– Так и есть, – кивнула Бидди. – Так и есть.
– Ничего, скоро ко всему привыкнешь. Ну а хоть одно из них, ты, наверное, раньше видела, – рассмеялась Джин, кивая на большое корыто с горячей водой с мокнущей в нем одеждой.
– Да, приходилось.
– Но такой каток, могу поспорить, ты встречаешь впервые. – Она взяла Бидди за руку и подвела к ящику, напоминавшему три поставленных друг на друга гроба. Ящик был около двух метров в длину и около полутора в ширину. Под двумя верхними секциями располагались два валика. – Это пресс, – с гордостью объявила девочка, словно эта неуклюжая махина была ее собственным изобретением. – Через него хорошо пропускать брюки и одежду из грубых тканей. Одежда выходит, как утюгом глаженная. Только не надо пересушивать, и все получается прекрасно. – Она схватила за ручку, соединенную с почти полуметровым колесом и, поднатужившись, повернула, а потом широко улыбнулась Бидди и успокоила:
– Скоро приспособишься.
– Не знаю, думаю, что нет.
– Привыкнешь, еще как. – Улыбка на лице Джин погасла. – Тебе придется привыкнуть. Ты сможешь выходить время от времени. Я тоже работаю рядом, буду забирать корзины и собирать грязное белье.
– Мы должны разносить белье обратно? И в конюшни тоже? – спросила Бидди.
– Нет, – девочка легонько толкнула ее. – Все выстиранное белье относят в специальную комнату в доме, и прислуга его разбирает. Вот спросила, так спросила. – И она вновь подтолкнула Бидди.
– Мой брат работает в конюшне, – бесстрастно заметила Бидди.
– Правда? – В голосе девочки слышалось восхищение. – А какой он?
– У него светлые волосы, очень светлые.
– А, знаю, я как-то мельком видела его.
– Только мельком? А ты здесь давно?
– Скоро уже шесть лет, – произнесла Джин, опустив голову.
– Неужели шесть лет? А наш Дэйви работает здесь уже четыре года.
– Да, может быть, – важно кивнула девочка. – Но понимаешь, слугам разных рангов запрещается встречаться и разговаривать. Мы видимся только в церкви, да еще раз в полгода, когда платят жалованье, потом, на Рождество, когда всю прислугу собирают вместе. Но до прошлого года я только наблюдала за всем со стороны. – Но почему?
– Ну, – она снова понурилась, – я из приюта.
– А…
– В конюшне есть еще два парня. – Карие глаза Джин теперь смотрели на Бидди. – Они пришли сюда в одно время со мной. У других есть привилегии. Но нам они не полагаются.
– Но почему?
– Потому что мы – приютские, нас взяли сюда из милости. – В словах Джин не слышалось горечи. – Работа здесь хорошая. Мне повезло, и тем парням тоже, потому что меня могли отправить на фабрику, а им бы досталось что-нибудь и похуже. Говорят, что некоторые фабрики страшнее тюрьмы. Нет, мне очень повезло. И тебе тоже понравится. – Девочка схватила Бидди за руку. – И кормят здесь хорошо. Ты получишь форму, у тебя будет подарок к Рождеству, а каждые две недели – выходной. А нам не разрешается никуда уходить. – Ее радостное оживление сменила грусть. – Ни мне, ни парням. Вот если бы нас кто-нибудь пригласил, ну, понимаешь, взял с собой, тогда – другое дело.
«Ужас, ужас и кошмар!» – Кричало все внутри у Бидди. Она подумала о своей прежней жизни, и та показалась ей замечательной. Оказывается, она жила как принцесса, и даже не догадывалась об этом.
– Вы что здесь прохлаждаетесь? Я послала тебя показать ей работу.
– Да, да, конечно, миссис Фицсиммонс. – Джин встрепенулась от грозного голоса начальницы и, запинаясь, начала оправдываться: – Мы… я… ей все показала, она все запомнила. У нее получится. Мы сейчас начинаем.
– Советую пошевеливаться, и возвращайся к своему корыту, больше предупреждать не буду.
И тут Бидди снова совершила серьезную ошибку. Она повернулась и прямо посмотрела в лицо миссис Фицсиммонс.
Наглость новенькой взбесила старшую прачку. Она так рявкнула на Бидди, что девушка едва не подпрыгнула:
– А ну, сунь свой нос в корыто, пока я тебя туда головой не окунула!
Бидди повернулась к корыту, и снова загремел голос миссис Фицсиммонс:
– Закатай сперва рукава, идиотка!
Бидди большого труда стоило подавить поднимавшуюся волну возмущения. Гневные слова так и рвались с языка: «Не смейте называть меня идиоткой. Я совсем не идиотка. А настоящая идиотка вы сами».
О, нет! Она не сможет это вынести. Она убежит. А что дальше? Ей некуда деться. Придется вернуться домой, и там прибавится еще один рот, и шиллинга в неделю не будет. А если мать хочет остаться в этом доме, им всем надо работать.
Бидди погрузила руки по локоть в ледяную воду и с трудом стала тянуть оттуда какую-то тяжелую одежду. В ней постепенно росло и крепло чувство негодования. Еще более сильное, чем то, что она испытывала к старшей прачке. Ее душу переполняла горькая обида на мать.
Глава 2
Первую неделю работы в прачечной Бидди была просто чуть жива. Шли дни, но становилось не легче, а тяжелее. Миссис Фицсиммонс все больше загружала ее. Бидди раньше доводилось копаться в земле на холоде, привыкла она к разной тяжелой работе, но теперь метаться от одного дела к другому, слушая постоянные грубые окрики, стало для нее настоящий пыткой. Часто она засыпала в слезах. От ледяной воды немели пальцы, когда она выжимала тяжелую рабочую одежду. Да еще приходилось сильно тереть одежду щеткой, от этого плечи ее болели не переставая. При одной мысли о грязных зловонных грудах у нее брезгливо морщился нос.
– Какие они все вонючие, – как-то вечером пожаловалась Бидди своей соседке по комнате, когда они собирались ложиться спать.
– Знаешь, Бидди, – начала объяснять Джин, – нет большой разницы между рабочей одеждой и той, что приносят от слуг из дома, даже господская не лучше. Хочешь верь, хочешь – нет. Я видела кое-что из их вещей, а они переодеваются каждый день.
– Да ну? – удивилась Бидди, глядя сквозь слезы на свою новую подругу.
– Да, да, – энергично закивала Джин. – Хозяйка и старая мадам меняют одежду каждый день. А хозяин и мистер Стивен могут и по три рубашки в день сменить. Потом, есть еще мистер Лоуренс, он приезжает только на каникулы. Маленьким негодникам, мистеру Полу и мисс Люси, вообще подавай по три смены одежды, особенно, если они едут в гости. И мисс Мей не лучше, но она – молодая леди, тут уж ничего не сделаешь.
Постепенно Бидди немного освоилась и получила некоторое представление об обитателях дома: хозяевах и прислуге. Она узнала, что семья состоит из восьми человек. Старая мадам занимала все западное крыло дома и почти все время проводила там.
Худощавому дворецкому Томасу Фроггетту было пятьдесят лет. Он носил дорогую красивую одежду, чулки с подвязками, и все побаивались его коварства. Первый лакей, Джеймс Симпсон, был моложе дворецкого, но выше ростом и плотнее. Второй лакей – маленький и неприметный Джон Томпсон – еще моложе. Камердинером у хозяина служил мистер Бакли. Бидди пока ни разу не видела никого из этих людей. Только мельком ей удалось взглянуть на первую и вторую горничных, Мэри Уоттс и Джун Корделл. Это были женщины немолодые, как две служанки, убиравшие в спальнях. Одна служанка, Пегги Тиль, была старше горничных, ей уже перевалило за сорок, другая – Кристи Мур, была немного моложе.
Других слуг Бидди увидела, когда они вместе с работницами прачечной приходили в столовую для прислуги, где единственный раз в день ели сидя за столом. Они попадали в столовую в половине седьмого, после того как закончит ужин остальная прислуга. Вместе с работницами прачечной за столом сидела прислуга из кухни низшего ранга. Кухарка и главная швея питались вместе со старшей прислугой. Камердинеру, экономке и гувернантке стол накрывали в гостиной гувернантки.
Бидди поражалась, что двадцать один человек прислуживали всего восьми хозяевам, даже семи, потому что один из них появлялся дома редко. Джин рассказала, что кроме домашней прислуги еще тринадцать слуг работают во дворе. Сюда относились работницы прачечной и привратник с женой. Джин не считала слуг с фермы, из кузницы и трех каменотесов. Ведь ферма и кузница находились в конце имения и выделялись в самостоятельное звено.
За то короткое время, что Бидди проработала в прачечной, она поняла, что среди всех уровней, на которые делился штат прислуги, самую низшую ступень занимала прачечная. Ей же, Бидди, даже тут отводилось самое ничтожное место. Интересно, что на каждом уровне имелся человек, считавший себя выше остальных, который не упускал случая покомандовать. Во время заключительной трапезы, как называли здесь ужин, помощница кухарки, Анна Смит, сидела во главе стола. По ее команде все начинали и заканчивали есть. Она же назначала время, когда за столом разрешалось говорить.
Все эти правила казались Бидди странными и не укладывались у нее в голове. Она говорила себе, что никогда не сможет к ним привыкнуть. Да она и не желала к ним привыкать. В последние несколько дней ее неудержимо тянуло взбунтоваться. Она живо представляла себе, как подойдет к старшей прачке и ехидно скажет: «Вот что, миссис Фицсиммонс, вы противная горластая толстуха. Вот корыто и белье. Если вам нужно, сами и стирайте!» Она сочиняла все более и более ядовитые фразы и злорадно улыбалась про себя, воображая каменеющее от удивления лицо старшей прачки.
Размышляя о прошедшей неделе, Бидди пришла к выводу, что старшая прачка обращалась с ней грубо с самого начала. После того как экономка заглянула в прачечную, миссис Фицсиммонс стала относиться к Бидди еще хуже, как будто ей специально поручили придираться.
На третий день своего пребывания в «Холмах» Бидди спросила Джин:
– Как ты думаешь, ничего, если я добегу до конюшен, чтобы повидаться с Дэйви, когда у нас будет перерыв на обед?
В двенадцать часов им приносили сыр с хлебом и пиво. За сорок пять минут прачки должны были поесть, убрать в комнатах и удовлетворить естественные потребности. Бидди надеялась, что в перерыв ей удастся выкроить время, чтобы повидаться с братом. Однако Джин, услышав об ее планах, ужаснулась и предупредила, что если ее заметит мистер Моттрем, мистер Лоутер или старшие помощники конюхов, то сразу донесут, и ей не поздоровится. Один из парней тайком встречался с девушкой, что работала на кухне, так их обоих тут же уволили.
Бидди увиделась с Дэйви только в воскресенье, перед тем как сесть в повозку, уставленную рядами скамеек, чтобы поехать в церковь. Он вместе с двумя другими молодыми парнями направлялся к повозке, что стояла в процессии третьей. Брат обернулся и приветливо улыбнулся ей, она тоже ответила улыбкой и успела кивнуть ему до того, как ее толкнули в повозку.
Еще раз она видела его в церкви, где слуги мужчины сидели отдельно от женской прислуги. Несмотря на то, что на службе присутствовал не весь штат прислуги, они составляли третью часть собравшейся паствы.
Бидди сидела в самом последнем ряду между Джин Биттон и Джулией Фенмор. Несколько минут спустя, после того как все расселись, по рядам прокатилась волна оживления.
– Хозяева здесь, – шепнула Джулия, прикрывая рот рукой.
До этого дня Бидди не видела никого из семейства вблизи. Воображение рисовало ей хозяев, сидящих в своей галерее подобно богам и богиням, о которых она так много читала в последние годы.
Служба ее утомила. Голос преподобного Уикса навевал дремоту, и она едва не уснула. Бидди сначала подумала, что в выходной попросит у матери отцовскую Библию. Но взглянув на молчаливые ряды, застывшие со сложенными на коленях руками, решила, что разумнее последовать их примеру, тем более что грамота в «Холмах» была не в почете.
Когда они возвращались после службы домой, погода стояла ясная и морозная. Девушки болтали, а Бидди сидела молча, угрюмо глядя сквозь щели в бортах повозки. И снова душа ее рыдала: «Как я хочу снова оказаться дома».
Когда все вернулись в усадьбу, Джин объяснила, что они должны подняться к себе в комнату и переодеться в рабочую одежду. После этого, наскоро перекусив, следовало собрать грязную одежду, рассортировать ее и замочить, чтобы утром в понедельник сразу приступить к стирке.
Бидди никогда не приходилось так много работать по воскресеньям, даже когда они не ходили в церковь. Мать считала воскресенье днем отдыха. Летом они все вместе ходили к реке и играли в свое удовольствие. Когда Бидди вспомнила о чудесной жизни дома, глаза ее налились слезами. Тогда она не понимала и не ценила, как хорошо ей живется, принимала все как должное и считала, что так будет вечно. Если бы был жив хозяин, то не допустил бы, чтобы она работала в этой кошмарной прачечной.
– Бидди, ты почитаешь мне что-нибудь на ночь? – спросила Джин, когда они сортировали одежду.
– Конечно, – радостно откликнулась Бидди. Ей было приятно услышать такую просьбу. – С удовольствием, – добавила она. – А что тебе почитать?
– Не знаю, что-нибудь. Мне нравится слушать, когда читают вслух, как, например, сегодня священник читал о пришествии Господа, ну и все такое.
– У меня нет с собой Библии. Но я принесу ее, когда вернусь из дома после выходного. В Библии много интересных историй. Но есть и такие, что мне не нравятся, там рассказывается об убийствах и многом другом. У меня с собой есть сказки, могу почитать тебе какую-нибудь.
– Послушай, что я придумала. – Джин поближе придвинулась к Бидди и зашептала с заговорщическим видом: – Когда мы будем раздеваться, то погасим свечу. Потом зажжем, и ты сможешь почитать подольше.
– Ты хорошо придумала, так мы и сделаем.
В первый раз с того времени, как она оказалась в этом чужом ей мире, Бидди почувствовала знакомое радостное волнение: нашелся человек, которого интересовало чтение. Может быть, Джин захочет научиться писать.
– Джин, а ты хотела бы научиться писать свое имя? – так же шепотом спросила Бидди.
– Я смогу написать мое имя?!
– Да, да.
– О, это было бы так здорово. Здесь никто не умеет писать. Не знаю, может быть, даже дворецкий с экономкой не умеют. Но скорее всего они знают, как написать свое имя. И камеристка мадам, тоже, думаю, умеет. Ну а о гувернантке мисс Коллинз я и не говорю. Боже, подумать только, я смогу писать! – Джин оставила работу и с чувством стиснула холодные мокрые руки Бидди. – Я так рада, что ты сюда пришла. У меня раньше никогда не было подруги.
Бидди до глубины души тронуло и польстило признание Джин. Она сказала себе, что не только покажет Джин, как писать свое имя, но и научит читать. И еще других, тех, кто захочет учиться. Миссис Фицсиммонс увидит, на что она, Бидди, способна. Ведь главная прачка скорее всего не умеет отличить А от Б. Как сказал бы хозяин, она преуспела в своем невежестве.
Бидди даже рассмеялась. Ей понравилось, как она сумела выразить свою мысль. Джин, глядя на нее, тоже стала смеяться и поинтересовалась:
– А ты чему смеешься, Бидди?
– Подумала кое о чем смешном, – ответила девушка, раскачивая над корытом с холодной водой батистовую ночную рубашку.
– Ну о чем, расскажи.
Бидди подумала, что Джин не поняла бы слов хозяина, и поэтому нашла другой ответ.
– Мне представилось, что рубашка – это миссис Фицсиммонс, и я ее макаю в корыто, – сказала она, яростно окуная рубашку в воду.
Услышав это, Джин уморительно взвизгнула и залилась веселым смехом. Бидди вторила ей. Внезапный стук в окно прервал их веселье. Они разом умолкли и испуганно прижались друг к другу. Девочки осторожно повернулись к окну. Бидди вскочила и быстро распахнула окно.
– Привет, Дэйви! Рада тебя видеть, – приветствовала она брата.
– Привет, Бидди. Как дела? – Он потянулся и взял ее за руку.
– Не особенно, – поколебавшись, призналась она. – Не нравится мне здесь.
– Я так и думал. Ты привыкнешь, нужно только время. Я… собираюсь домой и скажу маме, что видел тебя.
– Спасибо, Дэйви. – Она смотрела на него и думала, что напрасно называла его неуклюжим и тупым. Теперь он ей казался красавцем. – Как ты сюда пробрался?
– Всегда можно найти лазейку. Ну а у меня есть здесь свои глаза и уши. – Он кивнул в одну, а потом в другую сторону.
– У тебя не будет неприятностей?
– Нет, нет, – покачал головой Дэвид. – Кроме того, ты моя сестра. И никто, я думаю, не будет против, если я увижусь со своей сестрой. – Дэйви перевел глаза на стоявшую в глубине комнаты Джин.
– Это моя подруга, Джин, – представила ее Бидди. – Мы живем в одной комнате. Она очень хорошая.
– Привет, Джин. – Дэйви вежливо наклонил голову. Джин в ответ пробормотала что-то невразумительное.
– Мне пора, – заторопился Дэйви. – Я буду тебя навещать и передам маме, что дела у тебя помаленьку идут.
– Дэйви, – окликнула брата Бидди, когда он собрался отойти от окна.
– Да?
– Мне так хотелось бы пойти с тобой. Ты не мог бы попросить маму… забрать меня отсюда?
– Ты же знаешь не хуже меня, как там дома, – помолчав, заговорил Дэйви. – Если мама хочет сохранить дом, ей нужны деньги.
– Да, конечно, – грустно кивнула Бидди. – Ну, ладно. Я рада, что ты зашел, – улыбнулась она.
– И я тоже был рад тебя увидеть. – Юноша отступил от окна и торопливо скрылся в кустах за угольными сараями.
Бидди закрыла окно и обернулась к подруге: по пунцовому лицу Джин бродила глуповатая улыбка.
– Это наш Дэйви, – объявила Бидди.
– Да, – кивнула Джин и еле слышно произнесла: – У него волосы, как у ангелов, что нарисованы на окнах в церкви.
Бидди подумала, что другим Дэйви вполне мог показаться красивым, хотя лицо его сильно изменилось. А вот четыре года назад ее брат в самом деле напоминал ангела. Наверное, таким он и представлялся хозяину: ангелом, которому хочется поклониться. Ей неожиданно стало грустно. Всякое желание смеяться пропало. Да и не очень хочется веселиться в прачечной среди вороха грязной, дурно пахнущей одежды. И еще Бидди подумалось, что именно из-за этого ангела ей приходилось гнуть спину в жуткой прачечной. Если бы брат не ударил тогда косой хозяина, может быть, сердце не подвело бы его так скоро. А все же, вправе ли она винить Дэйви?
Все началось гораздо раньше, до того как их мать поступила на службу в Мур-Хаус. В горняцком поселке, когда отец умер от холеры в тот ужасный год. Где же начало несчастья? Кого осуждать? Может быть, хозяин сумел бы найти объяснение, если ответ вообще возможно было отыскать.
А еще Бидди не хватало умного собеседника, с кем она могла бы поговорить, обсудить то, что ее волновало, кто объяснил бы ей непонятное, направил в верное русло ее размышления. Но подобное больше не повторится, ей не встретить другого такого человека, как хозяин. Теперь ей придется самой находить ответы на собственные вопросы. Но она от своего не отступит, ни за что. Хозяин говорил, что каждую свободную минуту надо посвящать чтению. Она не собирается, когда вырастет, стать похожей на тех, кто ее здесь окружал. Джин ей нравилась, и она была готова с радостью ей помочь, потому что замечала в своей подруге желание узнать новое. Остальных же мало что интересовало. Она покажет всем этим болванам, на что способна.
Бидди взяла щипцы и принялась с ожесточением размешивать содержимое чана, превратив его в густую массу. Покончив с этим, она вытерла руки о грубый передник и громко объявила:
– Сегодня воскресенье, мы не должны работать. Пойдем, сядем в уголке, и я расскажу тебе что-нибудь.
– А что, если…
– Не бойся, мы услышим, как поднимается щеколда. Идем, я расскажу тебе одну интересную историю.
За этой историей потянулась цепь событий, которые не могла себе представить даже Бидди с ее богатым воображением.
* * *
На следующей неделе Бидди не только рассказывала Джин истории, но и читала. Она также показала ей, как пишутся три первые буквы алфавита, и пообещала, что еще до Рождества научит ее писать не только имя, но вдобавок несколько слов.
В следующее воскресенье Бидди первый раз получала выходной. Во время службы и после нее до часа дня она считала минуты, когда сможет отправиться домой. Но перед уходом она обязана была предстать перед экономкой, чтобы та могла оглядеть ее и проверить, все ли в порядке.
Миссис Фултон сразу нашла, за что зацепиться. Ей показалось, что шляпка у Бидди чересчур сдвинута назад, и она заставила надвинуть ее поглубже на лоб. Кроме того, пальто мятое и башмаки недостаточно блестят. Заметив все мыслимые и немыслимые погрешности, она сказала, что Бидди следовало бы отослать назад наводить на башмаки блеск, но так как это был выходной, то она решила ее простить и закрыть глаза на неряшливый вид. Сделав внушение, миссис Фултон наконец смилостивилась и сказала:
– Можешь идти.
Бидди едва удержалась от дерзости. А ей очень хотелось сказать: «На улице сыро, а на дороге грязь по колено, по ней только в начищенных башмаках и гулять». Но девушка знала: лучше помалкивать, чтобы не лишиться выходного, потому держала язык за зубами. Она вышла через заднюю дверь, не торопясь миновала двор. Стоило ей добраться до длинной дорожки, обсаженной кустами, которая проходила по границе имения, как она, подобрав юбки, бросилась бежать со всех ног, как будто за ней гнались черти.
Как Бидди и ожидала, проезжая дорога оказалась страшно грязной, ей то и дело приходилось перепрыгивать через выбоины. Она решила, что пробежала не меньше чем полдороги, и остановилась перевести дух. Постояла несколько минут, прислонившись спиной к дереву, постепенно приходя в себя, потом двинулась дальше, слегка пританцовывая. Всю дорогу ей никто не встретился. Когда она вышла к шлагбауму, за которым раньше начиналась платная дорога, то сразу увидела Тола. Он был не на своей повозке, а шел пешком, выбирая места посуше.
– Тол! Тол! – закричала Бидди, едва завидев его. Он остановился и подождал, пока она, запыхавшаяся, подбежала к нему.
– Ты куда несешься, вся красная, как свекла? – широко улыбаясь, поинтересовался он.
– Домой.
– Понятно, что домой. Сегодня твой первый выходной?
– Да.
– Ну как тебе там, нравится? Улыбка сбежала с ее лица.
– Нет, Тол, нет, – надув губы призналась Бидди. – Мне там все противно.
– Да, я так и думал, – с мягкой грустью проговорил он. – Я узнал через парней, что работают в конюшне, как у тебя идут дела. Наверное, ты обрадовалась, когда увидела Дэйви.
– Ты и это знаешь?
– Я много чего знаю. – Он склонил голову набок, пристально глядя на нее.
– Ты всегда все знаешь.
– Когда тебе надо вернуться? К шести, верно? – спросил он.
– Да.
– Сделаем так, я буду ждать тебя здесь с моей… что скажешь на это?
– С повозкой? – Она качнула головой в его сторону.
– Нет, не с моей старой повозкой, – возразил Тол и, важно выпятив грудь, объявил: – Мадам, я купил себе двуколку.
– Не может быть, Тол. У тебя двуколка?
– Да. Купил на прошлой неделе в Брэмптон-Холле, что по дороге в Феллбурн, на распродаже. Я ездил туда с конюхом. Он хотел посмотреть сбрую, а я приметил эту старую двуколку. Неизвестно, когда в последний раз ее красили, и спиц не хватало. И там был еще старый пони, тоже неказистого вида. А сейчас посмотрела бы ты на двуколку и этого старого бедолагу – их просто не узнать. В общем, так, около трех я освобожусь и буду ждать вас, мадам… – с расстановкой произнес он, снова напустив на себя важный вид, – на этом самом месте.
– О, Тол! – Ей хотелось броситься ему на шею и попросить: «Пойдем вместе к нам домой». Но Бидди только уткнулась лицом в его руку, когда он на несколько мгновений прижал ее к себе. И после этого девушка опять бросилась бежать, удивляясь про себя, почему в минуты искренней радости ее всегда тянуло заплакать…
Рия ждала ее на дороге за воротами. Мать и дочь крепко обнялись. Рия сама не представляла, как сильно ей не хватает дочери. А Бидди сердце подсказывало, что она любит мать и всегда будет любить.
К ней через двор бросились Джонни и Мэгги. Все вместе стали тормошить ее, забрасывать вопросами: Нравится ли ей там? Сколько часов в день она работает? Чем ее кормят? Хорошая ли у нее комната? Она отвечала на их вопросы, но немного кривила душой. Ведь не признаваться же матери, как до этого Толу, что она ненавидела свою работу и дом, где жила. По крайней мере, ей не хотелось говорить правду при младших, чтобы не портить радость встречи. Всем было весело… и все же в душе ее притаилась грусть. Особенно тоскливо ей стало, когда она переступила порог библиотеки. Слезы были готовы политься из глаз, когда пальцы ее ласково погладили стол, за которым хозяин сидел каждое утро, каждую неделю… Бидди казалось, что так было с самого ее рождения, потому что она с трудом могла вспомнить жизнь до того дня, как хозяин стал давать им уроки.
Они пили чай с хлебом, джемом, булочками и яблочным пирогом. Бидди объясняла брату с сестрой обязанности слуг в доме. Но когда ее попросили рассказать о доме и описать хозяев, то призналась, что никого из них не видела. Этому удивилась даже Рия.
– Неужели ты так ни разу не встречала ни хозяйку, ни хозяина? – поразилась она.
– Нет, мама, и не думаю, что увижу их раньше того дня, когда выдают жалованье, и потом, на Рождество. Моя подруга Джин, я тебе о ней рассказывала, работает там уже несколько лет, а видела хозяйку, когда та вручала ей подарок на Рождество.
– И тебе дадут подарок? – Глаза Мэгги азартно горели.
– Каждый получает подарок на Рождество, – заверила их Бидди, и брат с сестрой восхищенно закивали головами.
Бидди осталась наедине с матерью только перед самым уходом, и Рия прямо спросила:
– Ну, как там на самом деле?
– Мне не нравится, мама, – честно призналась девушка. – Работа ужасная… но это бы еще ничего, к ней можно привыкнуть. А вот старшая прачка – настоящий кошмар, житья от нее нет. Она просто отвратительная, меня невзлюбила, и экономке я тоже не нравлюсь.
– Может быть, тебе только так кажется?
– Нет, мама, совсем не кажется. Так оно и есть. Но из них двоих хуже миссис Фицсиммонс, потому что я рядом с ней целый день. Ты знаешь, мама, что я делаю? – Лицо Бидди немного оживилось. – Я учу с Джин буквы и показываю, как писать ее имя и…
– Ну и ну, – укоризненно произнесла Рия. – Вот что мне хочется сказать, дочка: на твоем месте я была бы с этим поосторожнее. Считай, что я тебя предупредила, и мотай на ус. – Она погрозила дочери. – Ученье не по душе не только господам. Слуги в таких домах тоже против книжек и всего такого. Когда люди поднимаются высоко по своей службе, они начинают много о себе понимать и сильно гордятся. Но не в ученье тут дело, а в разнице между ними и теми, кто внизу и… – Рия умолкла, чувствуя, что у нее не хватает слов выразить свои мысли о межой сошке из прислуги, которые выбились на высокие посты, не умея даже написать свое имя. Сама же она их понимала и представляла все достаточно ясно. Хотя она тоже выучилась грамоте, но иногда ее совсем еще молоденькая дочка, знавшая много выдержек из книг и умевшая говорить почти так же правильно и красиво, как хозяин, вызывала в ней чувство собственной неполноценности, которое порождало враждебность.
Бидди постаралась успокоить мать, считая, что к неприятностям занятия не приведут.
– Не беспокойся, мама, никто не узнает: Джин, конечно, не проболтается. Мама, можно мне в следующий выходной привести Джин к нам. Ей не разрешают уходить в выходные, потому что у нее нет родных, она из приюта.
– Ах, бедняжка, конечно, в следующий раз приходи вместе с ней.
– Ой, спасибо, мама! – Бидди направилась из комнаты в холл и, как бы между прочим, заметила: – Мама, я встретила Тола, когда шла сюда. Он был один. – Она не стала говорить, что у него и в воскресенье была работа. – И он спрашивал… о тебе.
– Правда?
– Он просил передать тебе привет, – не моргнув солгала Бидди. – Знаешь, что у него теперь есть, мама?
– Что?
– У него двуколка и пони.
– Рада за него.
– Он обещал встретить меня и отвезти назад.
– Тогда тебе крупно повезло. – Они уже вошли в кухню и стояли у очага лицом друг к другу. – Но тебе все равно пора собираться. Одевайся.
– Мама…
– Одевайся, Бидди.
Девушка не стала возражать. Быстро сгущались сумерки. Они вышли на аллею, и тут Бидди остановилась и оглянулась.
– Мне так нравится этот дом, мама, – тихо проговорила она. – Я надеюсь, тебе никогда не придется уйти отсюда.
Рия поспешно отвернулась и пошла по дорожке к воротам. Беспокойные мысли роем вились в ее голове. Почему она не сказала дочери, что, умри она, Рия, завтра, и дом перейдет к ней, а не к старшему по возрасту Дэйви. И что еще более существенно, дом так же отходил Бидди, если бы Рия вышла замуж. Почему, почему она об этом молчала? Разум не подсказывал верного ответа, но в глубине души ее затаилась обида на того человека, который взял у нее сына – по крайней мере, заставил его уйти из дома. Затем лишил и дочери, сначала своим ученьем, а потом сделав ее единственной, кто по настоящему выиграл от его извращенного великодушия.
А что он оставил ей? Дом, которым она владела, находясь в нем одинокой пленницей, без надежды обрести поддержку мужчины. О, как ей хотелось, чтобы рядом был мужчина и наступил конец тоскливому одиночеству. Временами Рия была готова послать дом ко всем чертям, отправиться в коттедж в лощине и предложить себя Толу, став для него пусть всего лишь очередной женщиной. Разум подсказывал, что это неплохой выход из положения: она стала бы его женщиной и сохранила бы дом. Что же ее останавливало? А в самом деле, что?..
Глава 3
В Рождественский день, в час пополудни, Диана Галлмингтон сидела перед туалетным столиком и при свете стоявших по его углам двух небольших канделябров, придирчиво вглядывалась в зеркало. Она провела пальцами по своим редким, мягким белым волосам и подняла глаза на отражение стоявшей за ней женщины.
– Сегодня утром я выгляжу совсем неплохо, как по-твоему, Хобсон?
– Да, мадам, вид у вас очень бодрый.
– Так всегда бывает в холодную погоду. Холод прибавляет мне живости. Когда-то давным-давно мальчишки вываляли меня в снегу. Такая погода как раз для меня. Дай парик.
