– А я не знала.
Генка водит машину! У нее это не укладывалось в голове. Два года прожила с человеком и не знала элементарного!
– А ты вообще много обо мне знала? – начал отчего-то злиться он.
– Прости, – покаянно сказала Галя.
– Да ладно, чего уж там, – фыркнул он. – Лучше поздно, чем никогда...
Атмосфера общения между ними явно сгустилась, и если вначале ощущалась нарочитая легкость, то теперь отчуждение и обида. Сюрприз для Галины – Генка на нее обижен!
Хорошо, что они уже приехали. Галя дала ему сто рублей, хотя он вяло отбивался и говорил:
– Не надо, ну что ты придумала!
Но Галя настояла:
– Брось, Гена, мы уже с тобой друг другу чужие люди.
А у тебя семья. Бери, я теперь на тортах неплохо подрабатываю.
Про свою учебу в институте она ничего не стала ему говорить. Наверняка получился бы упрек: мол, я расту, иду вперед, а ты каким был, таким и останешься...
– Давай я тебе хоть сдачу дам, – все же потянулся к кошельку Генка.
Путь от Галиного дома до сестринского стоил шестьдесят рублей.
– Не надо, – сказала она, – что же ты, зря среди ночи по городу колесишь? Придешь к жене с пустым карманом.
Казалось бы, ей-то какое дело? Но Галя была рада, что она с Генкой поговорила. Хоть вот так. И что они расстались если не друзьями, то почти помирившимися друг с другом.
Как странно. Поговорила она с Генкой, и случай с Игорем уже не казался ей чем-то из ряда вон выходящим. Генка помог ей прийти в себя. Только она начала размышлять о том, что как жена вела себя не лучшим образом, как случай с Игорем будто потускнел. И уже не казалось, что от своей привязанности к Игорю ей не избавиться.
«Но все-таки казалось!» – насмешливо заметил внутренний голос.
И с Генкой вон как хорошо устроилось. Теперь человеком станет. Наверное, его Валя очень хорошая женщина. Так что о Подкорытько можно не беспокоиться.
Вот только она не почувствовала, что бывший муж смотрел ей вслед до тех пор, пока Галя не зашла в подъезд.
Лена не спала. Галя могла бы сказать – к счастью, но сказать так не повернулся язык, потому что сестра была обеспокоена. Она вообще была сама не своя, волновалась, ходила по квартире взад-вперед и Гале обрадовалась.
– Слава Богу, хоть ты пришла! – Галю могло бы обидеть это «хоть», но она понимала, что Лена волнуется и вовсе не имеет в виду, что приход сестры для нее ничего не значащий момент. – Представляешь, Жени до сих пор нет. Его сотовый выключен, и кому позвонить, я просто не знаю... Вся извелась.
– А в милицию звонила?
– Какая милиция! – Лена устало опустилась на табуретку в кухне, куда привычно прошла Галя. – Разве ты не знаешь, что они принимают заявления о пропаже людей лишь спустя трое суток?.. В офисе телефон не отвечает. Да и кто бы там стал сидеть без четверти час?
– А что, если... – Галя запнулась и виновато посмотрела на сестру.
– Хочешь сказать, если у него есть любовница? – понимающе улыбнулась та. – Я уверена, что нет. По крайней мере сейчас. Козе не до танцев, когда хозяин с ножиком стоит!
– Какой хозяин? – испуганно переспросила Галя.
– Я же иносказательно говорю... Нет, как все же хорошо, что ты пришла! Мы сейчас с тобой чай пить будем... Кстати, а где ты была, что так поздно возвращалась? И одна...
– Дома я была! – хмуро пробормотала Галя.
– Погоди, ты что же, хочешь сказать, будто среди ночи тебе пришлось уходить из собственного дома?!
– Именно это и случилось.
– Но если у меня нет еще маразма, вроде ты сказала, что с хорошим парнем познакомилась. Опять ошиблась?
– Ничего я не ошиблась! – Галя от волнения совсем по-детски шмыгнула носом и виновато посмотрела на сестру. – Он сегодня допоздна работал и ко мне не стал приходить. Ты знаешь, он очень воспитанный человек, не то что...
– Бондарчук! – подсказала Лена, и Галя укоризненно посмотрела на нее. Куда торопится, зачем перебивает?
– Зато приперлась Светка со своими приятелями...
– Среди которых был Игорь, – опять догадалась сестра. – И ты его оставила у себя?
Галя посмотрела на сестру с обреченностью: неужели она такая предсказуемая? Такая примитивная? Игорь знает, как она себя поведет. Лена знает... Кстати, стал бы Игорь вести себя с Леной так же, как с Галей, или она нашла бы способ поставить его на место?
– Ну что ты сразу так зажалась? – успокаивающе обняла ее Лена. – Я же с тобой с детства! Только очень близкие люди понимают друг друга без слов.
– А Игорь? Разве он мне близкий? Но он почему-то был уверен, что легко со мной справится... Я не хотела оставлять его у себя, а он сказал, что хочет со мной поговорить... Все-таки сомневался, что я пущу его к себе... Пришел ко мне со Светкой и Славой...
– А вот со Светкой тебе надо разобраться. Что же это за подруга, которая тебя так подставляет?
– Не то чтобы подставляет... Она просто не сказала мне, что с ними Игорь.
– То есть он попросил ее не говорить о нем, и она согласилась. Причем не была уверена, что тебе это нужно. Даже более того, она вступила с Игорем в сговор против тебя.
– Я как-то не думала об этом, – растерянно протянула Галя.
– А ты подумай. Мало того, что она поставила тебя в глупое положение, ты оказалась вынуждена среди ночи уходить из собственного дома... Вот скажи, что ты при этом чувствовала? Галя заплакала.
– Я не ожидала, что он так... бесцеремонно станет со мной обращаться! Как будто я его вещь! Посмотри, я вся в синяках!
Она и сама впервые посмотрела на синяки – они уже наливались черным – и еще больше расстроилась.
Лена сразу принялась ее успокаивать, гладила по голове, как в детстве, а Галя вдруг подумала о маме. Почему мама никогда не вникала в ее дела? А она вообще когда-нибудь Галю ласкала? Странно, что никаких случаев материнской ласки не помнилось. Потому в трудную минуту Галя вспомнила не о ней, а о старшей сестре. Если бы она так не пеклась о папе Леше... Как будто он инвалид! Нормальный здоровый мужчина!
Но тут все же чувство справедливости в Гале взяло верх. Если бы мама ею больше занималась, она не попала бы в такое положение с Игорем? Может, еще виноватых поискать?!
Но вот какая мысль даже не промелькнула в голове, а угнездилась в ней. Что, если она, так же как и мама, позволит Игорю вытирать о себя ноги? Он будет ее обижать, приходить, когда захочет, применять к ней насилие, а она будет лишь безвольно позволять ему это проделывать! И пустит свою жизнь под откос. Может, даже станет матерью-одиночкой и сама будет воспитывать ребенка от Игоря?
– Значит, ты все еще его любишь? – продолжала допытываться Лена, не давая ей додумать эту непривлекательную мысль и как следует испугаться нарисованной самой себе картины.
– Не знаю. – Галя напоследок всхлипнула, но уже по привычке. – С Сережей мне легко. Даже слишком. А с этим...
– Глупая ты, глупая!.. Это же надо такое сказать: слишком легко! Да это же счастье, встретить такого мужчину, с которым тебе легко и комфортно... Это же счастье и есть. Вы вместе сможете мечтать и так же вместе осуществлять свои мечты. А ваши дети будут расти в атмосфере этого самого комфорта!.. Впрочем, наверное, мы все такие, – будто удивляясь, качнула головой Лена, – это и Пушкин утверждал: что нам дано, то не влечет. А с другой стороны, женщина ведь не может всю жизнь проживать в диких страстях. Ей нужно вести дом, воспитывать детей. Дикая страсть хороша как кратковременная. Жить все время в поле высокого напряжения попросту опасно для жизни...
Она помолчала.
– Почему все-таки до сих пор нет Жени? Что могло случиться? Даже если он поехал бы к любовнице, все равно бы позвонил. И хотя бы соврал. Мол, все хорошо, а мы с пацанами, к примеру, решили пульку расписать.
– А ты мне не говорила, что он у тебя в карты играет.
– Потому что сейчас это случается очень редко. Ему некогда.
Галя сочла своим долгом сестру от мрачных мыслей увести и стала рассказывать ей про Сережу. В прошлый свой приход она только упомянула о нем.
Лена и вправду отвлеклась. Оживилась.
– Я чувствую, он хороший парень... Жалко будет, если этот Игорь начнет к тебе таскаться.
– Что значит – таскаться? – опять испугалась Галя. – Володька поменял мне один из замков. У Игоря нет от него ключа. Надо попросить, чтобы Сережа сделал мне глазок.
– Это все декоративные меры, – покачала головой Лена. – Надо придумать что-нибудь поосновательнее. Сделать так, чтобы Игорь больше не смел у тебя появляться! А Сережа... Когда ты в прошлый раз о нем рассказала, я почему-то об этом целый день вспоминала. Прикинь, много ли твоих знакомых парней пошли бы в детский парк со своей племянницей?
– Ни одного! – честно призналась Галя.
Младшая сестра знала, чем отвлечь старшую. Например, Лена еще не знала о том, что произошло на свадьбе Сережиного приятеля, и теперь не переставала возмущаться реакцией Игоря.
– Ну это же надо! Перешагнул через тебя и пошел дальше, небось о тебе и не вспоминая. Так бы и не пожалел о своем уходе, если бы не увидел при тебе мужчину. Недалекий он человек, Галчонок, если может оценить женщину только по тому, как к ней относятся другие самцы.
– Лен, ты чего так грубо – самцы!
– Прости, вырвалось. Я что-то так разозлилась на этого твоего Игоря, просто спасу нет! Вот на что хочешь поспорю: если ты к нему вернешься, то так же быстро ему надоешь.
– Я читала, что мужчины по своей природе охотники...
– Но не обязательно сволочи! Галя понурилась, и теперь Лена ее затормошила:
– О чем ты опять печалишься?
– Как же Сережа... А вдруг он узнает?
– От кого?
– От того же Игоря. Он не смирится с тем, что я от него ушла насовсем, и станет действовать по принципу: ни себе, ни людям... Все разрушит... Что же делать?
Галя посмотрела на сестру, и ей показалось, что та смутилась. Почему вдруг? Уж Лена никогда бы не попала в такую ситуацию.
Но тут прозвенел телефонный звонок, Лена поспешно схватила трубку, молча выслушала какое-то сообщение, на глазах смертельно побледнела и вдруг стала падать с табуретки, на которой сидела, так что Галя едва успела ее, бесчувственную, подхватить.
Елена
Я пришла в себя от того, что на лоб мне положили что-то мокрое и холодное. Кажется, я лежала на полу, и голос сестры жалобно звал со слезами:
– Лена! Леночка!
Голова по-прежнему была словно стиснута обручем, но я могла хотя бы дышать. Вернее, проталкивать в горло ставший сухим и горячим воздух кухни.
– Галочка! – прошептала я. – Женя...
И словно лопнул внутри меня сосуд с горячей и соленой водой. И она потекла из моих глаз непрерывным потоком.
Я тут же все вспомнила. Как мне позвонили домой в половине второго ночи, как сообщили о смерти мужа и как я потеряла сознание. То есть я только теперь поняла, что упала в обморок, потому что иначе чего бы мне лежать на полу с мокрым полотенцем на лбу и видеть прямо над собой испуганные, несчастные глаза моей младшей сестры.
– Это я во всем виновата!
Не знаю, почему вдруг вырвалось у меня такое признание. Я подумала в тот момент самое худшее: что Женю убили по приказу Забалуева. Он захотел, чтобы ему никто не мешал. Не сам, конечно, нанял исполнителя...
От этой дурацкой версии я и сама завелась. Нашелся человек, на кого можно было свалить вину за случившееся со мной несчастье. Но потом опомнилась. Чего вдруг Юрию понадобилось бы убивать моего мужа? Неужели он так жаждет мной обладать, что устраняет со своего пути любые препятствия? Слишком высокого мнения о своей особе Елена Рагозина, обычная журналистка обычной газеты. Можно подумать, вокруг мало интересных женщин. Да Забалуев может взять себе любую, только позови!..
Но в первый момент я своим обмороком свою сестренку испугала. Как и своим признанием. Я увидела, в ее глазах метнулся страх: а вдруг это правда? Но потом – несмотря на то что мой мозг чуть ли не разрывался от страшного сообщения, вроде бы сидевший в моей голове посторонний наблюдатель продолжал для чего-то фиксировать эти мелкие детали – она замотала головой.
– Леночка, не надо, только не упрекай себя ни в чем!
Ты не можешь быть виноватой. Ты такая, такая... Лучше тебя нет!
Она волновалась и даже, кажется, осуждала себя за то, что могла обо мне плохо подумать. Мой родной светлый человечек.
Но что это я валяюсь, будто тяжелобольная? Случившуюся потерю мне еще предстоит осознать, как и страшное слово «вдова», которым меня наградил всего лишь один телефонный звонок. Мне же сказали, что надо приехать на опознание, что за мной пришлют машину.
Как странно я откликалась на смерть Жени. Я считала, что в такие минуты человек не может думать ни о чем другом, кроме ощущения страшной утраты, в момент изменившей его судьбу, а мои мысли метались в разные стороны, как перепуганные тараканы.
Наконец, с трудом приведя их в относительный порядок, я сказала сестре, что мне нужно ехать.
– Я с тобой! – вызвалась Галочка.
– Нет, ты останься, – запротестовала я, – вдруг Тошка проснется, а дома никого...
Сама же подумала о том, что младшенькой вовсе ни к чему это страшное зрелище, к которому мне предстоит еще подготовиться.
Опять раздался телефонный звонок, и мне сказали, что внизу меня ждет машина...
Я ничего толком не соображала. Даже машину не могла бы описать. Только вышла и мельком взглянула на номер, который мне сообщили. Вроде тот же. Мне открыли заднюю дверцу, и машина тронулась.
По пути я рисовала в своем воображении самые жуткие картины случившегося. Хотя, если разобраться, какая разница, что именно произошло, если в итоге было одно: я лишилась мужа. То, что в последнее время между нами случались размолвки, теперь казалось такой мелочью по сравнению с главным – Женя умер!
Но осознать это еще предстояло, потому что мозг такой информации упорно противился. «Не может этого быть!» – твердил упрямый голос в моей бедной голове.
А зрелище выглядело почти не страшным. Мне показали лежащего на носилках Женю – на первый взгляд мирно спящего – с небольшим темным отверстием в виске.
– Это ваш муж?
Я кивнула, силясь сообразить, почему Женя не может двигаться из-за какой-то дырочки в голове. Кто-то за моей спиной сказал:
– И две пули в груди.
Я опять почувствовала, как мое сознание остановилось на краю обрыва, чтобы броситься в черный омут беспамятства, но оказалось, что это уже предусмотрели, и ко мне подскочил врач, который сунул мне под нос какое-то резко пахнущее лекарство.
– Вы сможете проехать с нами? – Смутно знакомый черноволосый голубоглазый мужчина изучающе заглянул мне в глаза – проверял, не притворяюсь ли.
– Смогу, – кивнула я и мысленно дала себе слово больше не раскисать ни в коем случае.
В отделе насильственных смертей районного отдела милиции у стола капитана Мурашова, о чем говорила табличка на двери, я была усажена на ветхий скрипящий стул. Мурашов, ну да, я его откуда-то знаю. Память, съежившаяся, будто от удара по голове, потихоньку приходила в себя.
– Если не возражаете, Елена Михайловна, мы составим небольшой протокольчик. Как говорится, по горячим следам...
– Не возражаю, Савелий Викторович, – сказала я. Теперь со мной было все в порядке. Почти. Пару раз нам с Мурашовым приходилось встречаться на каких-то городских мероприятиях, и нас познакомила одна моя коллега, с которой у него были некие неформальные отношения.
– Значит, вы меня помните? – обрадовался он. – Тем легче будет нам все выяснить и зафиксировать.
Как ни была я ошарашена внезапной смертью мужа, как ни старалась уверить себя в том, что он умер и с этим ничего не поделаешь, мой ум все еще отказывался верить в Женину гибель. А также в то, что этот несчастный Мурашов не сделал мне никакого снисхождения, не принял в расчет мои чувства – я только что потеряла мужа! – а сразу потащил меня в отдел, как будто в чем-то подозревает.
– В каких отношениях вы находитесь с господином Забалуевым? – без подготовки спросил он.
Я была так изумлена нелепостью и несвоевременностью вопроса, что даже забыла покраснеть или просто смутиться. Даже если его отдел, кроме насильственных смертей, ведет учет греховных поступков граждан, это не дает ему права говорить со мной в таком тоне!
– А что, его тоже убили? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Почему убили? – теперь показался озадаченным Мурашов. – Никаких таких сведений у меня нет.
– Тогда при чем здесь Забалуев и смерть моего мужа?
– Странно, вы даже не уточнили, о каком именно Забалуеве идет речь.
– Но вы тоже не уточняли, – огрызнулась я. – Следовательно, речь идет именно о том Забалуеве, которого мы знаем оба. При том, что наш город не самый маленький в России. С приезжими миллиончик наберется! И много тем не менее Забалуевых у нас на слуху?
– Один, – нехотя признался Мурашов. – Похоже, вас голыми руками не возьмешь.
– А вы хотели взять? – неприязненно осведомилась я.
Неожиданно Мурашов улыбнулся.
– Хорошо, не будем ссориться. Вы не можете понять, откуда ветер дует, не так ли? А к нам в отдел – странное совпадение, вы не находите? – поступил сигнал о том, что у вас с Забалуевым роман и он якобы хвастал при свидетелях, что соперника с дороги уберет...
Я опять почувствовала, как в районе солнечного сплетения у меня появилась холодная пустота.
– Вы думаете, что это дело рук Забалуева? – Внезапно я почувствовала, как у меня пересохло во рту.
– Вы как одесситка, отвечаете вопросом на вопрос. Без подробностей: у вас с Забалуевым роман? Да или нет?
– Нет! – выкрикнула я и неожиданно для себя расплакалась.
Мурашов, похоже, к этому приготовился, но все равно был смущен.
– За что? Ну за что вы меня так мучаете! Только что убили моего мужа. Мне хотелось бы остаться одной, осознать случившееся, а вместо этого я из последних сил пытаюсь собраться с мыслями, чтобы отвечать на ваши глупые вопросы. А дело всего лишь в том, что по заданию главного редактора – можете у него поинтересоваться – я написала о Забалуеве очерк по типу скрытой рекламы. В зачет выборной кампании. Очерк понравился, и Забалуев пригласил меня к себе на работу. Достаточно этого, чтобы считать, будто между нами роман?
Мурашов смутился.
– Глупо, конечно, но, думаю, на моем месте всякий бы поинтересовался, пусть даже это была всего лишь анонимка... Но слишком уж она вовремя пришла. С разрывом всего в три дня.
– Я ничего не понимаю...
– Вот и я тоже подумал, кому понадобилось впутывать в это дело Юрия Иннокентьевича? Якобы он нанял киллера для того, чтобы убить мужа журналистки Рагозиной только потому, что положил на эту женщину глаз... Ну и так далее. Мы еще смеялись. Всякие письма приходилось получать нашему убойному отделу, но чтобы такого плана... Простите за глупый вопрос.
– Ладно уж, чего там, – отмахнулась я и спросила: – Теперь я могу идти домой?
Кажется, он предложил довезти меня, но я была уже по горло сыта контактами с нашими внутренними органами, так что предпочла доехать до дома на такси.
Дома я с ходу прошлась по комнатам, словно могла отыскать в своей квартире кого-нибудь постороннего или неожиданно прибывшего гостя, но нашла лишь Галочку, спящую в детской. Она даже не разделась. Наверное, ждала меня, а потом сон ее сморил.
Бедная девочка! Конечно, ее беда по сравнению с моей всего только маленькая бедка, но и у моей младшей, похоже, в жизни не много хорошего. Я сняла с нее джинсы и прикрыла ее пледом.
– Леночка, – встрепенулась было она, – как дела?
Как могли быть мои дела?
– Спи, утром поговорим, – успокаивающе произнесла я; мне было не до разговоров. Хотелось остаться одной.
Сестра покорно заснула. Я взяла сигареты, хотя обычно не курила, держала для своей подруги Шурика, пепельницу и села в кухне за столом.
В доме было тихо, как бывает лишь глубокой ночью. Я скользнула взглядом по часам – половина четвертого. Голова была тяжелой и будто забитой всяким мусором, но спать не хотелось. Может, выпить?
Я достала из холодильника початую бутылку водки, с полки хрустальный бокал, налила и залпом выпила половину. Странно, что обычно я запиваю водку чем-нибудь, в противном случае она встает в горле колом, но на этот раз спиртное проскочило как вода. И зажженная сигарета воспринялась как привычная, не заставила меня кашлять... Все происходило так, будто я в один момент стала другим человеком потому, что этого требовали обстоятельства моей жизни.
Значит, вот как обернулась моя ломка. Так я назвала собственный поступок, мне несвойственный. Тот, когда я уступила домогательствам Забалуева и сделала то, чего прежде никогда не делала.
С другой стороны, что-то здесь было не так. Вместе с капитаном Мурашовым я чуть было не поверила анонимному письму, будто Забалуев ради меня мог пойти на убийство. Здесь дело даже не во мне. Забалуев вовсе не дурак, и он мог понять, что та ночь между нами оказалась для меня вовсе не позором, а потрясением, открытием меня самой как женщины.
Наверное, и для постели, и для жизни мне просто нужен был мужчина постарше, тот, кто бы понял меня и в какой-то момент сумел бы подчинить, забрать под свою власть, где я бы могла предстать совсем другим человеком, раскованным и свободным.
Бедный Женя! Он умер, так и не узнав, что я не просто предала его ради него самого, а уже тогда поняла, что, увы, не мой муж – моя половинка и мужчина моей жизни.
Не подходила мне роль наставницы и воспитательницы при моем муже, а он, похоже, инстинктивно этого ждал. Твердой руки. Непререкаемого авторитета. Для этого я была слишком слаба... Нет, не слаба. Просто другая.
Забалуеву не надо было никого из-за меня убивать, потому что я и так принадлежала ему. Мы оба это знали, и если я дала себе слово больше с ним никогда не встречаться, то это ничего бы не изменило. Это был мой мужчина, как ни кощунственно сегодня это звучало.
Потому он и приглашал меня к себе на работу, и звал с собой в ресторан как свою женщину, и был страшно удивлен, что я упираюсь и не хочу понимать очевидного.
Наверное, он все равно каким-то образом бы добился, чтобы я стала с ним встречаться. И ему не помешал бы живой Женя, вот почему ему не нужно было его убивать.
Но тот, кто написал это письмо, решил свалить именно Забалуева, обвинив его в убийстве. Неужели моего мужа убили только поэтому?!
Конечно, нет. Просто для кого-то его убийство оказалось удачным совпадением, решением какой-то проблемы...
И тут заквакал домофон. И это в половине седьмого утра! Как, однако, быстро пролетела ночь! И я не удивилась, когда услышала голос моей подруги Александры:
– Кто-кто, я и не в пальто! А не мешало бы, потому что утро нынче холодное, как на Северном полюсе!
Так уж и на полюсе! Просто вчера прошел дождь, и сегодня с утра было градусов двадцать, температура не для легкого сарафана на тонких лямках. Я открыла ей дверь и сразу поставила на огонь джезву – Шурик всегда и везде первым делом требовала сварить ей кофе.
Господи, как вовремя она пришла! Моя единственная любимая подруга, которая всегда появлялась в нужный момент, тогда, когда я сходила с ума, занимаясь то ли самоедством, то ли ревизией прожитой жизни...
– Ну да, это я, и нечего смотреть с таким удивлением. Смотри лучше за кофе!.. Ого, это ты столько окурков в пепельнице наскирдовала? А мне врала, что не куришь!
Коричневая пленка на поверхности воды с кофе собралась в аккуратный кружок, и я сняла джезву с огня, выливая в две чашки дымящуюся жидкость.
– Давно здесь сидишь? Судя по окуркам, часа три, не меньше. Угадала? То-то же!.. Опять уставилась! Чего здесь непонятного? Я сплю с Мурашовым, и он полчаса назад пришел ко мне домой. Немного вздремнуть. У нас горячая постель. Один приходит, а другой встает и уходит. Освобождая постель. То ли во Франции, то ли еще где так сдавались койки сменным рабочим, и они назывались «горячая постель». Один грел ложе для другого, и так круглосуточно... Ты меня не слушаешь?
– Слушаю, – вяло отозвалась я.
Шурик своим приходом подействовала на меня таким образом, что напряжение, поддерживавшее до того времени во мне силы и способность к размышлению, вдруг таинственным образом стало куда-то утекать. Наверное, потому, что прежде я была одна и вынуждена была собираться в кулак, а теперь я как бы мысленно переложила если и не всю ношу, то солидную ее часть на плечи подруги.
– Представляешь, я как услышала его рассуждения на тему твоего романа с Забалуевым, так хохотала: это же надо придумать! Ты – и роман с каким-то бизнесменом! Да более верной жены, говорю, Савушка, ты не найдешь во всем нашем городе! Он начал мне заливать: анонимка, то да се, не бывает дыма без огня, а я ему: куи продэст? Кому выгодно? Если у них роман, значит, Лена его любит? А он: вовсе не обязательно! Глупый, говорю, ты, Мурашов!..
– Прости меня, Шурик, – пробормотала я, и она сразу будто очнулась.
– И я еще езжу тебе по ушам! Ты небось сегодня и глаз не сомкнула. Пойдем, я уложу тебя в постель!
– Нет!
Я дернулась так, словно подруга собиралась вести меня в пыточную.
– Ты чего, Ленуся? – испугалась она.
– Только не в спальню!
Отчего-то мне представилось, что там, на нашем супружеском ложе лежит мертвый Женя и ждет меня, чтобы обнять. Я даже отчетливо представила себе, как он откроет глаза, потрогает дырку на виске и скажет:
– Надо же, как меня угораздило! Я спрошу:
– Кто это тебя? А он:
– Можно подумать, ты не знаешь!
Наверное, Шурика испугал мой остановившийся взгляд. На несколько мгновений я так глубоко ушла в себя, что стала рисовать эти страшные подробности в моем воспаленном мозгу.
Я грезила наяву, с каждой минутой все глубже погружаясь в какое-то мистическое состояние, в котором мое сознание будто преломлялось и разваливалось пополам.
Умом я понимала, что мысли мои – сплошная чушь, что со мной не все ладно, но новые ощущения властно тянули ко мне свои щупальца. Я словно заглядывала в бездну, где не было ни образов, ни отчетливых звуков, только ощущение, что, если я подойду ближе и посмотрю попристальнее, я наконец увижу нечто, после чего мне сразу все станет ясно...
Впрочем, Шурика трудно чем-то испугать всерьез. По крайней мере в тот момент, когда она видела мое ненормальное состояние и считала, что должна спасти меня любыми средствами.
– Ты хочешь лечь в гостиной или в гостевой комнате? – спросила она.
Таким образом мы называли свои комнаты. Гостиная – та, в которой собиралась наша семья, и гостевая – та, в которой мы укладывали остававшихся у нас на ночь друзей.
– В гостиной, – сказала я, потому что вдруг ощутила в себе чуть ли не боязнь замкнутого пространства, а гостиная в тридцать квадратных метров никаких ассоциаций с замкнутостью у меня не вызывала.
– Я, пожалуй, тоже здесь прилягу, – решила Шурик, устроив меня и располагаясь на маленьком узком диванчике напротив. – Савелий не дал мне доспать... Кстати, а за что ты попросила у меня прощения?
Шурик говорила сама, почти не ожидая от меня ответа, но на этот раз ответ последовал.
– Потому что я не рассказала тебе о своих отношениях с Забалуевым. Собственно, это было между нами всего один раз, и больше встречаться с ним я не собиралась. Так что можно ли нашу встречу назвать романом?
– Конечно, нельзя! – решительно отозвалась подруга, укладываясь на неудобном ложе и свешивая с него ноги. – Какой же это роман? Так, небольшой рассказик! Но о нем ты меня просветишь как-нибудь потом... Знаешь, это даже хорошо, что я ни о чем не знала. В противном случае я не смогла бы защищать тебя перед Мурашовым так истово. Актриса из меня плохая... Нет, в самом деле, хорошо, что я ничего не знала!
Галина
Он заехал за ней на работу и ждал невдалеке от проходной, когда Галя с коллегами выйдет. Вышел, открыл дверцу с ее стороны и поддержал за локоть.
У Генки машины не было. У Игоря – тоже. Может, ему негде было ее ставить, потому что денег он зарабатывал достаточно, мог вполне себе купить.
Однажды, когда она его об этом спросила, он пожал плечами:
– Да как-то мне никогда ее не хотелось. Так сложилось, что я в случае необходимости всегда мог воспользоваться служебной. На рыбалку ездил на машинах друзей, а внутри города пользовался такси или маршрутками...
Галя его объяснению не удивлялась, и только сейчас, задним числом, подумала, что это странно. Ей понравилось ездить в машине, именно на переднем сиденье, и посматривать, как легко и уверенно ведет машину Сергей.
Вот и сейчас он бесшумно двинул машину с места и сразу спросил:
– Ну как твоя сестра?
– Горюет, – пожала плечами Галя, вся в мыслях о том, как ему преподнести вчерашнее событие с Игорем.
– Ты говорила, у них была хорошая семья.
Галя согласно кивнула. Сергей некоторое время не замечал ее отрешенности, но потом все-таки поинтересовался:
– Сегодня у тебя был трудный день?
– Вчера у меня была трудная ночь, – мрачно отозвалась она, не отвечая его внимательному взгляду.
Ну что он на нее так смотрит, Галя и сама знает, что виновата!
– Вчера ко мне приходила подруга. Светлана. А с ней двое мужчин, один из которых – Игорь. Я не смогла выставить его за дверь, потому что он уверял, будто ему очень нужно со мной поговорить...
Сергей выслушал ее молча, только шевельнулись желваки на скулах.
– Вот, значит, как! – сказал он будто самому себе.
Галя какое-то время перед встречей с ним еще раздумывала, говорить или не говорить ему о случае с Игорем. Но потом рассудила, что скорее всего Сережа захочет повторить ту ночь, которая у них была, а на теле у Гали остались недвусмысленные следы игрища, которые устроил ее бывший любовник. Наверное, думал, что она не отважится рассказать своему новому любовнику обо всем. Но, увы, он слишком плохо знал Галю. А если точнее, совсем не знал.
Она думала об этом и молчала, а Сергей тоже молчал. А потом вдруг сказал:
