Побежала коза в огород

      Они ни о чем не задумывались, не чувствовали ответственности ни за себя, ни за кого-то еще, а их матери успокаивали: «Всему свое время!»
      У Гали другая жизнь. Она уже побывала замужем. У нее имелся собственный дом. А теперь она работала и училась, причем сама платила за свою учебу. Правда, пока заплатила только за один семестр, но уже одно это наполняло ее гордостью.
      Она потому и смогла пойти учиться, что с некоторых пор стала искать и находить приработок, делая разовые заказы для ресторанов и кафе, в которых горожане праздновали свои юбилеи.
      Правда, за такие «шабашки» она отдавала двадцать процентов заведующей производством, но и ей оставалось достаточно, чтобы поднакопить небольшую сумму денег, заплатить за первый семестр института и в дальнейшем эту свою заначку регулярно пополнять.
      Брат с сестрой ей тоже помогали. В основном одеждой, на которую ей тоже нужны были бы приличные деньги. Сестра подарила кожаную куртку, брат – сапоги и полушубок.
      Попыталась ей дать деньги мама, но Галя не взяла.
      – Что ты, мамочка, – воскликнула она, – я зарабатываю очень хорошо! Валера с Леной мне помогают. Ты лучше себе что-нибудь купи!
      Но она знала, что если мама что-нибудь купит, то это отцу. Она ее очень жалела, свою бедную мать, просто до слез, но старалась этого никому не показывать, потому что мама упорно рассказывала всем, как счастлива она с Алексеем Мещерским.
      Отчего-то Галя разоткровенничалась обо всем этом с Сергеем, когда они шли пешком до Галиного дома. Странно, даже с Леной, от которой у нее вроде не было секретов, она неохотно обсуждала этот вопрос, а Сереже все выложила. Наверное, потому, что чувствовала, как интересно ему все, что касается Гали Мещерской. И потому, что он не смотрел свысока...
      Правда, сестра тоже не смотрела свысока, но ее разговоры о маме звучали как-то снисходительно, отчего ее становилось еще жальче.
      А Сережа понимал.
      – Знаешь, Галочка, – говорил он, – наверное, это в некотором роде болезнь. То есть человеческая энергия, которой у нас очень много, вдруг направляется совсем не в то русло, которое ей положено. А потом, когда это направление оказывается тупиком, люди испытывают шок. Я как-то думал, почему люди порой кончают с собой вследствие несчастной любви. Скорее всего их захлестывает та самая энергия, которая возвращается, оттолкнувшись от тупика... – Он смутился. – Тебя не смешат мои рассуждения? Я иной раз такое надумываю, самому смешно.
      – Это вовсе не смешно, – успокоила его Галя, – я бы даже попросила тебя, как Мартышка из мультика: «А можно, я эту мысль тоже буду думать?»
      Вообще она подумала, что по характеру Сергей чем-то похож на Евгения Рагозина, но при этом Сергей все же сильнее, в нем нет суеты, он правильно оценивает свои способности и не будет стоять насмерть там, где он явно ошибается.
      А еще Женя быстро расклеился, когда у него на работе случилась какая-то неприятность. Настолько, что Леночка ходила сама не своя и, наверное, могла бы пожертвовать собой для него, чтобы только не видеть этого уныния. Сергей, как думала Галя, постарался бы на нее свои несчастья не взваливать. Он ходил бы, улыбался, и только по глазам Галя смогла бы определить, что у него неприятности.
      Ну вот, опять она рисует себе сплошь розовым портрет Сергея. Вернее, дорисовывает. Что можно узнать о человеке за какие-нибудь две встречи, а Галя уже уверена, что знает его...
      Наверное, он производит на нее такое благоприятное впечатление, потому что тоже человек самостоятельный и взрослый. Взрослыми Галя называла молодых людей с чувством ответственности. Даже странно, что люди в одном и том же возрасте чувствуют и ведут себя по-разному. Одни думают о своем будущем, стараются сами стать на ноги, а за других это делают родители...
      – И я знаю таких женщин, – кивнул Сергей. – У моей мамы подруга Таисия Валерьевна всю жизнь так живет. Сколько я ее помню – она ходит в одном и том же голубом пуховике и старой норковой шапке, в которой остались одни норки, в смысле – потертости. При том, что она всегда умела хорошо зарабатывать. Зато все, что зарабатывает, она тратит на семью. То есть на своих двоих мужчин: мужа и сына. И вот они, между прочим, одеты с иголочки... Что-то меня на сплетни потянуло! – Сергей посмеялся. – А то, что ты стараешься саму себя содержать, тоже понятно. Ты не хочешь, чтобы мама пахала еще и на тебя.
      Гале стало неуютно, что она так за глаза обсуждает свою бедную маму.
      – Сережа, а какая у тебя мама?
      Он ненадолго задумался, и лицо его слегка омрачилось.
      – Моя мама совсем другая. Она четко знает, что жизнь у нее всего одна и, значит, нужно выжать из нее все, что можно. В смысле удовольствий. У нее молодой муж, она начальник отдела в банке... Но это вовсе не значит, что она его содержит... И притом вовсе не комплексует подобно другим женщинам, что она не так молода, как он...
      – А ты... – Галя хотела сказать, что он совсем не похож на сына преуспевающей мамаши.
      – А я живу с дедом. Дед у меня не очень старый, он еще работает. Представляешь, учителем физики в обычной средней школе. Бабушка лет десять назад умерла, но он так и не женился... У нас с ним большая квартира. Трехкомнатная! Пока я был в армии, мама помогала деду за нее платить, а теперь – я помогаю. Жалко было бы такую квартиру потерять. У нас ведь и балкон, и лоджия, все устроено для удобства: на балконе у деда мастерская, а на лоджии мы с ним играем в шахматы, а когда тепло, на ней с удовольствием сидят наши гости... Что-то я сегодня разговорился, – сказал он, – ты на меня, выходит, так действуешь, что мне все хочется покрасоваться, что-то о себе этакое рассказать.
      – Ничего ты не красуешься! – встала Галя на защиту Сергея от него самого. – И мне узнавать что-то о тебе очень интересно.
      Он некоторое время молчал, словно складывая про себя очередную фразу, а потом сказал:
      – Галочка, как ты думаешь, пойти нам с тобой на свадьбу к моему приятелю или нет?
      Между прочим, Гале приятно было слышать, что он все чаще говорит о них «мы» и даже учитывает ее присутствие в своих планах на будущее. Но с другой стороны, они ведь только что познакомились.
      – А кто он, твой приятель? – поинтересовалась она, посмеиваясь про себя, что ей выдается такой карт-бланш: решать, идти куда-то на свадьбу или не идти?
      – Мой бывший одноклассник. После школы поступил в военное училище, а сейчас уже старший лейтенант. Он учился на отлично, и его оставили при училище.
      – Это хорошо, – сказала Галя, – что он общается со своими одноклассниками.
      – Вот это-то меня и удивляет. Мы с ним особенно никогда не дружили, а тут... Недавно приезжал ко мне в автомастерскую...
      – Я думала, ты где-то на заводе работаешь.
      – Вообще-то наша мастерская называется громко: станция техобслуживания, – пояснил он, – а на самом деле – так, бывший гараж с двумя смотровыми ямами. Но меня эта работа вполне устраивает. На заводе даже и сейчас не всегда зарплату вовремя получают. Вон у меня товарищ на станках с ЧПУ работает – ему уже третий месяц ни копейки не платят... А мне нельзя от администрации зависеть, из института за неуплату погонят, да и квартира опять-таки... Ты думаешь, мне надо стесняться работы автомеханика?
      – Нет, что ты, я вовсе не это имела в виду. Просто у меня не было знакомого автомеханика, а по фильмам я их совсем другими представляла. Как-то разболтаннее, что ли. Они в кино часто разговаривают как новые русские... Небрежно цедят слова. А еще всегда то ли в мазуте, то ли в масле каком-то... А ты – другой, аккуратный, собранный... Но чтобы стесняться... Ты же не стесняешься того, что я торты делаю, кремом украшаю, надписи шприцем вывожу: «С днем рождения!» или там «Поздравляем новобрачных...»
      – Шприцем? – улыбнулся он.
      – Кондитерским, – кивнула Галя. – А на свадьбу давай сходим. В крайнем случае, если нам не понравится, мы же всегда сможем уйти, правда?
      Сергей тут же поцеловал ей руку, будто своим согласием Галя его облагодетельствовала. Он вообще выглядел каким-то нетипичным. Словно был не современным молодым человеком двадцати трех лет, с речью, полной всяких там приколов и прибамбасов, а человеком из прошлого века. Или даже из девятнадцатого. Она бы, наверное, не удивилась, если бы он сказал что-нибудь вроде «примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении».
      Сергей проводил ее до дома, но не стал намекать, чтобы она его пригласила на кофе, а спокойно ждал, пока Галя с ним простится и решит, когда им в следующий раз встречаться.
      Гале почему-то стало обидно за него. Оттого, что он порядочный человек, ничего для себя не требует, а Игорь на его месте с Галей бы церемониться не стал, хотя по-хорошему именно такому, как он, женщины не должны были бы ничего позволять...
      – Если хочешь, зайди ко мне, – предложила она Сергею сама. – У меня есть зеленый чай с жасмином.
      – Ты меня приглашаешь? – обрадовался он.
      Вот глупый!
      – А заодно и моего торта попробуешь. А то я все время тебе рассказываю, какой я искусный кондитер. Хвалюсь! А как говорят на Востоке? Семь раз скажи «халва», во рту сладко не станет!
      Она поставила чайник на газовую плиту и стала показывать ему свой дом. Хотя что там было показывать! Два шага вперед, два шага в сторону.
      – Женя Рагозин, муж моей сестры, называет его кукольный домик.
      – А в кукольном домике живет куколка по имени Галочка, – ласково сказал Сергей и посмотрел ей в глаза.
      Как-то само получилось, что они поцеловались.
      – Посади свинью за стол, она и ноги на стол, – сказал он, смутившись, с явной неохотой отрываясь от нее.
      – Но тогда и обо мне это же можно сказать, – улыбнулась Галя. – Если представить себе, что между нами была граница, то мы сделали к ней одинаковое количество шагов.
      – Правда?
      – Конечно, правда, – ответила она с затаенной грустью; все-таки ее отношения с Сергеем были куда менее романтичными, чем, например, с Игорем, хотя он и обошелся с ней не лучшим образом. Взять хотя бы его нападение на Галю в ванной...
      С Сергеем ей было покойно и уютно. Ей нравилось с ним целоваться, но вот идти в постель... Так, чтобы закрыв глаза, ни о чем не рассуждая – не получилось.
      Они сидели на кухне и пили чай с тортом. А потом Сергей первым поднялся и сказал как бы от нее:
      – Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?
      – Тебе далеко ехать? – заботливо спросила Галя.
      Он помолчал, видимо, подсчитывая, а потом объявил:
      – Если идти пешком – десять кварталов, – минут пятнадцать до стоянки. Взять машину и уже на ней – минут десять до дома... Ты за мной дверь закрой на все засовы, ладно? Я теперь буду волноваться за тебя.
      Они целомудренно поцеловались, и Галя стала закрывать за Сергеем дверь. Но в последний момент, вспомнив, она крикнула ему вслед:
      – Сережа, а я все забываю спросить, как твоя фамилия?
      – Ты будешь смеяться, – отозвался он. – Иванов!
      В постели она некоторое время лежала без сна, размышляя о глупости женщин. «Ну почему нам нравятся всякие мерзавцы, а вот такие надежные, порядочные мужчины навевают не то чтобы скуку, а чувство предопределенности, размеренности, которое привлечет разве что человека пожилого, а не такого, кому всего двадцать один год?»
      Правда, когда Галя уже засыпала, у нее мелькнула мысль, что, возможно, спокойных и на вид предсказуемых мужчин женщины просто плохо знают. Они эту маску спокойствия переносят на всю сущность мужчины, а кто знает, что таится на дне его души?
      С тем она заснула, особо на этой мысли не задерживаясь.
      На другой день позвонил Сергей и сказал, что заедет за ней в субботу в два часа дня.
      – В три регистрация, – пояснил он, – но пока мы с тобой доедем, пока цветы купим, пока машину на стоянку поставим, как раз час и пройдет.
      Утром она собиралась на работу, и хотя до назначенного часа оставалось еще больше суток, отчего-то Галя заволновалась. Казалось бы, подумаешь, пойти на чью-то свадьбу со своим парнем...
      Вот интересно, у нее свой парень, а не любовник. Такое впечатление, что Галя отношения с мужчинами начала с конца, а теперь потихоньку продвигается в обратном направлении.
      Надо будет зайти к сестре, посоветоваться, в чем ей лучше пойти на торжество, а заодно поинтересоваться, как прошла у Лены командировка.
      Она уже во второй раз за последние сутки подумала о том, что ошибалась даже в своих отношениях с сестрой. Считала, что они друг с другом откровенны, что она все Лене рассказывает. А на деле? Если как следует подумать, старшая сестра знает о своей младшей далеко не все. То, что лежит на поверхности. Впрочем, как и она о Лене.
      Например, Лена до сих пор не знает, что Галя поступила в институт. Но это от нее скрыли нарочно, чтобы сделать сюрприз, а вот то, что у Гали есть одна тайная страсть, не догадывается. То есть в детстве она, конечно, знала, что Галя любила рисовать, но то, что эта страсть осталась у нее до сих пор, не знает никто.
      Галя прикинула, что особая тяга к рисованию проявилась у нее в возрасте примерно четырнадцати лет. Как раз тогда Елена вовсю встречалась с парнями, и ей, откровенно говоря, было не до младшей сестры. Она уже тогда хотела выйти замуж и уйти из отчего дома, который никак не мог радовать ее своим домашним теплом. Нельзя же считать таковым любовь папы Алексея к себе, родному!
      Это потом, выйдя за Евгения, Лена почувствовала необходимость опекать младшую сестру. Вот в чем все дело! Какое-то время Галя оставалась одна, а когда ею опять заинтересовалась старшая сестра, время уже было упущено. То есть Галя научилась кое-что из своей жизни скрывать от окружающих.
      Что такое – рисование? Тоже, тайну нашла! Но вот же боялась... не насмешки со стороны Лены – сестра была для этого слишком деликатна. Боялась холодного удивления. Недоумения: как, наш малыш тоже хочет летать?!
      Одно время Галя даже хотела – тоже тайком – поступить в художественное училище, но подруга Светка ужасно удивилась. Вполне ожидаемая Галей реакция.
      – Ты умеешь рисовать? Брось, если бы это было серьезно, твое умение заметили бы еще в школе! Только зря время потратишь. Лучше уж сразу выбери что-нибудь такое, чтобы ты смогла стать специалистом и зарабатывать себе на жизнь. – Потом она подумала и добавила: – Знаешь, какой конкурс в художественное училище? Туда поступают либо с крутыми бабками своих родителей, либо гении...
      Крутых бабок у Галиных родителей не было, гением она себя не считала, хотя удивлялась, зачем платить бабки, если ты не умеешь рисовать? Разве художники живут за счет своих дипломов, а не работ?
      Как бы между прочим она поинтересовалась и у Лены. Насчет экзаменов. Та пожала плечами:
      – Это все так индивидуально... Вспомни о том же Пикассо. Одни считали его великим художником, а другие мазилой. Особенно те, кто исповедовал в живописи классицизм. А как критики в свое время долбили первых импрессионистов!.. Так же и с экзаменами у художников. Один преподаватель сможет заметить в абитуриенте способности, а другой скажет: чушь на постном масле! И доказывай какому-нибудь чинуше, что ты так видишь мир...
      Наверное, она тоже не принимала всерьез Галино увлечение живописью. Вот потому и свои работы никому не показывала.
      Интересно, что бы сказал об этом ее увлечении Сергей? Может, стоит показать ему эскизы, которые Галя хранит в папке, спрятанной за шифоньером? И почему такая мысль даже не ворохнулась в ее мозгу, когда при ней был Игорь?

Елена

      – Есть такая старая песня на стихи Расула Гамзатова – «Как живете-можете, женщины-голубки», – сказала Шурик, едва взглянув на меня.
      – И что, как они могут?
      – Говорят, если муж недобрый, все вокруг черно.
      – Ты в этом сомневаешься?
      – Нет. Но когда этих самых голубок спрашивают насчет жизни с хорошим мужем, знаешь, что они отвечают? «Если муж хороший – плохо все равно!»
      Шурик любила вот так начинать, от печки. Сказала бы сразу: ты не ценишь собственного мужа! Вообще-то Александра, на мой взгляд, излишне категорична. Для нее собственное видение мира есть правильное. Странно, что это не мешает ей преуспевать в молодежной политике. Может, там как раз и востребована такая вот уверенность в собственной правоте. Уж если ты человек неуверенный, то кого и в чем ты сможешь убедить? А так: кто там шагает правой? Левой, левой, левой!
      Советский Союз распался, но советскую идеологию мы всосали с молоком матери. По крайней мере ее отдельные фрагменты...
      Но ничего не поделаешь, кто из нас без недостатков! Я люблю Шурика во всех ее проявлениях. Потому не удивилась такому наскоку на меня, а спокойно принялась общаться.
      – А-а, понимаю, это намек, но на что?
      – На то, что у тебя Женя – муж, каких поискать. Если я все-таки когда-нибудь собралась бы замуж, то лишь за такого, как он.
      Такое общение становится у нас похожим на обязательную игру, и я по привычке ей подыгрывала. Но сегодня с некоторым недоумением. Откуда она может знать о моем недовольстве мужем? Тем более что я ни с кем ни о чем таком не делилась.
      – Не понимаю, чего вдруг ты вообще начала этот разговор? – спросила я, уже не желая притворяться, а потому слегка раздраженно.
      Шурик не могла знать о том, что я ездила в командировку с Забалуевым. Я вообще решила не только никому о ней не говорить, но и сделать все возможное, чтобы об этой своей ночи предательства постараться забыть навсегда.
      Правда, в народе говорят: шила в мешке не утаишь, но в любом случае люди могут только домысливать о моей связи с самым крупным бизнесменом города, а раз так, я и должна реагировать соответственно. Например, обижаться: как могли обо мне такое подумать?!
      Я была уверена, что это мне легко удастся. Как и вычеркнуть мою встречу с Юрием из своей памяти. Вот напрягусь – и все забуду!
      – Ой, ну меня-то ты можешь не обманывать! – фыркнула подруга.
      – Не понимаю тебя, – вышла я из глухой несознанки. – Если ты имеешь в виду мое хорошее настроение, то это лишь от того, что у моего мужа благополучно разрешились его неприятности.
      На самом деле от того, что у Жени все обернулось другой стороной – ему даже предложила сотрудничество какая-то крупная фирма, – он впал в эйфорию. Если совсем недавно это была сомнамбула, то теперь миру предстал захмелевший неизвестно от чего человек, который летал на крыльях своей одержимости, ничего не замечая вокруг. Он даже не спросил, как обычно, все ли у меня в порядке. Лишь рассеянно чмокнул меня в щеку:
      – С приездом, дорогая!
      Но и в эту фразу он вложил не много чувств. «С приездом, дорогая!» Так он мог сказать кому угодно, даже нашей соседке бабке Филипповне.
      Зато о том, как удачно у него все сложилось, он рассуждал минут пятнадцать. И как они с ребятами сели и прикинули что-то там, потом позвонили кое-куда, кому-то что-то пообещали – и вот он, успех!
      Его рассказ неприятно меня поразил. То есть я не хотела, конечно, чтобы он знал, чего стоил его успех, но и лишаться заслуженной похвалы... Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы Женя сказал мне:
      – Спасибо тебе, дорогая, что своим телом ты заплатила за то, чтобы у меня все наладилось...
      Однако неприятные сомнения остались. После его рассказа я в какой-то момент даже усомнилась, а так ли уж нужна была мужу моя жертва?! Неужели Забалуев всего лишь меня обманул?
      Теперь к тому же появилась еще какая-то фирма. Интересно узнать, какая? Кто все-таки протянул Евгению Рагозину дружескую руку?
      На мой вопрос: «Что это за фирма?» – он толком ничего не ответил. Пробурчал загадочно:
      – Потом, все потом, сейчас пока боюсь сглазить! Ты даже не представляешь, что это такое! Наконец Бог услышал меня и сжалился. А то я уже, грешным делом, подумывал...
      – Что ты подумывал? – сразу испугалась я, позабыв о собственных терзаниях.
      Надо сказать, моему мужу свойственно впадать в панику, замыкаться в себе. Потому я так боялась, когда случилась с ним эта неприятность. Стоило ему задержаться где-нибудь или мне на работе услышать звонок служебного телефона, как я вся сжималась от страха. И ждала фразы: «Ваш муж Евгений покончил с собой!» Вот до чего дошло!
      Полмиллиона долларов. Это какую же сделку можно было так неудачно провернуть? Или провернуть, но не оформить? Или допустить, чтобы тебя кто-то кинул?
      Теперь я уже обвиняла себя в том, что сразу не стала вникать в тонкости мужниного бизнеса. То есть понятно, почему не стала. Наверняка это было делом не одного-двух дней, и вряд ли такой дилетант, как я, мог бы сразу разрулить сложную ситуацию... У меня была своя работа, которую я любила, и бросить ее ради того, чтобы разобраться в делах мужа, было бы не самым разумным поступком.
      Мне приходилось писать о бизнесе самых разных направлений, но для этого вполне хватало сведений, почерпнутых на ходу из соответствующей литературы. То есть достаточно было нахвататься вершков, чтобы при освещении предмета не писать явную чушь. В остальном... Как известно, все знать невозможно, и, наверное, журналист – это как раз профессиональный дилетант. Только ему и позволяется знать все и ничего.
      Я сидела на работе и переносила в компьютер интервью с диктофона. В самом деле, если материал как следует подать, получится неплохой репортаж с комбината-металлогиганта, о чем наши читатели – жители сельскохозяйственного края до сих пор не читали. По крайней мере в нашей газете.
      Потом я позвонила редактору, спросить, сколько строк в номер он даст мне под репортаж.
      – Любую площадь! – весело отозвался он. – Хоть и разворот. Снимки будут?
      С некоторых пор я стала любимицей шефа. Кажется, когда написала очерк о Забалуеве.
      – Будут, да еще какие! – в том же тоне отозвалась я, как раз вспоминая, что цифровой фотоаппарат Забалуева так и остался в моей сумке.
      Вот и попробуй забыть о случившемся, когда не одно, так другое о нем напоминает.
      Странно, я думала, что моя измена будет грызть меня как крыса, что я буду думать о ней день и ночь, что не смогу как прежде вести себя с мужем в сексе, но ничего подобного не случилось.
      То есть я себе не давала забыть о том, какая я плохая. И мысленно тыкала себя лицом в грязь. Но в остальном... Самое смешное, что я настраивала себя для постели с мужем самоотверженно, собиралась сделать все, чтобы мой муж был на седьмом небе от удовольствия, но увы: в прошедшую ночь между мной и Женей ничего не произошло.
      – Ты, наверное, устала? – спросил он меня после ужина. – Перелет, напряженный график – надо же, всего за сутки с небольшим провернуть такую работу!
      – Устала, – кивнула я, ничего не подозревая.
      Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы любимый муж, пожелав мне спокойной ночи, повернулся спиной и моментально заснул. А я-то боялась, что не смогу сделать вид, будто ничего не произошло, что мой секс с Забалуевым как-то повлияет на мои отношения с Женей. И при этом подумать не могла, что как раз отношений-то и не будет!
      Но с другой стороны, мне как-то сразу полегчало. Я даже почувствовала некоторое злорадство. Мол, ах, тебе не надо, а вот кое-кто не моргнув глазом за одну только ночь со мной... Но потом справедливость взяла верх, и я запретила себе злорадствовать. Кто знает, какой стресс испытал Женя совсем недавно. Заботливая жена поинтересовалась бы, как муж себя чувствует...
      Впрочем, заснул он крепко, спал спокойно, не вздрагивал и не кричал, значит, чувствовал себя прекрасно. Скажи спасибо... И я сказала спасибо, потому что...
      Как я ни запрещала себе думать о той самой ночи, против воли думалось. Взрыв страстей, омут, куда Юрий увлек меня против моей воли, оказался таким сильным, что только при одном воспоминании о проведенной с ним ночи мое бедное сердце начинало колотиться, руки подрагивать, а по коже стадами бежали веселые мурашки.
      На другую ночь повторилось то же. Мой муж лег в постель и тут же заснул. Можно подумать, он не спал несколько суток. Такого прежде никогда не случалось! Правда, у него не было и такого сильного стресса. Похоже, именно сном излечивает себя организм, в котором сбилась программа в результате скачка напряжения.
      И тут... Недаром говорят: не тронь лихо – будет тихо. То ли от того, что я ворочалась, то ли от того, что слишком громко вздыхала, проснулся Женя.
      – Елочка, ты не спишь? – сказал он, придвигаясь ко мне.
      – Да вот думаю, как мне построить репортаж...
      – И ночью о работе! – восхитился он, привычными движениями вынимая меня из пижамы. – Какое у нас самое хорошее снотворное? Правильно, исполнение супружеского долга. Причем учитывая, что ты со дня приезда все еще как следует не отдохнула, всю инициативу я возьму на себя. Тебе останется только соучаствовать.
      Что я и сделала. И ничего особенного не произошло. Все было как всегда. Привычно. У меня не нашлось даже каких-то восторженных красок. Женя знал меня вполне достаточно, чтобы нажать на нужные кнопки и доставить удовольствие нам обоим. Думаю, никакой разницы в моих ответных действиях муж не заметил.
      Но странно, что думала я о сексе с мужем как-то снисходительно. Раньше я никогда так не оценивала наши с ним отношения. Мне казалось, что у нас все идеально, но, попробовав других отношений, невольно сравнила. И ужаснулась. Оказывается, я – потенциальная развратница!
      Всего месяц назад... да какой там месяц, неделю, я была уверена, что нашему с Женей сексу позавидует любая женщина, и вот... Правильно говорят, лучшее – враг хорошего...
      Поймав саму себя на этой мысленной полемике, я почувствовала... нет, не страх, а некоторую обеспокоенность. Я всегда считала, что каждый человек – хозяин своего счастья, настроения, планов на жизнь, по крайней мере тех, что зависят от него. Оказалось, что существует масса нюансов: людей, обстоятельств – которые могут служить нешуточными препятствиями на твоей дороге жизни.
      На другой день после обеда я сдала свой репортаж и удостоилась похвалы редактора.
      – Растешь, Елена! – сказал он. – За такой короткий срок сделала пятьсот строк! И надо сказать, не худших... Придется всерьез подумать о твоем карьерном росте.
      Неужели меня прочат в заведующие отделом сельского хозяйства, откуда в администрацию, в команду самого губернатора, уходил опытный журналист Иван Ясинский?
      – Разрешите помечтать об этом на своем рабочем месте? – по-военному спросила я.
      – Можете идти, – поощрительно улыбнулся редактор.
      Только вот почему-то радости от возможного повышения по службе я не испытывала. А откуда-то выползло чувство тревоги, словно я вот-вот должна была получить неприятное известие.
      А потом мне на рабочий телефон позвонил Забалуев.
      – Здравствуй, Ленок! – сказал он.
      – Здравствуйте, Юрий Иннокентьевич! – сказала я, едва справившись с дрожью, в которую кинул меня его бархатистый голос.
      – Понимаю, ты не одна. Слушай, давай в обед встретимся в ресторане «Мадьяр». У меня есть к тебе небольшое дело.
      – Мне нужно отдать вам ваш фотоаппарат, – сказала я непринужденным тоном. Хорошо, мой коллега Вася Савельев мучился с каким-то интервью и не обращал на меня внимания.
      – Зачем мне фотоаппарат? – удивился Забалуев. – Оставь его себе.
      – Это слишком дорогой подарок! – наверное, от волнения ляпнула я.
      – Не слишком, – явственно усмехнулся он. – Бывают и дороже.
      Он намекает на то, что стоимость нашей с ним ночи... Уж не думает ли он меня шантажировать?!
      В любом случае мне придется пойти на встречу с ним. И для того, чтобы отдать фотоаппарат, – лично мне от него ничего не нужно! И сразу расставить точки над i. Мы договаривались на одну ночь? Значит, о продолжении наших отношений не может быть и речи! А то ишь ты! Звонит, Ленок, то да се...
      Он заметил меня сразу, едва я появилась в дверях зала, и поднялся навстречу из-за столика.
      – Здравствуй, родная! – радостно сказал Юрий, целуя мне руку и отодвигая для меня стул. – Я ужасно по тебе соскучился.
      – Юрий Иннокентьевич! – прошипела я, едва присев. – Вы забываетесь. Мы так не договаривались!
      – А я что, я ничего, – нарочито залепетал он, но глаза его при этом смеялись.
      – Неужели ты не понимаешь, что такая жизнь не для меня? – выдохнула я уже громче.
      – Какая – такая? – невинно удивился он.
      – Двойная! – уже чуть ли не кричала я.
      – Тише, что подумают люди! – укорил он.
      – Ты мне казался честным человеком. По крайней мере в кругу твоих соратников тебя уважают за твердость слова!
      Страх заставлял меня выплевывать ему в лицо все эти обвинения. Я понимала, что моя жизнь уже никогда не вернется на прежнюю колею, но упорно не хотела с этим смириться. Вернее, я думала, что все еще владею ситуацией.
      Ко всему прочему, я не хотела, чтобы разрушалась моя семья. Она меня вполне устраивала. А становиться любовницей известного, пусть и очень богатого, человека я никогда не мечтала.
      Потом я вдруг подумала, что Юрий мне еще ничего не предложил. Может, и правда то, что он назвал меня родной, всего лишь обмолвка и он сдержит свое слово, не станет меня больше преследовать?
      – В ее глазах появилась робкая надежда, – словно процитировал он.
      Не выдержав, я улыбнулась. В самом деле, из-за одного слова нервничать чуть ли не до истерики, будто меня заставляют раздеваться у металлического столба стриптизерши.
      Моя нервозность – лишь следствие вины, вернее, моего состояния виноватости, которое накладывало свой отпечаток на наши отношения с тем, кто его спровоцировал.
      – О какой надежде ты говоришь?
      – Что я оставлю тебя в покое, – тихо ответил он.
      – Но, Юра, – по возможности мягко заговорила я, – разве с самого начала было не ясно, что наши с тобой отношения заведомо конечны?
      – Надо же, как ты завернула! – хмуро проговорил он. – Советский человек в миниатюре: все по плану. Но даже Госплан тогда учитывал так называемый человеческий фактор. Знаешь, что это?
      – Но мы с тобой не имеем права... – начала говорить я, и это вышло так жалобно, что я сконфуженно замолчала.
      – Я позвал тебя не для того, чтобы тащить в номера, – сказал Юрий сухо, – мне нужен будет пресс-секретарь, и я решил предложить эту работу тебе.