леокадия была посыльным в редакции "Вчерашней газеты", не было больше ни бесед с Алоизом, ни милых снов о полетах. Зато Алоизу теперь часто снилось, что они с Леокадией летят над бело-розовым от клевера лугом, но об этих снах он Леокадии даже не рассказывал. Во-первых, ему было некогда, а во-вторых, он вовсе не хотел напоминать ей о крыльях, раз уж она сама о них забыла.
      - Ах рвань хомутная! - сердилась она. - Какая у меня неудобная спина! До того неровная, все шкафы с нее съезжают! Просто сил нет, а еще говорят - здоровая как лошадь. Оглобля им в лоб!
      - Леокадия, ты ругаешься, как ломовой извозчик! - кричал испуганный Алоиз. - Где только ты набралась такого!
      А по вечерам он частенько встречал Леокадию у закусочной, потому что люди часто давали ей чаевые и чтобы ЧЕСТНО потратить деньги ей приходилось пить чай. А заодно и пиво. Тогда Алоиз тоже пил чай или пиво и слушал, как Леокадия разговаривает с грузчиками.
      - Тот, кто хочет работать, должен твердо стоять на земле! Если он еле держится на ногах, как он сможет таскать вещи?!
      Однажды, когда они остались одни, Алоиз не выдержал и спросил Леокадию:
      - Леокадия, а тебе неохота немного полетать?
      - Полетать? - переспросила Леокадия.
      А потом опустила голову и тихонько вздохнула.
      - Посмотри на мои бедные крылья, Алоиз. Разве на чем-то таком можно летать?
      И отвернулась, чтобы Алоиз не мог заглянуть ей в глаза.
      ЛЕОКАДИЯ И СВОЙ В ДОСКУ
      Им было снова очень хорошо, потому что они опять работали вместе. Только Леокадия зарабатывала на хлеб насущный, а Алоиз - на ночные полеты. Каждый вечер, вернувшись из закусочной, он тер щеткой, расчесывал и разглаживал крылья Леокадии. Но через два дня они опять выглядели как прежде, а фиолетовая краска слезала с них все больше и больше. Грузчики же заподозрили Леокадию в том, что крылья у нее НАСТОЯЩИЕ.
      - Вроде бы ходит по земле, а сапожки как новенькие, - говорил Рыжий грузчик Рябому. - Вот те крест, сам видел, вчера она била своими крашеными махалками. И вообще - я так скажу, коли умеешь летать, зачем браться за работу? Пусть бы себе порхала как пташка.
      - Зачем браться за НАШУ работу? - поддержал его Рябой. - А что будет, если она начнет таскать диваны по небу? Люди потом скажут желаем чтобы все грузчики летали, и баста! - И они стали донимать Леокадию разными вопросами:
      - Эй, Леокадия, а мозоли у тебя есть?
      Или:
      - Эй, Леокадия, как здоровье твоей тетки гусыни?
      Или:
      - Когда полетишь домой, Леокадия?
      Но так ничего и не добились. У Леокадии от тяжелых шкафов и диванов мозоли, разумеется, были, домой она не летела, а возвращалась пешком, и в самом деле ничего не знала о здоровье тети гусыни - она вообще была незнакома со своей семьей. А летала она только по вечерам и только над Старой площадью, где все хорошо знали ее и радовались, что Леокадия опять летает, хотя и малость тяжеловато.
      - Чем был бы Шестиконный сквер без летающей Леокадии? - рассуждали соседи со Старой площади. - Глубокой провинцией!
      А в субботу Леокадия вернулась домой чуть раньше.
      - Давай попутешествуем, - попросила она. - Посмотрим, есть ли уже сладкие зеленые всходы, много ли в поле вкусных синих васильков.
      Рыжий грузчик с Рябым грузчиком не больно-то спешили домой - их ведь не ждали полеты в компании Алоиза. Они стояли на углу Миндальной аллеи, возле пивного ларька и не спеша пили светлое пиво. И тут вдруг Рыжему в кружку с белой пеной упало белое, как эта пена, перо.
      - Не иначе гуси летят, - удивился Рыжий. А потом глянул на небо и крикнул:
      - Эй, Рябой, вот те крест, клянусь здоровьем мамы! Леокадия тащит по небу шкаф!
      - Да ну, в субботу! - возмутился Рябой.
      - Бандитка! - крикнул Рыжий. - Воровка! А потом стал показывать прохожим на летящую Леокадию с Алоизом на спине.
      - Она нас обокрала! Перехватила заказ! - снова закричал он.
      - Шкаф, - добавил Рябой.
      - Шкаф? - переспросил продавец из пивного ларька. - Да ведь это диван.
      - Диван? - удивился продавец воздушных шаров. - Это же рояль.
      - Рояль, не рояль, - возразил Рыжий, - давай-ка сюда свои шары!
      Схватил шары и отпустил целую связку в небо.
      - Ой, как красиво, Алоиз! - воскликнула Леокадия, полетела навстречу шарам и угодила в самую середину связки.
      При этом она запуталась так, что не могла двинуть ни одним, ни другим крылом и стала медленно опускаться на Старомельничную площадь.
      - О, какой мир зеленый! - изумлялась она. - О, какой мир желтый! А теперь я все вижу в розовом свете! Отчего ты злишься, Алоиз? Ведь это так здорово!
      - Ты все видишь в розовом свете, - отвечал Алоиз, - а у меня в глазах темно от страха. Того и гляди разобьемся.
      - Ну, не надо преувеличивать, - успокоила его Леокадия. - Это ведь парашют.
      Она схватила зубами связку шаров и мягко опустилась на Старомельничную площадь.
      - Глядите! - кричали прохожие. - Новая реклама воздушных шаров!
      А дети со Старомельничной площади спрашивали Леокадию:
      - Сколько стоят шарики?
      - Нисколько, - отвечала Леокадия. - Их раздают даром. И запела:
      Сколько стоит синева,
      Добрый смех и чье-то пенье?
      И зеленая трава
      И суббота с воскресеньем?
      Светлых капель перезвон,
      Облака над головою
      И счастливый сладкий сон
      На скамейке, под листвою?
      Разве это продается?..
      Нет, радость, всем на радость
      Бесплатно раздается!
      Эй, берите шары!
      - Сейчас, сейчас! - закричал Продавец шаров.
      Он бежал сюда с улицы Приключений, а за ним, запыхавшись, мчались Грузчики и вспотевший продавец из пивного ларька.
      - Отдай шары! - вопили Грузчики.
      - И шкаф!
      - И диван!
      - Все, что ты тащила на спине!
      - Не отдам! - отвечала Леокадия. - Шарики взяли дети со Старомельничной площади, а ВСЕ - это Алоиз, но он - ВСЕ только для меня, хотя я и не представляла, что он один может заменить столько мебели. И что я могу им одним обставить Шестиконный сквер.
      - И Одноконный не обставишь! - разозлился Рыжий. - А сядешь в тюрьму, чтобы больше нас не обманывала!
      - Да, ты нас обманывала! - подхватил Рябой. - Таскала тяжести так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
      - Пила с нами пиво так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
      - И мимо моих шаров проходила так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
      - Ну так и в тюрьму сажайте не меня, а СВОЕГО В ДОСКУ! посоветовала Леокадия. - Ведь я не СВОЙ В ДОСКУ, я - это я, а меня вы совсем не знаете!
      ЛЕОКАДИЯ И ПРАВДА
      Алоиз всячески утешал Леокадию.
      - Может, пойдем выпьем? - говорил он. - Пивка? Или хотя бы чаю?
      - Не будет больше пива, - отвечала Леокадия, - и чаю не будет... Не будет чаевых...