Сборник рассказов (№2) - Тайна лорда Листердейла

– А полиция все-таки неплохо работает, – великодушно сказал Эдвард. – Никому спуску не дает. В том числе и этим щеголям, которые не моргнув глазом могут купить себе парочку «роллс-ройсов». Ну и что! Чем они лучше меня?

– А еще они могут купить какие угодно ювелирные украшения… – со вздохом сказала Дороти. – В магазинах на Бонд-стрит. Хоть бриллианты, хоть жемчуг, хоть.., уж не знаю что еще! Ты только на минутку представь: колье от Вулвортса[16].

И она погрузилась в сладкие грезы. А Эдвард опять получил возможность сосредоточиться на главной своей задаче. Ричмонд они проехали без приключений. Перебранка с полицейским немного взвинтила Эдварду нервы, и теперь он избрал самый надежный способ: послушно тащился за впереди идущими машинами, ожидая возможности свернуть.

Таким образом они доехали до тенистой деревенской улицы, до того симпатичной, что туда с удовольствием завернули бы и опытные водители.

– Хорошо, что я сюда свернул, – довольным голосом сказал Эдвард. Он был очень горд собой.

– Как здесь мило, – прощебетала мисс Пратт. – О, кажется, здесь продают фрукты.

И действительно, неподалеку стоял маленький плетеный столик, на котором были выставлены корзинки, до краев наполненные фруктами. Над столиком была вывеска:

«ЕШЬТЕ БОЛЬШЕ ФРУКТОВ».

– Почем? – осторожно спросил Эдвард, с невероятными усилиями поставив машину на ручной тормоз.

– Чудесная клубника, – сказал в ответ продавец. Весьма несимпатичный субъект с каким-то злобным взглядом. – Как раз для дамы. Ягоды очень спелые, только что собрали. И вишни тоже. Все местное. Корзиночку вишни, мэм?

– О, они выглядят очень аппетитно, – сказала Дороти.

– Они выглядят просто прелестно, – хрипло сказал субъект. – Эта корзиночка, мэм, принесет вам удачу. – И наконец он снизошел до ответа Эдварду:

– Два шиллинга, сэр, дешевле не бывает. Вы непременно бы со мной согласились, если б знали, что за чудо находится в этой корзинке…

– Как мило, – сказала Дороти.

Эдвард вздохнул и заплатил два шиллинга. Он мысленно произвел подсчет. Потом еще придется раскошелиться на чай, на бензин – эту воскресную поездку вряд ли можно будет назвать дешевой. О, это просто ужасно: куда-нибудь брать с собой девушек! Они всегда хотят все, что только попадается им на глаза.

– Благодарю вас, сэр, – угрюмо буркнул продавец, – В этой корзинке ягод побольше чем на два фунта, и каких!

Эдвард резко нажал на педаль, и машина чуть не наскочила на продавца вишен – она вела себя точно разъяренный эльзасец[17].

– Извините, – сказал Эдвард. – Забыл, что она на ручном тормозе.

– Ты должен быть более осторожен, дорогой, – сказала Дороти. – Ведь ты мог его задеть.

Эдвард предпочел промолчать. Проехав полмили, они увидели прекрасное местечко на берегу реки. Оставив машину на обочине, Эдвард и Дороти удобно расположились на травке и стали есть вишни, бросив рядом воскресную газету, о которой тут же забыли.

– Какие новости? – наконец спросил Эдвард, растянувшись на земле и надвинув шляпу на глаза.

Дороти пробежала глазами заголовки.

– Безутешная жена. Необычная история. На прошлой неделе утонуло двадцать восемь человек. Летчик какой-то разбился, репортаж о нем. Сенсационная кража. Ой! «Пропало рубиновое колье стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов». О Тэд! Пятьдесят тысяч фунтов. Просто фантастика! – Она взахлеб продолжила: «Колье состояло из двадцати одного камня, каждый оправлен в платину; его послали заказной бандеролью из Парижа. Но адресат обнаружил в коробке простые стекляшки, рубины пропали».

– Стащили на почте, – сказал Эдвард. – Мне кажется, что французская почта очень ненадежная.

– Хоть бы взглянуть на такое колье, – мечтательно пробормотала Дороти. – Наверное, похоже цветом на кровь – как голубиная кровь, пишут в книгах. Интересно, что чувствуешь, когда такая вещь у тебя на шее.

– М-м, девочка моя, наверняка ты никогда этого не узнаешь, – шутливо произнес Эдвард.

Дороти вскинула голову:

– Почему же наверняка? С девушками случаются иногда самые удивительные вещи. Может быть, я стану актрисой.

– С девушками, которые прилично себя ведут, ничего не случается, – назидательно произнес Эдвард. Это звучало как приговор.

Дороти уже открыла рот, чтобы возразить, но вовремя опомнилась и нежным голосом попросила:

– Передай мне корзиночку. Я съела больше, чем ты.

Разделю по справедливости то, что осталось… Ой! Что это там на дне?

С этими словами она вытащила длинное переливающееся колье из кроваво-красных прозрачных камней, оправленных в металл.

Оба с изумлением уставились на находку.

– Это.., это было в корзинке? – наконец произнес Эдвард.

Дороти кивнула.

– На донышке – под ягодами.

Они недоумевающе посмотрели друг на друга.

– Как, по-твоему, оно могло туда попасть?

– Представить себе не могу. Надо же – как раз после того, что я прочла в газете – о рубиновом колье.

Эдвард рассмеялся.

– Не вообразила ли ты себе, что держишь в руках пятьдесят тысяч фунтов?

– Просто странно, что такое совпадение… Рубины, оправленные в платину. У платины такой же тусклый серебристый блеск – как и этот. А камни – смотри, как они блестят на солнце, какой изумительный алый цвет? Сколько же их тут? – Она сосчитала. – А что я говорю? Ровно двадцать один!

– Не может быть!

– Да-да. То же количество, что указано в газете. О Тэд, не думаешь ли ты…

– Скорее всего… – Но прозвучали эти его слова не очень уверенно. – Есть один способ проверить, настоящие они или нет – поцарапать ими о стекло.

– Это годится только для бриллиантов. Но, Тэд, ты помнишь, тот человек был какой-то странный – тот, который продавал фрукты, – очень уж гадкий. И странно так усмехнулся – помнишь? Когда сказал вдруг, что в корзинке ягод больше, чем на два фунта, и добавил: «И каких!»

– Верно, но, Дороти, с какой стати он стал бы отдавать нам, по сути, пятьдесят тысяч фунтов?

Мисс Пратт покачала головой, совершенно сбитая с толку.

– Действительно какая-то глупость получается, – признала она – Разве только.., что, если его разыскивает полиция?

– Полиция? – Эдвард немного побледнел.

– Да. В газете дальше было написано: «Полиции удалось обнаружить кое-какие улики».

По спине Эдварда пробежал холодок.

– Не нравится мне все это, Дороти. Ведь полиция может выйти и на нас.

Дороти, открыв рот, вытаращила на него глаза.

– Но мы же ничего такого не сделали, Тэд. Мы же не знали, что спрятано в этой корзинке.

– Поди теперь докажи! Так нам и поверят!

– Да, едва ли, – согласилась Дороти. – О Тэд, ты действительно считаешь, что это-то самое? Это же просто как в сказке!

– Хороша сказочка, – сказал Эдвард. – Гораздо больше похоже на те душераздирающие истории, в которых главный герой отправляется в Дартмур[18], невинно осужденный на четырнадцать лет.

Но Дороти не слушала его. Она надела колье себе на шею и смотрелась в маленькое зеркальце, которое достала из сумочки.

– Прямо как герцогиня, – прошептала она упоенно.

– Нет, не верю, – резко сказал Эдвард. – Это подделка. Это должна быть подделка.

– Да, дорогой, – сказала Дороти, продолжая рассматривать себя в зеркальце. – Очень может быть.

– Чтобы такое совпадение – нет, полная чепуха!

– Голубиная кровь, – прошептала Дороти.

– Это абсурд, вот что я тебе скажу, абсурд. Дороти, ты слушаешь, что я тебе говорю, или нет?

Дороти спрятала зеркальце. Она повернулась к нему, поглаживая рубины, украшавшие ее стройную шею.

– Ну как? – спросила она.

Эдвард взглянул на нее и тут же забыл про все свои обиды. Он никогда еще не видел Дороти такой. Она была неотразима, настоящая королева. Сознание того, что вокруг ее шеи обвито колье ценой в пятьдесят тысяч фунтов, превратило Дороти Пратт в совершенно другую женщину. Она была прекрасна и обольстительна, как Клеопатра, Семирамида[19] и Зенобия вместе взятые.

– Ты выглядишь потрясающе! – сказал ошеломленный Эдвард.

Дороти рассмеялась, и смех ее тоже стал совершенно другим.

– Слушай, – сказал Эдвард. – Вот что нам надо сделать. Нам надо отнести это колье в полицейский участок.

– Чепуха, – сказала Дороти. – Ты сам же только что сказал, что нам никто не поверит. И, может быть, даже посадят в тюрьму за кражу.

– Но что же нам делать?

– Оставить у себя, – ответила ему преобразившаяся Дороти Пратт.

Эдвард испуганно на нее посмотрел:

– Оставить у себя? Ты с ума сошла.

– Мы их нашли, разве не так? Откуда нам знать, что это настоящие и очень ценные камни? Я оставлю это ожерелье себе и буду его носить.

– И тогда полиция схватит тебя.

Дороти довольно долго обдумывала его слова.

– Ладно, – сказала она. – Мы их продадим. И ты сможешь купить себе «роллс-ройс» или даже два «роллс-ройса», а я куплю бриллиантовую диадему и несколько колечек.

Тут Эдвард еще больше вытаращил глаза. Дороти нетерпеливо продолжила:

– Тебе выпал шанс – так воспользуйся им! Мы ведь не украли эту вещь – на такое я бы не пошла. Она сама свалилась нам в руки, и это единственный шанс получить все, что мы желаем. Эдвард Пэлгроу, ну есть в тебе хоть капля мужества?

Наконец Эдвард обрел дар речи:

– Надо продать, говоришь? Ты думаешь, это так просто? Да любой ювелир тут же спросит, откуда у меня такая дорогая вещь.

– А ты и не понесешь эту вещь к ювелиру. Ты что, никогда не читал детективов? Нести ее надо к скупщику краденого.

– А откуда мне знать скупщиков краденого? Меня воспитали как приличного человека.

– Мужчина должен знать все, – заявила Дороти. – Иначе зачем он нужен.

Он посмотрел на нее. Неумолимая обольстительница…

– Ты меня убедила, – покорно произнес он.

– Я думала, ты более решителен.

Наступило молчание. Потом Дороти встала.

– Ну что ж, – небрежно сказала она. – Сейчас нам лучше отправиться домой.

– Ты так в нем и поедешь?

Дороти сняла колье, благоговейно посмотрела на него и спрятала к себе в сумочку.

– Слушай, – сказал Эдвард. – Отдай его мне.

– Нет.

– Ты должна это сделать. Девочка моя, меня воспитали честным человеком.

– Ну хорошо. Ты можешь оставаться честным человеком и дальше. Ничего не нужно делать.

– Нет, отдай, – решительно сказал Эдвард. – Пусть будет по-твоему. Я найду скупщика. Да, ты правильно сказала, это единственный шанс. Колье мы получили честным путем – мы уплатили за него два шиллинга. Некоторые джентльмены всю жизнь занимаются тем же, покупая вещи по дешевке в антикварных магазинах, да еще гордятся этим.

– Вот именно! – сказала Дороти. – О Эдвард, ты просто великолепен!

Она отдала ему колье, и он положил его себе в карман.

Он был наверху блаженства и чувствовал себя просто каким-то героем! В таком приподнятом настроении они завели «остин». Они оба были слишком взволнованы, чтобы вспомнить о чае. До Лондона они ехали в полном молчании. Один раз на перекрестке к их машине направился полицейский – у Эдварда замерло сердце. Но он прошел мимо… Каким-то чудом они добрались до дома без неприятностей.

Прощальные слова Эдварда были полны романтического задора:

– Мы все сделаем. Пятьдесят тысяч фунтов! Игра стоит свеч!

Во сне ему снились официальные бумаги с гербовыми печатями и Дартмур. Встал он рано, совершенно измученный и неотдохнувший. Ему нужно было что-то предпринять, чтобы разыскать скупщика краденого, но ничего стоящего в голову не приходило. На работе он был рассеян и еще до ленча успел получить от начальства два выговора.

Где люди находят скупщиков краденого? Кажется, это где-то в Уайтчепле или в Степни?

Когда он вернулся с ленча в контору, его сразу позвали к телефону. В трубке послышался трагический, полный слез голос Дороти:

– Это ты, Тэд? Хозяйки сейчас нет, но она может прийти в любую минуту, тогда я тут же брошу трубку. Тэд, ты ничего не успел сделать, ведь правда?

Эдвард успокоил ее.

– Тэд, послушай, не надо ничего делать. Я всю ночь не сомкнула глаз. Это было ужасно. Я думала о том месте в Библии, где сказано: «Не укради». Вчера я, наверное, просто сошла с ума. Ты ведь не будешь ничего делать, Тэд, дорогой, не будешь?

Испытал ли мистер Пэлгроу облегчение? Возможно, что испытал, но он не собирался этого выдавать.

– Если уж я решил, то никогда не отступаюсь, – сказал он таким тоном, которым, без сомнения, разговаривают настоящие супермены со стальным взглядом.

– Нет, Тэд, дорогой, ты не должен этого делать. О Боже, она идет. Слушай, Тэд, она вечером собирается в гости. Я могу на часок-другой сбежать. Не предпринимай ничего, пока мы не встретимся. В восемь жди меня на углу… – Тут ее голос изменился, сделавшись неестественно ласковым:

– Да, мэм, просто не правильно набрали номер. Им надо было Блумсбери ноль два тридцать четыре.

Когда в шесть часов Эдвард вышел с работы, в ближайшем киоске в глаза ему бросился огромный газетный заголовок:

«ПРОПАВШИЕ РУБИНЫ. ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ».

Он торопливо достал мелочь. В метро он проворно кинулся к свободному месту и впился глазами в газету. Довольно быстро нашел то, что искал.

Он невольно присвистнул.

– Ничего себе, – пробормотал он и стал читать соседний абзац. Он прочел его еще раз, и газета соскользнула на пол…

Ровно в восемь часов он был на углу. Дороти, запыхавшаяся и очень бледная, но все равно красивая, поспешно подошла к нему.

– Ты ничего еще не предпринимал, Тэд?

– Ничего. – Он вытащил рубиновое колье из кармана. – Можешь его надеть.

– Но, Тэд…

– Все в порядке. Полиция нашла и рубины, и того, кто их стащил. А теперь прочти вот это!

И он сунул газету прямо ей под нос. Дороти стала читать:

НОВЫЙ РЕКЛАМНЫЙ ТРЮК

Новая рекламная уловка была придумана Общеанглийской ярмаркой «Пять пенсов» – своеобразный вызов знаменитому «Вулворту». Вчера в продажу поступили корзинки с ягодами, и теперь они будут продаваться еженедельно по воскресеньям. В одну из каждых пятидесяти корзинок будет положено колье с поддельными драгоценностями. Искусно выполненные, эти колье на самом деле стоят не так уж дешево. Вчера появление этих корзинок вызвало огромное оживление и радость, и надеемся, что в следующее воскресенье еще большую популярность приобретет девиз: «ЕШЬТЕ БОЛЬШЕ ФРУКТОВ». Мы поздравляем ярмарку «Пять пенсов» за ее находчивость и желаем ей удачи в проведении кампании «Покупайте британские товары».

– Ну и ну… – сказала Дороти. И помолчав, повторила:

– Ну и ну!

– Да, – сказал Эдвард. – Я почувствовал примерно то же самое.

Тут проходивший мимо человек сунул ему в руки какой-то листок.

– Держи, братец, – сказал он.

«Добродетельная женщина ценнее самых лучших рубинов»[20] – было написано на листке.

– О! – воскликнул Эдвард. – Надеюсь, это тебя утешит.

– Не знаю, – с сомнением произнесла Дороти. – Я почему-то не хочу выглядеть как добродетельная женщина.

– А ты и не выглядишь, – сказал Эдвард, – потому он и сунул этот листок мне. С этими рубинами на шее ты совсем не похожа на добродетельную женщину.

Дороти рассмеялась.

– Ты просто прелесть, Тэд, – сказала она. – Давай сходим в кино.

Приключение мистера Иствуда

Блуждающий взгляд мистера Иствуда остановился на потолке, оттуда переместился на пол, а затем на правую стену. Усилием воли мистер Иствуд заставил его вернуться к стоявшей перед ним пишущей машинке.

Девственная чистота бумажного листа была нарушена названием, отпечатанным большими буквами:

ТАЙНА ВТОРОГО ОГУРЦА

Отличное название. Остановит и заинтригует кого угодно. «Тайна второго огурца», – подумает читатель. – О чем бы это? Огурец? Тем более второй! Такой рассказ нельзя не прочесть». И он будет ошеломлен той изумительнейшей легкостью, с которой этот мастер детективного жанра сплел столь восхитительный сюжет вокруг обыкновенного огурца.

Но… хотя Энтони Иствуд знал, каким должен быть новый рассказ, он почему-то никак не мог начать его. Известно, что главное в любом рассказе – название и сюжет, остальное – просто кропотливая подгонка; иногда название само определяет сюжет, и тогда только успевай записывать, но сейчас оно уже – и весьма удачное – возникло, а в голове его – ни малейшего намека на сюжет.

Взгляд Энтони Иствуда с тоской снова устремился к потолку, но вдохновение не приходило.

– Я назову героиню, – вслух сказал Энтони, чтобы как-то подстегнуть себя, – Соней или Долорес, у нее будет бледная – но не как у больных, а бархатисто-матовая кожа и глаза, как два бездонных омута. А имя героя будет Джордж или Джон – что-нибудь короткое и чисто британское. А садовник – придется ввести садовника, чтобы как-то притянуть сюда огурец, – садовник мог бы быть шотландцем, который до смешного боится ранних заморозков.

Подобный метод иногда срабатывал, но сегодня он не помогал. И хотя Энтони совершенно отчетливо представлял себе Соню, Джорджа и садовника, они не проявляли ни малейшего желания включаться в действие.

«Конечно, я мог бы взять вместо огурца банан, – в отчаянии подумал Энтони, – или латук', а то и брюссельскую капусту… Брюссельская капуста.., стоп-стоп… А что, это мысль! Тут и шифрограмма… Брюссель.., украденные акции.., зловещий бельгийский барон…»

Но это был лишь случайный проблеск. Бельгийский барон решительно не захотел материализоваться, к тому же Энтони вовремя вспомнил, что огурцы и ранние заморозки несовместимы, а это исключает комичные переживания шотландского садовника.

– Черт бы меня побрал! – в сердцах воскликнул мистер Иствуд.

Он вскочил и схватил «Дейли мейл». Быть может, в разделе криминальной хроники найдется что-нибудь вдохновляющее. Однако новости в это утро были в основном политические. Мистер Иствуд с отвращением отбросил газету.

Взгляд его упал на роман, лежавший на столе. Закрыв глаза, он ткнул пальцем в одну из его страниц. Слово, указанное самой судьбой, было «овцы». И сразу же воображение услужливо развернуло перед ним долгожданный сюжет – во всех подробностях. Хорошенькая девушка, возлюбленный убит на войне.., ее разум слегка помутился… присматривает за овцами в горах Шотландии, мистическая встреча с покойным возлюбленным… Эффектный финал: стадо овец, игра лунного света – словно на каком-нибудь академическом полотне – а девушка, мертвая, лежит на снегу, и на нем две дорожки следов Это мог бы быть прекрасный рассказ. Энтони, вздохнув, сердито тряхнул головой, чтобы освободиться от его власти. Потому что слишком хорошо знал: редактору, с которым он обычно имеет дело, такой рассказ, как бы прекрасен он ни был, не нужен. В рассказах, которые были ему нужны и за которые он выкладывал кругленькую сумму, действовали загадочная темноволосая женщина, сраженная ножом в сердце, и молодой несправедливо подозреваемый герой, в сюжете фигурировало множество фантастических догадок, ну а тайна неожиданно распутывалась благодаря еще более неожиданной – вроде его «второго огурца»! – улике, а убийцей оказался вполне тихий и безобидный персонаж.

«Хотя, – размышлял Энтони, – десять к одному, что редактор даст рассказу совсем другое название – что-нибудь эдакое, с душком, ну, например, „Самое мерзкое убийство“, причем даже не подумает спросить у меня на это разрешения. А-а, черт бы побрал этот телефон!»

Он в раздражении снял трубку. Дважды уже за последний час ему пришлось подходить к аппарату, сначала кто-то ошибся номером, потом он вынужден был принять приглашение на обед к одной кокетливой светской даме, которую ненавидел лютой ненавистью, но которой не мог отказать, поскольку она была очень назойливой.

– Алло! – проворчал он в трубку.

Ему ответил женский голос, мягкий и ласковый, с едва заметным иностранным акцентом:

– Это ты, милый?

– Э-э-э… – растерянно протянул мистер Иствуд. – А кто говорит?

– Это я, Кармен. Мне угрожают.., я так боюсь.., прошу тебя, приезжай как можно скорее, меня могут в любой момент убить.

– Простите, – вежливо сказал мистер Иствуд. – Боюсь, вы набрали не тот…

Но она не дала ему договорить:

– Madre de Dios![21] Они уже близко. Они меня убьют, если узнают, что я тебе звонила. Неужели ты этого хочешь? Поспеши. Если ты не приедешь, ты меня больше не увидишь. Надеюсь, ты помнишь: Керк-стрит, триста двадцать, пароль «огурец». Тсс-с-с…

Он услышал слабый щелчок – незнакомка повесила трубку. В полном ошеломлении мистер Иствуд пересек комнату, подошел к жестянке с табаком и принялся набивать трубку.

«Черт возьми, вероятно, это какой-то фокус моего подсознания, – размышлял он. – Неужели она действительно сказала „огурец“? Или мне почудилось?»

Он в нерешительности расхаживал по комнате. «Керк-стрит, триста двадцать. Интересно, в чем там дело? Она кого-то ждет. Как жаль, что я не объяснил ей… Керк-стрит, триста двадцать. Пароль „огурец“… О-о, это, наконец, невыносимо, это нелепо, это галлюцинация, болезненная фантазия перетруженного мозга».

Он со злостью посмотрел на пишущую машинку.

«Ну какая от тебя польза, хотел бы я знать? Смотрю на тебя все утро, а много ли ты мне помогла? Автор должен брать сюжеты из жизни. Из жизни, ясно? Вот я сейчас пойду и добуду такой сюжет».

Он нахлобучил шляпу, окинул любовным взглядом свою коллекцию старинной эмали и вышел из дома.

Как известно большинству лондонцев, Керк-стрит – это ужасно длинная бестолковая улица, занятая в основном антикварными лавками, где торгуют всевозможными подделками по баснословным ценам. Есть там и магазины, торгующие старой медью, и стеклом, и подержанными вещами.

В доме номер 320 торговали старинным стеклом всех видов и сортов. По обеим сторонам от прохода располагались стеллажи, плотно уставленные рюмками, которые тонко звенели в такт его осторожным шагам, а над головой покачивались и поблескивали люстры и всевозможные светильники.

В конце торгового зала сидела свирепого вида старуха с усиками, которым мог бы позавидовать не один юнец.

– Ну? – сурово спросила она и не менее сурово взглянула на Энтони.

Энтони был из тех молодых людей, которых смутить ничего не стоило. Он тут же поспешно спросил, сколько стоят вон те стаканчики для рейнвейна.

– Сорок пять шиллингов за полдюжины.

– Так-так, – сказал Энтони. – Красивые, правда? А сколько стоит эта прелесть?

– Это старый «Уотерфорд». Уступлю пару за восемнадцать гиней.

Лучше бы ему было не спрашивать! Еще немного, и он не выдержит гипнотизирующего взгляда этой старой змеи и непременно что-нибудь купит. Надо уносить ноги… И тем не менее что-то удерживало его в лавке.

– А это сколько? – указал он на один из канделябров.

– Тридцать пять гиней.

– Ах, как жаль. Это гораздо больше, чем я могу себе позволить.

– Что именно вам нужно? – в упор спросила старуха. – Что-нибудь для свадебного подарка?

– Да-да, для свадебного, – ответил Энтони, хватаясь за предложенное объяснение. – Но боюсь не угодить.

– Ах вон оно что, – сказала старуха, поднимаясь с решительным видом. – Думаю, что старинные вещицы понравятся кому угодно. У меня есть два графинчика и прекрасный маленький набор для ликера – чем не подарок для невесты?

У старой леди была железная хватка. Целых десять минут Энтони пришлось пялиться, испытывая невыразимые муки. Всевозможные склянки, бутылки, штофы… В конце концов он совершенно изнемог и готов был сдаться.

– Прекрасно, прекрасно, – неуверенно сказал он, возвращая бокал, который она расхваливала, и вдруг спохватился:

– Послушайте, а от вас можно позвонить?

– Нет, нельзя. На почте – она напротив – автомат.

Ну, так что вы берете – бокал или эти чудесные старые фужеры?

Увы, как и все мужчины, Энтони совершенно не умел найти в товаре несуществующий изъян и гордо удалиться.

– Нет, я лучше возьму набор для ликера, – уныло пробормотал он.

Это все-таки было лучше, чем канделябр, который ему, того и гляди, навяжут.

Проклиная свою нерешительность, он уплатил за покупку. И тут, когда старуха уже упаковывала маленькие бокальчики, смелость неожиданно вернулась к нему. Ну, подумает, что он малый со странностями, и что?

– Огурец, – отчетливо и громко произнес он.

Старая карга оторвалась от своего занятия.

– Что вы сказали?

– Ничего, – солгал Энтони.

– Вы как будто сказали «огурец»?

– Так оно и есть, – дерзко ответил Энтони.

– Ну и дела, – проворчала старуха. – Что же вы раньше-то молчали? Столько времени у меня отняли. Ступайте вон в ту дверь и вверх по лестнице. Она вас ждет.

Как во сне Энтони прошел в указанную дверь и поднялся по грязным, выщербленным ступеням. Наверху оказалась крошечная гостиная. На стуле, потупив взгляд, сидела девушка. И какая девушка! У нее была та бархатисто-матовая кожа, которую Энтони так любил упоминать в своих рассказах. А какие глаза! В них можно было утонуть!

Не англичанка, сразу видно. Есть в ней что-то такое нездешнее, это чувствуется даже в покрое платья: элегантная простота.

Энтони смущенно топтался на пороге. Нужно было, вероятно, что-то сказать, но тут девушка с восторженным криком вскочила и, раскрыв объятия, бросилась к нему.

– Пришел! – воскликнула она. – Ты все-таки пришел!

О, хвала всем святым! Спасибо тебе, пресвятая Мадонна!

Энтони, который в таких делах был малый не промах, пылко ее обнял. После долгого поцелуя она, чуть отстранившись, с очаровательной робостью заглянула ему в глаза.

– Я бы ни за что тебя не узнала, – сказала она. – Честное слово!

– В самом деле? – млея, спросил Энтони.

– Да, даже глаза у тебя совсем другие, и вообще ты гораздо красивее, чем я думала.

– Да?

А про себя добавил: «Спокойно, мой мальчик, спокойно. Все складывается просто чудесно, но не теряй головы».

– Можно мне поцеловать тебя еще?

– Конечно, можно, – с чувством сказал Энтони. – Сколько хочешь.

«Интересно, кто же я, черт возьми, такой? – подумал Энтони. – Надеюсь, что тот, за кого она меня принимает, не придет. А она – прелесть! Прелесть! Какие глаза!»

Вдруг красавица отстранилась от него, и ужас отразился на ее лице.

– За тобой никто сюда не шел?

– Нет.

– До чего же они хитры. Ты их еще не знаешь. Борис – сущий изверг.

– Скоро я с ним рассчитаюсь за тебя.

– Ты лев, ты настоящий лев. А они canaille[22], все до единого. Слушай, она у меня. Они бы меня убили, если бы что-нибудь пронюхали. Я с ума сходила, я не знала, что делать, и тут вдруг вспомнила о тебе… Тише, что это?

Снизу из лавки донеслись какие-то звуки. Сделав ему знак оставаться на месте, она на цыпочках вышла на лестницу и тут же вернулась с побелевшим лицом.

– Madre de Dios! Это полиция. Они поднимаются сюда. У тебя нож? Револьвер? Что?!

– Милая девочка, неужели ты думаешь, я убью полицейского?

– Ну, ты сумасшедший, сумасшедший! Они же заберут тебя, а потом повесят…

– Они.., что?.. – спросил мистер Иствуд, ощущая на спине неприятный холодок.

Шаги раздались совсем близко.

– Они идут, – прошептала девушка. – Все отрицай. В этом единственное спасение.

– Это будет совсем нетрудно, – пробормотал мистер Иствуд sotto voce[23].

В комнату вошли двое в штатском, но выправка сразу их выдавала. Тот, что был ниже ростом, темноволосый крепыш, заговорил первым:

– Конрад Флекман, вы арестованы за убийство Анны Розенберг. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вот ордер на арест, и будет лучше, если вы не станете сопротивляться.

Приглушенный крик сорвался с губ девушки. Энтони со спокойной улыбкой шагнул вперед.

– Вы ошибаетесь, сержант, – вежливо сказал он. – Меня зовут Энтони Иствуд.

Его заявление не произвело на вошедших ровно никакого впечатления.

– Там разберемся, – сказал второй. – А пока вам придется пройти с нами.

– Конрад! – воскликнула девушка. – Конрад, не соглашайся!

Энтони взглянул на детективов:

– Надеюсь, вы позволите мне проститься с этой молодой леди?

С неожиданной для него деликатностью оба мужчины отошли к двери. Энтони увлек девушку в угол у окна и приглушенным голосом стал быстро-быстро говорить:

– Слушай меня внимательно. То, что я сказал, правда. Я действительно не Конрад Флекман. Ты звонила не по тому номеру. Меня зовут Энтони Иствуд. Но ты позвала меня, и я пришел, потому что.., не мог не прийти.

Она недоверчиво смотрела на него:

– Вы не Конрад Флекман?

– Нет.

– О-о! – воскликнула она в глубоком отчаянии. – А я вас целовала!

– Ничего страшного, – успокоил ее мистер Иствуд. – У ранних христиан это было принято. Хороший, по-моему, обычай. Теперь послушайте. Я отвлеку их внимание.

Скоро они убедятся, что взяли не того. Вас они пока что трогать не будут, и вы сможете предупредить вашего бесценного Конрада, после чего…

– Я слушаю…

– Мой телефон: Северо-Запад семнадцать сорок три.

Но удостоверьтесь, что вас правильно соединили.

Она одарила его очаровательной улыбкой – сквозь слезы.

– Я не забуду, правда, не забуду…

– Тогда все в порядке. До свидания. Только.