Платье из черного бархата

      – Вы так думаете? – белея от негодования, спросил Лоуренс. Он продолжал говорить ровным, нарочито спокойным тоном, чем еще сильнее взбесил старую даму. – Я никогда не считал вас наивной… Мне казалось, что характеру вашему присущи хитрость и даже коварство. Однако простодушием вы не отличались никогда. Подумайте, о чем говорят факты, касающиеся вашей внучки. Почему ее тело не было привезено из Франции и не помещено в семейный склеп? Такие вопросы неминуемо возникнут. И кроме того, она не приезжала на каникулы, это тоже вызовет кривотолки. Конечно, это еще не прямое доказательство того, что она родила ребенка. Но более убедительные доводы содержатся в письмах ко мне в Оксфорд, написанных ею лично.
      Казалось, они целую вечность не отрывали друг от друга непримиримых взглядов. Молчание нарушила старая дама:
      – Знаешь, я даже предположить не могла, что когда-нибудь скажу, что я не желаю тебя больше видеть, – голос ее тоже звучал спокойно, – но это произошло, и тебе придется об этом сильно пожалеть, потому что ты не получишь от меня ни гроша. Ты потерял целое состояние, потому что основная часть всего, чем я владею, должна была перейти тебе.
      – В том случае, если бы я женился на Мей, – резко заметил он.
      – Нет, нет, – возразила пожилая дама с оттенком грусти. – Я смирилась с твоим безразличием к ней. Но теперь ты до конца своих дней останешься нищим.
      – Нет, это не так. – Лицо Лоуренса посуровело. – Я стану зарабатывать на жизнь своими знаниями и умом. Я знаю, что делать, в отличие от ваших сына и внука, которые мучаются бездельем, даже не предполагая, чем себя занять.
      – Возможно, это и так. Но все твои знакомые от тебя отвернутся. – Она медленно повернула голову в сторону Бидди, а когда заговорила, в ее тоне сквозила нескрываемая злость: – Я проклинаю день, когда ты появилась в этой комнате, а также тот час, когда ты начала служить в прачечной, ничтожная из ничтожных.
      Бидди видела, что Лоуренс собирается возразить, и жестом остановила его. Перехватив ребенка поудобнее, она смело посмотрела в лицо своей бывшей хозяйки.
      – Да, я занимала самую низкую должность, но уже и в том возрасте я превосходила умом кого бы то ни было из прислуги, и не только их. Я очень привязалась к вашей внучке, но и она особым умом не отличалась, а о брате ее и говорить нечего. С его мозгами ему самое место на конюшне. О других членах семья я умолчу, мадам, у вас давно сложилось о них определенное мнение, которое вы не раз высказывали при мне. Вы наградили меня своей правнучкой, хорошо, я принимаю на себя ответственность за нее. Она носит мою фамилию, и вы будете поддерживать слух, что она моя, в этом я не сомневаюсь. И девочка останется моей, пока не подрастет, тогда я расскажу, кто она и из какой семьи. А ее приемный отец, – она взглянула на Лоуренса, – покажет ей письма ее матери. Мадам, мне жаль вас. Запомните, мне искренне жаль вас. – С этими словами она повернулась и с гордо поднятой головой, вышла из комнаты.
      Лоуренс выдержал паузу и тихо произнес, глядя на женщину, лишившуюся от возмущения дара речи:
      – Мне тоже жаль вас, бабушка, но по другой причине. Ребенок получит хорошее воспитание. Могу обещать лишь одно, что мы не станем сразу открывать ей правду, когда она подрастет, потому что в любом возрасте тяжело переносить, когда тебя отвергают. И мне остается надеяться, что воспитание поможет ей все понять. До свидания, бабушка.
      Крепко стиснув челюсти, Лоуренс вышел в коридор, где Бидди отдавала распоряжение сестре:
      – Делай, как я тебе говорю: собери вещи, ты уходишь домой.
      Девочка перевела взгляд с сестры на Джесси.
      – Все верно, иди, собирайся, – подтвердила мисс Хобсон.
      Мэгги убежала, а Джесси задумчиво посмотрела на ребенка:
      – Так вот в чем было дело?
      – Да, мисс Хобсон, – ответила Бидди. – Вы не ошиблись. Мисс Люси отослали из дома, чтобы на семью не лег позор. А теперь ребенок стал для них слишком тяжелым испытанием. Поэтому они стараются переложить ее грех на меня. Но вы ведь знаете, чья эта малышка на самом деле?
      – Да, девочка, я с самого начала догадывалась, в чем тут дело, и утвердилась в своих догадках, когда мисс Люси не приехала на Рождество. Да, я-то знаю что к чему, но заставить остальных поверить в то, что это не твой ребенок, будет нелегко, в то время когда здесь гуляет эта сплетня.
      – Какая?
      Джесси посмотрела на Лоуренса.
      – На самом деле ничего такого не было, Хобсон.
      – Я слышала, как об этом шепчутся слуги, сэр.
      – Да, сначала шепчутся, а очень скоро начнут и кричать. И когда все сложат вместе, слух окрепнет, верно?
      – Да, сэр, вполне возможно. Так уж устроен мир. Мне очень жаль, сэр.
      – Не нужно нас жалеть, Хобсон. По крайней мере, нечего жалеть меня. Скажу честно, я не собирался здесь оставаться. Я намеревался перебраться на постоянное жительство в Оксфорд. Но теперь я буду жить совсем недалеко, так что это еще больше подольет масла в огонь.
      Джесси вопросительно взглянула на Бидди.
      – Дом мой, – начала объяснять она. – Мама выходит замуж за мистера Бристона. Мы собираемся открыть в нашем доме школу.
      – Боже мой, – покачала головой Джесси и, слабо улыбнувшись, продолжила: – Ты с самого начала обратила на себя внимание и вызвала удивление. Вокруг тебя постоянно что-то происходило. По-моему, я уже как-то говорила тебе об этом.
      – Да, помню. Ну, вот и Мэгги, нам пора, и мне хочется сказать, Джесси, – она выговорила имя с особой нежностью, – что я благодарна вам за все, чему вы меня научили. Многое мне пригодится в будущем. – Она наклонилась и поцеловала старую женщину в щеку, а потом направилась через холл к двойным дверям.
      Лоуренс открыл их и пропустил девушек вперед. Они вышли на галерею, где несколько слуг усердно притворялись, что заняты делом, а сами с интересом и удивлением следили за небольшой группой, направляющейся к боковой лестнице. Затем вся прислуга дружно ахнула, когда в дальнем конце галереи показался хозяин дома и направился к непрошеным гостям, которые, остановившись, ждали его приближения.
      Энтони Галлмингтон был не один. Шедшие по обеим сторонам от него жена и сын что-то пытались ему втолковать. Жена взяла его под руку, но он грубо оттолкнул ее, и рявкнул на слуг: «Все – вон!» Не доходя нескольких метров до того места, где стояли Бидди, Лоуренс и, заметно дрожавшая от страха Мэгги, он остановился.
      Ярость душила его, не давая говорить. Наконец он обрел дар речи и произнес, злобно брызгая слюной:
      – Как… вы, сэр, осмелились войти в мой дом без моего на то разрешения и привести с собой… эту девку! Я мог бы приказать отстегать вас кнутами и вышвырнуть из дома… Мне стоит только слово сказать.
      – Что же вы медлите? Большинство слуг неподалеку.
      – Ах ты, выскочка проклятый! Я… я тебя. – Он рванулся вперед, но Стивен обхватил его обеими руками с криком: «Не надо, отец, не надо!» – Не надо, говоришь? А как он отплатил мне за все, что я для него сделал? Неблагодарная свинья.
      – Я никогда не был неблагодарным, – с такой же яростью закричал в ответ Лоуренс. – И запомните одно, сэр, что только из чувства благодарности я защищал вашу дочь и старался избавить вас и вашу семью от позора, который бы вы не смогли перенести. План был задуман бабушкой, а я лишь выполнял его. А это, – он указал на ребенка, которого крепко прижимала к себе Бидди, – это результат. Она…
      Договорить он не смог. Его остановил умоляющий взгляд его приемной матери, к которой он никогда не испытывал симпатии. Она просила: «Лоуренс, прошу, не надо, пожалуйста». И в следующую минуту сильный удар в плечо отбросил его к дверям, ведущим на лестницу. Энтони Галлмингтон метил Лоуренсу в голову, но он с такой силой рванулся из рук сына, что сам потерял равновесие, когда наносил удар, и теперь он, сильно наклонившись, прислонился к стене почти рядом с Лоуренсом, который успел выпрямиться и стоял, прижав к бокам сжатые кулаки.
      – Лори, пожалуйста, уходи, – попросил Стивен, открывая дверь на лестницу, но Лоуренс молча, не шевелясь, с ненавистью смотрел на уже поднявшегося, но все еще стоявшего у стены мужчину, взгляд которого горел не меньшим бешенством.
      – Пойдем, Лори, – Бидди произнесла это имя совсем тихо, но казалось, она громко выкрикнула его, потому что глаза слуг вдруг широко раскрылись, а у Грейс Галлмингтон передернулось лицо.
      Лоуренс медленно повернулся, взял Бидди под локоть и направился к двери. Проходя мимо Стивена, Лоуренс заглянул ему в глаза, и сердце его сжалось: в обращенном на него взгляде он не увидел ни горечи, ни обиды, только понимание и печаль.
      Уже во дворе они остановились, и Бидди дрогнувшим голосом спросила:
      – Он сильно тебя задел?
      – Нет, нет, но могло быть и хуже, если бы он попал, куда хотел, – попытался пошутить он.
      – Посмотри, вон идет Джин, – дернула за рукав сестру Мэгги.
      Бидди повернула голову и увидела подругу, шедшую через двор с огромной корзиной для грязного белья.
      – Ты не возражаешь, я на минутку, – обращаясь к Лоуренсу, сказала Бидди. – Возможно, я ее никогда больше не увижу. – И она заторопилась к Джин, которая остановилась как вкопанная и смотрела на нее разинув рот.
      – Времени долго разговаривать нет, – отводя Джин в сторону, торопливо проговорила Бидди. – Возможно, я тебя больше не увижу, поэтому хочу спросить: ты не хотела бы работать у нас?
      – Не понимаю, где работать, Бидди? В доме, твоем доме?
      – Деньги могу предложить небольшие, но уж будет лучше, чем здесь. Приходи в следующий выходной, и мы обо всем поговорим.
      – О, спасибо, Бидди. А это… ребенок?
      – Да, ребенок.
      – Он… твой? – шепнула она.
      – Нет, но в это никто не верит.
      – О, Бидди.
      – Ничего, не беда, до встречи.
      Девушка быстро вернулась к Лоуренсу и Мэгги и направилась к дорожке, ведущей через парк, но Лоуренс крепко взял ее за руку и сказал:
      – Нет, не сюда. Мы выйдем через главные ворота.
      Она внимательно посмотрела на него, потом наклонила голову к ребенку и последовала, куда он велел, не оспаривая благоразумности такого решения.
      Когда троица проходила конный двор, Бидди оглядывалась по сторонам в надежде увидеть Дэйви, но заметила всех, кроме нега Брат, вероятно, услышал об их приходе и боялся скандала. Но какая разница. Едва ли это могло усилить боль и обиду, которые она уже испытывала в этот момент. Оскорбительна была та ужасная сцена, которую пришлось пережить Лоуренсу, а разве не унижением было слушать старую даму, разговаривающую с ней, как с самой последней тварью. Когда мадам говорила с ней, Бидди как бы видела себя ее глазами и знала, что представляется мадам таким низким существом, для которого дерзость даже подумать о том, чтобы стать женой Лоуренса.
      Они шли мимо дома. Нигде: ни внутри, ни снаружи – не было заметно ни души, но они чувствовали, что в окна за ними украдкой следит множество глаз.
      Ворота им открыл пораженный привратник.
      – Доброе утро, мистер Лоуренс, – вежливо поздоровался он, приподнимая шляпу.
      – До свидания, мистер Джонсон, – ответил Лоуренс.
      Пройдя около мили, они встретили Тола, который правил повозкой, до половины заполненной дровами. Мэгги кое-как пристроилась среди них, а Лоуренс и Бидди втиснулись на сиденье рядом с возницей.
      – Не все прошло гладко, сэр? – спросил Тол, глядя на их лица.
      – Да, похвастаться нечем, – согласился Лоуренс.
      Всю оставшуюся дорогу они ехали молча. Тол высадил их у ворот, и только тогда Лоуренс предупредил его:
      – Если узнают, что ты делал утром, тебя могут уволить.
      – Меня это не очень волнует, сэр, – улыбнулся в ответ Тол. – В любом случае вы надоумили меня, сэр. Признаться, я давно уже подумывал о том, что неплохо было бы торговать на рынке. И не только я так думаю, – он кивнул в сторону дома.
      – Спасибо, Тол, что подвез, – поблагодарила Бидди, вид у нее был мрачный.
      – Был рад помочь, Бидди. И хочу вам сказать, – он по очереди посмотрел на них, – надеюсь, в будущем вас ждет такое же счастье, какое подарила мне твоя мама, Бидди.
      Бидди прижала к себе ребенка и почти бегом направилась к дому, чувствуя, как из глубины души поднимается волна, которой можно было дать волю только после того, как она войдет в дом. Они вошли в кухню.
      – А ты что здесь делаешь? – спросила Рия, увидев Мэгги.
      Бидди вручила ей ребенка и попросила:
      – Подержи его немного и дай мне побыть одной несколько минут. – Она выскочила из кухни в холл, а оттуда – побежала в библиотеку. Там девушка бросилась в кожаное кресло, в котором так часто сидел хозяин. И только теперь Бидди позволила себе дать волю чувствам.
      Спустя какое-то время ее рыдания стихли. Девушка задумчиво обвела глазами комнату, и ей показалось, что хозяин рядом, что она слышит его голос: «Ты еще очень мало знаешь, но ты расширишь свои знания, когда станешь учить других. Когда учишь других, учишься сам. А иногда становится ясно, что ученик умнее учителя!»
      Бидди слышала, как открылась дверь и вошел Лоуренс. Она заметила его, только когда он уже стоял перед ней. Лоуренс протянул к ней руки и привлек к себе.
      – Мне искренне жаль, моя дорогая, – произнес он, нежно обнимая возлюбленную, – что тебе пришлось все это пережить. Ты хочешь, чтобы мы сами ее растили? Знаешь, я могу сделать, как сказал: привезти сюда доктора и мадам Арно, подать в суд. Письма докажут, что…
      – Нет, нет, – запротестовала Бидди, поднимая голову с его плеча. – Я хочу оставить малышку. Это кажется странным, но… с той минуты, как она появилась на свет, у меня появилось чувство… мне трудно это объяснить. – Она вытерла слезы. – Мне казалось, что она моя. Признаюсь честно, мне было бы тяжело оставить ее там. А плачу я не из-за ребенка, меня заставили плакать слова мадам, все то, что она сказала мне и обо мне. И я задумалась, что я буду значить для тебя, если мы поженимся.
      – Никаких «если», – слегка отстраняя ее от себя, произнес Лоуренс, прищуриваясь. – Мы обязательно поженимся. Я люблю тебя. Когда я называю тебя единственной… я имею в виду, что никого я так не любил, и едва ли полюблю. И еще добавлю, что многие на моем месте сказали бы тебе то же самое, зная, что в жизни нет ничего постоянного, чувства тоже меняются; и они со временем забыли бы свои слова, а если бы и не забыли, то повторили бы кому-нибудь еще. Но я могу поклясться, Бидди, что со мной такого не произойдет. Помнишь, я уже говорил тебе, что с самого начала знал: ты создана для меня, а я – для тебя. Должен честно признаться, я пытался уйти от этого вопроса и одно время считал, как мадам, что единственный выход – сделать тебя своей любовницей. Но я также знал, что ты на это никогда не согласишься. – Он улыбнулся ей и продолжал: – Я старался держаться подальше от тебя, так как считал, что наш союз невозможен из-за непреодолимых проблем, которые неминуемо возникли бы. Но сейчас я твердо уверен: нет такого препятствия, которое я не смог бы преодолеть, для того чтобы сделать тебя своей женой. А ты получаешь не такое уж сокровище, – еще шире улыбнулся Лоуренс, – все, что я имею, по крайней мере, на следующий год, это: восемьдесят фунтов в банке, несколько пар золотых запонок и двое золотых часов. И с этим я не только рискую делать предложение самой красивой и умной молодой женщине, но она еще предлагает мне чудесный дом, в котором я могу осуществить свою мечту: открыть школу для молодых людей.
      – Нет, нет! – воскликнула Бидди. – Это будет школа не только для молодых мужчин, но и для женщин. Обязательно для женщин тоже.
      Он закрыл глаза и опустил голову, пряча улыбку.
      – Конечно, мэм, это школа и для молодых женщин, их тоже будут принимать в нашу школу.
      – И чтобы их было поровну, сэр.
      – Да, мэм, – он смотрел на нее, и глаза его смеялись, – естественно, их будет принято поровну.
      – И внимание ко всем будет одинаковое.
      – Вне всякого сомнения, мэм, – Лоуренс энергично закивал.
      – И предметы для всех одни.
      – Как скажете, мэм. Я со всем соглашусь, более того, я все подробно запишу в первый же день, как вы подпишитесь новым именем: миссис Лоуренс Фредерик Кармихель.
      – Твоя фамилия Кармихель? – удивилась она.
      – Да, это моя настоящая фамилия.
      – О, Лори, Лори. Она такая красивая. Спасибо, что ты даешь мне ее. – Она снова вернулась к нему в объятия. – Я всю жизнь буду почитать ее и тебя.

* * *

      Они обвенчались ветреным днем в конце марта в деревенской церкви. Обряд совершал, как казалось, без особого удовольствия, преподобный Уикс. Невесту подвел к венцу ее приемный отец мистер Тол Бристон. На свадьбе отсутствовал один член семьи. На следующий день после визита Бидди в «Холмы» Дэйви ушел оттуда. Но домой он не пришел, а через Тола передал матери, что не стал дожидаться, пока его выгонят. Еще он сказал Толу, что ему пообещали место в кузнечной мастерской в Гейтснед Фелле. Как потом выяснилось, дела у кузнеца шли хорошо. К тому же у него была дочка на выданье, с которой Дэйви познакомился в одну из своих поездок в город.
      Невесту сопровождали ее сестра Мэгги и подруга Джин. Со стороны жениха присутствовали двое его друзей, приехавших из Оксфорда.
      Непосредственным участникам церемонии с лихвой хватило бы места на двух первых скамьях, но вот любопытных собралось столько, что яблоку негде было упасть. Это и понятно. Не каждый день случается взглянуть на свадьбу джентльмена из такого богатого дома, как «Холмы», и служанки, пусть даже очень умной и образованной, к тому же вернувшейся из-за моря с ребенком. В этом таилась загадка. А может быть, загадки никакой не было. Поговаривали, что ребенок не ее. А если так, то почему он женился на ней? Ходил слух, и довольно упорный, что матерью ребенка была Люси Галлмингтон. Скажут же такое! Но неоспоримым оставался факт, что экономка видела нынешнюю невесту в измятом и разорванном платье в тот день, когда, скорее всего, ребенок и был зачат. И пусть с того времени не успело пройти девять месяцев, это еще ничего не доказывало, потому что немало младенцев появлялось на свет семимесячными, разве не так? Так или иначе, но вот она стоит у алтаря, такая же красивая, как и любая другая невеста, когда-либо преклонявшая перед ним колени, а жених рядом с ней – необыкновенно радостный и довольный. Словно у него выросли крылья. И стоило посмотреть на светившиеся счастьем лица жениха и невесты, становилось ясно, что еще один малыш скорее всего присоединится к первому через семь или девять месяцев, а за ним последуют и другие.
      А если подумать, то все это произошло потому, что мистер Миллер восемь лет назад взял ее к себе в дом вместе с матерью, братьями и сестрой, когда у них не было даже крыши над головой. А это говорит о том, что совершать добрые дела нужно, но следует не забывать об осмотрительности.