Пересекающий время. Книга первая: Андрей Граф, хронотрансатор

– Уходи, Андрей… – наконец прерывисто выговорила она. – Оставь меня… Я так хочу.

– Я должен знать, что здесь случилось. Что с тобой сделали?

– Зачем!? Зачем тебе!? – звонким от слез голосом заговорила Адоня. – Пусть все так останется! Лиента… хороший, ты знаешь.

– Я должен знать.

– Не мучай меня! – вырвалось у нее.

– Хорошо, я все узнаю у него.

Она закрыла лицо руками, глухо проговорила:

– Я не могу…

– Адоня, – Андрей положил ей руку на затылок, мягко привлек к себе. – Успокойся, девочка, успокойся. Тебе не надо ничего говорить. Позволь мне войти в твои мысли.

Она уперлась ладошками ему в грудь, отчаянно замотала головой. Он мягко сломал ее сопротивление, снова прижал к себе.

– Ты не хочешь довериться мне? Помнишь, я говорил, что буду рядом, если тебе плохо. Сейчас тебе плохо, я с тобой, так что произошло, почему ты больше не доверяешь мне? Прежде ты не отказывалась разделить со мной свою беду. Все равно, от тебя или Лиенты, но я буду знать. Позволь, Адоня.

Она затихла. Потом едва заметно кивнула, сникла, сделалась маленькой и жалкой.

Хаос ее мыслей и чувств ворвался в Андрея. Мысли – коротенькие, испуганные, стремительно неслись, перебивая и ломая друг друга; и был в них страх, и стыд, и боль, и смятение ее, и растерянность. В него вошла безысходная, гнетущая тяжесть беды. Она была тем страшнее, что раздавила Адоню в тот момент, когда она снова обрела надежду на возможное счастье, это Андрей тоже теперь знал. Больно сдавило сердце, и Андрей не мог понять – его это боль или так больно Адониному сердцу.

Он прижал ее лицо к своему – так прижимают ребенка. Вызвал глейсер, взял Адоню на руки и поднялся на платформу.

– Постой, – отстранилась она. – Зачем ты меня увозишь?

– Я тебя здесь не оставлю.

– Я его жена…

Он отпустил ее, бережно взял в ладони лицо, поднял – брови в страдальческом изломе, горькая складка между ними. Он наклонился и прикоснулся к ней губами.

– Я не противна тебе? – сорвался дрожащий шелест.

– Девочка моя славная… – у Андрея перехватило горло.

У Адони дрогнули уголки губ, она ткнулась в грудь ему. Едва слышно прошелестел, опустился купол.

– Нет, не надо, Андрей! – она на шаг отступала от него, повторила тихо: – Не надо… Тебе надо просто уйти…

Андрей молча смотрел на нее, и Адоня заговорила снова.

– Я думала все эти дни… Я почти успокоилась, правда. Он ведь хороший, он сам мучается… Правда, Дар, я уже смирилась.

– Ты говоришь неправду. Я знаю, как на самом деле.

– Может быть, не совсем правду, но так будет, я хочу, чтобы так было… Мне жаль его.

– Но ты не любишь Лиенту.

– Разве все выходят за любимых? Тогда не нужен был бы закон покорности. И что с того, что не люблю, мне будет спокойно. А любовь, – Адоня грустно улыбнулась, – она горькая… Ты прости, что я и тебе мучила. Ты жалел, не хотел прогнать, а ведь лучше было бы, чтоб не жалел… Когда человек живет не головой, а сердцем, ничего из этого хорошего не получается – глупым человек становится, живет пустыми мечтаниями, как во сне… Теперь я проснулась и понимаю – ничего из того, что я себе придумала, случиться не могло. Мне бы все равно пришлось замуж выйти. Не он, так другой. Лиента – лучший перед другими, разве я не должна быть счастливой?..

– Ты хочешь снова стать свободной? – перебил ее Андрей.

Адоня испуганно вскинула глаза, потом прикрыла их, опустила голову.

– Ты совсем не слушал меня…

– Я люблю тебя, – хрипло проговорил Андрей.

Тень боли пробежала по ее лицу.

– Ты опять меня пожалел, – с отчаянием проговорила она.

– Я люблю тебя, давно, с первой встречи.

– Это же неправда, Андрей! – испуганно прошептала Адоня. – Это неправда! Зачем ты это делаешь!?

Она смотрела на него как ребенок, над которым зло пошутил взрослый: обиженно, беспомощно и недоуменно.

– Я бы знала… почувствовала… Выпусти меня! – Она ударила ладонями о прозрачную стену.

– Я не хотел, чтобы ты знала.

Адоня прислонилась лбом к холодному стеклопласту, переглотнула:

– Да, я понимаю, – медленно проговорила она. – "Мы не можем быть вместе…" Тогда зачем теперь сказал? Нам не надо было встречаться… совсем… Ты сильный, ты справишься, только не приходи больше… я не такая сильная, как ты.

– Адоня, – он шагнул к ней.

– Нет! – быстро обернулась она, прижалась спиной к стенке. – Оставь мне мою судьбу, Дар, довольно, уходи в свою жизнь, к своим звездам. Не трогай меня, почему вы распоряжаетесь мной – сначала он, теперь ты! Уходи!

Андрей остановился, как будто на энергобарьер наткнулся, потом повернулся, сел в кресло.

– Я надеялся, что так и будет, – негромко проговорил он. – Надеялся, что однажды мне надо будет только тихонько отойти… но ты должна была остаться счастливой. Не так, как получилось.

– Я буду счастливой. Только мне надо время, я привыкну, я уже привыкла… Ты не думай, что все так уж плохо… Это я тебя увидела… Отпусти меня, Дар. Сегодня ты забыл, что нас могут увидеть? – горько улыбнулась она.

– Сердце твое сказало мне гораздо больше и честнее, чем твои слова. Адоня, позволь мне, как раньше помочь тебе. – Он поднял руку, останавливая ее. – Довольно, ты сказала уже все, что хотела. Я ведь уже знаю, что все идет замечательно, мы все только об этом и мечтали и ты вполне счастлива. А теперь просто слушайся меня. Да, я хочу вмешаться в твою жизнь, но не распорядиться ею, а исправить то, чего быть не должно. Получилось плохо всем нам, это неправильно. Сейчас мы полетим на Комплекс, ко мне, – в замкнутом пространстве глейсера Адоне некуда было уйти от Андрея и его рук. – Не будь жадной, Адонюшка, ты хочешь все забрать себе, но разве тебе все это распутывать? – Он глубоко вздохнул, волосы ее тонко и чуть горьковато пахли повилицей. – Разбираться будем мы с Лиентой, – хрупкие плечики под его ладонями напряглись, закаменели. – Разве я должен говорить, что никому не собираюсь причинять зла? Только не мешай мне, маленькая моя, как тогда, в джайве.

– Что же нам делать?.. – горько выдохнула ему в грудь Адоня.

– Разве мы трое не хотим друг другу счастья? Мы обязательно что-нибудь придумаем. Все будет хорошо, Адонюшка. Доверься мне.

Подчиняясь мягкому настоянию его рук, она пошла к креслу.

– Я вызову Линду, она побудет с тобой, – сказал Андрей, входя в дом.

– Нет, не надо Линду, никого не надо… я одна хочу…

Андрей привлек ее к себе, заглянул в глаза.

– Дай мне слово, Адоня, ты никогда не будешь торопить смерть.

– Ты и это… знаешь!? – испуганно вскинулась она.

– Я был тобой. Я все знаю. Обещай, что никогда больше… Слышишь, Адоня, никогда.

– Обещаю…

– Ну как ты могла?

– Не могла, – горько усмехнувшись, она прерывисто вздохнула. – Испугалась.

Андрей прижал ее к себе.

– Я люблю тебя и никому не позволю обижать.

– Отчего-то с тобой самое плохое перестает быть плохим…

– Подожди меня, хорошо? Ты в самом деле хочешь остаться одна?

– Да, мне не хочется ни с кем разговаривать.

– Я скоро вернусь.

Лиента встретил Андрея около своей хижины. Шагнул навстречу, взял за плечи, коротко прижал к груди.

– Наконец ты снова с нами, Дар, – жестом пригласил в хижину. – Легок ли был твой путь?

– Да, Лиента, благодарю тебя.

– Ты здоров? Глаза твои не веселы.

– Устал, – коротко ответил Андрей. – Поговорим о том, что заботит нас обоих.

– Не голоден ли ты?

Неле внесла кувшин с освежающим напитком, приветливо улыбнулась Андрею.

– Я сыт. Говори, я жду. Ты взял себе жену.

Помолчав, Лиента проговорил:

– Да… – снова помедлив, сказал: – Ты, наверно, не знаешь – у меня были жена и сын.

– О твоем горе мне известно.

– Известно?.. Ну да… Они погибли. У нас не принято говорить о любви, мужчина не должен… Но я люблю ее и теперь, никого не хотел видеть на месте Ратаны… Но мне напомнили о законе – вождь не должен быть одиноким. Ты знаешь, кого я привел к своему очагу? – Андрей промолчал. – Это дочь Иона, кузнеца, ты помнишь ее?

– Помню, – Андрей кашлянул, чтобы прогнать хрипоту.

– Мне сказали, что она свободна, сердце ее свободно, а оказалось – нет… Я узнал поздно, ничего уже нельзя было изменить.

Он замолчал, Андрей тоже молчал. Лиента сидел на корточках, прислонясь спиной к столбу, уронив руки между колен.

– Я очень виноват перед ней, – проговорил он, не поднимая головы. – И не знаю, как все исправить. Мне одному было плохо, теперь нас двое и плохо вдвойне. Я не хотел этого, Дар. Когда увидел ее, она была такая счастливая, и я подумал, что, может быть, рядом с ней, я опять научусь быть счастливым. Мне показалось, что у нее глаза моей Ратаны. Я потом понял, что, наверно, у всех счастливых похожие глаза, – они светятся от счастья. Больше у Адони таких глаз не было. Почему ты молчишь, Дар?

Расклеив замкнутые молчание губы, Андрей тяжело уронил:

– И ты, и она достойны жалости и сочувствия. Да, ты – не меньше ее. И я пожалел бы тебя… Но как ты мог… стать насильником?

Лиента резко вскинул голову.

– Откуда ты… – шевельнулись губы, но он не договорил, потемнел лицом, опустил глаза.

– Как мог ты, в чью честность и справедливость верят больше, чем в себя? А если бы в ту ночь не ты пришел к Адоне, другой. И тебе пришлось бы судить его? Твой суд был бы гневным и суровым?

– Тяжелы твои упреки… Но нет казни страшнее той, которой человек казнит себя сам. С той ночи я ни разу не прикоснулся к ней.

– Зачем ты меня ждал?

– Не знаю. Теперь и сам не знаю. Просто никому, кроме тебя не могу сказать.

– А тот, другой? Ты знаешь, кто он?

– Нет. Адоня не хочет назвать его имени. А он ведет себя так, будто его и нет совсем. Я вглядывался в глаза мужчин и юношей – их лица ясны и открыты.

– Он есть. Хочешь, скажу его имя?

– Ты? Откуда ты знаешь?

– Не хочешь ли посмотреть в мои глаза?

– Что!? – почти шепотом протолкнул Лиента и это тяжелое "что" повисло в тишине.

– Мы с Адоней любим друг друга.

Лиента громко сглотнул, прижался затылком к столбу.

– Всевидящий, почему ты не убил меня?

Снова повисло молчание.

– Почему она не сказала? Я спрашивал…

– Адоня не знала, что я тоже люблю ее.

– А теперь?

– Знает. Я видел Адоню прежде, чем к тебе прийти. Я узнал от нее. А ты думал, я без твоего ведома мысли слушал?

Лиента с силой потер лицо, проговорил глухо в ладони:

– Если бы ты захотел убить меня, я принял бы это, как дар милосердия.

Андрей молчал и Лиента горько усмехнулся:

– Да, ты ведь не убиваешь. Тогда скажи, что мне сделать?

– Дать Адоне свободу.

Лиента отнял руки от лица, поднял голову.

– Свободу? Да, по закону это можно… Но люди осудят ее.

– Адоня уйдет со мной.

– Она станет твоей женой?

Еще мгновение назад Андрей не знал, что так твердо и уверенно скажет:

– Да.

– Ей будет трудно.

– Адоня бывала у нас. И, пожалуй, чаще, чем ты – у Линды оказалось больше свободного времени. Адони сейчас нет в поселке, я увез ее на Комплекс. Мои друзья давно стали ее друзьями.

– Вот как? – удивленно проговорил Лиента. – Я рад. Да, так всем будет хорошо.

– И тебе?

– Мне… Лучше, чем теперь.

Он долго смотрел на Андрея, потом тихо сказал:

– Загляни в мою душу, Дар. Потому что я не знаю слов, которые хотел бы сказать.

Андрей не ответил.

– Прости меня, Дар.

– Не надо, не казнись. Вина твоя… Была вина, стала беда. Я знаю, горе твое всему причиной. А Адоня, – она все поймет и простит.

Она сидела на берегу крохотного пруда в садике, что окружал коттедж Андрея. Она так устала за последние дни, что не хотела ни о чем думать и заботиться. Смятение, в котором она жила, теперь ушло, его не стало просто потому, что пришел Дар. Теперь был желанный покой, который дали смертельно усталому человеку. Она не одна, с ней он, теперь не может быть плохо.

Обхватив руками колени, она бездумно смотрела на порхание мотыльков, на игры серебристых рыбешек. Казалось, что Андрея уже нет долго, но ее это не тревожило – ничего не может случиться плохого, если он так сказал. А ждать она может сколько угодно…

Она не услышала бесшумного полета глейсера и легких шагов Андрея. Он быстро вошел в дом, пробежал глазами по пустой гостиной.

– Адоня!

Обернулся и увидел ее. Она застыла в напряженном ожидании.

– Адонюшка… – подошел, положил ей руки на плечи, привлек к себе. И почувствовал, как неистово колотится ее сердце.

– Успокойся, маленькая, – прошептал он, погружая лицо в ее волосы. – Успокойся, все хорошо.

– Что?..

– Завтра на общем сходе Лиента объявит тебя свободной.

Адоня молчала.

– Что-то не так?

– Я рада, Андрей…

– Говори дальше.

– Люди будут… судить меня…

– Если так, то им придется судить двоих.

Она смотрела не понимая.

– Ведь мы теперь будем вместе, правда, Адонюшка? Согласна ли ты стать моей женой?

Она прикрыла влажно заблестевшие глаза, прошептала:

– Как хорошо, что ты вернулся, Дар! – И снова, едва слышно: – Как хорошо, что ты вернулся…

Щедрые полуденные лучи лили потоки света на людей, что заполонили всю центральную площадь поселка и негромко переговаривались. Никто не знал, зачем вождь велел собраться им здесь в полдень. Даже Совет не был посвящен в намерения Лиенты и так же, как остальные, старейшины ждали его выхода.

В хижине было двое – он и Адоня. Она пришла недавно, вошла, тихо сказала слова привета, села в сторонке, – с тех пор не произнесла ни слова, не подняла глаз. Сердце ее громко колотилось и Адоне казалось, – стуком его переполнено все вокруг, и Лиента его слышит, и услышат все другие. Если бы рядом был Дар, она бы ни чуточки не волновалась. А так… Ей становилось холодно и страшно от мысли, что Лиента скажет свое слово, а потом она останется одна, наедине с осуждением людей…

Она знала о законе, когда муж может дать свободу своей жене, но это случалось так редко, на памяти Адони – только один раз. Ту женщину осудили, от нее отвернулись даже отец с матерью и братья, никто не хотел брать ее в жены, потом она незаметно куда-то исчезла… Но чтобы вождь!.. Адоне было страшно. Нет, она все выдержит, она будет думать о Даре, только бы поскорее все кончилось!

Лиента подошел к ней, она торопливо встала, громко переглотнула. Он смотрел в побледневшее лицо, налитые чернотой глаза.

– Не бойся, Адоня.

Она молчала. Лиента взял ее за руку, чтобы вывести из хижины, пальцы ее были холодны, как лед. Лиента неожиданно опустился на колени, прижался лицом к этим пальцам.

– Прости меня…

Адоня вскрикнула, отпрянула назад.

– Встань! Так нельзя! Ты – вождь!

Лиента тяжело поднял на нее глаза, помедлив, встал, взял за руку, вывел к людям.

Гул голосов тотчас стих. Лиента и Адоня стояли в перекрестье взглядов. Несмотря на жаркое полуденное солнце, Адоню била дрожь, как если бы она раздетая вошла в промозглую осеннюю стынь. Мертвая тишина звоном стояла в ушах.

– Привет вам, братья и сестры. – Лиента поднял в приветствии руку. – Благодарю, что пришли на мой зов. Благодарю и вас, мудрые, – повернулся он к старейшинам.

Адоня молча поклонилась.

– Я позвал вас, чтобы сказать – я возвращаю свободу жене своей, Адоне, дочери Иона.

Возглас изумления взлетел над площадью. Адоне показалось, что она чувствует боль от многих взглядов, от их тяжести гнулась голова. Но Лиента поднял руку и шум моментально стих.

– Я возвращаю Адоне свободу не потому, что она оказалась недостойной быть женой вождя. Вы все знаете ее – она, одна из достойнейших. Адоня против воли вошла в мою хижину, закон покорности вел ее. Мной тоже руководил известный вам закон. Союз наш не принесет счастья. А горя мы все вдоволь изведали, зачем множить его? Эта девушка, что стоит перед вами, боясь поднять глаза, достойна счастья, как никто другой. Поэтому я говорю – ты свободна, Адоня, я не муж тебе – ты мне не жена.

С этими словами Лиента снял красную повязню с головы Адони и бросил в костер. Глубокая тишина повисла над людьми. Но когда лента вспыхнула, женский голос выкрикнул слово одобрения и поддержки:

– Хайра!

Глотая соленую влагу, Адоня попыталась глазами отыскать Майгу, но все плыло в пелене. А возглас этот подхватил другой голос, потом еще и еще…

Вперед выпустили Иона. Он вышел навстречу дочери потерянный, как-то враз пригнутый книзу. Лиента жестом остановил его, снова потребовал внимания.

– Я хочу вручить Адоню и ее судьбу тому, кто будет ей желанным мужем и пусть будет счастливейшим этот союз.

Он взял Адоню за руку и повел. Люди расступались перед ним, вытягивали шеи, пытаясь угадать, к кому направляется вождь – все знали, у Адони не было жениха. Шелестел громкий шепот. И когда живой коридор расчистился перед Лиентой и Адоней, люди изумленно ахнули – там, на краю поляны, у кромки джайвы стоял Дар!

Лиента выпустил руку Адони, она сделала шаг вперед, и услышала тихое, только для нее:

– Будь счастлива…

Она обернулась, шагнула назад, помедлила и – положила раскрытую ладонь на грудь Лиенте – то был знак мира и прощения. Потом повернулась и быстро пошла к Андрею, как будто боялась, что не успеет. И Андрей пошел ей навстречу, обнял за плечи, прижал. Выплыл из-за деревьев глейсер и, чуть покачиваясь, остановился позади них. Они шагнули на диск, встали рядом. Андрей поднял руку, помахал людям внизу и, прежде чем они пришли в себя от неожиданности, глейсер исчез за вершинами.

В коттедже Андрея их уже ждали друзья. Новость не была так уж потрясающе неожиданной – достаточно было только один раз увидеть, как Адоня смотрит на Графа, чтобы все понять про нее. Что касается самого Андрея, наивно было бы надеяться, что друзья ничего не заметят – он мог с успехом скрывать это от кого угодно, но только не от своих Разведчиков. И все же, что отношения их закончатся вот так…

Они успели полюбить Адоню. А после того, как узнали от Линды откуда плетется в ее косе седая прядь, стали относиться к ней еще более нежно и заботливо.

Но искренняя радость Разведчиков носила горьковатый привкус – они не могли ни думать о том, что союз этот может обернуться трагедией. И все же, сегодня, здесь, неуместны были сомнения и тревоги – Андрей так решил и, значит, иначе быть не могло. И теперь от них, друзей, тоже зависит сберечь счастливое сияние Адониных глаз.

Сегодня в доме Андрея царила любовь, сегодня он не прятал своих чувств, и друзья поражались – сколько нежности таилось в его душе, с каким обожанием он смотрит на свою юную супругу, как угадывает любое ее желание.

Чуткое сердце Адони не могло не откликнуться на искреннюю любовь, с которой ее тут встретили, на трогательную заботу, которой окружили. Каждый старался найти для ее с Андреем самые теплые слова, самые особенные.

Адоню пьянило сознание, что он, Андрей, отныне ее муж. Все случилось молниеносно, она не готова была даже к мысли об этом. Адоня не могла поверить в реальность, в которой удивительным образом осуществились ее робкие мечты. И вот – случилось, отныне он всегда будет с ней и ничто, ничто на свете уже не разлучит ее с любимым.

Адоне хотелось смотреть и смотреть на своего мужа, любоваться им открыто и безоглядно… Ничто не напоминало ей о нескольких днях, когда она тонула в отчаянии и горе, и даже сегодняшний сход казался ей далеким кошмаром. Все ее настоящее было здесь – любящие глаза Андрея, радость друзей, теплота и забота дома, отныне – ее дома.

Глеб увел Адоню танцевать, и к Андрею подсела Линда.

– Андрей, я всем сердцем желаю вам быть счастливыми, у вас все будет хорошо.

– Спасибо, Линда.

– Ты всегда можешь рассчитывать на меня, я помогу Адоне, – она отыскала ее в полумраке, трепетном от живого огня свечей. – Скажи, что-то случилось, да? Адоня, – как после болезни.

– Да, там было плохо.

– Господи, неужели за эти несколько дней!? Когда у вас программа в разнос пошла, у меня ни на что не осталось времени.

– Линда, ты что, оправдываешься? Мне-то не надо рассказывать, как это бывает.

– Что там случилось?

– Совет велел Лиенте взять жену, его выбор пал на Адоню. Об их законе покорности ты знаешь.

– О, Боже!

– Да уж, – невесело усмехнулся Андрей. – Но теперь все в порядке.

– Ты уверен? И с Лиентой порядок?

– Не надо сейчас об этом.

– Знаешь, я тебе подарок приготовила, свадебный.

– Когда же успела?

– Лучше спроси какой?

– Какой?

Линда улыбнулась.

– Ты за будущее не беспокойся, у вас все будет отлично.

– Разумеется, я знаю.

– Нет, это я знаю.

– Ты…

– Да.

– Когда? Почему раньше мне не сказала?

– Граф, – укоризненно проговорила Линда, – ты катастрофически глупеешь, говорят, это клинические проявления влюбленности.

– Ага, – счастливо улыбаясь во весь рот, подтвердил Андрей. – Чш-ш, мы никому не скажем.

– Да уж, пожалуйста. Это тебе, как с гуся вода, а мне такое с рук не сойдет.

– Я люблю тебя, Линда.

– Я тоже тебя люблю, – улыбнулась она.

Андрей подхватил ее на руку, другой подхватил Адоню и закружил их по комнате.

Андрей понимал, каково сейчас Лиенте и ни на минуту не забывал о нем. Необходимо было встретиться, поговорить, снять тяжесть с его сердца. Но весь следующий день принадлежал Адоне и даже ради Лиенты Андрей не хотел оставить свою маленькую женушку.

Несколько раз он входил с Лиентой в ТП-контакт, не столько ради разговора – на сей раз говорить надо было глаза в глаза, – а чтобы узнать его состояние. Андрей никогда не говорил Лиенте, что умеет блокировать то, чего не хочет раскрыть. Лиента этого не знал, не умел и научить его этому пока было невозможно. Андрей сам ставил фильтр и с обоих сторон обмен информацией шел в чисто диалоговой форме. Но на этот раз фильтра не было. Андрея не интересовало, что он скажет Лиенте и что тот ответит, ему важно было состояние лугарина – что он чувствует в этот момент, о чем думает, чем живет.

– "Как дела у вас, Лиента?"

– "Все в порядке", – чуть поспешнее, чем следовало, ответил лугарин.

– "Что говорят люди?"

– "Сожалеют, что не могут отпраздновать вашу свадьбу".

– "Это, пожалуй, ни к чему".

– "Да, они понимают. Они решили, что возьмут свое в день, когда родится ваш первенец".

– "Неплохо придумано".

– "Люди искренне радуются за вас. Со вчерашнего дня в поселке бьют боданги. Их язык три дня будет рассказывать всем, что у нас большая радость".

– "Я скажу об этом Адоне. Она обрадуется".

– "Как она?"

– "Прекрасно".

– "Она умеет забывать плохое. Вы непременно должны быть счастливы".

– "Лиента…"

– "Извини, Дар, мы поговорим позже", – он прервал связь.

Ничего настораживающего Андрей не почувствовал. Да, было смятение и стыд, и раскаяние, не приносящее облегчения. Была какая-то, не свойственная Лиенте суетливость. Андрей чувствовал его напряжение и желание как можно скорее прервать сеанс, но любое из этих чувств было естественным в их ситуации.

Когда после полудня он снова вызвал Лиенту, его поразило, что самым первым чувством того был испуг. Лиента тяготился разговором, он моментально напрягся, мысли его стали тяжеловесными и неуклюжими.

– "Я слышу тебя, Дар".

– "Я тоже. К сожалению, не то, что хотел бы. Лиента, брат мой, нельзя бередить раны, надо уметь их заживлять".

– "Ты прав, Дар".

– "Послушай, ни я, ни Адоня не держим на тебя зла. Ты мне веришь?"

– "Конечно".

– "Так что же тогда?"

– " А сам себя я когда-нибудь прощу, а, Дар?"

– "Этим надо переболеть, Лиента. Я помогу тебе".

– "Поможешь? Ты?"

– "Лиента, завтра мы встретимся и обо всем поговорим. Все не так плохо, как тебе кажется".

– "Я не сомневаюсь, что души ты исцеляешь так же искусно, как тела. Прости, Дар, встретимся завтра".

И снова тяжелый осадок лег на сердце.

Сеансы связи оставляли тягостное чувство, но большей тревоги, чем раньше, у Андрея не возникало.

Поздним вечером Адоня ушла в ванную комнату. Из-за двери доносился плеск воды и Адонин смех – душ-коктейль еще долго будет казаться ей забавной игрушкой.

Андрей впервые остался один с того времени, как забрал Адоню из поселка. Он остался наедине со своими мыслями, и пришло ощущение гнетущей тяжести. Откуда-то исподволь подкрадывалось чувство опасности.

"Да нет же, – расслабленно гнал от себя Андрей тревожные мысли, – все не так плохо. Лиента сильный, он сумеет справиться". Андрей думал о том, что скажет завтра, какие слова найдет, чтобы помочь Лиенте посмотреть на случившееся другими глазами.

Он полулежал на постели, слушал тихий смех Адони сквозь плеск воды и как-то дремотно гнал от себя желание не завтра, а вот сейчас, немедленно встретиться с Лиентой.

"Накрутил себе черт-те чего. Ведь слушал его, все там в порядке. Правда, он сам на себя не похож – суетливый, напряженный… – И вдруг пронзило догадкой, как электрическим разрядом: – Он закрывался!"

Невероятно, как удалось это лугарину, но он не пустил Андрея в глубины своего сознания.

От очевидности предчувствия стало сухо во рту. Тело сделалось невесомым, действовало уже помимо сознания, – когда Андрей вызывал Лиенту, он не сознавал, что стремительно идет к выходу, идет особой, легкой, пружинистой походкой, "взведенный" на предстоящее дело.

– "Лиента!"

– "Надеюсь, не я позвал тебя, Дар".

– "Не смей, Лиента!"

– "Прости меня, друг Дар, но так мне будет лучше".

– "Это поступок труса! – Андрей взял себя в руки. – Лиента, подумай об Адоне, ведь она себя винить будет, и не только она. Как ей жить с таким грузом вины? Ты не имеешь права перекладывать это на нее, ведь только ты и я знаем, что ее вины нет".

– "Ты сможешь позаботиться о ней. Не надо, Дар, прошу тебя, не надо никаких слов. Я очень хотел проститься с тобой, очень хотел сказать, что будь у меня брат, он не мог бы быть дороже, чем ты. Пойми меня, как мне жить после всего? Зачем жить? Нет женщины, которую я любил, нет любимого сына, а ты, кого я хотел бы называть братом, будешь мне постоянным укором. Ты сказал, что будь на моем месте другой, я бы его сурово осудил. Я сужу".

– "Нет, Лиента!"

– "Ты бесконечно добр, я знаю. Но совесть моя слишком жестока".

– "Я не позволю тебе".

– "Ты не сможешь, – засмеялся Лиента. – Я об этом подумал. Боялся, что сам позову тебе, проститься захочу. Да, ТИСС снять бы, и все… Но я не хотел. Так ты как будто все равно постоянно рядом был. Но я обо всем подумал".

– "Что!?"

– "От меня теперь ничего не зависит".

Андрей вошел в зрительный центр лугарина, холодея от предчувствия.

…Лиента, действительно, все предусмотрел. Жало арбалетной стрелы целило в сердце. Тетиву оттягивала бечевка, а бечевку лизал язык пламени… Себя Лиента очень добросовестно прикрутил к дереву, узлы требовали времени, которого не оставлял огонь.

– О, черт! – выругался Андрей, прыгая в глейсер и сознавая, что не успеет.

Он видел, как лопались волокна на бечеве, скручивались в огне.

И тогда он решил сделать то, чего никогда раньше не делал. И никто из Отряда. Эффект "Ноль-времени" они знали достаточно хорошо, но… в теории, из редкого чужого опыта. "Ноль-время" нельзя было отработать ни в каких тренингах. Их научили только одному – эффект существует, подступит край – пытайтесь. И дай вам Бог, чтобы вас хватило.

Издавна этот эффект стихийно возникал у некоторых людей в мгновения крайней опасности и давал возможность избежать ее, втиснув спасительные действия в непомерно растянутое мгновение.

Ноль-время подчинялось только человеку, его невероятному, колоссальному усилию воли. И далеко не всем хватало его, чтобы замедлить течение внешнего времени. Надо было в одно мгновение вложить все свои силы, волю, желания, всю жизнь, не экономя… и продлить это мгновение, сколько хватит сил.

…Язычок пламени застыл в неподвижности, но он уже сделал свое дело – в обе стороны от него в зловещем, медленном танце плыли, скручиваясь, концы бечевки…

…освобожденная струна тетивы стремилась в изначальное положение, толкая перед собой оперенный конец толстой короткой стрелы…

…стрела медленно продвигалась по отполированной до блеска канавке, искра застыла на холодном, стальном острие…

"Я успею! Успею!" – заклинал Андрей, стиснув зубы.

Глейсер стремительно несся сквозь застывший, немой мир.

…стрела неподвижно застыла в воздухе, но это только казалось – она знала свою цель и неумолимо и страшно стремилась к ней.

Утратилось ощущение последовательности событий – он выпрыгнул, а потом распахнулись створки?

Почему так медленно, как во сне, сгибаются ноги? Или стрела ускоряет полет? Или он теряет власть над временем?

Ну, еще чуть-чуть… только бы дотянуться! Дерево крошится в кулаке… Все.

Мир ожил: зашевелились деревья, травы, залепетали листья, ветерок погладил закаменевшее лицо. У Андрея еще хватило сил разорвать пару веревок из тех, что притягивали Лиенту к стволу дерева. Потом ноги его вдруг подкосились, и он рухнул в траву лицом вниз.

Пришел в себя оттого, что его трясли за плечи.

– Дар! Не умирай, Дар! – услышал он отчаянный голос и хрипло сказал:

– Перестань меня болтать.

И открыл глаза.

– Ты живой! – радостно улыбаясь, недоверчиво проговорил Лиента. Глаза его были мокрыми.

– Я настолько живой, что сейчас встану и врежу тебе так, что мало не покажется, дурак такой.