Темная лощина

      За все время инцидента в комнате никто даже не шелохнулся, потому что Аль Зет не подал никому никакого знака. Он смотрел на своего бойца таким взглядом, каким, вероятно, наблюдал бы за крабом с одной клешней, умирающим на песке пляжа. Насмотревшись, он опять повернулся к Луису:
      — Вам придется его извинить. Некоторые из этих ребят учатся хорошим манерам и правильной речи на своей шкуре...
      Выдержав паузу, Аль Зет перевел взгляд на коренастого мужчину, остававшегося недалеко от двери, и сделал жест сигаретой в сторону обмякшей фигуры франта на полу, сидевшего у стены с отсутствующим взглядом:
      — Отведи парня в ванную комнату, поплескай на него водой. А потом постарайся объяснить, в чем он был неправ и в какой момент ошибся.
      Здоровяк помог франту подняться на ноги и проводил его из комнаты. Крупный мужчина на диване по-прежнему не шевелился. Аль Зет встал из-за стола, прошелся до окна, задержался там на минуту, повернулся и оперся спиной о подоконник. Мы втроем теперь оказались как бы на одном уровне, и я увидел в этом признак хорошего расположения Аля Зета, в особенности после того, что произошло.
      — Итак, чем я могу быть полезен, джентльмены?
      — Ко мне на днях приходила в гости девушка... — начал я.
      — Везет же кое-кому. Когда ко мне последний раз приходила девушка, мне это обошлось в пятьсот баксов, — он улыбнулся собственной шутке.
      — Эта девушка — дочь моего друга, бывшего полицейского.
      Аль Зет пожал плечами.
      — Прошу прощения, но я не понимаю: при чем тут я?
      — У меня была стычка с Тони Чистюлей после встречи с этой девушкой. Мне неприятно это говорить, но вряд ли Тони получил больше удовлетворения от столкновения, чем я.
      Аль Зет сделал глубокую затяжку, шумно выдохнул дым через нос.
      — Продолжай, — сухо сказал он.
      — Я хочу знать: Тони захватил девушку, чтобы поквитаться? Если она у него, он должен вернуть ее назад. Ему не следует устраивать проблем с полицейскими, у него и без того хватает собственных неприятностей.
      Аль Зет потер уголки глаз и кивнул без слов. Он взглянул в сторону жирного мужчины на диване. Тот слегка качнул головой; выражение глаз за темными стеклышками очков оставалось недоступным для присутствующих.
      — Если говорить без обиняков, то вы хотите, чтобы я спросил Чистюлю, похищал ли он дочку бывшего полицейского? А если Тони это сделал, желательно ее вернуть, так?
      — А если ты этого не сделаешь, — спокойно продолжил его мысль Луис, — нам придется самим это проделать.
      — Вы знаете, где он? — спросил Аль Зет.
      Я почувствовал, что атмосфера в комнате стала накаляться.
      — Нет, — ответил я. — Если бы знали, то, скорее всего, здесь бы не стояли. По нашим прикидкам, ты можешь знать, где он.
      Но что-то в интонации, с которой Аль Зет задал свой последний вопрос, подсказало мне: он не имел понятия о том, что Тони орудовал в том же городе без его ведома. И тут же стало ясно, что старый мафиози занимался оценкой своего нынешнего положения еще до того, как мы появились. Для этого и был нужен здоровяк на диване. Вот почему его не попросили выйти из комнаты при нашем приходе. Да он и не относился к тем людям, кого можно запросто попросить выйти за дверь. Толстяк как раз принадлежал другой категории — к тем, кто сами распоряжались, кому выйти, а кому остаться. Похоже, вопрос с Тони был решен. Впечатление это закрепили последовавшие затем слова Аль Зета.
      — В сложившихся обстоятельствах вам было бы неразумно вмешиваться в это дело, — без нажима произнес он.
      — При каких обстоятельствах? — поинтересовался я.
      Аль Зет выпустил колечко дыма:
      — Пусть частные дела таковыми и останутся. Если вы будете в них соваться, нам, возможно, придется оттолкнуть вас.
      — Мы можем не поддаться.
      — Вы не сможете сопротивляться, если будете мертвы.
      Я пожал плечами:
      — Вероятно, не так просто это осуществить.
      Несмотря на расплывчатость выражений Аль Зета, содержавшаяся в них угроза прозвучала вполне отчетливо. Я обратил внимание и на то, как он тушил окурок в стеклянной пепельнице на столе — с усилием явно чрезмерным.
      — Так вы не собираетесь держаться подальше от наших дел? — спросил Аль Зет.
      — Меня ваши дела не интересуют. У меня есть другие заботы.
      — Девчонка? Или Билли Перде?
      На секунду он меня ошарашил. Но не более. Стало яснее ясного: Аль Зет ни на мгновение не снимал руки с пульса и намеревался поступать так до последнего момента, пока пульс не замрет.
      — ...Потому что если речь идет о Билли, то здесь могут начаться трудности.
      — Пропавшая девушка — мой друг, а Рита Фэррис, бывшая жена Билли, была моей клиенткой.
      — Твоя клиентка мертва.
      — Дело не только в ней.
      Аль Зет скривил губы. Здоровяк на диване оставался невозмутимым, как Будда.
      — Значит, ты человек принципов, — проговорил Аль Зет, и слово «принципов» прозвучало в его устах так, будто кто-то наступил на скорлупу фисташкового ореха. — Ну, я тоже человек принципов.
      Я так не думал. Принципы — дорогая вещь, а по Аль Зету не скажешь, что у него в наличии моральный ресурс для этого. Я даже представить себе не мог, чтобы он, скажем, бросился тушить горящий детский приют.
      — Не думаю, что наши с тобой принципы схожи, — произнес я вслух.
      Он улыбнулся:
      — Может, и так. — И повернулся к Луису:
      — Ну, а ты тут при чем?
      — При нем, — ответил тот, мягко кивнув головой в мою сторону.
      — В таком случае нам нужен компромисс, — заключил Аль Зет. — Я прагматик. Если вы не будете глубоко лезть в это дело, я не стану вас убивать, пока не буду вынужден это сделать.
      — Мудрый подход, — одобрительно заметил я, — с учетом того, что ты был гостеприимен и все такое.
      На этом разговор закончился, и мы удалились.
      Снаружи было хмуро и холодно.
      — И что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовался Луис.
      — Похоже, Тони действует на свой страх и риск, и, возможно, полагает, что успеет со всем этим бардаком разобраться до того, как Аль Зет потеряет терпение. Думаешь, он захватил Эллен?
      Луис ответил не сразу, и взгляд у него при этом сделался очень жестким:
      — У него она или нет, не имеет значения. Все каким-то образом связано с Билли Перде. А это значит, что кому-то в конечном итоге несдобровать.
      Мы дошли до Бойлстона и жестом подозвали таксиста. Когда он подкатил, Луис скользнул в машину и произнес:
      — Логан.
      Я жестом остановил его:
      — Мы можем поехать объездным путем и заскочить кое-куда?
      И Луис и водитель по очереди пожали плечами. Это выглядело со стороны нелепо, словно плохая пантомима.
      — Гарвард, — сказал я. И взглянул на приятеля. — Тебе не обязательно ехать. Можем встретиться в аэропорту.
      Бровь Луиса характерно взметнулась:
      — Ну-у, нет, я уж потащусь. Если, конечно, ты не боишься, что я испорчу впечатление.
      Таксист высадил нас возле монолита «Уильям Джеймс Холл», что неподалеку от Куинси и Киркленда. Я оставил Луиса в вестибюле и поднялся на лифте. Офис факультета психологии располагался в комнате 232. На ладонях у меня выступил пот, живот сводило. В офисе вежливая дама-секретарь сообщила мне, где находится кабинет Рейчел Вулф. Но добавила, что ее самой сегодня не будет: она в командировке до завтрашнего утра, поехала на семинар.
      — Ей что-нибудь передать? — поинтересовалась секретарь.
      На секунду мне захотелось развернуться и немедленно уйти. Но вместо этого я достал из бумажника одну из моих визиток. На оборотной стороне написал свой номер телефона в Скарборо и отдал визитку секретарю.
      Она улыбнулась. Поблагодарив ее, я вышел из офиса.
      Вместе с Луисом мы направились на Гарвард-сквер опять ловить такси. Всю дорогу до Логана мы не разговаривали.
      — А раньше ты так поступал? — с едва заметным намеком на улыбку поинтересовался он.
      — Однажды. Но в последнее время так далеко я еще не заходил.
      — То есть ты ее как бы преследуешь?
      — Какое там преследуешь, мы же знакомы.
      — О-о! — он многозначительно кивнул. — Ну, спасибо, что просветил. Я раньше так отчетливо не понимал всех различий...
      Некоторое время он молчал, а потом снова задал вопрос:
      — Ну и что ты пытаешься этим самым добиться?
      — Пытаюсь дать понять, что готов извиниться.
      — Хочешь к ней вернуться?
      Я забарабанил пальцами по стеклу.
      — Просто не хотелось бы, чтобы все было между нами так, как сейчас. Вот и все. Откровенно говоря, я не совсем уверен в правильности того, что сейчас делаю. И, как уже говорил, даже не уверен в своей готовности к переменам.
      — Но ты любишь ее?
      — Да.
      — Ну, тогда сама жизнь покажет, когда ты будешь готов.
      После этого Луис до самого аэропорта молчал.

Глава 17

      Эйнджел встретил нас в аэропорту. Перед тем как отправиться на север, мы поехали перекусить в торгово-развлекательный центр, где было множество продуктовых лавочек.
      — Черт, — выругался Эйнджел, пока мы катили по Мэйн Молл-роуд. — Вы только посмотрите! Тут тебе и «Бургер Кинг», и «Международный дом блинчиков», и твой «Данкин Донатс», и всевозможные пиццерии. Да у тебя под боком все четыре основные группы еды! Поживешь тут подольше, так они вообще будут тебя перекатывать с рук на руки.
      Подкрепляясь в китайском ресторанчике, мы рассказали ему о нашей стычке с Аль Зетом. В свою очередь он передал нам помятое письмо на имя Билли Перде, адресованное Рональду Стрейдиру.
      — Копы и федералы хорошо поработали, но к старине Рональду они не нашли правильного подхода.
      — Ты поговорил с ним о его собаке? — поинтересовался я.
      — И о собаке говорил, и даже попробован жаркое... — На его лице появилось отвращение.
      Я знал, что Рональд не брезговал добычей на дорогах, несмотря на законы штата, запрещающие использовать сбитых на магистралях животных. Сам я не видел никакого преступления в том, чтобы употребить в пищу тушу оленя или тушку белки. Не стоило оставлять их пропадать и разлагаться на обочине. Рональд делал отличные стейки из дичи и подавал с картофелем и морковью, которые сохранял в песке всю зиму.
      — Он сказал мне, что это была белка, — заявил Эйнджел, — но пахло оно скунсом. Было не очень-то вежливо уточнять... Похоже, это письмо пришло около недели назад, но Рональд не смог его передать, так как не видел Билли.
      На письме имелась марка со штампом Гринвилла. Оно оказалось коротким: в основном содержало приветы, пожелания, что-то насчет ремонта дома, какую-то ерунду о старой собаке, которая все еще жила в доме автора письма, а адресат якобы мог помнить ее еще щенком. Все это было подписано стариковскими каракулями: «Мид Пайн».
      — Значит, они поддерживали связь все эти годы, — прокомментировал я.
      Судя по всему, подтверждались мои предположения: если Билли и стал бы искать у кого-нибудь помощи, то этим человеком мог быть в первую очередь Мид Пайн.
      Мы ехали до Темной Лощины без остановок, Эйнджел и Луис вовсю гнали свой «меркурий». Чем дальше мы продвигались на север, тем гуще становился туман, так что вся поездка из Портленда в Темную Лощину представляла собой передвижение в странном, призрачном мире, где огни домов не светились ярко, а тускло мерцали и свет от фар проезжающих автомобилей разрезал лишь пространство перед ними, где придорожные указатели называли имена городов, которые представали перед нами в виде вытянутых вдоль дороги построек, без ярко выраженного центра. В метеопрогнозах обещали снегопады, и это означало, что скоро прибудут снегоуборочные машины — зарычат, заработают вдоль федеральной трассы. Но пока Гринвилл оставался спокойным, тихим, на обочинах лежал снег вперемежку с песком. За все время пути до Темной Лощины я обогнал только две машины на неровной, ухабистой дороге Лили-Бэй.
      Когда мы заехали в знакомый мне мотель, та же самая, что и в прошлый раз, женщина с тщательно уложенной прической внимательно рассматривала заполненные бланки; рядом, свернувшись почти в клубок, спал на стойке коричневый кот. Переговоры с ней вел Эйнджел, а Луис сосредоточился на разглядывании туристических буклетов на стойке. Когда я вошел, он бросил на меня быстрый взгляд — вот и вся реакция на мое присутствие.
      — Джентльмены будут проживать в одном номере? — поинтересовалась дама с ухоженной прической.
      — Да, мадам, — ответил Эйнджел с выражением вековой мудрости на лице, — сэкономленный доллар — все равно, что найденный.
      Дама перевела взгляд на Луиса, одетого в черный костюм, белую рубашку и черное пальто.
      — Ваш друг — священник?
      — Почти. Он строго придерживается Ветхого Завета. Око за око, и все такое.
      — Как мило. У нас нечасто останавливаются религиозные служители.
      На лице у Луиса появилось тоскливое выражение мученика, который вдруг узнал, что пытка будет более суровой, чем он ожидал.
      — Возможно, вас заинтересует эта информация: у нас сегодня служба в баптистской церкви. Добро пожаловать! Ведь вы тоже можете присоединиться.
      — Благодарю, мэм, — ответил Эйнджел, — но мы готовимся к собственной церемонии.
      — Только если она не потревожит других постояльцев, — с понимающим видом сказала дама.
      — Мы сделаем все возможное для этого, — проронил Луис, забирая ключи от комнаты.
      Когда я подошел к стойке, женщина узнала меня:
      — Опять к нам? Вам, должно быть, понравилось в Темной Лощине.
      — Надеюсь узнать о ней побольше. Возможно, вы мне поможете немного?
      — Конечно, если смогу, — улыбнулась она в ответ.
      Я протянул ей увеличенную на цветном ксероксе фотографию Эллен Коул, для чего заранее снял копию с маленького фото, какие делают для удостоверения личности:
      — Вы узнаете эту девушку?
      Дама взглянула, прищурив глаза за толстыми стеклами очков:
      — Да. С ней что-то случилось?
      — Надеюсь, нет. Она вроде как потерялась, и ее родители попросили меня помочь отыскать ее.
      Женщина снова посмотрела на фото, часто кивая головой:
      — Да, я припоминаю ее. Шериф Дженнингс спрашивал о ней. Она останавливалась здесь на одну ночь, причем с молодым человеком. Могу назвать вам точную дату.
      — Будьте так добры.
      Из зеленого металлического ящика она достала регистрационный формуляр и проверила записи:
      — Пятого декабря. Счет оплачен по кредитной карте на имя Эллен Коул.
      — Не припоминаете ли чего-нибудь необычного?
      — Да ничего особенного. Им кто-то посоветовал сюда поехать. Кто-то подбросил их из Портленда. Вот практически и все. Я запомнила, что она очень красивая. Он немного угрюмый, но в этом возрасте они все такие. Уж мне ли не знать: одна четверых парней вырастила, и до двадцати пяти они были не жизнерадостней портовых крыс.
      — Эта пара не говорила вам, куда они собирались направиться дальше?
      — На север, я так понимаю. Может быть, на Каталин. Откровенно говоря, я им посоветовала, если у них есть свободное время, заглянуть на озеро и полюбоваться закатом. Им пришлась по душе эта мысль. Действительно прекрасный вид. И очень романтично, особенно для такой молодой пары. Я им позволила выписаться днем, чтобы не пришлось собираться в спешке.
      — А они не говорили, кто посоветовал им заехать в Темную Лощину?
      По-моему, несколько странный совет. Ничего особенно интересного я здесь не видел. По крайней мере, такого, ради чего стоило ехать в подобную глушь.
      — Естественно, говорили. Какой-то пожилой мужчина, которого они встретили по дороге. Они подбросили его до нужного ему места. И, может быть, он встретился с ними здесь до того, как они уехали.
      — А они не упоминали его имени? — я почувствовал, как у меня похолодело в животе.
      — Нет. Хотя... Им показалось, что, судя по разговору, он не похож на местного, — заметила она. Ее брови слегка нахмурились. — Больше про него они и не говорили ничего. Да и потом, что им мог сделать старик? — Видимо, она хотела, чтобы вопрос прозвучал риторически, но впечатление к концу фразы сложилось совсем другое.
      Женщина извинилась, сказав, что больше ничего не может добавить. Потом показала по туристической карте, как мне добраться до площадки, откуда видно озеро. Я ее поблагодарил, оставил дорожную сумку в номере и постучал в дверь соседнего, который занимали мои приятели. Эйнджел впустил меня. Луис развешивал свои костюмы в тесном коричневом шкафу. Я отбросил на время мысли о старике: не хотелось спешить с выводами.
      — Интересно, как люди здесь развлекаются? — спросил Эйнджел, тяжело опускаясь на одну из кроватей. — Здесь все как в монастыре.
      — Переживают зиму, — отвечал я, — ждут лета.
      — Это свойственно больше деревьям. Они так выполняют свое предназначение.
      Луис закончил разбираться со своей одеждой и повернулся к нам:
      — Что-нибудь узнал?
      — Хозяйка гостиницы узнала на фото Эллен и припомнила ее приятеля. Она посоветовала им полюбоваться закатом на озере. Уверена, что они поехали на север.
      — Может, они и в самом деле поехали на север? — предположил Луис.
      — По словам Ли Коул, рейнджеры из Национального Бакстеровского парка ничего не могли сказать о них. А ведь в этой местности существует не так уж много маршрутов. Кроме того, хозяйка гостиницы упоминала, что они подвозили какого-то старика, и это, дескать, он посоветовал им посетить Темную Лощину.
      — Это плохо?
      — Не знаю. Зависит от того, кто он. Может, и ничего особенного...
      Но я тут же подумал о старике, что пригласил к себе Риту Фэррис, а затем угрожал ей в гостинице. И о старческой фигуре, замеченной Билли поблизости от дома Риты в тот вечер, когда погибла его семья. А еще я припомнил, что обронил Рональд Стрейдир, не расслышавший как следует моих слов, когда мы беседовали с ним перед трейлером Билли Перде: «Да, он мог быть и стариком».
      — И что теперь?
      Я сделал мрачное лицо и пожал плечами:
      — Собираюсь поговорить с Рэндом Дженнингсом.
      — Хочешь, чтобы мы пошли с тобой?
      — Нет, на вас у меня другие виды. Поезжайте и посмотрите, что происходит вокруг дома Мида Пайна.
      — То есть проверить, не объявился ли там Билли? — уточнил Эйнджел.
      — Типа того.
      — А если так?
      — Тогда поедем и заберем его.
      — А если его там нет?
      — Подождем, пока я не буду уверен, что здесь с Эллен Коул все в порядке. Потом... — тут я снова пожал плечами.
      — ...еще подождем, — закончил Эйнджел.
      — Наверное, так, — ответил я ему в тон.
      — Приятно видеть ближайшую перспективу. По крайней мере, я могу спланировать свой туалет.
      Управление полиции Темной Лощины находилось на расстоянии полумили к северу от городка: одноэтажное кирпичное здание с собственным электрогенератором в бетонном бункере восточного крыла. Само здание недавно вновь отстроили после пожара, который случился пару лет назад и разрушил предыдущую постройку.
      Внутри здания было тепло, горел яркий свет. Сержант в форме стоял, склонившись над деревянным столом, и заполнял бланки. На его бляхе виднелась фамилия «Ресслер». И я догадался, что это тот самый Ресслер, который присутствовал при смерти Эмили Уоттс. Я поздоровался и поинтересовался, на месте ли начальник.
      — Разрешите спросить, по какому вы вопросу?
      — Эллен Коул, — коротко ответил я.
      — Набирая внутренний номер на телефоне, Ресслер слегка хмурился.
      — Здесь пришел посетитель, хочет поговорить насчет Эллен Коул, шеф, — доложил он. И, прикрыв трубку рукой, повернулся ко мне. — Как, вы сказали, вас зовут?
      Я еще не представлялся, но назвал себя. И он повторил в трубку:
      — Так точно, шеф, Паркер. Чарли Паркер.
      Он выслушал указания по телефону, после чего взглянул на меня оценивающим взглядом.
      — Да, так оно и есть. Конечно-конечно, — сержант положил трубку и еще раз смерил меня взглядом, не говоря ни слова.
      — Ну и что? Он меня помнит?
      Ресслер не ответил, но у меня возникло такое чувство, что подчиненный достаточно хорошо знал своего шефа, чтобы расслышать в его голосе какие-то нотки, которые насторожили сержанта.
      — Следуйте за мной, — сказал он, открывая промежуточную дверь слева от стола. И, придерживая ее, пропустил меня вперед.
      Я подождал, пока сержант прикрыл ее за мной. Затем прошел между двумя столами и заглянул в офис начальника со стенами из прозрачного стекла. За металлическим столом с компьютером и накопителем для бумаг сидел Рэнд Дженнингс.
      Он не сильно изменился. Ну, у него, конечно, появилась седина, он заметно прибавил в весе, лицо стало слегка одутловатым, и наметился второй подбородок. Но Рэнд все еще был привлекательным мужчиной с проницательными карими глазами и широкими плечами. Его, наверное, здорово уязвило, подумал я, когда жена закрутила со мной роман.
      Рэнд тоже подождал, пока Ресслер вышел и закрыл дверь. Только потом он заговорил. Однако не предложил мне присесть. Его, похоже, нисколько не волновало, что я стою и смотрю на него сверху вниз.
      — Никогда не думал, что доведется увидеть твою физиономию еще раз, — произнес он.
      — Я так и понял. В особенности судя по тому, как мы попрощались.
      Он никак не отреагировал на дерзость с моей стороны. Просто переложил часть бумаги на столе с места на место. Я не мог точно определить: этим жестом он хотел отвлечь меня или себя.
      — Ты здесь из-за Эллен Коул?
      — Точно, так.
      — Мы ничего о ней не знаем. Она приехала, она уехала... — он развел руками в нарочито беспомощном жесте.
      — Ее мать думает по-другому.
      — Мне плевать, что думает ее мамаша. Я говорю то, что известно нам. То же самое я сказал ее отцу, когда он тут объявился.
      Меня вдруг осенило, что я, возможно, разминулся с Уолтером. Мы могли даже быть в городе в одно и то же время. Я вдруг ощутил прилив жалости: ведь Уолтеру пришлось в одиночку здесь разбираться, искать дочку. Если бы я это знал, то мог бы ему как-то посодействовать.
      — Семья подала заявление об исчезновении человека.
      — Я в курсе. До меня уже докапывался федеральный агент по поводу отсутствия соответствующего документа в НЦУП... — он сделал паузу и посмотрел на меня тяжелым взглядом. — Я и ему сказал, что от Нью-Йорка до Темной Лощины долгий путь. Мы здесь работаем своими методами.
      — Вы собираетесь подавать рапорт и действовать в соответствии с процедурой? — не сдавался я, никак не отреагировав на этот взрыв местного патриотизма.
      Дженнингс встал. Костяшки его крупных кулаков упирались в стол. Я почти забыл, какой Рэнд огромный. В кобуре виднелся «кунан-357 магнум», произведенный в Миннесоте. Выглядел как новенький. Я прикинул и решил, что у Дженнингса не так уж часто выпадает возможность попрактиковаться в стрельбе — разве что посидеть на крыльце да погонять кроликов.
      — Я что, непонятно выражаюсь? — нарочито мягко спросил он. Но за мягкостью определенно сквозила агрессивность. — Мы сделали все, что смогли. Приняли меры по заявлению. И считаем, что девушка и ее приятель, скорее всего, вместе сбежали. У нас нет причин думать по-другому.
      — Менеджер отеля показала, что они могли отправиться на север.
      — Не исключено.
      — А ведь север — это Бакстер и Катадин. Они же там не появлялись.
      — Значит, они, возможно, где-то еще. Мне точно известно то, что из города они выехали. Если бы это было не так, я бы об этом знал. — Теперь злость в его голосе слышалась совершенно отчетливо, особенно когда он произносил с нажимом:
      — А теперь извините меня, у нас есть реальныепреступления и реальныедела.
      — В самом деле? Кто-то украл рождественскую елку? Или оттрахал лося?
      Он обошел вокруг стола и прошелся по комнате и на середине пути к двери встал рядом со мной, почти вплотную. Как мне показалось, Рэнд ожидал, что я испугаюсь, сделаю шаг назад. Но я не отступил.
      — Я надеюсь, ты не собираешься искать себе проблем здесь? — с деланной медлительностью произнес Дженнингс. Возможно, он подразумевал мои поиски Эллен Коул, но выражение глаз говорило мне, что шериф имеет в виду еще кое-что.
      — Да мне даже не надо искать проблем, — ответил я, — я сижу себе спокойно, проблемы сами меня находят.
      — Это потому, что ты тупой, — резко бросил Рэнд, все еще удерживая дверь открытой. — Ты не обращаешь внимания на то, чему тебя учит жизнь.
      — Ты очень удивишься, узнав, сколь многому я научился.
      Я намеревался выйти, но левая рука Рэнда перегораживала мне дорогу.
      — Запомни одну вещь, Паркер: это мойгород, ты здесь — в гостях. Не игнорируй чужих привилегий.
      — То есть это не тот случай, когда «что мое, то твое»?
      — Нет, — выдохнул он с угрозой, — не тот.
      Я вышел из здания и направился к машине. Ветер завывал в деревьях и покусывал незащищенные пальцы рук, над головой темнело небо. Когда я уже подходил к «мустангу», на парковку въехал старый зеленый «ниссан»; из него выбралась Лорна Дженнингс в кожаной куртке с большим меховым воротником и синих джинсах, так же заправленных в сапоги, как и во время нашей последней встречи. Она заметила меня только тогда, когда двинулась к главному входу, а увидев, на мгновение остановилась и, прежде чем подойти, бросила тревожный взгляд в сторону освещенного прохода.
      — Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она.
      — Разговаривал с твоим супругом. Он не очень-то стремится мне помогать.
      — Тебя это удивляет? — она изогнула бровь.
      — Нет. На самом деле — нет. Но дело не во мне. Пропали девушка и молодой парень. Я подумал, возможно, здесь известно хоть что-нибудь о том, что с ними случилось. Пока я не разберусь в этом, мне придется побыть здесь.
      — А кто они?
      — Дочь друга и ее приятель. Девушку зовут Эллен Коул. Ты не слыхала: Рэнд не упоминал о них?
      — Он говорил: сделал, дескать, все, что мог. Думает, что они просто сбежали.
      — Юная любовь, — заметил я. — Прекрасное чувство!
      Лорна сделала глотательное движение, провела рукой по волосам:
      — Он ненавидит тебя, Берд, за то, что ты сделал... Что мы сделали.
      — Это было давно.
      — Не для него, — возразила она, — и не для меня.
      Я пожалел, что высказался про «юную любовь». Мне не понравилось выражение глаз Лорны, внушившее мне некоторую нервозность. И неожиданно для себя самого спросил:
      — Почему ты до сих пор живешь с ним, Лорна?
      — Потому что он мой муж. Потому что мне больше некуда идти.
      — Это неправда. Всегда есть куда идти.
      — Это предложение?
      — Просто наблюдение. Береги себя, — я развернулся, чтобы уйти.
      Лорна потянулась и остановила меня, положив свою руку на мою.
      — Нет, это ты береги себя, Берд. Он не простил тебя. И не простит.
      — А тебя он простил?
      Когда она заговорила, в ее лице было что-то такое, что сразу напомнило мне о том первом полдне, который мы провели вместе, об ощущении тепла от соприкосновения с ее кожей:
      — Я не хочу его прощения.
      Она печально опустила голову, повернулась и ушла.
      Следующий час я провел, таскаясь по магазинам и показывая фото Эллен всем, кто соглашался взглянуть на него. Ее припомнили в ресторанчике, в аптеке, но никто не видел, как она и Рики уезжали, и никто не был готов подтвердить или опровергнуть факт присутствия рядом с ними попутчика — пожилого мужчины. И уж тем более никто не знал, кто бы это мог быть. Пока я так бродил, становилось все холоднее и холоднее. Пришлось плотнее запахнуть куртку. Освещенные витрины магазинов отбрасывали желтые блики на снег.
      Обойдя все намеченные для опроса улицы, я вернулся в номер. Перед встречей с Эйнджелом и Луисом, продолжением которой должен был стать совместный обед, принял душ, сменил джинсы, рубашку и свитер. Когда я выходил, Эйнджел уже ждал у двери с бумажным стаканчиком кофе в руке и выпускал клубы морозного пара, как простудившийся паровоз.
      — Знаешь, здесь теплее, чем в номере. В ванной у меня ноги к кафелю примерзли от холода.
      — Ты слишком чувствительный для этого мира. Кто бы мог подумать!
      Он расстроено фыркнул, демонстративно потопал ногами, несколько раз переложил стаканчик с кофе из руки в руку, каждый раз засовывая по очереди свободную руку под мышку.
      — Перестань, кофе прольешь. Есть хоть какие-то признаки оживления во владениях Мида Пайна?
      Эйнджел ненадолго замер.
      — Ничего такого, что можно было бы заметить, не постучавшись в дверь и не попросив стакан молока и немного печенья. Удалось увидеть, как Пайн ужинал вместе с молодым парнем, но они были только вдвоем, насколько мы поняли. А тебе повезло с Дженнингсом?
      — Нет.
      — Ты удивлен?
      — И да и нет. У него, конечно, нет причин помогать лично мне, но дело же не одного меня касается. Речь идет об Эллен и ее приятеле. Однако по глазам Рэнда я понял: он не прочь использовать ситуацию, чтобы насолить мне. И вообще, я его не понимаю. Он пострадал, это понятно — жена загуляла от него с парнем на десять лет младше. Вместе с тем он по-прежнему живет с ней, и это ад для них обоих. И дело не в том, что Рэнд старый, жестокий или, скажем, импотент. Он получил по полной. Или, по крайней мере, ему так кажется. При этом Рэнд что-то утратил и никогда меня за это не простит. Но как можно оставаться равнодушным к судьбам Эллен и Рики, к положению их семей?! Не важно, насколько сильно он ненавидит меня. Важно выяснить, что произошло с ними! — я с размаху топнул ногой. — Извини, Эйнджел, я просто думаю вслух.
      Эйнджел выплеснул остатки кофе в маленький сугроб. Я даже расслышал, как зашипел, соприкасаясь со снегом, темный кофе, быстро поглощавший белизну кристалликов льда.
      — Дело не только в страданиях, Берд, — возразил Эйнджел мягко. — Ну, он пострадал. Подумаешь, страдание — большое дело! Давай пристраивайся к нам, к простофилям. Страдать — это еще не все, и ты это знаешь. Важно понимать, что и другие страдают и что некоторым из них приходится намного хуже, чем тебе. Суть сострадания не в соизмерении своей боли с болью других — это осознание того, что другим плохо; и независимо от происходящего с тобой, твоего везения или невезения, они, другие, все время мучаются. Если ты можешь что-то с этим поделать, ты делаешь, не ноя и не тыча всем в нос собственной болью и мучениями. И поступаешь так потому, что это правильно.