– А ты бы не хотела отдыхать в ней вместе со мной?
– Не хотела бы, – категорически заявила я. – Мне некогда отдыхать, мне жить надо.
Сама не поняла, что в запале сказала, но я не стала углубляться и исправлять свои ошибки.
– А я, значит, только и делаю, что отдыхаю! – фыркнул Юрий.
– Как ты не можешь понять, что для меня все это...
– Игрушки! – услужливо подсказал он.
– Неприемлемо.
– Ох, Елена Прекрасная, знала бы ты, что мне все это...
– Передразниваешь?
– Вот ты могла бы сказать, чего от меня хочешь?
– Могла бы. Я все время забываю спросить: это ведь ты снимал для поминок кафе и ты поставил на могиле Жени памятник?
Он тщательно прожевал мясо, словно в этот момент для него не было важнее дела, и промокнул губы салфеткой.
– Неужели это так важно?
– Конечно! Ты и так много для меня сделал... В конце концов, разве ты обязан заботиться обо мне?
– Заботиться – это слишком громко сказано. Так, помог немного. Все-таки ты мой первый биограф...
Интересно, а почему я не сказала, что не хочу больше с ним видеться? То есть я начинала этот разговор, но отчего-то теперь мне казалось, что заводить его вновь глупо.
И в самом деле, есть более насущные темы.
– И все-таки я настаиваю, чтобы ты при окончательном расчете учел все свои траты.
– Хорошо, учту, – пообещал он. – Но теперь наконец я могу поесть, или ты придумаешь еще что-нибудь не слишком умное?
Я закусила губу, понимая, что это он сказал нарочно. Продолжает меня злить. В отместку за то, что я злила его. Поэтому надолго меня не хватило. Минут через десять я опять поинтересовалась:
– Наелся?
– Наелся, – теперь подтвердил он.
– Тогда доставай свою бумагу, буду ее подписывать!
– Не понял. А десерт?
– Ты же сам сказал, что мне надо похудеть.
– Разве я не говорил, что лишние три килограмма тебе не повредят?
– Не говорил. И вообще первое слово дороже второго. Давай бумагу по-хорошему!
– А по-плохому что будет?
– Нет, на плохое не решусь, – честно призналась я. – У меня, увы, теперь нет защитника, что же мне ссориться с единственным союзником.
– Союзник, значит? Иными словами, до защитника недотягиваю?
– Юра, – взмолилась я, – ну зачем тебе мои проблемы? Я и так тебе на голову свалилась с этой дурацкой базой! Может, ты обо мне давно бы думать забыл, а тут я все время о себе напоминаю...
– Послушай, Рагозина, чего ты все пытаешься меня втиснуть в свои рамки? Что мне можно, чего нельзя, что делать, чего не делать? Никто в нашем городе не смеет мне указывать, и только ты можешь позволить себе все, что взбредет в твою красивую голову.
– Ты прав, указывать я не должна. Тем более что повода для того, чтобы нам с тобой видеться, в ближайшие полгода у нас не будет. А тогда мы в последний раз встретимся и все окончательно оформим. Надеюсь, больше головных болей в связи со мной у тебя не будет!
– Ты – моя головная боль, – произнес он мрачно. – А точнее, если у меня о чем-то и болит голова, то только о тебе.
– Неужели всего лишь из-за одной ночи?
И опять я не сказала ему что-нибудь вроде: отстань, забудь и думать обо мне.
Тем более что он с упреком взглянул на меня. Мол, как ты можешь, эта ночь стоит всей жизни! Или что-нибудь еще вроде этого.
Я подписала не глядя какую-то бумагу. Если бы Юрию пришло в голову почему-либо обмануть меня, ему удалось бы это безо всяких усилий.
– Не спеши, я отвезу тебя, – сказал он, и я вынуждена была подчиниться.
По его знаку официант принес счет.
– Я посчитал мороженое и фрукты... – начал говорить он, – но если вы не будете...
– Не будем, – устало отмахнулся Забалуев, – отнеси своим детям!
– Спасибо, – чуть ли не вдвое сложился в поклоне официант.
Видимо, десерт стоил очень приличных денег.
– Ты водишь машину? – спросил Забалуев, по моей просьбе открывая окно с моей стороны. – Вроде у твоего мужа был «ситроен».
– Был, только я на нем никогда не ездила. Как-то мы обходились. До работы я добиралась на маршрутке. На отдыхе Женя был за рулем. Пить он не очень любил, из гостей его возить, как некоторым моим подругам мужей, мне не приходилось... Слишком я рассеянная. Мне кажется, не успею появиться на шоссе, как то ли в меня кто-нибудь врежется, то ли я в кого-то...
– Я бы мог тебя поучить вождению. С гарантией того, что ты перестанешь бояться машины и вообще дороги.
Повернувшись на сиденье, я посмотрела на него.
– Юра, ты все время что-нибудь придумываешь: не работу для меня, так учебу. Не все ли тебе равно, вожу я машину или нет?
Он проехал еще немного, свернул за угол, на какую-то темную улицу – я даже не сообразила, на какую, – и остановил машину на обочине. Мощный платан почти полностью закрывал висевший где-то в выси фонарь. Светились только огоньки на приборной доске да белки его лихорадочно горевших глаз.
– А ты не знаешь, в чем дело? – спросил он меня, беря за руку.
Я старалась, насколько возможно, отодвинуться и почти прилипла к боковому стеклу, лихорадочно пытаясь отыскать рукой, где проклятая ручка дверцы!
Но в машине не очень-то разбежишься, особенно когда тебя при этом изо всех сил тянут к себе. Воздух в салоне сгустился до взрывного состояния. Наверное, поэтому мне стало трудно дышать и еще труднее сопротивляться его губам, которые тянулись ко мне.
Но я все еще надеялась на то, что мне удастся вырваться от него... и от себя. Оттолкнула его голову, но так, что Юрий уткнулся носом мне в грудь, а дальше я уже ничего не соображала.
А потом, вот странность, когда я пришла в себя, то почувствовала себя словно обманутой. Юрий вынудил меня сделать то, чего я не хотела. То есть хотела, но считала, что этого делать нельзя. Непорядочно это. Теперь, когда со смерти моего мужа не прошло и сорока дней.
Он заставил меня переступить барьер, который я так упорно строила. Моральный барьер. И мне стало так горько, как был горек этот запретный, но такой сладкий плод. И я разрыдалась. Странно, на похоронах я почти не плакала, а тут... Из меня извергался просто водопад слез, так что в конце концов я стала захлебываться рыданиями.
Юрий испугался. Он щелкнул кнопкой, открыл дверцу, а потом обежал машину и вынул меня из нее.
– Перестань, Леночка, прошу тебя, перестань! Что с тобой?
– Это из-за меня умер Женя, – проговорила я.
– Не говори ерунды. Его убили парни Ахмета. Они получат свое, я тебе обещаю!.. Ну при чем здесь ты?!
– Не знаю. – Я успокоилась, стараясь больше не всхлипывать. – Может, если бы я его уговорила, он оставил бы этот бизнес...
– Не оставил бы, – мрачно отозвался Юрий. – С помощью своего бизнеса он самоутверждался. Скромный домашний мальчик, который решил сразиться с уличными пацанами... Поверь мне, я знаю, что говорю.
– Почему ты держишь меня подле себя? – выговорила я, совершенно не заботясь о том, что оба моих посыла не связаны между собой.
– Потому что я тебя люблю, – просто сказал он.
– И что нам теперь делать?
– Если я скажу, что разведусь с женой, ты еще больше укрепишься во мнении, что мне ничего не дорого, что я не умею долго жить с одной и той же женщиной, и если ты согласишься жить со мной, то все время будешь ждать, что я и тебя брошу...
– Видишь, ты и сам все знаешь. – Я потянулась за сумкой и попыталась платком стереть из-под глаз потеки туши. Внимательно посмотрела на себя в зеркало. – Как Баба-яга!
– Самая очаровательная Баба-яга на свете, – облегченно выдохнул Юрий.
Наверное, он решил, что мой плач Ярославны затянется надолго. Впрочем, он сам напросился. Неужели не мог держать себя в руках, зная, какое у меня сейчас трудное время?! И разве он не догадывался, что я не смогу долго противостоять ему?
– Прости, не сдержался. Можешь называть меня самыми последними словами – ни одно из них не будет слишком несправедливым.
Он опять потянулся – вроде меня утешать, но я отшатнулась. Что за игры, как мальчишка! Будто не знает, чем это утешительство может кончиться.
– Отвези меня домой, Юра, – попросила я. – Будь добр. Такая ноша мне сейчас не по силам. Пожалей. Пожалуйста!
Мой тон, кажется, его ошеломил. Скорее всего он особо и не раздумывал, прежде чем вот так напасть на меня. Сказал себе: хочу – и попер как танк!
Больше он не останавливался и никуда не сворачивал. Только сказал немного погодя:
– Может быть, я чего-то не понимаю... Но теперь ведь тебе не перед кем чувствовать себя виноватой... В последнее время я просто физически чувствую, как утекает жизнь. В никуда. И ни за что, – сказал он и объяснил: – Я хотел сказать, что нет ничего в жизни другого, что придавало бы ей особую ценность, кроме любви. Ни куча денег ее не заменит. Ни самые молодые, красивые и ногастые девушки... Все это безвкусно, как старая жвачка. Думаешь, зря я столько раз женился? Все никак не мог понять, почему мои друзья-товарищи так лихорадочно меняют жен на все более молоденьких. Думал, может, и меня это заведет? Вернет в то время, когда я был молод и беспечен и жизни не виделось конца... Ты меня не слушаешь?
– Слушаю.
– И не веришь?
– Почему же, верю, только и ворованное счастье не даст тебе удовлетворения.
– Но я не собираюсь ничего воровать. Я хочу на тебе жениться!
– Зачем?
Юрий уставился на дорогу за стеклом, словно там сию минуту должен был вспыхнуть ответ, но так ничего на мой вопрос и не ответил.
– Ты решил, что я не такая, как твои бывшие и нынешняя жены?
Он согласно кивнул.
– А потому со мной тебе будет жить интереснее и как бы насыщеннее.
Опять кивок, но менее уверенный.
– А я самая обычная женщина. Баба. Как все. Мне нужно, чтобы муж меня просто любил, а не постоянно сравнивал с кем-то. И я такая, какая есть, всякий раз та же, а вовсе не каждодневно новая и особая. И на свете наверняка много женщин куда интереснее и интеллектуальнее меня. Но я не хочу вступать с этими женщинами в соревнование. И не хочу все время ждать, чем наше противостояние кончится... Прошу тебя, Юра, жизнь меня и так достаточно наказала. Отпусти ты меня, не держи. Поверь, я вовсе не та, которая тебе нужна!
Он остановил машину у нашего дома, и я выскользнула наружу, не дожидаясь, пока он откроет передо мной дверцу.
Галина
Светка позвонила Гале на работу.
Надо же, когда-то они были подругами неразлейвода. Дня не могли прожить друг без дружки. Если почему-либо не могли увидеться, часами висели на проводе, говорили обо всем на свете.
Но потом Галя вышла замуж за Генку, со Светланой они стали видеться все реже. А там и вовсе перестали встречаться.
Правда, когда Галя разошлась с Подкорытько, Светка опять ее нашла, и опять, казалось, прежняя дружба вернулась. Но ненадолго.
Где, на каком отрезке ее жизни та девушка, которая радовалась успехам Гали и печалилась ее печалями, превратилась в завистницу и недоброжелательницу? Ей ведь и самой всего двадцать один год. Молодая, симпатичная, обеспеченная. Что ей мешает радоваться жизни вместо того, чтобы заглядываться на чужую жизнь?
После того как Игорь переметнулся от нее к Гале, Светка опять не давала о себе знать, до того самого вечера, как они опять пришли к Гале втроем...
Как ни крути, а их прежней дружбе не бывать.
Наверное, потому, что в школе они были в основном равны, но потом...
Светка вдруг стала считать, что она выше Гали. Почему? Так ей казалось. Она была и красивее, и выше, и стройнее. И в институт сразу поступила, хотя и на коммерческое отделение – родители деньги дали.
А Галя училась в производственном лицее – как объяснила Лена, по-старому – ПТУ – на кондитера, то есть опять была вроде человека другого круга.
Через пять лет и вовсе разница в их положении будет только увеличиваться. Светка пойдет в инженеры, а Галя – работать или на хлебозавод, или на кондитерскую фабрику. Одним словом, в рабочие. Что уже теперь было видно невооруженным глазом.
Но в то же время невидной и не слишком умной Гале непонятно почему везло. И замуж вышла, правда, за алкоголика, но они с Подкорытько и были с одной ступеньки социальной лестницы, откуда в основном выходят пьяницы... И поклонник, едва ее увидел, о Светлане думать забыл.
Правда, ненадолго Светлане стало весело, когда этот самый поклонник бросил Галку и перепрыгнул на соседнюю крышу.
К Светлане он зашел, чтобы о том ей рассказать. Нарочно говорил о своей новой пассии снисходительно. Мол, что она хоть и не очень молода, зато богата так, что он при ней мог бы и не работать. Но тогда он бы оказался слишком зависимым, а вдруг это все ему надоест? Даже такое вот суперблагосостояние?
С какой целью Светлана привела Игоря к Гале в последний раз? Теперь она хотела увидеть, как под зад коленом дают Игорю. Слишком уж он самоуверенный. Настолько обнаглел, что, уже не смущаясь, стал ей рассказывать о своих победах. То ли хотел подразнить, то ли не считал ее привлекательной.
Светлана всем говорила, что Игорь – ее поклонник, а он держал ее... в качестве запасного варианта в перерыве между другими бабами. На всякий случай. Так что вовсе не она определяла глубину их отношений.
Все это в небольшой промежуток времени мысленно выстроила сама Галя, причем так увлеклась этим своим рассказом, что в какой-то момент даже упустила нить телефонного разговора со Светкой.
– ...Зря ты так неосторожна. Бондарчук не из тех мужчин, которых бросают!
– Вот как! – Галя даже развеселилась. – И что ты предлагаешь?
– Вам надо с ним встретиться и обо всем поговорить.
Ну и что, Галя не права? Теперь Игорь управляет ею, как марионеткой. Светка-марионетка!
– Но мне не о чем с ним говорить, – возразила Галя, начиная раздражаться. Тон у Светки был менторский, как будто Галя и в самом деле была безмозглой дурочкой, а Светка – ее опекуншей. – И вообще. Если ты говоришь по его поручению...
– Игорь ничего мне не может поручать! – разозлилась и Светка. – Он попросил.
И здесь Галя попала в точку: именно поручил. А что он ей за это пообещал, это уже второй вопрос.
– Ну хорошо, раз ты говоришь по его просьбе, то и передай. Я выхожу замуж. Я – невеста другого человека, понятно? И я его люблю!
Выпалила это и осеклась. Почему вообще она так боится разрешить себе серьезное чувство к Сергею? Понравилось быть брошенной? Или она думает, будто человек может влюбиться только один раз и тут же полюбить другого – нереально? Или к Игорю продолжает испытывать серьезное чувство, а себя уверяет в обратном?
Но даже если это так, ни Светке, ни Игорю знать о ее рассуждениях не обязательно!
– Быстро ты к другому переметнулась, – ехидно заметила подруга.
– Ты бы уже определилась, чего тебе хочется: сделать мне подлянку или вернуть Игоря себе? Или эти два желания ты надеешься совместить?
– Признайся, что ты спишь и видишь, чтобы Игорь к тебе вернулся, – заговорила Светлана вконец уже не дружеским, а завистливо-ехидным тоном.
И тут Галя взбеленилась. Она и сама ничего подобного от себя не ожидала. Галя Мещерская – и вдруг взрыв! Ни в какие ворота не лезет.
Недаром, выходит, Игорь о ней невысокого мнения. И Светка, наверное, его в том поддерживает. Они оба позволяют себе не ставить Галю ни в грош!
– Не твое собачье дело! – грубо ответила она и бросила трубку.
Начальник цеха, в чей кабинет ее позвали к телефону, занятая до того своими бумагами, изумленно взглянула на нее, но Галя не обратила на ее взгляд внимания. Только у двери спохватилась. Поблагодарила за то, что к телефону позвали.
Но до конца рабочего дня она была сама не своя и все думала, думала. Что же делать?
Отчего-то пришел на ум их визит к Сережиному деду. Ах, что это за человек! Из-за него она и на Сережу стала смотреть как-то по-другому.
Во-первых, не поворачивался язык назвать дедом этого моложавого, подтянутого человека с синими смеющимися глазами, которые, казалось, проникали в самую душу.
За несколько минут непринужденного разговора он уже знал о Гале все то, на что Сергею понадобился целый месяц. Отчего-то она рассказала даже о своей матери, любящей отца странной, болезненной любовью.
– Любовь бывает и такой, – согласился он – Леонид Николаевич. И как отец Сережиного отца, тоже Иванов. – Именно болезненной. Но знаешь, дорогая девочка, что я заметил? Эту окраску придает ей характер любящего человека. Есть люди, которые хотят непременно страдать...
– Неужели хотят? – не удержавшись, перебила Галя.
– Да, без страданий жизнь кажется им пресной и даже никчемной. Зачастую они говорят себе: это мой крест! И бесполезно уверять такого человека в том, что его любовь направлена на человека, не только такую жертвенность не ценящего, но и вполне могущего без нее обойтись.
Галя задумалась. А подумав, испугалась: неужели она пошла в мать и то, в чем она сейчас ее уличает, рано или поздно проявится в ней самой?
А если уже проявилось? Ведь, если честно признаться, она до сих пор мечется между Игорем и Сергеем, хотя себя уверяет, что выбор уже сделала...
Леонид Николаевич, правда, успокаивал Галю, заметив тревожное выражение глаз девушки.
– Галочка, все в руках человека, – проговорил он. – Никто не заставляет страдать человека, кроме него самого.
– Но бывает же такое положение, что нет иного выхода, – все-таки сказала она.
– Выход есть всегда, – не согласился он, – и только самому приходится решать, лучше это или хуже.
– Вот, вы же сами говорите.
– Ловишь меня на слове? – рассмеялся он. – Хуже может быть для того, другого человека, которого ты лишаешь своей приязни. Но он ведь сам виноват, принимая твою жертву как должное. А ты решай, что важнее – твоя жизнь или его прихоти.
– Не обязательно прихоти, человек может всего лишь таким уродиться.
– Родившийся человек чист и невинен, а если он становится пиявкой на чьем-то хребте, значит, этот кто-то ему позволяет стать таким... Впрочем, наш спор не имеет конца. И думаю, мы могли бы поговорить о чем-нибудь более интересном, чем о людях, которые заедают чужую жизнь, не так ли?
Сегодня Галя с Сережей собирались пойти в кино – в городе открылся очередной кинотеатр. Точнее, развлекательный центр, в котором было четыре зала. Она предвкушала, как расскажет Сергею о предупреждении Светки. То-то он посмеется!
Галя опять так увлеклась своими мыслями, что не услышала, как рядом остановилась машина и кто-то вылез из нее, хлопнув дверцей.
Просто не обратила внимания. А потом этот кто-то схватил ее за руку. Она резко обернулась: Игорь.
– Садись в машину, Галчонок, – сказал он без улыбки, и его подбородок, такой каменно-мужественный, закаменел еще больше, – нам надо с тобой поговорить.
– Как в прошлый раз, в моем доме? – не без ехидства спросила она, украдкой оглядываясь и пытаясь вырвать руку из его цепких пальцев.
– Не надо, не сопротивляйся, – посоветовал он между тем, как-то бедром подталкивая ее к машине. Дверца уже была распахнута.
– Галя! – услышала она голос Сергея, хотела крикнуть ему в ответ, но в этот момент Игорь толкнул ее внутрь машины, и она не успела даже пискнуть.
Он сел рядом с ней, притиснув к дверце, и приказал сидевшему за рулем:
– Гони!
– Игорь, ты уверен, что не ошибаешься? – подал голос тот. – Если нам пришьют похищение человека, мало не покажется. Хорошо, если только из армии турнут, а если посадят?
– Не пришьют, – усмехнулся Игорь. – Ведь ты же не посадишь в тюрьму любимого человека, правда, Галочка? Представляешь, что придумала: назло мне замуж выходить!
Сказать, что Галя была ошеломлена – значит ничего не сказать. Он был так уверен в своей неотразимости, что даже не поинтересовался у нее самой, а так ли это на самом деле?
То есть он не сделал для себя никаких выводов. И даже мысли не допускает, что Галя могла бы увлечься кем-то, кроме него!
– Что ты придумываешь, вовсе не назло! – попыталась возразить она, но Игорь со смехом ее прервал:
– Назло, назло, вот ты и придумала этот глупый брак. Если тебе так хотелось замуж, могла бы мне сказать. Мы бы поженились. Или ты поверила Райке? Она вечно звонит моим... знакомым и небылицы рассказывает. Но она хоть не скрывается: женись на мне, и точка! Женщины вечно устраивают трагедии на ровном месте.
Это он говорил, явно обращаясь к тому, кто сидел за рулем. Тот было хохотнул в его поддержку, но через минуту заговорил уже озабоченно:
– Слышь, Бондарь, за нами погоня.
– В каком смысле? – удивился Игорь.
– Оглянись, если не понимаешь, в каком. За нами увязался «хаммер», а у него движок, как ты понимаешь, не чета моему!
Галя сидела выпрямившись под рукой Игоря, так что, казалось, он положил руку на плечи не женщине, а бездушному манекену.
Как-то в один момент она будто прозрела и смогла наконец взглянуть на Игоря трезвыми глазами. То есть она и раньше в глубине души знала, какой он, но боялась себе в этом признаться.
И вот он решил, что можно больше не скрывать своей сущности, не прикидываться, как прежде. Раз Галя так его любит – что, впрочем, сугубо его личное мнение!
А теперь он говорил не скрываясь и о Рае, которую ей вдруг стало жалко, и о том, что он не делает различия между ней и другими своими женщинами. Его знакомыми!
Даже об их возможной свадьбе говорил чуть ли не с презрением. Мол, хочешь ты этот дурацкий четырехугольник в паспорте, получи! Все равно он ничего тебе не даст!
Впрочем, последнюю фразу он вслух не скажет.
Пока она Игоря не видела, все еще рисовала себе некоего рыцаря и мужественного человека, который если и позволяет себе перебирать женщин, то лишь потому, что никого не любит. Просто он не встретил свою настоящую любовь. И он не догадывается, что она – Галя Мещерская. Сколько лет он потерял зря, пока ему не встретилась она, та единственная!
В действительности оказалось, что она вовсе не та, а одна из многих...
Галя вывернулась из-под руки Игоря и посмотрела в заднее стекло. Джип Сергея и в самом деле нагонял их.
– Вот черт! – ругнулся тот, что за рулем. – Теперь и менты увязались. Но я их понимаю, в самом деле наглость: устроили гонки чуть ли не в центре города... Ты как хочешь, а я торможу...
– Погоди, Леха, не дрейфь, – пытался вразумить его Игорь. – С ментами я договорюсь. Скажу, что этот «хаммер» просто хулиган, который непонятные претензии предъявляет к моей девушке.
Но Леха уже остановил машину и разблокировал дверцы, так что Галя смогла открыть дверь и подбежать к Сергею, который подходил к укравшей ее машине с монтировкой в руке.
– Сереженька, ты спас меня!
Он едва взглянул на нее, только опять, как уже было, отодвинул себе за спину.
– Зато этого гада сейчас ничего не спасет!
Он поднял монтировку над головой. Галя от страха зажмурилась, но тут же пришла в себя. Если она его не остановит...
– Погоди, это не его машина! – Она схватила его за руку.
– Какая разница. Сообщнику тоже должно достаться по заслугам.
Но тут как раз подкатила милиция. Двое милиционеров дорожно-патрульной службы выскочили из машины, но предусмотрительно остановились несколько поодаль, скосив глаз на монтировку в руках Сергея.
– Ваши документы!
– Сейчас я разобью эту машину, а потом все, что надо, покажу! – прошипел сквозь зубы Сергей, едва обернувшись на гаишников.
– Сережа! – Галя обняла жениха и подняла на него глаза. – Успокойся. Ничего не случилось. Ты подоспел вовремя.
– Вы и в самом деле собирались уродовать эти «Жигули», гражданин Иванов? – спросил его сержант, в то время как другой проверял документы в машине Игорева друга.
– А что бы вы сделали на моем месте, если бы какой-то козел пытался украсть вашу невесту?
– Но ведь теперь опасность миновала? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Пусть скажет спасибо, что вы подоспели вовремя.
– Ваши действия мы вполне могли бы рассматривать как хулиганские, – усмехнулся тот, – но, к счастью для вас, вы не успели их совершить благодаря, как я понимаю, вашей невесте.
Галя посмотрела на представителя дорожной милиции.
– У вас есть к нам еще какие-то претензии?
– Есть, – хмуро отозвался тот. – Превышение скорости, милая девушка, наказывается штрафом.
– Мы сейчас заплатим.
Сергей достал из кармана бумажник, но милиционер не спешил оформлять протокол и о чем-то переговаривался со своим коллегой, который держал в руках документы из другой машины. Галя прильнула к плечу Сергея и терпеливо ждала, чем окончатся переговоры милиционеров.
– Какая трогательная сцена! – сказал неслышно подошедший к ним Игорь. – Можно подумать, невинная жертва попала в руки бандита... Да если хочешь знать...
– Гражданка, у вас есть претензии к гражданину... – милиционер заглянул в документы, которые до того изъял и у Игоря, – Бондарчуку?
Галя посмотрела на Сергея. Тот едва заметно качнул головой.
– Одна претензия есть, – коротко взглянув на Игоря, сказала Галя, – пусть этот гражданин заплатит штраф за моего жениха. Сергей Иванов никогда правил не нарушает, он законопослушный гражданин. А его сегодняшнее нарушение можно рассматривать как форс-мажор...
– Гражданин Бондарчук, вы согласны? – Милиционер спрятал невольную улыбку. Наверное, такого в его практике еще не случалось.
– Согласен, – буркнул Игорь.
– Тогда мы можем ехать? – спросила Галя.
– Пожалуйста, – кивнул страж порядка.
Елена
– Все-таки Мурашов их нашел! – взахлеб рассказывала Шурик, едва переступив порог моей квартиры. – Согласись, он талантливый мент...
– Да кого их-то? – лениво поинтересовалась я.
Мы с Толиком валялись на ковре. Вернее, я валялась: читала роман Агаты Кристи, в котором она выступала как автор мелодрамы. Несомненно, талантливая писательница неплохо выписывала характеры своих героев, но она никогда бы не была так всемирно известна, как в роли королевы детектива, потому что слишком уж нерешительно развивала действие, слишком личным оно у нее было, а от того – скучноватым.
Я кивнула Шурику на ковер рядом с собой:
– Присоединяйся!
Но она села в кресло у стены и стала рассказывать про своего Мурашова. Толик упоенно возил по ковру игрушечный паровозик и громко гудел.
– Тех, кто убил Женю, – сказала Шурик, и на меня опять накатило.
Не то чтобы к этому времени я забыла о смерти мужа, но я старалась затолкать это знание куда-то в глубь памяти, потому что оно мешало мне жить. Я опять превращалась в зомби, ходила, погруженная в свои мысли, и тогда даже маленький сын пугался выражения моего лица. Трогал меня за руку, заглядывал в глаза и звал:
– Мама!
Словно боялся, что я не вернусь из этого своего погружения.
Шурик какое-то время не замечала моего вида и продолжала что-то говорить, но потом спохватилась:
– Говорит, не надо было Рагозину заниматься таким бизнесом. Он для этого был слишком интеллигентен... Боже, что я делаю! Я опять напомнила тебе о Жене. Слушай, надо сходить в церковь, поставить свечку за упокой его души. Наверное, ты оттого не можешь до конца прийти в себя, что он там не успокоился.
Я вздрогнула. Вот именно, не успокоился, а тут еще моя встреча с Забалуевым. Я заплакала, и, глядя на меня, заревел маленький Тошка.
Шурик испугалась, стала бегать вокруг меня. Сын пытался залезть ко мне под мышку, где, видимо, по его мнению, было не так страшно.
– Ле-на! – заорала наконец Шурик, и когда я испуганно замолкла, а Тошка вообще вцепился в меня как клещ, она сбавила тон. – Что я такого сказала?! Со дня смерти Жени прошел месяц! Что же, теперь его имя вообще не упоминать?
Ну как расскажешь ей обо всем? И о том, что чувство вины все еще не дает мне покоя. И что я гораздо чаще думаю о Забалуеве, чем о покойном муже.
Я не должна чувствовать себя счастливой уже потому, что я здесь, а Жени нет...
– Если ты хочешь лечь в гроб вместо него, все равно не получится, – непривычно сухо сказала Шурик.
– Ты жестокая! – горестно проговорила я, обнимая напуганного сына.
– Вот-вот, – неодобрительно проговорила подруга, – еще сына сделай истериком. Так завыла, что я до сих пор не могу прийти в себя. Вот посмотри, как руки дрожат. Да не виновата ты в его смерти! – Она опять почти кричала. – Ему все об этом говорили. Ну, чтобы он нашел себе дело поспокойнее. Так он ведь еще и Ахмету пытался угрожать. Мол, пусть хоть на километр к его базе приблизится, плохо будет. Якобы Женя тогда отправит в милицию некий конверт, после чего Ахмету останется либо удавиться, либо бежать отсюда за тридевять земель.
– Я ничего ни о каком конверте не слышала.
Шурик удивленно уставилась на меня:
– Так что, ты хочешь сказать, никакого конверта не было?
– Наверное, он нечаянно в точку попал, – протянула я, опять укладываясь на ковре и глядя в потолок. Хотя мне в этот момент стало так тоскливо, что хотелось забиться куда-нибудь и никого не видеть и не слышать.
Но Шурик, моя подруга вот уже одиннадцать лет, казалось, ничего не замечала. Ей бы меня пожалеть, обнять, вместе со мной поплакать, а она продолжала рассуждать, потому что Мурашов заразил ее своими расследованиями и она забыла, что Савелий – такой же мужчина, как и все остальные, и не напрасно она боялась прежде и думать о каком-то там замужестве.
– Согласись, Женя всегда был чуточку ребенок. Он думал, что на того, с кем играешь в игры, достаточно лишь замахнуться, как он тут же испугается...
– Он и в самом деле думал почти так. Мол, шантажировать людей, погрязших в криминале, очень просто.
Только намекни, будто знаешь о нем кое-что, он и поверит. А в последнее время этот Ахмет на него стал наезжать. Вот он и придумал.
– Ничего нелепей не слышала!.. – На этот раз Шурик заметила мой отстраненный взгляд, потому что тут же переключила мое внимание на проблемы сиюминутные. – Смотри, сынуля уже засыпает.
